Окуневая речка Уводь. Рассказы и стихи

Анатолий Венедиктов

Казалось бы, ничего особенного не происходит. Обычная жизнь: дом, семья, работа. Но если посмотреть на все это с другого ракурса, с другой стороны? То оказывается, даже самое маленькое событие делает большую жизнь, и героем рассказа может быть любой человек, каждый из нас. Разные характеры, разные судьбы, разные житейские истории объединились в этой книге, чтобы рассказать о себе читателю. Присмотритесь, жить – это интересно, жить – это здорово!

ЗАВОДЧАНЕ

Первая получка

В коммуналке на Банной улице, через полгода после начала войны, появился младенец, второй по счету в семье портного и слесаря Дмитрия и его жены Зинаиды. Ждали девочку, а получился снова мальчик. Мальчик улыбчивый, глазастый, чем и отличался от своего старшего брата, когда тот был в таком же возрасте.

Отец, возвращаясь с работы поздно, заглядывал в люльку и в очередной раз, увидев улыбающегося младенца, его круглые глаза, говорил жене: «Мать, тебе не кажется, что он у нас дурачок будет?» Зинаида, естественно переживала, но, будучи от природы мудрой женщиной, отвечала мужу ласково и обнадеживающе.

— Ну что ты, Митя, — говорила она, — мне кажется, скорей всего он у нас станет артистом, как мой брат Василий.

Назвали мальчика Анатолием, а получился со временем Толячий. Через три месяца после рождения младшего сына ушел Дмитрий на войну и не вернулся. Осталась молодая мать одна с двумя малолетними мальчишками на руках. Ни образования, ни профессии. С одним лишь желанием поднять детей на ноги, вырастить людьми достойными.

Много людей забрала война, но многих и оставила на этом свете, каждому поставив свое клеймо. Потому, наверное, кому пахать, кому сеять, кому молотить, а кому и песни петь. Время шло, росли дети. Труд, нищета, да и коммуналки делали свое дело, помогая воспитывать поколение, которому предстояло восстанавливать разоренную войной страну. Ровесники братьев, в большинстве своем, долго учиться не хотели — семь, а иногда даже и четыре класса. На этом все. А дальше в пастухи, извозчики или к станку — помогать семье. Святое дело.

Не хотелось Зинаиде, что бы так же как она, дети ее остались неучами.

— Не нужны мы ни кому, безграмотные. Ни работы тебе путной, ни должности. Учитесь мальчишки, пока я жива. Плохо быть безграмотной.

Окончил старший техникум. А младший — Толячий в техникум не попал. На первом же экзамене завалился — пятнадцать ошибок в диктанте на одну страницу. Пришлось возвращаться в школу и заканчивать десять классов. Аттестат принес без троек, но и пятерок было мало. Уж больно шабутной был мальчишка. Одним словом — Толячий.

Отдыхать по окончанию школы не захотел, пошел в отдел кадров и к станку — учеником токаря. Учитель — пожилой токарь высшей квалификации, не церемонился. Все три месяца, отведенные для обучения, носил чертежи и детали из аппаратной, учил с уважением относиться и к станку, и к инструменту.

Результат не приминул сказаться. В первый же месяц по окончанию ученичества заработал парнишка почти как взрослый — семьсот рублей.

По тем временам сумма не маленькая! И хоть принято было тогда с первой получкой делать подарки матерям, ничего покупать не стал, принес домой все до копеечки.

Вынул из-за рубахи, завернутые в газету деньги, небрежно положил на стол.

— На мать, радуйся! — и глаза в пол.

Взяла мать пакет, пересчитала деньги, села на стул и потеряла дар речи. Но уже через мгновение, опомнившись, завернув обратно в газету, вложила их в руку сына и сказала то, чего он ни как не ожидал услышать от нее.

— Сынок, я ни когда не держала в руках таких денег и лучше бы мне этого не видеть вовсе. Отнеси их туда, где взял.

Глаза ее увлажнились, говорить дальше она не могла.

— Мам, ты чего? Я заработал, заработал! Я заработал, мама!

Наступила пауза звонкая, как весенняя трель жаворонка.

Однако разрешилось все очень просто. В дверь постучали, и в комнату вошел племянник Зинаиды — молодой человек, который работал мастером на одном участке с Анатолием. Он пришел за ключами от сарая, где стоял его велосипед, и оказался невольным свидетелем разговора матери с сыном.

— Тетя Зина, извини что вмешиваюсь, — сказал он, — но Толячий эти деньги действительно заработал.

Слезы ручьем текли по щекам женщины, которой каждый шаг в жизни, каждая заработанная копейка, давалась с большим трудом. Плача, она прижала голову сына к своей груди и произнесла, не стесняясь присутствующих.

— Прости меня, мальчик, а я ведь подумала, что ты деньги украл. А оказалось, малыш, ты просто стал взрослым!

Все в жизни просто, когда оглядываешься назад.

— Даже гениальное — и то просто, — говорят мудрецы.

Но, почему-то, когда вспоминаешь об этом, наворачиваются слезы!

Неувязок

Послевоенные городские мальчишки — народец особенный. Особенный в том смысле, что почти всегда голодный. И особенно, если отец с войны не вернулся и мать без образования. По тому большинство из них, после семи классов школы чаще всего шли в завод учениками токарей, слесарей и фрезеровщиков. А там, через три месяца, второй разряд и вкалывай, как сможешь.

Сережка Гаврилов, голова кудрявая, попал в токаря. Ему понравилось. Через полгода уже работу четвертого разряда мастер доверял ему спокойно, и на курсы в отдел технического образования записали, что б соответствовал.

На дворе май. В обеденное время, по погоде, большинство заводчан на лавочках в сквере. А недавно, вообще до обеда энергию отключили, и пожалуйте господа-товарищи на площадь. То ли собак в космос запустили, то ли еще чего. Одним словом митинг. Старики, конечно, побурчали по поводу отрыва от работы, а молодежь без проблем: «Хи-хи, ха-ха!». Не успели глаза привыкнуть к солнцу, Сереге пчела на кудри и в висок «чмокнула».

Ужалила в висок, а распух глаз. И не видно этим глазом ничего, и лицо чуднее, чем у клоуна получается, кривое. Всем смешно, и даже интересно на этого «клоуна» посмотреть. Старший мастер беспокоится, написал в табельную, чтобы выдали пропуск.

— Иди, Сергей, в больницу, нечего тебе тут людей смешить. Токарные станки к тому же машины строгие, так и до беды не далеко.

Пошел наш токарь в больницу, платком распухший глаз прикрывает. Записали его в регистратуре к доктору на прием, а у кабинета очередь больных человек десять. Сидит мальчишка, здоровым глазом по сторонам поглядывает, а распухший платком прикрывает. Женщины из очереди сочувствуют. Теперь уж не известно от чего, то ли от их сочувствия, то ли от того, что организм сам стал бороться, только опухоль потихоньку стала спадать, а глаз открываться. И к моменту захода в кабинет, почти совсем открылся.

Доктор — мужчина лет сорока. Внимательно осмотрел пострадавший, прищуренный Серегин глаз, слегка прощупал опухоль, и, улыбнувшись, спросил, кем парень работает. Узнав, что токарем, не колеблясь, «больничный» на два дня выписал. Сказал, что делать ничего не нужно — само пройдет. И был абсолютно прав.

Мать, конечно, заметила ненормальность глаза у сына, поохала, повздыхала и «больничный» в руках повертела. Хотела на ночь компресс поставить, но нужды в этом уже не было. Получился у Сереги-кудряша незапланированный выходной.

Однако проблемы по данному случаю продолжились уже в цехе. Администрация была поставлена перед вопросом, как квалифицировать Сережкину травму: то ли бытовая, то ли производственная? С кем бы другим такой вопрос — проблема, только не с Сергеем.

— Как хотите, так и оформляйте. Я свои деньги и сам заработаю!

Артист

Артистами нас стараются сделать с детства. По тому, наверное, в раннем детстве мы уверены, что артисты это не только те люди, которые на экране или на сцене выступают. Так и тебе достаточно встать на табуретку и рассказать стишок, и ты уже артист. А через какое-то время, попав по воле родителей, в кружок бальных танцев или в музыкальную школу, наши детские ощущения исчезают, как туман. Тогда мы начинаем понимать, что даже самодеятельное творчество требует от человека серьезной работы. И, только повзрослев, осознаем, что почти каждый из нас артист по жизни, в большей или меньшей степени.

Казалось бы, человек самый обыкновенный; и профессия у него нормальная — рабочая, и семья в порядке. Как все на огород по выходным, в баню с веником по четвергам. Володька Докторов из таких. Вполне нормальный слесарь на оружейном заводе. Цеховое начальство его ценит. А почему бы и не ценить? План делает, брака почти нет, новые изделия осваивает спокойно, без нервотрепки. Правда, с новыми не всегда просто. На сборке проблем хватает: то тут не стыкуется, то там не прет. Без квалифицированного слесаря даже серийную машину не соберешь. При такой фамилии и способностях, в детстве Володьку Докой звали, а в заводском цехе Артистом. Один только раз повод дал, и приклеилось прозвище на всю его рабочую жизнь.

А произошло вот что. Пришло время очередной заводской компании снижения трудоемкости, а по рабочему «резка расценок». Дело серьезное и для рабочего, и для директора. Ну да об этом в другой раз, а сейчас о Володьке-«Артисте». Про новые расценки на свои детали узнал он в пятницу, в конце смены. У начальства такой прием — все новое объявлять « в пятницу, в конце смены», что бы за выходные рабочие это все и обдумали, и «остыли».

Уж и не скажу точно, «остыл» ли Владимир или нет, только в понедельник пришел он на работу в самых настоящих лаптях с портянками и прочими атрибутами по такому случаю. Стоит себе у верстака, деталь в тисках напильником «шоркает», лапоточками по необходимости двигает и по цеху, по всем надобностям туда-сюда ходит. Живой экспонат из музея Российской истории, и бесплатно! Многие на такой «экспонат» внимание сразу обратили. И смех и грех, и не до работы. А наш слесарь, как ни в чем не бывало и пилит, и сверлит, и молотком постукивает по технологической необходимости. Мастера с ног сбились, не знают что делать. И в других цехах узнали про Володькины чудачества, тоже идут посмотреть.

Дошло до начальника цеха, к верстаку сам пришел.

— Ты что, такой-сякой, делаешь! Весь завод взбулгачил!

— Ни кого я не булгачил, господин-товарищ начальник. И попрошу Вас подбирать выражения. А что касаемо лаптей, то ничего зазорного в этом не вижу. В лаптях и дед мой ходил, и прадед по причине бедности и за-ради удобства. Так вот оно и получается: на что заработал, в том и пришел.

Начальник нормировщика вызвал, отвел в сторону и при всех объявил, что расценки на Володькины операции срезаться не будут.

На другой день явился слесарь механосборочных работ Докторов на свое рабочее место в бостоновом костюме с бабочкой и в лакированных штиблетах, как жених. И опять весь завод ходил на смотрины, похихикивая.

С тех пор иначе как «Артистом» его и не звали. А он и не обижался — плохого человека артистом не назовут. Завод — живой организм и все в нем важно, и все важны. Такова жизнь, такова и наша Родина — Россия.

Соленые огурцы, Или мужской разговор

Николай Хохлов — человек и профессионал, каких на заводе мало. Потому, вероятно, и ценят его в инструменталке. Профессионализм у него какой-то не заметный, не навязчивый. На работу приходит раньше других, станок его шлифовальный всегда в порядке, ни громкого слова, ни, тем более слова матерного, от него не услышишь. Однако необходимо заметить, что и мастера, и другие цеховые начальники, обращаются к нему по имени отчеству. Видимо по тому, что дело свое рабочее делает, как теперь говорят «классно». А работа инструментальная ой, как не проста! «Вынь, да положь» микрончики, при идеальной чистоте и при максимальной недоступности. Если не инструментальщики, то кто? Чтобы понять это, мало самого высшего образования, надо «повариться» в этом котле не один годик.

Всему свой черед. Хлеб растет, коровы пасутся, заводы крутятся, самолеты летают.

— Николай Иванович, помогай! Заказ на деталь, каких раньше не делали. На тебя вся надежда. По-всякому пробовали, не получается.

Проверил Николай станок — подул, помазал, где надо, и пошла работа кропотливая, задумчивая. Но все не то: и круга менял, и режимы, и душу наизнанку выворачивал, а толку нет. Начальники у станка торчат, технологи мешают только.

— Шли бы вы, ребята, по своим делам. Здесь я уж сам как-нибудь постараюсь.

Старался, старался, а результата все нет. Все ушли, только молодой инженеришко рядом крутится. Начальство велело, мало ли что потребуется. Корифеи на таких внимания почти не обращают. Крутится и крутится, толку то все равно никакого. А в этот раз случай особенный — не идет деталь, хоть вой. И ему Николай Иванович предлагал пойти «подальше», а он со своими предложениями суется, «ума то нет».

— Давай, — говорит, — дядя Коля, на кругу «лыски» сделаем. Я недавно в журнале читал, что от пригара помогает, и камень не сыпится.

Решил попробовать.

— Чем черт не шутит, давай!

И попробовали, и получилось то, что надо, и жизнь стала налаживаться.

В пятницу у проходных Николай своего спасителя ждет. Привел к себе домой, на стол бутылку «Перцовки». Жена соленые огурцы с картошкой жареной и ушла. У мужиков свой разговор — мужской.

По-разному у нас складывается жизнь и домашняя, и производственная. Где ложь, а где, правда, одному Богу известно. Но правда профессионалов, в основе которой добро — это правда людей счастливых, так мне кажется. А еще мне кажется, что наряду с красотой и любовью, профессионализм людей искренних, людей светлых спасет наш мир. Только профессионалы — творцы в трудах своих по-настоящему и свободны.

А как Вы думаете, господа?

Горящая путевка

Михаила Васильевича Ромина знали все заводчане, особенно те, кому за тридцать. Еще бы не знать, он самый главный человек по путевкам в завкоме.

Всю жизнь люди трудятся, что бы жить достойно. Делают все возможное, что бы было как у всех: участок в коллективном саду с домиком и с мотоциклом, что б туда ездить. Работают на производстве, на огороде и дома. Работают ради всяких других «что бы», пока жив человек. А вот на отдых почти никогда не хватает ни времени, ни денег. Но ведь отдыхать человеку также необходимо и даже желательно. А отдыхать лучше всего не на лавочке возле своего дома с пакетом семечек, а где-нибудь на солнышке, и желательно под присмотром докторов. Еще лучше у теплого моря без комаров, мух, покосов и прополки на огороде.

Вот именно по этому, Ромина знают все заводчане, особенно кому за тридцать, кто и рад бы копить на отдых, да копилка худая, сколько не клади все вылетит.

Наступает поздняя осень, потом зима вместе с ранней весной и путевки в санатории и Дома отдыха начинают «гореть». Почему то слово « гореть», настолько гармонично вошло в наш быт, что это не требует объяснения. Ведь нормально же сказать: «Заканчивается срок продажи». И это ни что иное как «распродажа». Распродажа случайных, очень дорогих и не очень престижных путевок для тех, кто отдыхает летом и весьма престижных для мало обеспеченных граждан, которые отдыхают в межсезонье.

К таковым в нашей России, как при Советах, так и при капиталистах относятся инженерно-технический персонал и мелкие служащие. Вот их то и начинают добровольно-принудительно отправлять в отпуска в межсезонье те, кто регулярно свои проводит летом. Ну и естественно, дорожка ведет туда, где эти путевки «горят», в завком к Ромину.

У кабинета к нему всегда два-три человека, не больше. Прием короткий. С порога вас встречает доброжелательный взгляд из-под очков.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Что Вам предпочтительно: отдыхать или поправлять здоровье?

— Лучше бы совмещать и то, и другое.

— Я Вас понимаю. Но голубушка, где ж Вы были раньше. Только вчера забрали такую путевку. Мне искренне жаль. Однако, Вы не расстраивайтесь, у меня, кажется, все же есть то, что Вам нужно. Не спеша листается «амбарная» книга

–Да есть, исключительно подходящая Вам путевка, из директорского фонда. Что, холодно? Не переживайте, номера теплые, питание отличное, встречают и провожают на «Волге», процедуры по высшему классу. А вот мужичка я Вам не гарантирую. Хотя все кто там были, возвращались весьма довольными. Ходить не обязательно, звоните, если определитесь. С решением поторопитесь. День, два — путевочка не простая. До свиданья, голубушка.

На весь прием не более пяти минут и «голубушка» выходит из кабинета окрыленной, и непременно улыбаясь. Решение практически уже принято: «Попрошу деньжат у родителей, займу у брата. Все, еду».

Ждущие своей очереди, уверены, что и с ними будет все так же по-доброму. И не ошибаются. Так как доброта, не может быть искусственной. Она либо дана человеку от рождения, либо ее нет. Об этом знают все те, кто пошел в отпуск с путевкой, заказной или горящей. Знают и все те, кто работает рядом с отпускником, а это весь завод. Пошел к Ромину — значит, человек собирается в отпуск и вернется другим, самую малость, но другим человеком. Хорошо, если более спокойным и более здоровым.

Наверное, нет ничего важнее в общении, чем видеть себя в том кто рядом, уметь слушать и уметь услышать тех, кто нуждается в тебе, тех, кто зависим от тебя. Ведь все меняется в нашем мире.

Завод в советские времена всегда был большой семьей. Путевки «горели» и «не горели», но от этого, ни кто не страдал, а скорее даже наоборот. И мне, почему-то кажется, что участие именно добрых людей в делах с путевками просто необходимо. Кстати фамилия — Ромин, совсем, не обязательна. Главное в этой истории человеческие отношения.

Откровенно говоря, мне не хотелось бы оказаться в том времени, когда человечность и доброта станут загадкой для современников, потому что именно их нам и не достает сегодня по всей нашей жизни. А без этого вряд ли поднимется Россия. Не правда ли, Господа?

Новый собор

Дядюшка Василий Васильевич скончался в ночь на субботу, по истечению почти полуторагодовалого лежания в постели. Состояние его иногда улучшалось, но ненадолго. Перед кончиной приходили к нему воспоминания о деревенской жизни, о том, что составляло необычные впечатления самой яркой поры его жизни.

Конец ознакомительного фрагмента.