Растяпа. Во всем виноваты шахматы

Анатолий Агарков, 2023

Судьба давала мне шансы где-нибудь в чем-нибудь отличиться – грех жаловаться.Я мог бы:– остаться мичманом в погранфлоте и служить на Ханке;– сделать карьеру профсоюзного деятеля в ЧПИ;– выйти на Станкомаше в большие начальники;– стать профессиональным журналистом;– втереться в партийную номенклатуру;– замутить собственный бизнес…Но, увы. Старость, пенсия, одиночество – итог жизни. Даже жилья нет собственного. И кто я после этого? Вот-вот…Но грех жаловаться – жизнь прожита замечательная! В этом Вы сейчас сами убедитесь…

2

Стадион «Олимпийский» в поселке Увельский — это не только место массовых состязаний и индивидуальных тренировок, но еще очень зеленый, чистый и порой уединенный уголок, где можно услышать ход собственных мыслей в голове. А иногда здесь можно встретить старых товарищей по спортивной команде с выражением тоски на лицах.

На этот раз увидел сияющего Маненкова.

— О, Егорыч! — воскликнул он. — На ловца и зверь бежит. А я спрашивал у Шушукова — может, знает твой телефон. Ты, говорят, магазин в Южноуральске открыл? Настоящим бизнесменом стал. Поздравляю!

Я совсем не обиделся на его слова, увидев с каким уважением он это говорил.

— Зачем тебе мой телефон?

— Глава поселка поручил мне собрать команду шахматистов на Хуторскую спартакиаду. Нужны два мужика и женщина. Лена, понятно, вне конкуренции. А вот кто из вас двоих — ты или Афанасьич — надо решить.

— Это ничего, что я еще действующий чемпион района?

— Когда это было! Столько воды утекло. Ну, так что?

— А какие тебе в голову мысли приходят?

— Да мне-то без разницы: вы — равносильные. Можете жребий бросить.

Так просто.

— А Виктор Афанасьевич судить не собирается?

— Играть, говорит, больше хочется.

— Ну, тогда лучше нам сыграть, чтобы выяснить, кто сильнее.

— Тогда сиди и жди — он обещал сегодня прийти. Или… хочешь, пойдем сыграем?

— Пойдем, но учти — шахматист ты сильный, но корчить из себя крутого тебе не стоит: больше на смех нарываешься.

— Ты че обиделся?

— Ничуть. Тебя хочу разозлить, чтобы вывести из равновесия и обыграть.

Мы взяли шахматы в спортивном зале и сели играть на скамейке трибуны болельщиков возле футбольного поля. Я знал — если поймаю кураж, то могу Маненкова наказать, потому не зажимался: играл раскованно и рискованно. Пока неплохо получалось…

Вдруг Сергей вскинул голову и на кого-то посмотрел за моей спиной. Я обернулся и увидел Виктора Афанасьевича. Это был он, Проскуряков — мой соперник за место в команде на спартакиаду. Он шел по тартановой дорожке, эллипсом окаймлявшей футбольное поле. Еще издали высоко поднял руку, приветствуя нас.

— Салют, шахматистам!

Мы лишь кивнули в ответ и вновь углубились в игру.

Когда Афанасьич подошел, поздоровался рукопожатием и присел, разглядывая расположение фигур на доске, Маненков встал.

— Ладно, Егорыч, перед ответственным поединком не буду тебя утомлять и обижать — предлагаю ничью, — и пересел, уступая место возле доски моему сопернику.

Я не стал возражать, хотя имел некоторое игровое преимущество.

Мы вновь расставили фигуры, и в этот момент Сергей объявил:

— Четыре партии по полчаса. Если по итогам будет ничья, тогда блиц до преимущества в три очка.

Уже в игре с Маненковым чувствовал себя раскованно. Впрочем, это еще не говорит о том, что пришел кураж — но он где-то был на подходе.

Виктор Афанасьевич человек интеллектуальный — с ним можно играть и говорить о высоких материях. Вот прямо сейчас он нам рассказал то ли байку, а то ли анекдот, как освистанный зрителями актер прервал свою роль и со сцены заявил: «Эй, а я-то здесь причем? Я что ли написал эту хренотень? Все претензии Шекспиру»

Я слушал, улыбался и играл, тесня черные фигуры Проскурякова.

Маненков сидел рядом и активно переживал, но не за кого-то из нас, а за игру — он всегда был на стороне побеждающего.

— Сергей, ты никогда не улыбаешься? — спросил Виктор Афанасьевич.

— Улыбаюсь, если слышу или вижу что-нибудь смешное. Вот сейчас, например… скажи, Егорыч, дедушке Вите: «Ну все, ты — мой, засранец седой».

— Я таких слов не знаю, Сергей Олегович, — посетовал я, объявляя противнику «шах».

Лидер наш не унимался:

— Тогда ты, Афанасьич, скажи: «Чего ты, мать твою, к моему королю прикопался?»

— Не дождетесь, сударь, — ответил Проскуряков. — Я буду проявлять полное равнодушие и сведу партию на ничью.

— Это вряд ли, — усомнился я, усиливая натиск.

— Вот гавнюк, — сказал Маненков.

— Это ты о ком? — поинтересовался мой противник.

— Я про белого коня, который забрался в твои тылы и ничем его оттуда не выдавишь. Сливай воду, Афанасьич — белыми отыграешься.

Проскуряков внял совету, и мы затеяли вторую партию. Он начал как-то по-новому, и я ответил, не понимая, куда это меня заведет — но ситуация уже сложилась на шахматном поле, и надо было играть. Меня понесло — я забыл скромность, играя черными. Похоже такого прессинга в самом начале партии Виктор Афанасьевич не ожидал. Взгляд его стал подозрительным. Возможно, ему следовало подумать. Но я делал стремительные ходы, и ему хотелось соответствовать: Проскурякову самолюбие не позволяло тянуть время. Вторую партию он тоже слил.

Начали третью игру. На этот раз седой ветеран заставил-таки себя остановиться и принялся подолгу размышлять над каждым ходом.

— Вы сейчас что играете? — спросил я его по поводу шахматной классики.

Но ответил мне Маненков:

— Мы сейчас притворяемся, что играем. Похоже, Афанасьич седня не в духе. Ты не расстраивайся — будешь судить и нам подсуживать.

— М-да, — Проскуряков широко улыбнулся. — Похоже, что так. Как давно мы с тобой не играли, Анатолий — я забыл твою манеру игры. Великолепно сыграно. Нет, правда, ты так искусно меня обставил… Я восхищен.

— Это вас блицы подкосили. Там ведь думать не надо — как в онанизме: кто быстрее стрелку опустит…

— Эй, вы че разболтались? — встревожился Маненков. — Играть-то будете?

— Предлагаю ничью, — предложил я.

— Какая ничья? — удивился Сергей. — Тут еще далеко не все ясно.

— Но я все равно не проиграю.

— А встречу выиграешь?

— А встречу практически выиграл и поеду в Хуторку вторым номером.

Виктор Афанасьевич протянул мне руку для пожатия, соглашаясь.

Ну, а потом снова блицорный клинч — их невозможно было остановить: не из-за меня же одного Серега пришел сегодня на стадион. Хотя, конечно, в пятиминутной игре столько эмоций, авантюризма, милитаризма… да пусть даже романтизма, если угодно.

Но мне, похоже, пора домой. Я встал.

— Уже уходишь, да? — спросил Маненков, не переставая тарабанить по часам и фигурами по доске.

— Хотел спросить — когда едем?

— В субботу — автобус с командой в восемь часов отправляется от Администрации поселка.

Когда в субботу пришел в указанное место, там было полно народу — вся команда спортсменов Увельского сельского поселения в сборе. Оптимисты уже подсчитывали количество призовых мест. Пессимисты гадали — не уступим ли мы в этот раз общекомандного первого места? Потом подошел большой автобус. Все уселись, и покатили мы в Хуторку. Несмолкаемый треп пассажиров свидетельствовал о прекрасном настроении сборной поселка Увельского.

Автобус припарковался на шоссе, не доезжая села. По команде встречающего отправились через поле к лесной поляне, где стоял флагшток и было намечено общее построение для открытия спартакиады. Никто не догадался скосить траву или хотя бы расчистить дорогу бульдозером. Бредя по высокой и росной растительности все парни промокли по самые… ну, а девушки по пояс.

Когда спортсмены выстроились в колонны, Глава Хуторской территории дал команду «Смирно!» и отправился, печатая шаг, докладывать Главе района, что толпа для… простите… участники соревнований построены на открытие спартакиады. Тот произнес приветственную речь — всех поздравил и приказал: «Флаг соревнований поднять!» Завершая открытие спартакиады, её участники колоннами прошлись по периметру поляны.

Я гляжу: к спартакиаде в Хуторке немало построили новых спортивных объектов — футбольное поле, волейбольное, городошный корт… Возможно, все это пригодится в последствии местной молодежи — возможно, и нет. Вот что точно не пригодится, так это два новых дощатых туалета, воздвигнутых в разных концах широкого поля. Ну да, в селе ничего не пропадает зазря — в понедельник растащат на доски санитарные помещения общего пользования местные обитатели.

Вот чего не хватает спартакиаде, так это рекламы — кроме спортсменов и чиновников свиты Главы района никаких зрителей. Спорт ради спорта? Мероприятие ради галочки? Неужто во всей Администрации не нашлось ни одного деловара, умеющего подать и продать любое событие, как это делается в развитых странах?

Шахматные соревнования должны были состояться в столовой хуторской школы. Там уже были расставлены столы, доски, фигуры и шахматные часы. За свободным и крайним в углу восседал Проскуряков, принимая заявки от прибывающих команд. Мы с Маненковым толпились подле, рассматривая и обсуждая вновь прибывающих.

Перебрасывались репликами. Сергей заскулил по поводу того, что прошлый раз в Кичигино деньги, предназначенные спортсменам, на руки не выдали, а набрали водки с закуской и устроили массовую пьянку, отмечая общекомандное первое место. Неужто так будет и ныне? Я плечами пожал:

— Подойди и скажи Увельскому Главе, что ты непьющий.

Сам между тем наблюдал за вновь вошедшей командой — впереди двух здоровенных мужиков шла симпатичная девушка в мини-юбке. Мисс спартакиада — иначе не скажешь.

— Посмотри, Серега: вон та красотка — не чемпионка челябинская? Помнишь, весной в Миасском… которую затрахали до синяков.

Где? — Маненков повернул голову резко — до легкого хруста в позвонках шейных. — Нет… да ты че? Та блондинкой была.

— Какая разница? Они же красятся. Я на ножки смотрю.

— А по ногам-то как можно баб различать?

— Да очень просто! Бывают стройные, привлекательные… А бывают кривые, худые, толстые и волосатые… К таким даже взглядом прикоснуться тошно, не то что рукой.

— Успокойся, Анатолий — это не та красотка.

Но я продолжал смотреть на неё и вдруг задумался над такой мыслью — что чувствует женщина в постели с мужчиной, с которым она никогда и не думала там очутиться? Пока не возникло ощущение — будто спортивный костюм мне жмет…

Команда оказалась из Красноселки.

На этом, можно сказать, первый день соревнований и закончился. Потому как соперничество по шахматам, по большому счету, шло между мной и Маненковым. Играть нам друг с другом не придется: мы ведь из одной команды. Вопрос стоял — кто больше наберет очков: я — еще действующий чемпион или Маненков — нынешний некоронованный лидер. И весь день мы с ним наперегонки мочили всех, кого к нам подсаживал жребий.

Первый день никому не дал перевеса. По сложившейся традиции сыграли три партии — две до обеда и одну после. Мы с Серегой все выиграли. Что будет завтра?

На другой день первый же мой соперник, Ногинов В. Е. из Песчанки, пришел с бодуна и уже поддатый. Из нутра его несло перегаром, а рот выдавал свежий сивушный запах. Увидев меня, он обрадовался:

— Анатолий, какая встреча! А ну их нах… эти шахматы, пойдем выпьем. Я угощаю. Проставишься, когда сможешь. Как звучит?

— Ты серьезно? Может, сыграем для начала?

— Я уступаю тебе без боя — ты же ведь чемпион.

Закончив трепаться, Ногинов сделал ход. Руки у него подрагивали. Под ногтями чернел перегной. Можно подумать — пришел из сада, где полол сорняки руками. Или у них так принято: руки не мыть от бани до бани — жителей Песчанки, «пескарей»?

Мы играли, конечно, и прежде. И общались достаточно часто. Сегодня он разговаривал иначе, чем всегда. Не уговорив меня выпить, Владимир Егорович сменил настрой — сказал, что надерет мне задницу; что я хоть и чемпион, но он еще «о-хо-хо»…

Мне не хотелось с ним общаться — я просто играл, и партия шла к моей победе.

Почувствовав это, Ногинов еще раз предложил выпить. Я промолчал, и тогда пошел откровенный наезд со стороны недоперепившего «пескаря».

— Ты что, даже разговаривать со мною гребуешь? (гребуешь — брезгуешь, местный говор).

Я молчал. Вокруг нашего стола уже собралась толпа зевак.

— Может, ты и чемпион, но мужик дерьмовый, — наверное для слушателей заявил мой соперник.

Это уже было оскорблением и действием против правил игры.

— Судья! — окликнул я. — Тут партнер меня оскорбляет.

Подошел Проскуряков:

— В чем дело?

Ногинов склонил голову к шахматной доске.

— Мы играем… — сказал мой соперник и сделал ход.

Я ответил, не думая, и тут же услышал за спиной чей-то шепот:

— Боже мой, сейчас будет мат.

Оглянулся — глаза красносельской красотки, так вчера поразившей меня, полны были ужаса. Видать, за меня болеет, а я… Что же я натворил на доске? Вернул взор шахматной партии. Присмотрелся — точно, последним ходом я перекрыл единственную свободную клетку отхода королю… И сейчас, если противник увидит… Действительно, Боже мой! Цена непродуманного хода. Этот пьянчуга Ногинов лишил меня выдержки и осторожности, а с ними — успеха в партии и желанной победы над Маненковым.

Но пьяный «пескарь» смотрел не на доску. Проскуряков уже отошел, а мой противник вновь сверлил меня взглядом и цедил сквозь зубы:

— Предлагаю ничью. А если не согласишься, морду набью.

Это уже полный абсурд!

В сложившейся ситуации лучший выход для меня — отказаться от партии, сославшись на оскорбления противника, свидетелями которым были с десяток человек. А я почему-то сидел и ждал своей участи — сделает Ногинов победный ход или бросится в рукопашную?

Не дождавшись ответа, противник сделал нейтральный ход — матовой ситуации не увидел. Я спас короля, потом партию, и…

Ногинов, остановив часы, тяжело поднялся — человек он грузный — сказал, уходя:

— Я жду тебя в школьном дворе, чемпион.

Говорят, «пескари», когда крепко напьются, жестоко дерутся — топорами, цепями, кольями… Какое оружие предпочитает Ногинов? Наверное, кулаками — они у него не от грязи пудовые.

Я поднялся, помахал Афанасьевичу:

— Сделано. Запиши мне очко.

Повернулся к выходу. Мисс спартакиады коснулась моей руки:

— Не ходите. Не надо связываться с мужиком пьяным.

Я улыбнулся её вниманию:

— Я хоть и трезвый, но тоже мужик.

Ногинов на школьном дворе бил копытом от нетерпения.

— Агарков, сука, я тебя мочить сейчас буду.

— Полегче, а? — предупредил я его, стараясь чтобы голос прозвучал спокойно, но уже понимая, что впутываюсь в историю.

Ногинов поднял свой кулак и для пущей убедительности выставил из него указательный палец.

— Тебе давно надо хайло набить. Ты человеческого языка не понимаешь. И я тебя сейчас по стенке размажу, будешь мне тут яйца крутить, сукин ты сын недоношенный.

Пьяный урод. По глазам вижу — когда выпьет, все человеческое теряет. И при этом здоровенный, черт — его ручищами не в шахматы играть, а сваи на стройке забивать.

— Вот даже как? А все говорят, что шахматы — самый безопасный вид спорта.

— Выходит не так. Ты будешь первым страдальцем…

Я размышлял над ситуацией. Пьяный разобиженный «пескарь» ждет от меня привычной реакции — от оскорблений, угроз и прочего я либо струшу и убегу, либо в драку кинусь, и тогда он меня с полным на то основанием отметелит за милую душу.

Это он так думает…

— М-да… — я покачал головой. — Водка она такая — любого интеллектуала козлом сделает в два стакана.

Ногинов мялся — и хочется ему, и колется почесать кулаки, но лучше для него будет, если драку начну я.

— А ты себя мнишь интеллектуалом? Ну, получишь разок по башке — что теряешь?

— А я знаю, почему ты бесишься. Каждому овощу свое время — ты уже выдохся, как игрок, ну а мне вот в затылок дышит Маненков…

Или уже я ему?

— Вы, увельские — все педарасы!

— Чтобы такое утверждать, надо знать. Ты сменил ориентацию?

Ногинов сжал кулаки и сделал шаг ко мне.

Ну что ж, если драки не избежать… Я нашел цель для правой ноги — промежность придурка. Сейчас он у меня загнется и в пыль рухнет, хрюкая…

— Я решил, что тебе пора валить домой: нечего делать на нашей территории, — заключил Ногинов.

— Как бы еще не время, — сказал я.

Но пьяный пескарь меня не слушал, продолжая свою мысль:

— Забирай с собой кривоглазого, и…здуйте отсюда пока целы!

Маненков действительно здорово косил взглядом.

— Как скажешь, уважаемый, — пожал я плечами и направился в школу. Для меня это был действительно выход — бескровный и почти бесконфликтный.

Наверное, все, кто был в столовой (шахматном зале), наблюдали за нами, облепив окна. Кто-то знал, что происходит, остальные интересовались друг у друга — что случилось? Проскуряков спросил меня, вошедшего:

— Что за шум между вами?

— Я хочу подать жалобу в райспорткомитет о полной дисквалификации Владимира Егоровича Ногинова как шахматиста с запретом участия его в районных соревнованиях за недостойное спортсмена поведение. Ты подпишешь эту бумагу как судья?

Все было видно в окна, тем не менее Виктор Афанасьевич спросил:

— Он ударил тебя?

— Еще чего не хватало! Черт возьми, разве пьяного бреда оскорблениями не достаточно для подобной меры?

Проскуряков смотрел на меня так, словно обдумывал мое предложение, словно оценивая меня… И похоже у него был выбор.

— Причем тут райспорткомитет? Решение о дисквалификации принимает районная федерация шахмат. А у нас её нет.

— Да? Ну, тогда я в последний раз играю в этом дребанном районе.

Главный судья шахматного турнира пожал плечами:

— Тебе решать, Анатолий. И я не знаю, увижу ли я тебя когда-нибудь еще.

Да они что — все сговорились, чтобы отстранить меня от районных турниров? Тогда черт с ними — могу прямо сейчас нафик свалить, чтобы никогда больше не садится за шахматную доску в этих спартакиадах. Подумал даже — на чем бы уехать? Но увы, раньше чем окончатся соревнования, было не на чем. Придется ждать, но играть я больше не буду. Потом передумал — сыграю последнюю партию и все…

Сел, сделал ход и часы включил — весь в расстроенных чувствах. Но судьба на этот раз повторила миасский сюжет: мой соперник не явился на пятую партию. И это лишило меня первого места в личном зачете. У нас с Маненковым по пять очков — но у него они все с игры, а у меня одно — ввиду неявки противника. Проскуряков объявил Маненкова победителем в личном зачете и подписал протокол.

К тому времени практически завершились соревнования по остальным видам спорта, заявленным в спартакиаде. Остался самый главный и популярный — перетягивание каната. Потом вновь торжественное построение, оглашение итогов второй районной спартакиады, спуск флага и, наконец — концерт художественной самодеятельности силами участников спортивных баталий.

Отстрелявшиеся спортсмены еще метались по спортивным площадкам, пытаясь досмотреть то, что еще не закончилось, а я в это время сидел на лавочке в одиночестве — всеми забытый и угрюмый. Думал думу о том, как мне разобраться с этим «пескарем» Ногиновым — вовсе не собирался ему хамства прощать. Как всегда, самой привлекательной мыслью была самая простая — натравить бандитов на мудака, и все дела. Да что такое вообще происходит? Второй раз в жизни у меня возникли проблемы с деревенскими дебилами — и оба они из Песчанки.

Тут меня нашел сосед Женька Пилат. Ему уже хорошо за тридцать, послужил в милиции, работал таксистом — сейчас в ведомственной охране выставляет мускулы на показ и демонстрирует силушку, не выпуская изо рта спичку, используемую вместо зубочистки. За богатырский вес и доблести призван в сборную поселка по перетягиванию каната. И не просто так он меня искал — у него была просьба:

— Анатолий, покорми меня — ты же всегда при деньгах.

Действительно, бугаю такому совхозный комплексный обед — так себе, на один зуб. А ведь ему сейчас канат тянуть — сила нужна богатырская. Как бывший мент, Женька к тому же был хитроват. Он не попросил — сосед займи денег: их же потом отдавать придется. Он обратился к земляку и товарищу по команде — покорми, мол, меня: сила нужна, а уж я потом всех порву…

— Пошли, — говорю, — покормлю.

Подошли к торговым рядам — тут же на общей площадке в тени деревьев.

— Выбирай, что хочешь — я оплачу.

Женька встал в очередь за беляшами. Неподалеку за пластиковыми столами и на таких же стульях расположились любители выпить. За одним — четверо мне знакомых «пескарей», и Ногинов среди них.

— Эй, чемпион, — окликнул он. — Иди сюда. Выпьем, помиримся…

Вот он шахматный Армагеддон! Да будет известно вам, в словаре это звучит так — заключительная, решающая партия матча в случае ничейного исхода как основной части матча, так и тай-брейка. На меня разом накинулись вдохновение и кураж.

Я повернулся к «пескарям» и сказал достаточно громко и убедительно, чтобы меня все услышали:

— С козлами не пью.

Женька Пилат встрепенулся:

— Где козлы? Кто козел?

И вскинул орлиный взор, ноздри раздул, расправил богатырские плечи. Ему ведь хочется отработать беляши, не отходя далеко от очереди.

— Вон туда посмотри, — кивнул я на столик четырех «пескарей». — Вот кто из них сейчас встанет, тот и козел.

Пилат хищно сдвинул брови, вглядываясь в оторопевших мужиков — ну?

Никто не поднялся. Ногинов проглотил дерьмо, которое я ему сунул прямо в пасть, и убедил меня окончательно, что он либо слишком тупой, либо напрочь чокнутый, особенно когда выпивший. А остальные с беспокойством поглядывали то на него, то на меня…

Замечательное окончание партии!

Но это была не последняя радость того дня. Во время концерта художественной самодеятельности меня разыскала красносельская мисс шахматы, а может, и всей спартакиады. Опять этот милый взгляд, полный интереса, говорящий о том, что я девушке любопытен.

Она представилась Оксаной Сусловой и поведала, что очень хочет поднять свой уровень игры в шахматы — не смогу ли я ей в этом помочь?

— Наша Лена из команды увельской играет здорово.

Девушка пожала плечами:

— Я подходила к ней. Она что-то буркнула и отвернулась.

— А Маненков, победитель турнира?

— Я познакомилась с ним, телефон записала. Вы не дадите мне свой?

Все верно — чем больше вариантов, тем больше шансов.

— Запишите домашний.

Оксана достала блокнотик из дамской сумочки и присела на лавочку — я рядом. Её глаза потеряли приятный блеск, стали серьезными — так мне показалось. Записав мой номер телефона, мисс спартакиады задумчиво проговорила:

— А вы бы смогли меня обучать по телефону?

— Что вы хотите узнать? Честно признаться, я не изучал шахматы как науку — просто много играл. Я могу быть только партнером на партию и вряд ли смогу обучить вас каким-нибудь новым премудростям. Читайте книжки — всему научитесь и мне расскажите

Она снова удивленно посмотрела на меня:

— Вы это серьезно?

— Да. У меня до шахматных книг руки никогда не доходили. А вот Маненков читает и штудирует известные партии чемпионов. И смотрите как преуспел — за неполный год из грязи в князи выбился.

— А вы, стало быть, ему уступили, — заметила Оксана. — Не жалко короны чемпиона?

— Конечно, жалко. Только пришел я к выводу — тот, кто изучает опыт других, ничего не придумает сам.

— А вы хотите что-то открыть или изобрести? — она поднялась с лавочки и встала напротив меня. Показалось, что она хочет дотронуться до моего лица. А я взгляда не мог оторвать от стройных, приятной полноты ног и прикидывал на сколько выше колен край её юбки — пять сантиметров? десять? пятнадцать?… и забыл офицерский этикет — нельзя сидеть в присутствии стоящей дамы.

— Готова поспорить, что у вас уже есть какие-то открытия, — сказала она, глядя на меня сверху вниз.

— Несколько, — признался я.

— Не поделитесь?

— Конечно, но как-нибудь в другой раз.

— Заинтриговали. Я вам обязательно позвоню.

— Буду ждать.

Пока все идет неплохо. Только мне надо время, чтобы разобраться с потоком бурлящих мыслей. Возможно, в жизни моей появилась новая девушка…

Она позвонила на следующий день. Но к тому времени в голове моей уже был полный порядок и план совращения.

— Здравствуйте, Оксана! Как приятно слышать ваш голос.

Она, наверное, была не прочь поболтать на эту тему, но ей не терпелось сообщить последние новости:

— Позвонила Маненкову, но тот отказывается быть моим тренером — говорит не чувствует в себе педагогических наклонностей. Вы что скажите?

— Все, что прикажите. Должен признаться, со вчерашнего дня только о вас и думаю. Считайте меня вашим поклонником.

— Вы что, влюбились в меня?

— Сказано мелко — я обожаю вас.

Ей понравилось мое признание, но она затеяла игру в капризную девочку:

— Ну, почему меня все только обожают? Хоть бы кто-нибудь, ну, хоть раз — влюбился по-настоящему.

— Хорошо. Как прикажите — я люблю вас, Оксана.

— Ну, не знаю. А как же шахматы?

— Одно другому не помешает.

— Все так хорошо, и никаких забот, — усмехнулась она в трубку неведомо чему.

Потом мы закончили разговор. Она пообещала назавтра приехать в Увелку, я — её встретить и быть к услугам. Оксана работала библиотекарем в Каменском сельском доме культуры. А за Красноселку играла в шахматы потому, что прописана — там у неё есть комната в общежитии, а еще сын, мама и бабушка.

Я ничего не рассказывал ей о себе. Слушал новую знакомую и понимал — ну ладно, шахматы это одно, но есть что-то еще, что влечет меня к ней, а её, возможно, ко мне. Думаю, это не просто желание перепихнуться, все гораздо глубже. Быть может, мы уже полюбили друг друга? И уважительные нотки в диалоге, это не просто продукт воспитания — это позывы наших душ. Понимаете, что я имею в виду?

Я так истосковался по большому и настоящему чувству к женщине, что прямо сейчас готов был любить — носить на руках, дарить цветы, говорить и делать всякие глупости. Мне даже страшно становится от того, насколько я этого хочу. Господи, вразуми раба своего в конце пятого десятилетия жизни! Иначе он… то есть, я сойду с ума.

У Оксаны были дела служебные в конторе Увельской ЦБС (кажется, так называется сия канитель). Я встретил её на улице, и мы отправились на стадион. Она хотела сыграть со мной в шахматы, а я мечтал с ней переспать — любовь высокая любовью, но куда деться от плотских желаний?

— Вы расскажете о своих открытиях? — спросила она.

— О, это целые романы и практически по каждому случаю. Как-нибудь на досуге, а сейчас времени мало и хочется слушать вас.

— Почему только меня? Расскажите, чем вы живете… Чем занимаетесь?

— Да вобщем-то ничего романтического — пытаюсь как-нибудь заработать деньги и остаться при этом в живых.

— Вы бандит?

— Да Боже меня сохрани!

— Почему вы не побоялись выйти с этим пьяным мужиком, ведь он такой здоровенный?

— Потому что знал, что он просто выкаблучивается и на серьезный поступок не отважится.

— А вы бы могли?

— Я что, похож на драчуна?

Мы притопали на стадион, но там не оказалось никого, кто мог бы нам дать шахматы. Пошли обратно. Оксана взяла меня под руку, и мы двигались в унисон. Ну и черт с ним, что сыграть не пришлось — нам хорошо было вдвоем. Взгляд её был мечтательным и почему-то задумчивым. Мне показалось, что она постоянно анализирует свои поступки и следит за мной, чтобы понять, как действует на меня. Чисто шахматный подход к ситуации.

Оксана вдруг вспомнила, что скоро день рождения её матери, и она хотела подыскать кассету с соответствующей музыкой:

— Я исполню на мамином юбилее кубинский танец — ведь торжество будет в Доме Культуры с большой интересной программой.

Танцевать — призналась Оксана — она любит, и танцует практически профессионально.

Ну, замечательно — мы пошли в универмаг покопаться на витрине музыкальных кассет. Ничего подходящего не нашли, и тогда я вспомнил, что тесть моего племянника ими торгует. Отправились к «папе Миши» домой. Оксана объяснила, что ей надо, и тот скоренько подыскал нужное. Потом поехали в Южноуральск, где на автовокзале поджидали её автобус в Каменку. Купив билет, присели на лавочку. Я угостил девушку мороженым.

— Я наблюдала за вами весь день, — призналась она.

— Я заметил.

— Из вас мог бы получиться неплохой муж. Почему же вы холосты?

— Я женат.

— Но ведь вы уже много лет не живете вместе.

— Вы уже все знаете?

— Вы популярная личность в Увелке — о вас знают все и всё.

Мы помолчали.

— Вы у меня в гостях, а я вас даже не покормил. Сейчас успеем?

— Уже не успеем — скоро автобус.

— Ну, тогда кофе с шоколадкой?

Пошли в киоск горячего питания на автовокзале.

Я предложил:

— А что если нам в воскресенье смотаться в Челябинск — погулять, сходить в кафе. У вас выходной?

— У меня выходной, но я поеду в Красноселку — всю неделю не вижу сына: соскучилась.

— Большой мальчик?

— Девять лет.

— Отец разбился, испытывая самолет?

— Жив и здоров, живет с новой женой на станции Красноселка, работает железнодорожником. А служил десантником — мог бы разбиться…

Помолчав, добавила:

— Ненавижу десантников.

— Ну а я, слава Богу, служил во флоте. Слушайте — берите парня в город с собой. Ему там тоже развлечений найдется… и с мамой будет, и вы с ним. Как?

— Звучит заманчиво. Наверное, соглашусь. Давайте я вам в субботу вечером из Красноселки позвоню.

— Мальчик ваш чем увлекается?

— В смысле?

— В смысле подарка. Что ему подарить при знакомстве?

— У детей этого возраста сейчас одно увлечение — игра…

Оксана сказала, но я уже не помню названия этой западной муры — там шлепают картонными кружочками друг о друга и забирают перевернувшиеся.

— Уяснил, — говорю, — будет ему…

Оксана лукаво улыбнулась:

— А что вам подарить?

Можно, конечно, поцелуй попросить. Пошляк, наверное, так бы и сделал. Но я ведь интеллектуал с двумя высшими образованиями, мнящий себя писателем…

— Вы ведь библиотекарь?

Она кивнула:

— Старший.

— Есть и младший еще?

— А как же!

— Ух, ты! Поздравляю! Так вот… Если вам не накладно и не повредит карьере вашей, подарите мне книгу Даниэля Дефо «Робинзон Крузо». Пусть даже с библиотечным вензелем…

— Ну, это запросто! Ничего, если будет потрепанной?

— В этом весь шарм! Неинтересные книги никто не берет, потому они всегда новые. Самые замечательные книги всегда потрепанные… Вы заметили?

— А почему «Робинзон Крузо»?

— Есть причина. В тексте он все время называет себя «бедный Робин»… А на самом деле прожил счастливую жизнь — один, на природе, со своими мыслями, чувствами и мечтами. И, заметьте, никто не мешал — я завидую ему и хотел бы так жить, чтобы меня не доставали…

— Человек должен делать то, что делает, а не прятаться на необитаемых островах, — строго сказала Оксана.

— С ума сходить, например?

— Если с пользой для дела, почему бы и нет? Я бы хотела стать танцовщицей.

— Как на счет экзотических танцев на тропическом острове?

— Вы ведь кажется были на Кубе?

— Может, вместе когда-нибудь съездим…

Девушка улыбнулась очень естественно и мило: красивая она и знает себе цену — но не слишком ли молода для меня? Впрочем, некоторые утверждают, что мужчины в любом возрасте сохраняют притягательность для юных дам — ведь самая сексуальная вещь мужская это ум.

Заметив романтический блеск в глазах Оксаны, удовлетворенно вздохнул — мне удалось пробудить её интерес к совместным планам. И далее мне надо просто набраться терпения — пусть все идет само собой.