Псы Америки. Кристина

Анатолий Агарков, 2023

Субъективные ответы на злободневные вопросы:– Украина: кто, как и когда сделал её такой?– европейские ценности: душа или тело?– судьба гегемона: полный крах или задворки истории?– третья мировая: уже идет или вот-вот?Новости завтрашнего дня.

Лев Толстой

1

В сельском магазинчике тепло, светло и даже как-то по-домашнему уютно. Это на улице дождь накрапывает, а здесь ничего — можно не торопиться.

Вне всяких сомнений только что закончился непростой разговор между продавщицей — приглядной женщиной лет тридцати, и посетителем — мужчиной того же возраста, с приятным лицом и спортивной фигурой в камуфляже. Теперь он поглядывал в окно, а она уныло покачивала головой.

— О-хо-хох, черти носят тебя по свету!

И ещё был один посетитель — вернее покупательница — юная, красивая, стройноногая, да ещё в вызывающей мини-юбочке. Но она стояла в сторонке, рассматривала товары на витрине и прислушивалась к разговору.

Заметив, что на неё внимательно смотрят собеседники, она решительно развернулась и, цокая по кафелю пола высокими каблуками, вышла под дождь.

— Жаль, конечно, что с Костей не свиделись — он будет переживать, — грудным голосом сказала продавщица. — И я на работе — не смогла принять тебя, покормить. Может, чайку попьешь здесь?

Принесла две чашки с блюдцами — в них пакетики заварки и по дольке лимона. В розетке с вареньем десертная ложка.

— Как у тебя с сигаретами? Вот, возьми блок в дорогу. Мой подарок.

— Спасибо.

Прихлебывая чай, мужчина поглядывал в окно, в котором заметно помрачнело — должно быть, дождь усилился.

— Я ему с дороги позвоню.

— Кому? — растерялась женщина.

— Я про брата говорю, Глеба.

— Бабы наши судачат, наемники по всей Околице шастают и по-хохляцки встречным внушают: «Хто не сховався, я не винен», — прервала продавщица затянувшееся молчание. — И не страшно тебе?

— Да? — хитро улыбаясь, ответил парень в камуфляже. — Говорили мне, а кто предупрежден, тот вооружен.

Из узкого карманчика брюк на бедре он вынул латунно-деревянный гробик ножа, нажал кнопку, и клинок со смачным щелчком выскочил наружу.

— Они на тебя с автоматами, а ты на них с ножиком? — женщина покачала головой.

— Убить можно и саперной лопатой, — пряча клинок, а потом и нож в карман, сказал камуфляжный. — И потом на войне, как на войне: тяжко в учении, проще в лечении.

— Вам, мужикам, только бы убивать.

За пару глотков допив свой чай, посетитель сельского магазина сказал:

— Пора.

— Удачи, Саша, тебе, — продавщица глаза промокнула.

Возле фуры «камаз» под дождем ждала водителя девушка в мини-юбке.

— Простите, я услышала… Вы в Донбасс едете?

— Сначала в Челябинск, грузим гуманитарку и колонной в ДНР.

— Возьмите меня с собой.

— Вам зачем?

— У меня дочь на Украине осталась. Три годика девочке. Она у свекрови…

— А где свекровь?

— В Одессе.

— Ни фига себе! — присвистнул Саша. — И вы хотите её выкрасть или с ней на Околице остаться?

— Я хочу забрать Кристинку себе. Я русская по рождению и убеждению, не хочу свою дочь отдавать хохлам.

— Да вижу… Садитесь — поехали: время.

— Подождите минутку, я за вещичками сбегаю к тетке. Она в этом доме живет.

— И переоденьтесь, — посоветовал Саша, — а то простынете.

Пока ждал случайную пассажирку, о многом подумал, сидя в кабине.

Вот ведь кастрюлеголовые на что отчаялись — Россию решили заломать. И похеру родство, вековые связи — что дедушка Байден из Вашингтона прикажет, на то они и зарубаются. Должно быть, платит неплохо старикан. А ещё больше воруют. Хохол без тырья не хохол…

Ну да ладно, война так война — первый раз что ли, мир от чумы спасать.

Саша уже был в Донбассе таким же рейсом с гуманитаркой. Мужики там нормальные — а то, что у каждого свой рубец на сердце или пуля в голове, так никуда не денешься: заруба идет не на жизнь, а на смерть. И досталось же русским в Малороссии за эти годы — как вспомнишь, так вздрогнешь…

Когда началась СВО, Саша повестки ждал на призыв — не дошла. Жилья-то у него своего нет, прописан у брата — может, и затерялся для военкомата. А добровольцем…

Труднее всего решиться. Когда же самому себе скажешь — все больше так не могу — и сделаешь первый шаг, тот самый, после которого возврата уже нет, дальше Судьба тебя ведет за руку. Это он знал.

Но две причины не давали решиться:

— служить, значит беспрекословно кому-то подчиняться, а Саша органически не переваривал начальство в любом виде;

— а ещё так прикипел к своему «камазу» — дома родного не надо — и расстаться с ним не было мочи.

У него в тридцать лет нет семьи: ни квартиры, ни дома, ни гаража для машины. «Камаз» ночует на улице, а он в кабине. И дом, и кров — здесь же Александр размножался периодически со случайными попутчицами: только пока безрезультатно.

Старший брат Глеб работает главным врачом в Красногорской больнице. К нему и заехал за советом — как поступить с «камазом», если Саша вдруг решится на службу в армии по контракту или повестка его догонит?

Брата дома не застал. И в больнице его нет: по делам служебным укатил в Челябинск. Сноху на работе нашел. Но с ней ли решать вопрос о машине?

Может, брату сейчас позвонить?

Ладно, Глебище, прости, братишка — домой вернешься, жена доложит о моем визите, сам позвонишь в свободное время. Не стоит отрывать тебя от дел государственных…

Показалась попутчица — в брюках, футболке и штормовке, с туго набитой дорожной сумкой — стройная женскими статями до невозможности.

Александр запустил двигатель, передвинувшись по кабине, распахнул дверь пассажирскую.

— Давай сумку.

До груди она её подняла, а Саша лег на сиденье, чтобы достать рукой.

Пассажирка уселась. Баул между ними. Она попрыгала на попе.

— Мягко у вас.

— Давай на «ты» — без церемоний.

— Меня зовут Оля.

— Александр. Саша. Шурик. Сантё…

Фура медленно тронулась. Заработали «дворники» на лобовом стекле.

— Тепло. А где печка в кабине? Я бы юбочку посушила и водолазку — мокрыми сунула в сумку.

— На штору спальника повесь.

Заглянув внутрь, Ольга отметила вслух:

— Он у тебя вместительный.

— Дальнобойщики ездят парами, ну, а я один справляюсь. Меня «Двужильным» прозвали коллеги.

— И «камаз» тебе принадлежит?

— Естественно.

— Я что-нибудь буду должна за проезд?

— Сама решишь. Но денег с тебя не возьму. За деньги ни женщин, ни друзей не покупаю… и не продаю — такой принцип.

— Тогда перекусим. Посмотри, что мне тетка в дорогу напихала, — Оля стала копаться в дорожной сумке, а глазенки-то загорелись лукаво.

— Тетка — это как?

— Старшая сестра матери.

— А мать где?

— Погибла в Донецке весной при бомбежке.

— Извини. Сочувствую, — нахмурился Александр.

Фура выруливала на трассу.

— Это у тебя телевизор? — указала Оля на экран между ними у лобового стекла.

— Монитор.

— А где же клавиатура?

— В кармане под бардачком. Если хочешь, поставь что-нибудь приятное.

— Связь «Теле-2»?

— «Мегафон». Он всеохватнее. А ещё у меня есть микроволновка и автомобильный холодильник.

— Да вижу уже. Как дома устроился…

— А это и есть мой единственный дом — другой движимости не имею.

Ольга помолчала немного и сказала печально:

— Вот и у меня теперь ничего — ни семьи, ни дома, ни мамы, ни дочери…

Прижух Александр, качая головой.

— Проехали, короче, — Ольга встряхнула каре. — Лопай, вон, пирожки от тети Нины. Фирменные — с полу и жару… ещё теплые.

За пирожками и дорогой прояснились некоторые моменты.

Муж у Ольги — красивый хохол, был на калыме в здешних местах, увлек, увез с собой в Харьков, любил нежно сначала, а потом что-то на него нашло. Работу забросил, поступил на службу в какой-то нацбат. Однажды пьяным заявился и, глядя глазами глистастой собаки, заставил жену и двухлетнюю дочку прыгать с кастрюлями на голове, приговаривая: «Кто не скача, тот кацап». Малышке смешно, а маме обидно. Оля домой на Урал написала — всё, мол, не могу больше, к тебе возвращаюсь, мама: Андрей совсем с ума сошел. Любовь Николаевна рванула на Украину — дочку и внучку выручать. Но застряла в Донецке и вскоре погибла под артобстрелом.

С началом СВО, перед тем, как уйти на фронт, новоявленный нацик перевез семью из Харькова к матери своей в Одессу. Прощаясь смотрел глазами человека, изо всех сил не желавшего умирать. Но жене было уже плевать на него. В первой же ссоре снохи со свекровью Ольга была выставлена за дверь. А тут известие о гибели матери. Девушка в Донецк. Там собственное ранение, госпитализация, эвакуация в Россию. И вот она под опекой и на иждивении тёти Нины без своего угла — незамужние сестры жили в одной квартире. А ещё судьба дочери не дает покоя…

— Теперь дело пойдет, как по маслу! — оптимистично закончила пассажирка, намекая на кстати подвернувшийся «камаз» и его гостеприимного владельца-водителя. — Должно же у Кристиночки быть детство нормальным.

— Да, конечно, — согласился тот, — самое трудное уже позади: дальше все будет чики-пуки.

Ольга тоже была девушка с юмором.

В благодарность за вкусные пирожки Саша сказал: «Спасибо» и дружески так хотел похлопать пассажирку по плечу. А рука сама рванула к бедру. И получилось весьма фривольно.

Парень смутился, а девица пригрозила:

— Руками не мацать, а то женю.

Маленькая, ладно скроенная, с изящной фигуркой и симпатичной мордашкой корейской наружности Оля была просто подарком Судьбы в дорогу.

— Наш номер — восемь, помрем — не спросят.

— А жениться, значит, не хочешь?

— Проще в тазике с маргарином утопиться.

— Ну, у тебя юмор, блин!

— Не все же водители дебилы…

Ольге понравился ответ.

— А плоскожопие не боишься заработать?

— Наша профессиональная болезнь — геморрой.

— И как у тебя с этим?

— Бегаю трусцой в свободное время вокруг машины и вдогонку…

— Она у тебя — самоход?

Внешне Оля, как говорится, на любителя. Эдакая мечта педофила — женщина-ребенок. Невысокая, даже маленькая, но демонстративно стройная, с осанкой профессиональной танцовщицы, с хорошей высокой грудью и круглой правильной попкой. Симпатичная, с корейским отливом мордаха, живые с огоньком глаза, чистая ухоженная кожа, бровки игривой дугой, правильные носик и ротик — все на месте и приглядно. Характер, видимо, задорно-покладистый.

Впрочем, дорога покажет…

Работать где-нибудь под дождем — удовольствие ниже среднего. А вот в фуре «камаз» катить по дороге, мокрой и блестящей от света фар, сидя в теплой кабине рядом с красивой девушкой, слушая приятную музыку — что ещё надо для счастья холостому тридцатилетнему парню?

Но работа есть работа — и надо быть вовремя в указанном месте.

Стоит сказать, что Саша — человек не шибко компанейский и предпочитает жить отшельником. Но приятная женщина в кабине, причем до самого Донецка — лучше попутчика не бывает.

Фура шла ходко, дорожное полотно хоть и скользкое, но ровное и — если не будет эксцессов — безопасное.

Постепенно стало темнеть. Дневной свет, пробивающийся сквозь пелену дождя, начал сменяться серыми сумерками. Встречных и попутных машин мало…

И вот тебе на — пробка! Редкие на трассе автомобили выстроились в длинную очередь. Должно быть, чего-то там перевернулось и перекрыло движение в оба направления. Буквально считанные километры не доехали до четырехполосной дороги. Стоят машины, ждут водители и пассажиры попутного ветра…

Просто издевательство какое-то!

Впрочем, Ольга не унывает — нашла в интернете Гайдая комедию и с удовольствием смотрит на мониторе.

Александр посоветовал:

— Забирайся в спальник — оттуда тоже не плохо видно, зато комфортнее лежать с подушкой под ухом.

Так и сделала пассажирка, скинув кроссовки и штормовку.

— Тебе попадет, если мы в срок не приедем на место?

— Догоним. Впрочем, позвонят, когда начнут нервничать.

Сашу накрыл раздражения приступ, но по словам это незаметно.

— У нас тепло, светло и комедия на мониторе. Жизнь прекрасна и удивительна! До Челябинска рукой подать. Как только дорогу очистят, через час будем на месте. Это бодрит. Прямо-таки вдохновляет…

Дождь истончился в туман, заволакивающий окрестности.

Александр проворчал недовольный:

— К полной жопе нам только тумана не хватает.

Ольга промолчала.

Вот жизнь лядская, думал Саша — подарит бабу, отнимет удачу. И как сказать про ситуацию — мелкое везение на фоне крупных неприятностей или наоборот?

Прошел час в заторе, а ему казалось, что минуло лет сто.

В дверь постучали. Сантё опустил стекло.

Какой-то мужик:

— В преферанс играешь?

— Нет, телевизор смотрю.

— Нужна компания?

— Я с дамой.

— А — а… Пойду гляну.

Ушел вперед. Минут через двадцать опять показался.

Саша опустил стекло:

— Что там?

— Фура лежит на боку во всю ширину проезжей части, «жучка» раздавленная в кювете валяется, менты, «скорая»…

— А подъемной техники нет?

— Не видел.

Саша поднял стекло.

— Что там? — спросила Оля.

— Одна надежда.

— Ожидание — это глупость.

— Привыкай.

— Всему свое время.

Комедь на экране закончилась, и смотреть Ольге наскучило, она включила музыку и обратилась к водителю:

— А ты знаешь, что английский — самый популярный язык в Польше?

— Чего это ты вдруг о бздежиках вспомнила?

— А к тому, что поляки спят и видят себя американским штатом в Европе.

— Откуда такая информация?

— Андрей рассказал.

Саша понял, о ком речь и проворчал:

— Давай своего бывшего мужа ты оставишь за пределами кабины моего «камаза».

— Та хай сгорит шибеник проклятый! — путая русский с украинским, выругалась Оля.

Слева потянулась вереница горящих фар. Впереди стоявшие машины одна за другой начали трогаться. Саша запустил двигатель.

— «Позагорали» и хватит, пора дальше двигаться.

Спустя полчаса, в мегаполис въезжали, судя по знаку у дороги.

Человек так устроен, что даже в минуты самого паршивого бытия любая приятная мелочь может вернуть ему настроение. Для Саши в данный момент то была Оля — спустившись из спальника на сиденье, она села, по-мусульмански подобрав ноги, и эффектно смотрелась в обтягивающих брюках и футболке, подчеркивающей её бюст…

— Нет, Саша, никак не пойму, чего наши с кастрюлеголовыми валандаются. Есть же техника современная — спутники, самолеты, корабли, оружие ядерное… Мы же действительно сильные, а не показушно.

— Тебя все Околица смущает… Скажу так: что было надо, мы забрали — Азовское побережье, Крымский канал, сухопутный проезд на полуостров, промышленные области востока… Теперь другая стоит задача — в хлам обратить оружие натовское. И товарищ Зеленский с этим успешно справляется.

— А люди? Что будет с людьми в такой бойне?

На эти вопросы Сантё не ответил, но помрачнел лицом. Ещё с первого рейса в Донбасс на душе словно наступила зима. Понятое умом истинное положение вещей отторгалось душой. Внутри словно замерло всё, как будто реальный мир отделился прозрачным стеклом. Все чувства попрятались. С ума пытаясь не сойти, заставлял себя действовать правильно, прикладывая невероятные усилия, чтобы держать нервы в руках, и волком не завыть от тоски безнадежной. Спасла надежда, что вот он загрузится и быстренько уедет туда, где нет войны, где не стреляют и не бомбят, где можно существовать спокойно и не бояться за свою жизнь.

Война, подошедшая к Донецку, дала всходы, и её споры рассеялись по квартирам, домам, улицам — захватили весь город. Трудно приезжему разобрать — где враг, кто друг? Водоворот кошмаров кружит, оставляя единственную мысль — люди сошли с ума. На губах постоянно был горький вкус пепла и запах дыма в носу…

Но мудрость гласит — ко всему привыкаешь.

Привык и Саша к вою сирен воздушной тревоги, взрывам снарядов. Появились друзья. Он уже не рвался домой сломя голову. Таки дождался попутного груза и уехал в Россию. Новый визит в Донецк его не пугал.

Стряхнув с себя оцепенение от воспоминаний, бодро спросил пассажирку:

— У тебя есть план, как пробраться в Одессу?

Оля, головой покачав, ответила:

— Есть украинский паспорт, все остальное импровизация — я везучая…

— А вид у тебя, будто в луже сидишь?

— Это как?

— Растерянный очень.

Замелькали дома в туманной дымке.

Ольга смотрела в боковое стекло и пыталась понять — где они сейчас…

— Куда мы едем?

— На станцию Челябинск-грузовой. Там склад арендованный областным народным фронтом.

— И это начало пути? — спросила Оля и, глядя на хмуро-сосредоточенное лицо водителя, очень об этом пожалела — сейчас её пошлют по известному каждому русскому адресу.

Но ошиблась — Саша просто кивнул утвердительно.

— Сильно опаздываем?

— Не звонят, значит — в графике.

Пока катили пригородами до названой станции, стало совсем темно — зажглись фонари на улицах.

Наконец, остановились у каких-то ворот, посигналили — машину впустили.

Саша ушел и не было его с полчаса. Вернулся, в кабину не спешил.

— Что там? — спросила Ольга.

— Решали — сегодня грузиться или завтра с утра. И знаешь кто? Грузчики. Ох, уж этот мне народный фронт — никакой дисциплины. Так что, до завтра будем стоять пустыми. А ты вылазь, разомнись — машину закрою. Пойдем в столовую, перекусим. Там, сказали, что-то осталось на нашу долю. Пойдем-пойдем — халява: не часто такое в пути увидишь.

По дороге в административный корпус.

— Не хочешь есть, компанию мне составишь. А вообще, научись рубать впрок — в пути это ой как пригодится.

Взяли два комплексных ужина. Видя, как аппетитно рубает Саша, разохотилась Оля и добавки ему не оставила.

Здесь же, в столовой, кучковались водители конвоя и оставшиеся на складе служащие. Разговоры в основном крутились вокруг событий, происходящих сейчас на Околице — наши по-прежнему наступают, нацики отступают, а победы пока не видно. Большинство считали, что войну надо заканчивать в Киеве или во Львове.

Один замахнулся на Лондон:

— Вот где конец войне.

— С Европой понятно — Гейропа свое получит. Но что делать с турками — они и вашим, и нашим руками машут? Не время ли под шумок захватить проливы и Стамбул?

— Пусть османы сами решают — с кем им быть и какими быть: битыми или не битыми?

— Мы же присутствуем в Сирии — оттуда рукой подать до азиатской столицы турок. А Путин говорил: замахнулся — бей!

— Возможны варианты. Чем воевать, натравить их на ЕС. Три проблемы сразу же отпадают — османов привяжем, НАТО развалим, Евросоюз.

— Интересно, интересно… А что же Штаты?

— Им с Китаем возни хватит.

— Семь авианосных флотов однако — кто с такой силищей справится?

— Семь флотов и одна «мертвая рука», держащая пендосов за горло. Кто кого — вопрос риторический. В Третьей мировой войне победителей не будет.

— Она уже идет или вот-вот начнется?

— Америка все решает — как ни странно. Трамп, слышали, что сказал? Дайте ему президентский пост, и он в один день решит вопрос с конфликтом на Околице. А знаете как? Да очень просто. Прикажет Зелинскому все войска отвести за Днепр. И тот подчинится — куда ему деться? Это мы делаем, что нам надо, а он — что прикажут западные кураторы.

— Околица, разделенная Днепром на две половины в истории уже была. Вспомните Речь Посполитую и Богдана Хмельницкого.

— А что? Возможен такой вариант — Америка рулит.

Саша и Ольга давно поужинали, но сидели и слушали — интересно.

Так до полуночи и засиделись.

К машине шли, взявшись за руки. И такой доверчивой была маленькая ладошка, что Александр решил — нет, не сегодня, впереди еще много времени.

Оля устроилась в спальнике, включив на компьютере тихую оздоровительную музыку. Саша, попросив подушку и одеяло, очень удобно устроился на сиденье, которое у фуры «камаз», как известно, во всю ширину кабины.

Ночь прошла спокойно — совсем без приключений.

Поутру, едва на востоке небо начало светлеть, Саша подогнал фуру к эстакаде склада. Увидев заспанную мордашку, выглянувшую из-за шторки, объявил:

— На погрузку мы первые.

— А проводы будут — оркестр, речи торжественные?..

— Нашла праздник!

— А что? Настроение народу поднять. Вдруг кто-то едет в последний путь.

— Тьфу на тебя! Нашла тему…

— Ты не бойся — я везучая…

— Мы тут все за деньги бодяжимся, и нет добровольцев. Погрузимся, аванс получим и вперед. В Донецке разгрузимся, расчет получим и назад. Желательно, с попутным грузом. Я точно пустой не поеду. Буду снаряды возить на передовую, но попутного груза дождусь. В любую точку России.

— Интересна жизнь! — сказала Оля и грустно вздохнула.

Её почему-то тянуло к Саше прижаться — ведь он не полез к ней в спальник ночью, а повел себя братом. Она уже любит его… как брата. Только бы не испортился…

— Как насчет настроения? В девять пойдем завтракать?

— А раньше никак?

— Поварежки к семи собираются. Проголодалась?

— У нас что-то осталось. Сейчас погляжу. Ты будешь? Тогда вскипяти чайник.

Жуя вчерашние пирожки и запивая чаем, Саша спросил:

— Не боишься в Донецк возвращаться? Там веселуха от бомбежек и артналетов. Каждый день люди гибнут. И не уезжают, что интересно…

— Кто пожелал, уже уехал.

— Как-то не хочется стать жертвой случайного попадания.

— Зачем едешь?

— За деньгами, милая, и с надеждой на авось.

— Вот то-то и оно — многие на судьбу надеются: даст Бог, пронесет.

В положенное время явились грузчики и стали таскать из склада в фуру картонные коробки. После того как все загрузили, опечатали и закрыли, Саша повесил на запор полуприцепа свой личный замок и пошел оформлять бумаги в дорогу.

Грузчики, свесив ноги, сели на эстакаду, покурить. Спросили Ольгу:

— Все на сегодня?

Та пожала плечами — не знаю, мол.

Вернулся Саша.

— К отъезду готовы. Ждем команды. Пойдем позавтракаем.

Отогнав фуру с лобного места, пошли в столовую.

Там все та же компания шумная — теперь болтали за едой.

— В новостях передали — Донецк опять бомбили, есть погибшие и раненые, разрушены здания. Черт возьми! Где наши сверхточные ракеты? Почему обстрельщики остаются безнаказанными?

— Каракатица какая-то, а не война! Они по гражданским палят и попадают, а мы по ним попасть не можем.

— Или не хотим?

— Это ещё почему?

— Спроси у командования. И заодно — почему мы до сих пор под Артемовском, а не в Киеве? И Херсон без боя сдали, и от Харькова драпали — что творится?

— А вы знаете, как обстрельщиков этих народ называет? — «мясниками». А сами они себя — «Ангелами смерти».

— Еще прошлым летом все говорили: поражение Околицы — вопрос времени. А сейчас о поражении не судачат — больше о замирении.

— Триста тысяч призвали в армию — дела серьезные назревают. Технику гонят. Бомбы-ракеты-снаряды на заводах делают круглосуточно.

— Так хочется взять Зеленского в плен и посмотреть этой суке в глаза.

— А еще Шольца немецкого и французского Макрона — эти засранцы хохлов поощряют.

— Все они под пятой у Америки — вот где корень зла.

— А еще Жопез Лукавый из Испании. Который Баррель.

— Говорили, что есть оружие такое у нас — умеет направленным лучом всю компьютеризацию отключать. Кто-нибудь слышал? В интернете писали — удар с Балтики на учениях нейтрализовал другой наш крейсер в Черном море.

— И по пендосам однажды прошлись. Их посудина до Болгарии кое-как добралась, и половина экипажа списалась на берег — перессали.

— Так есть такое оружие у нас или нет? Если есть, почему на Околице не применяют?

— Может быть, применяют, да не разглашают. Когда-нибудь узнаем — всему свое время.

— Что за секретность?

— А вот.

— Ни одна война не может продолжаться вечно. Я думаю, Киева нам не взять без больших потерь, чего Путин явно не хочет. Тогда остается один путь — мир с бандеровцем Зелинским. Но при заключении мирного соглашения важен только один вопрос — на каких условиях?

— Ты говоришь о мире, а в ЕС уже разделили Россию на сферы влияния и владения, как какое-нибудь африканское королевство. Они ждут не дождутся, когда смута в России сместит Путина и страну можно будет взять голыми руками, объявив президентом сидельца Навального.

— Это верно. Только мы сами можем справиться с собой. Пендосы это давно поняли и пакостят исподтишка: под кулак не рвутся. А тупорылые гейропейцы все грозятся победить нас силой натовского оружия.

— Путин умеет отстаивать интересы страны — дипломатией в мирное время и вооруженными силами на войне. Иногда хороший дипломат стоит пары-тройки армий.

— А на сколько, мужики, можно верить Китаю в критической ситуации?

— Никому никогда ни в чем не стоит доверяться. Кто-то из царей Романовых умно сказал: «У нас только два надежных союзника — армия и флот». Вот и будем придерживаться этой доктрины. А союзы, особенно военные — дело временное.

Пришла уборщица в столовую и выгнала всех позавтракавших на улицу.

Собрались в курилке и продолжили политдискуссию.

— Я вот никак не пойму простых хохлов — зачем нужна им эта война? Ну, с бандеро-нациками понятно — они уверены в своей исключительности. А простым-то людям чего надо?

— Помощи от ЕС и Америки. Жить нахаляву — милое дело.

— И плевать, что стреляют, убивают? Может, есть какие-то скрытые цели?

— Цель у всех и всегда одна — пограбить Россию. Простой ты рабочий или нацист, если есть возможность отнять или украсть — ни один хохол не устоит. Вот такая у них мотивация.

— С трудом верится.

— Другой нет.

— И немцы такими же были, пока из них дурь не вышибли. Думали на века — они опять голову поднимают: не сами фашики, так фашиков поощряют.

— А ведь хохлы нам кровная родня!

— Это ты так считаешь. А они люто завидуют нам и смерти желают. Слышал девиз их: «Москаляку на гиляку!»? Целое поколение под ним выращено. Так что…

Восемь машин были загружены гуманитаркой и ждали команды на отправку — а если точнее, представителя народного фронта, который задерживался где-то вместе с охранниками ЧОПа, подрядившегося сопровождать в Донецк конвой из Челябинска.

Саша и Оля сидели в кабине, посматривая в окна на окружающую обстановку и слушая музыку.

— Расскажи, — попросил он, — как тебя угораздило в Донецке.

— Я искала в моргах маму, вдруг завыла сирена, и люди куда-то побежали. Я стояла у стены какого-то здания и не знала, что мне делать. На соседней улице грохнул страшной силы взрыв. В небо взмыли голуби, а из-за угла показались клубы черного, как смоль, дыма. Чуть позже к зданию, возле которого я стояла подкатилась ударная волна. С жалобным звоном посыпались стекла из окон. Я думала, порежусь и закрыла лицо ладонями. А меня шандарахнуло в голову ледяной глыбой с крыши. И ещё одну женщину, бежавшую с маленькой собачонкой на руках по тротуару мимо меня. Она упала и не двигалась, а собачка визжала и скулила. Потом стала лизать мое лицо и привела в чувства. Наверное, она спасла мне жизнь. Машина ехала с красным крестом. Я закричала, что живая, только не могу подняться на ноги. Санитары меня подобрали, а женщину только посмотрели и головой покачали — погибла. Кто-то собачку подобрал. Говорили — много людей погибло при том артналете. Потом больница, эвакуация в Россию… У меня был ушиб, который признали контузией. А сама считаю — отделалась легким испугом: потому что везучая…

— А теперь едешь — не боишься?

— Один раз живем!

— Твой рассказ, — печально покачал головой Саша, — лучшее напутствие на дорогу. Не хватает речей торжественных, бравурной музыки и женщин, машущих платочками.

— В Донецке ты хоть как будь осторожным, а от случайности не застрахован.

— Будем надеяться на удачу.

— Держись за меня, — улыбнулась Оля.

— Ты — интересное существо: статями женщина, а не болтливая и не трусливая.

— Спасибо за комплимент, хотя сомнительный: стоило бы на «существо» обидеться…

За воротами просигналили и через распахнутые во двор въехал микроавтобус. Вышли наружу женщина в камуфляже — она оказалась представителем народного фронта и начальником конвоя; и еще несколько суровых парней с автоматами, в бронежилетах и касках, с надписями на униформе «Частное Охранное Предприятие «МАРС»». Скажем прямо, выглядели они, действительно, настолько непривычно и грозно, что при виде их у людей, задумавших недоброе, сам по себе расслабляется сфинктер. В прошлую поездку в Донецк таких «терминаторов» в конвое не было. Ну да понятно — война началась. Война под названием СВО.

— Водители, все ко мне! — закричала женщина и замахала руками, приглашая.

От своих машин шли мужчина парами, только Саша один, Олю оставив в кабине.

— Меня зовут Светлана Львовна. С вами в дороге познакомлюсь. Все загружены, документы в порядке? — женщина открыла спортивную сумку и поставила на землю. — Разбирайте токи-воки. Умеете пользоваться? Запрещаю в дороге выключать — чтобы всегда и везде были на связи.

— Обед в столовой готов. Перекусим перед дорогой? — спросил кто-то.

Светлана Львовна повернулась к охранникам:

— Обедать будете?

Между тем, токи-воки разобрали, включили.

— Все меня слышат? — раздался эфирный голос начальницы конвоя. — Ну и прекрасно!

Потом из кармана достала мобильник и позвонила кому-то:

— Мы отправляемся. Как меня поняли?

А закончив связь, скомандовала:

— Идем обедать!

Нормальная баба — подумал Саша и пошел за Олей.

«Марсиане» с автоматами в столовой выглядели импозантно. Но в дороге и особенно на Околице они должны будут защищать конвой до последней капли крови, не щадя живота своего.

В прекрасном настроении Александр сел за руль.

— Слушай, не обидишься, если спрошу, о чем думаю?

— Спрашивай.

— Ты очень на кореянку похожа — откуда это у тебя?

— У меня дед по материнской линии был корейцем.

— А бабушка?

— Немкой.

Саша присвистнул:

— Ни фига себе, винегрет! Где же они пересеклись?

— В Казахстане. Оба из интернированных. А после войны все стали советскими гражданами.

— А по отцовской линии?

Оля гордо встряхнула каре:

— Я уральская казачка!