Крылышко желтого трубача

Анатолий Агарков

Этот рассказ о голубях. Казалось бы, ничего особенного – Лев Кассиль в свое время о них прекрасно и много писал. Однако автор умудрился найти сюжетные ходы, завязывающий благородных птиц в тугой узел с элементами жуткого детектива.

(М. де Пюизье)

© Анатолий Агарков, 2018

ISBN 978-5-4490-4952-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Каждому возрасту, говорят, свои увлечения, но улица вносит поправки.

Прошёл в кинотеатре фильм «Три мушкетёра» — добротный красочный французский фильм с Милен де Монжо в роли миледи, и наши ребята, в неё влюбившись, вооружились самодельными шпагами. Что из этого получилось, я уже повествовал. А получилось то, что пятнадцатилетний Виктор Ческидов проколол мне, дошколёнку, щёку своей ржавой проволокой. А вы говорите — возраст. Любви все возрасты покорны, а увлечениям — тем более.

Вслед за шпагами пришла страсть к рогаткам. Вся улица, от мала до велика, вооружилась незатейливым изобретением необремененного интеллектом ума человеческого и набросилась на воробьёв, скворцов, синичек и прочую пернатую живность, будто злее врага во всей природе не удалось сыскать. Они (воробушки), оправдывались стрелки, вишню клюют — после них только косточки на ветках висят.

Мне было жаль крылатых пернатых, и потому рогатки не делал. А самая лучшая была у Витьки Ческидова — настоящий «оленебой». Исполнением завидным, а главное Чесян вёл на ней зарубками счёт трофеям. Сначала штукам, потом десяткам, потом.… Дошёл бы и до сотен. Совсем умолкли бы без птичьего гомона сады наши, только шелест от поедающих листья гусениц, да Коля Томшин вмешался — отобрал рогатку у чемпиона убийц.

Чесян губы надул:

— На чужое позарился…. От зависти ты это, Петрович….

Томшин говорит:

— Смотри.

Выкопал яму на пограничной меже (огороды по соседству были), положил туда рогатку и стеклом прикрыл. Ческид утром приходит, смотрит, вечером смотрит: лежит его любимица, как экспонат в оружейном музее — не зарится на неё Коля Томшин. И успокоился.

Потом пришла мода на огнестрельное оружие. Пугачи, поджеги, самопалы загрохотали на бугорских улицах — того и гляди, людская прольётся кровь. Мильтоны на «бобике» катаются — вдруг выскочат, окружат и шасть по карманам. Найдут «пушку» — к себе волокут. Так боролись. А нам романтики в кровь добавляли или — как его? — адреналину. Впрочем, и это увлечение прошло мимо моих симпатий.

Отец так и сказал:

— Баловство всё это и хулиганство. Хочешь из настоящего ружья пострелять — на охоту поедем и постреляешь.

Сказал и слово сдержал. Мог ли я своё нарушить? Пообещал, в руки не возьму — и не брал. Курьёзный даже случай приключился с этой принципиальностью — а мог бы стать трагическим. Короче, дело было так. Однажды мой старший друг и наставник Мишка Мамаев объявил:

— Всё, больше в эти штуки не играю. Хочешь, подарю?

«Этими штуками» были два поджега и самопал. Причем, поджег один был выполнен в старинном стиле — ну, с такой массивной ручкой, как у пиратов, которые за поясами их таскали. У Мишки батяня — профессиональный столяр, и друг мой с его инструментами давно на «ты». «Пистоль» этот Мишаня вырезал из берёзовой коряги. А потом ствол и прочее «присобачил». Вообщем, отменная получилась штука — музейный экспонат.

На его предложение я пожал плечами — как хочешь. Он принёс, подаёт. Я, помня обещание отцу, кивнул:

— Положи на лавку.

Положил Мишка, ушёл — они лежат. Отец увидел, нахмурился:

— Мы, кажется, договорились.

Я, плечами пожав:

— Не моё — Мамайчика.

Мама:

— Вот я их в печке сожгу.

Отец:

— Смотри аккуратнее — они могут быть заряжены.

Маму это остановило. Отца что-то отвлекло. А они лежат на видном месте. Тут Рыжен ко мне прискакал — домашнее задание списать. На него иногда это находило — желание немножко поучиться. После его визита пистолеты пропали. Но я об этом ещё не знал. Вдруг под вечер прибегает мамаша Рыженкова:

— Ах, Боже-святы! Ваш Толька чуть моего сыночка глазика не лишил.

Этот придурок стащил оставленное без присмотра оружие и стал в стволах ковыряться. Доковырялся — пыжом в лоб, а пламенем начисто брови с ресницами смахнуло. Хорошо, что в стволе пули не было. А я думаю — поделом. И отец так же считал — отправил соседку восвояси:

— Верно говорят — на вору шапка горит.

Была мода на воздушных змеев. И опять Витька Чесян отличился — его бумажный летун, размалёванный под нахальную рожу, забирался под облака и там торчал даже при самом слабом ветре. С ним вообще никаких проблем не было. Лежит Витёк на травке и пальчиком бечевку подёргивает, чтобы хвостатая бестия совсем не уснул в заоблачных высях. Мне такого не сделать. Отец — на все руки мастер — пытался помочь. Но и его детище поднималось в воздух, если только я бежал, натягивая бечеву, во всю прыть навстречу ветру. А то вдруг вильнёт хвостом и носом в землю — тоже мне, пикирующий бомбардировщик. Короче, когда я у Чесяна выменял чемпиона всех воздушных змеев на какую-то ерунду, их полёты были уж не в моде — ни зрителей, ни помощников на поляне. Да и лето кончилось.

А в новом — другие увлечения.

У Калмыкова Борис Борисыча была будка рыбачья для подлёдного лова. Лето она коротала на берегу водохранилища, а с ледоставом использовалась по назначению. Однажды привёзли её и поставили в саду, а Толька с Борькой перебрались на лето туда жить. Ну, жить, не жить — ночевали там. И каждый считал за счастье составить им компанию. Тогда и случилось новое поветрие — в садах ли, в огородах все ринулись строить будки и оборудовать их для ночлега. Не в почёте стала ночёвка под крышей дома в кроватях на белых простынях. Куда как лучше — на и под старым трепьём, в цикадном гомоне с комариным припевом. Зато свобода — ни тебе родительского надзора: «Сына, домой!», ни сестриных наездов: «Ноги мыл?».

Я будку не строил — перебирался летом на чердак сарая. А вот друг мой Мишка сколотил в саду — с дверью, печкою, окном. Я там частенько ночевал, потому что вдвоём вдвое веселее. И совсем не скучно стало в наших самодельных домиках, когда провели огородами проводную связь.

Объясню, как это делалось. Наушник обыкновенной телефонной трубки — на одну клемму провод с гвоздём в землю, от другой тянем к абоненту (ох, и завернул!) в соседний огород. Всё, связь готова. Не верите? Вот и физик наш не верил. А когда предложили спор на интерес — пасовал. Плечами пожал:

— Ну, может быть. Разность потенциалов и всё такое. Земля это ведь огромный конденсатор — столько молний в себя принимает и ничуть не краснеет.

Звук, правда, в наушниках от такой связи еле слышный. Но потом Витька Ческидов догадался подключить их к радио, которое от 220 вольт. Музыку ночами слушаем, голоса всякие вражьи, и током нас не било, и наушники низковольтовые не горели. А вот тёте Стюре Грицай досталось — так крепко шандарахнуло, что не сразу и очухалась. А могло убить.

Через наши соседствующие огороды была натянута проволока для сушки белья. Мама постирает — развешает. Соседка Стюра Грицай тоже пользовалась после стирки. А мы с её Вовкой приспособили этот провод для телефонной связи, подключив к общей сети. И вот однажды накидывает тётя Стюра мокрыми руками сырое бельё на проволоку, а босыми ступнями землю попирает. Ну и дербалызнуло её. Да так, что….

Что говорить. Не рады были, что в живых осталась — всем досталось на орехи. Впрочем, пережили. Только провода надёжней прятать стали. А отец злосчастный снял и натянул нормальную бельевую верёвку.