Возвращение блудного сына

Анатолий Агарков

Насколько сложно в восемнадцать лет оставаться самим собой? Много на свете умных людей, но не все справляются с происками жизни. А она постоянно подкидывает сюрпризы, не оставляя времени подумать, прежде чем сделать шаг.

(Д. Б. Шоу)

© Анатолий Агарков, 2018

ISBN 978-5-4490-3898-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мне приснился сон…. Я лежал на склоне холма, а надо мной огромная, чистая, без всех этих пятен и складок, которые учёные астрономы обозвали морями и горами, сияла луна, затмевая звёзды. Здоровенный волк выскочил на вершину холма, сел и, задрав острую морду к небу, завыл на ночное светило. Сейчас он допоёт песню охоты, спуститься и меня прикончит. Но я не трогался с места, потому что знал — это сон, и он протекает по не мною написанному сценарию. Надо ждать, что будет дальше.

Серый разбойник прервал своё соло и кинулся прочь. Я поискал глазами причину его поспешного бегства и увидел….

Семья диплодоков важно шествовала по реке. Да, это были диплодоки, как их рисуют в книгах по истории Земли. Впереди папа — такой огромный, что вода скрывала его ноги и часть туловища, оставляя моему взору горбатую спину. От мамы из реки торчала только голова на длинной шее. Малыш плёлся сзади — а может, плыл? Его головёшка торопливо двигалась вслед за взрослыми по течению реки….

Приснится же такое.

Я очнулся. В глазах запрыгали пятнышки света — их, наверное, можно уже открыть. В первое мгновение я был ослеплён. Утро встретило пением птиц и сонмом скачущих по комнате солнечных зайцев. А может, был уже день? Скинул с себя одеяло и сел на кровати, поставив ноги на половик. Я не знал, удивляться мне или нет — мягкую подушку и одеяло давно не видел в своих скитаниях.

Яркий свет лился через открытое окно — за ним было хорошо, за ним, приветствуя солнечный день, пели птицы. Шелестели от ветра тюлевые занавески. Тут послышалось урчание — на кровать прыгнул большой чёрный кот. Я почесал ему между ушами — он, довольно зажмурившись, замурлыкал, и улёгся, облизывать лапы.

Я посидел ещё немного, встал на ворсистый половик, огляделся… замер. Ведь я же голый! Оглянулся — и одежды поблизости нет. Снова в кровать — будем ждать, когда появятся…. «диплодоки».

Лёжа в постели, прислушивался к себе, не понимая почему постоянно кружится голова. Что со мной? Где я? Понятно, что не на холме тёмной ночью и не в пещере — вижу цивильные тюлевые занавески, а подо мной стальная кровать. Может, ещё прикорнуть, и я снова окажусь где-нибудь в ином мире?

Вспомнил! Я Анатолий Агарков, студент, от роду восемнадцати лет, учусь в Челябинском политехническом, родился в Увелке, где сейчас живут мои родители. Как я здесь очутился? Дело в том, господа присяжные заседатели, что загнал я свою молодую жизнь в тупик по самые «помидоры». Короче, насолил бандюкам, и за то им меня убить, ну просто, как два пальца об асфальт. Короче, раз-два — и нет меня. Что делать? Решил я скрыться от них в таинственной пещере Титичных гор. Что в ней таинственного, спросите вы? Во-первых, туда трудно попасть. Во-вторых, как говорил местный абориген дед Абузар, там спрятал награбленное сам Емельян Пугачёв, самозваный император России. В-третьих, то же со слов полоумного деда, пещера — это окно в иной мир. И что вы думаете? Я в нём был! В теле доисторического пацана пережил массу приключений и под завязку был убит в грудь двумя стрелами.

Тщательно ощупал её — нет, кожа девственно чиста, никаких шрамов или намёков на них. А вот голова… она кружится и болит. Ощупал свою незадачливую бестолковку. Ну, так и есть — большущая шишка в подзатылочной части. Как это я умудрился удариться? А может, саданули в тёмной пещере? Чем? Да хотя бы веслом. Кому-то я был нужен? А вот…

Понюхал ладони — они до сих пор пахнут дымом костров и кожей тираннозавра. Ну, костры я в походе, положим, жёг, путешествуя вверх по Увельке и Коелге. А запах доисторического существа? Господи, да давно ли ты руки-то мыл, сказала бы мне на это мама. И то правда…

Короче, я жив, лежу голый в кровати неизвестно где и у кого. Помню пещеру, удар в темноте, а дальше ничего не помню. Хорошо помню первобытный мир. Пещера, бегство — опасности и приключения — и возвращение верхом на Духе болот, а по-научному, на tyrannosaurus, что значит тираннозавр.

Взбредёт же такое в повреждённую голову!

А может, это указание сверху — от себя, мол, парень, не убежишь — пока жив, надо жить там, где появился на свет. Впрочем, о чём я? Ах да, в этой жизни меня ещё ждут разборки с бандитами и, возможно, с милицией. А ту, что закончилась, очень жаль — шикарный бы из меня вышел Хранитель.

Задремал… Окунулся в сон. Опять диплодоки бредут по реке. Но это только прелюдия. А дальше — ночь, пещера, на стенах всполохи огня от костра, в объятьях у меня женщина в набедренной повязке, наши страстные поцелуи, ладони мои на её голых грудях…. И приплыли….

Ну, конечно же, это был Абузар. Поздним вечером, когда сизый язык тумана уже подтянулся к подворью с реки, он возник на пороге, нарисовавшись в дверном проёме широченными буграми плеч и большой косматой головой.

— Оклемался, субчик-голубчик?

— Здравствуйте, дедушка Абузар.

Хозяин помолчал, задумчиво поскрёб бороду, глубоко вздохнул большим носом, будто инспектируя мой запах, а потом шумно выдохнул. Снова заговорил.

— Ну, видать, и вправду оклемался. Чего припёрся такую даль? Не лень было ноги бить? Видать, покоя не даёт Емелькин клад. Да нет его — я пошутил. Коли оклемался да выспался, вставай, паужнать будем. А с утречка направляйся-ка назад, откудова пришёл.

— Да голый я. Где одежда моя? — сказал и решил сознаться. — Тут, дедушка, такое дело — обтрухался я.

Абузар усмехнулся:

— Бабы снятся? Знамо — возраст. Простынь собери. Одеяло-то сухо? Сейчас одежонку принесу — жена постирала.

— Простынь я сам состирну.

— Не мужицкое это дело.

— Да мне не в тягость.

— Сказал, не суетись.

Ушёл, бурча что-то под нос. Я сел на кровати, дожидаясь одежды. По виду Абузар был похож на Деда Мороза с новогодней открытки — широченная борода (правда, чёрная, с проседью), красный нос и насмешливый взгляд затаённых глаз под густыми бровями. Искорки, которые иногда в них вспыхивали, намекали на то, что он знает что-то, недоступное другим. Например, про «Емелькин» кладе.

Самая бредовая идея, которая могла прийти мне в голову, это попытаться уговорить Абузара, указать мне место, где запрятаны сокровища Пугачёва. Они, может быть, ему и не нужны совсем, а мне-то бы ой как пригодились. На добрые дела, конечно, ведь я — хороший человек. Так считает мой отец, я сам и некоторые окружающие.

Ужинать за стол сели втроём — Абузар, жена его Лукерья, и я. Хлебая деревянной ложкой щи, хозяин куда более приветливей, чем прежде, спросил:

— Виниться думаешь?

Виниться — в смысле рассказывать… Ну что ж, я рассказал всё без утайки. Про драку на вокзале и бандюков. Что бежал сюда в надежде найти другой мир и укрыться в нём. Дальше не помню…. Но, кажется, я в нём был…

— По-старому, — сказал Абузар совершенно спокойно, — всыпать бы тебе розг штук этак сто.

Я и не нашёлся, что сказать. Дуркует старый? А может…?

— Если в работники попрошусь, сечь будете?

— Зачем тебе это, парень?

— Так дома меня убьют.

— Нехристь ты, а мы истиной веры.

Староверы вы чёртовы, а вслух сказал:

— Причём тут это?

— За стол садишься, креста не ложишь — смотреть, с души прямо воротит. Нехристь и есть….

Да ладно, раскашлялся — я уеду.

— Где мои вещи?

— Все целы — в сарае лежат, и собачка жива.

Моряк?! Слава Богу! Вот о ком я забыл. Прости, дорогой.

Хозяйка стрельнула по нам глазами.

— Чё гонишь-то, али помощник не нужен?

— Цыц, я сказал! — Абузар пристукнул кулаком по столу. — Не помощник он, а соглядатый — тайна пещеры ему нужна.

— Господи! Какая тайна? Сам колобродит и людей с ума сводит. И-и-и, лешаки….

— Простите, — это я сказал без покаяния, а с насмешкой, — коль что не так сделал. Завтра с утра подамся обратно, если лодка цела.

— С дорогою помогу, — сквозь зубы процедил Абузар.

— Это как?

— Навьючим лошадку, и провожу до самого дома, — Абузар сочувственно вздохнул. — А куда ж деваться — хоть и незваный, а всё-таки гость, у которого с головой невпорядке. В Увелке живёшь?

И задумчиво побарабанил пальцами по столу. Я подумал — хочет поговорить дорогой и не стал донимать расспросами, как он меня нашёл

В кухонке стало сумрачно — вечерело. Абузар разжёг висящую над столом керосиновую лампу. Хозяйка убрала со стола и снова накрыла к вечернему чаю. Хозяин прошёлся по дому — что-то потрогал, что-то переставил, грохнул табуреткой, поправил лампадку под иконами, вернулся на кухню, бросив на меня сердитый взгляд.

В моей выстиранной одежде курева не оказалось, и я маялся у открытой двери, занавешенной тюлью — от комаров, должно быть.

— Присаживайся, гость незваный — откушаем, что Бог послал.

Конец ознакомительного фрагмента.