Монетка, или Общежитие закрывается в 23.00

Анастасия Сидорчук (2024)

Преподаватель Кеша Любомирский мечтает перебраться в свою квартиру, но вынужден жить в студенческом общежитии. Женщины у Кеши нет. Но есть новая знакомая — Рита, с которой они коротают вечера за просмотром бразильских сериалов. А еще есть Танюха — его студентка и его соседка… Всем, кто хоть когда-нибудь жил в общежитии, посвящается!

Итак, представим себе комнату в общежитии. Площадь — двенадцать метров (не разгуляешься!). В углу стоит встроенный в стену шкаф, в одной половине которого кучей свалены вещи, а в другой стоит кухонная утварь. Рядом с ним — холодильник. По обоим бокам комнаты — старенькие односпальные кровати. Поскольку сетка на них продавлена уже лет двадцать, и висит, словно гамак, под нее подставлены деревянные доски.

На одной из кроватей, лицом к стене, спит мужчина. На вид ему чуть за сорок, хотя сам он считает, что выглядит гораздо моложе. Возле окна стоит телевизор, по которому показывают «Магическую битву». Экстрасенсы в телевизоре долго и муторно рассуждают то о законах кармы, то о том, что мертвые родственники с того света всегда стараются подать живым знак и направить их на истинный путь.

Все это мужчина слушает сквозь сон, а когда эта бубнежка ему вконец надоедает, он усилием воли протягивает руку к пульту, и наступает блаженная тишина.

Вообще-то, это общежитие — студенческое, и принадлежит Училищу Культуры. Логично предположить, что этот сорокалетний мужчина живет здесь нелегально, но нет! Мужчина в училище преподает, а живет здесь потому… да потому что где ему еще жить?!

Имя у него красивое — Любомирский Иннокентий Иванович. Сокращенно — Кеша. Или «котеночек» — так звала его мама, которой давно уже нет в живых. Вот мама ему и снится… Во сне Кеше хорошо. Сначала они гуляют с мамой по лесу. Кеша ловит варежкой снежинки, а мама спрашивает, не замерзли ли у него ручки и ножки. Затем — мама садится на облачко и летит… И Кеша тоже хочет полететь. Но вот беда: забраться на облако у него никак не выходит! И это очень обидно.

С этой обиды и началось его пробуждение. Он потянулся, вздохнул, попробовал опять уснуть. И в полусне вдруг услышал:

— Облака, облака… Кто на облаках?

Кеша не поверил своим ушам. Приснилось? Только что — во сне — ему почти удалось сесть на облачко. Еще чуть-чуть, и он бы… Так неужели это мама спрашивает, удалось ли ему забраться?

— Облака! Есть кто на облаках? — вновь повторил женский голос над самым его ухом. Голос был приглушенным, будто из бочки.

— Есть, — в полусне ответил Кеша. — Мама?

На мгновение ему показалось, что голос ему не ответит. Но секунд через тридцать голос сказал:

— Ага.

— Мама, как ты?

— Хорошо, — ответил голос. Вновь — с тридцатисекундной заминкой. — А ты?

— Так себе… — ответил он. И вдруг в голову всплыла фраза из телевизора: «Мертвые родственники всегда пытаются подать живым знак». Поэтому Кеша спросил:

— А ты пришла, чтобы мне что-то сказать?

— Ага.

— Что?

— Ведешь себя плохо! Исправляйся!

Кеша вздохнул. Это он и сам знал. Впрочем, лишний раз услышать об этом не помешает.

— А еще что-то скажешь?

Увы, голос свыше больше ничего не ответил. Минут двадцать Кеша ждал, на всякий случай, а потом, полностью проснувшись и осознав, что больше не уснет, он встал, натянул шорты, накинул на себя длинную толстовку в леопардовых пятнах (оставшуюся от одной из его бывших), взял с холодильника пачку сигарет и вышел в коридор.

Эвакуационный выход в студенческих общежитиях можно использовать по-разному. По прямому назначению — в случае пожара. Слава Богу, на его памяти таких случаев не было. А можно его использовать прямо противоположно. То есть — как курилку, потому как курить в коридоре (да и в целом во всем общежитии) строго запрещено.

Он открыл дверь. На маленьком островке пожарной лестницы уже стояли четверо человек. При его появлении они резко попрятали правые руки за спину, и сделали ангельски честные выражения лиц.

— Да это я, — махнул им рукой Кеша. — Можете дальше курить… — Сам он тоже поджег сигарету, сунул ее в рот, а пачку — в карман.

— Ой, Иннокентий Иванович, вы нас напугали, — хихикнув, сказала Ленка. Ленка была его студенткой, и одновременно — соседкой справа. — А мы думали, что комендантша опять ходит… — Она вынула из-за спины руку с сигаретой, которую не успела еще затушить.

— Ага. — Валерка, тоже его студент, расслабленно выдохнул. — Она полчаса назад ходила. Вадик, — обратился он к своему товарищу, — все нормально, Иннокентий Иванович свой.

— Круто! — ответил Вадик. — А я и не знал, что вы такой… крутой!

Вадик тоже учился в их училище. На одном потоке с Ленкой, Валеркой и Таней, но в другой группе. То есть — лекции у них были совместными, а остальные занятия — по раздельности. Был он до безобразия наглым, и этим Иннокентию Ивановичу очень не нравился. Поэтому ему Кеша ответил:

— Это для них, общежитских, я свой. Потому что понимаю, что им — кроме этой лестницы — курить больше негде. А ты, насколько я помню, с родителями живешь. Вот там бы и курил! А если я узнаю, что ты болтаешь где-то об этом…

— Не, не… — тут же выпалил Вадик, поскольку был хоть и наглым, но не дураком. — Я — могила.

Иннокентий Иванович кивнул. Затем, залез в карман, достал из пачки еще одну сигарету, и протянул ее Тане Смолиной. Поскольку свою, с перепугу, она успела затушить.

— Танюха, Танюха… Что ж ты такая пугливая?

Таня Смолина тоже была его студенткой и его соседкой. Жила она в одной комнате с Ленкой, и были они подружки — не разлей вода. Несмотря на всю разность их характеров.

У Ленки характер был веселый и боевой. Но наглой она не была, и этим Кеше нравилась. За ней активно бегал Валерка, живший на два этажа выше. Ленка его и не отвергала, но и не приближала к себе… Так продолжалось уже несколько лет, и Иннокентий Иванович с интересом гадал, чем закончится их бесконечный сериал «Санта-Барбара».

Таня была хорошей девочкой. Тихоней. Но в тихом омуте, как говорится… Стоп! А Вадик-то здесь каким боком? Гостям в общежитии можно находиться до 22.00, а после 23.00 двери общаги закрываются на ночь даже для своих. Уж не к Танюхе ли он пришел?

— А ты, Вадик, ночевать здесь будешь, что ли?

Вадик закашлялся, и ничего не ответил.

— А где, если не секрет? И как прошел? По балкону залез?

— Ага, — кивнул Вадик. — Я это… Пойду, ладно? — Он выкинул окурок в литровую стеклянную банку, стоящую на полу, и вышел.

— Да мы тихо, — шепотом сказала Ленка. — Посидим чуть-чуть, а потом я его к Валерке отправлю ночевать. Вы же не расскажете никому, ладно?

— Ладно, — уже добродушно ответил Кеша. А потом, когда Таня с Валеркой уже вышли, он на секунду загородил Ленке рукой проход.

— Вы чего? — удивилась Ленка.

— Лен. Вот она же подружка твоя. Она же глупенькая, потому как не встречалась ни с кем никогда, как я понимаю… Но ты-то соображаешь?! Ну объясни ты ей, что этому Вадику от нее надо! Что ничем хорошим это не закончится.

— Да я говорила ей, — шепотом ответила Ленка. — Но с другой стороны, ей же надо хоть когда-то хоть с кем-то начинать встречаться. Она же сиднем в комнате сидит. Ни в клубы, ни в кафе не ходит…

— Ну не с этим же… — сам себе удивляясь, возразил Кеша. Какое ему дело до чужой жизни? — Вадик из тех, кто поматросит и бросит…

Ленка согласно кивнула. И все же — не удержалась:

— Как вы?

— Как я, — согласился Иннокентий Иванович.

***

А теперь давайте с Вами перенесемся примерно на неделю назад.

Кеша шел по улице, ничего плохого не подозревая. И… Сначала под ноги ему, с громким лаем, бросилась собака. Собаку он шуганул, но на мгновение потерял равновесие и поскользнулся на гололеде, больно ударившись спиной. Он приподнялся, затем — встал на одно колено…

— Извините, — услышал он сверху. — Джек, сволочь, зачем человека напугал? Помочь?

Над Кешей склонился мужчина. Лицо его Кеше показалось смутно знакомым.

— Кешка! — выпалил мужчина. — Ты?

А, точно. Вовка Терликов. С Вовкой они никогда не дружили, но так — пересекались иногда, еще в студенчестве. Честно говоря, Вовка Кеше не особо нравился. И тем неприятнее было, что тот сейчас нависал над ним, а Кеша стоял на снегу на одном колене, словно холоп перед барином.

Иннокентий поспешно поднялся. Все же — пожал протянутую ему руку.

— Извини, Кеш. Джек наш — дикарь. Никак не приучу его прилично себя вести. — Вовка хохотнул. — Ой, ты куртку порвал.

Кеша попытался заглянуть себе через плечо. Действительно, его куртка (почти новая, кстати) порвалась в районе лопатки. И, судя по всему, зашить ее, чтобы та выглядела прилично, уже не удастся. Вот же блин!

— Кешка! Да не расстраивайся. Хочешь, я тебе новую куплю? Сколько эта стоила? Тысяч пять? — Вовка достал из кармана пухлый кошелек, отсчитал пять тысячных купюр и протянул их Кеше.

Вообще-то, куртка стоила десятку. На одежде Иннокентий старался не экономить. Но вот говорить об этом Вовке не хотелось…

— Да брось, — отмахнулся он.

— Ну давай хоть поднимемся ко мне? — предложил Вовка. — Обсохнешь. Ты вон — весь в снегу. Я вон в том доме живу. — Рукой Вовка показал на новенькую многоэтажку.

У Вовки он просидел около часа. Было стыдно себе признаться, но ему Кеша завидовал. Квартира у того была новенькая, большая. Машина новенькая. И то, и другое (Кеша уже это выяснил), досталось ему от богатых родителей. У Кеши богатых родителей не было. И машины не было. Квартиру он купил в ипотеку, несколько лет назад. И сдал, чтобы побыстрее выплатить банку долг. И никому об этом не говорил, иначе из общаги бы его тут же поперли…

Вовка же вовсю хвастался своим имуществом. А Кеша вовсю ощущал себя нищим сорокалетним неудачником…

— А я гляжу, с деньгами-то у тебя не густо! — заметил Вовка. Хотелось думать, что не ехидно, но Кеша в этом не был уверен.

Конец ознакомительного фрагмента.