Гидра

Анастасия Попова, 2011

Фрида живет в стране пластилиновых человечков. Есть такая легенда, что с тем, кого выберешь ты, если он выберет тебя, из окна, которое выберет вас обоих можно гулять по облакам. И это самое большое счастье на свете. Но один человечек приватизирует озеро денег и вокруг него начинают слепляться остальные, в итоге образуя чудовище, которое разрушает университет, крушит киоски, ломает все на своем пути – Гидра.... Как Фриде ходить по облакам, жить и работать, если мир превратился в чудовище?Художник обложки Прядко. Л.Содержит нецензурную брань.

5.

Через неделю меня выписали. Преподы были удивлены, что я стала появляться на парах. Естественно, их болтология мне была не нужна. Я хотела видеть Амо. И видела я его часто. Он приходил к нам на пары, сидел на задних рядах с Любой. Шептал ей что-то. А у неё при этом было такое довольное, такое ангельское личико, что хотелось надавать ей по щекам. Люба любила приходить в курилку с ним в обнимку, закатывать глазки и показывать какое-нибудь плюшевое сердечко, которое подарил Амо. Он говорил: «Зая» и целовал её в лобик.

— Спорю на что угодно, через месяц поженятся, — кричал кто-то из девчонок.

А меня это просто выворачивало. Я первая его увидела. Я первая захотела гулять с ним по облакам. Я тоже не уродка. Почему так вышло? Я покрасила волосы в белый, седой цвет, нарисовала на щеке чёрню слезинку, купила крылья ангела, и стала так ходить в универ. Когда из курилки уходили они, а следом я, я слышала за спиной шепоток: «Бедная Фрида». А это значило, что мои чувства раскрыты. Вечерами я старалась где-нибудь бухать. И от этого засыпала. Потому что думать о нём стало больно. Нет, я всё ещё представляла, как мы ходим по облакам. Но потом осекалась — он будет ходить по облакам с Любой. И плакала-плакала. Но завтра я снова шла на пары. Садилась к ним поближе.

В тот день они сидели за моей спиной. Преподша что-то гнусаво рассказывала про права человека. Говорила, что их надо знать и стыдила очередного двоечника за то что (подумайте, какое преступление!) к сегодняшнему занятию не выучил конституцию.

— Ну что, сегодня? — тихо спросил Амо.

— Я боюсь, — ответила Люба.

— Не бойся, — он поцеловал её в лоб, — если ты этого хочешь, мы не разобьёмся, потому что я этого хочу.

— Я хочу, но я не понимаю, как это выйти из окна и пой ти по небу. Мне кажется, это нереально, это легенда.

— Фрида, — услышала я громкий голос, но не обратила внимания.

— Хорошо. Я знаю старый двухэтажный дом. Если мы пойдём с его крыши, мы не убьёмся. Максимум — переломаем ноги. Я, на всякий случай, соберу листву, чтобы, если что, было, куда падать. Пошли…

— Фрида, — прозвучало громче.

— А, ну так я согласна, — сказала Люба.

— Фрида, ты с кем там гуляешь по облакам? — наконец выпалила преподша.

Вся засмеялись, потому что знали с кем я гуляю… Вернее, не гуляю.

— Чего, я прослушала.

— Назови конституционные права человека.

Я, естественно, ничего не учила дома. Какие у человека права, я не представляла. Надеялась, что кто-нибудь подскажет. Посмотрела на Ботану, она сидела рядом. Ботана отвернулась и принялась дорисовывать у себя в тетради зайчика. Она вообще на меня обиделась, после того, как получила дополнительную порцию физ-ры в следующем семестре. Тем более, физ-ру она терпеть не могла. Остальные не знали.

— Ну… Да тут гением быть не надо. Самое элементарное, что человеку необходимо.

— Учиться, — смекнула я.

— Правильно, право на образование. Ещё…

— Есть, спать…

— Что значит «есть, спать»? Есть или спать?

— А это разные права?

— Да, право на жизнь и право на отдых. Очень плохо, Фрида. Четыре.

Ботана подняла руку:

— За что четыре? Она же вообще ничего не знает.

— На троечку она ответила. В этом семестре все получают оценки на бал выше. Но не расслабляйтесь. Это только в этом семестре.

Ботана подписала себе приговор. Если раньше я её просто не любила, сейчас я ей устрою сладкую жизнь.

— Вы этим дискредитируете оценочную систему всего университета.

Юридичка растерялась.

— Ботана, да ты что, ты же всё знаешь…

— Скажем, я получу реальные оценки — я отказалась участвовать в эксперименте, а вот Фрида непонятно за что станет хорошисткой. Придёт она со своими четвёрками устраиваться на работу. А там бах и выяснится… А следом я с точно таким же дипломом… Специалисты нашего вуза не будут котироваться, если тогда, когда человек заслужил двойку, ему ставят четыре.

Я видела, как мечется Юридичка. Да, это чмо говорит всё верно. Но четыре по юриспруденции! Блин, это очень-очень круто. А если она сейчас влепит мне пару, у меня выйдет тройка в итоге.

— Не ставьте мне двойку! Я хорошо знаю уголовный кодекс! Могу рассказать, — выпалила я.

— Знаешь, Фрида, уголовный кодекс тебе, скорей всего, не пригодится никогда. А вот права человека людям твоей профессии, да и вообще любому, необходимо знать. На самом деле, их всего десять. Право на жизнь. Право на отдых. Право на образование. Право на жилище. Право на труд. Право на брак и безбрачие. Право на здоровье. Право на вероисповедание. Право на защиту. И право на мечту.

— Это что, правительство должно исполнять все мои мечты?

— Нет, конечно, просто никто не имеет право издавать законы, в связи с которыми тебя обязывают хотеть то, что ты не хочешь. Также никто не имеет право выпускать законы, делающие невозможными исполнение чьих-либо законных желаний.

— Это как?

— Если кто-то мечтает купить машину, никто не имеет право выпускать закон, запрещающий покупать машины.

— Ну, это ведь глупость.

На меня уставились все.

— Какому идиоту понадобиться отменять машины? Все ж, власти всякие, итак воруют, и никого не сажают.

— Ты плохо знаешь историю. Права человека, даже основное право — право на жизнь — невыгодны власти, и она всегда старается их отнять. Их надо знать, иначе с тобой могут сделать всё, что захотят.

— Давайте, я к следующей паре выучу все права и свободы человека, а сегодня вы поставите мне точку.

Юридичка согласилась. Вообще, я разозлилась на Ботану, но, знаете, иной раз какой-то пустяк переворачивает всю твою жизнь. А, если ты какая-нибудь важная шишка, иногда и весь ход мировой истории. Пава человека надо было выучить. Ибо дальше жизнь показала, как они нужны и важны. Но тогда я этого не понимала. После пар я взяла Виту, мы подкараулили Ботану во дворах. Она сначала улыбнулась своей тупой овечьей улыбкой и сказала, что ей надо спешить.

— Куда тебе спешить, на ещё одну физ-ру? — спросила я.

— Что я сделала не так? — спросила она.

— Знаешь что, сейчас всем выпала гигантская халява. Мы её заслужили. Если ты не в теме — это твои проблемы, — вставила Вита.

— Давай, ты больше не будешь выпендриваться. Мы получаем те оценки, которые нам полагаются, ты — те, которые полагаются тебе. В наши дела ты не лезешь.

Ботана хлопала глазками и готова была расплакаться.

— Ты можешь сказать, на фига ты это сделала? — спросила Вита.

Ботана молчала.

— Слушай, мы тебя бить не будем. Просто скажи, на фига?

— Это несправедливо. Каждому должно воздаваться по труду.

— Вот иди и отстаивай свой труд. Правдина выгнали ни за что и тебе незачёт влепили ни за что. У тебя есть право получить этот долбанный зачёт. Иди и добивайся. Мы тут ни при чём вообще.

Я думала, Ботана сейчас разревётся, извинится. Но она втянула в себя эмоции. Чётко и внятно ответила:

— Думаешь, стоит добиваться?

— Думаю, стоит. Но не за мой счёт.

— Ты права.

Она развернулась и пошла.

— Ботана, ты всё поняла? — крикнула вдогонку Вита.

Она обернулась.

— Я не хотела этого говорить. Зачем-то это было надо. А ты права человека выучи, они нужны не мне и не Юридичке. Это надо тебе.

Мы с Витой всю дорогу материли Ботану. Обсуждали, какая у неё идиотская причёска, какой она купила дурацкий пуловер, да и вообще, какая она дебилка. Остановились возле шара гласности. Сообщалось, что Влад, воспользовавшись законом «О приватизации» записал в свою собственность Чёрное озеро.

— Во даёт мужик. Голова варит, — вырвалось у Виты.

Чёрное озеро — это все деньги нашей страны. Мы их разливаем по баночкам и меняем на всё, что угодно. И хотя они пачкают руки в маслянистый чёрный цвет, мы их всё равно очень любим.

Человек из шара показал нам рыжего дядьку, наверное, очень умного. Этот дядька сказал, что никак нельзя было разрешать обносить забором и, тем более, отдавать в собственность Чёрное озеро. Это грозит беспорядками в стране, безработицей и диктатурой.

— Сволочь этот Влад. Но мужик крутой, — восхищённо повторила Вита.

А я подумала, что скоро, года через три, буду также сидеть с умным видом в шаре и задавать вопросы какому-то рыжему дядьке. Мы учимся на говорилок, так нас прозвали в народе. Наша будущая задача — сидеть на высоких башнях, смотреть, что у кого происходит и докладывать об этом в эфир. Благодаря этому нас будут узнавать на улицах, а это круто. Говорят, благодаря нам сохраняется демократия, гласность и прочее, ради чего история человечества пережила массу войн и революций. Но мне кажется, это всё фигня. Просто народу по кайфу — идёшь с работы, а из шара кто-то рассказывает, с кем спит твоя соседка.

Глядя на ограждённое забором озеро, я вдруг вспомнила, что хотела посмотреть, куда пойдут Люба и Амо, и как они будут ходить по небу. Честно говоря, я желала им разбиться. Если не насмерть, то хотя бы очень сильно. А Амо не просто разбиться, а покалечиться так, чтобы его невозможно было восстановить. Тогда приду я, скажу, что он мне нужен и такой. И мы пойдём по облакам.

…

Завтра я ждала, что они будут сидеть на задней парте, шептаться, как там, на небе. Я буду слушать это и ненавидеть весь мир. Но они не пришли. Я подумала, что они ушли по небу далеко-далеко и не хотят возвращаться, но всё было гораздо хуже. Народ поговаривал, что они разбились. И, кажется, Люба умерла. Я с трудом дождалась конца пар и побежала в больницу. Там ответили, что Амо выписали, а Люба поломала ногу. Я забежала к ней. Она плакала.

— Я не понимаю, почему это произошло. Я этого хотела. Он тоже.

Амо и Люба выбрали низкую крышу. Специально, чтобы, если что, разбиться не насмерть. Натаскали листьев, веток. Они были уверены, что легко пойдут по облакам, но, когда они сделали шаг, полетели вниз. Потом сильный удар. Потом боль. А вокруг никого. Он не хотел помогать ей встать, да и не мог, у него самого было что-то с ногой. Он пополз на дорогу, звать на помощь, а она осталась одна. Она его ждала-ждала. Было холодно, дул сильный ветер. За ней пришли где-то к вечеру, родители. Мать сказала: «Этого и следовало ожидать». Больше Люба не видела Амо. И не хочет видеть. И ни с кем никогда по облакам больше не пойдёт.

Это только кажется, что когда кто-то разбивается, хотя ты ему это желал, тебе становится хорошо. Глупости! Зависть — великое чувство, способное свернуть горы. Если у кого-то получилось гулять по облакам, приватизировать Чёрное озеро или купить домик в ипотеку, это может получиться и у тебя. Это окрыляет. Если кто-то разбился, значит, можешь разбиться и ты.

Но я побежала к его дому. Он сидел на лавочке и пил пиво с парнями со своего двора.

— Привет, — сказала я.

— Привет, — ответил он.

— А я тут мимо шла… Ты какой-то странный, что-то случилось?

Он улыбнулся, не желая продолжать эту бессмысленную игру.

— Лина, тебя кажется так зовут?

— Фрида.

— Ты прекрасно знаешь, что мы разбились. И мимо ты не проходила, а шла специально. Посмотрела? Иди дальше.

— Я говорила с Любой…

— Я не хочу о ней слышать.

Мне было странно, что он не хочет. Она не виновата в том, что случилось. Просто та крыша, с которой они упали, их не выбрала. Нельзя запланировать чудо, а они попытались.

— Она должна была сказать, что не хочет этого, — выпалил он, — тогда мы бы не разбились.

— Она хотела, просто в последний момент испугалась, — соврала я, — если один зовёт, а второй боится, ничего не выйдет. Это все знают.

— Тогда что здесь делаешь ты?

— Прекрати. Уж я-то в этом точно не виновата.

— Что ты за мной бегаешь, ты мне не нравишься!

Да, я понимаю, что не красавица, понимаю, что со мной ему не хочется даже сидеть рядом, не то, что шагнуть в пустоту. Но зачем со мной так?

— Что смотришь? Для меня, что ты есть, что тебя нет. Ты бесполая.

Я развернулась и побежала. Я бежала-бежала…