Поломки разума

Анастасия Олеговна Мельникова, 2020

Нэнси Морган – молодая писательница, медленно сходящая с ума после расставания с любимым человеком, который продолжает существовать в ее воображении. Мысли Нэнси разрываются между настоящим, прошлым, прочитанным в книгах и написанным ею ранее в своих произведениях. Единственный оставшийся друг Доран, полагаясь на свой врачебный опыт, пытается вытащить Нэнси из сложившейся жизненной ситуации.

Глава 10

За эти полтора месяца Доран прочно вошел в мою жизнь. На данном этапе существования я неимоверно нуждалась в подобном собеседнике.

Доран работает в центре реабилитации психически больных пациентов. Он наблюдает за тремя шизофрениками с разной степенью прогрессирования заболевания. Обсуждение работы Дорана между нами происходит редко. Он не любит рассказывать. Но иногда мне все же удается что-то вытянуть.

Чаще всего мы обсуждаем сферы близкие мне: книги, философия, музыка, иногда кино.

— Как ты относишься к классике? — спросила я у него однажды.

— Сказать честно? Я совершенно ничего не смыслю в этом.

С тех самых пор в нашем духовном союзе имели место вечера классической музыки, во время которых я знакомила двадцатичетырехлетнего врача с Бетховеном и Григом, с Рахманиновым и Сен–Сансом, с Бахом и Дебюсси. Со всеми, кому я приписываю статус гения.

— Знаешь, Нэнси, теперь я понял, почему ты одинока.

Доран сидит за столом, наблюдая, как я, стоя за плитой, помешиваю макароны в кастрюле.

— Потому что я совсем не умею готовить? Мог бы не напоминать мне об этом сейчас, когда я выворачиваюсь наизнанку, чтобы накормить тебя хоть чем-то приемлемым.

— Не совсем, Нэнси. Я понял, что ты слишком сложная и многогранная личность. Это, однозначно, превосходно и полезно для современного деградирующего общества. Но ум женщины отталкивает мужчин. Не всякий мужчина может находиться рядом с той, что превосходит его интеллектуально, разностороннее мыслящей, переходящей грани узкого познания обычных простых людей. Ты не задумывалась над этим, Нэнси?

Конечно. Я думала об этом.

Кастрюля с кипящей водой слетает с плиты и падает мне в ноги, отплевываясь кипятком и сварившимися разбухшими макаронами.

Я словно где–то далеко. Смотрю, как кипяток разливается на мои меховые тапочки, которые мигом впитывают его. Вода просачивается и жжет мою кожу.

Доран что-то кричит. Он, хватая полотенце, откидывает кастрюлю в сторону. Поднимая меня на руки, скидывает промокшие насквозь тапочки с моих облитых кипятком ног.

Доран несет меня в комнату для осмотра.

Он что–то говорит.

Он задает вопросы.

Мне безразлично.

Мне все равно.

На тапочки.

На макароны.

На него.

На мою никчемную, лишенную смысла жизнь.

Доран ударяет меня по щеке. Еще раз. И еще.

Он подсовывает что-то резко пахнущее мне под нос, заставляя судорожно вздохнуть и закашляться.

Я смотрю в его испуганные зеленые глаза.

И слезы текут по моим щекам.