Год хорошего Кощея

Анастасия Деева, 2021

Верно говорят: «Не родись красивой, а родись – счастливой». Звезда у Василисы Прекрасной была несчастливая. В юности похитил ее Кощей и заточил в заколдованном лесу. Жених Иванушка ушел искать Кощееву смерть и сгинул… Тридцать восемь лет пролетело с той поры, как оказалась она в избушке посреди чащи дикого леса. Красота давно увядать стала, Прекрасной больше не зовут. Бабой Ягой кликать стали. Но это всё присказка. Сказка впереди будет.Как-то раз, в конце декабря, в жизни Василисы случилось очередное несчастье. Вместо того, чтобы помочь царевичу стать главным богатырем на Руси, на подвиги совсем случайно отправилась она сама. И не куда-то, а в самую обычную, современную Москву. Теперь ей, невезучей, требуется спасти царевну, сразиться с Кощеем и одолеть Горыныча. Только где же их найти, в Москве этой? Да и под силу ли обычной бабе без особых способностей выполнить такую задачу?Самой-то Василисе немного надо. Всего лишь найти ответ на вопрос: где же заплутало ее собственное счастье?

Посвящается маме

Царевич-победитель

Избушка полыхала. Огонь перекинулся на крышу, по которой, обезумев от ужаса, метался рыжий кот.

— Найдён, прыгай! — кричала, вырываясь из сильных, крепких рук царевича, растрепанная, перепачканная сажей пожилая баба в тлеющем тулупе.

Кот с пронзительным воплем сиганул сверху в высокий сугроб. Тут его и подхватил за шкирку тщедушный мужичонка, состоящий в стремянных у царского сына. Животина и мяукнуть не успела, как оказалась в мешке.

— Это… что… с ним делать-то? — спросил стремянной. — Того? — он мешком указал на полыхающую избушку.

— Не смей! — закричала, чуть не плача, баба, в очередной раз попытавшись вырваться из рук царевича.

Тот резко оттолкнул её от себя. Она упала в рыхлый, чуть подтаявший от жара горящей избы снег и заплакала. Добрый молодец повернул к ней розовощекое лицо. Стало заметно, что под глазом его расплылся огромный, красно-лиловый синяк. Он был точно такого же цвета, как стеганный, подбитый мехом кафтан царевича.

— Что, Яга, по-хорошему говорить будем или нам кошака жариться к твоей бешеной Метле отправить? — он кивнул на объятую пламенем избушку.

Василиса умоляюще протянула к нему руки. Времени объяснять, что она совсем не баба Яга, у неё не было.

Молодец соколиным взглядом обвел поляну. Вокруг валялись выброшенные вещи, которые хозяйка пыталась спасти из горящей избы, пока не стало ясно, что дело это безнадежно.

— Кузьма, дай-ка мне хвостатого… И шапку принеси.

Стремянной подал ему мяукающий мешок и побежал к ближайшей сосне. К ней стрелой пришпилило головной убор царевича. Еще несколько стрел торчали в коре рядом.

Взгляд молодца остановился на Бабе Яге. Вопреки его ожиданиям, она оказалась еще крепкая, не старая. Выбившиеся из-под вышитого платка русые, слегка подпаленные волосы уже имели заметную седину. Ей можно было бы дать лет пятьдесят пять или немногим больше. Точно не определить из-за копоти на лице, резко обозначившей все морщины.

Царевич огляделся, заметил торчащие из снега широкие, охотничьи лыжи. Вышитым валенком он пнул ближайшую лыжу в сторону побеждённой и покладисто сказал:

— Сразу надо было со мной, добрым молодцем, по-хорошему. Надевай-ка это. С нами пойдешь.

Не обращая больше на неё внимания, царский сын обернулся в сторону Кузьмы, который пыхтел у дерева, пытаясь выдернуть наконечник из ствола. Тот вонзился глубоко, поэтому у стремянного никак не получалось справиться.

Царевич вздохнул, дошел до него и, приложив некоторое усилие, вынул стрелу из коры. Шапка упала. Молодец покачал головой, поднял её, стряхнул снег о колено и, нахлобучив головной убор на соломенные кудри, обернулся к Яге.

— Плохо стреляешь из лука, — ухмыльнулся он. — Шапку только испортила!

Василиса на мгновение оторвалась от лыж, вскинула на непрошенного гостя мокрые не то от дыма, не то от слёз глаза, усмехнулась с горькой иронией, но промолчала.

…В это самое время в избушке, за подпертой сундуком дверью чулана, прижималась к стене Волшебная Метла. Она тщательно поджимала свои прутики, чтобы ни одна искра горящих досок не долетела до неё. Метла выжидала, когда охваченная огнем дверца прогорит настолько, чтобы ударить в нее с размаху черенком и выбраться на свободу.