Забытые

Анастасия ГардЪ

Наследники силы древних богов и богатства известного мультимиллиардера — Аврора и Маркус Гард — беспечно живут в родовой усадьбе. Но Летний бал меняет жизнь молодых элогимов самым неожиданным образом. Поглощенные запретными чувствами и тайными желаниями, шокированные решением отца выдать Аврору замуж за наследника могущественной державы, герои не замечают, как над их семьёй сгущается опасность.Сможет ли божественная сила противостоять угрозе? А если нет, то как тогда защитить любимых? Книга содержит нецензурную брань.

Глава 5

МАРКУС

Окончания польки я так и не дождался. Женская навязчивость и сплошное жеманство отбили всё желание танцевать. Улучив момент, я незаметно ретировался в сад.

Последнее, что видел на паркете, — как Сеоман ловко подхватил Аврору и увлёк её вглубь бального рисунка. Даже издалека я ощутил её радость. Правда, не понял, чему она так сильно обрадовалась: смене партнёра в общем или пришествию Сеомана в частности. Хотя, признаюсь, любой из вариантов неприятно колет честолюбие.

Аврора — самая близкая мне душа. Мы с младенчества проводим всё время вместе. Я уже настолько привык к её присутствию, что не могу вообразить, как может быть иначе. Даже бесконечные перепалки не способны надолго развести нас в стороны и настроить друг против друга.

Но в последнее время всё чаще замечаю, что сестрина дружба с Сеоманом вносит в наше единение какой-то разлад. Я стал чаще злиться на сравнения с ним, чаще позволять себе язвительные высказывания об их отношениях. Я вообще стал каким-то нервным и придирчивым. А после вальса меня и вовсе накрыла волна жутчайшего раздражения.

Что происходит?

С дядей я ладил всегда. Если посмотреть объективно, за все годы я провёл с ним времени гораздо больше, чем Аврора.

В нашей семье уделяется особое внимание развитию воинского мастерства. Отец начал с раннего детства воспитывать в нас силу тела и крепость духа. Ненавязчиво просвещал о взаимодействии энергий, приучал к ручному труду, учил наблюдать и мыслить системно. Взрослея, мы освоили навыки рукопашного боя, фехтования, обращения со всевозможным оружием. Мы научились управлять Эфиром и использовать его на пользу себе и окружающим.

Но со временем публичность стала занимать у Виктора слишком много времени, и обязанность по взращиванию элогимов-воинов, легла на тренеров и наставников. Лучшим из них, по моему мнению, стал Сеоман. Сломав стереотипы, нарушив стандарты, он снёс границы дозволенного и расширил рамки моих возможностей.

В отличие от тренеров-людей, дядя наглядно показал, как сражаться в унисон с вихрями Эфира, извлекая из них максимальную мощность. Он научил оценивать противника одним эфирным взглядом — различать его сильные и слабые места на тонких уровнях, видеть намерения и предугадывать манёвры. В бою он приучил не делить приёмы на «честные» и «подлые», а трезво оценивать шансы на победу и действовать согласно приоритетам.

Однако, за годы тренировок, ни мне, ни Авроре так и не удалось ни разу одержать победу в поединке с ним. Сеоман Колиньяр — противник в высшей степени непредсказуемый и чрезвычайно изобретательный. Он окутан одному ему известными хитросплетениями энергетических блоков и полностью закрыт от считывания эфирных вибраций.

Даже предположить не могу, что способно пробить брешь в его защите. Но от этого стремление одолеть наставника становится только более настойчивым.

Как и желание отобрать у него внимание Авроры.

Вечер уже погрузился в глубокие сумерки и подёрнул всё тёмными щупальцами. Шагаю по садовой дорожке от особняка, горящего ослепительными огнями, в темноту и тишину. Ловлю себя на диковинных мыслях. Я никогда не смотрел на сестру как на девушку. Компаньонка, напарница, сообщница, единомышленница — она всегда была для меня побратимом в юбке. Но сегодня…

Что-то произошло.

Обернувшись, я увидел перед собой привлекательную даму с обаятельной улыбкой, разящую великолепием в самое…

В самое что?

И при чём тут Сеоман?!

Останавливаюсь у питьевого фонтанчика. Хочется есть. Мысли об изысканных кушаниях, оставшихся на столах в бальном зале, только будят раздражение. Незаметно набить желудок сейчас точно не получится, да и лицезреть счастливое лицо Авроры в паре с Саймоном не хочется вовсе.

От досады решаю напиться холодной воды и умыться, смыв странные измышления.

Склоняюсь над полной чашей. В водяном зеркале отражается лицо обиженного подростка. Таким я помню себя в двенадцать лет, когда впервые дядя развёл меня на ристалище, и на глазах всех домашних я позорно улетел в бассейн. Тогда в глупой неудаче я обвинил Вселенную со всем её содержимым и упорно пытался убедить себя, что за посмешище в моём лице ответственен Саймон. Благо, что влияние отцовской мудрости помогло понять, насколько я заблуждался.

Урок усвоен. А мне уже, слава Вселенной, девятнадцать.

Ответственность за всё, что со мной происходит, лежит исключительно на мне. И только мне подвластно изменить всё, что меня не устраивает.

Тем более, что прекрасная половина собравшихся в особняке позади считают меня суперзвездой. И не безосновательно.

Так что же меня не устраивает?

Пристально вглядываюсь в отражение, чьё выражение лица меняется также быстро, как и мысли в голове. Высокомерный взгляд, сардоническая ухмылка…

Внезапно наступает прозрение: в окружающем нас цепляет то, что по каким-то причинам мы не можем разрешить себе. Я не могу позволить себе быть Авроре кавалером, не братом. А Саймон может. И спокойно опускает роли дяди и наставника. Причём не только сегодня.

Почему?

Рефлексию неожиданно прерывает возмущённое:

«Маркус, где тебя носит?!»

Несмотря на недовольный тон, вопрос возбуждает радость.

Выдерживаю довольную паузу, представляя, как Аврора злится и смешно морщит лоб.

«Там, где дум прекрасных сладость,

Где очей блестящих радость,

Тишиной хранимый сон,

В темноте скучает он…»²

«С каких пор ты заговорил ямбическими рифмами?»

«Навеяло олеандрами³.»

«Ты что ли сбежал в сад?»

«Ну почему сразу сбежал. Гордо уединился.»

«Ладно. Подожди меня там.»

«Зачем?»

Выдерживаю холодную интонацию, но замечаю, как от волнения сбивается дыхание.

Вот он — шанс сделать желаемое действительным. Сам идёт ко мне.

Не дожидаясь ответа, поспешно добавляю:

«Я в северной части парка, недалеко от фонтана. Сижу на лавке в кустах.»

Оборачиваюсь убедиться, что лавка мне не привиделась. Точно. Стоит, скрытая шапкой длинных веток олеандра, и манит уютной темнотой.

«Вижу. Будь там. Я иду.»

В нетерпеливом ожидании ковыряю гравий носком туфли. Параллельно соображаю, чем занять Аврору, чтобы она снова не предпочла мне Сеомана.

Как же хочется…

–…есть?

Резко поднимаю голову навстречу знакомому голосу. Из-за кустов на дорожке показывается Аврора с огромным подносом тапасов и…

— А кроме эклеров ничего не было?

При виде еды разумность уступает главенство голоду.

— Если тебе не нравится, унесу всё обратно, — Аврора картинно пожимает плечами и собирается развернуться обратно. Досадую на глупость и, спохватившись, хватаю девушку за руку, намереваясь забрать у неё поднос. Возникает заминка. Сестра сначала внимательно смотрит на ладонь, сжимающую её запястье, а после поднимает недоумённый взгляд на моё лицо. Её глаза сияют в темноте сапфировым блеском. Лёгкий ветерок обвевает приятной прохладой и доносит до ноздрей лёгкий запах роз.

Внезапно понимаю, что слишком долго пялюсь на Аврору. Неловкость прячу за насмешкой и вызывающим тоном:

— Нет уж, ваше высочество. Я намерен отведать все изысканные яства, что вы тащили в такую даль, — забираю тяжёлый поднос из рук девушки. — Эклеры очень даже сойдут.

Выгнув бровь, она молча смотрит, как я набиваю рот пирожными. Жестами предлагаю сесть на лавку. Пока идём, Аврора берёт с подноса эклер и красиво откусывает от него половину. Это выглядит мило и вызывает улыбку. Почувствовав мой взгляд, она собирается возмутиться. Но наполненный рот не позволяет ей сделать ничего, кроме как беззвучно рассмеяться.

«Ты так смотришь, будто никогда не видел, как я ем.»

«А ты реагируешь так, будто тебя это смущает.»

«Меня? Да с чего это? Кстати, я тебе задолжала обед. Прими этот поднос в качестве компенсации.»

— Чтобы спасти меня от голодной смерти, одного подноса будет маловато.

Окинув меня снисходительным взором, Аврора дожёвывает эклер и возвращается за угол. Заинтересованный затеей сестрицы, следую за ней. Там она взбирается на одинокую лавку и пристально осматривает освещённую часть парка рядом с особняком. Взбираюсь следом.

— Маловато, говоришь? Сейчас организуем доставку.

Аврора концентрируется на одном из официантов, которые развозят еду и напитки гостям на улице. После короткого ментального монолога наблюдаю, как один из них сворачивает со своего маршрута и направляется в нашу сторону.

Одобрительно усмехаюсь сестриной находчивости и спрашиваю, шутки ради:

— Что ты ему пообещала?

С ироничной ухмылкой она спрыгивает на гравий и пожимает плечами:

— Поцелуй за расторопность.

Оторопело взираю на неё сверху вниз и ощущаю как где-то в глубине живота зреет негодование.

— Ты сейчас серьёзно?

— Маркус, какие бури сегодня угнетают твою разумность?

Чувствую себя идиотом. Пока в раздумьях чешу подбородок, официант доходит до Авроры, оставляет тележку, полную еды, и, поклонившись, удаляется обратно.

— Кушать подано.

Девушка толкает перед собой аэротележку, плавно скользящую по воздуху, до лавки, укрытой ветками. Рассматривая содержимое, она бросает в мою сторону взгляд исподлобья:

— Так и будешь столбом стоять? — в голосе слышу разочарование. — Я, вроде как, для тебя стараюсь.

— Да ты сегодня сама любезность, — говорю едко, скрывая радость от сестриной заботы.

Пробираюсь к лавке. На ходу снимаю смокинг и заворачиваю рукава рубашки. Усаживаюсь напротив тележки, разглядывая её содержимое. Чего тут только нет: горы каких-то рулетиков, пирожных, канапе, нарезок, конвертиков и, Космос знает, чего ещё. Снимаю пробу с каждого блюда. Всё настолько вкусно, что непроизвольно жмурюсь от блаженства.

Чувствую, Аврора не разделяет моих гастрономических восторгов, а суетливо шарит под пологом столешницы.

— Еды сколько угодно, а запить нечем, — разочарованно бубня, девушка звенит стеклом. — Зато есть, что выпить. Гляди, что нашла.

Она достаёт из-под стола две бутылки с янтарной жидкостью внутри. Виски — любимый напиток Сеомана.

— Давай сюда. Сейчас заценим, стоит ли это тех денег, которые за него просят.

Аврора с сомнением протягивает мне одну из бутылок.

— Ты разбираешься в элитном алкоголе?

В жизни не пробовал ничего крепче кефира.

— Когда-то же надо начинать.

Забираю бутылку из рук девушки. Верчу её с видом знатока, рассматривая со всех сторон. Аврора усаживается рядом и с невозмутимым видом вскрывает вторую бутылку.

— Эй — ей! Ты что, решила пуститься во все тяжкие?

— Тебе можно, а мне нет? С чего бы? — сорвав крышку, она проводит горлышком у носа и морщится как от нашатыря. — Если учесть, что у элогимов повышенный обмен веществ, то опьянеть у нас не выйдет. Как думаешь?

— Возможно, — задумчиво хмурюсь и откупориваю свою стекляшку. — Проверить можно только опытным путём.

Недолго думая, прикладываюсь к горлышку. Только нежелание прослыть неженкой удерживает порывы выплеснуть всё обратно. Совершив пару глотков, в отвращении утираю губы.

— Ну и пойло. Я бы за это не дал ни цента.

Аврора, внимательно наблюдающая за моей реакцией, с сардонической улыбкой делает то же самое. Но насмешка быстро сползает с её лица, сменяясь гримасой отвращения.

— Согласна на все сто.

Заедаем горечь закусками. Пока жуём, переглядываюсь то с Авророй, то с бутылкой.

— Всё, «опытный путь» подошёл к завершению? — девушка хитро прищуривается и подносит бутылку к губам для следующего глотка.

Это же вызов, не иначе.

— Ещё чего. Я только начал.

Делаю большой глоток. Горло обжигает огнём. Еле сдерживаюсь, чтобы не закашляться. Аврора пьёт понемногу, но в большем объёме. Видя это, повторяю всё заново. От крепости напитка передёргивает. Отставляю бутылку, чтобы заесть нестерпимую горечь. Чувствую, как начинает пылать лицо.

Сестра же, продолжает цедить дорогое пойло. Осушив бутыль наполовину, она резко выдыхает алкогольные пары и уминает с тарелок остатки канапе и тарталеток. Вижу в этом повод её подначить — не сводя взгляда с её лица, заливаю в себя разом всё, что осталось. Но вскоре понимаю, что, если продолжу, мой вечер окончится в кустах. Аврора издаёт короткий смешок и через силу пьёт ещё. С трудом сглотнув остатки, она ставит свою бутылку возле моей. В ней оказывается на два глотка меньше.

— Это тебе за обеденный финт. Если оценивать, кто выпил больше, то я победила, — девушка выдыхает себе на ладонь и, сморщившись, отмахивается от запаха. — Но больше на такое не подпишусь.

— Мда. Это была не самая умная затея.

— Наши затеи разве бывают умными?

Переглянувшись, катимся со смеху.

— Как себя чувствуешь? — успокоившись, Аврора аккуратно утирает слёзы с уголков глаз.

— Так же, как и всегда, — уперев руки в бока, встаю отдышаться. — А ты?

— И я, — девушка тоже поднимается на ноги и выбирается на дорожку под лунный свет. — Эксперимент завершён. Резюме — алкоголь в количестве трёх четвертей пьянящего эффекта на элогимов не оказывает.

Выбираюсь вслед за Авророй и встаю рядом, задрав голову и рассматривая яркую луну. Вдыхая летние ароматы, ощущаю, как по телу разливается приятная расслабленность и уютное тепло. Если это не от алкоголя, тогда от чего?

Внезапно в лицо прилетает холодная струя. Не успев протереть глаза, чувствую, что становлюсь мокрым со всех сторон. Ну конечно — автополив в этой части сада никто не выключал. Потому что не предполагал, что кому-нибудь придёт в голову залезть в такие дебри.

— Мокрые портки популярностью не пользуются! — взвизгнув, Аврора убегает от дождя, теряя на ходу туфли.

Сопровождаю её взглядом до первого поворота, за которым она скрывается, блеснув платьем. В уме прикидываю, где могу перехватить девушку, и, не мешкая, пробираюсь напрямик сквозь стройные заросли самшита, тиса, олеандра и гортензий. Автополив щедро орошает листву и мою одежду. Прятаться или убегать уже смысла нет — я вымок до нитки.

За очередной зелёной стеной журчит фонтан. Если я всё правильно рассчитал, то Аврора пройдёт здесь прямо сейчас.

Укрываюсь всеми известными эфирными блоками. Даже дышать стараюсь едва-едва. До слуха доносится еле различимый шорох осторожных шагов. Сквозь листву наблюдаю, как крадётся Аврора: как в её волосах бриллиантовой россыпью искрятся капли, а светлая кожа сияет в лунном свете.

Опомнившись, выпрыгиваю из укрытия, намереваясь поймать девушку и окатить её водой из фонтана напротив. Чтоб неповадно было.

Хватаю её за руку и притягиваю спиной к себе, лишая возможности бежать.

— А мокрые платья популярностью пользуются?

Аврора реагирует мгновенно: босой ступнёй больно наступает мне на ногу в туфле. От неожиданности шагаю назад. Небольшой просвет между телами ослабляет захват и позволяет ей вырваться. Но далеко убежать не получается, потому что я всё ещё держу её за левую руку ниже локтя. Девушка пытается выкрутить мне запястье, но длинная юбка не позволяет резко развернуться, не порвав её. Если бы не красивое платье, она бы уже давно пнула меня каким-нибудь изящным способом.

Засмотревшись на покрытое каплями плечо, запоздало замечаю, как промеж рёбер летит сестрин кулак. Рефлекторно уворачиваюсь и перехватываю разящую руку Авроры. Теперь они обе зажаты в моих ладонях. Она пытается освободиться, но безуспешно. Вместо продолжения она прищуривается и вызывающе глядит мне в глаза:

— Мокрые рубашки тоже никому не нравятся.

Не сдерживаясь, усмехаюсь попытке задеть моё самолюбие.

— А мне кажется, наоборот.

Осматривая меня с головы до пояса, Аврора наполняется деланным возмущением:

— Они пачкают наряды. И…

Чувствую, ей хочется завершить фразу, но не хочется произносить вслух то, что вертится на языке.

–… сбивают с толку.

Последние три слова Аврора почти выдыхает. По коже расползаются мурашки. И вовсе не от холода.

Внезапно меня настигает понимание: в Сеомане я сегодня увидел себя. Того себя, каким бы я хотел быть рядом с Авророй. Не братом. Не другом.

Я приревновал собственную иллюзию к девушке, которую не замечал восемнадцать лет. К единственной, рядом с кем я ощущаю себя на своём месте, таким, какой я есть. Потерять которую для меня будет равнозначно лишиться дома.

Я хотел бы быть её частью.

Под впечатлением от осознаний выпаливаю первое, что приходит на ум:

— Что нужно сделать, чтобы ты захотела поцеловать кого-то?

Аврора оторопело смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Она не понимает, что происходит. Как и я.

Поддавшись необъяснимому порыву, склоняюсь к её лицу и решительно целую девушку в губы.

Миг безвременья оглушает звенящей тишиной.

Пространство проявляется многомерностью, расширяя сознание и позволяя ощутить своё ничтожество одновременно со своим величием.

От новых ощущений захватывает дух. Причём не только у меня.

Сердце бешено колотится, сбивая дыхание. Кровь стучит в висках, заглушая все мысли. Аврора приходит в себя первой и, резко вырвавшись, отскакивает, как ошпаренная. Она хочет что-то сказать, и уже было открывает рот, но тут же его закрывает, не произнеся ни звука. Так и стоим в темноте, ошалело глядя друг на друга.

— Ну наконец-то! — с воплем облегчения из-за спины девушки показывается Эдвард. — Я вас обыскался, молодые боги!

Размахивая моим смокингом в одной руке и туфлями Авроры — в другой, дворецкий подходит ближе и в ужасе ширит глаза:

— Что вы?!… Зачем вы?!… Как?! — мужчина заикается от негодования. — Живо в особняк — приводить себя в порядок!

Сердито сверкнув глазами, Эдвард подталкивает меня к переходу и нетерпеливо манит Аврору за собой. В глазах девушки вижу облегчение и страстное желание убраться подальше. Не встречаясь со мной взглядом, она догоняет дворецкого и, не оборачиваясь, торопится выбраться из сада.

Вздыхаю и, тряхнув мокрыми волосами, следую за ними.

***

В абсолютном молчании пересекаем сад. По боковой дорожке выходим к заднему входу в дом, где на крыльце уже нас ждёт Виктор.

Украдкой гляжу на Аврору: взгляд сосредоточен, брови нахмурены, а весь вид говорит о том, что она в уме решает какую-то сложную задачку.

Подходим к отцу. Дворецкий уважительно склоняет перед ним голову и, развернувшись, чопорно произносит:

— Через двадцать минут начнётся котильон. Вы, господа, — заглавная пара вечера. Не опаздывайте.

Удовлетворившись коротким кивком главы дома, Эдвард скрывается за дверью.

— Я надеялся, у вас хватит ума не намокнуть.

По спокойному голосу и бесстрастному лицу отца сложно понять, насколько он сердит или что-то ещё. Не знаю, покаяться или расслабиться. Решаю просто молчать и не выделываться.

Молча посмотрев на обоих, Виктор Эфириумом испаряет лишнюю воду с одежды, кожи и волос. Чувствую себя глупейшим образом и досадую, что не додумался до этого сам. А отец только загадочно щурит уголки глаз.

— В ближайших уборных вы найдёте всё, чтобы придать себе должный празднику вид. Поторопитесь.

Не сказав ни слова более, Виктор тоже уходит в дом, оставляя нас вдвоём.

Поворачиваюсь к Авроре, но произнести ничего не решаюсь. Она всё также игнорирует меня и с особым интересом разглядывает маникюр больших пальцев. Оставляю попытки заговорить с ней и шагаю вслед за отцом и дворецким. Захожу в первую попавшуюся уборную. Иду сразу к зеркалу оценить, насколько плохо выгляжу. Если не считать помятой рубашки, растрёпанной больше обычного причёски и глупой улыбки, выгляжу отлично.

Открываю кран, чтобы умыться. Журчание воды вызывает в памяти вкус поцелуя в саду — сладкого миндаля с корицей и нотками персика. Отряхиваюсь от наваждения и, выкрутив до упора вентиль, подставляю под ледяную струю пылающее лицо.

Короткий стук в дверь ставит на паузу головокружительную мыслемешалку и заставляет напрячься. Вроде прошло не больше трёх минут… сканирую Эфириумом гостя за дверью. Мама. С облегчением наспех вытираюсь и открываю дверь.

— Маркус, привет. Кажется, тебе нужна смена костюма, а твоей причёске — пара женских рук.

Подмигнув, Кларисса заходит внутрь с полным комплектом свежей одежды на плечиках и парой сухих туфель. Она аккуратно раскладывает аксессуары на столешнице, вручает мне вешалку с костюмом и выходит со словами:

— Позови, как будешь готов.

Если бы мама знала, насколько мне не хочется возвращаться в зал, она сочла бы меня прихворавшим. На всю голову.

Такое со мной впервые.

Озадаченный, вздыхаю и начинаю переодеваться.

АВРОРА

Я, наверное, сплю. Ибо происходящее просто не может быть явью.

Пока Мия моет мне ноги, стараюсь унять бушующие эмоции и остановить галопирующие мысли.

Что произошло в саду?

И как я это допустила?

Возмущение стоит комом в горле и не находит выхода. Не могу решить, что возмущает больше: то, что Маркус совершил или то, что мне понравилось, что он совершил.

Немыслимо.

Но разве я не хотела этого?

Мия вытирает чистые ступни полотенцем. В этот момент в уборную входит мама.

— Аврора, всё в порядке?

Не обладая Эфириумом, она с порога чует, что-то не так. Или это написано у меня на лице. Бросаю взгляд в зеркало и точно — оттуда глядит посмертная гримаса. Ужаснувшись, стараюсь расслабиться и улыбнуться.

— Да, мам. Не волнуйся. Это я так переживаю за платье.

— С платьем всё в порядке, — внимательно оглядывая, Кларисса обходит меня по кругу, — а над причёской нужно поколдовать.

В четыре руки мама с Мией укладывают волосы в ракушку. С оголённой тонкой шеей и выпущенными сбоку прядями выгляжу старше.

— Дорогая, женственность — твоя вторая натура. Посмотри, как идёт тебе эта причёска! — с искренним восхищением Кларисса любуется моим отражением.

Отмечаю изящную линию плеч и ярко горящие глаза. Пожалуй, в этом есть правда. Теперь я вижу.

А что видит Маркус?

Зачем он сделал то, что сделал?

И последует ли продолжение?

Намереваясь это выяснить, обуваю новые туфли.

Идти в этот опыт страшно. И нужно ли? Но любопытство сильнее.

Благодарю своих помощниц и, пряча дрожащие от волнения руки, отправляюсь искать ответы.

Вдруг найду.

Примечания

2

Стих автора

3

Считается, что олеандр ядовит. Некоторыми симптомами отравления специалисты считают потерю сознания, бред, галлюцинации (прим. автора)