Выдумки

Амир Кари, 2021

Острым рассказом для меня является "Сыночек". Я написал ее от лица своей мамы, когда ушёл в двадцать лет к своей нынешней жене. К сожалению, я написал этот рассказ только после её смерти. Не знаю, смог бы я ей показать этот рассказ, если бы она была жива? Остальные рассказы – это мои выдумки.

Чебурек

Маленькие, тусклые глазёнки, в которых угасла надежда и спокойствие. Можно закончить описание, и так все понятно. Перейти к главному, но читатель хочет знать больше, для общей картины. Кто может быть обладателем этих угасших глаз? Маленькая дряблая женщина, измученная жизнью, голодом, нехваткой денег, приводящей к нервному истощению, а от этого женщина все реже улыбается, чаще ворчит. Кожа желтоватого цвета. Ей сорок два, но выглядит на шестьдесят четыре: хромает, руки в мозолях и порезанные. Живет она в маленькой комнатке, в малосемейке. Название ее жилища говорит само за себя: обшарпанные обои, клочки линолеума, прикрывающие гнилые доски, в углу электрическая плитка в желтых пятнах от жира, рядом умывальник, сколоченный из досок и обклеенный обоями для красоты, в комнате ударяет по носу сыростью и гнилыми овощами. Порченные овощи Румия покупала дешевле или ей отдавали из жалости, перебирала и варила рагу.

У Румии была язва желудка при которой часто из горла текла кровь. Из-за близорукости людей различала по силуэту или проходила мимо. О выходе на работу не было и речи: пару дней физического труда, и она месяц в мучениях проводила в кровати. Муж, Роберт, бранил ее за беспомощность. Все время проводила сидя возле окна. Румия получала пенсию чуть больше пяти тысяч, две семьсот относила за квартплату. Она до жути боялась быть должной государству. Остальных денег Румия чуралась, быстрей-быстрей избавлялась от них, все до копейки, покупала крупы, картошку, муку и еще по мелочи. Вечером из муки делала лепешки, рецепт которых прост — вода, соль и мука, оставляла на двенадцать часов, чтобы тесто закисло и на сковородке жарила. По ночам штопала любимую кофту розового цвета с маленькими цветочками на груди, из-за плохого зрения получалось не всегда удачно. Знакомые увидев на ней нелепую кофту, улыбались.

Ключ в замке провернулся и на пороге появился длинный, худой мужчина с безобразным лицом, на которым выделялся большой кривой нос и пухлые губы. Большие ладони с кривыми пальцами сняли шапку и кинули на вешалку. Он открыл кран и с угрюмой гримасой сделал пару глотков.

— Роберт, ну что? — спросила Румия.

— Ничего, отстань. Как все запарило.

— Ну, расскажи — сказала Румия чуть слышным голоском.

Роберт нахмурился, он был не в самом хорошем расположении духа. Сдерживая себя, возмущенно начал рассказывать.

— Че рассказать? Как меня хотели побрить? Ха-ха! Я не такой дурак как он думал! Пятьсот рублей за чё!? залить фундамент под забор!? Хе! этот хач знает, что у меня денег нема и так делает — Румия глотала каждое слово как будто этим можно наесться, — представляешь пятьсот рублей? Дурака нашел. Хм, и где только он такие расценки нашел. Черт. — следующую фразу прошептал под нос. — Нет, я не дурак.

— Пятьсот, вроде хорошие деньги? — Чуть слышно проговорила Румия.

— Ты то из меня дурака не делай. Метр стоит сто пятьдесят, а там все двадцать. Не знаю, может и все тридцать. Вот и считай. Давай, давай. Я бы к следующему вторнику то закончил. Народ жадный пошел.

— А больше никакой работы?

— Нет. Походу сегодня тоже вода на ужин, — он нервно захохотал.

«Может ты мелочный?» подумала она, «пятьсот рублей — можно купить булку хлеба, картошечки и маленький кусочек сала, чтоб не так пресно было и… так охота сладкого чая…» от обиды хотела закричать, врезаться в него и колотить его по голове. Увы, мешало плохое здоровье и голод. В эту минуту в мыслях Румии сплыло недавнее событие. Роберт пришел пьяный и улегся спать, в кармане нашла пятьдесят два рубля. Когда Роберт перевернулся на спину, на рубашке заметила сальное пятно, вытянув нос приблизилась к рубашке, от нее исходил запах мяса, «свинина» — она сразу определила. Попробовала на язык, но рубашка была пропитана потом и запахом дерева, выплюнула. Обида накатила к горлу и потекли слезы. Руки сами собой заколотили пьяное тело, но он и не шевельнулся. Когда силы кончились, Румия села рядом и зарыдала тихо в себя.

В один морозный день. После разгрузки грузовой машины с овощами, на руках имея триста рублей, Роберт шел домой и в уме делил добычу. «Отдам Румие все. Пускай купит пожрать. А нет, а если что не то купит? Нет, надо по-другому. Сто себе, ей двести. Нет, мне не хватит. Айй, ей и сто хватит. А что сказать? Почему сто? Скажу пока только сто дали, а потом и забудет». Порешив на этом, довольный собой, добавил шагу. Проходя мимо двух больших зданий больницы, он заметил большое белое окно, за которым люди шумя ложками ели. Не моргая глядел на них минут пять. «Идея!» — подумал Роберт и растянул улыбку.

Быстро вбежал в комнату, Румия сидела за столом.

— Румия, хватит сидеть! Башка родила план! Ха-ха-ха!!! — он был так доволен собой, что станцевал чечётку. Румия от радости подскочила.

— Я решил проблему, мы не голодны.

— Тебе дали работу? О, Роберт, как хорошо! Тебе заплатили?

— Нет, да не про это — ему обидно стало, и думал не рассказывать, но потом поменялся в лице и начал. — Я сейчас проходил мимо больницы, и знаешь, что я увидел в окно? — Румия покачала головой — Они там ели. Понимаешь ели, кушали и все на халяву, понимаешь? — он схватил ее за плечи и дернул.

— Роберт, ты сума сошел? Я там картошку сварила, иди поешь — тихим плаксивым голосом сказала она.

— Ай, отстань со своей картошкой, нам нужно попасть в больницу. — после он подошел к кастрюле вытащил картошку с кулак и проглотил.

— Роберт, ты хочешь стать вором? У государства…?, Ни за что! Я костьми лягу…

— Румия, хватит! Слушай, мне уже надоело тебе что-либо говорить, слушай и молчи. — она судорожно кивнула, — мне нужно попасть туда как пациенту, я буду ходить кушать, а там и тебе перепадет. Я даже придумал как это сделать. Нужно сломать палец или руку.

— Чтобы обворовывать государство? Ни за что! Ты понял меня? Ни за что! Да и со сломанной рукой там не лежат, ставят гипс и вуаля — домой. Забудь.

— Да? Эх, жаль. А с чем лежат?

— Роберт, не надо.

— Румия, нет вообще работы, этот старый хач отказался платить. Сказал, что потом — засунул руку в карман и сжал деньги.

— Как? Я купила там продуктов, но этого нам не хватит до следующей пенсии. — Она села и уставилась в стену.

Уговоры ничего не дали.

На протяжении двух недель Роберт проходил мимо больницы, чтобы убедиться, что там кормят.

Так бывает, что человеческая мысль, долго вертевшая в голове может стать явью.

Ранним утром, Роберт побрел на шабашку разгружать муку. Для него день был похмельным и последних два дня ел плохо. Роберт залез в кузов камаза и стал подавать мешок за мешком. Работал он медленно, прерывисто. Хозяин грузовой спешил и все время ругался с лентяем. Очередной раз, когда Роберт стоял, прислонившись к мешку, хозяин грузовика дернул мешок чтобы напугать и взбодрить, Роберт не удержался и упал на землю.

Вошел домой. Каждое его движение было плавным, лицо бледным, рот открыт и скрючен. Он медленно присел на кровать, не раздеваясь охая лег. Румия, наблюдавшая за Робертом, подошла, выдвинула нос вперед себя и вдохнула. «Вроде не пахнет» — пробормотала она. Через час, когда Роберту стало чуть легче, он рассказал все Румие. Первый ее вопрос был:

— А ты не врешь? — боязливо проговорила, вспомнив недавний разговор.

— Дура. — хотел крикнуть, а только прошипел.

— Может ты специально.

— Свали, а. — он попытался перевернуться на бок, но от боли закричал.

— Может в больницу — поверив ему сказала Румия.

— Ах да, иди к Машке позвони, пускай едут — он говорил долго растягивая каждое слово.

Приехала скорая и забрала Роберта. К вечеру Роберт вошел в комнату, Румия сидела за столом.

— Иди, там за такси надо заплатить. — Сказал Роберт, махая рукой в сторону двери.

— Откуда денег то взять, Роберт, ты что? — на глаза поступили слезы. — Откуда Роберт, Роберт откуда? — говорила она.

— Не знаю, займи иди, у тебя должны быть. — При этих словах он лег и уснул.

Румия пошла занимать.

Проснувшись, Роберт рассказал, что у него трещина в ребре, и как бы он не просился, его не положили в больницу, сказали нет мест. Да и травма его не опасна.

Роберт от скуки каждый день пел одну и ту же песню.

— Ой, Румиюшечка моя, хочется чебурека, жирного мясистого. Эх. — он говорил таким голосом, что у Румии у самой текли слюни, успевала только проглатывать.

— Какой чебурек, надо за квартплату платить, долг отдать теть Маше. Ждет, наверное.

— Эх — он вздыхал так жалобно насколько мог — вот сейчас чебурек — это лучшее лекарства, вот мне надо хорошо кушать, чтобы выздороветь и пойти работать, и вкусный чай с сахаром. Эххх. Аххх. А потом я пойду работать и все выплатим.

— Не знаю. Из тебя работник то… Упал на мою голову. — Ей стало дурно, как она представила, что не заплатит за этот месяц.

— Так вот Румиюшечка, нужно кушать чтобы выздороветь, и идти на работу, — он жалобно стонал, — Румия тебе нравится как я стону? Ты изверг, просто изверг! Эх, изверг… — последние слово он сказал обиженно.

Румия не ответила. Налила в чайник кипятка. Заварка в чайнике была заварена больше десяти раз, так она экономила на чае. Смотрела в окно, и думала, может Роберт говорит правду. А если нет, что тогда. Эти мысли мучали ее до вечера.

В день пенсии, Румия встала в очередь к оплате за квартплату. Она подумала про Роберта, «Если он не поправится, если он будет всю жизнь лежать и стонать как вчера, еще и помрет, зараза такая. Две тысячи на двоих. Ой, как мало! Его надо срочно ставить на ноги. Так он хотя бы хоть какие-то деньги приносил». Подошла ее очередь платить, она по привычки протянула деньги, но быстро отдернула дрожащей рукой, сминая купюры заснула в карман и выбежала с твердым решением заняться здоровьем Роберта.

Румия вошла в комнату с покупками, Роберт спал. На стол она выложила чай, сахар, чебурек, картошки и кусочек сала. После перечитала деньги, и спрятала их во внутренний карман пальто. Она хотела сделать Роберту приятное и разбудить его под запах чая с чебуреком. Румия взяла упаковку чая и хотела разрезать пленку. Вдруг, ей стало дурно, бросило в жар, руки задрожали, грудь сдавило и дыхание стало взволнованным, ей померещилось что она стоит перед судом.

— Подсудимая Румия Давлетшина, вы проговариваетесь к семи лет строго режима — судья встал подошел к присяжным, они долго беседовали. Судья сел за стол, постучал молотком — Румия Давлетшина, переговорив с присяжными мы приняли другое решение: за неуплату квартплаты, за вранье государству вы проговариваетесь к смертной казни. Вы будете посажены в камеру без еды и питья, и смерть вас настигнет.

Из зала кричали «С такими так и надо», «Мало, голодом морить, повесить», «Пристрелить как собаку». Проходя мимо зала, увидела всех знакомых, соседей, родственников они зло глядели на нее. Когда она уже выходила из зала, к ней подошел Роберт и сказал: «Можно пенсию, эт самое, мне будут давать, ты поговори, тебе не понадобится, там» и Роберт посмотрел на потолок «Я хоть за квартплату заплачу».

Придя в себя в холодном поту. Положила покупки в пакет. «Нужно вернуть деньги» — шептала она. Проходя мимо Роберта, она хотела огреть его за такие слова, но прошипев сквозь зубы прошла мимо к двери, повернулась к нему он мучительно вздыхал. Тут она оказалась на его похоронах. В тот момент, когда люди просили денег для того, чтобы закапать тело, она начала рыться в пустых карманах. Замотала головой, потрогала лоб нет ли температуры, не бредит ли. Ей стало совсем дурно. «Нет, смерть — это дорогое удовольствие, месяц и потом пойдет работать» — решила она.

Она накормила Роберта. От волнения в этот день она ни к чему не притронулась, а только залила кипятком ту старую заварку.

Поняв всю ситуацию и прелесть происходящего, Роберт затаил в мыслях план. В первые месяцы он просил овощной суп, во-второй месяц суп с мясом, в третий суп и второе.

Думая достучаться до его совести, Румия со всей важностью, которую только могла создать, садилась рядом к постели Роберта и начинала рассказывать сколько они должны за квартплату, в этот момент Роберт становился слепым и глухим. Один раз Румия пыталась накричать, и пригрозив что перестанет его кормить, он жалобно простонал, взывая к сочувствию. В такие моменты Румия ругала себя за слабый характер.

Так продолжалось полгода. Роберт уже давно вставал и мог бегать, только Румия об этом не знала.

Роберт смотрел исподлобья как Румия собирается в магазин. От бессилия она собиралась долго. Минут пять надевала кофту, потом в прихожей еще дольше натягивала сапоги, которые были ей малы. Она вышла вздыхая, он дождался, пока несчастная женщина исчезнет за углом. Роберт положил в тарелку картошечку, пару помидорок и маленькую котлетку в которой было больше хлеба, чем мяса.

За углом Румия вспомнила, что забыла пакеты и пошла обратно, проклиная все на свете.

Они бы встретились на первом этаже, если бы Румию не окликнула соседка, которая из вежливости спросила, как у нее дела. Румия только пожала плечами. Войдя в комнату, ворча искала пакет, она привыкла что на кровати есть кто-то, и поэтому не посмотрела в ту сторону, перед дверью опомнилась и оглядела всю комнату, пусто. Она села на угол кровати и тяжело выдохнула.

— Ну ты и конь же Роберт, — сказала она, когда он вошел через десть минут в приподнятом настроение. Взяла сумку и огрела пару раз Роберта по голове. Он вырвал сумку, схватил за шиворот и одним движением кинул ее на кровать.

— Ты это, успокойся, я потом приду — он ушел обратно к соседу.

Вечером, когда закуска и водка кончилась он решил вернуться, думая, что Румия все забыла. Он встал возле открытой двери.

— Румиюшечка, виноват, давай мириться. Я завтра же пойду работать. Отдадим мы этот долг. Вон, Серега говорит, что там на складе грузчики нужны — в глубине комнаты никто не отвечал.

Роберт вошел на кровати лежала Румия бледная, щеки впали, ни мертвая, ни живая. Подойдя ближе в руке заметил белый лист.

— Мы. — она еле слышно прошептала.

— Что мы? говори! — он ее потряс, ее взгляд был пустой. Роберту стало стыдно, и он покраснел.

— Двадцать одну.

— Что о чем ты, ты сдурела?

— Двадцать одна… — шептала она как полоумная, — откуда…?

— Че откуда? Говори же! Не молчи, старая галоша, не молчи.

Она перевела взгляд на него и вцепилась ему в глаза.

— Ирод, ирод! — она орала во все горло — Ненавижу! Всю жизнь сломал. Ирод, ненавижу — Роберт отбросил от себя костлявые пальцы.

— Дура, чуть без глаз не оставила — он сильно тер глаза, чтобы заглушить боль, — с ума чтоль сошла, галоша старая?

Она шептала — «Ирод, ненавижу, будь проклят!».

— Больше двадцати одной тысячи мы должны государству, откуда мы возьмем… — Она заплакала, но глаза оставались сухими, а только тело шевелилось, — это все твои чебуреки. Лучше б ты помер, ирод.

— Румия, с ума сошла? Видишь, как все хорошо? Теперь пойду работать. — с надеждой в голосе произнес Роберт.

— Чебурек бы мне… — шептала она долго, пока не уснула тревожным сном.