Только не уходи…

Алёна Бессонова

Следователю Михаилу Исайчеву поручено без особой огласки расследовать убийство важного личного гостя местного губернатора. Гость был отравлен, но кем? Ведь именно в этот день в резиденции присутствовал только узкий круг приближённых к гостю лиц. Времени на расследование у Исайчева в обрез, всего семьдесят два часа. Когда отпущенные часы закончатся, фигуранты разъедутся по разным городам и странам.

Пока…

Иди уже… тебя, наверно, ждут…

(строка из стихотворения Ольги O’NEIL)

Часть первая. Резиденция

Глава 1

Майор юстиции, старший следователь Следственного комитета Михаил Юрьевич Исайчев возвращался из служебной командировки в родной город Сартов из хмурого Санкт-Петербурга. Поездка проходила в рамках расследования сложного дела, и результаты, полученные во время командировки, требовали обдумывания. Доплатив личными деньгами сверх отпущенной ему бухгалтерией суммы на билет в купейном вагоне, Михаил приобрёл билет в спальный. Всё же, как ни крути, на два пассажира меньше. Эта арифметика увеличивала шанс Исайчева на покой и возможность если не подумать, то хотя бы выспаться. Интерьер VIP-купе вызвал у майора ироническую улыбку. Он, конечно, отличался от места в обычном вагоне отсутствием верхних полок, ярко-красными занавесками из потрёпанного временем велюра, а также заранее застеленными постелями, прикрытыми исстиранными пледами шотландского орнамента, то бишь в клеточку.

— Интересно, что сказала бы жена, увидев это великолепие? — спросил себя Исайчев и тут же ответил, — а сказала бы она следующее: «Не кочевряжься, Мцыри, и за это спасибо! Замечательно уже то, что ничьих ног не будет болтаться у твоего носа. Даст бог, повезёт с попутчиком, появится у тебя время в тишине и покое под крепкий чай обдумать результаты командировки…»

Исайчев часто мысленно обращался к своей половинке. Считал её своим камертоном, советчиком и просто умной женщиной с холодной рациональной головой, одним из лучших в Сартове адвокатов. А к кому же ещё, если не к ней?

«Мцыри» — прозвище, которое Михаил Юрьевич получил ещё в школе за подходящее имя и отчество, а также за упорный и стойкий характер. Ольге пришлось по душе прозвание мужа, и вот уже четвёртый год их совместной жизни они называют друг друга не иначе как «Мцыри» и «Копилка». «Копилка» вовсе не оттого, что она скаредна и бережлива, а оттого что страстный нумизмат-коллекционер. В её карманах всегда позвякивают старинные и редкие монетки на случай подвернувшегося обмена.

До отхода поезда осталась всего одна минута, когда с другой стороны двери кто-то тихонько поскрёбся.

— Это ещё что такое? Неужто пьяный попутчик?! — подумал Михаил, резко встал и рывком откинул дверь с сторону.

Перед ним стояла миловидная женщина в костюме фирмы MILD, предназначенном для туристических походов. На сгибе её левой руки висел небольшой рюкзак, а в другой она держала ручку жёсткого кофра для гитары.

— Бемби! — первое, что пришло в голову Михаила при виде женщины на пороге купе. — Почему скребёмся? — вопросительно взглянув на попутчицу, улыбнулся Исайчев. — Вы здесь такая же хозяйка, как и я. Проходите смело. Располагайтесь. Будете переодеваться? Выйти?

— Нет, нет! Не беспокойтесь, — спешно заговорила женщина, — сейчас минутку посижу. Опаздывала. Бежала. Отдышусь чуть-чуть. Заодно и к попутчику присмотрюсь… Нам с вами в одном купе двадцать четыре часа ехать, посему давайте знакомиться, — женщина протянула ухоженную руку с аккуратно постриженными ногтями, покрытыми лаком телесного цвета: — Вася.

— Вася? — удивился Михаил. — Судя по вашим глазам, вас родила инопланетянка.

Женщина присела на краешек полки:

— Моя мама, судя по тому, что, увидев меня, вы прошептали имя «Бемби», вовсе не инопланетянка, а важенка — олениха, подруга оленя. Вы ведь сказали именно так или я ошиблась?

— Да-а-а, — растерянно протянул Исайчев. — Не оригинален. Но по-другому никак нельзя, именно имя Бемби, первое, что приходит в голову при виде вас. Извините… Женщину с такими глазами не могут звать Васей, вы Бемби!

— Так, меня зовут почти все мои знакомые. Привыкла. Однако, я Василиса, попросту Вася. А вы?

— Миша, Михаил Юрьевич…

— Не думаю, что в школе вас кликали «Лермонтов», тогда, значит… — попутчица на секунду умолкла, — «Мцыри»?

— Мать честная! — ещё больше удивился Исайчев, — вы провидец? Меня действительно так окрестили в школе, а сейчас так называет жена…

— На том и порешили: вы Мцыри, я Бемби. Вероятность, что мы когда-нибудь ещё встретимся, ничтожна. Зачем имена?

— Совершенно с вами согласен. В дороге главное — хороший попутчик, — улыбнулся Исайчев. — И мне, кажется, повезло. Судя по вашей одежде, вы снарядились в туристический поход или возвращаетесь оттуда. Нет, всё же собрались…

— Этот вывод вы сделали, глядя на мою белую кожу? — снимая куртку, спросила Василиса. — После похода я была бы смуглее. Но вы не угадали. Я вознамерилась идти не в поход, а навестить друзей. Сартов — мой родной город. В дорогу привыкла надевать удобные и прочные вещи. Неизвестно, что может приключиться, а нарядные одежды у меня здесь, — и попутчица постучала ладошкой по рюкзаку.

— А гитара? — продолжил любопытничать Михаил.

— Гитара — это подарок. Вернее, подарок-талисман. Мы с ней не расстаёмся. С такой подругой путь короче.

— Споёте?!

— Чуть позже спою, — кивнула Василиса, — а сейчас закажите, пожалуйста, чай. На дворе время обеда, пожалуй, угощу вас кое-чем вкусненьким собственного приготовления.

Михаил с готовностью пошёл выполнять просьбу попутчицы, тем более что угощение было кстати. Исайчев с утра оголодал. Гонялся по делам и не успел позавтракать.

Подзаправившись пирожками, копчёной куриной ножкой со свежим огурцом, Михаил расслабленно, с благодушным выражением на лице прислонился к мягкому валику на стенке купе.

Вечерело. Осень за окнами вагона заплакала, робко, а затем более настойчиво постучалась по стеклу дождевыми каплями и, не удостоившись внимания пассажиров, яростно взвыла, заулюлюкала ветром, бросила в стекло жёлтые потухшие беспомощные листья.

— Брр-р-р, какая погода! — сказал Михаил, пододвигая ближе к себе дребезжащий в подстаканнике стеклянный стакан с горячим чаем. — Куда убежали лето и солнце?

— Я знаю, где лето… — откликнулась Василиса, наводя порядок на купейном столике.

— Я тоже знаю, но это далеко: за границей и дорого. Жалко, что в странах СНГ нет в это время года тёплых морей. И раньше не было…

— Было одно… я рядом с ним жила в детстве…

— Да-а? Что за море? — удивился Михаил.

— Воинская часть, в которой служил мой отец, квартировала на этом море, а называлось оно Аральским. Бирюзовое, бескрайнее, похожее на мираж. Это граница Казахстана и Узбекистана.

— Вот как? А подробнее…

Пока Василиса рассказывала, Михаил более пристально рассматривал собеседницу. Перед ним сидела невысокого роста — едва ли больше метра шестидесяти — миниатюрная молодая женщина средних лет, может быть тридцати семи — сорока, а там бог их разберёт этих женщин… Русые, коротко постриженные волнистые волосы придавали ей каплю мальчишеского задора. В её лице была изюминка, даже, можно сказать, урючинка, и этой изюминкой-урюченкой была ГЛАЗА! Михаил в жизни видел много разных глаз. Некоторые приводили его в восторг. Но у Василисы глаза были особенные, их нарисовала природа-художник на славянском лице миндалевидными с вытянутыми к вискам уголками, окаймлёнными длинными, как на частой расчёске, ресницами, и с синими, не голубыми, а именно синими радужными оболочками вокруг зрачков. Сама оболочка была настолько широкой и чистой, что Исайчев увидел в ней отражение своего лица, и оно ему понравилось. Именно из-за глаз Исайчев не мог определить возраст женщины. Кожа лица свежая, без макияжа, ни морщинки, ни рытвинки, а глаза — зрелые, искушённые.

«Не женщина — сон… Смотрел бы и смотрел… Интересно, как бы сейчас меня подковырнула Копилка, увидев мои распущенные павлиньи перья? — усмехнулся Исайчев и тут же успокоил себя, — не стала бы она меня ковырять, сама любовалась…»

Ближе к вечернему чаю Михаил не выдержал и все же попросил попутчицу:

— Бемби, извините, я опять-таки не оригинален, но по закону сцены, если появилось ружьё, оно должно выстрелить, я позволю себе слегка перефразировать — если появилась гитара, значит…

— Спою тихонько, — Василиса осторожно вынула инструмент из кофра и бережно обтёрла его мягкой тряпочкой, из того же кофра. Не перебирая струн, сразу взяла аккорд. Запела глуховатым с трещинкой голосом, отвернувшись к заплаканному окну:

— Привет,

Ну, как ты? Всё дела? Опять дожди-и-и

Косыми лентами опутали аллеи.

Не прикрывай открытых окон, по-го-ди,

Смотри, как вечер тает, без вина хмелея…^[1]

Дверь в купе тихонько отъехала в сторону, и в образовавшейся щели показалась мужская голова, а секунду спустя ниже её — женская. Михаил приложил указательный палец к губам и глазами указал нежданным гостям на место рядом с собой. Василиса не заметила новых слушателей:

— Пока…

Иди, уже… тебя, наверно, ждут…

Забавно тает тень от лампы… Зябко… Скучно…

Бормочет тихо мне бессонница: «Я тут,

Сегодня будем мы с тобою не-раз-луч-ны…»^[2]

Она замолчала, обернулась. В проёме двери, подбоченившись стояла проводница и ещё несколько пассажиров, головы которых торчали из-под мышек и над плечами мощной сотрудницы Российских железных дорог. Проводница, не миндальничая, вошла, села рядом с Василисой:

— Ух, хорошо поёшь! Давай ещё, а я потом всех чаем напою. У меня хороший чай с мятой. Мяту сама выращиваю…

— Всем с мятой или только поющим? — поинтересовался белобрысый мужичок с весьма подвижным лицом. — Тот, что я пил час назад, был без мяты…

— Всех напою с мятой, — подмигнув, благосклонно молвила проводница.

Весь вечер пассажиры беззастенчиво эксплуатировали Василису. Она пела одна и со всеми вместе. Прерывалась только на чаепития, во время которых соседи приносили домашнюю выпечку и сладости. Все, кто не вмещался в купе, пристраивались в соседних, слушали, не закрывая дверей. К удивлению Михаила, его не раздражало многолюдье, а вовсе наоборот, он с охотой подпевал попутчице. Угомонился народ ближе к двум часам ночи.

Утром, подъезжая к Сартову, Михаил подумал, как отлично он отдохнул и ничуть не жалеет, что не удалось в тишине оценить результаты командировки. Прервал его размышления звонок встрепенувшегося сотового телефона, на его дисплее показалось фото сурового мужчины в форме полковника юстиции.

— Приветствую вас, Владимир Львович… — отозвался Исайчев, — Да, еду в поезде… буду через три часа… Быстрее не получиться… И домой не заезжать? А помыться? Так вы только шею намылите, а я хотел помыться весь… Хорошо! Мне сразу в резиденцию или сначала к вам? Есть! Кто со мной? Капитан Роман Васенко? Хорошо! Эксперт? Галка Долженко? Отлично! Прошу прощения, старший эксперт майор Галина Николаевна Долженко… Понял вас… До встречи…

* * *

Поезд медленно подползал к перрону. В тамбуре и рядом с купе проводников столпились пассажиры. Они нетерпеливо топтались на месте, вытягивали шеи в надежде увидеть в окнах встречающих. Исайчев и Василиса стояли рядом с дверью своего купе. Михаил держал в руке собственный чемоданчик и рюкзак Василисы. Свободной рукой легонько ухватил локоть новой знакомой:

— Спасибо, Бемби, за компанию. Было приятно… Я бы на месте вашего мужа не отпускал вас одну, да ещё с гитарой…

— У меня нет мужа, — обронила Василиса.

— Ну, на месте вашего друга… — Михаил замешкался, уловив грусть в лице попутчицы, — не поверю, что у вас нет друга…

Василиса осторожно высвободила руку и взялась за лямки рюкзака:

— Давайте я сама. Он не тяжёлый. Там немного вещей. Приехала всего на три дня. О моём друге скажу так, он отпустил меня много лет тому назад… — Она неожиданно дерзко вскинула брови. — Он меня отпустил, а я его нет!

Поезд остановился, вздрогнул и затих. Проводница загремела дверью вагона, и пассажиры энергично пошли на выход.

— Удачи вам, Мцыри! Даст бог, свидимся… — Василиса спрыгнула с подножки, помахала рукой Исайчеву и, вскинув рюкзак на плечо, быстро пошла по перрону. Михаилу нужно было в противоположную сторону.

— Прощайте, Бемби, — подумал Исайчев, глядя вслед удаляющейся попутчице. — Балбес твой друг!

Глава 2

За шесть часов до приезда Исайчева на место преступления

Причина, по которой руководитель Городского следственного отдела регионального СУ СКР полковник юстиции Корячок Владимир Львович, или, как его попросту называли сотрудники, шеф, решил побеспокоить в дороге своего лучшего «следака» майора Исайчева, была более чем серьёзной. Можно сказать, архисерьёзной. В городе, в летней резиденции губернатора области, убит высокопоставленный гость — Олег Олегович Бурлаков. Человек, чьё имя по версии журнала «Финанс», уже много лет не выходило из золотой обоймы богатейших людей Европы. Олег Олегович был земляком губернатора и, помимо Российского гражданства, имел ещё паспорт Германии. Последние двадцать лет он каждый год приезжал в родной город Сартов по личным делам. Останавливался толстосум в резиденции губернатора, причём на это время гостеприимный хозяин по просьбе гостя отпускал из усадьбы всю обслугу вплоть до охраны. Отпускал потому, что Олег Олегович привозил всё и всех с собой. Время нахождения гостя было непродолжительным — не более трёх-пяти дней. Что в эту пору происходило в резиденции не знал никто, конечно, исключая приближённых лиц, коих было немного. И вот тебе сюрприз! Точнее сказать — беда. Бурлаков после двенадцати часов гостевания в начале тринадцатого часа неожиданно резко вскочил из-за обеденного стола и тут же рухнул на пол с выражением крайнего изумления на лице. Жизнь покинула тело Бурлакова безвозвратно. Его двоюродная сестра Эльза, которая в тот момент входила в ограниченный круг лиц и сидела с ним за одним столом, настаивает, что Олега Олеговича убил инсульт.

* * *

Прибывшая через час после смерти губернаторского гостя старший эксперт-криминалист майор Галина Николаевна Долженко обошла тело вокруг, потягивая носом воздух, после чего села в обитое бархатом кресло, закурила и произнесла:

— Убили. Отравили цианидом, — и, поглядывая прищуренными глазами на всех, кто в данный момент присутствовал в губернаторской столовой, менторским тоном спросила: — Ну, и кто из вас это сделал?

Вопрос повис в воздухе. Только жена Бурлакова, Ирина, вскочила и побежала по залу мелким лихорадочным шагом, пришёптывая себе под нос:

— Как же так?… Как же так?… Как же так?…

Сестра Бурлакова Эльза медленно встала со своего места, резкими движениями отряхнула с юбки невидимые крошки и резво двинулась к креслу Долженко. Подошла, развернула узкие плечи, подбоченилась, нависла над экспертом:

— Вы что? По запаху определяете убийство, уваж-ж-жаемая? Носом тут поводите… — процедила она сквозь зубы. — Хочу вам заметить, уваж-ж-жаемая, на столе стоит кофе с миндальным запахом, и он его пил. Я врач, врач! А вы кто-о-о?! И утверждаю, уваж-ж-жаемая — это инсульт… внезапный, трагический…

Долженко отметающим жестом заставила Эльзу отойти от кресла на два шага и, сделав глубокую затяжку, стряхнула пепел в руку, невозмутимо вопросила:

— Представьтесь, пожалуйста, гражданочка. Вы кем будете?

— Я Эльза Фридриховна Леманн — двоюродная сестра Олега. Пока ещё совсем не гражданочка, а госпожа Леманн. Уясните это на будущее… — Эльза в недоумении повела плечом. — Хотя какое у нас с вами будущее? Не дай бог!

Долженко лениво подняла на кипятящуюся Эльзу глаза, медленно ссыпала пепел от сигареты себе в рот, проглотила, уркнув горлом, спросила:

— Да уж, не дай бог! Уточните, пожалуйста, чья вы госпожа, гражданочка Леманн? У вас паспорт какой страны? — и увидев удивлённые глаза Эльзы, пояснила, — изжога, пепел помогает. К тому же сору меньше…

Эльза брезгливо передёрнула плечами, пояснила:

— У меня, как и у Олега, гражданство не только России, а ещё и Германии.

— Мединститут где заканчивали? — продолжала задавать вопросы Долженко.

— Магдебургский университет имени Отто фон Герике. Он является самым молодым из современных престижнейших учебных заведений. Готовит отличных специалистов. Ещё вопросы есть?

Эльза глазами поискала место, где можно присесть. Её кресло было занято, как и все остальные. Разыгравшаяся на глазах оперативных сотрудников пьеса «Старший эксперт майор Долженко против строптивой фрау», вызвала большой интерес. Не Шекспир, но все же, все же…

— Да-а-а? — Галина Николаевна в недоумении пожала плечами. — Может, вы и классный специалист, может, у вас просто опыта не хватает… Тогда ликбез будет платным.

— Что-о-о?! — Эльза от удивления выкатила глаза, — что-о-о?!

— Ой! Вот этого не надо… — устало взмахнула рукой Долженко, — не надо на меня делать глазки… Деньгами не возьму, возьму крепким кофе… Я хоть и не судмедэксперт, но кое-что и мы умеем… Миндальный запах чувствуете?

— Ну?! Он пил перед эт-т-тим, эт-т-тим, — Эльза указала пальцем на распростёртое на полу тело, — кофе, ароматизированный миндалём.

— Допустим… Однако, трупное пятно на шее какого цвета?

— Вишнёвое,^[3] — потухшим голосом засвидетельствовала Эльза.

— Так! Уже лучше… и чтобы вы наверняка налили мне кофе, — Галина Николаевна быстрым движением извлекла из чемоданчика два шприца. Присев рядом с телом, ввела иголку в шею покойного. — Придётся вспомнить вторую профессию. Я хоть плохонький, но тоже доктор. Поясняю действия специально для вас: пробую попасть в яремную вену… так… так… есть, — Галина Николаевна наполнила шприц кровью, а затем ввела иглу второго шприца туда же, в шею, чуть выше первой. — Надеюсь, вы поняли, эту порцию крови я взяла из сонной артерии. — Ну, милочка, чем же отличаются друг от друга эти два анализа?^[4]

— Какой ужас! Его убили. Бедный, бедный мой брат, — гримаса ужаса исказила надменное лицо Эльзы и сделало его смешным. — Вы хотите сказать, что кто-то из нас убил Олега Олеговича?

Долженко энергично замахала ладошкой из стороны в сторону:

— Ну-у что вы? Как можно?! Здесь, по всей видимости, мышка бежала, хвостиком вильнула, цианид в чашку убиенного и просыпался… А серьёзно… Эксперты не расследуют преступления, они только помогают уличить преступника, добыть доказательства. Хотя тут и кролику… Да… да… да… Сейчас я уеду и, вероятно, вернусь через несколько часов уже не одна, а с майором Исайчевым — старшим следователем Следственного комитета. Роман! Роман Васенко, проснись! — воскликнула Долженко, отыскав глазами притулившегося в угловом кресле капитана. — Ты со мной? Машину уже прислали… Спектакль окончен, зрители могут покинуть свои места, кыш… кыш…

Роман, не открывая глаз, потянулся и перевёртываясь на другой бок, пробурчал, подпирая ладошкой щёку:

— Куда же я от трупа-то, Галина Николаевна?

Судя по размерам сидящей фигуры, мужчина был незначительного роста, лысоватый.

— Большой шеф приказал дожидаться майора Исайчева и поступать в его распоряжение. Так что подневольный я… Охраняю первоначальную картину места преступления в не тронутом виде…

Окинув взглядом помещение, Долженко заметила:

— Здесь оперов из Городского убойного отдела на каждом метре по два, чай, не дадут разбазарить место злодеяния… — но увидев, как Васенко ещё глубже ввинтился в кресло и ещё крепче зажмурил веки, Долженко махнула рукой, пошла к двери, на ходу бросила, — как знаешь, может, ты и прав… Да! Когда тело будут увозить в «судебку», не забудь предупредить — два прокола на шее убиенного мои. Я пришлю им бумагу по этому поводу, позже…

Её провожали восторженные глаза зрителей, оперов Городского убойного отдела, коим сестра погибшего порядком надоела.

* * *

За час до приезда Исайчева на место преступления

Эксперт Галина Николаевна Долженко столкнулась с майором Исайчевым в дверях кабинета полковника Корячка.

— Ну вот, не успела улизнуть, — огорчённо заметила она. — Я-то надеялась, что шеф тебе сам преподнесёт результаты экспертизы. Ладно, пошли…

Уже в кабинете начальника, Долженко взмолилась:

— Дяденьки, отпустите домой, головёнку до подушки донести. Спать хочу страшно! Ночь в гарнизоне за городом торчала — там суицид, а потом сразу в резиденцию… Имейте совесть, господа!

Полковник Корячок свёл к переносице мохнатые брови, из-под которых на эксперта смотрели тёплые обожающие глаза:

— Входите, офицеры, рассаживайтесь, — сказал он, твердея голосом. — Не расслабляйся, Галина! Мы с тобой, бывало, выезжали на дело и по трое суток не спали. Ничего, не ныли…

— Так это когда было, Вовчик? — покряхтывая, присела к столу шефа Долженко, но, спохватившись, исправилась: — Владимир Львович. Мы с тобой тогда на двадцать пять лет моложе были…

Корячок заботливо пододвинул к Галине Николаевне пепельницу:

— Были… были… Сейчас майору доложим обстановочку и отпущу тебя спать… Итак, рассказываю вкратце, подробности на месте узнаешь. Ты, Галина Николаевна, куда надо, вставляй свой комментарий… Дело непростое, для узкого круга, без огласки. Расследование строго конфиденциальное. Это просьба губернатора. Сами понимаете, нечасто в его резиденции убивают гостей такого масштаба.

Последняя фраза шефа вызвала у Исайчева ироническую усмешку.

— А ты не хмыкай, не хмыкай, в резиденции губернатора вообще никогда никого не убивали, — полковник Корячок поплевал через левое плечо.

— С почином нас, — хихикнула Галина Николаевна.

— Цыц! И ты туда же, — рявкнул Владимир Львович. — Давайте соберёмся, господа офицеры. Давайте соберёмся… Не на картошку едем… Есть одна немаловажная деталь — губернатора во время убийства в резиденции не было…

— Лучше бы на картошку, — съязвил Исайчев, — извините, Владимир Львович! — и, обращаясь к эксперту, спросил: — Галина Николаевна, сомнений не осталось — убийство? Может…

Долженко щёлкнула зажигалкой, прикурила сигарету:

— Медэксперты по тем анализам крови, которые успели взять у потерпевшего на месте преступления, уверяют — убийство. Убийство, Мишаня! В крови жертвы такое количество цианида, что на троих хватило бы… Отвертеться не удастся. И что скверно, злодей почти не наследил.

— Почти? — Исайчев попытаться поймать ускользающий взгляд Долженко.

— Совсем не наследил, майор, — Галина Николаевна, наконец, решилась посмотреть на следователя: — трудно тебе будет, Мишаня. А кому сейчас легко? Я, товарищ полковник, так и быть, вернусь с майором на место преступления. У Михаила глаз молодой, может быть, ещё чего найдём. Хочу предупредить: из усадьбы по приезду высокого гостя никто не выезжал. Так что злодей там.

— По вашим прикидкам целью был именно Бурлаков? Он не мог схватить чужую чашку?

— Однозначно, Бурлаков. Без сомнения, — убеждённо ответила Долженко, — только Бурлаков из всей компании пил кофе с молоком и пил его из особой термической чашки. Его повар специально возил её всюду. К чашке прилагается специальное электрическое устройство. Оно поддерживает определённую температуру напитка. Бурлаков пил только очень горячий, очень крепкий, очень сладкий кофе с молоком. Чашка стояла отдельно от общего подноса. Цель — Бурлаков.

— Много ли там гостей? — поинтересовался Исайчев.

— Много, Мишаня, много… обслуги только пять человек. Приближённых видела пока троих. Жена — истеричка. Двоюродная сестра — нахалка. Адвокат — самодовольный индюк. Управляющий здешним филиалом фирмы убиенного — мужик, на первый взгляд, не дурак, правда, со шлейфом сердечных капель. Ещё начальник охраны, он же личный телохранитель, но его не видела. Он с Васенко общался вне зоны злодейства. Когда я уезжала, к входу подкатило такси. Вышел парень, весь в импортной джинсе, и женщина. Я приказала их от остальных отделить, благо резиденция большая, и никому про них до твоего приезда не говорить. Решила не мешать «чистых» и «грязных». Не следует им обмениваться информацией. Никому, кроме тебя, об убийстве не говорить. Сам решишь, кому и чего сказать. Ничего, что покомандовала? Ты не в обиде? Оперу, который меня провожал, такую кару за длинный язык обещала, что он вряд ли вообще до твоего приезда говорить будет.

— Ты, Галина Николаевна, всё правильно сделала. Спасибо. А Васенко где? Мне обещали Васенко, почему вы, а не он их остановил? — вопросительно взглянув на начальника, спросил Исайчев.

— На месте твой капитан, — Долженко поднялась с кресла, — он не успел бы эту пару изолировать. Прямо удача, что я их у порога ухватила.

Уже в машине, направляясь к месту преступления, Долженко заметила:

— Кстати, твой Васенко хоть и хитрая лисья морда, но о женщине и парне тоже ничего не знает… ап-п-п-п… я приказала…

— Брависсимо, товарищ майор, и все же ты больше Галючка, чем Галинка, — с любовью поглядывая на эксперта, заметил Исайчев. — Опиши мне этих приближённых. Как они тебе с первого взгляда?

Долженко состроила недовольную гримасу, прислонила голову, покрытую седыми мелкими кудряшками на подголовник, закрыла глаза:

— Так, я тебе коротко рассказала: «истеричка», «нахалка», «индюк надутый» и «парень не дурак». Обслугу не видела. Они мне ни к чему. Их в главном корпусе только у дверей держали. Начальник охраны, правда, туда-сюда шастает… Его надо попристальнее разглядеть.

— Галинка, ну, пожалуйста, поподробнее, у тебя глаз — ватерпас, — взмолился Исайчев.

— Ты, чудо огородное, дай подремать. Бабушка русской экспертизы устала. Мне бы хоть маленький сончик привидить… Вообще, напрасно ты, Мишань, настаиваешь. Мои красочные эмоции могут затереть твои…

— Баба Галя, ты же знаешь, я принимаю впечатления экспертов, но опираюсь на свои, извини… Давай вещай, требуется войти в состояние предельной заинтересованности делом и войти уже подготовленным к нему…

Долженко открыла один глаз, зло глянула на Исайчева:

— Какая я тебе баба Галя, свинья?! Эта баба исползала на коленях всю залу, а там квадратов сто пятьдесят, не меньше, и, как видишь, встала и хожу. Другая бы в моём после пенсионном возрасте давно на составляющие развалилась, а я с тобой обратно плетусь…

— Извини, Галина Николаевна, дурак дураком, дай в щёчку чмокну, — взмолился Исайчев, сложив ладошки лодочкой.

Долженко опять закрыла глаз, но щёку для поцелуя подставила:

— Ладно, целуй, — миролюбиво пробурчала она и, получив обещанное, вновь положила голову на валик. — Итак, двоюродная сестра Бурлакова — Эльза Фридриховна Леманн…

Исайчев резко всем корпусом развернулся к эксперту:

— Они иностранцы? Этого ещё не хватало…

— Не перебивай, — Долженко поняла, что Михаил не даст ей вздремнуть, вытащила из чемоданчика пачку сигарет, одну сигарету вынула, — Эльза Леманн, насколько я слышала из опроса Васенко, немка Поволжья. Родилась в Покровске.^[5] Её мать — сестра матери Бурлакова, и на правах ближайшей родственницы «фрау» считает возможным лезть во все дырки. Подсматривает за операми. Их в резиденцию Городской отдел с перепугу нагнал видимо-невидимо. Дамочка пытается командовать. Она двоюродная сестра жертвы и судя по всему, не просто родственница, а заметная фигура в его бизнесе. Сейчас Эльза проживает под Мюнхеном, является смотрителем производства. Леманн специально выделила — не директор, а именно смотритель, — Галина Николаевна помяла сигарету, разглядела её и сунула обратно в пачку. — Гадкая привычка! Нужно отвыкать. Или поздно уже, майор?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Стихи Ольги O’NEIL

2

Стихи Ольги O’NEIL

3

Трупные пятна при естественной смерти представляют собой участки кожи чаще всего синюшно-фиолетового цвета.

4

При отравлении цианидом венозная и артериальная кровь не отличаются друг от друга по цвету. В обычной жизни артериальная кровь алая, а венозная тёмная.

5

г. Покровск (ныне г. Энгельс) был и остаётся столицей немцев Поволжья