Если бы ты знал

Аля Кьют (2024)

Пять лет назад Илья бросил меня. Его родители узнали, что я беременна. Отец Ильи велел избавиться от ребенка. Он угрожал, давил, подкупал. Я согласилась сделать аборт, взяла деньги и уехала, чтобы никогда не возвращаться в родной город. Потому что никто не должен знать, что у меня есть сын. Но у судьбы совсем другие планы.

Глава 2. Сотрясение

У папы в гостях мы просидели до ночи. Митя совсем не хотел уходить. Я бы тоже осталась, но папа собирался на смену с раннего утра. Я не хотела путаться у него под ногами.

Митька, конечно, уснул по дороге в машине. Я затащила его на себе домой, раздела и уложила в свою кровать.

Все равно проснется ночью в незнакомом месте и придет ко мне. Я ленивая мать. Мне тяжело мотаться ночами к ребенку. Если можно спать вместе с ним всю ночь, я буду спать с ним.

Конечно, к такому дзену я пришла не сразу. Пробовала приучить Митьку к кровати, не спала ночами, а днем клевала носом на лекциях. Если бы я продолжила такой путь самурая, то вряд ли смогла бы закончить обучение.

Поэтому к черту правила. Я буду жить, как хочу.

После трудного дня я спала как убитая. Среди ночи меня разбудил глухой звук и плач Мити. Я вскочила и нашла сына на полу между стеной и кроватью. Он свалился.

Я сгребла его с пола, успокаивала, целовала и трогала везде.

— Ушибся? Больно, маленький? Где? Скажи мне.

Митя шмыгнул носом, ничего мне не сказал, но обнял и прижался. Через минуту он снова крепко спал.

Я пыталась успокоиться, но сердце выскакивало из груди.

Никогда он не падал с кровати. Если Митя спал со мной, то почти не двигался. В своей кроватке он мог ворочаться, но там стоял специальный бортик.

Я малодушно подумала, что это Раевский во всем виноват. Он один своим существованием умудряется портить мне жизнь. Нельзя приближаться к этому человеку. От него одни неприятности.

Бред, конечно, но вдруг. Надо скорее продавать эту квартиру и возвращаться в Москву. Лучше выставлю цену пониже, чтобы забрали сразу. И не нужен мне никакой риэлтор.

Успокоившись, я обложила Митьку подушками, накидала несколько на пол и снова заснула.

Разбудил меня снова Митька. Он больше не падал, сидел на кровати какой-то потерянный.

Я протерла глаза. Сын кашлянул.

— Эй, малыш. Ты чего? — Я потянула к нему руки, чтобы обнять и потрогать лоб.

Митька снова закашлял, схватился за горло, а через секунду его вырвало.

Я с ужасом увидела что-то зеленое на простыне.

— Господи! Что это такое?

Пока я соображала, сына еще раз стошнило. Он упал на подушки. Весь бледный и вялый.

— Голова кружится? — спросила я, начиная догадываться о причине.

Митя промычал что-то утвердительное. Его обычно не заткнешь, а тут ответить не может. Я вспомнила, как сама в три года ударилась головой и заработала сотрясение мозга. Меня тошнило от любой еды, я не могла встать, все время лежала. Мама часто рассказывала, как перепугалась в тот день.

— Неужели после падения такие последствия? — думала я вслух, пока аккуратно меняла белье.

Митя попросил воды, но его снова стошнило. Он заплакал, и я обнимала его долго, успокаивая. Ко всему прочему еще и суббота — врача не вызвать.

Я позвонила папе и рассказала все. Он посоветовался с фельдшером из своей смены и выдал мне план.

— Отвези в травмпункт его, Ев. Там осмотрят, сделают рентген. Можно и на скорой прокатиться, но быстрее и комфортнее на своей машине.

— Спасибо. Поняла.

Я повесила трубку и вернулась к Мите. Он выглядел получше, но бледность никуда не делась. Никуда ехать мне не хотелось. Интуиция подсказывала, что пройдет само. Зато тревожность не оставляла. Я торговалась с собой до обеда.

Митьку тошнило снова и снова. Пришлось ехать. У меня наготове были пакетики, влажные салфетки и чистые вещи. Но в машине не было ни одного эпизода. В приемном Митя тоже держался молодцом, даже заинтересовался игрушками.

Как только я сказала про падение с кровати, нас отправили на рентген. Как папа и сказал.

Меня встретил хмурый полноватый врач. Молодой, но уже противный.

— И куда вы вечно претесь. Не сидится дома.

От его грубости у меня подкатили ком к горлу и слезы к глазам. Только ради сына я сдержалась и не позволила себе разреветься.

Митя не хотел ложиться на рентген, стал хныкать. Врач ругался на меня. Я уговаривала ребенка, целовала его лоб и держала голову, чтобы он не дергался.

— Нормально все. Череп не поврежден. Хотя и так было видно. Занимаетесь херней, мамаша, — приговорил меня чертов рентгенолог.

— А может быть сотрясение без травмы черепа? — поинтересовалась я аккуратно.

— У врача спросите, — огрызнулся мужик.

«А вы кто?», — хотела спросить я, но Митька опять закапризничал.

Пришлось забрать заключение и скорее вернуться в приемник. Там меня встретили несколько врачей. Главной выделялась девушка немногим старше меня на вид. Она расспросила о ночном падении, провела какие-то тесты и сообщила:

— Да, это сотрясение. Ложитесь. Будем наблюдать.

— Ложиться в больницу? — уточнила я с ужасом.

Мне сразу предложили:

— Можете отказ написать.

Я начиталась за утро интернета и понимала, почему она не настаивает.

— Если это небольшое сотрясение, то все пройдет за день? Так?

— Да. Скорее всего. Но никогда нельзя исключать осложнение, — сказала доктор.

У меня пересохло во рту.

— А что будут делать в больнице?

— Капельницу поставим питательную.

Я смутно представляла Митю и капельницу. Я только что с трудом держала его минуту для рентгена. Он вяленький, но все равно неугомонный. Доктор посмотрела на меня и сказала:

— Да поезжайте домой. Нет разницы: здесь лежать или в своей кровати. Если станет хуже, вызовите скорую.

Она подтолкнула мне бумагу отказа, и я заполнила форму.

Мы вернулись домой без рвотных эпизодов, но с рекомендациями врача. Нельзя читать, смотреть телевизор, играть на телефоне. Постельный режим и покой. Для Митьки с шилом в попе — это невыполнимо. Для меня — это ад.

В здоровом состоянии я бы не удержала его в постели. Но ему было плохо по всей видимости. Поэтому Митька согласился на сказку. Я прочитала ему штук семь и охрипла к чертям. На выручку пришли аудиокнижки. Я начала думать, что все будет хорошо, но между Золушкой и Сивкой-буркой его опять стошнило.

Митя вырубился, едва пробило восемь вечера. Я поправила все подушки, чтобы на этот раз не было никаких падений. Но они не понадобились. Я почти не спала, потому что ночью стало хуже. Митька метался, его стошнило несколько раз. Я перепугалась и вызвала скорую. Приехали две девочки. Митя к этому времени уже крепко и сладко спал. Они осмотрели его кое-как сонного и по-человечески посоветовали:

— Лучше утром сами приезжайте ложиться. Сейчас только измучаетесь оба.

— А если у него обезвоживание? — выдала я свой новый страх. — Его слишком часто тошнит.

Девушка осмотрела Митю еще разок и спросила:

— В туалет ходит?

— Да, перед сном точно ходил, — припомнила я.

— Дробное питье по ложке?

— Да-да, как и велели. Но его все время тошнит.

— Нет у него обезвоживания. Это просто слабость. Но если хотите, мы вас заберем в стационар.

Я чувствовала себя полной дурой, подписывая второю за сутки отказную от госпитализации. Зато твердо решила, что утром точно поеду с Митей ложиться в больницу.

Я собирала вещи, таскаясь по квартире, как призрак. Митя спал хорошо, а меня трясло от переживаний. Я написала папе, который все еще был на смене.

Будем в больницу ложиться утром.

Все плохо? — ответил отец моментально.

Спит. Не тошнит пока. Но и вчера до вечера было нормально. Я с ума сойду, а так хоть врачи рядом.

Не дождавшись ответа папы, я уснула калачиком около сына. Меня разбудил звонок. Не глядя, я сняла трубку и что-то промычала.

— Евик, привет, это я, — услышала я папин голос. — Ты в больнице?

— Нет. А сколько времени?

— Восемь. Я тут подумал и записал тебя к знакомому педиатру. Она крутая. Мы работали на скорой, но она ушла в частную клинику. Сгоняй на прием. Если ничего хорошего не скажет, то оттуда сразу в больничку поедешь сдаваться.

Я мрачно усмехнулась.

— Ты вроде на скорой работаешь, пап, а так не любишь больницы.

— Потому что делать там нечего. Я в них бывал, ребенок, и не советую повторять. Отвезти вас с Митькой? Я освободился как раз.

— Лучше домой поезжай спать, — отказалась я. — Мы сами справимся.

— Отзвонись мне, пожалуйста, после приема. Я волнуюсь.

— Хорошо.

Митя проснулся, пока мы разговаривали.

— Это деда? — спросил он.

— Да. Записал тебя к врачу. Поехали?

— Неееее. Не хочу опять, — захныкал он.

— Надо, Мить.

Это я еще не сказала ему про больницу. Папин волшебный педиатр вряд ли вылечит нас за один прием.

— Пить хочу, — пожаловался Митя и потянулся к чашке на тумбочке.

Я выдрала у него и стала поить с ложки. Он снова захныкал. Я разрешила сыну сделать три маленьких глотка.

— Прости, сладкий. Нельзя много. Вдруг опять стошнит.

Митя сглотнул. Всем своим видом он был не согласен, но спорить не стал.

Мы быстро собрались и поехали в клинику. Прием был назначен на девять. Я прихватила больничную сумку и молилась, чтобы Митьку не тошнило в машине.

Обошлось. Ребенок смотрел в окно и выглядел почти здоровым. Только щеки впали как будто, и бледность оставалась.

Я совершенно не выспалась и теперь рулила, как робот. Даже кофе не попила, но стресс бодрил куда лучше. В больницу возвращаться ужасно не хотелось, но рисковать здоровьем сына я не собиралась.

Пытаясь свыкнуться с этой перспективой, я припарковалась у крыльца клиники. Митя сидел тихонько всю дорогу. Он вышел по команде, держал меня за руку и озирался в незнакомом месте. Я сжимала сумку, в которой снова был чрезвычайный набор одежды и салфеток.

— Если будет тошнить, скажи. Побежим в туалет, — предупредила я сына.

Он что-то промычал, соглашаясь. Разумеется, мы вряд ли успеем, даже если Митя предупредит. В последнем я тоже сомневалась.

Мало мне было переживаний о сыне. Еще и на ресепшене огорошили.

— К сожалению, Наталья Петровна не сможет вас принять, — проговорила милая девушка из-за стойки, виновато улыбаясь.

— Как не сможет? Нас записали к ней на девять.

— Ваша запись была оформлена рано утром. Простите, мы не смогли предупредить заранее.

Вежливые объяснения обескураживали меня не хуже вчерашнего грубияна на рентгене. Я окончательно растерялась и от страха наехала на бедную девушку.

— И что вы мне предлагаете? Ехать с больным ребенком назад?

Она снова расшаркалась в извинениях.

— Нет, конечно. Простите, я не сказала о замене? Вас примет другой доктор. У него отличная квалификация. Он вообще в Москве работал. Не переживайте, пожалуйста.

Московский доктор всегда вызывал уважение в области. Девушка говорила о нем с придыханием.

— Наталья Петровна была вынуждена срочно уехать на похороны. Я понимаю, что вы хотели попасть именно к ней, но попытайтесь войти в положение…

Я подняла руку, останавливая ее оправдания. Нет смысла качать права. Всякое бывает. К сожалению, я много знала о похоронах и внезапной смерти.

— Ладно. Без проблем, — смирилась я и протянула ей документы.

Посмотрела вниз, а Митьки около меня уже не было. Черт, я его руку отпустила минуту назад. Паника мгновенно вскипятила кровь. Я обернулась и выдохнула с облегчением. Митя рассматривал рыбок в большом аквариуме у окна.

Его способность бесшумно перемещаться однажды доведет меня до нервного срыва. Как будто телепортируется, честное слово.

Нас быстро оформили, и я позвала Митю. Он вложил свои пальчики в мою ладонь и позволил отвести на второй этаж к кабинету.

Дверь была закрыта, но на ресепшене уверили, что доктор ждет. Я постучала.

— Да. Войдите, — услышала я за дверью до боли знакомый низкий голос.

Моя рука уже толкала дверь, но я бы успела захлопнуть ее, схватить Митьку и умчаться куда глаза глядят. Но мой неугомонный сын снова проявил суперсилу. Он дотолкал дверь и влетел ураганчиком в кабинет. Я осталась стоять в дверях, наблюдая, как в замедленной съемке за происходящим.

Сердце подпрыгнуло к горлу и забилось там. В ушах зашумело, когда я встретилась глазами с Ильей.

Илья Раевский.

Подонок, который обманул меня, разбил сердце и бросил. Самое ужасное, что он отец моего ребенка.

Пока я соображала, как быстро убраться из кабинета, мой прекрасный реактивный ребенок помчался по кабинету, сделал круг, притормозил на секунду у шкафа с игрушками и вернулся к доктору.

Митя расправил плечи, подал Илье руку и выдал:

— Здравствуйте, у меня потрясение мозга.

Я застонала. Илья хмыкнул и сжал Митькину ладошку.

— Здравствуй, — сказал он, отведя от меня глаза. — Я Илья Викторович. А ты?

— Митя. То есть Дмитрий. Дмитрий Евгеньевич Данилов.

Илья продолжал улыбаться и рассматривал Митю слишком внимательно. Я наконец отмерла, догнала сына, взяла за плечи, чтобы увести.

Илья снова взглянул на меня.

— Здравствуй, Ева, — проговорил он, прожигая меня взглядом.

— Здравствуй, Илья… Викторович.

Мой голос почти не дрожал, чего нельзя сказать про коленки. Я крепче сжала плечи сына и сказала:

— Кажется. Мы ошиблись кабинетом.

Я врала безбожно первое, что пришло в голову, ради спасения.

— Не ошиблись, — возразил Митя. — Мама, ты отлично считаешь. Кабинет два-ноль-три.

— Двести три, — поправила я его на автомате.

— Ну да.

— Ну да, — повторил Илья за Митькой. — Все верно.

Илья вынул из моей руки бумаги с направлением, прочитал быстро.

— Вы записаны к Наталье Петровне. Сегодня я за нее. Садитесь, рассказывайте, что случилось.

— У меня потрясение мозга, — повторил Митька.

Он дернул плечами и вырвался из моих рук, послушненько сел на стул около Ильи.

— А еще я блевал дальше, чем видел.

— Митя, так нельзя говорить, — простонала я.

— А ты говоришь, — пришпилил меня сын аргументом. — Почему мне нельзя?

Оставив без ответа экзистенциальный вопросик Мити, я потянула его за руку.

— Мы уходим в любом случае.

— Зачем? Почему? Я не хочу, мам, — заныл Митька. — Мы еще не рассказали ничего, и я не поиграл.

Он стрельнул глазами в игрушки, которые не оккупировал сразу. Илья прищурился с подозрением, вцепился в меня взглядом.

Мои инстинкты подчинились разуму. Можно бежать хоть босиком до Москвы, но Раевский найдет меня по запаху, как проклятая борзая. Он ничем не лучше своего отца. Я не должна показывать свой страх. Тогда у него не будет надо мной власти.

Пять лет прошло. Илья не догадается, если я не подам виду.

— Я врач, Ева, — напомнил он мне. — Я могу осмотреть Митю.

«Говно ты на палке, а не врач, — чуть не выкрикнула я.

Но сжала губы, сказала вслух:

— Да, действительно. Хорошо.

— Что случилось? Расскажи с самого начала, пожалуйста, — попросил Илья.

— Он упал с кровати ночью. Я сначала не придала значения, потому что почти не плакал. Больше испугался, мне показалось. Уснул быстро.

Я старалась выдавать информацию кратко, привыкшая к пятнадцати минутам у обычных врачей. Но Илья явно никуда не спешил.

— Кровь, гематомы? — уточнил он.

— Нет-нет. Ничего не было.

— Удар был сильный?

— Вроде нет.

— Ладно. Дальше.

— Утром его стошнило.

— Что ели на завтрак?

— Ничего. Он только глаза продрал, и сразу…

— Сразу блеванул фонтаном. Как жаба какая-то, — приукрасил Митька.

— Родной, — взмолилась я, краснея. — Может ты игрушки посмотришь?

— А можно?

Он глянул на Илью, потом на меня. Мы оба кивнули. Митя пошел к шкафу, стал перебирать машинки, кубики, мячики.

Илья склонил голову, сигналя мне продолжать.

— Да, стошнило его. Я сразу поняла, что это сотрясение. У меня тоже в три года было. Тошнило весь день. Я смутно помню, но очень похоже. Мы поехали в травму. Вот.

Я достала из сумки заключение врача из травмпункта. Илья едва взглянул на него, отложил в сторону.

— Череп целый, — озвучил он.

— Да.

Я неуместно вспомнила рентгенолога и пожаловалась зачем-то:

— Там такой ужасный врач. Он мне с ровного места нагрубил. Я и так чуть с ума не сошла, а он злой…

— Это нормально, — перебил меня Илья. — Они там часто не самые добрые. Минимальная эмпатия помогает лучше исполнять работу.

Я смотрела на него с недоверием. Как-то я не очень понимала связь квалификации с озлобленностью. Например, сам Раевский сейчас работал, как няшечка. Хотя не исключено, что скотина обладает каплей совести и чувством вины.

— В общем, я написала отказ от госпитализации, а ночью вызвала скорую, как истеричка какая-то. И снова написала отказную.

— Ты нормальная тревожная мать, — успокоил меня Илья.

В его голосе звучали те самые вкрадчивые, успокаивающие нотки, которые давным-давно кружили мне голову. Я снова хотела верить ему, ведь он говорил мне такие приятные вещи. Типичный Раевский.

— Мы собирались в больницу, но папа записал на прием к своей знакомой. И вот.

— Понятно. Дмитрий Евгеньевич, можно вас отвлечь, — позвал Илья Митьку.

Тот важно отложил паровоз и подошел к доктору.

— Посмотри на меня, приятель.

Митька смешно уставился на Илью. Вопреки напряжению, которое сковало все мои мышцы и сознание, я прыснула.

— Теперь вверх. На стену. На другую. Хорошо. На меня опять. Закрой глаза. — Илья отодвинулся и попросил: — Вытяни руки вперед. Теперь нос потрогай. Ага, отлично. А другой рукой найдешь нос? Супер.

Митя исполнил все задания без энтузиазма, но четко.

— Скучноватая игра. Задания — легкотня, — пожаловался он.

— Мы не играем, Митя. Это осмотр, — попыталась я осадить его.

Парень грустно вздохнул, посматривая на паровоз.

Илья разрешил ему открыть глаза и попросил задрать майку. Он прослушал его, помял живот.

Митька чуть заметно скривился, Илья это заметил.

— Болит? — спросил он.

— Немного.

— От тошноты, наверное, болит, — предположила я. — Он весь измучился.

— Понятно, — бросил Илья и отпустил пациента играть. — Вы давно в городе?

Я хотела сама ответить, но Митька влез вперед.

— Три дня тут уже, — сообщил он, усаживая на паровоз пупса. — Я был у деды, мы гуляли с Максом и ели клубнику. Макс тоже ел, хотя мама запретила с ним делиться.

— Макс — это собака, — пояснила я, зачем-то оправдывая свою жадность.

— Понятно, — Раевский кивнул и выдал полный бред: — Нет у него сотрясения, Ева. Это гастроэнтерит.

В этот раз я не сдержалась и выкрикнула:

— Да ты прикалываешься! Я же сказала, он упал ночью, ударился головой. Ты меня слушал вообще?

Подавшись вперед, я буквально наезжала на Илью, мать его, Викторовича. Но он не отодвинулся, не моргнул, а объяснил мне очень спокойно.

— Дети все время падают, Ева. Они крепкие. Для сотрясения, я уверен, нужно как следует приложиться.

От его уверенного тона я растерялась и стала лепетать невнятно.

— Но я… У меня тоже так было.

— Ты помнишь, как сама ударилась?

— Да. Я прыгала на кровать и врезалась головой в стену.

— Вот! То есть было ускорение и сильный удар. Ты плакала?

— Конечно. На весь дом ревела.

— Митя ударился не настолько сильно. Если честно, я уверен, что его голова вообще не пострадала при падении. Раз он уснул сразу, то точно не особенно страдал.

Я все еще была уверена в сотрясении, но Илья заставил меня сомневаться. Ткнув пальцем в бумагу из травмы, я спросила:

— А как же заключение врача?

— Ты пришла к ним со своим диагнозом. Пациенты в травме на потоке, врачам некогда разбираться в деталях. Да и вряд ли хочется за ту зарплату. Это я могу себе позволить полноценный прием и внимательный осмотр.

Я сидела с открытым ртом. Сложно поверить, что все твои тревоги за последние сутки были вообще не по делу. Вернее, по делу, но по другому поводу. Тем более сложно было поверить Илье.

— Дыщ-дыщ-дыщ, аааааааааааааааааааааааууууууу, — громко имитировал Митька столкновение поезда с резиновой гориллой. — Я орангутаножидкий терминатор. Ты не можешь победить, но я вернусь.

— Терминатор? — переспросил шепотом Илья. — Серьёзно?

Я отмахнулась.

— Не спрашивай. Лучше объясни, что за черт этот гастро…

— Энтерит.

— Ага, точно. И почему у нас именно он, а не сотрясение.

Илья пояснил:

— Парень отлично реагирует на свет, выполняет все тесты, нет расфокусировки, он не теряет сознания и вообще достаточно активен.

— Это же мальчик. Все мальчики активны.

— Удар по голове даже активных успокаивает, поверь.

Сузив глаза, я отчаянно захотела врезать ему по макушке чем-нибудь тяжелым и проверить эту гипотезу.

— При пальпации живота была боль.

— Так его выворачивает наизнанку сутки. Конечно, заболит живот, — я не сдавалась.

— А накануне вы были у дедушки, где парень вряд ли мыл руки, ел клубнику с собакой и смотрел «Терминатора».

— «Терминатор» тут при чем? — окончательно запуталась я.

Илья усмехнулся. Захотелось ему врезать еще сильнее.

— «Терминатор» ни при чем. Просто вы сменили привычное место жительства, где все микробы уже родные. Незнакомый биогенном, скорее всего, стал возбудителем воспаления в желудке. Или кишечнике. Понос был?

— Не было.

— Значит, желудок.

— О боже, — я прижала руку ко рту, чтобы не завыть. Илья разложил все по полкам, и я поверила. — Значит, нет никакого сотрясения?

— Только сплошное потрясение мозга, вызванное тревогой и врачами.

— И бесконечной рвотой, — добавила я.

— И ей, да. Парень и на кровати крутился, потому что живот болел. Так что падение — это следствие, а не причина.

До меня наконец дошло, что нет никакого сотрясения. Сразу улетучились страхи о последствиях травмы, гематоме в мозге, осложнениях в виде отклонения в развитии. Железный прут напряжения, который торчал у меня в спине, рассосался в одночасье.

Я расслабилась, плечи опустились, морщинка между бровями расправилась. Я даже немного сползла в удобном кресле и пробормотала:

— Ничего себе.

Илья тактично дал мне минуту прийти в себя. Он что-то записывал в наш файл на компьютере. Митька остыл к паровозу и горилле, вернулся ко мне.

— Ну чего там? — поинтересовался он. — Жить буду?

Илья снова прыснул. Я давно привыкла к таким выражениям. Что тут поделать? Сама виновата. Парень знает все мои словечки.

— Будешь, — успокоила я сына. — Возможно даже, что долго и счастливо.

— Не исключено, — подтвердил мое предсказание Раевский. — Вам самое главное сейчас, Дмитрий Евгеньевич, много пить.

— Так мама не дает, — нажаловался он на меня моментально. — Дает ложку, как издевается. Это же не суп. А если глотну, то ругается и выдирает чашку.

Я стала оправдываться.

— Его тошнило после каждого глотка. Я боялась обезвоживания.

— Сразу тошнило? — уточнил Илья.

— Нет. Минут через двадцать.

— Тогда не будет обезвоживания. Вода транзитом в желудке. Ей не надо перевариваться.

— Я же говорил! — тоном всезнайки вставил Митя.

Хотя ничего он не говорил. Вчера только ныл и спал.

— Мама правильно все делала, — поддержал и меня Илья. — Дробное питье должно помочь, если рвота сильная.

— А меня и не рвет больше.

Раевский приподнял бровь.

— Кстати, да. Вы тут уже полчаса… И ни разу.

— В машине тоже не тошнило, — добавила я и с надеждой предположила: — Может, ему лучше?

—

Не исключено. Если захочет есть — дела налаживаются. Но питание тоже дробное. Для начала бульон, каши, тушеные овощи.

— Овощи — отстой, — вклинился Митька.

Раздосадованный диетой, он стал изучать палочку, которой Илья прижимал его язык, когда смотрел горло. Я хотела отобрать, но Раевский сделал знак, что все нормально.

— Несладкие сухари из белого хлеба можно.

— Сухарики люблю.

Я закатила глаза и сказала:

— Мы не в ресторане. Будешь есть, как положено.

— Скучно. — Митька отбросил палочку и потянулся к фонендоскопу, который висел у

Ильи на шее.

Раевский снова не стал отказывать ребенку. Он снял с себя фонендоскоп и отдал Мите.

— Сломает, — предсказала я.

— Вряд ли. Зато развлечется. Я записал все рекомендации по еде.

Я вздохнула, и тут меня вовремя озарило.

— Стой, — выпалила я, обращаясь к Илье.

— Обязательно? — засмеялся он. — Можно я посижу, пока дописываю хотя бы?

Я не обратила внимания на его хохму. Мне не до шуток сейчас.

— Если нет сотрясения, значит… ему можно мультики, игрушки, книжки.

— И телефон поиграть, — закончил за меня сын. — И ютуб!

— Можно, конечно, — разрешил нам все Илья и очень педагогично добавил: — Но в пределах разумного. Ютуб вообще много смотреть нельзя. Мозги гниют.

Митя, который был расположен к доктору, моментально уволил его из приличных людей.

— Вы тоже скучный, — приговорил он Раевского. — Как все взрослые. Только деда прикольный. Он водит медицинскую тачку, как Доминик Торетто.

Просить сына помолчать я не стала. От этого будет только хуже. Нам лучше скорее уйти.

— Это все рекомендации? — спросила я у Ильи.

— Пробиотики не назначаю. Если рвота не прекратится, а боли усилятся, то позвони мне. Я запишу на срочный прием. Или зайду…

— Уверена, все будет хорошо. Спасибо.

Не хватало мне еще визитов этого… В общем, нам пора уходить.

Я протянула руку за назначением. Илья отправил его в печать и выдал мне.

— А бланк на оплату? — вспомнила я.

Илья покачал головой, но я не собиралась принимать его милостыню.

— Выпишите квитанцию, Илья Викторович, — проговорила я с нажимом. — Вы нам помогли. Работа должна быть оплачена.

Он не стал спорить и быстро оформил бумагу.

— Могу я спросить, Ева, — начал Илья, едва я поднялась и протянула сыну руку.

— Нет! — оборвала я его. — Спасибо за прием. Нам пора.

— Пока, — успел крикнуть Митька, которого я скорее вытолкала за дверь.

Мы чуть не сбили девушку с дочкой, которая стояла у двери. Видимо, следующие пациенты. Я извинилась и скорее помчалась с сыном по коридору к кассе.