Ложь в двенадцатой степени

Альте Гамино

Хельга Мантисс не знала, что знакомство с живым манекеном в детстве перевернет ее жизнь, а в будущем позволит вернуться в стены загадочного института по изучению аномальных объектов. Девушке предстоит раскрыть тайны заведения и задать давно мучивший ее вопрос своему давнему визави, которого она не видела пятнадцать лет. Он мастерски манипулирует людьми, способен влезть им в головы и постоянно лжет – это все, что Хельга помнит об этом типе. И с ним ей предстоит провести не один час.

Редактор Ирина Гаркуша

© Альте Гамино, 2023

ISBN 978-5-4496-8397-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Когда Хельга переступила порог здания, являвшегося ей во снах в виде волшебного замка, она, вопреки собственным надуманным ожиданиям, ничего не почувствовала. Ни щекочущей радости, ни мелькнувшего озарения, ни вспыхнувшего в сознании дежавю — ничего! И даже спустя минуту, прислушавшись к ощущениям, она не нашла в себе ностальгии, которая появляется у людей, например, при виде старого домика бабушки. И теплых воспоминаний, что обычно рождают игрушки детства, обнаруженные в запылившемся ящике на чердаке, тоже не было. Ничто не всколыхнулось в душе. Как будто Хельга ступила на незнакомую территорию и это странное переплетение коридоров — всего-навсего клон здания из ее прошлого. Хлопотливые утренние сборы вдруг показались нелепым дерганьем, а щекочущее нервы возбуждение погасло. Но ставить крест на мечте детства из-за того, что впечатлительная девочка выросла и стала воспринимать мир по-другому, Хельга не торопилась. Во всяком случае, пока не появится убедительная причина — вместо пробуждавшегося время от времени каприза подстраивать под свои собственные ожидания все окружающее.

Одного взгляда на приемный зал хватило, чтобы составить общее представление об интерьере всего здания. Скользкий пол, строгий цвет стен, однообразная, хотя и дорогая мебель — за семнадцать лет ровным счетом ничего не изменилось. По этим же скучным, убивающим любую фантазию коридорам водил ее отец в гости к живому манекену. Все равно что пришел в гости к волшебнику и вместо удивительных магических штучек на старинных стеллажах его комнаты обнаружил заурядные горшочки, фотографии и купленные на распродаже диванные подушки. Унылая обертка — шокирующая начинка. Добраться бы еще до нее.

— У вас назначена встреча? — услужливо спросила улыбчивая секретарша в белом твидовом пиджаке.

Уголок ее воротничка был немного загнут, будто девушка не успевала прогладить его перед работой. А может, она просто не любила все эти утомительные процедуры, превращавшиеся в настоящий ритуал, и второпях исполняла их лишь потому, что того требовала должность. Выглядела она в самом деле представительно. Хельга поймала себя на мысли, что никогда не смогла бы так аккуратно уложить свои непослушные волосы.

— Меня пригласил доктор Траумерих.

Секретарша взяла из рук Хельги письмо, которое та всю неделю нервно перечитывала, мяла пальцами, откладывала и вновь брала. Прямо как золотой билет на фабрику Вилли Вонки, посетить которую девочка мечтала большую часть детства. Но добронравный родитель вместо сумасбродного шоколадного магната познакомил дочурку с дьяволом. И все последующие годы малышка грезила уже не о сладостях, а о возвращении за своей душой в преисподнюю.

Хельга отмахнулась от разбегавшихся из-за волнения мыслей и дождалась, пока девушка свяжется с пригласившим ее человеком.

— Хельга Мантисс? Доктор Траумерих встретит вас возле лифта. Вас проводить?

Гостья отказалась. Она не забыла, что идти нужно строго вперед, так сказать до упора. Вот только волшебные двери лифта сами собой не разъезжались в стороны, сколько на кнопку ни дави. Да и кнопки никакой не было.

Ступая по плиткам коридора, Хельга бросала беглый взгляд на смежные ходы и двери. Все-таки первый этаж здания имел типично офисный вид, и атмосфера была соответствующей. Стандартность впиталась в стены и прикрученную к своим местам мебель настолько, что разбавить «серьезную рабочую мину» не могли даже непристойная картина и расписная амфора в центре столовой. Так амбициозный юноша, которому родители постоянно повторяли, кем ему уготовано стать судьбой, в конце концов уверовал в неизбежность навязанной ему роли. А какой тут выбор?

Такими же обычными и неприметными были второй и третий этажи здания — Хельга не сомневалась в этом, хотя никогда туда не поднималась. Скорее всего, там были размещены еще более незамысловатые по форме и содержанию кабинеты.

Любопытства ради Хельга как-то ввела в поисковик название заведения. Прочитала познавательный, но не особо интригующий текст о частном институте по изучению психосоматических заболеваний. И еще узнала о том, что много десятков лет назад весьма состоятельный человек, страдавший неким расстройством, мечтал вылечиться сам и помочь остальным страдальцам с похожими заболеваниями. Он-то и учредил заведение, дал ему свое имя — тщеславен был отец-основатель, — а потом скончался от старости. А детище его жило, функционировало, привлекало волонтеров, питалось бюджетом владельцев и частными пожертвованиями.

Это была одна сторона типичного института. Та, что буквально торчала на виду и лениво выполняла не самые актуальные задачи современности, пока ее соседка скромно занималась действительно любопытными делами.

Вот эта неприметная сторона жизни института и привлекала Хельгу. Она не была такой яркой и будоражащей воображение, как в каком-нибудь секретном комплексе из фантастической истории, но тоже вызывала интерес. Словно неслучайно обронившая платок барышня, она в один момент давала понять, что здание не такое уж скучное, как казалось поначалу. И внимательный посетитель вдруг осознавал, что интерьер блеклый не потому, что здесь принято следовать шаблону, а потому что учреждение хочет казаться неприметным, скрыть свою незаурядность от глаз большинства. Ну кто станет приглядываться к серому человеку в толпе? Кто будет сканировать проницательным взглядом белые стены и одинаковые стулья, столы, коридоры…

Девушка приблизилась к лифту. Кнопка все же имелась, что несколько смутило Хельгу, уверенную в точности своих детских воспоминаний. Гостья терпеливо встала сбоку, освобождая дорогу выходившим из кабины людям. Доктора среди них не оказалось.

Он приехал парой минут позже — мужчина в очках, впопыхах шаривший в карманах. В воспоминаниях Хельга хранила образ приветливого и добродушного друга отца, слегка рассеянного и очень забавного, всегда имевшего при себе сладости и массу впечатляющих историй.

А ведь она не видела его уже семнадцать лет.

Доктор Траумерих улыбнулся, как только завидел Хельгу. Сейчас ему должно быть за пятьдесят. Они обменялись сухими приветствиями, которые обычно произносят при встрече малознакомые люди.

— Хельга, как давно не виделись! В последнюю нашу встречу ты была такого вот роста и с милыми бантиками. Отлично выглядишь. — Он указал на распахнутые двери лифта. — Не против, если мы спустимся ко мне в кабинет? Не люблю суету первого этажа.

«Лифтового путешествия» как раз достаточно, чтобы присмотреться к собеседнику и сделать первые выводы о нем. Хельга не сомневалась, что доктор уже окинул ее оценивающим взглядом, во всяком случае надеялась на это. Каре с едва приметным каскадом она не изменяла много лет, ибо не умела и не желала возиться с длинными волосами. Деловой костюм говорил о том, что она соблюдает правила дресс-кода, а небольшая брошь возле сердца — что девушка, не носившая других украшений, все же стремится привлечь к себе внимание. Ногти ровные, не обкусанные, но содранную кожу в районе заусенцев спрятать оказалось трудновато. Не самый удачный способ справляться с волнением, и Хельга это понимала, но из всех привычек эта оказалась наиболее прилипчивой.

И все же она не сильно переживала, что какая-то деталь в ее внешнем виде не понравится доктору. Ее пригласили не в модельный бизнес. Хельга наверняка знала, что в первую очередь людей, с которыми она будет общаться в этих стенах, интересуют ее профессиональные качества. Или, как можно догадаться из письма, профессиональные качества ее отца. Вот ведь ирония…

— Сегодня на удивление приятная погода, хотя синоптики обещали дожди. Стоит ждать завтра, полагаю, — обронил мужчина, чтобы прервать молчание.

Хельга не преминула воспользоваться короткой поездкой, чтобы со своей стороны изучить доктора Траумериха. Его лицо она помнила смутно, поэтому сейчас рядом с ней стоял незнакомец, отдаленно напоминавший беззаботного улыбчивого дядечку семнадцатилетней давности. Кудрявые волосы почти полностью покрыла седина. Мужчина сутулился, держал руки в карманах и смущенно улыбался. Постоянно. Должно быть, оттого мимические морщины проложили на лице столь глубокие колеи. Хельга вспомнила, что ее отца отчего-то злил взгляд коллеги, который он с раздражением называл взглядом побитой собаки. Нечто похожее разглядела и Хельга, но назвала бы это скорее отпечатком непреходящей усталости или потаенной грусти.

Парочка спустилась на минус второй этаж, хотя по длительности поездки могло бы показаться, что они не выше минус пятого. Для активации панели доктор воспользовался электронной картой, которую хранил во внутреннем кармане. Хельга отметила, что для попадания на верхние этажи карта не требовалась. Вот тот самый звоночек, сигналящий о нестандартности такого типичного здания.

— Идем сюда. — Как только двери разъехались, доктор Траумерих указал направление. Он сохранял такой же невозмутимый вид, что и пару секунд назад, но движения стали более сосредоточенными. Он следил, чтобы девушка дошла именно до того кабинета, на который он указал. Шаг влево или вправо, конечно, не гарантировал расстрел. Только Хельга все равно чувствовала, что ступила во всех смыслах на новый уровень, пусть коридор и был фактически братом-близнецом соседа сверху.

Дверь кабинета провожатый также открыл картой.

— Опять доктор Амберс оставил недописанные отчеты. Не ожидал, вероятно, что сюда зайдет кто-то еще. — Доктор Траумерих спешно сгреб листы на столе в одну более-менее аккуратную стопку. Он прямо-таки выдавливал из себя и окружающего пространства презентабельность, в которую сам не верил, но скоро бросил напрасные потуги и просто указал на стул. Так было лучше. «Тяжело общаться с людьми, которые неумело притворяются теми, кем не являются», — подумала Хельга. Она хранила в памяти образ веселого и слегка неопрятного ученого, а не выдрессированного работника, у которого ни пятнышка на столе и все всегда на своем месте, как у робота какого-то. Стоило доктору расслабиться в знакомых стенах, как он стал прежним дружелюбным и чуточку неуклюжим Уильямом из снов Хельги. Теперь она по-настоящему вспомнила его. И даже постоянно мелькавшая на его лице улыбка начала казаться искренней.

Мантисс опустилась на кожаное сиденье и окинула комнату взглядом.

— Весьма уютно. Но я не могу представить, как мой отец проработал тут столько лет и не сошел с ума. Тут нет окон, и возникает ощущение, что сидишь в коробке.

— Мы раньше были в другом кабинете. По правде сказать, он не сильно отличался от этого, но хоть какое-то разнообразие, если подумать… Видишь ли, весь этаж отдан МС, и из-за его передвижений приходится переезжать и нам, — пояснил мужчина, оставаясь на ногах. — Ты… ты ведь не забыла?

— Да, я примерно в курсе, с каким пациентом работал мой отец.

Весь этаж, значит? И размеры его, очевидно, превышают площадь наземных помещений.

— Примерно? — последовал вопрос.

Хельга намеренно подвела разговор к предмету обсуждения, и доктор уцепился за подвешенный конец.

— Прости, я не хочу вот так сразу переходить к сути… Прежде всего, я крайне соболезную, что Эдгар…

— Благодарю. Перед уходом он сказал, что у него не осталось незаконченных дел, с которыми ему хотелось бы возиться. А потому он ушел счастливым.

Это была не совсем правда. Хельга сомневалась, что ее отец вообще понимал, как это — быть счастливым. То ли времени не находилось остановиться и поразмышлять, то ли попросту не умел испытывать радость. В одном она не слукавила: Эдгар Мантисс не оставил незаконченных дел. По крайней мере, он сам так сказал дочери. Вот только приглашение доктора Траумериха внесло в картину поправки.

Уильям Траумерих почти все время смотрел на гостью, что совсем не удивительно: в кабинете кроме черно-белого предостерегающего постера «Храните шокирующие тайны при себе, иначе злые уши их услышат, а злые языки распространят» и взглянуть-то было не на что. Так что симпатичная посетительница притягивала весь интерес к себе. Плюс это показалось Хельге тактичным и располагающим к беседе, так что, если бы она сильно волновалась, поведение доктора было призвано подбодрить ее.

— Прежде всего мне хотелось бы узнать кое-что, — мужчина сцепил пальцы в замок.

Он вообще довольно активно жестикулировал, словно расписывал на аудиторной доске сложный алгоритм. Хельга приготовилась к контрольным вопросам об отце, о полученном высшем образовании, однако никак не ожидала услышать следующее:

— Одна из ранее произнесенных мною фраз была ложью. Не припомнишь ее содержание?

Хельга опешила, но тут же постаралась взять себя в руки. На выпускном экзамене ее и не такими вопросами выбивали из колеи. А для успешного ответа всего-то и нужно было внимательно следить за беседой и запоминать слова говорившего. Еще, конечно, наблюдать за невербальными знаками, но это у Хельги получалось даже лучше, чем концентрироваться на смысле и логической связи реплик.

За десять-пятнадцать минут общения Уильям Траумерих произнес не так уж и много фраз. Большая часть из них была формально-этикетного характера. Что может быть проще, чем выловить среди них белую ворону?

— Я попробую, — проговорила гостья, рассуждая, что конкретно доктор пытался выяснить своим вопросом. — При встрече вы сказали, что я хорошо выгляжу. Ожидаемый комплимент от воспитанного человека, а потому речь не идет о таких критериях, как правда или ложь.

— И все же ты в самом деле хорошо выглядишь.

— Благодарю. То же самое можно сказать и о соболезнованиях по поводу моего отца, но, поскольку вы работали вместе, немалая доля правды в ваших словах имеется. Кстати, — Хельга вспомнила одну деталь, — вы говорили, какой я была в детстве. Но это субъективное мнение, которое отражает ваше восприятие и не обязано совпадать с действительностью. Я даже не знаю, какой должна оказаться явная ложь, чтобы быть заметной. Что в детстве я походила на волосатого мальчика?

Хельга заслужила одобрительную улыбку и почувствовала себя увереннее.

— За прогнозом погоды я следила, чтобы знать, как лучше одеться перед выходом. Так что тут ничего странного я не заметила. Вы сказали что-то про комнаты… да, что раньше работали в другом кабинете. И что целый этаж отдан МС. Ничего из этого я знать не могу. Даже если в этой фразе скрыта ложь — как я, человек, не знакомый с вашими порядками, могу выявить ее? Я ставлю на фразу про неаккуратность вашего коллеги. — Хельга наклонилась вперед и присмотрелась к бумагам на столе. — Я с ним не знакома, но сомневаюсь, что его отчеты будут подписаны вашим именем. Да, и помня вашу рассеянность…

— О, так ты помнишь о ней!

Оценочная фраза была немного дерзкой, и гостья понимала это, но привычка использовать всевозможные аргументы, даже не самые надежные, давала о себе знать.

— Ты забыла упомянуть фразу про то, что мне комфортнее вести беседу в собственном кабинете, но это уже не так важно. — Доктор довольно закивал. — Ты права. Хороший анализ. Меня поначалу немало удивило, что ты почти не растерялась, но потом я подумал, что Эдгар, должно быть, преподал уроки выдержки.

Не то слово. Некоторые из них оказались весьма травмирующими, из-за чего Хельга подолгу не разговаривала с отцом. Результат, правда, окупил прошлые обиды.

— Хорошая память — ценный багаж. Особенно в нашей работе. — Больше Уильям Траумерих не комментировал свою маленькую проверку. — Ты не брала с собой никаких файлов, оставленных Эдгаром, так сказать, в наследство? Я имею в виду, конечно, не личные документы.

— Я принесла оставленные отцом книги и записи о психотерапии, но не думаю, что в них есть неизвестная вам информация.

Гостья подергала за ручку пакет, разбухший от бумаг. Накануне она тщательно просмотрела каждую страницу, но не обнаружила ничего, что могло бы вызвать тревогу. Или просто не поняла. Вряд ли ее отец захватил с работы секретные документы, — в любом случае он не прятал бы их дома и уж точно не перевешивал ответственность на Хельгу. Значит, причина того, что ее сегодня вызвали, в другом.

— Если вам нужны какие-то материалы или наработки, могли бы заехать или договориться о встрече в удобном для вас месте. Но раз вы захотели видеть меня лично, вам нужно что-то еще.

— Возможно, я просто осторожный, — мужчина завел руки за спину. — Ты ведь читала его заметки?

— Конечно, но вы и сами знаете, как он писал.

Доктор Траумерих понимающе кивнул. Да, он определенно знал, что Эдгар завел привычку записывать мысли, которыми не планировал делиться, сокращениями, абстрактными фразами и кажущимся поначалу несвязными предложениями. Порой даже тогда, когда требовалась конкретика. Однажды профессор Мантисс по рассеянности использовал этот метод, чтобы написать записку в школу дочери. В ней говорилось что-то о задержке кораблей в пути, и учителя решили, будто девочка куда-то уплывала на отдых, хотя она попросту сидела на больничном. А уж какой хаос творился в личных записях Эдгара! Настоящий кошмар дешифровщика! Сам профессор прекрасно понимал эти записи через какие-то личные ассоциации, однако другим людям, не способным залезть в его голову, приходилось нелегко.

Научные работы отличались чистым языком и конкретикой, опубликованная книга доходчиво объясняла читателям особенности строения мозга, а вот личные блокноты, увы, пострадали от привычки профессора. Оттого Хельга не была уверена, что где-нибудь на полях мелким шрифтом отец не оставил крайне важную приписку, которая любому сунувшему нос в его бумаги человеку покажется обычной поэтической глупостью.

— Он что-то скрыл от вас? — вымолвила Хельга, наблюдая, как собеседник принимает закрытую позу. — Только отец не делал меня своей наследницей. Я понятия не имею, над чем он работал в последние годы. Пока я училась в колледже и институте, мы почти не общались.

— Я был бы разочарован в Эдгаре, если бы он посвятил тебя в детали своих исследований. — Доктор Траумерих предложил гостье выпить кофе. — Нет? Что ж… Видишь ли, Эдгар был очень умным, удивительным человеком! Но крайне осторожным. За все годы работы — а это более двадцати лет! — мы не сблизились настолько, чтобы считаться друзьями. И Эдгар не посвящал меня в свои методы исследований. То есть, разумеется, мы с ним многое делали вместе, но у него все равно получалось что-то лучше, и он никогда не посвящал меня в тайну своих успехов. — Доктор сделал паузу, видимо обдумывая продолжение разговора. — И вот его нет уже девять месяцев. И я каждый день жалею, что так и не выпытал у него парочки секретных методов. Поверишь ли ты, если я скажу, что Эдгар каким-то образом мог надавить на МС и расположить его к сотрудничеству? Нет, не расположить — заставить быть послушным. Более-менее.

— МС? — переспросила Хельга с явным недоверием в голосе. — Насколько я знаю, этот манипулятор крутит людьми, как капризный ребенок игрушками. Но чтобы кто-то мог заставить его слушаться…

— А ты думаешь, что знаешь характер МС? Любопытно, сколько же ты вынесла из того эксперимента. — Хельга пожала плечами, и доктор продолжил. — Он определенно ненавидел твоего отца. И ты уже догадываешься, что никто на этом этаже терпеть не может МС. Особенно мы, доктора. — Уильям Траумерих скромно поклонился. — Эдгар точно знал, как найти подход к этому «капризному ребенку», и всем нам работалось сносно. За тот год, что он отошел от дел, МС успел вогнать в депрессию трех работников разного уровня подготовки, довести еще двух до увольнения, а одному из моих коллег разрушил семейную жизнь. И все это не покидая этажа!

Хельга подумала, что доктор никогда не позволял себе ругаться, хотя тут так и напрашивалось ядреное словечко. Она бы и сама бежала от такой работы, если бы ее заведомо не тянуло к ней. Мантисс положила ногу на ногу, расслабленно откидываясь на спинку. Они постепенно подбирались к сути.

— Я осознаю, что тебе неизвестны удивительные методы твоего отца, — продолжал доктор Траумерих, замерев возле стола напротив собеседницы. На предложение Хельги сесть (будто она хозяйка кабинета) он отмахнулся. — Но ты дочь Эдгара. Никто не знал его лучше тебя, независимо от степени близости ваших отношений. Поверь, остальных он вообще не подпускал к себе.

— И вы хотите, чтобы я покопалась в записях отца и попробовала найти упоминания о методах усмирения главного бунтаря?

Доктор убавил мощность кондиционера, хотя Хельга ни разу не почувствовала холодка на коже. Напротив, кровь гуляла, а сердце бодро отстукивало привычный ритм.

— Конечно, это было бы непростительно эксплуатировать тебя в свободное время, не давая ничего взамен. Поэтому я собирался предложить тебе должность. Мне все равно нужны помощники, а ты окончила обучение на психолога с отличием.

— Вы знаете? — вырвалось у Хельги, пусть ничего необычного в этом и не было. Доктор Траумерих наконец-то перестал растягивать губы и впервые после начала разговора позволил себе естественную улыбку.

— Эдгар не мог удержаться, чтобы не похвастаться. Работа, которую я хочу предложить, как раз для тебя, с твоим-то умением разбираться в людях. Давно надо было это сделать, конечно, но… — Мужчина скривился и покачал головой, молча выражая свое отношение ко всем событиям, препятствовавшим этому разумному решению. — Коллеги с других этажей прозвали наше скромное владение царством паранойи и психопатии. Даже люди, которые не имеют контактов с МС, чувствуют его влияние. Иногда уборщики начинают жаловаться на негативные мысли или ощущение дискомфорта. Кто-то говорит, что вновь чувствует себя маленьким унижаемым всеми ребенком. Кого-то одолевают воспоминания, о которых они пытаются забыть уже не первый год. Из-за отсутствия психолога в нашей секции мы можем запустить случай, вовремя не обнаружив предпосылки. Неприятно слышать, что электрик, всегда исправно чинивший проводку, вдруг не вышел на работу, потому что покончил с собой. — Доктор вздохнул. — Тебе предстоит следить за настроением работников нашего этажа. Отправлять в отставку или в отпуск тех, кто не может справиться с негативными мыслями, и подбадривать тех, кто менее внушаем. Плюс в остальное время ты будешь сидеть с бумагами Эдгара и пытаться найти информацию о методах его работы. Как тебе такой расклад? О часах и оплате договоримся отдельно.

Он сцепил ладони на уровне груди, будто умолял гостью. Но еще больше ей бросилось в глаза, что жестикуляция к концу речи резко замедлилась, как если бы доктор потратил всю энергию на танец рук в воздухе. Скорее всего, проблема была в другом, и Хельга догадывалась в чем.

— Вы провели эксперимент, пытаясь узнать не столько возможности моей кратковременной памяти, сколько умение интуитивно решать непредвиденные задачи, верно? Но ни в работе с записями отца, ни в беседах с людьми это мне не понадобится. А вот в разговоре с вашим пациентом — да. Вы готовите меня к встрече с МС? Правильно я думаю?

— Н… нет. — Доктор поморщился и поправил очки. — Я подумывал… может, когда-нибудь ты станешь достойной преемницей отца в его деле. Я не знаю. Это просто мои фантазии. Сегодня я выяснил, что ты ближе к этому, чем я представлял, когда писал письмо. Но звать тебя на замену Эдгару я не планировал. Это вопрос неопределенного будущего, Хельга. А в ближайшее время тебе запрещено вступать с МС в контакт.

Хельга испытала смесь разочарования и смирения. Крохотная ее часть все равно надеялась, что бывший коллега отца проявит благосклонность и позволит проникнуть в самое сердце исследований. Но то были представления мечтательной девочки. Более реальными казались мысли о том, что доктор Траумерих заберет записи Эдгара, задаст пару вопросов и отпустит восвояси. А потом ни писем, ни звонков… Против подобного исхода Хельга даже разработала стратегию поведения: прибегнув к блефу, она должна была убедить доктора, что его самостоятельные копания в документах отца ни к чему не приведут. К счастью, прибегать к этому не потребовалось. Вариант с сотрудничеством устраивал Мантисс на девяносто процентов. Оставшиеся десять приходились на необходимость адаптации на новом рабочем месте и запрет на общение с МС — виновником всего происходящего на этаже. Это почти так же несправедливо, как попасть в футбольную команду и услышать от тренера, что первые пару лет предстоит сидеть на скамье запасных. Только в спорте человека из наиболее вероятных опасностей ждали физические травмы, а тут — кое-что посерьезнее.

— Вот как, — выдавила Хельга. — У меня есть возможность подумать?