Делириум

Алиса Хайд

Грубый, местами неприятный реализм сливается с детской наивностью, верой в лучшие времена. Депрессия сталкивается с мечтой. Страх – с фантазией. Холодная реальность поглощает тебя, а потом выплевывает на яркую поляну возле кроличьей норы, дует в спину теплым ветром и шепчет на ухо, что ты еще можешь остаться жив.

Тик-так. Тик-так. Слышишь, как уходит твоя жизнь?

— Да ладно тебе, брат, это глупо! — парень в зеленой куртке какого-то футбольного клуба разводит руками и непонимающе смотрит на меня. Кажется, его зовут Джек, но я не уверен. В этой компании все дают друг другу тупые клички. Называют себя буквами греческого алфавита.

— Глупо? Это ужасно! — а она вроде Морган. Или это фамилия? А, неважно. Все называют ее Дельтой, символом женской производящей силы. А ведь ей в пятнадцать лет поставили удручающий диагноз — бесплодие. Какая ирония судьбы.

— Нет, серьезно. Завязывай с этим бредом. Пошли, лучше в баре пива выпьем, — говорит парень с длинными волосами. Его имя я уже и подавно забыл, помню только прозвище. Его глупое греческое прозвище Бета, от которого выворачивает наизнанку. От которого начинает гудеть голова и хочется побыстрее спустить курок пистолета, удобно устроившегося у меня во рту.

— А ты чего молчишь, а? — Альфа-Джек кидает презрительный взгляд на вечно молчащего худого парня в углу комнаты. Я ничего о нем не знаю и не уверен, что кто-то знает. Он сам появился в этой компании, его никто не звал. Но даже у него уже есть кличка. Тупая мерзкая кличка, данная ему из-за маленького веса.

Альфа, Бета, Гамма, Дельта. Как же я ненавижу этих заносчивых уродов. Вечно ошиваются рядом, о чем-то спорят и указывают, как мне жить. Постоянно чем-то недовольны и никогда не упустят возможности пожаловаться на это. Но они боятся, что со мной что-то случится. Что с их Омегой может произойти несчастье, которое отразится и на их жизнях тоже.

Снимаю пистолет с предохранителя и засовываю поглубже. Руки, мокрые от пота, нещадно трясутся. Страшно, но я полон решимости. Назад дороги нет. Эта кучка идиотов о чем-то переругивается, действуя на нервы еще больше. Через открытое окно с улицы доносятся звуки природы и визг тормозов. У кого-то в комнате очень громко играет плеер. Но даже сквозь этот шум я слышу тиканье часов.

«Тик-так. Тик-так. Слышишь, как уходит твоя жизнь?» — не переставая, твердят они. Их циферблат и изогнутые стрелки будто смеются мне в лицо, напоминая, какой же я неудачник. У меня нет работы. Нет личной жизни. Нет друзей. Меня обнаружат только через несколько недель, и то если пожилая соседка учует запах гниющей плоти.

Я ничто. Омега — последняя буква алфавита. Никому не нужен. Совершенно один, оторванный от реального мира своим больным подсознанием. Если задуматься, я хотел бы быть похожим на любого из этих мудаков. Джек — успешен у девушек, у него много друзей и есть большие перспективы в будущем. Морган — дочка богатеньких родителей с престижным высшим образованием и хорошей работой. Длинноволосый — хоть алкоголик и наркоман, но хороший малый; пожалуй, единственный из всех, кто мне по душе. А тот тихоня просто потрясающе сохраняет загадочность, чем, правда, иногда раздражает. Глубоко в душе я завидую каждому из них. И это заставляет меня ненавидеть себя еще больше.

Голоса в комнате становятся все громче, все взволнованнее. Они кричат на меня, просят, чтобы я не стрелял. Умоляют прекратить весь этот цирк, вытащить изо рта ствол и сказать, что это всего лишь глупая шутка. Такая же глупая, как их греческие прозвища.

Крики. Пение птиц. Тиканье часов. Девичий плач. Депрессивная музыка в чьем-то плеере. Лай собак. Шум последних листьев. Крепкая ругань. Щелчок. Боль. Тишина.

За мгновение до того как пуля пробивает мне голову, я вижу — комната абсолютно пуста.

Я наконец-то выбыл из игры моего воспаленного разума.