Плохиш для хорошей девочки

Алиса Селезнёва (2024)

Она тихая, неразговорчивая и тяжело сходится с людьми. Он популярен до безобразия и без труда может найти подход к любому. Она денно и нощно грызёт гранит науки. Он довольствуется поверхностными знаниями. Он улыбчив, и его почти невозможно расстроить. Она хмурится даже из-за пустяков. Но… Противоположности, как известно, притягиваются. Ему хватило одного взгляда, чтобы влюбить её в себя. Получится ли у неё проделать подобное, и чем при этом придётся пожертвовать?

Глава 9

— Агата сама виновата, — рассуждала Анна Георгиевна, намазывая на хлеб масло и укладывая сверху тоненький кусок сыра. Часы показывали девять утра. Алевтина Михайловна сидела напротив хозяйки и пила чёрный кофе без сахара. До двенадцати часов дня она обычно не ела, что, видимо, и способствовало её кукольной стройности. Агата, одетая в пижаму и тапочки, стояла за дверью. Подслушивать и подсматривать постепенно входило у неё в привычку.

— Я ей много раз говорила, — продолжила Анна Георгиевна, — позвони Веронике, они вместе в началке учились и неплохо дружили, пригласи погулять Женю из клуба, до Сони Архиповой, наконец, дойди. Она на нашей площадке живёт. Но Агате всё некогда. Сидит целыми днями в телефоне и только жалуется, как ей плохо.

— С Вероникой у них общих интересов нет. Та уж давно с мальчиками гуляет. Зачем ей Агата? Женя вечно занята. Она с сыном тренера танцует — на неё Ольга Викторовна давит ещё больше, чем на нашу Агату, а с Соней ей о чём разговаривать? Соне одиннадцать лет.

— Ну я тогда не знаю, — вздохнув, Анна Георгиевна развела руками.

— Вот поэтому я и против семейного обучения. Классно-урочную систему не ради забавы придумали. В школе дети общаются. А на «семейке» какое общение?

— У Агаты есть клуб.

На этот раз вздохнула Алевтина Михайловна.

— Много им в клубе общаться-то дают? Особенно во время прогона.

Анна Георгиевна с силой пододвинула к себе сахарницу.

— Агата с детства была такой. Замкнутой. Закрытой. Вы не помните, как она часами могла сидеть одна в песочнице, но, как только приходил кто-нибудь из детей, собирала все свои формочки, ведёрки с совочками и бежала домой? Она никогда к сверстникам не тянулась.

— Ну, это когда было? А сейчас у неё подростковый возраст. И она смотрит на других и видит, что её жизнь резко отличается.

Анна Георгиевна фыркнула и отвернулась. Алевтина Михайловна встала и, подойдя к кастрюле на плите, разбила туда два яйца и высыпала стакан сахара со щепоткой соли.

— Данил расстался с девушкой, — через некоторое время опять проговорила Анна Георгиевна, — но с чего Агата решила, что он сразу в неё влюбится?

— Они проводят вместе по пять-шесть часов в день. Один на один.

— Ему семнадцать, а ей даже пятнадцати нет. Вы не боитесь, что, если что-то у них выйдет, он её совратит?

— Не боюсь.

— А в сентябре, когда они стали заниматься у нас в квартире, Вы были другого мнения.

— В сентябре я его не знала.

— А сейчас узнали?

— Сейчас, да. И думаю, что, если он её полюбит, то подождёт.

Алевтина Михайловна влила в смесь молоко и, добавив муки и соды, достала блендер. Следующие две минуты кухню наполняло равномерное жужжание работающего прибора.

— Три года подождёт? — Анна Георгиевна издала смешок.

— Столько, сколько понадобится ей.

— Слишком уж Вы хорошего мнения о Даниле. Не надо его идеализировать. Он обычный представитель мужского пола, и однажды ему просто надоест ходить за ручку с малявкой, и он найдёт более податливую сверстницу.

Фраза про малявку стала последней каплей, и Агата, с шумом открыв дверь, вошла на кухню. На мать она нарочито не смотрела и, взяв с блюдца кусок ветчины, засунула целиком в рот.

— Шумелка, какао будешь? — спросила Аля, и Агата сухо кивнула.

Потерев переносицу, Анна Георгиевна постучала ногтями по столешнице. Она понимала, что в ссоре больше виноват тот, кто умнее. Быть виноватой Анне Георгиевне хотелось меньше всего.

— Агата, — начала она как можно мягче, — если Данил захочет проводить с тобой время, я не буду вставлять палки в колёса. Обещаю.

Вскочив со стула, Агата едва не опрокинула стол. Тот задрожал под её массой, и, если бы не Аля, ветчину, сыр и хлеб пришлось бы собирать по полу.

— Спасибо, мамочка! Спасибо. — Агата прижалась к материнской щеке и крепко обняла за шею. — Ты даже не представляешь, как я его люблю.

Чтобы не закатить глаза, Анна Георгиевна ущипнула себя за колено.

— Только не торопись, пожалуйста, ладно. Разрыв отношений — это очень непросто и очень болезненно. Данилу понадобится время. Не трогай его пока. Дай остыть и прийти в себя.

Агата энергично закивала и ещё крепче прижалась к матери. В тот момент она казалась ей самым добрым и понимающим в мире человеком.

— Вадим давно ушёл? — через некоторое время спросила Анна Георгиевна. Вчера вечером они мало разговаривали. Агата, встретившись глазами с отчимом, тут же убежала к себе, а он решил придерживаться позиции нейтралитета и в отношения матери и дочери не лез. Правда, встал сегодня с петухами и сбежал на работу, когда обе хозяйки дома ещё спали.

— Минут сорок назад, — отозвалась Алевтина Михайловна. — Но обещал вернуться к шести и отвезти Агату на тренировку.

— Хорошо… — Анна Георгиевна улыбнулась. После разговора с дочерью и ответа Али дышать ей стало намного легче.

***

В этот раз Данил пришёл на занятия вовремя. Аля всё утро жарила блинчики, и Агата собрала для одноклассника полный контейнер. Сама заботливо уложила блины слоями и сама обернула полотенцем, чтобы не остыли по дороге. Сегодня она позволила Але заплести ей волосы в косу и красиво закрепить на левом боку. Плетение было необычным, а волосы — густыми, поэтому коса получилась толстой, как у девушек из русских народных сказок. Агата всё утро крутилась перед зеркалом. В свои без двух недель пятнадцать она уже достигла роста в сто шестьдесят шесть сантиметров, но надеялась подрасти ещё чуть-чуть, хотя бы миллиметров на сорок, чтобы стать такой же высокой, как мама.

Шестнадцатое февраля выдалось морозным и пасмурным. Ветер пробирал до костей и норовил засунуть за воротник пару-тройку пригоршней снега. Агата не стала надевать шапку, уж слишком ей не хотелось портить красивую причёску, но наглухо застегнула пуховик, накинула на голову капюшон и хорошенько расправила у ботинок чёрные классические брюки со стрелкой.

Войти в центр из-за шквального ветра было трудно, и какой-то мужчина помог ей сначала открыть, а затем закрыть дверь. Повернувшись, Агата поняла, что это Вадим. Её порозовевшие на морозе щёки раскраснелись ещё больше. Агата не всегда была справедливой, но всегда старалась быть вежливой, поэтому слово «спасибо» выскочило у неё само собой.

«Прям как собака Павлова», — скривилась она, а вот Вадим напротив почему-то улыбнулся. Он куда-то спешил и держал в руках чёрную папку с документами.

— Там Аля блинов напекла. — За вчерашние слова стыдно ей не было, и своё мнение относительно отцовских кровати и шкафа она не поменяла, но после того, как мать сделала ей шаг навстречу, Агате захотелось ответить тем же. — Они вкусные.

— У Алевтины Михайловны по-другому и не бывает. А тебе коса очень идёт. Даже больше, чем распущенные волосы.

Агата чуть приподняла брови. Комплимент Вадима пришёлся ей по вкусу, но благодарить за него она посчитала ниже своего достоинства. Отпустив наконец дверную ручку, мужчина улыбнулся ещё раз и заспешил в сторону стоянки для автомобилей.

Данил сидел перед приёмной. В своей обычной одежде, тщательно причёсанный и без новых синяков на лице, правда, рядом с ним почему-то лежала только тонкая светло-серая куртка, а не привычный коричневый пуховик. Левый рукав куртки был запачкан чем-то красным, напоминающим кровь.

— Ты с кем-то подрался? — тихо спросила Агата, на ходу расстёгивая пуховик и поправляя на груди бордовый рождественский свитер с оленями. Данил старательно скатывал с интернета домашнее задание по алгебре, отчего услышал её не сразу.

— Нет, просто с утра неудачно сходил на тренировку. — В доказательство сказанных слов он тут же продемонстрировал рассечённые костяшки, но смотрел при этом куда угодно, только не Агате в глаза.

Она, естественно, не поверила: кровь на куртке была явно вчерашняя и уже засохшая, но заострять внимание на своём наблюдении не стала. Ей хотелось что-то сделать с его руками, обработать, забинтовать и долго-долго держать в своих, но она заставила себя просто стоять рядом, потому что хорошо уяснила совет матери — не навязываться и дать ему время.

— Я принёс твою тетрадь. Прости… — Данил взлохматил волосы и, почесав затылок, отдал то, что случайно забрал. — И за вчерашнее тоже. Вчера был плохой день.

— Очень плохой, — согласилась она и поскорее спрятала тетрадь в рюкзак, а затем отдала ему контейнер с блинами.

— До обеда вроде пока рано, — удивился он и снова почесал затылок.

— Да это так, в качестве угощения. Аля всегда много печёт. Нам столько не съесть.

И, когда он принялся уплетать блины, Агата опять порозовела. Но теперь уже не от смущения и не от непогоды, а от удовольствия.

Первым уроком снова стояла физика. Данил начал занятие с того, что извинился за вчерашнее и перед Натальей Николаевной тоже. Та опешила, но извинения приняла и попросила тетрадь с домашним заданием. На этот раз всё было на месте, и урок прошёл без сучка, без задоринки.

Данил старался изо всех сил, а вот Агата напротив сегодня решала задачи медленно и часто смотрела по сторонам. До Дня защитника Отечества оставалась неделя, и на него у девочки были грандиозные планы…