Плохиш для хорошей девочки

Алиса Селезнёва (2024)

Она тихая, неразговорчивая и тяжело сходится с людьми. Он популярен до безобразия и без труда может найти подход к любому. Она денно и нощно грызёт гранит науки. Он довольствуется поверхностными знаниями. Он улыбчив, и его почти невозможно расстроить. Она хмурится даже из-за пустяков. Но… Противоположности, как известно, притягиваются. Ему хватило одного взгляда, чтобы влюбить её в себя. Получится ли у неё проделать подобное, и чем при этом придётся пожертвовать?

Глава 10

Данилу на день рождения Агата подарков не делала. В конце декабря он сломя голову мчался к Лере, поэтому тогда она посчитала подарок лишним и неуместным и просто поздравила одноклассника на словах. Точнее, написала «ВКонтакте», потому что двадцать восьмого декабря они уже не учились.

Но в День защитника Отечества смысла таиться уже не было. Лера наконец-то ушла в закат, и Агата буквально сгорала от желания преподнести Данилу что-то особенное. Не купленное наспех в каком-нибудь ларьке, а оригинальное и памятное. Над этим «оригинальным и памятным» она ломала голову три дня, но, так и не придумав ничего дельного, пошла за советом к няне и матери.

Алевтина Михайловна мыслила, как среднестатическая умудрённая опытом женщина. Ей не приходило на ум ничего, кроме носков, шампуня и сертификата в какой-нибудь магазин. У Анны Георгиевны фантазия была явно богаче. Интуиция подсказала ей отталкиваться от интересов Данила, а именно от его любви к рисованию.

— Подари ему специальные ручки и карандаши для живописи.

Агата расплылась в улыбке. Это предложение она оценила и пожертвовала двумя тысячами рублей из копилки. «Шкурных» интереса в таком решении присутствовало как минимум два. «Садясь рисовать этими ручками и карандашами, Даня будет каждый раз вспоминать меня, — рассуждала девочка, — а во-вторых, совесть не позволит ему прийти без подарка на мой день рождения». Свой праздник Агата собиралась отмечать тоже в центре и уже продумывала детали «убойной мартовской вечеринки».

В день X, а точнее, двадцать второго февраля, Агата надела платье. Тёмно-синее, украшенное кружевом и пайетками по подолу и вороту. В повседневной жизни платья она обычно не носила. Те казались ей неудобными и напоминали о танцевальных соревнованиях. Думать о танцах лишний раз Агата не любила, но сегодня позволила себе сделать исключение.

Данил, как обычно, сидел за первой партой и набирал кому-то длиннющее сообщение. Аватарка на его профиле «ВКонтакте» изменений не претерпела, Агата проверила её сразу, как только проснулась. И, когда она вошла в аудиторию, его серо-голубые глаза-океаны вспыхнули и задержались на ней дольше обычных трёх секунд. Агата могла поклясться, что ровно на одно мгновение в них зажегся неподдельный интерес.

— Привет.

— Привет.

Руки её не дрожали, голос звучал ровно, и только на бледных щеках предательски вспыхнул ярко-розовый румянец.

— Это тебе, — произнесла она, отдавая ему бумажный пакет с подарком. — С праздником!

Он ответил ей фирменной улыбкой и тут же вытащил набор для живописи.

— Класс! Как раз в тему!

Агата смущённо опустилась на стул и перебросила копну тщательно расчёсанных волос на левый бок. Платье на ней было трикотажное и без рукавов, и вскоре она почувствовала лёгкий озноб на плечах из-за холодного воздуха, идущего от окна.

— Завтра выходной. Что планируешь делать?

— С пацанами в клуб пойду. Вован со вчерашнего вечера зовёт. Хорошо, что сегодня всего три урока.

О Воване Агата слышала впервые. Кто он такой, она понятия не имела и поставила себе цель постараться найти его на фотографиях Данила.

— А ты?

— А у меня, как всегда, танцы.

— А их нельзя прогулять хотя бы в праздник?

Агата пригладила складки на платье и посмотрела на свои чёрные балетки. В эту секунду она больше всего жалела, что у неё нет туфель-лодочек. А самое главное — нет «шпилек» и косметики.

— Нельзя. Лентяев и прогульщиков у нас не любят.

— Как хорошо, что родители не догадались отдать меня в танцы, а то я бы, наверное, вылетел в первый же день. Причём с ярлыком — мальчиш-плохиш.

Агата растянула губы в улыбке, но зубы в брекетах показать не посмела. Если Данил и носил когда-то скобки, то снять их он умудрился задолго до прихода в центр её матери. Зубы у него были белыми, ровными и удивительно красивыми. По мнению Агаты, красивым в нём было всё. И она бы скорее умерла, чем даже мысленно назвала его плохишом…

***

— Не знаю, что с ним делать, — произнёс Алексей Николаевич. — Ему ничего неинтересно. Вроде загорается идеей, а затем, бац, и через месяц бросает. Хотел ходить на бокс — записали. Вроде даже тренер хвалил. А потом он борьбу начал прогуливать. Бокс ему нравится, а борьба — нет. А они в комплекте идут. Ну вот как так…

— Спорт дисциплинирует, — взяла слово Анна Георгиевна. — Я знаю, что в спортзале Данил занимается регулярно.

— Ходит, да что там… И ладно бы спорил, ругался, так нет. Всё спокойно. Спокойно бросает и всё…

— Вчера Агата отпросилась с занятий. Тренировку поставили на час раньше. Он тоже не стал задерживаться. Сказал, что его помощь очень нужна в клинике.

Алексей Николаевич покачал головой.

— Нужна, но не до такой степени, чтобы с уроков уходить. Я сказал прийти, как освободится. В пять так в пять. В шесть так в шесть.

— Значит, просто не захотел заниматься один. Когда он один, с него спроса в два раза больше.

Агата стояла за дверью материного кабинета. Сегодня у неё не было тренировки, и мать попросила её спуститься вниз в девятом часу вечера. Со Дня защитника Отечества прошло всего три дня, но Анну Георгиевну это не останавило. Она решила устроить внеочередное родительское собрание, на которое зачем-то позвала и Агату.

— Агата, хватит топтаться за дверью, Заходи уже, — произнесла Наумова старшая, и её дочь, сделав глубокий вдох, вошла в помещение.

Кабинет Анны Георгиевны был отделан в чёрно-белых тонах. Много денег она в него не вкладывала. «Максимально дёшево и консервативно, — гласил её главный жизненный принцип, — но качественно». Качество для Анны Георгиевны всегда стояло на первом месте. Между качеством и красотой она, не раздумывая, выбирала первое и была согласна платить только за него.

Посередине стоял её рабочий стол с компьютером. В углу — стеллаж с многочисленными папками. А чуть дальше к окну ещё один стол, более длинный и окружённый шестью мягкими кожаными стульями для посетителей. У самой Анны Георгиевны стул стоял широкий, но деревянный, с ручками и высокой спинкой. Аля, шутя, иногда называла его королевским троном. Сама же Анна Георгиевна утверждала, что однажды заменит стул на кресло-качалку, заведёт кошку и начнёт вязать носки в день по кило́метру, но это «однажды» почему-то всё никак не наступало.

— Агата, вам задают домашние задания?

Голос, что её спрашивал, был незнакомым, и Агата инстинктивно повернула голову. Рядом с Алексеем Николаевичем сидела женщина. Не такая красивая, как её мать, но более ухоженная и менее уставшая. Её каштановые волосы едва доходили до плеч, а глубокие серо-голубые глаза смотрели мягко и по-доброму. «Тоже океаны, прямо как у Данила», — пронеслось у Агаты в мыслях. Но ещё больше глаз её поразили руки женщины. Белые, без малейшего намёка на вены, с длинными музыкальными пальцами и искрящимся на свету нежно-розовым маникюром. Правда, маникюр Агата рассмотрела уже позже, когда сидела рядом с матерью напротив Алексея Николаевича и женщины, имя которой она пока не знала.

— Задают, — кивнула девочка. — Каждый день и много.

Взгляд её потупился. Из-за частых тренировок ей тоже удавалось делать не всё и далеко не всегда, а этот факт здорово угнетал её чувство собственного достоинства.

— А у Данила домашних заданий не допросишься. Никогда ничего не задают. У него один ответ: «Всё успел сделать на уроке».

— Скорее всего, просто не записывает, — объяснила Анна Георгиевна. — Данилу уже семнадцать. Он должен сам себя контролировать.

Женщина сникла. Её взгляд сделался печальным, красивые глаза потускнели.

— Лара… — Алексей Николаевич сжал её руку.

«Лара, — Агата внимательно посмотрела на женщину, — значит Лариса, — а затем вспомнила её отчество. Сергеевна. Пару раз она видела мать Данила в клинике, но та обычно была занята разговорами либо с пациентами, либо с персоналом. Причём говорила она всегда очень тихо и ласково. — Лариса Сергеевна, — продолжила Агата начатый в голове монолог, — хорошее сочетание. Хорошее сочетание имени и отчества у моей будущей свекрови».

О том, что Данил лет через пять-шесть станет её мужем, Агата решила ещё вчера, когда увидела, как он рисует подаренной ею ручкой.

— Плохие из нас, видимо, воспитатели, — тяжело произнёс Алексей Николаевич. Всегда пытались по-доброму, без наказаний. Без давления. Даня вообще-то никогда не врёт. Просто оставляет что-то, а мы не упорствуем.

Лариса Сергеевна вздохнула, и в этом вздохе Агата почувствовала печаль всего мира.

— Теперь вот новую блажь выдумал. Хочет быть архитектором. Клиника, знакомства, моя помощь, ничего, говорит, не нужно. Добьюсь всего сам. Да где ж сам-то, с такой-то силой воли?

Лариса Сергеевна вздохнула ещё раз. Говорил в основном Алексей Николаевич, а она после ответа Агаты про домашние задания сидела, понурив голову.

— Значит, надо быть жёстче. Или найти того, кто может быть жёстче.

Агата внимательно посмотрела на мать. В глубине её ярко-голубых глаз вспыхнул вызов.

— Если на то пошло, — произнесла Анна Георгиевна секундой позже, — то с домашними заданиями вопрос решить можно. Агата будет высылать вам его каждый день. Вам останется только контролировать и решить, кому именно сбрасывать задания.

Агата поперхнулась и снова посмотрела на мать. Вызов в её глазах приобрёл ещё более яркие очертания. Возразить девочка не решилась.

— Давайте мне, — Лариса Сергеевна, словно на уроке подняла руку и робко улыбнулась однокласснице сына. Та не смогла не ответить ей тем же…