Душа

Алиса Селезнёва, 2023

Говорят, сила настоящей любви невероятна. Она способна поспорить с самой судьбой. Любовь Натальи и Романа оказалась еще сильнее, ибо она готова спорить с самой смертью…Сумеет ли Наталья найти тот самый свет, и каким он будет именно для неё?

Глава первая

Один мудрый человек сказал как-то, что «если двоим суждено быть вместе, то не важно сколько преград и разлук встретится на их пути, потому что судьба всё равно соединит их». Не знаю, как вы, а я верю в истинность этого высказывания. Точнее, верила… И дело ни в том, что я в чём-то разочаровалась или меня кто-то обманул, просто… Просто девушка, что лежит в гробу, обитом ярко-розовым шёлком, я.

Я умерла четыре дня назад, на пешеходном переходе между улицами Красноармейская и Братьев Райт. Меня сбил чёрный BMW, за рулём которого находился семнадцатилетний парнишка. Он взялся непонятно откуда и вылетел на «красный» на скорости, как стало известно позднее, около ста двадцати километров в час. Я заметила его в последние доли секунды. Боли не было — только удар. Меня отбросило метров на двадцать вперёд, и я, кажется, даже упала, но потом спустя мгновение вновь оказалась на ногах. Повинуясь неведомой силе, я повернула голову и увидела его и машину. Бампер был изрядно помят, а мальчишка, спрыгнув на асфальт, дрожащими пальцами пытался вытащить из кармана последнюю модель айфона, но выходило у него скверно. Коренастый, темноволосый, отрастивший непонятно для чего-то бороду, которая совершенно ему не шла. Подбородок у него трясся, а нужный номер в списке контактов никак не хотел нажиматься. Несколько людей, прогуливающихся неподалёку, стали зачем-то снимать его на свои телефоны. Один пожилой мужчина даже рискнул подойти ближе, но почему-то ближе ко мне. А потом я опустила глаза…

Вас когда-нибудь обливали ледяной водой из ведра? Если да, то вы, наверняка, поймёте, что я почувствовала. Я стояла и смотрела на себя, на своё распростёртое по асфальту тело, замершее в луже крови. Честно говоря, я не понимала, что происходит. Голова шла кругом, и я зажала рот рукой, чтобы не закричать. Как можно быть распластанной по земле и стоять на своих двоих одновременно? Только если, только если…

Подошедший седоволосый мужчина присел на корточки и приложил к моей шее два пальца. Отчего-то мне вспомнилась девушка из фильма «Между небом и землёй», которую сыграла Риз Уизерспун. Она чувствовала все прикосновения к своему телу. Она чувствовала, а я — нет. Чувствовала, потому что находилась в коме, по всей вероятности, мне повезло меньше…

— Пульса нет, — озвучил мой «приговор» седоволосый. — Кто-нибудь вызовите «скорую». Я без телефона.

— Уже вызвали, — ответила женщина, стоявшая ближе всех. — Молоденькая совсем. Лет семнадцать, наверное. Поди и школу не закончила.

— Сейчас посмотрим.

Седоволосый начал рыться в моей сумке, извлекая оттуда паспорт, зачётную книжку, студенческий билет и телефон. Видимо, он пытался установить мою личность и решил сообщить об аварии ближайшим родственникам.

— Девятнадцать. Иванова Наталья Николаевна, — произнёс он, рассматривая мои документы. — Студентка. Закончила второй курс факультета иностранных языков. Отличница.

— Родителям звонить надо.

— А что им скажешь? Куда её повезут?

— В пятую.

— А почему не в третью?

Советы местных зевак сыпались на седоволосого один за другим, но он лишь отстранённо покачивал головой, пытаясь разобраться со списком контактов на моём видавшем виды телефоне. В тот момент я даже обрадовалась, что отключила блокировку, иначе бы ему пришлось совсем туго. Впрочем, мне и скрывать-то нечего. В соцсетях не зарегистрирована, с сомнительными личностями дел не имею. Точнее, не имела… Я вздохнула и вновь уставилась на мужчину, который продолжал изучать имена последних звонивших мне.

В конце концов до меня дошло, что именно он ищет. Точнее, кого. Маму. И никак не может найти. Не может, потому что её попросту там нет…

Мама умерла, когда мне было четыре, и, если честно, я всегда винила в её смерти себя. Они с отцом поженились рано, ещё студентами. Он историк, она филолог, оба — потомственные учителя. Мама с детства мечтала о большой семье, но её мечта никак не хотела сбываться. Каждая новая беременность заканчивалась выкидышем. Родители прождали меня больше пятнадцати лет, объездили все святые места, которые только были в России, поставили кучу свечек и таки вымолили меня у Бога. Я родилась, когда маме шёл уже тридцать девятый год. Беременность и роды дались ей трудно, пришлось многим пожертвовать, в том числе, и здоровьем, которое и без того было уже давно расшатано. И всё же мама смеялась, смеялась до самого последнего дня. У неё была потрясающая по красоте улыбка и на редкость мягкие, всегда чем-то вкусным пахнущие волосы.

— Позвоните папе, — взмолилась я, обратившись к мужчине, но он не услышал. Развернулся, словно хотел отогнать назойливую муху, посмотрел назад, но меня не заметил. — Позвоните папе или Ромке, — закричала я, обратившись уже к толпе, — хотя нет, Ромке нельзя: он на дежурстве. Пожалуйста, хоть кто-нибудь! Хоть кто-нибудь…

Ветер разбросал мои слова по воздуху. Никто не шелохнулся, даже ухом не повёл. Я сделала шаг вперёд и оказалась нос к носу с женщиной, которая вызвала «скорую». Набравшись смелости, я коснулась её плеча. Женщина поёжилась, будто к её коже приложили кусок льда, отряхнула плечо и отошла. Её пальцы прошли сквозь мою ладонь.

Я стала никем. Стала бестелесным призраком, которого никто не видит, не слышит и не замечает.

— У неё тут всё Ромка какой-то да отец.

— Значит, отцу звоните. Лишь бы не алкоголиком оказался.

— А что сказать? — Седоволосый замер, глядя на контакт «Папа» в моём телефоне.

— А что тут скажешь? — пожала плечами женщина, которой я едва не коснулась. — Правду!

Мужчина нажал на кнопку вызова. Я прислушалась к гудкам и вдруг представила папу, склонившегося над личными делами своих учеников. Завтра должен был начаться его отпуск.

— Наташа? — Голос у папы был уставший. — Как последний экзамен? Трудно было? Помню, эта Камелавкина твоей матери немало нервов попортила, но всё же законную пятёрку поставила. Наташа, ты меня слышишь?

— Добрый день, — седоволосый откашлялся. — Это не Наташа. Я Георгий. Простите, я не знаю, как зовут Вас, но… Вашу дочь сбила машина на пешеходном переходе между улицами Братьев Райт и Красноармейская. «Скорую» вызвали. Наверное, её повезут в пятую. Или в третью…

— Наташа? — Голос у отца стал сбивчивым. — Подождите, это, должно быть, какая-то ошибка. Машина на Братьев Райт. Пешеходный переход. Она сегодня сдавала экзамен. Последний экзамен.

— Она сдала. На отлично.

— Она жива? Скажите, моя дочь жива?

Седоволосый замолчал. Не знаю, как вам, а лично мне никогда не приходилось говорить родителям, что их ребёнок умер. Умер, к сожалению, навсегда и безвозвратно, но, если бы я вдруг оказалась на месте этого мужчины, то вряд ли бы нашла в себе смелость даже позвонить. Я всегда была трусихой и больше всего на свете боялась сообщать кому бы то ни было плохие новости.

— Вам лучше начать собираться и выезжать в больницу. «Скорая» уже близко. Слышите сирену? Я наберу Вам ещё раз, когда врач точно скажет номер.

— Умоляю. — Папа словно ребёнок зашмыгал носом. Я прикрыла глаза, чувствуя, что он плачет. — Умоляю, скажите, что она жива.

— Мне жаль. Мне очень жаль. — И седовласый отключил вызов.

Мне хотелось заплакать. Я чувствовала, как слёзы подступают к горлу, как щекочут нос, как разъедают глотку и как не могут пролиться. Видимо, призракам отказано даже в способности плакать. Всё правильно: плачьте, пока живы.

— Значит, ты Наташа?

Насмешливый голос заставил меня обернуться. В груди зашевелилась надежда: меня кто-то видит. Жаль, шевеление было недолгим, потому что этим кем-то оказался остроносый мальчишка лет двенадцати. Сухой, жилистый и полупрозрачный. Он склонил голову набок, словно хотел меня поприветствовать, но, вдруг передумав, зло рассмеялся.

— Добро пожаловать в ряды умерших! Как ты себя чувствуешь? Голова не болит? Не кружится? Может, стакан воды или стул?

В памяти замелькали картинки. Я видела лицо этого мальчишки лет пять назад в новостях. Рыжий, всё лицо в веснушках. Папа тогда с болью в голосе промычал: «Словно солнышко поцеловало», а соседка, тётя Катя, фыркнув, добавила: «Чего взять? Детдомовский!»

Подробности аварии давно стёрлись из моей памяти. То ли грузовик, то ли автобус. Говорили о нём мало, а водителя, кажется, так и не наказали. Позже выяснилось, что мальчик переходил дорогу в неположенном месте, и громоздкая машина не успела затормозить. Особенно сердобольные жители повесили на столбе, возле которого мальчик погиб, что-то вроде почтового ящика, поместили сверху его фотографию и букет из гвоздик.

— Саша? ‒ спросила я наугад.

‒ Савва! ‒ недовольно поправил мальчик, делая вид, что чешет нос. ‒ Знать надо! Савелий Нестеров собственной персоной. Я вроде как национальный герой тут, так что не смей забирать мою славу!

«Славу… Вот так слава ‒ умереть под колёсами автомобиля», ‒ вздохнула я и по привычке прикусила губу, но не почувствовала боли. Ущипнула себя за палец — опять ничего.

«Вот и всё! Больше никаких физических страданий, только душевные — только в сердце, точнее там, где оно раньше располагалось».

‒ Ну хоть поговорить с кем будет, ‒ продолжил Савва, активно жестикулируя. ‒ Только на мою территорию не смей ходить, она за зелёным домом начинается.

‒ Не бойся. Не буду.

‒ Все вы так говорите, пока плотные, — он взглядом показал на своё полупрозрачное тело. — Первые несколько месяцев после смерти я тоже выглядел вполне живым, но черви в земле не дремлют. Как только начнёшь разлагаться, и твой облик подпортится.

— По сравнению со всем остальным — это мелочь, — только и смогла выдавить я.

Внутри разрасталась пустота. Я умерла. Умерла!!! Умерла… И что же делать теперь?

— «Скорая» приехала, — закричал кто-то. — Расступись.

— И полиция подъезжает, — ехидно заметила женщина в цветастом платье, которая не спускала глаз с мальчишки, сбившего меня и без умолку разговаривающего с кем-то по телефону. — Ты посмотри, гадёныш какой, номера пошёл скручивать.

Дверь кареты скорой помощи открылась, и молодой парень, одетый в голубоватую медицинскую форму, состоящую из брюк и рубашки, легко спрыгнул на землю. Савва фыркнул. Я сорвалась с места, припустилась бегом к машине и… упала в его объятия. Но он прошёл мимо, не ощутив даже моего холода. Тёмно-карие глаза были прикованы к распластанному на асфальте телу, а губы беззвучно шептали: «Наташка». Снова и снова только «Наташка».

Никто и никогда не поверит вот так запросто, что его любимый человек умер. Никто. Каждый будет сомневаться, а ещё отрицать и торговаться. Ромка не стал исключением. Он никогда ничего в своей жизни не отдавал без боя и сейчас, по-видимому, решил повоевать со смертью. Делал искусственное дыхание, давил на сердце и считал. Считал постоянно, считал до тех пор, пока бородатый водитель, напоминающий скалу, не оттащил его от моего мёртвого тела и силой не затолкал в машину.

— Кто это? — скучающим тоном произнесла Ромкина напарница, женщина лет сорока с пухлыми, ненатуральными губами.

— Наташа, — коротко ответил водитель, доставая носилки. — Его Наташа.

Напарница чуть заметно приподняла брови.

— Жена, — водитель насупился и уложил моё тело на носилки. — Она заходила к нам дня два назад.

— А… Понятно, — Ромкина напарница качнула головой и зачем-то похлопала себя по левой ключице. — Вот поэтому я не вышла замуж. Одной лучше.

— Поможешь?

Водитель указал на край носилок, который лежал у её ног. Женщина ощетинилась, хотя и нагнулась, но её опередил седоволосый. Вместе с водителем они погрузили моё тело в машину.

— Куда повезёте?

— В пятую, — небрежно сказала напарница, — там хоть морг есть.

— Понял, — седоволосый как-то странно посмотрел на женщину и быстро отбил на моём телефоне смс для папы: «Наташу везут в пятую», а потом положил его вместе с сумкой на сиденье рядом с Ромкой. — Держись, парень, — сказал он, похлопав его по руке, а затем пошёл в сторону подъездов.

— Я пойду, — шепнула я Савве и тоже пробралась в машину, опустившись на свободное сиденье. — Я должна быть там.

Ромка сидел напротив молча, обхватив руками голову. На голубоватой рубашке поблёскивало несколько пятен крови. Моей крови. Испачканные перчатки валялись на полу под сиденьем. Дорога петляла, и машина часто меняла направление. Ромка не двигался, и на мгновение мне показалось, что он тоже умер. Лишь спустя время я поняла, что его теперешнее состояние психиатры обычно называют шоком.

Он не заговорил и после приезда в больницу. Просто вышел из машины и молча зашагал по коридору. Возле лестницы на второй этаж его догнал папа.

Глаза у него были красные и опухшие, отчего морщины под ресницами стали ещё заметнее. Спина сгорбилась. Он уже знал ответы на свои вопросы, но всё равно спрашивал. Так, на всякий случай.

— Ты принимал вызов на Братьев Райт?

— Да, — одними губами ответил Ромка, уставившись в одну точку.

— Это Наташа?

— Да.

— Её сбила машина?

— Да.

— Есть надежда?

Ромка промолчал и отвернулся. Папа протянул ему руку, но, не дождавшись рукопожатия, обнял, а потом тихо заплакал. Спина у Ромки была прямая, он даже не нагнулся, а просто сжал руки в кулаки. Так и стоял, как каменный. Не говорил, не плакал и будто уже ничего не чувствовал…