Девочка, которая замолчала

Алиса Русинова (2024)

Спустя год после событий на телебашне, Кристина все еще борется с кошмарами прошлого. Но трагедии не хотят отпускать её. Тётю Кристины находят мертвой. Кристина чувствует, что за её смертью скрывается нечто зловещее, связанное с загадочным талисманом, который ее тетя носила всю жизнь — ведь такой же талисман преследует девушку в видениях. Расследуя смерть тети, Кристина обнаруживает связь между талисманом и трагедией на телебашне. С каждым шагом к правде ее собственные демоны становятся все сильнее, угрожая поглотить ее. Сможет ли Кристина преодолеть свою травму и раскрыть правду, прежде чем ее собственная жизнь окажется на волоске?

Глава 4

Духи ходят по пятам,

Что-то прячут по углам

Рассыпают серебро,

Вот кому-то повезло.

Инсаров «Мы одни»

— Витя!

Аня лучезарно улыбнулась, чмокнула в небритую щёку Кристининого отца и поставила чемоданчик около вешалки. Кристина нерешительно переминалась с ноги на ногу в дверном проёме. Аня, мягко втянула её внутрь за плечо, закрыла дверь. По-хозяйски оглядев заросшую пылью квартиру, потёрла руки.

— А Максимка где?

Отец Кристины кивнул на дверь детской.

— Рисует, наверное. Или к экскурсии готовится, они завтра с классом в музей какой-то едут.

Дверь детской распахнулась, и в коридор выглянул Кристинин брат. За этот год он вытянулся, поэтому пижамные штаны со смешными лисицами теперь доставали только до щиколоток, а футболка еле прикрывала живот. Тёмно-русые, как у Кристины, волосы почти скрывали его льдисто-серые глаза. Максим откинул со лба непослушную чёлку, улыбнулся и, неслышно ступая босыми ногами, подошёл к стоящим в коридоре взрослым. Внимательно посмотрел Ане за плечо, улыбнулся.

— Здравствуйте. Вы тётя Аня, да?

До событий годичной давности Кристина видела брата лишь дважды. После того как она вернулась в Екатеринбург — не проходило и пары дней, чтобы они не встречались. И поначалу, когда родители говорили, что брат изменился, она отмахивалась от них. А потом присмотрелась.

Максим забросил теннис, на который ходил несколько лет, и почти перестал общаться со сверстниками.

Нет, он по-прежнему оставался одиннадцатилетним парнишкой, который смотрит дурацкие каналы на Ютьюбе и придумывает комикс с собой в главной роли. Просто куда-то из него ушёл весь детский задор, который Кристина успела заметить во время их единственной встречи в Москве.

Почти сразу Кристине стала ясна причина странного отчуждения Макса. И, честное слово, лучше бы она не знала об этом никогда.

Аня тем временем принялась рыться в сумочке.

— Тётя Аня, да. Можешь звать меня просто по имени, как Кристина.

Женщина достала оттуда небольшой пластиковый пенал.

— Папа сказал, что ты рисуешь. Вот, это художественные маркеры. Я не знала, какие цвета купить и телесные взяла. Они ведь всегда нужны, правда?

Она протянула Максиму набор. Тот, улыбнувшись, потянулся к гладкому пластику и опустил глаза.

— У вас упало.

На полу лежал розовый прямоугольник. Аня всплеснула руками, подняла его и положила в передний карман чемодана.

— Чуть не потеряла ведь! Спасибо, Максимка. Нужно в телефонную книжку занести, пока не забыла.

Отец уже поставил чайник и доставал из холодильника нехитрую снедь: хлеб, масло, сосиски. Движения его, как у водолаза, сковывала какая-то невидимая глазу тяжесть.

Аня резво скинула босоножки.

— Я сейчас руки помою и помогу, Вить. Кристина, ты на чай останешься?

— Да, посижу. — Кристина помедлила пару мгновений, но всё же спросила: — Помочь на кухне?

— Мы там втроём не вместимся, — звонко рассмеялась Аня. — Позовём вас с Максом, как всё готово будет.

Будто наконец-то дождавшись упоминания своего имени, Максим потянул Кристину в сторону детской.

— Хочешь, рисунок новый покажу?

— Давай.

Вместе они прошли в бывшую Кристинину спальню, в которой теперь жил Максим. Кристина редко заходила к родителям — чаще заезжала за братом, и они ехали куда-нибудь гулять, или домой к Кристине.

Стены комнаты были плотно увешаны рисунками. Год назад у Максима появился постоянный персонаж — явно альтер-эго самого мальчика. Он смотрел на Кристину с каждого второго рисунка. Вот он с помощью теннисной ракетки раскидывает каких-то безлицых монстров, вот он за рулём машины, вот — прыгает на мотоцикле через пропасть.

Кристина сделала пару шагов в комнату и без труда отыскала глазами тот самый рисунок.

***

В прошлом мае родители затащили её в гости «на чай». В свежеснятой квартире нечего было есть, поэтому она согласилась. Пока мать хлопотала на кухне, а отец щёлкал кнопками пульта, Кристина проскользнула в комнату к брату. Тот, сидя за столом, возил кисточкой по акварельной бумаге.

Кристина тогда тихо подошла сзади, потому что в первый раз застала брата за рисованием.

На этом наброске, выполненном акварелью, одинокая темноволосая фигура мальчика сидела на скамейке амфитеатра — необычного каменного двора, который находился в их микрорайоне.

Тогда Кристина впервые увидела постоянного персонажа Макса.

— Красиво!

Сквозь сырую ещё акварель, проступали еле набросанные карандашом силуэты.

Она указала на один из них пальцем.

— А это ещё дорисовывать будешь, когда высохнет?

Макс мотнул головой.

— Они такие и были. Это законченный рисунок.

— Они?

— Ну да. — Макс взял карандаш и аккуратно по очереди дотронулся до каждого из силуэтов. — Это Рома, это Петя, а это Костя. Он тоже рисовать любил. Там были ещё другие, но я их плохо видел.

В ушах Кристины тогда, кажется, тонко-тонко зазвенело.

— Видел?

— Да, — Макс буднично залез в ящик стола и достал оттуда клейкую ленту с изображениями тираннозавров, — Ещё слышал, но потом почему-то перестал. Они вместе с тётенькой ушли, когда мы с тобой на башне были.

Кристина до сих пор помнила это ощущение — как будто разом весь воздух выкачали из комнаты.

Тогда, с трудом облизав пересохшие губы, она заставила себя спросить:

— Только… только они ушли?

— Ещё парень, большой. Он к тебе подходил. Но потом тоже ушёл. С Костей.

Так Кристина узнала две вещи:

Первое — Ник не вернётся.

Второе — её брат видит мёртвых людей.

***

Максим подошёл к письменному столу с залежами разнообразного хлама: от рабочих тетрадей до сломанных карандашей. Кристина, задержавшись глазами на рисунке, присела на краешек кровати.

Мальчик кивнул на лист, который лежал на ближнем к Кристине углу стола.

— Нормально?

Рисунок изображал зал «Шигирская кладовая» краеведческого музея. Вокруг заточённого под стеклянный купол деревянного идола, похожего на гигантский посох с лицом, стояла толпа детей. Дети набросаны размытыми акварельными пятнами, а вот у идола выписана каждая деталька. Каждая линия, трещина и блик, играли за нарисованным стеклом.

Кристина изогнула губы и поднесла к ним сложенные в щепотку пальцы.

— Белиссимо, как всегда. Я думала, вы только завтра в музей едете.

Макс открыл тётин подарок и кивнул.

— Завтра. Но нас всё равно потом заставят впечатлениями делиться, сочинения всякие писать. Вот, я решил загуглить заранее и нарисовать.

Максим достал с полки плотную бумагу и принялся аккуратно расчерчивать её на прямоугольники.

Кристина разглядывала рисунок. Где-то на просторах Ютуба ей попадалось видео про то, что двенадцать лиц на Идоле символизируют двенадцать бесов.

Ты нафига вообще такую фуфляндию смотришь? Бесы какие-то.

А кто, интересного, Каневского и Криминальную Россию целыми сутками смотрел?…

Оборвав себя на половине мысли, Кристина энергично тряхнула головой. Максим оторвался от изучения фломастеров и внимательно посмотрел на сестру:

— Ты знаешь, что за Аней мёртвая ходит?

До Кристины не сразу дошёл смысл слов брата. Она добрых десять секунд таращилась в серые глаза Максима. Осторожно спросила:

— М-мёртвая?

Максим кивнул и потянулся за новым фломастером. Аккуратно закрасил один из прямоугольников.

— Такая… У неё платье как будто из прошлого. И причёска. Может быть, бабушка наша?

Кристина пожала плечами.

— Я бабушку не знала. Нужно у Ани спросить.

Она подскочила на месте от внезапно посетившей её идеи:

— Мы сегодня думали, что давно нигде вместе не были. Может, завтра с вами в музей сходить? Заодно и спросим, вдали от… — она покосилась на дверь, — всего.

Максим закрасил второй прямоугольник и кивнул:

— Давай. Мы в одиннадцать выезжаем.

В Кристинином кармане ожил телефон. Она дотянулась до него и открыла мессенджер.

Игорь прислал фото смятой бумажки.

Кристина уже собиралась напечатать «Это что?», как выведенные на листке буквы сложились в слова, а потом в строчки стихотворения. Кристина вчиталась, коротко охнула, а потом всё-таки набрала:

«ЭТО НАХРЕН ЧТО???»

***

«Хочешь сказать, это первая школьница, которая тебе стихи пишет?»

«Первая!!! По крайней мере, такого содержания»

Игорь отложил в сторону смартфон и глубоко вздохнул. Уже почти час он сидел в учительской перед открытой тетрадью. Пересменка заканчивалась.

Поверх тетради лежала записка со стихотворением Софьи. Напрасно она сравнивала себя с Татьяной Лариной, потому что её умению писать эротические стихи позавидовала бы сама Лолита. Смартфон коротко завибрировал.

«Ты же из стихолюбцев. Так что она всё правильно сделала»

Игорь отложил телефон и закрыл пятернёй рот. В нём боролись учительский долг и сочувствие к Софье. Он быстро напечатал:

«Не смешно»

«Меня посадить могут»

В голову настойчиво лезла прошлогодняя громкая ситуация с тренером, который сидел на одном диване с несовершеннолетней ученицей. После неё к мужчинам-учителям родители стали относиться с огромным подозрением. Стало нужно думать о каждом шаге по классу, каждом слове.

«Буду тебя шантажировать»

Игорю захотелось швырнуть телефон о стену. Кристина явно не понимала всей серьёзности ситуации. Он покосился на Аллу Борисовну, которая стучала по клавиатуре компьютера. С ней советоваться тоже не было желания.

Игорь потёр лицо. Хотелось просто выйти на улицу, сесть на первый попавшийся автобус и уехать. Куда угодно, подальше от этой записки, завуча и телефона с Саниным улыбающимся лицом. Он скомкал записку.

«Решу всё сам. Поговорю с матерью Софьи, а там, после больших выходных, может, как-то и рассосётся само собой».

Хотя, в глубине души Игорь знал, что ничто само рассосаться не может.

***

В комнату к Максиму заглянула Аня. В руках она держала уже наполненную сумку матери.

— Кристин, поможешь Вите на стол накрыть? Я отойду минут на двадцать.

Кристина оторвалась от созерцания записки на экране смартфона и кивнула:

— Ты двадцать минут собираешься вещи передавать?

Тётя махнула рукой, избегая ответа.

Кристина поднялась на ноги, подошла к тёте. Прикрыв дверь в коридор, она вполголоса проговорила:

— Если собираешься уговаривать её вернуться, то не надо. Им порознь, правда, лучше. И… — она кивнула в сторону Макса, — ему тем более.

Аня медленно кивнула.

— Я и не собиралась уговаривать. Мне со старинным поклонником повидаться нужно. Пару вопросов обсудить.

— Ого-о! — протянула Кристина. В руке завибрировал телефон. — Тогда отпускаю, — улыбнулась она и провела пальцем по экрану.

Аня щёлкнула Кристину по носу и как-то особенно нежно посмотрела на племянницу.

— Обещаю долго не ходить. Поздороваюсь — и домой.

Кристина улыбнулась в ответ.

— Я засеку время.

Она вчиталась в буковки всплывшего прямоугольника. Вероника Шарова писала ей о митинге в защиту сквера у Театра Драмы.

***

Софья никак не могла сосредоточиться. Она слепым взглядом смотрела на открытую книгу с тестовым заданием уже полчаса.

В небольшой, но светлой комнатке, которую до недавнего времени Софья делила с неходячей бабушкой, было совсем немного мебели. Письменный стол, в ящиках которого идеальными стопками покоились принадлежности для учёбы. Позади стола — застеленная зелёным советским пледом кровать. В её изножье, к углу приткнулся узкий шкаф для одежды. На противоположной стене — полка с книгами, забитая, преимущественно, поэтами Серебряного Века.

Софья еле слышно выдохнула, не сводя глаз с расплывшихся букв.

Она решилась. Она сделала это.

Софья писала много стихотворений про Игоря Станиславовича. Она сочиняла их почти после каждой литературы, не забывая надёжно прятать исписанные тетрадки от матери. В пакет, потом под подоконник, закрыть до щелчка — так, чтобы мать не нашла.

А вчера Софье приснился сон. Такой яркий, как в жизни. И такой неприличный, что Софья, проснувшись, ещё несколько минут боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть это странное новое ощущение.

Она придумала это стихотворение, едва поднялась с кровати. Написала быстро, пока мать гремела тарелками на кухне. Засунула листочек за лямку спортивного топика, который носила вместо бюстгальтера. И целый день заветная бумажка жгла ей ключицу.

А после занятий она решилась. Потому что ещё немного и, кажется, её разорвало бы изнутри.

В комнату вошла мать. Софья вздрогнула. Она всегда боялась, что мать может прочитать её мысли, хотя и знала — это глупости.

— Опять ворон считаешь?

Софья зашелестела страницами:

— Я… нет, я думаю просто…

— Долго думаешь! — стальным голосом сказала мать. — Ты на этой же странице была, когда я вышла. И не надо сейчас листать, я всё прекрасно вижу!

С кухни затренькал стандартным рингтоном телефон. Мать нахмурила брови:

— Это ещё кто?

Быстро ушла прочь из Софьиной комнаты, не закрыв за собой дверь. Телефон прекратил звонить. Через мгновение раздался нетерпеливый голос:

— Алло?

И тут же, гораздо более тихое и вежливое:

— А, здравствуйте, Игорь Станиславович. Что случилось?

Сердце Софьи затрепыхалось так, что она подскочила со стула. Боясь даже дышать, подошла к приоткрытой двери комнаты. Прислушалась.

Мать тем временем забрасывала телефонного собеседника вопросами:

— А вы зачем звоните? Софья что-то натворила? Вы мне только скажите! Я на неё повлияю.

Софья вздрогнула. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы мать на неё «влияла».

Игорь Станиславович, судя по всему, смог вклиниться в монолог и что-то рассказывал. Софья сжала ручку двери. Её пальцы похолодели.

После, кажется, бесконечной паузы, мать протянула:

— Поня-ятно. Позвоните мне тогда сегодня, в конце дня. Мы с вами о встрече договоримся.

Не дожидаясь, пока мать положит трубку, Софья бесшумной молнией метнулась к письменному столу. Она успела выровнять дыхание, прежде чем мать ворвалась в комнату.

— Ты почему меня перед учителями позоришь?

Софья вспыхнула и почти уткнулась носом в страницы книги. Мать позади неё расхаживала от кровати до окна. Каждый раз, когда она приближалась к подоконнику, Софья задерживала дыхание.

— Что ты натворила? Признавайся!

Софья молча всхлипнула. Мать остановилась.

— Не реви мне тут!

Горячие слёзы уже закапали на страницы. Мать взяла Софью за шиворот и тряхнула. Голос её стал выше. Как всегда, когда она собиралась «влиять».

— Что там такого, что мне даже учитель по телефону не говорит?

Он не сказал.

Слёзы Софья уже остановить не могла, но почувствовала горячую волну облегчения. Она сжала губы.

— Говори, чего затихла?

Софья прикусила нижнюю губу так, что почувствовала солоноватый привкус крови во рту.

Она тоже не скажет.

— Молчишь?

Софья молчала. Рука матери отпустила воротник Софьи.

— Молчи-молчи. Сегодня из комнаты не выйдешь. И тестовые задания прорешай до конца. Приду — проверю.

Тяжёлые шаги проследовали прочь из комнаты. Захлопнулась дверь. Щёлкнула щеколда с другой стороны.

Софья выдохнула. Разжала губы. Провела указательным пальцем по подбородку, и, увидев кровь, неожиданно рассмеялась.

В голове стучало:

«Он не сказал. Он. Не. Сказал».