Дети Марии

Алиса Лунина, 2016

«В перерыве между операциями заведующая акушерским отделением Первого родильного дома Мария Петровна Арсеньева зашла в ординаторскую. Она стояла у стола и просматривала медицинские карты, когда ее мобильный телефон зазвонил. – Здравствуй, Маша! – сказал мужской голос. Мария мгновенно узнала этот голос и не то что вздрогнула – содрогнулась. И как подкошенная, рухнула в кресло. Сердце бешено колотилось. Это был голос с того света. Человек, с которым она сейчас говорила – Георгий Качарава, – погиб двадцать два года назад…»

Подмосковье. Наше время

В перерыве между операциями заведующая акушерским отделением Первого родильного дома Мария Петровна Арсеньева зашла в ординаторскую. Она стояла у стола и просматривала медицинские карты, когда ее мобильный телефон зазвонил.

— Здравствуй, Маша! — сказал мужской голос.

Мария мгновенно узнала этот голос и не то что вздрогнула — содрогнулась. И как подкошенная, рухнула в кресло. Сердце бешено колотилось. Это был голос с того света. Человек, с которым она сейчас говорила — Георгий Качарава, — погиб двадцать два года назад.

— Ты умер, — растерянно сказала Мария.

— Иногда и мертвые возвращаются, Маша, — сказал Георгий. — Впрочем, как видишь, я жив.

Он рассказал, что много лет искал ее, даже нанял детектива, как в каком-нибудь шпионском фильме, и вот — нашел.

— Маша, что же ты молчишь?

Она больно, до крови закусила губы — что она может ему сказать?!

— Я думала, что ты умер, а ты, оказывается, жив?! Как же так?! И что теперь мне делать? Как тяжело дышать… Кажется, что земля уходит из под ног…

В кабинет заглянул врач-анестезиолог, но, увидев лицо заведующей, вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Гера, я… не могу сейчас говорить, — выдавила Мария, — я позвоню тебе. Потом.

— Хорошо, — сказал Гера, — ты можешь позвонить мне на номер, с которого я сейчас говорю.

Закончив разговор, некоторое время Мария продолжала сидеть с телефоном в руках. Вошедший в кабинет доктор Стариков о чем-то ее спросил, но тут же замолчал — у сорокалетней заведующей отделением Первого родильного дома Марии Петровны Арсеньевой было совершенно белое, как мел, лицо.

— Мария Петровна, что с вами? Хотите, я вас заменю на операции? — предложил Стариков.

— Да, пожалуй, — сказала Мария. — Я, кажется, не здорова.

Мария шла по коридору больницы, не отвечая на приветствия коллег, не видя и не замечая ничего вокруг. Звонок из прошлого от человека, которого она столько лет считала погибшим, все перевернул в ее душе.

В больничном сквере она бессильно опустилась на скамейку и долго сидела так в оцепенении; и только когда хлынул оглушительный июньский ливень, она поднялась и пошла к выходу из больничного городка — медленно, словно не замечая дождя. Дождь вообще пошел вовремя — благодаря ему никто бы и не подумал, что эта хрупкая светловолосая женщина в синем платье плачет; со стороны казалось, что по ее лицу текут дождевые капли.

Дверь Марии открыла ее средняя дочь — семнадцатилетняя Лиза.

— Мам, что с тобой? Ты промокла…

Мария прошла в свою комнату и молча легла на диван.

— А почему ты сегодня так рано? — с беспокойством спросила Лиза.

— Лиза, пожалуйста, забери сегодня Соню из садика. Мне что-то нездоровится, — попросила Мария.

— Ладно, — кивнула Лиза. — Ма, с тобой все в порядке?

— Со мной все в порядке. Просто болит голова. Иди, я посплю.

Когда дочь ушла, Мария взяла телефон и набрала номер, с которого ей сегодня звонил Георгий. Марии казалось, что звонок Геры ей пригрезился, что на самом деле его не было, что сейчас она звонит в пустоту, никто ей не ответит. Но уже через мгновенье в трубке:

— Да, Маша, — это был голос Геры.

* * *

Вечером Лиза привела из садика младшую сестру — шестилетнюю Соню. Мария накормила Соню ужином, поставила ей диск с мультфильмами — пусть смотрит. Она все делала машинально, как в гипнозе.

— Мама, я ухожу, приду поздно, — предупредила Лиза.

Мария очнулась, взглянула на дочь — на лице боевой раскрас, футболка с вызывающей надписью, рваные джинсы — в дырах гуляет ветер — кошмар. А на улице Лизу, конечно, ждет этот парень… Мария вздохнула — в последнее время с дочерью нет никакого сладу, как с цепи сорвалась. Запросто может заявиться под утро и без тени смущения сообщить, что она ночевала у этого своего… у Вани.

— Лиза, у тебя экзамены! — напомнила Мария. — О чем ты думаешь?

Хотя зачем спрашивать, когда и так ясно, о чем, вернее о ком, думает Лиза. Предмет ее размышлений Ваня — лохматый, в ухе серьга, штаны на заднице болтаются, словно сейчас он их потеряет. Это что — достойный избранник?!

— Провалишь экзамены в институт, вот чем закончится эта дурацкая история! — устало заключила Мария.

— Мама, это не дурацкая история, — возразила Лиза. — У нас с Ваней — любовь!

— Ну, какая любовь? Какая любовь может быть в твоем возрасте?! — Мария покачала головой и вдруг осеклась.

Абхазия. Сухуми. 1992 год

— Что у тебя с ним? — грозно спросила Ирина у дочери.

— Все! — просто сказала Маша.

Ирина так и села, схватившись за сердце.

— Что — «все»?

Маша улыбнулась:

— Любовь, мама!

— Да какая любовь в семнадцать лет? — заохала Ирина. — Вы оба еще дети!

— А Джульетте вообще было тринадцать! — хихикнула Маша.

Ирина пожала плечами:

— Ну, так ничего хорошего из той истории и не вышло. Главное, когда вы успели закрутить эту самую любовь?!

Когда успели?! С Герой по фамилии Качарава Маша училась в одном классе, но до поры до времени она не обращала на него внимания. Так, видела, что Гера красивый мальчик, знала, что он хорошо учится, — да вот и все; они даже не общались. А в начале десятого класса, осенью, когда к ней на улице пристали взрослые парни и Гера за нее вступился, Маша присмотрелась к нему и поняла, что он не такой, как все, — он интересный, умный, прочел много книг, с ним есть о чем поговорить. В тот день домой они пошли вместе (жили на соседних улицах) и с того дня не расставались. «Ну что ты все время проводишь с этим Герой?» — ворчала Ирина. «Он — не такой, как все, он — особенный!» — улыбалась Маша.

Уже в июне, на выпускном вечере они сказали друг другу главные слова, и решили — вместе. Навсегда.

Ирине все это, конечно, не нравилось. Как мать, она хотела для своей единственной дочери — умницы и красавицы — лучшей судьбы и лучшего жениха. Против самого Георгия она в принципе ничего не имела — парень умный, воспитанный, красивый (тут она дочь понимала), и родители его — уважаемые люди, но ее смущало, что другой национальности. Мать Геры — грузинка, отец — абхаз, а Маша из русской семьи; не скажутся ли потом эти национальные различия? Да и одобрят ли Герины родители отношения сына с русской девушкой? Пока что его мать Тамара даже не здоровается с Ириной — на улице всегда отворачивается, хотя знает, что Гера встречается с ее дочерью. Правда, отец Георгия — Давид Качарава — неизменно приветлив, встретит — всегда улыбнется, расспросит о делах, но кто его знает, будет ли он доволен, если речь зайдет о том, чтобы им породниться?

— Маруся, ты пойми, Гера — другой, — мягко заметила Ирина. — Другая культура, другие ценности, все другое.

— Зато от смешанных браков родятся самые красивые дети! — рассмеялась Маша.

Ирина ахнула:

— Я тебе дам! Дети! Рано вам об этом думать. Сами еще дети. Ты и этот твой желторотый Гера. О будущем надо думать! Учиться!

Да, о будущем надо думать. Но Маша думает — она еще в восьмом классе решила стать врачом. В следующем году она будет поступать в медицинский институт, а уже с осени начнет работать в городской больнице. И Гера думает о будущем — через пару лет хочет поступить в институт; а пока, чтобы не сидеть на шее у родителей, он устроился в тот же автопарк, где работает водителем его отец.

— Так что, мама, извини, ты не права! Мы с Герой уже не дети, а взрослые самостоятельные люди, да!

— Взрослые! — снисходительно усмехнулась Ирина.

И все у Маши с Герой хорошо, но единственное, что беспокоит Машу, — так это напряженные отношения с матерью Геры. Тамара Качарава на Машу смотрит волком, наверное, ей не нравится, что сын выбрал русскую.

Мать Геры — высокая, статная, в ее облике есть что-то царственное (недаром муж Давид называет ее «царица Тамара»). Она красива, но это какая-то тяжелая красота; у Тамары крупные черты лица, темные глаза-уголья (ее взгляд трудно выдержать), густые, длинные, иссиня-черные волосы. Увидев Тамару в первый раз, Маша невольно подумала, что мать Геры похожа на колдунью из сказки (и тут же смутилась — нельзя так о матери любимого мужчины!). Маша Тамару побаивалась, чувствуя, что та ее на дух не выносит, но однажды не выдержала и прямо спросила:

— Тетя Тамара, я вам не нравлюсь?

Тамара ничего не ответила, но по ее глазам все и так было ясно: «Ты не подходишь моему сыну. И я никогда не смирюсь с его выбором. Мы сами найдем ему невесту».

— Не сердись на мать, — как-то попросил Машу Гера, — в их семье так было принято — родители сами выбирают сыну невесту. Невесте — жениха.

Да, у них так было принято, правда, сама Тамара когда-то ослушалась родителей, выбрав в мужья Давида. Ее грузинская родня возмутилась — замуж за абхаза?! Но Тамара была не из тех, кому можно что-либо диктовать, и вышла замуж за Давида.

А вот отец Геры Машу привечает — улыбается, шутит. Давид как-то сказал Маше, что в нем самом много русской крови — его бабушка была русской. И старший брат Геры — Сандро к Маше хорошо относится, говорит, что Гера выбрал самую красивую девушку в Сухуми.

Ну а расположение суровой Тамары Маша все-таки надеялась заслужить со временем.

Стояло прекрасное лето, цвели сады. Вечерами Маша с Герой пропадали на море, часто задерживаясь на пляже до самой ночи. У них был потаенный уголок на каменистом берегу, где можно было, спрятавшись от всех, купаться, болтать, целоваться.

Маша часами могла смотреть на Геру. У Геры темные волнистые волосы и глаза удивительного цвета — не черные, а чайные, красивые очерченные губы и смуглая бронзовая кожа. Гера прекрасно сложен, его кожа пахнет морем и солнцем. Когда Гера целует ее, Маша чувствует, что сходит с ума, и внутри у нее словно перекатываются какие-то волны, ударяя в низ живота. В последние дни им становится все труднее остановиться, чтобы не перейти запретную грань, все труднее оторваться друг от друга.

И однажды Маша сама сказала Гере — не останавливайся! Пусть все будет. Они застыли на краю пропасти и — полетели.

…Она зашла в море, и море омыло ее кровь. Маша плыла, рассекая волны, чувствуя гордость и счастье от того, что она стала женщиной.

Потом, правда, она испугалась и, выйдя на берег, спросила Геру:

— А что мы будем делать, если я забеременею?

— Поженимся! — сказал Гера, как о чем-то разумеющемся.

Они сидели, обнявшись. Море шумело. Над морем висели огромные звезды. Казалось, что это лето никогда не кончится.

Подмосковье. Наше время.

Взяв с Лизы обещание вернуться домой до полуночи и проводив дочь, Мария включила компьютер. Два часа назад, когда они разговаривали по телефону, Гера пообещал написать ей. Мария зашла в свою электронную почту и увидела письмо. Этого письма она ждала двадцать три года.

Когда-то они с Герой любили писать друг другу — записочки с клятвами, письма. Последнее он написал ей за день до войны.

…Однажды коллега по работе — акушерка Ольга — спросила Марию:

— Мария Петровна, вы жили в Абхазии, когда там началась война?

Мария помрачнела — она не любила говорить на эту тему, сразу каменела — ни слов, ни эмоций.

— Меня туда в детстве летом возили на море отдыхать. Так странно — пальмы, инжир, мандарины, и вдруг — война. Как-то в голове не укладывается. А с чего все началось? — простодушно спросила Ольга.

Мария вздохнула — с чего все началось-то?

Пройдет время, историки дадут оценку произошедшим событиям, народ придумает свою мифологию на тему этой войны, а для нее все началось в тот августовский вечер, когда они пришли к Гере домой и поразились тому, какие застывшие, напряженные лица у его родителей.

Абхазия. Сухуми. 1992 год

— Вы чего оба такие мрачные? — увидев родителей, рассмеялся Гера.

Его отец вздохнул:

— Война…

Тогда еще было непонятно — надолго ли она затянется и чем закончится. Маше казалось, что все быстро разрешится, ну потому что какая может быть война в наше-то время?! Однако Гера ее оптимизма не разделял, был мрачен, подавлен. Как-то с горечью признался ей, что эта война проходит через его сердце. Его мать — грузинка, отец — абхаз, и уже год родители яростно спорят друг с другом насчет того, кто прав, кто виноват в обострившейся распре грузин и абхазов.

Конец ознакомительного фрагмента.