Простые слова

Алиса Гордеева, 2022

Где-то там, наверху, звёзды все перепутали! Такие, как мы, никогда не должны были встретиться, а тем более оказаться под одной крышей. Но отцовское решение – закон. Отныне в комнате напротив живёт он, неотёсанный грубиян с непонятными рисунками на теле и трепетным светом во взгляде. Успею ли я разгадать его тайну прежде, чем правда разрушит всё?

Глава 5. Ссадины

Марьяна.

Во рту медленно тает картофельное пюре. Нежное, с ярким сливочным вкусом. Мама опять заказала еду из ресторана, вместо того, чтобы пару часов провести у плиты. Да и чистить картошку — беда для её маникюра, это понятно. Она снова без умолку рассказывает о своём фонде, несчастных детях, которым сумела собрать деньги на лечение, и в очередной раз не замечает меня. Впрочем, как и отец…

— Прости, дорогая! — папа вытирает салфеткой рот и поспешно встаёт из-за стола. Трель телефонного звонка бесцеремонно нарушает мирный ход беседы родителей и дарит мне надежду, что мама наконец поговорит со мной. Сегодня её внимание мне нужно как никогда!

— Мам, — начинаю первой, перекатывая кусочек отбивной по тарелке. За столом мы вдвоём: папа увлечён разговором в дальнем углу гостиной, а Ветров не соизволил вернуться домой к ужину, и где его носит, не имею понятия. Наверно поэтому набираюсь смелости и хочу всё рассказать маме. — Я сегодня…

— Нана, передай соль! — перебивает меня она и недовольно качает головой. — Безобразие! Мясо жёсткое, несолёное! Вот скажи, дочь, за что я плачу деньги? Помяни моё слово, больше в этой забегаловке ничего не куплю!

Мама хмурится и старательно пытается отрезать кусочек мяса, но тот явно против…

— Ты хотела что-то спросить, Нана? — с обречённым видом она отодвигает от себя тарелку и берёт в руки бокал с бордовым содержимым. — Ох, ну и день! Сплошные проблемы! Я так устала, Нана, взваливать на свои плечи чужие беды. Одного выслушай, второму подскажи, третьего перенаправь… Кошмар! Так что ты хотела, дочь?

— Я? — наблюдаю, как мама пальцами играет с бокалом и отрешённо смотрит в окно, за которым алыми всполохами за высокие крыши заходит солнце.

— Погода вроде налаживается, — произносит задумчиво. Как и всегда, она видит всё и всем успевает помочь, но отчего-то совершенно не замечает меня.

— Я хотела спросить твоего совета, — отложив приборы, кусаю губы. Может, тот факт, что она смотрит не на меня, даже к лучшему! Не так боязно во всём признаться…

— Ты когда планируешь вернуться на лёд? Уже два дня в городе, а все дома сидишь, — с прохладцей в голосе мама снова меняет тему. На глаза наворачиваются слёзы: почему меня никто никогда не слышит?

— Нана? — мать ставит бокал на стол и всё же переводит взгляд в мою сторону. — Ты сообщила Юлии Петровне, что уже вернулась? Или опять забыла? А Костя в курсе?

— Мама! — комок в горле мешает нормально говорить. Какой к чёрту лёд! У меня рушится жизнь! А она только и думает о никому не нужных тренировках.

— Нана, а что «мама»? Ты уже не маленькая! Тренеру сама можешь позвонить! Или опять всё на мои плечи хочешь взвалить?

Мотаю головой: не хочу! И на лёд возвращаться не хочу! Я ненавижу фигурное катание! Терпеть не могу холод, не выношу бесконечные твизлы и вращения, я боюсь выполнять эти рисковые поддержи и совершенно не доверяю своему партнёру по танцам на льду Косте, который во всех неудачах всегда винит только меня.

— Сегодня же позвони! — командует мать и снова хватается за бокал.

— Вы с папой обещали, что я смогу заняться чем-то другим, если закончу десятый на отлично, — робко напоминаю матери её же слова.

— А ты закончила?

— Всего одна четвёрка по физике, мам! Но ты же знаешь, что для меня она как десять пятёрок. Пожалуйста!

— Разговор не о чём, — снисходительно улыбается она и делает глоток.

— Но, мама…

— Марьяна! — мою попытку уговорить мать прерывает бешеный рык отца. Сжимая мобильный в ладони, он размашистыми шагами возвращается в столовую и не сводит с меня разъярённого взгляда. Синичка!

— Дорого́й, что случилось? — мама подскакивает с места и подлетает к мужу.

— Эта дрянь сбежала сегодня с уроков! — вопит отец не своим голосом. — Я только что битый час слушал нотации Алевтины Ивановны.

— Я не сбежала, — съёжившись, пытаюсь оправдаться, но получается слишком сумбурно. — Не сбежала! Меня медсестра отпустила. Мне стало плохо после столовой. Я отпросилась. Записку из медкабинета Синичке передала. Папа, пожалуйста!

Но мои слова со скоростью света несутся в пустоту! Отец меня не слышит! В моменты, когда гнев заволакивает глаза, он превращается в настоящего монстра. Несмотря на все старания мамы и мои тщетные попытки хоть что-то объяснить, он решительно приближается ко мне и с размаху влепляет пощёчину.

— За враньё! — орёт отец, растирая ладони.

— Я тебе не врала! — срываюсь в ответ, закрывая лицо руками. Щека горит от боли, а всё внутри сводит от унижения. За что?

Да, я сбежала с уроков, чтобы только не видеть Булатова! Да, соврала медсестре, что отравилась! Но мне, правда, было плохо! Меня тошнило и не было никаких сил оставаться в этом паршивом лицее! Но разве отцу это важно? Всё, что его сейчас волнует, это безупречная репутация, так смачно подорванная мной в глазах Синички. Не стесняясь в выражениях, отец начинает пересказывать слова классной, попутно вымещая на мне свою злость.

— Такое поведение недопустимо! — как безродного котёнка он за шиворот вытаскивает меня из-за стола и выкидывает в гостиную. Я отлетаю к стене и скрючиваюсь на полу, продолжая зажимать руками лицо. Знаю, что он больше меня не тронет, что его истерика вот-вот пойдёт на спад, но это становится последней каплей. Я задыхаюсь от слёз, от своего бессилия, этой проклятой несправедливости и навязчивого ощущения, что больше просто не выдержу!

— Опаздывать на уроки нельзя! Сколько тебе повторять? — надрывается отец и, схватив первую попавшуюся вещь, швыряет ту в стену. Глухой удар вынуждает сильнее сжаться. — А тем более прогуливать! Это вообще, что за новости!? Стало плохо — позвони! Почему я должен выслушивать нотации от твоей классной?

— Милый, тише! — мама пытается его утихомирить, хватает за руку, останавливает. Но мы обе знаем, что это бесполезно. Пока отец не выпустит пар — не угомонится.

— Ирина, не лезь! — и снова удар. На этот раз в стену летит ваза и разбивается на тысячу осколков. — Что эта пигалица о себе возомнила? Ещё наглости хватает сидеть с нами за одним столом!

— Игорь, прошу, не надо!

— Что «не надо»? — мозг взрывается от громкости отцовского рыка. — Может, она тебе позвонила и поставила в известность? Что молчишь? Эта дрянь предупредила тебя, что заболела?

Отец буквально на мгновение замолкает, давая маме возможность ответить. Правда, вместо неё весьма равнодушно отвечает Ветров, возвращение которого за криками отца никто не заметил.

— Она меня предупредила. Простите, забыл передать.

Не обращая внимания на погром, Сава спокойно переступает через горы битого стекла и уходит к себе.

Как ни странно, но на смену отцовской агонии моментально приходит затишье. Мама начинает собирать осколки разбитой вазы, сетуя, как дорога та была для неё и напоминала о поездке в Бельгию. Папа же, окинув растерянным взглядом гостиную, молча направляется в свой кабинет.

— Почему? — произношу, запинаясь, и обнимаю себя руками. Глаза щиплет от слёз, а непонимание душит наравне с обидой. Я продолжаю сидеть на полу, ощущая себя до невозможности никчёмной и одинокой. — Почему ему вы верите, а мне нет? Чем он лучше меня?

— Не говори ерунды, Нана, — фыркает мать, не отвлекаясь от уборки. — Посудомойку загрузи и можешь быть свободна.

— Мама, пожалуйста! — Слёз становится чересчур много. Они бесстыдно стекают по щекам и раздирают горло. Разве я прошу невозможного? Просто поговорить со мной…

— Нана, у меня всего две руки! — Мама отказывается меня понимать. Не слышит. Не замечает. — Мне нужна помощь! Неужели так сложно собрать посуду со стола?

— Несложно! — огрызаюсь в ответ и бегу на кухню.

Тарелки, бокалы, ножи и вилки с грохотом летят в посудомойку, а я, ничего не различая вокруг, — в свою комнату, точнее, в ванную, к которой на втором этаже есть доступ только через мою спальню. Маленький укромный уголок, в котором я могу спрятаться от всего мира. Включаю воду и робко смотрю на своё отражение в зеркале над раковиной. Карие глазки-бусинки, всегда озорные и жизнерадостные, сейчас красные и опухшие, маленький, чуть вздёрнутый носик теперь всё сильнее напоминает бесформенную картошку, а пострадавшая щека предательски алеет, не позволяя забыть об унизительной пощёчине. Я похожа на чучело, не иначе! В дрожащие ладони набираю ледяной воды и умываюсь. Пальцы немеют от холода, но я снова и снова пытаюсь стереть с лица следы чудовищного вечера. Только всё напрасно. Эта грязь гораздо глубже — водой её не отмоешь!

В какой-то момент ощущаю на себе посторонний взгляд. Я больше в своём убежище не одна! Резко выключаю воду и через зеркальное отражение замечаю мать. Не решаясь подойти, она стоит у порога и задумчиво за мной наблюдает.

— Ты хотела мне что-то рассказать, Нана, — произносит несмело. Неужели она вспомнила, что я её дочь?!

— Уже неважно, — хриплю в ответ, одеревенелыми от холодной воды пальцами прикасаясь к щеке.

— Не сердись на отца, — просит мама и подходит ближе. Она всё так же неотрывно смотрит на меня и осторожно проводит ладонью вдоль моей руки. И снова глаза наполняются слезами, а в душе робко проклёвывается надежда, что меня всё-таки любят. Правда, хрупкому ростку так и не суждено окрепнуть.

— Нана, ты сама виновата, — шепчет мать. Её слова проходятся по сердцу очередной пощёчиной. — Вспомни правила, дочь! Любое опоздание или замечание в дневнике чреваты наказанием! Ну а прогулы — это табу, Марьяна! На какую реакцию отца ты рассчитывала?

— Вчера я сказала, что Сава пропускает уроки, — закипаю с новой силой. — И что? Вы его отругали? Или, может, отец спустил собак на парня? Нет! Вы сделали вид, что так и надо! Ему, получается, можно всё, а мне? Вы даже не спросили, что случилось!

— Не сравнивай, Нана! — Мать опускает руки и качает головой. Она отходит немного в сторону и запросто разрывает зрительный контакт.

— Почему? — Разворачиваюсь к ней и, скрестив на груди руки, требую ответа. — Почему ему можно всё? Опаздывать, прогуливать, врать, шляться не пойми где, ночами пропадать, а мне вот это всё…

— Потому что он нам никто, Нана! — срывается мать и моментально прикрывает ладонью рот. Уверена, она сама от себя не ожидала подобного признания, но слово не воробей…

— Мама! — вырывается на выдохе. Не сказать, что я удивлена. Кому как ни мне знать, что это — самая настоящая правда? Но слышать подобное из уст матери всё равно дико.

— Звучит жестоко, согласна! — Суетливо кивает мама, пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-нибудь. Она взволнована и совершенно точно не собиралась переводить разговор в это русло, но теперь выбора у неё не остаётся. — Нет, ты не подумай ничего плохого! Мы хорошо относимся к Савелию, и нам небезразлично его будущее. Просто пойми, за него душа отца не болит так, как за тебя! Как бы мы ни привязались к парню, он навсегда останется просто приёмным мальчуганом, а ты — единственной дочерью. Нам с отцом не всё равно, какой ты станешь, понимаешь?

— А каким станет Ветров, наплевать? — Признание матери не укладывается в голове. Как бы сильно ни бесил меня этот придурок, такого отношения парень не заслужил. — Тогда зачем Сава здесь? Для чего весь этот фарс? Твоя очередная благотворительная программа?

— Нет, что ты! — Мать в растерянности потирает лоб. — Мы с Игорем знали родителей Савы. Только не смейся, но когда-то давно и вы с ним играли в одной песочнице.

— Ещё скажи, что ходили на один горшок! — фыркаю с неприязнью.

— Это очень давно было, Нана. Мы тогда ещё жили с бабушкой, ты наверно, не помнишь.

— Помню! — Тёплые воспоминания моментально согревают душу. — У бабули был свой дом на окраине и милый рыжий кот.

— Верно. Ты родилась там и жила класса до первого. А потом отец основал завод, и мы переехали.

Киваю. Я отлично помню маленький прибрежный городок на севере страны, холодные ветра и неприветливое море, уютный дворик и бабушкино варенье из брусники, вот только никакого Ветрова в моей жизни не было точно.

— Семья Ветровых жила по соседству, а ваши отцы одно время вели совместный бизнес. Ничего серьёзного, да и дороги наши давно разошлись.

— Вы что по старой дружбе Саву взяли?

— Можно и так сказать, — задумчиво тянет мама. — Я случайно нашла его данные в базе. Мы с Игорем даже представить не могли, что парнишка попал в детдом и, конечно, оставить его там одного тоже было выше наших сил. Только подумай, сколько парень натерпелся в стенах интерната…

— А что с его родителями? — перебиваю маму, ибо её жалостливые речи после недавнего признания слушать противно.

— Неважно, — торопливо отвечает мать.

— Они погибли? — не отстаю.

— Нана! — Мама упорно уходит от ответа, заламывая пальцы на руках.

— Что я такого спросила? Мне интересно!

— Да, Нана, погибли.

— Как? — продолжаю задавать неудобные вопросы, пристально наблюдая за матерью. Возможно, я ошибаюсь, но эта тема вызывает у неё беспокойство. — Несчастный случай?

— Я не знаю подробностей. — Мама отходит к полке возле душевой кабинки и с интересом рассматривает флаконы с шампунем и масками для волос. Действительно, так гораздо проще, чем открыто смотреть мне в глаза. — Да и правильней будет, Нана, если Сава сам тебе расскажет.

— Этот расскажет…, — разочарованно вздыхаю, вспоминая отрывки наших с Ветровым перепалок.

— Почему нет? — Стоило теме разговора немного сменить направление, как в голосе матери тут же слышится облегчение. — Сава отлично умеет разговаривать.

— Ладно, проехали! — На сегодня лимит откровений исчерпан. Оттолкнувшись от края раковины, возвращаюсь в спальню и на верхней полке зеркального шкафа выискиваю любимую пижаму с медвежатами. — Я хочу спать! Завтра поговорим.

— Хорошо. — Мама спешит к выходу, но у порога останавливается. — Не забывай про тренировки, Нана! Утром позвони Юлии Петровне!

— Мама! Я не хочу возвращаться на лёд, — ною и назло хватаю с полки вместо пижамы шелковый комплект, который мне подарила Вита на день рождения. Я еще нескоро позабуду, как мама чуть не потеряла дар речи, однажды заприметив меня в нём, и строго велела выбросить. Вот, пригодился! Демонстративно прикладываю к себе топ на тонких бретельках и ничего не скрывающие шортики в ожидании бурной реакции, только мама даже не смотрит в мою сторону.

— Это не обсуждается! И так целое лето профилонила! Ни тренировок, ни сборов — всё пропустила! А на носу новый сезон. Завтра же на лёд!

Дверь равнодушно закрывается, а я остаюсь одна. В носу снова начинает щипать, а мысли хаотично разбегаются в разные стороны. Расчёсываю волосы и наспех натягиваю дурацкий комплект. Видно, Вита подбирала его под себя: лямки безбожно спадают с плеч, а шортики едва держатся на талии. Плюс ко всему шёлк непривычно холодит кожу. Первое желание — послушаться мать и выкинуть это недоразумение на помойку, но стремление насолить родителям, сделать наперекор, в конечном счёте побеждает.

Кутаюсь в одеяло и как заведённая ворочаюсь в кровати. Мне неуютно, да и сон ни в какую не идёт. Не помогает ни тишина, ни приглушённый свет ночника. Я то и дело думаю о Булатове и пытаюсь понять его мотивы: зачем я ему? Влюбился? Тогда почему за целый день не позвонил, не спросил как здоровье? Тоже мне бойфренд недоделанный!

Потом вспоминаю о Смирновой… Мысли о бывшей подруге неприятно царапают, но как их не гоню, ничего не выходит. Никогда не думала, что разочаровываться в людях так больно! Этой предательнице хватило ума мне прислать СМС! Ей, видите ли, интересно стало, почему я ушла с уроков! Тьфу! Ну ничего, пусть думает что хочет! Пусть побудет в моей шкуре!

К мыслям о Злате прибавляется нудное жжение кожи на щеке, а к боли от предательства — стойкое разочарование в собственной семье. В памяти вновь вспыхивают картинки минувшего вечера: разъярённый взгляд отца, его безудержный гнев, пощёчина, крики, а ещё слова Ветрова. Простые. Казалось бы, ни о чём. Но именно они остановили отца. Интересно, зачем Ветров взял вину на себя?

Этот вопрос занимает меня всё сильнее, а жажда получить ответ становится нестерпимой. Не глядя на время и позабыв о своём внешнем виде, вскакиваю с кровати и, сунув ноги в мягкие тапочки, спешу к комнате напротив: я потребую от парня ответ здесь и сейчас!

В небольшом коридоре, что разделяет наши с Ветровым спальни, темно и прохладно. Правда, дверь в комнату парня слегка приоткрыта, а сквозь узкую щёлку пробивается свет. Сава не спит, и это несказанно радует. Не даю себе времени на раздумья, не стучу, не подбираю слов! Иначе передумаю и сбегу! С ходу тяну на себя ручку двери и зажмурившись врываюсь в чужую спальню.

— Ветров, кто тебя просил лезть не в своё дело! — Сжимаю кулаки, вкладывая в вопрос всю накопившуюся за день злость, а затем открываю глаза и издаю разочарованный стон: Ветрова снова нет дома! Кровать аккуратно заправлена, на рабочем столе — идеальный порядок. Ни разбросанной одежды, ни небрежно сваленных тетрадей. Впрочем, и самого подкидыша в комнате тоже нет. Опять ушёл гулять со Златой или тусить с одноклассниками? Интересно, узнай они, что Ветров неотёсанный беспризорник, все равно стали бы звать парня в свою компанию? Ну ничего, рано или поздно, всё тайное станет явным, и Сава поймёт, где его место!

— Лучше поздно, — бормочу в ответ на собственные мысли и печально вздыхаю. Как ни крути, но теперь мы в одной связке. И если ребята отвернутся от Ветрова, меня будет ждать та же самая участь.

Аккуратно прикрываю за собой дверь и ни с чем возвращаюсь к себе, но прежде чем снова попытаться заснуть, решаю спуститься на кухню, чтобы немного попить.

Вымеряю каждый шаг, ступая по тонким ступенькам: в квартире темно, а тягучая тишина откровенно намекает, что родители давно спят. Через гостиную медленно крадусь на кухню и вслепую тянусь к холодильнику. Хорошо, что внутри него горит свет, и мне не приходится искать минералку на ощупь. Проворачиваю крышку, умоляя газировку пшикать потише, и с неимоверным наслаждением прикасаюсь иссохшими губами к живительной влаге.

— Пьёшь в одиночку? — Насмешливый голос Ветрова пугает до чёртиков! — Такая себе привычка, Нана.

Подпрыгиваю от неожиданности, позволяя бутылке выскользнуть из рук, предварительно облив меня холодной минералкой с ног до головы.

— Какого дьявола! — верещу, наплевав на родительский сон! Внутри до сих пор всё клокочет от перенесённого испуга и очередной волны злости на парня. Позабыв про осторожность, бегу к выключателю и врубаю свет на полную. — Ты совсем больной, Ветров?

Стискиваю зубы и, стряхивая с рук капли ледяной воды, сверлю придурка разгневанным взглядом. Теперь понимаю: он никуда не уходил. В домашних трениках и растянутой футболке Сава стоит у окна. Волосы парня влажные и торчат в разные стороны, на его обнажённых руках переливаются одинокие капли воды, а через плечо перекинуто полотенце. Ну конечно, Ветров принимал душ! А поскольку ванная комната на втором этаже только моя, ему пришлось воспользоваться общей на первом.

Взгляд невольно цепляется за рисунок, что сквозь капли тянется по коже Ветрова от локтя до самой шеи. Извилистый, непонятный, выполненный так тонко, что не терпится подойти ближе и внимательно его рассмотреть. Но мерзкий треск пластика моментально приводит в чувство. Перевожу взор на ладони парня, которыми тот неистово сжимает точно такую же бутылку с водой, что ещё минуту назад холодной лужицей разлилась у моих ног. Но не это привлекает моё внимание. С ужасом сглатываю, замечая, что ладони Савы сплошняком сбиты в кровь. На выпирающих костяшках просто нет живого места. Ветров дрался! Но с кем? Когда?

Понимаю, что смотрю на парня неприлично долго, но шокированная нашей внезапной встречей и его ссадинами, не могу отвести глаз.

— Чего уставилась? — бросает небрежно Сава, а я снова вздрагиваю. — Всё ещё надеешься на поцелуй? Или решила отблагодарить за помощь с предками?

— Что? — От его грубой наглости перехватывает дыхание. Облизываю губы и порываюсь высказать придурку всё, что накипело за эти дни, да только Ветров меня опережает.

— Не впечатляет! — Парень нахально кивает в мою сторону и начинает хохотать. А я наконец вспоминаю, что стою перед ним в чёртовой шелковой пижаме, оголяющей всё, что только можно. Выгляжу пошло и до безумия глупо. Но это ещё полбеды! Намокший от пролитой минералки шёлк бесстыдно прилипает к телу и наверняка просвечивает. Отчаянно втягиваю носом воздух и прикрываю глаза.

Ну что, привет, моя очередная порция позора!

Мы в ответе за свой выбор. А он есть всегда! Я могла признать поражение и сбежать, а потом ещё долго стыдливо опускать глаза при встрече с Ветровым. Но проигрывать — не в моих правилах! Да и было бы кому! Что он видел там, в своём детском доме? На каких девушек смотрел? В любом случае, все его слова — фарс! Я знаю себе цену и от комплексов относительно внешности не страдаю! Спортивная фигура, вымуштрованная вечными диетами и изнуряющими тренировками, без ложной скромности почти идеальна! Ухоженные волосы, шелковистая кожа… Не впечатляет? Ну это мы сейчас проверим!

— Что именно тебя не впечатляет, Ветров?

Как там в голливудских мелодрамах: шёпот с хрипотцой, зубками касаюсь нижней губы. Игриво, уверенно. И пусть внутри всё сводит от дикого смущения, я через силу расправляю плечи и смело смотрю в глаза парню.

Треск пластика в его руках — лучший ответ! Сава врёт: ему до безумия нравится то, что он видит. Отлично! Сейчас узнаем, у кого из нас кишка тонка дойти до конца!

— Тебе что-то не нравится? Здесь? — Наивно округляю глаза и пробегаю подушечками пальцев по оголённой шее, слегка приподняв подбородок. Затем томно вздыхаю и начинаю приближаться, ненароком касаясь промокшего топа. — Или здесь?

Ветров стискивает челюсти и продолжает неотрывно наблюдать за моим представлением. Глупый! Если он думает, что я струшу, то сильно заблуждается! И в доказательство своих намерений, будто случайно затрагиваю тонкую бретельку топа. Та поспешно слетает с точёного плечика, обнажая чуть больше нежной кожи, чем допустимо, но всё же оставляет место для фантазий. Сава шумно выдыхает, а я делаю ещё несколько шагов ему навстречу.

— Упс! — Ладошкой прикрываю рот, а кончиками пальцев задерживаюсь на губах, притягивая к ним всё внимание парня.

Крылья его носа раздуваются, остекленелый взгляд прикован к моему приоткрытому рту. Оглушаемая биением собственного сердца, замираю в полуметре от Ветрова. Смешное расстояние. Ещё не поздно обратить слова в шутку и убежать. Да и Саве ничего не стоит отойти, сморозить очередную глупость и снова заставить меня покраснеть. Но мы оба молчим, отчаянно не понимая, что делать дальше!

В носу щекочет от аромата мужского геля для душа. Немного терпкого и освежающего, с нотками лайма и мяты. Глазами собираю одинокие капли воды, в тусклом свете поблескивающие на упругой коже парня, и снова теряюсь взглядом в лабиринтах узора на крепкой шее.

Рваное дыхание Ветрова придаёт уверенности, а напряжённые скулы на его лице выдают Саву с головой. Он обескуражен, растерян, взволнован. И как бы сильно ни хотел мне нахамить, сейчас его мысли всецело заняты тем, что он видит. Его мозг в отключке! Вот он мой шанс победить!

Понимаю, что если хочу утереть самозванцу нос, должна идти до конца. Ещё шаг. Одно дыхание на двоих. Тепло его губ в нескольких миллиметрах от моих, и пропитанное отвращением «Никогда». Далее едкий смех и сладкое ощущение отмщения. Я же этого хочу? Верно?

Но как назло, взгляд падает на его разбитые ладони, а в голову настойчиво лезет мысль, что в жизни Ветрова, как и в моей, и без того слишком много боли. И я ошибаюсь… Протягиваю руку и зачем-то касаюсь бесформенных ссадин на его пальцах.

— Больно? — Ненавижу себя за слабость и никчёмную жалость. Я только что отдала свою победу в грязные лапы Ветрова! Дура! Нашла кого жалеть! Но иначе не могу! Впрочем, это не означает, что не может он.

— Не твоё дело! — хрипит Сава и выдирает свои ладони из моих.

Как ни в чём не бывало он отходит от меня и уверенно идёт к раковине, открывает дверцу шкафчика под ней и в мусорное ведро кидает помятую бутылку, а после, скрестив на груди руки, оценивающим взглядом вбивает гвозди в мою излишнюю самоуверенность. Отморозок чувствует, что я дала слабину и бьёт по живому: — Это всё, на что ты способна, На-На? Цирковое представление окончено? Можно по кроваткам и спать?

Мерзкая горечь поражения болотной тиной расползается в сознании, но Ветров не думает замолкать:

— Повторяю для тупых: ты не в моём вкусе, девочка, — произносит он надменно и медленно начинает сокращать расстояние между нами, как делала я всего минуту назад. — Не старайся! Прибереги свои дешёвые приёмчики для Булатова. На нём сработает.

— Ты… — пытаюсь подобрать слова пообиднее, да только в голове, кроме удушливой пустоты, нет ничего. Сжимаю кулаки, до боли впиваясь острыми ноготками в нежную кожу. Но эта боль ничтожна по сравнению с той, что душит изнутри от поганых слов парня.

— Хотя ходят слухи, — не останавливается Ветров и жестоко улыбается. — Так вот. Ходят слухи, что ты себя ему уже не раз предлагала. Но даже Тохе ты не сгодилась!

Его слова хлёсткой пощёчиной обжигают сердце, волнами нестерпимого жара расходясь по телу. Слухи? От кого? От Златы? Об этом они мило болтают на переменах?

— Грязный оборванец! — Хватаю со стола яблоко и без зазрения совести швыряю в Ветрова. Я задыхаюсь от обиды и даже не думаю прятать слёзы. Спасти меня от гнева отца, чтобы позже сломать самому, — вот его цель!

— Избалованная дрянь! — Сава ловко уворачивается и продолжает наступать.

— Жалкий бродяга! Подкидыш! — шиплю в отчаянии и спиной упираюсь в стену. — Я тебя…

Хочу сказать"ненавижу", но слова тонут в свирепом взгляде напротив, насквозь пропитанном арктическим холодом.

— Давай, Марьяна, скажи! Это же так просто! — насмехается парень.

И снова между нами ничтожное расстояние. Тяжёлое дыхание. И бьющий в нос аромат лайма и мяты. А ещё боль, что колючей проволокой сковывает сердце, и горькое понимание, что быть такой же жестокой, как Сава, не хочу.

— Все как один твердят, что ты хороший! Что тебе просто не повезло! — Притворяться сильной больше не выходит. — Что нужно понять тебя и дать немного времени. Но, Ветров, ты монстр! В тебе нет ничего человеческого!

— Может, ты просто плохо искала, Нана?

— Не называй меня так! — Отталкиваю с дороги подонка и хочу убежать. С меня довольно его унижений! — Ты мне никто, слышишь? Никто!

— Что за шум? Что здесь происходит? — Сонный голос отца из гостиной как по команде остужает мой порыв. Я, наверно, рождена под созвездием птицы"обломинго"! Ноги немеют и неподвижными столбами прирастают к полу. Сердце пропускает удар за ударом, а кожу вдоль позвоночника холодит мелкая дрожь. Всё это — только начало! Стоит только отцу увидеть меня полуголой в компании парня, и пощёчиной отделаться не удастся. Закрываю глаза и, отсчитывая его шаги из гостиной, мысленно готовлюсь к худшему…

— Игорь Александрович, простите! Моя вина! — Ветров резко разворачивается, неуклюже задевая плечом, и скрывает меня от отца за своей широкой спиной. — Я спустился попить, но разлил минералку и напугал Марьяну.

— Разлил — убери! — зевает отец у порога, лениво скользя по нам с Савой взглядом. Он, разумеется, замечает меня, но всё, что видит, — это мои перепуганные глаза из-за плеча Савелия. — А ты спать иди, дочь! Завтра в школу!