Невозвратимое

Алиса Арчер, 2021

В одной из комнат Центра Исследования Аномалий никогда не горит свет. Профессор Вяземский знает, что скрывается за ее дверями. У человечества осталось мало времени, удастся ли найти способ остановить аномалии, прежде чем они поглотят планету? Как быть, если для спасения нужно выступить против закона и человечности?

Глава 2

24 сентября 1997 года

Мозес Луццатто вошел в комнату и зажег свет. Тусклая лампочка разгорелась не сразу, треща и пульсируя, словно не желая освещать то, что Луццатто собирался сделать. В центре комнаты на коленях стоял человек. Его руки, сломанные и сильно распухшие, были растянуты в стороны и привязаны к двум вбитым высоко в стены крюкам. Обмотанные цепью ноги, крепко прикручены к торчащей из пола стальной балке. Связанный таким образом пленник, пытаясь пошевелиться и хоть как-то изменить положение тела, лишь умножал свои страдания.

Мозес молча рассматривал пленника. Все время, что тот находился здесь, его методично избивали, и сейчас его тело почти сплошь покрывали ссадины и кровоподтеки. Окровавленная голова свешивалась на грудь, дыхание стало хриплым и шумным.

Луццатто довольно ухмыльнулся. По своей природе он был жестоким человеком. Особенно с теми, кто пытался его убить. А кто-то очень хотел убить Мозеса Луццатто. Хотел столь сильно, что нанимал уже четвертого киллера за месяц. Трое отправились на тот свет. Двое из них, совсем молодые и не слишком опытные, даже не смогли приблизиться к Луццатто.

Но последнему удалось практически невозможное. Убийца не стал устраивать засады и подкарауливать свою жертву в укромных местах. Он вломился в одно из заведений, принадлежавших Луццатто, где тот играл по субботам в покер, и устроил там кровавую бойню. Зал был полон людей Луццатто — требовалась немалая доля самонадеянности, чтобы рискнуть напасть на большого босса на его территории. Однако убийца рассчитал все правильно, противопоставив количеству противников эффект неожиданности и свою собственную мощь. Крупнее и выше любого из телохранителей Мозеса Луццатто, он стремительно двигался между растерянными гангстерами, неумолимо приближаясь к окруженному охранниками итальянцу. А ведь Луццатто, не обладая выдающимися физическими данными, подбирал себе самых крепких ребят. Когда началась стрельба, они заслонили его своими спинами и начали продвигаться к запасному выходу, где на случай непредвиденных обстоятельств всегда оставляли один из автомобилей. Добраться до двери удалось лишь двоим из пяти. Остановить киллера не удавалось и, Джо Росински, носивший нелепую кличку Квадрат за специфическую форму головы, пожертвовал собственной жизнью, бросившись на него с зажатой в руке гранатой. Чтобы просто остановить это прущее напролом чудовище. Взрыв угробил еще троих человек и наконец вырубил убийцу.

Те, кому посчастливилось остаться в живых, хотели немедленно прикончить его, но Мозес остановил их. Он хотел выяснить, кто так настойчиво желает ему смерти, и намеревался получить эту информацию от лежавшего перед ним без сознания человека. Поэтому отдал его на растерзание своим людям с жестким приказом как угодно калечить, но только не убивать и не лишать его возможности говорить.

Именно этого человека Луццатто сейчас и разглядывал. Он выждал три дня, рассудив, что такого срока должно быть достаточно для того, чтобы боль, жажда и усталость сломили волю и способности к сопротивлению даже профессионального убийцы.

«Уж не перестарались ли мои парни», — подумал он, видя, что связанный никак не реагирует на его появление.

Мозес хотел уже выйти и позвать врача, чтобы тот привел пленника в чувство, как убийца вдруг поднял голову. Достаточно быстро для человека, изможденного длительными пытками. Теперь Луццатто хорошо видел его лицо — сломанный нос, разбитые губы. Один глаз заплыл и не открывался, другой внимательно и напряженно смотрел на Мозеса Луццатто — главу крупного преступного конгломерата. Человека, пришедшего его казнить.

Некоторое время мужчины молча смотрели друга на друга, потом Луццатто заговорил.

— Итак, — медленно начал он, — пришло время начать разговор. Уверен, ты успел сполна насладиться нашим гостеприимством, и в твоих интересах побыстрее все это закончить. Мы построим нашу беседу таким образом: я задаю вопросы и получаю ответы. Я спрашиваю, ты отвечаешь. Чем быстрее ты все расскажешь, тем быстрее я тебя убью. В противном случае твои мучения продлятся намного дольше. Сейчас могу гарантировать, что убью тебя быстро. Если ты не будешь меня злить, то умрешь сегодня. Иначе… Я могу не удержаться и сломать тебе еще пару костей. Или прострелить колено. Или…

— Ты зря тратишь время, — хриплый голос прервал его монолог.

Взгляд Луццатто стал жестким.

— Кто твой наниматель? — быстро спросил он. — Назови мне имя.

Пленник молчал, и Луццатто решил уточнить:

— Ты знаешь, кто он?

Убийца не отвечал. Неотрывно и пристально смотрел на Луццатто, и в его взгляде сквозила мрачная сосредоточенность.

— Ладно, — проговорил Мозес, прищуриваясь. Подошел к небольшому ящику в углу комнаты и достал тяжелую деревянную явару. Виртуозно вырезанная голова диковинного монстра с одной стороны деревянного бруска была украшена металлическими кольцами. Резное тело переходило в острый, чуть изогнутый хвост. Зажав явару в кулаке, Луццатто повернулся к пленнику.

— У каждого есть свои слабые места, — задумчиво произнес он. — Но я не стану искать твои. Я просто выколю тебе глаза, — Луццатто указал на заостренный конец явары. — Затем, если это не развяжет твой язык, — отрублю тебе руки.

Взгляд Луццатто скользнул к топору.

— Если этого все еще окажется недостаточно, я буду вырезать твои органы. Селезенку, желудок, почки… — смакуя каждое слово, Луццатто медленно подходил к убийце. — А когда ты захочешь все мне рассказать, я вырежу тебе язык. Кто тебя нанял? — вновь спросил он, приблизившись на расстояние удара и с удивлением отметив, что его голова совсем не возвышается над головой пленника, хотя тот стоит на коленях. — У тебя гигантизм? — вопрос сорвался раньше, чем Луццатто успел его осознать.

— Нет, — убийца удивился не меньше самого Луццатто, — я просто высокий.

— Ага, и здоровый как бык, — мафиози неожиданно улыбнулся. Потом резко подался вперед, занося сжатую в кулаке явару над головой противника. Ударить Луццатто не успел. Рванувшись вперед, пленник нанес ему сильный удар в переносицу. От боли у Луццатто потемнело в глазах. Пошатываясь и прижимая руки к окровавленному лицу, он вышел из комнаты.

— Он ударил меня головой, — предвосхищая вопросы, сказал он в ответ на удивленные взгляды охранников, не ожидавших увидеть босса залитым кровью. И заметив, как они, схватившись за дубинки, ринулись к пленнику, поспешно добавил: — Не трогать его.

Стоя у раковины в роскошной ванной комнате, Луццатто смывал кровь и обдумывал произошедшее. Очевидно, что пытками киллера не сломить. Даже усилив воздействие и смешав ему кровь с костями, можно не добиться нужной информации. Да и стоит ли живьем потрошить человека, который обладал такими ценными качествами. Луццатто улыбнулся своему отражению — нос распух, под глазами наливались черные круги. Незаурядная физическая сила в сочетании с силой воли и твердостью духа. Человек, способный бросить вызов после трех дней истязаний, наделен редким свойством, которое часто путают с гордостью, — стойкостью. Цену гордости Луццатто знал очень хорошо — зыбкое самодовольство, которое забывается с первым треском ломающихся костей. Когда сломлены барьеры гордости и мужества, только стойкость позволяет человеку держаться с достоинством. У большинства людей, стоящих перед Мозесом Луццатто на коленях, очень скоро не оставалось ни стойкости, ни гордости — боль забирала их без остатка, оставляя руины от принципов, убеждений и клятв. Поэтому, столкнувшись с необычным поведением пленника, Мозес почувствовал, что в нем просыпается интерес. Кто он? Фанатик? Член религиозного культа? Луццатто припомнил необычные татуировки — надписи на незнакомом ему языке на предплечьях, груди и спине убийцы. Если выбить ответы не получается, нужно попробовать другой способ.

Выйдя из ванной и отмахнувшись от ждущего у дверей врача, Луццатто вернулся в комнату для допросов. Войдя, он увидел, что там собралось немало народу — охранники успели разнести весть, что босс пострадал, и люди жаждали крови. Они собрались для того, чтобы насладиться зрелищем показательной расправы.

«Если все получится, им придется подавиться собственной желчью, — злорадно подумал Луццатто. — Большинство из них сдали бы меня в первые сутки».

Люди без принципов и чести, движимые корыстью и алчностью, — Луццатто оценивал своих работников по достоинству и без иллюзий. Детство, проведенное возле отца в Италии, научило его разбираться в людях. Он помнил истину, которую часто повторял отец: хочешь узнать, каков человек, надели его маленькой властью. Они чувствовали себя божками в составе клана потомственного мафиози, кровь и золото кружили им голову. Но когда с них спадала эта напыщенная шелуха, стоило им на миг утратить иллюзию своей значимости, в них обнажалась истинная сущность — трусливые жалкие ублюдки, молящие о пощаде и милосердии. Перед лицом смерти, считал Луццатто, каждый становится самим собой, и мало кому льстит его собственное нутро.

Он приказал всем выйти и, когда комната опустела, запер дверь. То, что он собирался предложить убийце, никогда не должно выйти за пределы этих стен. Предложение будет принято. Или нет. Но все решится сейчас. При любом исходе Мозес Луццатто ничего не терял, а его несостоявшийся убийца мог потерять все.

— Эй, — тихонько окликнул он пленника, — может, продолжим нашу беседу?

Выглядел убийца значительно хуже — уверенные в скорой расправе над ним, охранники все же поквитались за шефа. Мозес видел на теле и лице киллера свежие следы ударов кастетом — излюбленным оружием самых слабых членов его банды.

«Люди всегда стараются перешагнуть через самих себя. Хотят казаться, если не получается быть», — подумал Луццатто.

И чем примитивнее человек, тем более грубые способы «казаться» он выбирает. Берет кастет, когда не уверен, что его кулак достаточно тверд. Произносит ругательства, когда чувствует, что его слово недостаточно веско.

Сам Луццатто бранных слов не использовал. Этому он тоже научился у отца. Тот всегда держался подчеркнуто вежливо и порой эта холодная вежливость звучала страшнее проклятий. Адриано Луццатто не опускался до запугивания и угроз, лишь выражал сожаление, что стороны не сумели договориться. Сожалеть, впрочем, всегда приходилось другим. В отце не было ни капли справедливости, ни толики благородства, зато с лихвой хватало свирепости, ярости и звериной проницательности, которая и вознесла его на олимп преступного мира. Все закончилось душным осенним вечером от единственного выстрела, прозвучавшего в тишине изящной гостиной Изола Эстрэ — фамильной виллы Луццатто. Предательство ближайшего друга, борьба за власть и последующая кровавая резня между членами клана вынудили юного Мозеса покинуть Италию.

Он сообщил доверенным лицам, что едет в Испанию, но отправился в Америку — страну хрустящих банкнот и выгодных сделок, так не похожую на его маленькую Италию. Сколько раз он обещал себе туда вернуться…

Очнувшись от воспоминаний, Мозес вновь посмотрел на пленника. Взгляд того был непроницаем, и Луццатто не мог понять, о чем он думает. Боится ли он смерти? Или ждет ее как избавления?

— Ответь на один вопрос, — вновь заговорил Луццатто. — Он не потребует от тебя поступаться твоими принципами, если они так тебе дороги. Что предложил тебе заказчик за мою смерть? Деньги?

Пленник молчал, но Луццатто не сдавался. Он вложил в свой голос всю дружелюбность, на какую был способен, и снова спросил:

— Ты связан с ним кровными узами? Он твой родственник или друг? Если ты ответишь мне, то никак его не выдашь. Ведь я даже не представляю, кто ты такой. Но мне важно знать, действуешь ли ты из личного интереса или просто зарабатываешь деньги. Это мой единственный вопрос перед тем, как все закончится для тебя. Больше никаких пыток, никакой боли. Я отпускаю тебя с уважением к твоему молчанию. Так что окажи уважение и мне — ответь на вопрос.

Прошла минута, другая. Луццатто уже почти уверился, что убийца не ответит, и собрался покинуть комнату, как тот неожиданно проговорил:

— Только деньги.

Луццатто улыбнулся.

— Только деньги, — повторил он. — Значит, ты наемник. Иметь дело с наемником значительно проще, чем с ослепленным местью фанатиком. Фанатики бывают полезны, но полагаться на них невозможно. Одни готовы убить за тебя. Другие — умереть за тебя. Проходит время и одни умирают, другие — садятся за убийство. А ты по-прежнему остаешься один, — Луццатто помолчал. — Тот, с квадратной головой, Росински, был фанатиком. Он был предан мне. Он умер, спасая мне жизнь, но теперь я остался без правой руки, и мне некому доверить важные дела. И… — Мозес выдержал паузу, — я предлагаю тебе занять его место.

Сквозь грязь и кровь на лице убийцы проступило недоумение. Во взгляде на секунду промелькнула растерянность. Он медленно покачал головой и пробормотал что-то, чего Луццатто не разобрал.

— В это трудно поверить, но я абсолютно серьезен, — продолжил Луццатто. — Работай на меня. Я видел тебя в деле и могу представить, на что ты способен. Мне нужны сильные люди, и я щедро плачу тем, кто мне верен. Это лучше, чем сдохнуть в этой вонючей комнате за дело, которое не имеет для тебя никакого значения. Выбор прост: живи или умри. Как и обещал, я убью тебя быстро.

— Почему ты думаешь, что я не попытаюсь убить тебя снова? — вдруг спросил убийца.

— А зачем тебе это? Из мести за то, что мы сделали с тобой? Ты половину моих людей уложил. Убил моих телохранителей. К тому же мои врачи быстро поставят тебя на ноги, — Луццатто посмотрел на часы. — Я дам тебе немного времени подумать.

— Не надо, — секунду помолчав, ответил убийца.

— Каково же твое решение?

— Я согласен.

— Рад это слышать. И надеюсь, никому из нас не придется жалеть об этом выборе. Сейчас я развяжу тебя и позову своих людей. И лучше бы тебе встретить их не на коленях.

Луццатто подошел к стене и ножом разрезал веревку. Рука пленника упала, плетью повиснув вдоль тела. Мозес видел, как убийца вздрогнул и скривился от боли, но не проронил ни звука. Освободив вторую руку, Луццатто спросил:

— Ты сможешь встать?

Не ответив ни слова, пленник начал подниматься. По его побелевшим губам Луццатто видел, каких усилий ему это стоило. Через минуту он, пошатываясь, встал на ноги и, задыхаясь, проговорил:

— Долго я не простою.

Луццатто подошел к двери, открыл замок и жестом пригласил своих людей зайти внутрь.

— Этот человек теперь часть клана и более неприкосновенен, — не дав им опомниться сказал он. В изумлении они смотрели на босса и возвышавшегося позади него громадного человека. Луццатто продолжал: — Сейчас вы приведете врача, и он окажет помощь нашему новому другу. А для тебя, — он повернулся к убийце, — у меня уже есть первое задание. Как только ты поправишься, ты убьешь того, кто тебя нанял, и навсегда избавишь меня от этой проблемы. Добро пожаловать в семью.

12 января 2016 года

Луццатто открыл глаза.

Пробуждение далось ему нелегко — беспамятство липкой ватой окутывало разум, давило на веки. За гранью сознания притаилась боль. Пока он ощущал лишь слабое покалывание внутри, но знал, что скоро она станет невыносимой.

Луццатто поежился. Ему было холодно. С тех пор как два года назад его привезли в Россию, он постоянно мерз. Ненавидел и проклинал бесконечные русские морозы — протяжные, безнадежные, серые. И нескончаемый долгий снег, проникающий в его тревожные сны. И слишком плотные облака, навсегда похитившие солнце. Мысль, что он проведет в этой стране свои последние дни, казалась невыносимой, но выхода не было. Ему не вырваться. Все, что ждало его впереди, — долгие темные дни угасания и усталости. Время сумерек и мертвой тишины, время призраков давно утраченного величия. Эти призраки жили в воспоминаниях, проникали в сны, мешали ясно мыслить.

Боль нарастала, но Луццатто только поморщился. Сил все равно не хватит, чтобы нажать на кнопку вызова медсестры. После химиотерапии он всегда ощущал страшную слабость. Рак не отступал, и, если бы не постоянные усилия врачей, Мозес давно был бы мертв. Смерти, впрочем, Луццатто не боялся. Он обладал слишком ценной информацией, чтобы ему позволили умереть.

Все время, пока он лежал в забытьи, в палате дежурил полицейский. В редкие минуты, когда действие лекарств ослабевало, он видел размытое синее пятно униформы рядом с белыми кляксами врачебных халатов. Еще двое несли вахту у двери, сменяясь каждые двенадцать часов. Как только он придет в себя, начнутся неизбежные расспросы.

Вначале он пытался юлить — отвечал на вопросы уклончиво, недоговаривал, скрывал детали. Сдавал тех, кто уже на чем-то попался, кого все равно арестовали бы в ближайшее время. Но когда в руках полиции оказался Орсино, его единственный наследник, Луццатто понял, что пропал. И заговорил. В первый же год от его империи не осталось и половины. Сейчас лишь единицы из некогда крупнейшей мафиозной структуры оставались на свободе. Все, чего он достиг за долгие годы, было разрушено за семнадцать месяцев усиленной работы объединенной международной коалиции спецслужб.

А потом пришла болезнь. Неоперабельная опухоль желудка, метастазы в печени, почках и легких. Два-три месяца жизни по прогнозам лечащих врачей. Луццатто продержался уже семь. Чем хуже он себя чувствовал, тем настойчивее становились полицейские. На него давили, угрожали, что Орсино всю жизнь проведет в тюрьме, но Луццатто уже рассказал все, что знал, выдал все места, где мог скрываться интересующий их человек.

Сообщил даже о своих предположениях, где тот мог находиться, но ему не верили. Его бывший соратник все еще числился на первом месте среди самых разыскиваемых преступников в мире, и полиция торопилась взять его, пока Луццатто не умер. Но найти его до сих пор не удавалось.

За стеной Луццатто слышал разговоры охранников — ночами они собирались в соседней палате. Пили кофе, обсуждали новости, играли в карты. Ради безопасности важного информатора был выделен целый этаж. Без специального пропуска попасть сюда не могли даже врачи и медсестры. В палатах размещались смены охранников, в холле организовали штаб. Ежедневно и еженощно Луццатто охраняли девять блюстителей закона. Еще пятеро, замаскированные под персонал, контролировали главный вход. По тревожной кнопке из ближайшего участка были готовы прибыть еще шестнадцать оперативников. Кто бы ни попытался пробиться к Луццатто, ему не пройти сквозь такое количество охраны.

Пытаясь отвлечься от терзающей тело боли, Луццатто размышлял о своих видениях. Почему именно сейчас в памяти с такой ясностью всплыли события почти двадцатилетней давности. Первая встреча… с ним. Выбор каждого, меняющий судьбы, разделивший жизнь на до и после. Каковы были последствия этого выбора? Луццатто чуть заметно улыбнулся. Он все глубже погружался в прошлое — во времена своего триумфа, самое счастливое и самое страшное время своей жизни. Кто мог предвидеть, что человек, посланный его убить, станет ближайшим другом, деловым партнером и поверенным его семейных тайн. Прошло немало времени, прежде чем они научились доверять друг другу, но когда это случилось, в криминальном мире началась новая эпоха. Эпоха Мозеса Луццатто.

Через несколько лет их кровавого шествия он стал самым влиятельным человеком от Северной Каролины до Калифорнии. Более половины развлекательных заведений, игорных домов и борделей по всей Америке принадлежали Луццатто. С годами они добились немалого влияния в Европе и Азии. Теперь отец, которым Луццатто так восхищался, казался ему мелким гангстером по сравнению с тем, чего достиг он сам. Но у этого величия была и темная сторона… О ней Луццатто думать не хотел.

Он тяжело вздохнул, возвращаясь в реальность. Нужно звать медсестру, дальше терпеть нельзя. С усилием приподняв руку, он нажал на кнопку вызова, расположенную на бортике кровати. Скоро ему сделают укол, и он забудется сном. Может быть, ему приснится Габриэлла, может быть, он снова увидит его. Но больше всего Луццатто надеялся, что сон — альтер эго смерти — подарит ему тьму без видений.

Прошла минута, другая, но медсестра не появлялась. Луццатто вслушивался в полумрак больничной палаты, отмечая, что больше не слышит разговоров охранников, их шагов, звуков открывающихся и закрывающихся дверей. Весь этаж погрузился в удивительную тишину. Словно Луццатто остался здесь совсем один. Он почувствовал неприятное сосущее чувство страха, разливающееся внутри. Что случилось? Куда все могли исчезнуть? Он повернул голову к двери и увидел огромный темный силуэт. Сердце замерло. На пороге стоял он.

Его друг.

Его правая рука.

Его ночной кошмар.

Книжник.

Луццатто беспомощно смотрел, как он приближается к кровати, и когда тот подошел совсем близко, спросил срывающимся на шепот голосом:

— Как ты попал сюда?

— Здравствуй, Мозес, — вместо ответа тихо проговорил пришедший. Голос был более хриплым и низким, чем помнилось Луццатто. Гость передвинул стул для посетителей, на который обычно садились те, кто приходил допрашивать больного, поближе к его голове и сел. Обвел взглядом высохшее тело и спросил: — Как ты себя чувствуешь?

— Я умираю.

— Печально слышать.

— Как ты попал сюда? Здесь всюду полно охраны, — Луццатто уже знал ответ, но не мог в него поверить.

— Здесь уже никого нет.

— На первом этаже есть агенты среди персонала. Я не знаю, сколько их, слышал разговоры…

— Персонала тоже больше нет.

— Ты убил их? Ты убил врачей?

— Да.

— Господи, Хельмут! Среди них были настоящие врачи!

— У меня не было времени разбираться.

— Зачем же ты пришел?

— Я пришел проведать старого друга.

— Хельмут… — тихо сказал Луццатто. Помолчав, произнес более привычное для них обоих имя: — Книжник… Я предал тебя, друг мой. Я предал вас всех.

— Я знаю, Мозес.

— Они не оставили мне выбора. Они выслеживали всех нас долгие годы, искали возможности, слабые места. Твои им найти не удалось. И пока ты не уехал, у меня тоже не было слабых мест.

— Я не мог остаться. Ты знаешь.

— Знаю. Но когда ты ушел, все начало разваливаться. Я лишился своего главного козыря. И тогда они пришли за мной. Я долго держался, Книжник. Правда долго. Но они взяли Орсино на границе с Мексикой. Он перевозил товар для крупной сделки, и они поймали его, — по лицу Луццатто покатились слезы. — Я не мог позволить им его посадить. Габриэлла не пережила бы потерю второго сына.

— Не волнуйся больше об этом, Мозес. Орсино свободен. Он сейчас с матерью на побережье Сан-Рафаэль в Португалии.

Луццатто закрыл глаза. Слишком много потрясений для его измученного болезнью разума. Он чувствовал головокружение и понимал, что скоро не сможет продолжать разговор.

— Книжник, — начал он, — я хочу сказать тебе кое-что важное. Это может не иметь значения для тебя, но я хочу, чтобы ты знал. Я выворачивался наизнанку каждый раз, когда сдавал своих людей. Мне приходилось заново ломать себя, чтобы предать каждого из них. Но только не тебя. Тебя я предал с легким сердцем.

— Почему?

— Потому что ты такой… Не могу подобрать слова. Говорят, ты родился в этой стране… Так вот… Ты похож на Россию, Книжник. Тебя никто не может победить. Ты огромен и силен, и тебя ненавидят, потому что боятся. Тебя хотят уничтожить, потому что никто не сможет противостоять тебе, если ты захочешь напасть. Никто никогда не поверит в истинность твоих добрых намерений, потому что, обладая твоей мощью, каждый захотел бы править миром, — Луццатто торопился высказать все, что долгие годы копилось в его душе. — Ты был мне хорошим другом, Книжник, но я всегда боялся, что ты захочешь занять мое место. Ты всегда был немногословен. Первое время я думал, что ты не очень умен, как часто бывает с чересчур здоровыми ребятами. Как же я заблуждался… Ты всегда оказывался на шаг впереди. Каждый раз, когда я думал, что знаю о тебе все, ты чем-то удивлял меня. Ты во всем превосходил меня — умом, коварством, жестокостью. Твое превосходство абсолютно. Такого превосходства просто не должно существовать, понимаешь? В той комнате в нашу первую встречу я чувствовал себя дьяволом, искушающим человека. Но дьяволом там был не я. И, предавая тебя, — Луццатто снова расплакался, — я знал, что они ничего не смогут сделать тебе. Я многим тебе обязан, но как бы я хотел никогда не встречать тебя, Книжник. Хельмут Хансен, Ричард Дарго — я ведь даже имени твоего настоящего не знаю.

Долгое время Книжник молчал.

— Я никогда не хотел занять твое место, Мозес. Мне достаточно было своего, — наконец произнес он. — Ты тоже сделал для меня очень многое.

— Ничего такого, с чем бы не справился ты сам. Я же никогда не достиг бы своего положения без тебя.

— Ты очень помог мне. Тогда.

— Я бы все отдал, чтобы этого не произошло, Книжник.

— Я тоже. Спасибо. Я кое-что принес тебе.

Книжник вложил в руку Луццатто какой-то предмет. Ощупав его, тот улыбнулся:

— Я думал, ее забрал кто-то из уличного сброда, что вечно ошивался рядом.

— Нет. Ты выронил ее, когда я ударил тебя головой. Я заметил, куда она упала, и, когда ты освободил меня, незаметно подобрал. Я собирался убить тебя, как только встану на ноги. Но ты неожиданно повернулся ко мне спиной. И я понял, что наш договор не был твоей уловкой. Ты доверился мне, и я решил подождать, посмотреть, что получится. Ты любил эту вещицу, поэтому я принес ее тебе. И мне жаль, что ничего не могу сделать для тебя.

— Ты сделал очень… очень многое. Больше, чем я заслуживаю. Я умру, зная, что Орсино на свободе, с Габриэллой — я и мечтать об этом не мог. Я благодарен тебе. Ты всегда делал то, что я считал невозможным… Правда, для этого многим приходилось умирать… А сейчас умираю я. Хочу вернуть обратно свою жизнь, свою молодость. Хочу быть на солнечном пляже с женой и детьми. Хочу повернуть время вспять, но даже ты не в силах сделать этого, — голос Луццатто совсем ослабел, он чувствовал, как сознание затягивает серая пелена. — Я не хочу просыпаться, Книжник, — еле слышно прошептал он, прежде чем сознание окончательно померкло. — Помоги мне.

— Спи спокойно, Мозес, — тихо ответил Книжник. Посидел немного, прислушиваясь к ставшему таким спокойным дыханию умирающего, потом достал пистолет и выстрелил Луццатто в голову.

Вышел из палаты и быстро направился к выходу на лестницу. Ему предстоял долгий путь. Утром он покинет эту страну и снова исчезнет. Теперь уже навсегда. Все его дела здесь завершены, и возвращаться в Россию ему было незачем.

Внезапно Книжника отбросило к стене. Он почувствовал разливающуюся тяжесть в груди и животе и ощутил во рту привкус крови. Опустив голову, увидел, как по рубашке расплываются пятна крови. Потянулся к пистолету и почувствовал, как пули снова врезаются в тело, украшая белоснежные стены кровавыми брызгами. Книжник тяжело опустился на пол. Он смотрел, как его жизнь уходила, растекалась красной блестящей лужей по гладкому полу, и ни одной ее секунды ему не было жаль.