Сутки вышли набекрень

Алина Ерофеева

Любовь недостижима. Все остальное — суета быта, хандра, злоба, похоть. Где искать смысл? Об этом думает Алина, когда пишет стихи, пьянствует, подрабатывает в ларьке с кофе, занимается сексом. Книга содержит нецензурную брань.

© Алина Ерофеева, 2024

ISBN 978-5-0062-3969-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пила до утра, не жалея почки.

Шла шагами уверенными, но неточными

И излучала чистейшую грусть.

А завтра тоже напьюсь.

Напьюсь с другими.

С полыми и пустыми,

Бледными, восковыми

И иже с ними.

Для них говорить —

Только множить мой гул пустоты,

Но как их винить,

Что они — не ты?

Что они клерки,

А я бродяга христов.

Что они Верки,

А я Желтков.

Вот я в баре,

Несчастный колдырь.

В хмельном угаре

Глушу свой пузырь.

Обсуждаю без конструктивности

Вино и его противность.

Вино, какое есть на свете

И дешевое, и дорогое

Кислое, горькое, вредно диете

И всячески в целом дурное.

И что же? Готовь мне ботинки, Захар!

Сегодня я выйду отведать один полусадкий нектар.

Вино «Черный лекарь». 200 рублей за провизию

Всего ничего, а у нас, я напомню, кризис.

Теперь разберем чудеса

Вкусовой композиции.

Запах бросается тут же в глаза,

И они начинают слезиться.

Во вкусе три нотки:

Спирт, этанол и этил.

Рядом готическая красотка,

И автор ей закусил.

— Ты гот? — Я бухгалтер.

— Хоть мне-то не ври, —

Говорю, доедая стартер,

— Ты реинкарнация де Пари.

Дальше читаю свои додумки

Да изрекаю синтенции.

Я после первой рюмки

Оплот русской интеллегенции.

А через три часа

Я уж пляшу в кабаке.

Размножились голоса,

И что-то горит в руке.

А через пару моментов

Топаю в своем галстучке

С потерянным документом,

С передышкой на каждой лавочке.

Пора транжирство отработать,

Да ключ от работы потерян.

Звоню. Придите, добрая тетя,

Да закройте передо мной двери.

Не пускайте, гоните в шею!

Пустили и пожалели.

Игралась нахальность и дерзость,

И свет мой манил как фонарь.

А все вокруг гадкая мерзость,

Сама я ползучая тварь.

Предательски сердце екнет,

В потехе моей скорбя,

Сейчас бы мне пальцем щелкнуть,

И всех заменить на тебя.

Молюсь, чтоб надежда, тая,

Оставила божий свет,

Но я, как дитя, не знаю

Слова «никогда» и «нет».

Читаю полому и пустому Антипову, и слова плывут у меня перед глазами. Он провел здесь всю ночь.

Проснулся уже связанным. Умолял притронуться к члену и грозился упасть в обморок. Спросил: «Что я должен сделать, чтобы войти в тебя?» Я сказала: «Заплачь». Он заплакал. И я думала, мне теперь интересней фигурный палас или нежная мука с закатыванием глаз, и с садистическим хохотом выманивать охи со вздохами?

Он любит меня, как ребенка, моет мне голову и одевает. Спозаранку покидает мой дом и оставляет время собраться на работу.

«Идите вы все нахуй, ебанные суки! Ебал я вас всех в рот!». Лимонов закончил роман словами, которыми я начинаю каждый новый день и в его течение иногда повторяю. А как иначе, когда день этот начинается в 5, и всего спустя сутки надо стирать новое постельное белье от спермы.

Опять настали ебучие холода. Теперь одевание это процесс. Сначала нужно снять два или три слоя домашней шелухи, затем, съежившись и обозлившись, да простит мне Чехов эти «вши», надевать новый многослойный костюм, начиная с мест, которые сильнее всего ошалели от мороза.

Господи, будет ли что-то кроме грязи и злобы, и красивой фотографии моего мальчика Н., без воображения которой, я и кончить не могу. Надо совершить утреннюю молитву и пролистать эти стеклянные иконы, и упасть на колени в благодарности за его дружбу, и заткнуть себе рот кляпом притворного равнодушия.

Конец ознакомительного фрагмента.