Принцип исключения

Алина Аркади, 2023

Прошлое должно оставаться в прошлом с теми, кто его создал. Но что делать, если забыть о нём не получится? Прошлое не твоё, а преследующие тени вовлекают в опасную игру, правила которой тебе не известны. И если тебе кажется, что на кону лишь разбитое сердце и мечты о том, кто никогда не станет твоим, ошибаешься. Потому что бороться придётся за нечто большее, а выбирать между любовью и жизнью.

Глава 6

Выхожу из дома в десять, что иметь время добраться в школу и ещё раз осмотреться перед встречей-знакомством. Я не переживаю, что меня будут придирчиво рассматривать и оценивать, трепет касается лишь того, кто пропал вместе с моим коротким сообщением. Но как только выхожу из подъезда, на пути возникает внушительный блондин. На нём пуховик и высокие военные берцы, зашнурованные поверх штанов. Грозный вид мужчины напрягает, и я мгновенно отступаю, готовая скрыться в подъезде.

— Таисия? — Он знает моё имя, поэтому его присутствие здесь неслучайно.

— Да. — Мой писк гаснет в сбившемся дыхании.

— Меня Ярый прислал.

— Ярый? — непонимающе пялюсь на блондина, ожидая разъяснений.

— Григорий Яров.

— А-а-а… Понятно. — Где-то внутри сжимается неприятный комок обиды на того, кто не осмелился приехать сам, поручив заботу обо мне совершенно чужому человеку. Что ж, видимо, это всё, чего я теперь заслуживаю.

— Точное время не указал, поэтому я уже час тут жду. Меня Левый зовут.

— Странное имя.

— Андрей Левый, все называют по фамилии, привыкли. Мне приказано отвезти вас в Школу и исполнять любые указания. Едем?

Киваю и иду к чёрному огромному внедорожнику, а когда блондин услужливо отворяет передо мной дверцу, с трудом забираюсь в высокий автомобиль. В машине тепло и комфортно, и Андрей, устроившись за рулём, потирает ладони и дует на них, чтобы согреться. Видимо, парень всё это время стоял на морозе, чтобы не пропустить меня, а уточнить время Гриша не осмелился или же не хотел лишний раз связываться со мной.

Никогда бы не подумала, что невинный поцелуй отпугнёт взрослого мужчину. Если я и ожидала негативной реакции, то однозначно не такой. Он ведь мог объяснить свою позицию и сказать, чтобы я не рассчитывала на взаимность. Но Гриша поступил банально — исчез с моего горизонта, поручив заботу обо мне другому человеку. Сложности ему ни к чему.

— Вас подождать? Или приехать ко времени? — Блондин интересуется, как только останавливается на парковке.

— Андрей, ждать не нужно, потому что сегодня мой первый день, и когда освобожусь, пока неизвестно. И приезжать не нужно, я без проблем доберусь сама.

— Но мне приказано другое…

— Вы же полчаса назад сказали, что должны исполнять мои указания?

— Да, — кивает парень, видимо, вспоминая, что произносил.

— Так вот, ждать и забирать не нужно. Приятно было познакомиться.

Не дожидаясь ответа, закрываю дверь и иду к входу. Уже на ступеньках оглядываюсь назад, наблюдая, как Андрей разговаривает по телефону, не выпуская меня из вида. Наверное, звонит Грише, что уведомить: клиентка несговорчива и от его услуг отказалась. Меньше всего я хочу привлекать к себе внимание, а машина с личным водителем делает меня очень заметной.

Охранник, вспомнив меня, сразу понимает, с какой целью я в Школе, и выдаёт ламинированный пропуск для турникета. Очень вовремя и оперативно, что несказанно радует. Иду по уже знакомому маршруту, направляясь к комнате девочек, но вспоминаю, что Света мне ключ так и не дала. Но я всё равно дёргаю ручку, дверь не заперта, что сразу делает мой день лучше. Оставляю вещи и отправляюсь на поиски Воропаевой, чтобы узнать, где будет проходить собрание.

Но, оказывается, меня уже ждут в конференц-зале с большим экраном и множеством мест, часть из которых уже занята. Встреча проходит сдержанно и спокойно, что радует Марго, которая расписывает мои достоинства, словно я олимпийская чемпионка, а по факту имею третье место в единственном в моей жизни Чемпионате мира. Но, судя по всему, Воропаева так восторгается моими заслугами, что через час ими начинают восторгаться и все присутствующие, посматривая на меня с одобрением и улыбкой.

Что радует, меня никто не спрашивает о том злополучном Чемпионате, травме и долгой реабилитации, после которой я вернулась в фигурное катание. И мне это нравится. Напоминание о самом гадком периоде моей короткой жизни каждый раз отдаётся глухой болью внутри, заставляя сжиматься и прятаться в свою раковину, где под толстым панцирем могу отдышаться. Я так привыкла это делать, что уже, кажется, не способна воспринимать бестактные вопросы адекватно. Я поделилась своими переживаниями с психологом, частично с отцом, и больше желания делиться у меня не возникало. В такие моменты кажусь себе беспомощной и жалкой.

— Всё прошло отлично, — Марго скачет вокруг меня, — родители в восторге. Кстати, дама в белой шубе — жена председателя Центрального банка.

Если по мнению Воропаевой данная информация должна была меня впечатлить, то я не впечатлилась и по этой причине не одариваю её в ответ довольной улыбкой.

— Мне всё равно, кто их родители. Главное — дети, я же буду работать с ними.

— Тасенька, — щебечет Марко, подхватывая меня под локоть, пока мы неспешно идём по коридору, — понимаешь, есть очень важные родители.

— Как женщина в белой шубе?

— Именно! Их дети приходят сюда в надежде добиться успехов, стать лучше, выделиться, поэтому иногда, даже если у них не особо получается, мы всё равно их хвалим. Понимаешь?

— То есть мы их хвалим за то, что у них состоятельные родители? — задаю вопрос прямо, чтобы понимать, чего хочет от меня Воропаева.

— Не совсем так. Мы их хвалим за заслуги. Их родителей. — Натянутая улыбка Марго выглядит неестественно, но она изо всех сил старается донести правильность своих суждений. — А они, в свою очередь, не скупятся на спонсорскую помощь и делают всё возможное, чтобы их замечательное чадо было довольно. Похвалить ведь несложно, правда?

— Согласна.

— Ну вот, мы друг друга поняли. К тому же у тебя малыши, которые год будут становиться на коньки. Мы не говорим о региональных соревнованиях и чемпионатах, поэтому можно хвалить чуть больше, — показывает пальцами величину этого самого «чуть», и я понимаю, что удовлетворение родителей — основная задача этого учреждения.

— Я поняла вас, Маргарита Анатольевна.

— Вот и молодец! — Марго вновь порхает вокруг меня. — У тебя занятия три раза в неделю: понедельник, среда, пятница. Но на этой ты свободна из-за подготовки к празднику. Прогони свою программу, отработай на катке, привыкни ко льду, чтобы через неделю показаться гостям. Не переживай, ты устроена с сегодняшнего дня, эта неделя будет оплачена.

— Спасибо.

— Не за что, Тася. Я очень рада, что ты у нас появилась Иди к девочкам.

Так и стою посреди коридора, наблюдая, как Воропаева почти вприпрыжку удаляется в сторону кабинета, оставив неоднозначные ощущения. Мне уже не нравится то, что я узнала о принципах работы школы, но отступать некуда. Отказ работать автоматически вернёт меня под крыло отца.

Поэтому заталкиваю недовольство глубоко в глотку и иду искать девчонок, которых нахожу на тренировочном катке.

— Тась! — окликает Света, подкатываясь к бортику. — Как прошло?

— Привет. Нормально, наверное, — пожимаю плечами, потому что, судя по порхающей Воропаевой, встреча прошла более чем отлично. — Марго довольна и весела. Только я не поняла, — оглядываюсь, не желая присутствия лишних ушей, — вы хвалите воспитанников, исходя из статуса их родителей?

— Да, — девушка поджимает губы, опуская взгляд, — так заведено. Контингент разный: часть действительно имеет способности, которые легко развивать, направляя к цели; часть пробует себя в фигурном катании и пока не определились, желают ли посвятить этому свою жизнь; а часть — примитивные бездарности, пришедшие сюда, потому что мама или папа проснулись утром и решили, что их чадо станет великим спортсменом. Как правило, бездарности имеют самых влиятельных и богатых родителей, перед которыми Марго пригибается и ублажает с особым рвением. И подталкивает к этому нас. Противиться бесполезно, иначе просто лишишься своего места.

— Поняла, — вздыхаю, потому что остаётся лишь смириться с установленными правилами и плясать под дудку Воропаевой.

Пусть так и будет первое время, пока буду работать с малышами и присматривать иные варианты. Возможно, в другом городе.

— Что делаешь? — перевожу тему, потому как появляются незнакомые мне девушки, скидывающие вещи на скамью и собирающиеся занять каток.

— Откатываю праздничную программу. Скоро Эля придёт. Ты когда?

— А когда здесь никого нет?

— После шести. А в семь только охранник. Любишь одна кататься?

— Да. Так больше нравится. — И так никто не увидит, если моя нога вывернется, и я распластаюсь посреди катка, собирая по кусочкам свою гордость. — Занятия у меня начнутся только после праздника, поэтому я поеду в торговый центр, вернусь позже. Но у меня ключа нет от нашей комнаты. Не хочу тащить с собой вещи.

— Держи. — Света достаёт связку, снимает ключ и вручает мне. — Теперь можешь приходить в любой момент.

— Спасибо.

Девушка отталкивается от бортика и делает большой круг, завершая прыжком, который мне теперь противопоказан. Дикая зависть просыпается внутри, подначивая исполнить элементы, которые запрещены для исполнения моим врачом. Но ведь никто не увидит? Мама и папа точно, а узнать не смогут.

Надеваю куртку и хватаю сумку, прежде осмотрев содержимое, среди которого устроилась подаренная Гришей брошка, ставшая напоминанием моей ошибки и конца того, что так и не началось для нас. Приятно осознавать, что вещь была куплена специально для меня много лет назад и он её хранил, чтобы когда-нибудь всё же подарить. Подарил… Поглаживаю фигурную поверхность, украшенную камушками, и улыбаюсь, вспоминая, с каким трепетом Гриша вручал подарок. Если бы не моя импульсивность и неспособность анализировать ситуацию мгновенно, этого бы не произошло.

Вызываю такси и направляюсь в город, где несколько часов хожу по магазинам, скупая необходимые для жизни вещи, отсутствующие в квартире. Немного кухонной утвари, повседневная домашняя одежда и продукты для сегодняшнего ужина. Намного проще заказать еду, но иногда я люблю готовить что-нибудь вкусное. Мама пыталась мне привить любовь к кондитерским изделиям, но, увы, той эйфории от десертов, что испытывает она, мне не суждено ощутить.

Затем просто гуляю по городу, рассматривая улочки и дома, забредаю в парк, где устраиваюсь на скамейке и сижу, пока замерзаю окончательно. И думаю о Грише. Его образ стоит перед глазами, а неприятный жест, стирающий следы моего поцелуя с губ, отдаётся пульсирующим покалыванием в груди. Я настолько ему противна? Мама часто говорила, что я красивая, а папа поддерживал это мнение, да и мужчины на меня засматривались, одаривая комплиментами, но сама я себя особенной никогда не считала. И даже многочисленные подарки поклонников в шестнадцать лет не производили особого эффекта.

Сколько себя помню, в моих мыслях всегда присутствовал он, не позволяя переключиться на кого-либо другого. А если это и происходило, я всегда неосознанно сравнивала всех с Гришей, который являлся безоговорочным фаворитом. И оттого сейчас втройне больнее, когда меня заполняет осознание: я сходила с ума по образу, оригинал же значительно отличается.

Возвращаюсь к семи, беру свои коньки и иду на каток, который приветливо встречает меня полумраком и тишиной. Ступаю на лёд, ощущая, с какой лёгкостью скользят лезвия, унося меня в большой круг. Набираю скорость и, расставив руки, закрываю глаза, чтобы слиться с тишиной и хрустом, сопровождающим каждое движение. Бесподобное чувство свободы и пространства, в котором ты паришь и двигаешься как пожелаешь.

Спустя пятнадцать минут и несколько кругов решаюсь нарушить запрет и выпрыгиваю в аксель в два оборота, приземляясь на правую здоровую ногу. Меня захватывают необыкновенные ощущения, и в этот момент я решаю, что обязательно исполню его в программе на праздничном мероприятии. Я могу попробовать бильман и волчок, но после четырёх прыжков подряд не решаюсь дать нагрузку на проблемную ногу и качусь к бортику, где меня ждёт… Гриша.

Не знаю, сколько он здесь находится, но, судя по выражению лица, недоволен. И я предполагаю, моим отказом Андрею и желанию самостоятельности.

— Привет, Тась. — Голос шелестит, словно мы вернулись во вчерашний день до момента его негодования.

— Привет, — опускаюсь на лавочку, расшнуровывая коньки и надевая ботинки.

— Почему отказалась от водителя?

— Я не ВИП-персона. Не нужно меня контролировать, возить и ждать часами. Я вполне могу быть самостоятельной, — произношу каждое слово, всё ещё не решаясь взглянуть на него. — В курсе, что приказал папа и о чём просила мама, но у тебя своя жизнь, а я лишь временный элемент, доставляющий неудобства. Мне необходимо научиться жить самостоятельно, полагаясь лишь на себя.

— Я за тебя переживаю, — звучит над моей головой, и я сглатываю, желая, чтобы его слова оказались правдой. Но это не так, и вчера Гриша дал мне понять, что справляться придётся самостоятельно.

— Не стоит, правда.

Поднимаюсь, наконец решаясь посмотреть в тёмный взгляд, в котором плещутся… стыд и смущение. Почему? Он словно на моём месте: девочки, которая посмела прикоснуться к тому, о ком давно мечтала, и её мечты были скомканы и выброшены в мусорку. Или же это стыд, потому что не смог объяснить, сорвавшись и покинув меня? Не желаю гадать и направляюсь к выходу, по пути забрав вещи и пакеты с приобретениями, которые Гриша молча забирает и несёт к машине.

— Я отвезу домой.

— Не стоит… — мнусь, не зная, как отказать и остаться одной, чтобы не пребывать в смущении в закрытом пространстве долгих полчаса.

— Садись, — не просьба — приказ, которому приходится подчиниться.

Вжимаюсь в сиденье и забиваюсь в угол, чтобы в темноте Гриша не рассмотрел панику в моих глазах. Я вновь испытываю трепет рядом с ним, сминая пальцы и желая, чтобы эта чёртова машина ехала быстрее, а на светофорах не появлялся красный. Бесконечное количество минут, утонувших в тишине, наконец заканчивается, когда машина останавливается у главного подъезда.

— Тась… — окликает Гриша, всё же желая продолжить разговор.

— Не надо. Не стоит, — останавливаю, чтобы не сказать лишнего и не быть уничтоженной его словами. — Я всё поняла вчера. Ещё раз прости.

— Мы сможем общаться нормально? — Меня гипнотизирует пытливый взгляд.

— Не знаю.

Натягиваю капюшон, пряча глаза, застланные подступившими слезами и, собрав пакеты, спешу оказаться подальше от Гриши и тех чувств, что вызывает во мне этот мужчина, который никогда не будет моим.