Навоз как средство от простуды (хроники пандемии)

Алекс Кожин, 2021

Когда планету поразила эпидемия коронавируса, многие ученые кинулись искать средства от новой заразы. Пробовали лекарства от вшей и глистов, от поноса и от запора. Вот и в деревне Новые Оглобли друзья Женьки Гишгорна решили испробовать обычный навоз для лечения модной инфекции. Оказалось, что народное средство обладает уникальными свойствами и может заменить чуть ли не все на свете лекарства. Но самым удивительным было то, что навоз может влиять на жизнь в соседнем государстве. Это открытие привлекло внимание к Новым Оглоблям сильных мира сего, а друзья попали в череду смешных переделок и приключений. Некоторые персонажи этой правдивой истории выдуманы автором и не имеют отношения к реальным людям. Содержит нецензурную брань.

Акт восьмой

С приходом студентов Авдеич оживился и потребовал передать ему бутылку. Укурки, за которыми после истории с криосохранением прочно закрепились прозвища КЛАВА и НЮРА — по надписям на халатах, взятым напрокат у доярок* — присели у стены снаружи, передали бутылку председателю, а вторую открыли сами. Чокнулись через дырку. Забулькало сразу с обеих сторон. Выпив, все закурили и задумались каждый о своем.

— Родилась хайку, — неожиданно встрепенулся КЛАВА и начал декламировать:

У черной дыры во Вселенной

На страже сидит председатель,

Из Бездны доносит навозом!

— Зимою сменяется лето, воняет капустой со склада, и нету конца этой драме! — неожиданно продолжил Авдеич.

Здесь хочется заметить, что совместная хозяйственная деятельность со студентами значительно пополнила словарный запас и расширила границы сознания Петра Авдеича. Студенты тоже не остались внакладе. Пребывание на селе сильно упростило их мироощущение. Беседы о Толстом и Кьеркегоре, которые они вели в городе, заменили разговоры о творчестве писателя Леонида Леонова. Накурившись, студенты вслух читали избранные места из «Русского леса» и спорили о историософии «Пирамиды». Укурки до колик смеялись над литературными потугами московских литераторов, которые, по мнению студентов, деревни в глаза не видели, но брались рассуждать на темы крестьянского быта и земледелия. Сельская нива перепахала и закалила ребят, они очерствели, натрудили мозоли, выращивая коноплю и хлеб наш насущный. Видимо, этим и объясняется их критическое отношение к писаниям столичных «литературоведов».

Наконец стало светать. Доярки, ожидая сторожа, загремели бидонами у дверей коровника. Шалый петух прокричал зарю, хотя все последние дни солнца никто не видел. Серая мгла, закрывая дневное светило, висела так низко, что казалось со стороны, будто туча зацепилась брюхом за громоотвод, колом торчащий из свинарника.

Авдеич швырнул пустую бутылку в грязь, схватился за конец веревки и велел тащить, что есть сил. Студенты выволокли председателя наружу, растолкали сонного Женьку и сунули ему в руки веревку. То ли спросонья, то ли обессилив от едкого запаха, Женька долго не мог удержать скользкий конец в руках, и вытащить его из хлева удалось только с третьей попытки. При этом один сапог так и остался где-то внутри.

Идти домой в одном сапоге было неудобно, и Авдеич решил, что вчетвером они сделают это быстрее. Поддерживая друг друга, друзья отправились домой к председателю.

В домашней обстановке застолье продолжилось. Авдеич еще несколько раз шарил под лавкой, каждый раз извлекая на свет ликеро-водочное произведение бабы Дуси, и лазил в подпол за солеными огурцами. В какой-то момент председатель случайно включил телевизор. Это было ошибкой.

Ветер шумел в пролетах моста, ведущего в никуда — бессмысленного памятника позднего президента. Голосили бабы. Два хмельных гармониста в шапках-ушанках таскали меха в разные стороны. Вприсядку плясали чумные казаки в орденах и медалях. Рядом яростно скакал мужик в тельняшке. Расхристанная баба металась по сторонам. Вылупив в камеру героиновые глаза, кричала в микрофон безумная ведущая. Первый канал России показывал передачу «Играй, гармонь любимая».

Следом за гармонистами, после рекламы, выступала Юлия Розенберг в короткой юбке цвета хаки. Юля палила по сторонам из автомата и, задрав жопу кверху, лезла в дупло миномета. Розовые Юлины трусы отсвечивали блестками в глазах армейского капитана, стоящего рядом.

— Как они смотрят такое? — удивлялся Авдеич.

— Как они до такого дошли? — удивлялся Женька.

В процессе всеобщего удивления на столе зазвонил телефон. Авдеич ткнул в него пальцем, включив громкую связь.

— Ну чего? — спросил председатель, пуская дым во все стороны.

— Авдеич, где тебя носит, старый кобель! — закричал телефон голосом Тихоновны. — Иди скорее на ферму, корова утопла, надо вытаскивать.

— Так и вытаскивай, — засмеялся Авдеич. Ему было весело от самогона, гармонистов и розовых трусов Юлии Розенберг. — Бери трактор и тащи ее на хер!

— Ах, ты ж твою мать! — вскричала Тихоновна и начала матюкаться в телефон, призывая на помощь нечистую силу.

Тихоновна, которая ненавидела все мужское, имела натянутые отношения с механизаторами. Это создавало определенные трудности и в производственных отношениях. Немногочисленные трактористы, оставшиеся в живых после непрерывной дегустации горюче-смазочных материалов бабы Дуси, отказывались подчиняться новоявленной феминистке. В ответ Тихоновна крыла их матом и снижала производственные показатели в ведомости на зарплату.

Поняв суть трудового конфликта, Авдеич приказал передать трубку трактористу. Но тот куда-то успел заховаться, игнорируя вышестоящие указания.

Осознав бесперспективность телефонных переговоров, Авдеич велел трубке ждать и засобирался на ферму. Вместе с ним отправился и Женя. Студенты, сославшись на дела, куда-то свинтили.

В свете дня ферма Авдеича выглядела не лучше, чем ночью. Большой скотный двор был полон жидкого навоза, среди которого в задумчивости бродили коровы. В углу у забора ковырялись чьи-то куры. Среди них нервно разгуливал ободранный петух**.

Петр Авдеич нашел тракториста и принялся руководить спасением утопшей скотины. Механизатор матерился, боясь подъехать ближе к животному и утонуть вместе с трактором. Наконец Авдеич изловчился и накинул петлю на ногу корове, сделал шаг назад, оступился и присел на задницу в навозную жижу. Выругавшись, председатель схватил другой конец веревки и зацепил ею трактор. Тракторист начал медленно тянуть, буксуя колесами в грязи.

Среди шумной возни Женя успел спросить у Тихоновны, стоящей неподалеку, почему в хозяйстве не используют навоз, из которого в Израиле получают биогаз и удобрения.

Тихоновна встрепенулась и, перейдя на трасянку, чередуя русские и белорусские выражения, неожиданно начала вспоминать местного механизатора, который по пьяни зачем-то полез рукою в работающий измельчитель и скрылся там навсегда. Все, что от него осталось — это полупустая бутылка бурякового самогона, которую он дал подержать своему приятелю-шоферу, прежде чем совершить последний в жизни поступок. Как утверждали очевидцы, тракториста вместе с соломой втянуло в широкую пасть машины, где он бесследно исчез.

Колхозный механик вместе с участковым разобрали измельчитель на мелкие части, но кроме дырявой подошвы ничего не нашли. На выходе была лишь мелко порубленная солома. Это явление в деревне причислили к очередному чуду. А чудеса случались в Новых Оглоблях регулярно, особенно в праздники.

— Чэрци яго дакладна забрали, — закончила свой рассказ Тихоновна. Она помолчала, потом махнула рукой и без всякого перехода продолжила: — Яки тут навоз, тут не да яго. Нам бы малака надаиць, да глядзеть, каб каровы не здохли.

Женя, еще не утративший энтузиазма, спросил про надои.

— Якия надои! Каровы па калена у гауне! — расстроенно воскликнула Тихоновна и зашагала прочь.

Авдеич с трактористом наконец вытянули корову из грязи. Привыкшее к такому животное отряхнулось, взмахнуло хвостом и как ни в чем не бывало пошлепало к стаду.

Председатель курил в задумчивости. Женя, у которого еще не пропала решимость постигнуть технологии аграрного производства, предложил сходить на свинарник. Но тот оказался закрыт из-за вспышки африканской чумы.

— А свиньи что? — не унимался Женя.

Авдеич только махнул рукой и предложил вернуться домой, натопить баню, а вечером, как он выразился, «напиться к свиньям».

— Как захрюкаем, так и пойдем ‒ развил свою мысль председатель.

*) Прозвища НЮРА и КЛАВА так прочно прикипели к студентам, что называть их настоящие имена не поднимается рука. Помимо этого, сами студенты не против, чтобы их так называли при условии, что все буквы имен будут заглавными.

**) Возможно, читатель разочарован нарисованной мною картиной хозяйства Петра Авдеича Тарасенко. Нельзя сказать, что такое хозяйство типично для всей Белоруссии, но и редким его не назвать. Бывший председатель колхоза, став бессменным главой государства, превратил всю страну в один огромный колхоз. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.