Кредиторы гильотины

Алексис Бувье

Помощники палача привязали осужденного, и гнетущая тишина толпы, замершей на площади, прерывалась только голосом священника, читавшего молитвы. Между двумя бревнами эшафота сверкнула молния гильотины, и раздался страшный, оборвавшийся крик. Глухой стон вырвался из тысячи грудей. Общество отомщено. Его представители наказали виновного. Но был ли он действительно виновным?..

Глава 9. Панафье получает полезные сведения

Когда Панафье пришел в «Бешеную кошку», прелестное общество, знакомое нашему читателю, было уже все в сборе.

При виде Панафье Пьер Деталь встал и бросился навстречу ему, чтобы пожать руку.

Обычные посетители, сидевшие в глубине зала, потеснились, чтобы дать ему место между ними.

— Сегодня вечером мы говорили о тебе, — сказал ему Пьер Деталь.

— Что же вы говорили?

— Все сожалеют о вчерашнем происшествии. Это так глупо, что люди, подобные нам, могли ошибиться.

Панафье не имел никакого желания объяснять свое поведение, и так как ему казалось полезным быть принятым за негодяя, то он не возражал.

— Все кончено, — сказал он, — не будем больше об этом говорить.

— Значит, вы на нас не сердитесь, господин Панафье? — спросил Ладеш.

— Конечно, нет.

— Хорошо. В таком случае, вы согласитесь сегодня выпить с нами стакан водки?

— Благодарю вас.

— Я вам всегда говорил, — сказал Ладеш протяжным тоном парижанина, обращаясь к окружающим, — я всегда говорил, что господин Панафье настоящий мужчина. Это сразу видно. Эй, Гриб, подай две бутылки.

Пьер Деталь сел рядом с Панафье и спросил вполголоса:

— Ну что, согласен ли ты взять меня?

— Да, я тебя беру, но на определенных условиях.

— Условия — какие тебе угодно. Я на все согласен.

— Мы поговорим об этом в другом месте, — тем же тоном сказал Панафье, — а сейчас молчи!

— Я нем, как рыба.

Ладеш разлил две бутылки и, подав один стакан Панафье, чокнулся с ним, говоря:

— За ваше здоровье!

— За ваше!

Выпив стакан, Панафье сказал:

— Господа, кто помнит о деле Лебрена?

— О деле Лебрена?! — повторил Ладеш. — О том, которого укоротили в прошлом году? Да, я припоминаю… Почему ты об этом спросил?

— Я недавно разговаривал об этом и забыл, какого числа это было.

— О, я отлично это помню, — сказал Ладеш, — я знаю эту историю.

— Да? Ты ее знаешь? — равнодушным тоном спросил Панафье.

— Черт возьми, он не хотел болтать, но он был не один. Вы понимаете, не может же один нанести пятьдесят ударов ножом. Когда предстоит так много работы, берут помощника.

— Ну! Что касается меня, то я совсем не знаю дела.

— Да, в этом деле был еще аббат.

— Какой аббат? — спросил Панафье с безразличным видом.

— Ну, аббат, про которого говорили, что он убит. Пуляр. Убит… Черт возьми! Это был аббат, который не был аббатом.

— Вы его знаете?

— Да, его знали и в то же время не знали.

— То есть, как это? Он ходил сюда?

— О, нет! Он светский человек.

— Я вас совершенно не понимаю.

— Дело в том, господин Панафье, что этот человек для своих дел имел надобность в добрых молодцах, ну, и находил себе помощников.

— И он умер?

— Умер? Вовсе нет! — отвечал Ладеш, пожимая плечами. — Я убежден, что он принимал участие в этом деле, только он был с тем молодцем, который, надо отдать ему справедливость, не болтлив.

— Почему ты думаешь, что человек мог позволить приговорить себя к смерти, когда ему стоило сказать одно слово, чтобы выдать своего сообщника?

— Потому что он был хитрец и отец семейства.

— Что ты говоришь?

— Да, черт возьми, все очень просто. Выдай он Пуляра, это ему не помогло бы, их укоротили бы обоих, вот и все. Тогда как, не сознаваясь, он мог надеяться быть оправданным; и кроме того, так как он ничего не сказал, то для его семьи, во всяком случае, остается еще сомнение. Что касается меня, то я вполне с ним согласен. Никогда не следует ни в чем признаваться.

Панафье был озадачен этими соображениями.

— И этого Пуляра никогда никто не видел с тех пор? — спросил он.

— Напротив, — возразил Ладеш, подмигнув, — я видел его один раз, но только в светском платье.

— А-а!

Боясь прямыми вопросами возбудить подозрения, Панафье замолчал, отложив расспросы до другого раза. Он сделал знак Грибу снова подать бутылку, но Ладеш, хоть его и не спрашивали, не хотел упустить случая поговорить и продолжал:

— Да, кажется, это дело наделало им много хлопот, так как все удары ножа были только пустыми царапинами, но смертельный удар был нанесен специалистом, и в нем узнали руку человека, уже не раз совершавшего преступления. Но они не были в состоянии узнать его имя.

Панафье глядел на своего собеседника с большим удивлением. Все то, что рассказывал Ладеш, было очень странно.

— Дело закончено, и теперь можно говорить и думать все, что угодно, тем более, что в последний раз, когда я его видел, он был одет щеголем.

— Разве вы вместе с ним работали?

— О, нет, это не моя среда. Он работает в большом свете, я же занимаюсь купечеством. У каждого свои клиенты, не правда ли? — прибавил он со смехом, обращаясь к своим товарищам, очень довольный своей шуткой. — Однако вы, господин Панафье, были вчера тоже с двумя франтами.

— Да, но это для другого дела.

— Я так и думал.

— Да, это семейное дело.

— То, что мы называем интимным делом?

— Да, именно.

— Вот для этого им нужен был бы такой человек, как Пуляр.

Панафье с удовольствием ухватился за случай удовлетворить свое любопытство.

— Э-э, — сказал он, — как вы хитры: сразу угадали, для чего я расспрашиваю!

— Да, от меня ничего не скрыть, — с довольной улыбкой произнес Ладеш.

— Ну, друзья мои, — продолжал Панафье, — теперь я вынужден уйти, но было бы хорошо, если бы кто-нибудь узнал о Пуляре и познакомил меня с ним.

Все чокнулись. Панафье сказал Пьеру Деталю, что увидится с ним завтра, и хотел уйти, но тут к нему подошел Ладеш и проговорил вполголоса:

— Господин Панафье, если бы я имел какой-нибудь интерес в этом деле, то, может быть, я мог бы найти аббата.

— Если ты найдешь аббата в ближайшие дни, то я приму тебя в наше дело.

— Отлично, господин Панафье.

После этого Панафье сразу же вышел на улицу и, идя быстрыми шагами домой, думал: «Да, было бы очень странно, если бы это был не он. Он!»

Когда он пришел домой, Луиза уже спала и он постарался как можно меньше шуметь, чтобы не разбудить ее.

«Теперь, — думал он, — мне нужно многое понять. Нет сомнения, что я напал на след. Я должен узнать, откуда и каким образом Нисетта и Луиза знают Пуляра. Я должен узнать, какая связь между этим аббатом, или щеголем, так как он является в обоих этих образах, и этим ужасным негодяем Ладешем. Но, прежде всего, нужно изучить дело».

Панафье быстренько растопил печь и, усевшись за стол, стал внимательно читать бумаги, переданные ему братьями Лебрен.

Проведя более часа за чтением, он, наконец, поднял голову и, думая вслух, сказал:

— Если бы я не знал, что этот аббат Пуляр существует, то его убийство было бы для меня вполне доказанным, и, будь я присяжным, я приговорил бы Лебрена к смерти. Ведь из всего этого следует, что Лебрен был игрок, что он имел с мадам Мазель отношения, которые он как отец семейства, готовый отдать замуж свою дочь, держал в тайне. Будучи игроком, он мог расстроить свое состояние, и так как замужество дочери вынуждало его дать отчет, он хотел преступлением поправить свое состояние. В ночь преступления он был у жертвы и вышел из дома, не увиденный никем. Случилось так, что в эту ночь он не остался у мадам Мазель до утра. Что это за таинственный аббат, убитый в ту же ночь, труп которого не был найден?.. Нет, — сказал он вдруг, — нет, Лебрен не виновен.

— Боже мой, что с ним такое! — проговорила вдруг Луиза, просыпаясь.

— Ничего, моя милочка, — ответил Поль, целуя ее.

— Ты вечно приходишь поздно!

— Ах, дорогая Луиза, ты же знаешь, что меня задерживают дела.

Луиза успокоилась и сразу же заснула.

Панафье, утомленный этим днем, уложил бумаги и тоже лег спать.

На другой день около десяти часов он уже входил к братьям Лебрен.

— Ну что? — спросили они, увидев его.

— Я прочел все. Да, все.

— И что вы думаете?

— Я думаю, что вы правы — Корнель Лебрен невиновен.

— О, благодарим вас, господин Панафье! — вскрикнули братья, протягивая ему руки.

— И даже больше. Я думаю…

— Что вы думаете? — с беспокойством спросили они.

— Я думаю, что знаю настоящего виновника.

— Что вы говорите!

— Господа, успокойтесь. Я не сказал: «Я нашел его».

— Не все ли равно. Мы не хотим мстить, мы хотим только доказать невиновность отца.

— Кто он такой? — спросил Шарль.

— Аббат Пуляр, — отвечал Панафье.

— Но, — с отчаяньем сказал старший из братьев, — вы же знаете, что этот аббат умер или, по крайней мере, его нельзя найти.

— Я именно и хотел сказать, что аббат жив.

— Что вы говорите?

— Да, он жив.

— И вы в этом уверены?

— Да, его видели.

Братья переглянулись, побледнев от волнения, в то время как Панафье улыбался, счастливый достигнутым успехом.

— Вы видите, господа, — проговорил он, — я не терял времени даром.

— Садитесь, господин Панафье, прошу вас, и поговорим.

— Я к вашим услугам, спрашивайте меня.

— Для нас главное заключается в том, — сказал Винсент, — чтобы иметь помощника, разделяющего наши убеждения. Убеждены ли вы в невиновности нашего отца?

— Полностью убежден.

Братья с восторгом переглянулись.

Итак, на свете существует один человек, который вместо того, чтобы говорить «сыновья убийцы», говорит «сыновья несчастного казненного».

— Что же нам теперь делать? — спросил Винсент.

— Прежде всего, я должен осмотреть дом на улице Фридлан.

— Хорошо, мы сделаем это сегодня, если вы согласны.

— Нет, завтра будет лучше.

— Вы прочитали донесение?

— Да, я готов поклясться чем угодно, что преступник — аббат.

— И вы убеждены, что он жив?

— Вполне убежден.

— Ах, — вскрикнул Шарль, — нам повезло, что мы нашли вас. Вы восстановите честь нашего отца.

— У вас должны быть дополнительные сведения, которые могут помочь мне.

Братья переглянулись, и Винсент сказал:

— Да, мсье, будем с вами откровенны. Мы имеем доказательства, которые должны дать нам возможность узнать виновного, но еще не наступило время открыть их. Может быть, они ничего не дадут для поиска, но могут быть полезны, главным образом, как подтверждение вины.

— Это очень важно!

— Но кроме сведений, которых мы не можем вам передать, мы еще имеем другие, найденные нами самими.

— В чем они заключаются?

— В том, что убийца должен быть игроком.

— Это очень важный факт. Откуда вы его узнали?

— Сами догадались. Мы повсюду узнавали о номерах банковских билетов, записанных в записную книжку мадам Мазель, и таким образом смогли разыскать два билета. Проследив их путь, мы узнали, что оба они вышли из немецкого игорного дома.

— Это очень неопределенно.

— Почему?

— Присутствие человека в городе, где играют в карты, еще не значит, что он игрок.

— Извините, либо человек очень богат, и тогда он ведет очень большую игру на билеты в тысячу франков, либо такой суммой может рисковать игрок или…

— Или вор? Не правда ли?

— Да.

— Германские игорные дома закрыты на зиму. Поэтому он должен вернуться в Париж, а так как в Париже открытая игра запрещена, то он по необходимости будет посещать тайные игорные дома.

— Да, вы угадали.

— В таком случае, я понимаю вас, — заметил Панафье.

— И как вы думаете, что нам нужно делать?

Панафье, опершись локтями о колени и закрыв лицо руками, несколько минут размышлял, потом вдруг сказал:

— Знаете что, самые полезные сведения, приобретенные мной, я нашел не в тех бумагах, которые вы мне дали. Я вынужден быть почти так же осторожен, как вы, поэтому будьте снисходительны к тому, что я вам сейчас скажу.

Братья согласились, приготовившись внимательно слушать.

— Мадам Мазель умерла не от тех ударов ножом, которые она получила, — продолжал он.

— Что вы такое говорите?

— Я говорю истину. Она была убита известным ударом неизвестного убийцы. Многочисленные удары, которые она получила, были нанесены только с целью скрыть смертельный удар, который, как печать, указывает, что преступление было совершено тем или иным преступником.

— То, что вы нам говорите, очень любопытно и полезно.

— Да, я это знаю. Если я найду подтверждение моим догадкам, то, клянусь вам моей жизнью, мы найдем настоящего виновника.

— Но что это за таинственный удар?

— Сейчас я не могу вам этого сказать, но скажу завтра. Однако мы должны поторопиться.

— Да, вы нравы. Если вы согласны сегодня осмотреть дом…

— Хорошо!

— В таком случае, мы к вашим услугам, — отозвался Винсент.

— Хорошо. Тогда сегодняшней ночью, в то же время, когда было совершено преступление, мы отправимся вместе на улицу Фридлан. Я восстановлю картину преступления. Видел ли кто-нибудь из вас, господа, — проговорил он, — ту комнату, в которой было совершено преступление, сразу же после того, как оно было обнаружено?

— Да, мсье, — сказал Винсент, — я был утром и увидел комнату в большом беспорядке из-за происшедшего в ней.

— Вы видели тело?

— Да.

— В таком случае, нам никто не нужен. Вы восстановите мне факты.

— Да, я могу это сделать.

— А теперь, господа, позвольте мне уйти. Я приду за вами в полночь.

— Но, — спросил Шарль, — почему вы не хотите провести с нами этот день?

— За день я должен узнать еще много вещей, которые будут мне полезны сегодня вечером.

— В таком случае, идите. До свиданья.

— До свиданья, господа, до вечера, — сказал Панафье, уходя.

— Что ты думаешь обо всем этом? — спросил старший брат, когда они остались вдвоем.

— Я думаю, что завтра утром мы получим окончательные сведения.

— Не кажется тебе странным этот человек?

— Нисколько. Разве мы сами не ведем себя с ним таинственно?

Винсент тихо покачал головой.

— Во всяком случае, сегодня вечером мы это увидим, — сказал он.

Панафье вернулся к себе домой. Луизы дома не было. Он вынул из чемодана, спрятанного под кроватью, маленький сверток и осторожно положил его в карман.

— Увидим… О, это было бы очень странно!

Затем из свертка бумаг он вынул листок, исписанный мелким почерком.

— Надо хорошенько припомнить все это, — сказал он, прочитав листок с начала до конца.