Мертвецы не страдают

Алексей Сабуров

Конец XX века, провинциальный уральский промышленный город Березники. В это время в городе орудует безжалостный маньяк, который похищает, пытает и убивает людей. В один момент обычная жизнь несостоявшегося музыканта Андрея превращается в кошмар – он связан в логове убийцы, и пытка сейчас начнется. Кто похититель, и что им движет? Сможет ли Андрей победить в заведомо проигранной схватке?Читайте в жестком психологическом триллере«Мертвецы не страдают». Книга содержит нецензурную брань.

Часть вторая

Зверь

Глава 5

I

Зверя знал весь город. Вернее, все в городе слышали о нем, но никто не догадывался, кто скрывается под этим зловещим именем. Потому что все, кто мог бы пролить свет на этот покрытый пугающим мраком вопрос, навсегда разучились говорить после встречи с ним. Они разучились делать и другие вещи: есть, пить, смотреть телевизор, чистить зубы, трахаться, общаться с друзьями, ходить на работу и в кино. Они навсегда заняли лежачее положение в подземной кровати, именуемой гробом. Они все были мертвы. Убиты. Жестоко убиты. Неимоверно жестоко.

II

Стилем жизни, который выбрали для себя Березники, была провинциальная дремота. Отработав тоскливый день на монстре-заводе, люди стремились закрыться в своих квартирах и лениво коротать вечер под мельтешение рекламы. Березники, как и любой другой средний город, имели свою киношку, театр, джаз-оркестр, пару ресторанов и дискотек. Но жители слабо реагировали на тусклые плакаты, призывающие их оторвать задницу от дивана и отметиться за границей своих жилищ. Они давным-давно разучились куда-либо выходить вечером и не обращали внимания на глупые самодеятельные попытки выманить их из дома.

Газеты были такие же скучные, как и сама жизнь. Если в городе ничего не происходит, откуда же взяться интересным статьям? Поэтому хит-парад читаемости всегда и с огромным отрывом возглавляла «Программа телевидения».

Это не устраивало Диму Стукова. Он всегда жаждал признания, славы, нашумевших репортажей. Когда старикашка из свердловского универа сказал ему: «Вы, молодой человек, не отчаивайтесь. Попробуйте поступить на следующий год», — он не отчаялся, он просто вскипел от злости. Его не приняли на единственный на Урале факультет журналистики — и теперь говорили: «Не отчаивайся. Попробуй на следующий год». Где? В армии? Выпускать стенгазету «Листок молодого бойца»? Чтобы не забриваться под ноль, Стуков перевел документы в Пермский университет на филологический. Если уж маяться дерьмом, то хоть поближе к дому.

Но, как оказалось, в Березниках можно работать в газете и с образованием филолога. Он устроился в новую газету «Березники вечерние», которая пыталась составить конкуренцию старожилу местной журналистики — «Березниковскому рабочему». И Дима с упорством взялся за дело, стараясь найти то, что могло бы заинтересовать инертных земляков. Он, конечно, пекся не об их интересах. Вырваться из этой тоски, работать в нормальной газете, заниматься настоящей журналистикой — вот о чем он мечтал. Дима думал, что, если станет звездой здесь, пермские и екатеринбургские газеты вполне могут захотеть увидеть его в штате своих сотрудников. Вот тогда он сможет доказать старичку, указавшему на дверь, как тот глубоко ошибся, когда закрыл ему простой путь к мечте и заставил добираться окольным.

На взгляд Стукова, единственное, что хоть чуть-чуть будоражило жителей спальных районов, кроме времени начала очередного сериала, был криминал. Обыватели любят читать о том, кого и как убили или ограбили, и думать: «Ну, слава богу, не меня». И он так рвался в отдел уголовной хроники, что главный редактор не устоял, а Дима самодовольно подумал, что у него все-таки есть основные журналистские черты: настырность и пробиваемость.

Стуков первый заподозрил что-то неладное. У милиции всегда были свои штучки-дрючки. То они скрывают информацию, то предоставляют полнейшую чушь. Пресса для них только орудие добиваться своего. И Дима не возражал против этого. В конечном счете милиция для него тоже орудие, способное зашвырнуть его на орбиту журналистских звезд.

Обычно если менты вели игру, то это было ясно как божий день. Они, как малые дети, пытались скрыть то, что было известно всем, и даже не замечали этого. Но про всех Дима, конечно, загнул. Он имел в виду всех заинтересованных лиц. Если ему за пару лет удалось обзавестись каналами, поднимающими практически любые шторы, то почему бы этого не сделать всем тем, у кого была необходимость?

Так вот, об этом деле никто не распространялся. Милиция находила тела убитых людей и не давала в газету объявления об опознании. К тому времени, как делом заинтересовался Дима, было убито уже пять человек. Четверых, правда, удалось опознать, но одного так и закопали неизвестным.

Стуков побывал на одних похоронах, но так ничего и не увидел. Труп хоронили в закрытом гробу, как ребят, привезенных из Чечни. Родственники были обескуражены — им не показывали убитых, а личность устанавливали по зубам или фотографиям.

— Никаких комментариев, — говорили руководители правоохранительных органов в ответ на вопросы. — Совершено убийство. Расследование ведется.

Все остальное покрывала тайна следствия.

Размышления, к чему такая секретность, наводили Стукова на страшные мысли. А в голове всплыл старикашка из Уральского госуниверситета. Это был реальный шанс. Дима боялся спугнуть, но это был тот шанс, которого он ждал. Что за убийства? Связаны ли они? Пока у Димы был только факт непонятной секретности во всех случаях. Если это что-то стоящее, то можно попасть и в общероссийские газеты. Запульнуться на орбиту.

По городу уже шли разговоры. Пока это были неправдоподобные басни. Но если кто-то окажется проворнее… Стуков этого себе бы не простил.

У журналистов, как у оперативников, есть одна непреложная истина, являющаяся первоосновой их работы. Всегда кто-нибудь что-нибудь видел. Просто нужно найти этого человека, помочь вспомнить и сформулировать факты.

И Стуков принялся искать. В голове кружилось, что не он один может заниматься поиском решения. И это подстегивало Дмитрия. Но все было вхолостую. Тот, кто имел дело с пятью загадочными трупами, сам молчал, как покойник. Журналиста уже подмывало написать статью о том, как милиция странным образом скрывает информацию о ряде убийств. И не замешана ли здесь она сама или какие важные шишки? Но понял, что фактов маловато даже для провинциальной газетенки. Одна тайна следствия, как всегда, может все объяснить.

Беседуя с родственниками убитых, Стуков обнаружил еще одно сходство: все жертвы пропали, перед тем как их нашли мертвыми. Диапазон обнаружения трупа варьировался от нескольких суток до недели со дня пропажи. По опросам знакомых и родственников жертв, убитые не знали друг друга и не имели ничего общего. Студент, бизнесмен, инженер на заводе и воспитательница детского сада. Разных возрастов, без криминальных привычек, кроме разве что у местного нувориша. За что их могли убить? Как они все связаны? Информации не было. Как и ответов на вопросы.

Шли недели, а колокольчик в голове Димы тревожно звонил. Еще чуть-чуть — и кто-то защитится на этой теме.

Помог случай. Вернее, использование возможности случая.

Стуков заметил, что люди пропадали через неравное, но приблизительно одинаковое время — полтора-два месяца. Чтобы вогнать в землю пятерых, убийце (или убийцам) потребовалось почти шесть месяцев. Студент исчез 17 июля прошлого года, а воспитательница — перед Рождеством. Смекнув, Стуков решил, что к концу февраля уголовная хроника должна разжиться еще одним трупом, и надумал написать цикл статей о службе патрульных.

Ему могло бы не повезти. Не мог же он находиться с патрулем целыми сутками. Но, возможно, Дима обладал еще одним основным качеством журналиста — удачей.

Вечер был жутко темный и противный. Заканчивался последний день зимы, а казалось, что она еще в самом разгаре. Ветер взбесившимся волком бился о кузов патрульной машины и дико выл. Они медленно ехали вдоль главной улицы города, в районе ЦУМа. Рация была включена и выдавала немногословную перекличку защитников спокойствия и порядка.

Стуков успел поговорить с милиционерами и теперь молчал, просто пытаясь ощутить милицейские будни. Похоже, что он ничего не добьется своей уловкой. Сегодня — последний день, когда он выходит на патрулирование, а ожидаемого трупа все нет. Надо хотя бы очерки приличные написать, чтобы неделя не пропала псу под хвост.

Они остановились на перекрестке, пережидая красный сигнал светофора, и в этот момент рация взорвалась:

— Третий, как слышите?

«Третьим» был экипаж со Стуковым на борту.

Сержант снял рацию и ответил:

— Я здесь.

— Где вы находитесь? — спросил диспетчер.

— Перекресток Пятилетки и Карла Маркса.

— У нас труп. Позвонила женщина из Политехнического института. Там во дворах. Улица Тельмана, 28.

— Рванули, ребятки, — бросил сержант, и машина заметно ускорилась.

Дима встрепенулся. Его план мог осуществиться. Если вначале он ставил двадцать к восьмидесяти, что ему удастся увидеть засекреченного покойника, а по мере катания с патрулем шансы понизились до одного к девяноста девяти, то теперь он мог выиграть суперприз и возможность оценивалась приблизительно пятьдесят на пятьдесят. А это уже что-то.

Район, куда они приехали, был наполовину частным сектором. Там господствовали двухэтажные домики с огороженными участками под посадки. На женщине, которая их встретила, не было лица. Она мелко дрожала, словно от сильного холода, хотя была одета в длинную, почти до пят, шубу.

— Где? — только и бросил сержант, ожидая такого же стремительного ответа. За два года работы с милицией Дима понял, что скорость — важнейшая составляющая раскрытия преступления.

— Т-там. — Женщина показала в сторону покосившегося забора и вдруг громко зарыдала.

Сержант больше ничего не спрашивал. Он быстрым шагом метнулся в сторону, куда показала женщина. Стуков устремился за ним.

У забора лежал обыкновенный мешок, в таких родители Димы перевозили картошку. С первого взгляда могло показаться, что и этот наполнен картофелем или свеклой. Ну ничем не примечательный мешок. Если бы не одно обстоятельство. Он был развязан. Само собой, из развязанного мешка что-нибудь да высыпается. Только то, что выкатилось из этого, мало напоминало свеклу. То, что выкатилось, очень напоминало голову. Человеческую голову.

Дима смотрел на нее не больше секунды, но успел рассмотреть. Хорошо рассмотреть. Он уже не забудет этой головы до самой смерти. И когда потом он просыпался ночью, после того как эта голова начинала разговаривать с ним во сне, он думал, что, наверное, раскрыть тайну пяти секретных трупов было не очень хорошей идеей. «Совсем поганая идея», — подтверждала голова распухшим ртом.

Голова лежала на снегу, устремив вверх открытые глаза, словно только улеглась понаблюдать за звездным небом. Но даже если не замечать, что голова лежала одна, без тела, обрываясь раскуроченной шеей, из которой, как провода в кабеле, торчали жилы и кровеносные сосуды, то очень странным могло показаться отсутствие ушей, волос, которые исчезли вместе с кожей, и дырявые щеки, через которые были видны стиснутые зубы. Нос был приплющен, будто по нему проехались катком, а от губ остались одни лохмотья. Это было ужасно, хотя, может быть, Дима и перенес бы все это. Но взгляд его приковали глаза.

Веки были пришпилены булавками к бровям так, что не могли закрыться. А глаза выражали необъятный ужас. Стуков подумал, что, если бы у головы были волосы, они бы стояли дыбом. В этих глазах были мольба, отчаяние, ожесточение, смирение и боль. Много боли. Целое море. Тихий океан боли и страха. Эти глаза были настолько выразительны, что перед Димой ярко вспыхнула картина последних минут жизни человека, которому принадлежала эта голова, и ему стало тошно.

Сержант взялся за мешок, и оттуда вывалилось ожерелье. Видно, оно уже готово было выпасть и просто немного зацепилось. Правда, такое ожерелье не подаришь своей девушке, если не хочешь, чтобы она упала в обморок, а после этого держалась от тебя подальше. Девушки не любят, когда им дарят отрубленные пальцы, аккуратно сшитые в бусы, готовые украсить декольтированную женскую грудь. Диме это тоже не понравилось. И, уже не в силах сдерживаться, он вернул свой ужин на снег прямо рядом с головой. Вот жареная картошка, вот куски сосиски, зеленый горошек. Аппетитное зрелище вкупе с изуродованной человеческой головой и прошитыми грубой ниткой человеческими пальцами.

III

— Это будет бомба. — Первое весеннее утро началось для Стукова с экспрессивного разговора с главным редактором. — Она взорвет весь город. Мне нужна первая полоса.

Главный редактор привык посвящать первые полосы проблемам городской жизни: от ремонта системы водоснабжения до коррупции в местной власти. По его мнению, убийство не тянуло на общегородской уровень.

— Даже убийство шести человек? — Дима не знал, возмущаться ему или смеяться над костными мозгами шефа.

— У тебя нет доказательств. — Конечно, главный мог защитится только подобным образом. Сразу ведь ясно, что у него, у Стукова, новость месяца, если не года вообще. Хватит пережевывать жвачку коммунальных проблем и невыплат пенсий.

— Вот и отлично. Мы расскажем о жестоком убийстве и намекнем о пяти остальных. Тогда милиции придется открыть карты. Лично вас не волнует собственная жизнь? Это посерьезней засоренных туалетов. Все равно же это будет главной новостью номера, если даже выйдет на второй странице.

Редактор сдался лишь после того, как Дима намекнул, что сходит к владельцу газеты и обсудит с ним падение тиража, незаметное, но регулярное, в течение последних двух лет. Дима не знал, но недавно босс уже беседовал с главным по этому же вопросу, и редактору не хотелось повторения разговора. В следующий раз тот мог быть в менее хорошем настроении. В конце концов, удачу всегда можно присвоить, а промах свалить на настырного желторотого птенца. Да что он смыслит в журналистике?

— Хорошо, первая полоса твоя. После обеда — материал.

— А в субботу — тема номера.

— Это уж мы посмотрим.

Через час телефон на столе Стукова зазвонил. Он как раз работал над убийственной статьей, которая должна была разнести вдребезги провинциальную скуку.

— Говорит капитан милиции Власов.

— А, Виктор Анатольевич, доброе утро!

Дима узнал работника органов, отвечающего за связи с общественностью. Через него шел основной поток легальной информации. В принципе, Власов был единственным, через кого разрешалось добывать криминальные новости. Так что вся остальная информация была полулегальная. Совсем нелегальной же Стуков побаивался пользоваться, хотя имел возможность получить доступ и к ней.

— Дима, знаешь что… — Власов начал не совсем решительно и как-то несвойственно для него деликатно. — Ты мог бы не распространяться о том, что увидел на улице Тельмана? О мешке с трупом.

— Почему? — спросил Стуков, ни на минуту не желая отказываться от намеченного.

— Это может помешать следствию. — Однообразный ответ, хоть бы что-нибудь новенькое придумали.

— А если я отвечу «нет»?

— Для начала ты потеряешь возможность работать с нами. Вообще ваша газета. Представляешь, насколько упадет ваш тираж? А во-вторых, уголовное дело против тебя за разглашение тайны следствия.

— Ну, второе — ерунда, я не давал никаких подписок. А первое, конечно, серьезно. Но я думаю, мы проживем. Давно пора придумать что-нибудь поинтересней уголовной хроники для привлечения читателей. Нет, капитан, не проходит ваша просьба. Скажите лучше, зачем вам эта секретность?

Тут до Димы дошло, что этот труп точно шестой. Вся та же непонятная скрытность.

— Давайте лучше играть в открытую. Я постараюсь сгладить скандал от укрытия подробностей первых пяти убийств, а вы меня просветите. Это что, мафия? Или маньяк-одиночка? Открывайтесь — и мы прогремим на весь Союз.

— Союза, Стуков, давно нет. Да и греметь нам нет охоты. Ты не подскажешь телефон главного редактора?

— Поищите сами. — Дмитрий кинул трубку и понесся к главному, чтобы убедить того не отступать.

Шеф запутался, как маленький ребенок, которому дают новую игрушку, но только в обмен на старую.

— Да пускай засунут себе эту хронику, я вам получше устрою этих сухих сообщений. Связи, слава богу, за два года наладил. Как вы смотрите на еженедельную страничку «Криминал»? Факты, домыслы, комментарии, выводы о самых нашумевших преступлениях недели. Да и не смогут они без нашей газеты жить. Куда им направиться? В «Березниковский рабочий»? Аудитория не та. Милиции надо светиться. Потом пара статей о том, что я знаю, — и они сами прибегут к нам умолять не писать того или другого и свою помощь предлагать.

Идеи сыпались из Дмитрия, переливаясь из одной в другую почти незаметно. Но главный редактор ухватил суть: пресса сильнее милиции. Она зависит от читателя, а не от капитана Власова. И на поводу следует идти у подписчиков, которые голосуют рублем. С милицией стоит только считаться. Не более.

И статья вышла.

IV

Город разорвало, как атомной бомбой. Словно медведь забрался в улей. Как будто метеорит ухнул в стоячее болото.

Убийство. Зверское убийство. Отрубленная голова. Пальцы, собранные в гирлянду. И намек еще на пять. Серийный убийца. Маньяк. До сих пор подобная жуть оставалась только на видеокассетах с американскими фильмами. Впрочем, ничего не было ясно. Намек — это только намек, но город стал полниться слухами. Пошли разговоры о каннибалах, о человеческом мясе, продаваемом на рынке, об организованной преступности.

Дима попытался в статье не очень нападать на доблестную милицию, мотивируя приевшейся тайной следствия, и подбросил мысль о пресс-конференции по этому вопросу. У органов было полгода свободы и секретов — теперь мы хотим знать правду.

Милиции не удалось увильнуть. Мэр города основательно струхнул как за своих близких, так и за свое место. Конференцию организовали на следующей же неделе. Воистину, чудеса творит демократия, подумал Дима, особенно когда никто не хочет умирать. Ведущую газету города на встречу нельзя было не пустить.

— Как ты думаешь, кто будет представлять наше издание? — самодовольно спросил Дима у подружки.

Пресс-конференция уложилась в час. Милиции в целом нечего было рассказать. Одни предположения. Но они подтвердили догадки Стукова. Все шесть убийств связаны одним почерком. Разрубленные тела в мешке. Следы жестоких пыток. Найденные отпечатки пальцев принадлежат одному человеку. Нет, в картотеке таких отпечатков нет. Серийный убийца? Да, скорее всего. Впрочем, тела ограблены, хотя только у одного из убитых, по опросам, были при себе ценные вещи.

Маньяк-убийца! Вот это да! Тираж газеты, где был напечатан отчет о пресс-конференции, не взлетел, но заметно увеличился. Сорок процентов в городе, где люди привыкли, что из газет никаких новостей не узнать, — это победа. Субботняя тема недели была отдана Диме. В городе он взмыл вверх. Теперь нужна суперстатья. С ней можно штурмовать если не Москву (там маньяки приелись, как курс доллара), то Пермь и Екатеринбург точно.

Оставалось только придумать прозвище маньяку. Над этим Стуков ломал голову весь вечер. Он рождал идеи и тут же отметал их. С этим убийцей он начнет свою карьеру и должен обозвать его просто, жестоко… От этого прозвища по спине должны бежать мурашки. А в голову приходила полнейшая чушь. Березниковский упырь или Расчленитель. «Еще назови то, что ты видел на улице Тельмана, „Березниковская резня бензопилой“», — подтрунивал он сам над собой.

Он вспоминал пальцы, бесшумно выпавшие на снег из зловещего мешка. Дыры в щеках такие, что голове можно было есть, не открывая рта. Глаза, неспособные закрыться из-за удерживающих английских булавок. Воспоминание поднимало волну тошноты, так что Дмитрий перебрался в туалет — так, на всякий случай. Нет, человек не мог сделать такого. Эту голову обглодал голодный зверь. «Зверское убийство» — всплыл в голове его собственный заголовок первой статьи о мешке с трупом. И словно кто-то ударил Диму по голове. Бум! Тяжелым молотком. Конечно! ЗВЕРЬ. Вот кто этот загадочный убийца. Он не заслуживает называться человеком. Не быть ему Джеком-потрошителем, чтобы потом о нем складывали легенды и воспевали в панковских песнях. Ничего личного. Никаких Фредди Крюгеров. ЗВЕРЬ. Беспощадный, хитрый, безумный. Все эти эпитеты подходят дикому животному. Они подходят и этому нечеловеку.

В Диме на секунду проснулась совесть. Он сам поднимал из пустоты этого кровавого монстра. Может, тот и добивается известности через все эти трупы? Но ощущение неправильности действий тут же прошло. Такова его работа. Журналистская работа. Не плакать же. Что ж, теперь мы с животным составляем тандем и поведем друг друга к славе. Главное — уцепиться за этого ублюдка и выжать свою

Конец ознакомительного фрагмента.