Контрабандист

Алексей Рудаков, 2019

Вольный пилот, кмндр. Поп – возвращается! Не долго удалось Сэму Люциусу, он же Семён Светозаров, просидеть на честно завоёванном троне. Его давний враг – Древний, сумевший справиться со своей копией, вернулся в человеческую реальность полностью поглощённый жаждой мести. И вот Сэм оказывается в новой реальности – в такой, где совсем недавно закончилась война людей и разумных амфибий, или, говоря по-простому – жаб. Ещё одна разумная раса – инсекты, выбравшие нейтральный путь. Начинать всё приходится с нуля – копейки на кармане, самый дешёвый звездолёт и… И новая вселенная, где предстоит выживать, заводить друзей и готовиться к главной битве своей жизни – бою с Древним.

Глава 1

Мутное, молочно-серое, туманное небо над моей головой вздрогнуло и поползло в сторону, открывая белоснежный потолок. Несколько секунд я пялился на него, пытаясь понять, что происходит, но ложе, мягко обнимавшее мою спину, совсем не разделяло такого созерцательного настроя. Мелко задрожав, оно, та его часть, что была под моими плечами, поползло вверх заставляя сесть, схватившись руками за невысокие стенки вытянутого узкого цилиндра.

— Как самочувствие? — Рутинно, словно из вежливости поинтересовался кто-то и, повернув голову, я обнаружил мужчину, наверное, средних лет — более точно определить его возраст было сложно из-за типичного облачения медика — брючки, халат, шапочка и маска на лице. Всё цвета бледной морской волны, приятной глазу после больничной белизны стен, пола и потолка.

— Эй? Ты меня слышишь? — Повторил он, подходя ко мне и профессионально щёлкая пальцами перед носом.

— Слышу, — дёрнул я головой и врач, кивнув самому себе, извлёк из кармана небольшой планшет, немедленно принявшись водить по нему пальцем: — Рефлексы есть, слух есть, — негромко бормотал он, делая пометки: — Анализ ситуации, — задержав в воздухе нацелившийся на экран палец, врач перенацелил его на меня: — Ты кто?

— Человек, — отвечаю на автомате, разглядывая свои голые ноги: — А где я?

— Вопросы после, — его палец продолжил своё порхание по экрану и вернулся ко мне только спустя несколько десятков секунд: — Чего сидим? Подъём. Освобождаем место.

— Погодите, — помогая себе руками спускаюсь на тёплый пол выложенный белым кафелем: — Где я? Ничего не помню, — будучи не в силах вспомнить предшествующие события, чешу затылок, но это, увы, не приводит к положительному результату.

— Кто вы — помните? — Сунув планшет в карман, он, обойдя меня, подошёл к раскрытому цилиндру и вытащил откуда-то снизу стопку одежды: — Одевайтесь.

— Нет, — одеваясь, я потряс головой: — Ничего не помню, как в тумане всё.

— Пройдёт, — отмахнулся врач: — Амнезия. Обычное дело после респа. Иди сюда, — поманив меня за собой, он двинулся к двери, где и замер, нажав на неприметную, белую кнопку подле проёма. Панель сдвигается в сторону, открывая небольшой экран и врач показывает на него: — Прикладывай.

— Чего прикладывать-то? — Справившись с бельём я залез в комбинезон, и запечатав липучками грудной клапан, сунул ноги в лёгкие туфли.

— Ну не… же! — Выругался он, но видя моё непонимание, смягчился: — Руку. Ладонь. Любую.

Экран налился светло оранжевым светом, стоило моей ладони коснуться его и по его поверхности побежали, выстраиваясь столбиком, буквы.

— Как читать не забыл? — врач подтолкнул меня к экрану: — Это твои данные. Изучай — они должны дать толчок памяти.

Должны, так должны… Убираю ладонь с наклоняюсь над экраном — очертания букв странные, но вполне читаемые. Глянем…

Там, где только что были мои пальцы, проявляется, заключённое в овал лицо и меня немедленно передёргивает, нет не от изображения, с ним после, откуда-то приходит воспоминание о могильных плитах, с которых смотрят тысячи точно так же окантованных лиц. И, что самое плохое, многие из них мне знакомы. Погибшие друзья? Побеждённые враги?

Бррр….

Прочь ненужные мысли. Сейчас картинка важнее.

Мужчина, лет так слегка за тридцать. Тёмно русые волосы коротко пострижены. Небольшой шрам на левой щеке — непроизвольно моя рука тянется к лицу, где, обнаружив его опускается вниз. Что-то смутно припоминается — блеск ножа, сумерки, тень какого-то ангара. Но, не более того. Глаза зелёные. Хм? Зелёные? Никаких ассоциаций. Ладно. Допустим — это я. Ну хоть как выгляжу знаю. Так… Почитаем.

Семён Светозаров — это что? Моё имя что ли? В памяти всплывает какой-то Сэм Люциус — вроде меня и так звали. Когда-то.

Ещё ниже — короткая строка: — Пилот. Позывной Поп. Да, припоминаю, но как в тумане. Рука, та самая, что щупала шрам тянется к сердцу — там должна быть… Вернее когда-то и где-то была небольшая пластинка с короткой аббревиатурой — «Кмндр Поп». Коммандер Поп. Пальцы натыкаются на слегка похрустывающею от свежести ткань и рука опускается.

Ещё ниже — прочерк.

— Ааа…. Фришка, — у меня над ухом вздыхает врач: — Тогда ясно. На жаб нарвался, вот они тебе соломинку в известное место и вставили.

— Фришка? Жабы? — поворачиваюсь я к нему, и он, возвращает полный сожаления взгляд: — Не вспомнил значит. Фришка — свободный пилот, без корпы, союза, или иной структуры. Сам по себе, понимаешь?

— Понимаю, а жабы?

— Ну, родной, — чуть отстранясь он разводит руками: — Я врач, а не лектор из общества Знание. Что мог — сделал. Дочитывай, — кивает он на экран: — И вали, у меня и без тебя дел много.

— Принято, — не желая напрягать этого, без сомнения, занятого человека, я возвращаюсь к экрану.

Читаю ниже прочерка.

Средства — пятнадцать тысяч стд. общ. кр. — ну, тут ясно, пятнадцать тысяч кредитов. Стандартных и общих. Последнее немного смущает — раз есть общие-стандартные, значит и какие-то нестандартные имеются? Ок, после разберёмся. Не нуль и то гуд.

Дальше.

Аврора стд. кмпл. — Хм… Ещё что-то в стандартной кмпл. Комплектации? Ну, допустим.

Ниже.

Страх. прем. — прочерк. Тоже ясно — застрахован я не был.

Смотрю дальше.

Статус нейтрал. — Ну да, ну да… Тут я ещё, судя по всему, врагов себе нажить не успел. Хмыкаю — вот уже чего-чего, а за этим дела не станет. С друзьями проблема, а вот с врагами…

Замираю. С друзьями? У меня были друзья? Нет, память приносит только обрывки смазанных лиц, силуэтов и всё те же могильные холмики с памятниками.

— Дочитал? — Голос врача прерывает мои копания в памяти.

— Угу.

— Тогда свободен, — он кивает за спину, где мой цилиндр, уже закрытый, наливается неприятным розовато-красным свечением: — Сам видишь, ещё кого-то ресать надо.

— Понял. Спасибо, — киваю ему и поворачиваюсь к двери, створка которой начинает ползти в стену.

— Погоди, — уже держа в руках свой планшет, врач указывает им на мою левую руку: — Просто любопытство — у тебя что, мутация?

Оттягиваю рукав — там, чуть выше запястья зеленеет нефритом широкий, в три пальца браслет. Он словно вырастает из кожи, окольцовывая собой всю руку.

— Эээ… Ну да, — киваю я, не зная, что и ответить — идей, что это такое, у меня нет.

— Бывает, — косится врач на цилиндр: — Я тут такого насмотрелся — скажешь кому — не поверят. Вон, пару дней назад, ресал одного, так у него обе руки — от локтя и до запястья, в костяных наростах. Военная мутация, — он ставит руки перед собой, словно готовясь отразить удар: — Для рукопашников. Чтобы блоки ставить.

Ничего не говоря молча киваю.

— Удачи, фришка, — врач отворачивается, подводя черту под разговором, и я покидаю кабинет.

За дверью обнаруживается просторный холл, по центру которого, в небольшом углублении — всего три ступеньки, расположено несколько скамеек, сиденья и спинки которых затянуты крупноячеистой, весело блестящей металлом, сеткой. Меж ними стоят кадки с пышной растительностью, на стенах перемигиваются ничего не говорящие мне надписи, но…

Но моё внимание привлекает другое.

За ними, всего в паре-тройке метров от их дырявых спинок, всю стену занимает огромное, мне приходится задирать голову чтобы увидеть верхний край, окно.

За ним, дыхание перехватывает, чернеет она.

Великая Пустота.

Пространство.

Космос — называйте как угодно этот безбрежный океан, расцвеченный искорками звёзд.

Во рту пересыхает, но я не могу оторваться от манящей своей бескрайностью пустоты.

— Что пилот? — Мне на плечо ложится рука и, преодолев зов Пустоты, поворачиваю голову. Рядом со мной стоит мужчина моего, или самую малость старше, возраста.

— Тянет? — Кивает он на окно, вытаскивая из нагрудного кармана пачку сигарет: — Будешь, пилот? Да бери, не робей, бесплатно. Как своему брату по пустоте не помочь?

Я киваю, разглядывая вышитую на кармане эмблему — сетка паутины, в центре которой висит крепыш-младенец и он, перехватывая мой взгляд, спрашивает, не тая сочувствия в голосе: — Амнезия? С респа только?

— С него, — вздыхаю, прикуривая от его огонька.

— Жабы, — пускает он дым в сторону: — Эти склизкие — такие. Мне говорили, — его голос понижается до шепота: — Что у них новое оружие появилось. Сбивает респ. Не сильно — перебить сигнал невозможно, но накидывает помех. У кого мутации вылезают, не те, что покупали, а у кого, — следует кивок в мою сторону: — Память отшибает. Но официально, — его голос возвращается к норме: — Это всё враки. Инф война холодного чужого разума.

Не отвечая я затягиваюсь, продолжая коситься на его эмблему.

— Не узнаёшь? — его палец щёлкает по младенцу.

— Нет.

Его окурок летит в сторону, прямо на пол, но стоит тому завершить свой полёт, как выскочившее из-под ступенек нечто блестящее и многоногое, проносится над ним, и, секундой спустя, вместе с добычей исчезает из виду.

Качаю головой — нет, эта эмблема не вызываем у меня никаких ассоциаций.

— Торг корпа. С членами торгуем — медициной разной. Известны во всех кантонах, — он горделиво распрямляет плечи: — Я грузы тягаю. От чужаков к нам.

— С кем? С членами?

— С инсектами, ну с членистоногими, — поясняет пилот, качая головой: — Знатно тебя приложило — такую эмблему не узнать.

В другом его кармане что-то коротко пищит — раз, другой, третий и он, спохватившись, хлопает меня по плечу: — Бывай, фришка! Не вешай нос — руки, ноги, голова целы, а значит — будем жить! Удачи в пространстве!

— И тебе, — произношу я ему в спину.

М-да… Руки-ноги целы, тут он прав, но вот в остальном… Жабы? Инсекты? И первые — враги, а вторые, если ему верить — друзья? Кантоны ещё какие-то… Куда я вообще попал?!

Браслет на руке вздрагивает, словно желая привлечь моё внимание, и я задираю рукав.

Там, с зелёной поверхности, на меня смотри смайлик. Самый простой — двоеточие и скобка ниже.

Бред?

Он самый.

Меж тем, пока я пытаюсь понять, что происходит, смайлик как бы выдавливается наружу, формируя подобие лица — сознание начинает заволакивать зелёная дымка и едва успев сделать несколько шагов, падаю на сетку скамьи.

— Ну что, вольный пилот? — С нескрываемым ехидством ко мне обращается висящий в пустоте, пульсирующий нефритовый ком.

Станции нет — я стою, а ведь я точно садился, так нет — стою в круглом, чуть сплюснутом сверху и снизу помещении бледно зелёного цвета.

— Вспомнил меня? — Продолжает ком: — Нет? Хммм… Похоже я перестарался с твоим переходом. Резко дёрнул… Сейчас исправлю. Вспоминай! — из его бесформенного тела выдвигаются тонкие ветки и наотмашь, глубоко рассекая кожу, бьют по моему лицу.

Боли я не чувствую — вместо неё, и это много хуже простой боли, сквозь сознание проносится калейдоскоп воспоминаний.

Вот площадка моего первого космодрома — того самого, имени А. Нортон, метания меж систем на торговцах, чьи трюмы забиты различными грузами, карьера в Имперской Инквизиции, каторга на Рае, где я познакомился с разумной паучихой-Матерью, война с инопланетной расой, провал в прошлое и гибель корабля, чей корпус отливал золотом со всем экипажем на борту. Огонь очистительного аутодафе и…

Новые лица, новые похождения, бои, потери и победы.

Трон, куда я попал, убив последнего, Двадцать Седьмого Императора.

Радостные лица новых друзей и… Темнота.

— Вспомнил? — Ветви втягиваются назад: — Мой старый друг. Ну?

— Древний? Ты не…

— Не сдох? И не надейся, — принимается самодовольно пульсировать ком: — Та встряска пошла мне на пользу — видишь? — Он раздувается, словно от удовольствия: — Я стал сильнее! Скоро и эта реальность станет моей добычей. А ты, — из его тела вырастает вполне человеческая рука, если не обращать внимания на нефритовую расцветку: — Ты будешь наблюдать за моим восхождением. О да, ты, конечно же будешь мне мешать, — палец грозит мне: — Но тем слаще будет победа, а, старый враг? Назад не просись — я хочу, чтобы ты увидел мой триумф!

— Скотина!

— Твой гнев меня и радует, и забавляет, — на боку кома появились, складываясь в улыбку губы: — Скажи, любезный мой враг, ты о смерти думал? Нет? А зря — она тебя ждёт.

— Все там будем.

— Это точно! Но ты — первым, — толстые губы кривятся в неприятной глазу усмешке: — Может у тебя есть пожелания? Как бы ты хотел умереть? Внезапной смерти не будет — это я обещаю. Могу утопить тебя в крови девственниц, или, если захочешь — вывести тебя на арену. Погибнуть под гром аплодисментов праздной публики — чем не геройская смерть? Или…

— Заткнись уже, мечтатель, — хмыкаю я: — Утомил. Победи сначала, — приподняв руку оттягиваю рукав обнажая браслет: — Забыл? Ты мне прямого урона нанести не можешь. А с наймитами твоими, а и сам разберусь. Так что — отвали. Надоел.

— Желание моего давнего врага — закон, — губы начинают исчезать: — Обживайся. Слабый противник будет мне не интересен.

Помещение окутывается дымкой и, в следующий миг, я обнаруживаю себя мирно сидящем на скамейке.

— Гражданину нужна помощь? — Мягким женским голосом поинтересовался зависший передо мной похожий на линзу дроид. Из его нижней части выдвинулось подобие турели и прежде чем я успел дёрнуться, выскочивший из неё зелёный луч быстро пробежал по моему телу.

— Нервное напряжение, — вздохнула машина и, в этом я был уверен, если бы у неё были руки, то она бы ими обязательно всплеснула: — Гражданин! Вы в предстрессовом состоянии! Немедленно примите Анинтентио! Патентованной средство, рекомендованное во всех кантонах! — Луч исчез и вместо него проявилось изображение какой-то желтой бутылочки: — Всего три капли в день и ваши нервы…

— Пшёл вон! — Машу рукой, отгоняя рекламного бота и тот, моментально смолкнув, летит прочь разыскивая следующую жертву.

В правом нагрудном что-то коротко пищит и я, хлопнув по нему ладонью, вытаскиваю на свет небольшой квадратик тёмного, практически чёрного стекла.

— Уважаемый гость, — над квадратиком появляется приятное девичье личико: — Мне очень печально, — она сложила брови домиком: — Но время вашей бесплатной парковки истекает, — рядом с ней появился серый диск, в котором заморгал красным небольшой сегмент — если принять диск за циферблат, то мне оставалось минут пять-десять: — Вы можете продлить парковку, — радушно улыбается она: — Всего за тысячу монет в час. Будем рады, если вы решите воспользоваться нашим гостеприимством!

— У меня всего пятнадцать? Сдурели — с такими ценами?!

Не обратив внимания на мои слова ровным счётом никакого внимания, девушка продолжила: Оставайтесь! Станция Корэгор рада гостям! Отдыхайте, а ваш корабль, — по её лицу пробежала короткая дрожь: — Аврора, площадка восемь, — новая дрожь — было понятно, что со мной говорит программа: — Будет ждать вас там! — Короткая пауза и она начала сначала: — Уважаемый гость! Мне очень печально…

— А уж мне-то как, — буркнув, я сунул квадратик в карман, поднимаясь на ноги. Следовало шевелиться — спонсировать Станцию из тех крох, что были при мне, шло вразрез со всеми имевшимися планами. Хотя, если не кривить душой, то и планов-то было — кот наплакал. Очень маленький кот, карликовый, следует заметить.

Найти корабль — раз.

Покинуть станцию — два.

И три… А вот три проходило по графе «там видно будет».

Найти зону посадочных площадок особого труда не составляло — на полу, стоило только сделать шаг из зала, вспыхнула жёлтая стрелка с цифрой восемь в паре шагов от ног. Чуть выше восьмёрки, напоминанием об истекающем времени парковки, проявился серый круг с красным сектором — шевели ногами, пилот, спеши, пока время не вышло!

Я и шевелил, пытаясь, попутно разглядеть выставленные за прозрачными витринами товары — стрелка, словно нарочно, вела меня сквозь торговые ряды.

Впрочем…

Почему нарочно?

Уверен, что её маршрут был именно так и проложен — предоставляя отбывающему массу возможностей облегчить свои карманы перед взлётом.

Но, будучи откровенным, надо признать — посмотреть здесь было на что.

Витрины с моделями кораблей, чьи непривычные моему взгляду обводы притягивали к себе глаза хлеще иного магнита. Оружие, одежда, техника, причём последняя, судя по обилию колёс и суставчатых лап, предназначалась для покорения любых поверхностей. Радом с машинами, напоминанием о хрупкости человеческого тела, красовались скафандры, в том числе и боевые. Последнее было видно по узким смотровым щелям шлемов и обилию бронепластин покрывавших их поверхность.

Всё это прерывалась небольшими забегаловками, закусочными, рюмочными и прочими заведениями, мимо которых я стремился пройти побыстрее и не дыша — уж больно соблазнительными были запахи, исходившие от незнакомых блюд и напитков.

Народу тоже стало значительно больше — мне приходилось лавировать меж людей, больше частью облачённых в такие же, как и у меня комбезы, украшенные различными шевронами, нашивками и эмблемами, не говорившими мне ровным счётом ничего. Попадались и одетые в строгие костюмы личности, несомненно принадлежавшие к классу «белых воротничков», так же, как и все здесь, спешащие куда-то по своим важным и безотлагательным делам.

Пару раз дорогу пересекали целые семейства, готовящиеся провести следующие дни на местных курортах. Их яркие одежды, вкупе с отчаянно галдящими детьми, не вызывали у меня ни на какие иных чувств кроме зависти — вот живут же люди, радуются жизни, семьи заводят, детей…

А я?

Мотаюсь, блин, как цветок в проруби, так и не сумев прибиться хоть к какому-то краю, где можно было бы пустить корни. Тоже мне — спаситель вселенных, Поп — герой галактики! Или, галактик, что ещё хуже!

Поворот, я во все глаза следил за своим указателем, и тот замер перед небольшим тамбуром, над которым желтым цветом были выведены цифры шесть, семь и восемь.

Пожав плечами, стрелка сохраняла неподвижность, я шагнул внутрь, занося руку над небольшим, торчащим из стены, экраном, как сзади донёсся громкий крик, адресованный несомненно мне.

— Стой! Сдурел?!

Сзади, не доходя пары шагов до створа тамбура, стоял грузный мужчина в светло синем комбинезоне с вычурной эмблемой на груди. По виду та напоминала человечка, окружённого чередовавшимися вопросительными и восклицательными знаками, не давая никаких идей касательно своего владельца.

— Я к кораблю иду. К своему. На восьмую. В чём дело?

— Вот прямо так? — Смерив меня взглядом он достал платок и принялся обтирать лицо: — На самоубийцу ты что-то не тянешь.

— Что не так? — Выйдя к нему, стрелка немедленно выбросила вверх показывавший без пяти двенадцать циферблат, я вопросительно посмотрел на него: — Там мой корабль. На восьмой. Стоит.

— Ага. Стоит, — передразнил он меня: — А заодно и вакуум. Лежит. Куда ты без скафандра?

— Там что, вакуум? — на тамбуре не было никаких предупредительных надписей или знаков, обычных для подобных мест.

— Да, — закивал мужик, продолжая вытирать лицо: — Чистейший и свежайший. Хочешь его попробовать? Не советую — вредно для здоровья.

— Да я в курсе. Просто привык, что корабль в закрытом доке стоит, с атмосферой. А вот так, в пустоте, — развёл я руками: — Как-то странно.

— Ты просто сел? Без сервиса?

— Просто. Да и не садился. С ресалки только.

— Ааа… Тогда понятно. Пошли, — развернувшись, толстяк потрусил прочь от тамбура, так внезапно оказавшегося шлюзом: — Пошли-пошли, поманил он меня рукой: — На таймер забей, — видя мой опасливый взгляд, брошенный на циферблат, где до полуночи оставались считанные минуты, отмахнулся толстяк: — Полчаса сверх срока не критичны. Штраф начнёт только с тридцать первой капать. А нам и десяти хватит.

— Иду, — кивнув, понимая, что вариантов нет, я последовал за ним.

Идти до его лавки долго не пришлось. Хозяин, а в том, что спина, закрывавшая собой весь обзор прямо по курсу, принадлежит именно владельцу очередной торговой точки, сомнений у меня не было. Повидал я таких, кхм, внимательных, да заботливых на своём веку — более чем следовало, повидал, спасибо памяти, так радушно возвращённой зелёным поганцем. Вся их доброжелательность была прямо пропорциональна величине, вернее сказать — толщине кошелька, стремясь к нулю по мере его истощения.

Минуты две и он, чуть отступив в сторону, приглашающе махнул рукой указывая на витрину, поверх которой красовалась светящаяся надпись:"Крайний Шанс".

М-да, мысленно, чтобы не спровоцировать резкое повышение цены, услышь он подобное, вздохнул я — название лавки просто блистало верхом новизны и оригинальности.

— Заходи, заходи, — нырнув внутрь, толстяк ещё раз приглашающе махнул рукой, указывая на проём, образовавшейся прямо посреди прозрачного полотна: — Время же тикает, — озвучил он заботу о моих финансах, несомненно желая быть первым, устроившим им кровопускание. Но поспешить действительно следовало — на последовавшей за нами стрелке, так же не желавшей упускать свою добычу, уже наливался недовольной краснотой кружок-циферблат.

Убедившись, что клиент внутри, хозяин наклонился над ящиком, одним из многих, стоявших у дальней стены, и принялся в нём копаться, бросая на меня короткие, оценивающие взгляды.

— Вот, — не прошло и минуты, как он распрямился, держа в руках серо стального цвета комбез, отличавшейся от моего только наличием шлема. Шлем более всего походил на те, что носят гонщики. Массивный, составленный из острых линий и рубленных сегментов прозрачного забрала, он сильно контрастировал с плавными линиями образцов, виденных мною ранее.

— Владей, — перебросил толстяк скафандр мне: — Имперский. Старые мастера делали. И цена божеская — всего три тысячи.

— Три?! А дешевле нет? Старая же модель, — попытался я сбить цену, демонстративно принюхиваясь к прокладке. Странно, но защитный костюм пах только новым пластиком.

— Дешевле? — Без боя торгаш сдаваться не желал: — Как нет? Конечно есть. Гроб называется. Его тебе Станция предоставит. Бесплатно. — Коротко хохотнул продавец: — Бери-бери, новый он, — видя мою нерешительность он часто закивал, разводя меня на покупку: — Я тебе ещё бонусом сухой смеси дам.

— Сухой смеси? — В памяти всплыла эмблема пилота корпорации: — Детской еды что ли?

— Воздуха. Без жратвы ты протянешь, а без воздуха, — не договорив, он вытащил из того же ящика планшет и протянул мне: — Бери. За качество отвечаю. Мне, знаешь ли, трупы на площадке не нужны. Бизнесу они вредят, — сказав это хозяин жизнерадостно заржал, радуясь своей шутке.

Я молча кивнул. Ну да… Околею здесь, так ведь реснусь и, первым делом сюда. На разборки.

— Дыхалка, — в его руках появился небольшой цилиндрик — не более пары сантиметров в диаметре и пятнадцати длиной: — Двадцать таблеток — двадцать часов жизни, — многозначительно покачав у меня перед носом оранжевым столбиком он сноровисто запихнул его в неприметный кармашек на левом предплечье.

— Индикатор в шлеме, — начал он краткий инструктаж, едва моя ладонь отлипла от планшета: — Слева — наружная среда, справа — внутренняя. Зелёная хорошо, жёлтая — паршиво, красная — ну ты сам понимаешь. Имперский же, а там сложностей в подобных делах не любили. Залезай. — Потянув за петельку на груди моего приобретения толстяк распахнул костюм и придержал его, пока я забирался внутрь.

— Порядок, — похлопав по груди, словно желая надёжнее запечатать клапан, хозяин отошёл назад, любуясь мной — обязательный ритуал любого торгаша, после которого следуют заверения в вечной дружбе и просьбы не забывать едва-едва сводящего концы с концами новоявленного друга. Мои предчувствия полностью оправдались с той только поправкой, что прощание вышло на удивление коротким. Еще раз окинув меня взглядом, он довольно кивнул и махнул рукой на стрелку, где прямо-таки алый от нетерпения сектор уже занимал первую четверть часа.

Молча кивнув, времени и так не было, я что есть сил рванул к шлюзу, чтобы менее чем через минуту уже вжать ладонь в торчавший из стены экран.

Короткий лязг опустившейся пластины, свист воздуха и левый огонёк, всё это время, составлявший компанию своему близнецу справа, налился красным.

Беззвучное дрожание пола и дальняя стена исчезает, проваливаясь вниз.

Всё.

В открытый проем заглядывают звезды и осторожно перебирая ногами — чёрт его знает, когда я последний раз выходил в пустоту, покидаю чрево Станции.

Раскинувшаяся передо мной платформа была густо усеяна кораблями. Каких тут только моделей не было!

Боевые, чьи тела походили на наконечники великанских копий. Транспорта с корпусами, составленными из сфер и кубов. Большие и средние, гладкие и похожие на ежей из-за множества антенн — вот честно, имей я чуть больше времени, то обязательно бы потратил всё что есть, без остатка, глазея на образцы неизвестных мне культур.

Но вот его, времени, то есть, как раз и не было. И точно бы мне налететь на штраф, если не помощь жёлтой стрелки. Стоило мне только ступить на поверхность посадочной палубы, как она, немедленно проявившись передо мной, изогнула своё тело, указывая нужное направление.

Следуя за ней и лавируя меж диковинных кораблей, я быстро нашел свой. Действительно быстро — циферблат показывал всего два десятка минут опоздания.

Не буду кривить душой уверяя, что я ожидал увидеть нечто эдакое. Нет, душой-то я, конечно надеялся, что Аврора окажется чем-то крупным, если и не сравнимым с крейсером, наподобие сгинувшей Анаконды, то хоть чем-то достойным и тянущим на… Ну хоть на штурмовик, или перехватчик. Но то — душой. Разумом я понимал и был готов принять совсем другую картину.

Надо ли говорить, кто вышел победителем в этом споре?

Мой корабль, чьё гордое имя мало соответствовало уведенному, однозначно подтверждал победу холодного расчёта.

Крохотный — метров десять длиной корпус, бывший на более двух шириной, опирался на шесть тонких лапок, своими формами наводивших на мысль о стрекозе. Прозрачный кубик кабины, на треть утопленный в корпус, две пары треугольных крыльев в корме. Что ещё? Четвёрка дюз в корме, да парочка прутиков пулемётов, последние, словно стыдясь показаться на глаза, прятались под верхними крыльями.

Всё.

Поздравляю — вы только что ознакомились с внешним видом моего космического корабля. О своих эмоциях, шедших от сердца, я просто умолчу — повторение тех выражений вряд ли пойдёт мне плюсом.

Вход долго искать не пришлось.

На одной из лапок, той пары, что была ближе к кубику кабины, обнаружился знакомый экран и я, не сдерживая вздоха, приложил к нему перчатку.

От получения по голове немедленно откинувшимся люком, меня спасла только отменная реакция, выработанная во множестве переделок. И да, я хвалюсь, а что такого? Себя не похвалишь — ну, дальше вы сами знаете.

Так вот.

Отскочив в сторону, я аж приоткрыл рот — сначала в недоумении, а потом и просто со злости. Какому дебилу пришло в голову откидывать его вот так просто вниз — у меня идей не было. В отличии от множества вариантов того, что надо сделать с тем инженером и, заодно, с тем, повторюсь, дебилом, что поленился предусмотреть хоть какие-то предупредительные надписи.

— Могли бы хоть человечка, с люком по голове и искрами накарябать, — ворчал я, забираясь внутрь по качавшемуся люку, на внутренней стороне которого обнаружились ступеньки: — А перила приделать? Или я что? Балерун вам, яйцами тут трясти?!

Кабина, так же не блистала изысками, чем напоминала минимализм посыльного Вжуха из моей последней вселенной. Хмыкнув таким мыслям — ну надо же, великий Сэм уже категориями вселенных мыслит, я обернулся, отыскивая рычаг — ну не лететь же с распахнутой настежь кабиной? Но, как я не искал взглядом, подле проёма ничего похожего не было.

Зато была верёвочка.

Веревочка!

На космическом, блин, корабле!!!

Охренеть!

Но время тикало — до крайнего срока оставалось около пяти минут и я, матерясь во весь голос, потянул за чёртов шнур.

Люк, к моему облегчению, сноровисто пополз вверх — признаюсь, я уже был морально готов тянуть его наверх вручную, но когда он влип в борт, то меня ждал второй сюрприз.

Лесенка.

Вернее — её ступеньки.

Они, все четыре, так и остались на месте, не спеша прятать свои ребристые тела от моих глаз.

— Это что?! — Моему возмущению не было предела: — А, если мне по грязи топать? Так что? Всю грязь, бактерии и насекомых разных — мне что сюда?! Дебилы! Козлы! — Не стесняясь в выражениях бушевал я и не заметив, как в шлеме, слева, загорелась зелёная лампочка, а кресло, подсунув мне под ноги неприметную подставку, плавно развернулось поднося меня к пульту.

— Восьмая! Аврора! — Стоило креслу замереть, как в шлем ворвался недовольный голос диспетчера: — Ты там что? Штраф захотел?

Подобное обращение меня не удивило и, тем более не напугало — покажите мне вселенную, где диспетчера вежливы, и я немедленно перемещусь туда, мечтая провести в подобном мире остаток своих дней.

— Не ори, — буркнул я, пытаясь разобраться в органах управления корабля: — Взлетаю уже. Давай добро.

— Добро, тебе? — Голос диспетчера был полон возмущения: — Да таких как ты убивать надо! В детстве!

— Станция Корэгор, — кладу руки на рычаги и, максимально нейтральным тоном, игнорируя его эмоции, обращаюсь к диспетчеру: — Здесь Аврора. Площадка восемь. Прошу разрешения немедленно покинуть посадочную палубу.

Говорю ровно и отчётливо — все переговоры пишутся, так было и в прошлых вселенных, так, скорее всего и здесь, а потому, если он мне не даст взлететь, то вот, пожалуйста, налицо задержка пилота, приведшая оного к выплате штрафа. Слова сами собой складываются в лишённые души казённые строки, но прежде чем я успеваю додумать фразу до конца, диспетчер сдаётся.

— Аврора, площадка восемь, — торопливо бормочет он, понимая, что время работает не на него: — Отход разрешаю. Начинаю разблокировку корабля.

Под моими ногами что-то щёлкает, и Аврора вздрагивает как конь почуявший ослабление узды.

— Начинаю подъём, — продолжает диспетчер, его голос исчезает, заменяясь приятным женским: — Уважаемые господа! Мы будем ждать вашего возвращения! Наш Каэгор сохранит ваш образ в своём сердце! Счастливого полёта и…

Не слушаю её болтовню.

К чему?

Обычное напутствие, записанное на плёнку, или кристалл — неинформативное и безликое. Мне гораздо более интересно наблюдать как проваливаясь вниз отдаляется платформа, отталкивая меня от себя посадочным лучом. Или силовым? Да, какая, собственно разница? Если они им же и сажают, то — я припоминаю свои ошибки при прохождении узостей шлюзов родной вселенной, то да, мне здесь нравится. А как обзаведусь чем-то повнушительнее, понравится ещё больше.

— Блин! — Хлопаю себя по лбу, попадая по стеклу шлема и склоняюсь над пультом.

Шасси! Я же не убрал их!

Представать перед местными, опростоволосившись точно так же, как и в свой первый, самый первый вылет мне не хочется.

Здесь мне следует остановиться и прервать повествование коротким описанием кабины, сделать которое я позабыл, увлёкшись взлётом со Станции.

Итак — кабина. Она же рубка, Центральный Пост и прочие, не менее громкие эпитеты места, где сосредоточено управление кораблём.

Увы, но ни один из перечисленных выше терминов применить к Авроре было решительно невозможно. Ну, посудите сами!

Кресло, в котором помещалась тушка вашего покорного слуги, размещалось посреди небольшого прозрачного кубика столь небольших размеров, что будь у меня желание, то я мог бы вытянутыми руками коснуться противоположных стен и потолка. За спинкой кресла, оставляя этой, с позволения сказать рубке, всего пару шагов свободного места, разместилась переборка с люком. Заглянув внутрь можно было увидеть неширокую койку — сидеть на которой было бы проблематично — потолок высотой не отличался. Личное пространство пилота более всего походило на отсек капсульного отеля — таких было много в азиатских секторах моей родной вселенной. Пенал, гроб — берите любой термин, и он, более чем наглядно, опишет вам увиденное мной.

Впрочем, жаловаться мне не следовало. Мой первый кораблик, тот самый Сайдвиндер, или Напарник, на котором я забыл убрать шасси при первом самостоятельном взлёте, не имел и близко чего-либо подобного. А тут — койка! С пусть и тощим, но одеялом и даже! С подушкой!

Забегая вперёд должен сказать, что там же, в этой, пардон, каюте, был и сортир, размещённый в изголовье койки. Всего одно нажатие неприметной кнопки и изголовье откидывалось, открывая доступ к белому брату и нише крохотной, только под пару ладоней, раковины. Мои эпитеты инженеру, додумавшемуся до такого решения, несомненно сильно экономившему место, повторять не буду. Не хочу, чтобы вы, посчитав меня не пойми кем, отбросили данный текст куда подальше. Замечу только, что первое время я спал, переместив подушку на другой конец койки.

Но, вернёмся в рубку.

Рядом с подлокотниками, короткими — только-только локти положить, торчали две рукояти вполне узнаваемого вида и назначения. Левая, похожая на букву «Т», могла перемещаться только вперёд и назад. Сомнений тут быть не могло — этот рычаг отвечал за тягу двигателей. Правый же, чей вид был одновременно и фаллическим, и эргономичным, крутился как во все стороны, так и вокруг оси, что делало его предназначение более чем понятным. Ручка управления векторами тяги, или, говоря по-простому — штурвал, руль, или — джой. Джойстик, он же палочка радости, для опытных пилотов и источник поражений для неумех.

Между первичными органами управления расположилась и первичная же информационная система. Говоря простым языком — радар.

Вот только вид он имел, хоть и понятный, но непривычный.

Мне, привыкшему к плоским экранам, на которых проецировалось отражение окружавшей корабль обстановки, было удивительно смотреть на вспыхнувшую в области моей нижней, пардон, анатомии, сферу, где центральное положение занимала малюсенькая модель Авроры.

Не буду скрывать — когда у меня между ног начал расти этот шар, то я, позабыв обо всём прочем, вжался в кресло, спасая своё мужское начало. В дальнейшем, даже доподлинно зная о безопасности подобных проекций я всё одно вздрагивал стоило только радару начать свой рост.

Но, отставив сомнения и страхи в сторону, мне следовало признать удобство подобного варианта. Один взгляд — и всё ясно. Кто ниже, кто выше, левее, правее, а кто и разворот закладывает, нацеливаясь на тебя, отчего приходится гадать о намерениях этого пилота.

На более продвинутых моделях, коими я обзавёлся гораздо позже, можно было даже ткнуть пальцем в заинтересовавший тебя кораблик, вызывая правее радара справку, детально описывавшую выбранный объект. Но моя Аврора, бывшая, как вы помните, в стд. кмпл., ничего подобного не имела.

Ещё одной особенностью был левый экран, его проекция, разумеется.

На нём, в крайне упрощённом виде, была изображена Аврора — вид сверху. Перед носом и за кормой — по небольшой синей полоске, медленно наливавшейся густой синевой. По бортам, плотно к ним прилегая, шли два красные, горевшие ровным цветом. Понять, что это было просто.

Щиты и броня.

Вон же синие, темнеют.

Значит, что?

Элементарно — энергию набирают.

Радуясь своей прозорливости, я сделал себе зарубку на память — раз они только начали накачиваться, то что? А то, что при взлёте, самое первое время после отрыва, рассчитывать мне на них не стоит.

— Так, значит, и запишем, — пробормотал я себе под нос: — Если что, то виражить надо едва оторвался.

Что ещё?

Да практически всё. Рубка Авроры особыми изысками не блистала. Единственное, о чем не упомянул, так это о небольшой панели с десятком разноцветных кнопочек, чьи небольшие прямоугольные тела были освещены изнутри. Располагалась она почти прямо над моей головой, самую малость, разве что, будучи смещённой вперёд. Собственно, поэтому и была она замечена мной только в самую последнюю очередь.

На каждой из кнопок были нанесены буквы — где две, где три, а где и четыре. Но вот понять, что именно они мне сообщали, я не мог. Сами понимаете — не местному, вот так сразу понять и осознать общепринятые здесь сокращения было сложно.

— Аврора! С восьмой! — Вопль диспетчера резанул мой слух в тот момент, когда я пытался понять значение очередной аббревиатуры. Мнвр — лаконично сообщала залитая бледно голубым светом плашка. Соседствовавшая с ней рядом, чей бок был украшен не менее загадочным Трм, проливать свет на своё и Мнвр предназначение тоже не торопилась.

— Аврора! Уснул что ли! — Повторный вопль диспетчера заставил меня бросить этот ребус и подавшись вперёд вглядеться в радар.

Хм… Вокруг было чисто.

— Диспетчер? Аврора здесь. Слушаю.

— Вот именно, что здесь! Здесь тебя быть не должно! Чего в створе завис? — Раздражение в его голосе смешивается с настоящей, не наигранной тревогой и я вновь вглядываюсь в сферу.

— Створ? У меня чисто. Диспетчер? — Звучащее в моём голосе непонимание, самое искреннее, замечу, вызывает у него тяжелый вздох.

— Лицуху вчера купил? Чёрт! Как же вы достали! Прочь поди — у меня лайнер вот-вот пойдёт!

— Так бы и сказал, чего орать-то, — кладу руки на рычаги, непроизвольно задерживая дыхание. Сейчас.

Решится.

Сон это или нет.

Рука, лежащая на тяге, слабеет — боюсь сознаться, но мне страшно. Страшно не от какого-то там лайнера — ну хлопнет он меня, и что? Реснусь. Это же сон? Нет. Мне страшно от другого — страшно, что сейчас заворчат, пробуждаясь двигатели, что кресло подо мной дёрнется, давя на спину, страшно от того, что всё это вокруг может оказаться реальностью.

Понимаете?

Реальностью, не сном.

Закусываю губу и, ощущая холодные струйки пота на своей спине, трудом толкаю ручку тяги вперёд. Пара негромких щелчков, возникнувших в шлеме как бы комментируют её движение.

— Левее и выше! — Командует диспетчер: — И тяги, тяги, жаба тебя сожри! Ну?

Выжимая рукоять до упора отклоняю Джой.

Черт! Не сон это, не морок!

Звезды снимаются с мест и начинают свой бег вправо вниз.

Чёрт-чёрт-чёрт!

Не соврала, тварь древняя, не соврала, скотина — я и в правду не пойми где, закинутый сюда его стараниями. Кусаю губы — лёгкая перегрузка вдавливает меня в кресло, лишний раз подтверждая реальность происходящего.

Достал же, сволочь зелёная.

— Можешь стопорить, — в голосе диспетчера слышно облегчение, а мимо меня проносится нечто огромное, на чьём зеркальном боку я вижу отражение своей скорлупки.

И, заметьте, с убранными шасси!

–"Ха! А опыт-то — не пропьёшь!" — Накатывает на меня чувство гордости: — Диспетчер? Теперь порядок?

— Да. Можете следовать дальше. И желательно, — прорывается наружу его раздражение: — В другой сектор!

— Принято убираться вон, — не спорю с ним, не видя в этом ровно никакого смысла: — Только это, слышишь?

— Ну, — он напрягается, ожидая услышать в свой адрес поток оскорблений и ругани, но я обманываю его мысли.

— Я лицуху не покупал. Сбили меня. Амнезия.

— Ой.

— Вот тебе и ой, — тяжело вздыхаю, надеясь разыграть карту сочувствия: — Жабы надули. Твари склизкие! — Замолкаю. Всё. Мои познания об этом мире исчерпаны и я, чувствуя себя стоящим на тонком льду, жду его реакции. Прокатит? Поверит?

Поверил!

— Ох ты ж! Извини! Не знал я! И сильно? Ну, с памятью! Эк тебя, брат, угораздило!

Мне стыдно пользоваться его добротой, но иного пути нет.

— Как отрезало. Имя и то прочитать дали — не помню.

— Прости, — его голос полон неподдельного сочувствия: — А я-то, дурень старый, решил, мол мажор выпендривается.

— Да норм всё, проехали. Врач сказал очухаюсь. Вроде у жаб этих треклятых, какое-то новое оружие есть. Такое, что…

— Тшшш! Умолкни, — перебивает он меня исчезая из эфира и заставляя гадать что это было. Тишина длится недолго — десяток секунд и справа от радара, там, где ничего не было, проявляется небольшой экран со схематическим изображением Станции.

— Это прямой канал, — возвращается он ко мне: — Ты хоть думай, что говоришь!

— Дык, не помню же я! Говорю — ресалка хоп! А в голове — пустота. Рулю и то на рефлексах. Вот и не ушёл поэтому — забыл, что надо.

— Эх, паря, — сочувственно вздыхает диспетчер: — И как ты дальше будешь?

— Не знаю. Может, — с надеждой в голосе прошу его: — Поможешь? А то ситуация — попа. С большой буквы «Жо». Волосатой и вонючей. Бабла нет, корабль — сам видишь, и главное — а делать-то что? Куда идти? Где тут, хоть самую малость, заработать можно? Ну, — запинаюсь, добавляя в голос лёгкую дрожь: — Не в фермеры же мне идти?! Пилот я! Пилот! Как руки на рычаги положил, — отчаяние, дрожащий голос, паника — сейчас главное не переиграть. Слишком увлекусь и он решит, что в Авроре сидит истерик, сломанный происходящим, а тогда всё, конец. Кому охота с подобными слезливыми типами общаться?!

— Пилот! — Голос мой крепнет: — Руки положил — чую, моё это! Моё!

— М-да… Даже и не знаю, чем тебе помочь, — колеблется он, но удача на моей стороне и пару секунд спустя диспетчер решается: — А знаешь что? Иди в систему Шанхорн. Она соседняя с нами. Там, на второй орбиталке, приятель мой. Тоже диспетчер. Скажешь, что тебя Каул прислал. Это я. Он поможет.

— Система Шанхорн, вторая орбитальная, Каул, — повторяю я: — Мужик! Спасибо! Как чуть приподнимусь — проставлюсь!

— Да брось ты, — покровительственно, с барскими нотками благодетеля оказавшего ничтожную услугу, отмахивается он: — Ерунда. Мы же люди — должны помогать друг другу.

— Точно. Отлично сказано, Каул! — Чуть-чуть лести не помешает: — Только вот… Что…

— Что?

— А как туда попасть? Я же ничего не помню.

— Эээ… Верно! Я и забыл про твою беду, — немного виновато произносит диспетчер: — Смотри. Панель над головой есть?

— Имеется. Тут кнопки с буквами.

— Ага, она. В ближнем ряду к носу ищи карту. Там «крт» должно быть написано. Видишь?

— Ммм…. Есть! — Искомая кнопка обнаруживается в левой части панели: — Жать?

— Да. Под ней, или за ней — «сст», «скрт» и «глк» Видишь?

— Ага. — Три кнопки с этими буквами стоят колонной за первой.

— Отлично. ССТ — карта системы. Сктр — Сектора, а…

— А ГЛК — галактики? — Перебиваю его: — Ого! Мы что всю галактику освоили?

— Не всю. Да, приятель, — вздыхает он: — Крепко тебя приложило. Так и про оружие то, — не договорив, диспетчер меняет тему, не желая качаться запретного: — Мы, человечество, обжили около тысячи миров. Императора, когда он жив был, так и именовали — «Повелитель Тысячи Солнц». У жаб, я про известную информацию — где-то столько же. Плюс-минус. К себе они не пускают никого. Членистые, — диспетчер вздыхает: — Известно о двух десятках системах. Путь вглубь их территории закрыт. Но сейчас это не важно. Жми кнопку сектора. Сначала — карту, потом сектор. Сделал?

Делаю как он говорит и наполнение шара меняется.

Теперь в нём высвечены яркие точки, некоторые из которых обведены кружками. Одна, занявшая центральное место, горит особенно ярко — не составляет особого труда догадаться, что это система Корэгор — та самая, где я нахожусь.

— Ага. Сделал. Вижу соседние системы.

— Молодец. Прямо над нами — в кружке систему видишь? Ткни в неё пальцем.

— Готово. — Из центра вытягивается белая полоска и добежав до нужной звезды замирает, слегка подрагивая: — Линия появилась. Это что — курс?

— Он самый. Теперь жми кнопку системы.

— Есть! — Аврора возвращается на своё центровое место, но теперь от неё тянется вправо вниз желтая линия.

— Линию видишь? Выравнивайся по ней и топи газ. Как встанешь на курс и наберёшь скорость — она позеленеет. На ручке тяги, — диспетчер говорил торопливо, наверное, время, отведённое на отдых, заканчивалось: — Две кнопки под большим пальцем. Та, что больше — форсаж. Мелкая — системный прыжок. Это просто — разберёшься. Вот ещё что — на ручке управления, внизу, под мизинцем, колёсико. Это масштаб радара. Полезно, особенно когда в узкости проходишь. Всё, пилот. Больше не могу — работа. Удачи тебе!

— Спасибо! Сильно помог! — Говорю это совершенно искренне — диспетчер, сам того не желая, вывалил на меня просто море информации.

Правый экран пропадает — сеанс связи закончен.

Ну и славно.

Плавно давлю на тягу, одновременно покачивая ручку управления — Аврора опускает нос, но я, непривычный к кораблю и её манёврам, проскакиваю мимо линии курса. Полоска, на миг моргнув желтым, опять наливается белым свечением.

Ладно.

Что он там про масштаб говорил?

Под мизинцем проворачивается похожее на шестерёнку колёсико, и тонкая полоска разрастается до приличных размеров трубы.

Во! Так гораздо легче.

Сбавляю газ и плавно, едва-едва шевеля джоем, загоняю её прямо перед собой. В сфере радара разумеется — за лобовухой всё та же чернота, лишь кое-где расцвеченная искрами звёзд.

Есть курс!

Труба наливается желтизной и я, на всякий случай убрав руку от джоя, выжимаю газ до упора.

Пошёл разгон — стенки трубы зеленеют — вот они становятся цвета выцветшей на солнце травы, затем оттенок перетекает в бледно салатовый и вот, всего несколько секунд и мои глаза радует дружелюбный зелёный цвет.

Маленькая кнопка утапливается в рукоять тихо-тихо щёлкнув.

Короткая вспышка, звёзды вокруг вытягиваются в полосы, секунда, другая и всё возвращается на свои места.

Почти всё — впереди, прямо перед носом Авроры, висит кусок тьмы, заключенный в блестящий металлом овод, явно техногенного происхождения. Успеваю рассмотреть вереницу крохотных, на фоне этой махины, корабликов, неторопливо ползущих в сторону чёрной пелены, но тут динамики шлема оживают.

— Врата Шанхорна, — произносит безжизненный механический голос. Смолкает, но спустя секунд десять, проявляется вновь: — Врата Шанхорна.