Чухра

Алексей Пыжов (2024)

Прошло пять дней, после того, как подростка притащили в обжитой подвал и положили в темном углу на матрас набитый старым тряпьем. Все эти пять дней он бредил и бормотал на непонятном языке… Можно сказать так начинается история нашего героя попавшего в другой мир в тело молодого подростка и что же его ждет в новой жизни… и будит ли она?

Кром.

Я открыл глаза и в первое время не мог понять, что со мной и где я. Последнее, что подсунула память, как этот гребаный мотоциклист вылетел на встречную полосу движения и несется прямо в лоб моей машине. Потом стеклянные брызги в лицо и ярко-красный шлем мотоциклиста…

Все, темнота.

Никаких тебе длинных тоннелей, ни яркого света впереди. Только темнота. И теперь, каких-то двое, грязных, чумазых подростка, одетых в рванину, тащат меня за руки и за ноги. При этом, нещадно и постоянно царапая задницей по чему-то твердому. Все тело болит. Голова болит. А они раскачивают меня из стороны в сторону и при этом, успевают ругаться. Слов я не разбираю, но по интонации вполне можно понять. После очередной резкой, злой фразы, подростки остановились и почти сразу же удар головой… и опять темнота.

Следующий раз пришел я в себя в темном углу, подо мной что-то горбатое, неудобное и вонючее, до предела. Как будто я лежу в куче дерьма. Голова и тело не просто болят, а вопят так, что мне самому хочется кричать. Рядом, на корточках сидит очередной чумазый подросток, со страдальческим выражением на лице. Мне хотелось попросить у него пить, но получился только стон и подросток отвернулся, зашмыгав носом. Как на меня накатила темнота, я даже не понял.

Сколько еще раз я приходил в себя и терял сознание, я не помню, но в очередной раз, я увидел… Тогда мне показалось, что это был ангел, который пришел за мной, чтобы препроводить в рай…, или в ад. Судя по моему самочувствию, то, скорее всего, в ад. Боль шла от ног, начиналась где-то в районе таза и медленно прокатывалась по всему телу, не забывая ни одной клеточки и ни одного потаенного уголка. Хотелось кричать, но кричать я не мог, и когда боль доходила до головы, на меня накатывала темнота.

В очередной раз моего пробуждения, я открыл глаза и увидел над собой лицо женщины. Круглое лицо, обрамляли светлые кудряшки, а на голове, синее пятно. Ангелов я представлял несколько другими и по этому, попробовал улыбнуться. Я ничего не успел сказать или спросить, как в мой рот полилась жидкость. Я инстинктивно начал глотать и совсем не заметил, как наступила темнота. Что-то похожее повторялось несколько раз, женщина была одной и той же и одежда на ней была постоянно одна и та же.

Не знаю, как было раньше, в мое беспамятство, но в последние два раза, она делала мне уколы, весьма странной штуковиной. После этих уколов у меня болело все тело, выворачивало суставы и выкручивало все жилы. От болей я терял сознание, а в голове все мутилось и мысли разбегались по дольним уголкам в голове. А может, и вообще покидали мою голову.

Весьма часто мне слышались голоса на незнакомом языке, виделись картинки, которые я в принципе не мог и не должен был видеть. Мне казалось, что я летаю, при чем, не просто летаю, а парю над землей как птица, или ползаю по каким-то развалинам или норам, но настолько узким и грязным, что нормальный человек туда даже не посмотрит. Пару раз видения были настолько яркими и красочными, что я очнувшись, не мог от них отделаться продолжительное время. Даже бодрствуя, но лежа с закрытыми глазами, я слышал странные разговоры, в которых не понимал ни слова, но как бы улавливал общий смысл. По крайней мере, мне так казалось.

В первое время я не старался прислушиваться к слышанным разговорам, и все видения воспринимал как сны. Но разговоры повторялись, голоса говоривших становились знакомыми и узнаваемыми, а видения приходили даже во время бодрствования.

В один из таких моментов, я увидел в углу комнаты, где меня держали, странный аппарат. Не сказать, что его не было там до этого. Он был, но не привлекал моего внимания, как обычная мебель, к которой ты уже привык и на которую не обращаешь особого внимания. Типа, стоит тут и дальше пусть стоит. Она мне не мешает, а я делаю вид, что ее не вижу. На этот раз аппарат привлек мое внимание тем, что около него крутился человек. Он что-то делал с автоматом, нажимал клавиши, на дисплее рисовал непонятные мне схемы и графики, а потом, автомат заработал и начал двигать своими…, руками…, клешнями…, суставами…, я затрудняюсь дать этому определение, но из автомата высовывались и прятались, пусть будут руки. Они что-то делали, возможно, что-то резали или сшивали и заклеивали. Все было необычно, пугающе, но слишком реалистично. Умом я понимал, что это очередное странное видение, но было трудно не верить в то, что видят глаза.

Но больше всего, меня шокировало мое маленькое тело. Я почему-то был абсолютно уверен, что я взрослый мужчина, а когда осматривал себя, то видел тело маленького мальчика. Но что больше всего меня поражало, я совершенно ничего не помнил о себе как о мужчине, и тем более о себе как о мальчишке. Я многого не узнавал и не понимал, что мне показывает женщина в синем костюме. Она постоянно носила синюю, удлиненную крутку и такого же цвета шаровары. На ногах странные полусапожки, а на голове шапочку в виде пилотки, только с четырьмя уголками.

На мой вкус, если меня считать взрослым мужчиной, женщина была достаточно миловидной и симпатичной. С формами у нее было все в порядке, но лично мне, больше импонировали более стройные и худые. Если меня считать мальчишкой, то эта женщина вполне могла быть моей старшей, самой старшей сестрой или матерью. На счет матери я очень сомневался, а вот сестрой…(??).

Мне иногда казалось, что я нахожусь в какой-то странной больничке, а скорее всего, в сумасшедшем доме, но в отдельной палате и с личным, персональным доктором или медицинской сестричкой…, нянечкой. Некоторые вещи мне были как бы знакомы, а от некоторых у меня волосы вставали дыбом. Все вокруг, мне приходилось воспринимать двояко. Вначале рассматривать как очередное видение, а потом уже принимать за реальность.

Постепенно я привык к женщине и воспринимал ее как живого человека, но иногда мне казалось, особенно по ночам, что она привидение. Она могла пройти сквозь закрытую дверь, подойти ко мне, погладить, что-то сказать и растаять как туман. Днем, в светлое время суток, такого не было, но каждый раз, после ее появления, я старался присмотреться к ней, прислушаться и только потом начинал относиться к ней как к человеку.

За время общения с женщиной, я начал понимать некоторые ее слова, если она не спешила и не тарабанила без остановки. Жестами было легче с ней общаться, но не всегда было понятно, чего она добивается от меня.

В последнее время, я часто стою у окна и смотрю на улицу. По огромному двору ходят люди, не очень часто, но они ходят и чаще это подростки, мальчишки, различных возрастов. Мне казалось, что мальчишки должны играть, но никого играющего, во дворе я ни разу не увидел. Желание пообщаться с себе подобными возникло спонтанно и я постаравшись незаметно для женщины, покинул свою комнату и само здание. Прежде чем куда-то пойти, я устроился на ступеньках крыльца и долго рассматривал двор, здания вокруг и вдалеке появляющихся и пропадающих мальчишек.

Отходить далеко от дома…, постройки, в которой я жил, я опасался, но постепенно набравшись смелости, направился в сторону трехэтажного дома, откуда чаще всего появлялись мальчишки. На половине пути меня догнала женщина, жестами, и словами, убедила вернуться обратно. Мне не хотелось этого делать, но женщина была слишком обеспокоенной и настойчивой, и я уступил ее требованию.

Последние, что мне запомнилось с участием женщины, это поход по темноте, ночью, когда она мне постоянно показывала прижатый палец к губам и просила не шуметь. Она привела меня именно в то, трехэтажное здание, в которое прежде не позволяла идти. Продержала в темноте за дверью некоторое время, а потом, мы, не особо скрываясь, поднялись на второй этаж и вошли в комнату в которой явно кто-то часто бывал. Женщина что-то долго и путано мне объясняла, хотя я ее практически не понимал, но не перебивал и где надо, на мой взгляд, кивал головой. Потом она проводила меня в другую комнату, помогла улечься на мягкую лежанку и помогла надеть на голову ужасно неудобный и громоздкий шлем.

С моей стороны, с внутренней, из шлема, забрало было прозрачным, но что именно делала женщина, рассмотреть я не мог. Ранее, жестами, она показала, чтобы я не шевелился и, как я понял, ничего не боялся. Я особо и не боялся, но не из-за предупреждения женщины, а от непонимания, что именно происходит. Смотреть в потолок было скучно, вокруг была уже ночь и я, просто на просто, уснул.

В очередной раз я проснулся с головной болью и на этот раз действительно в больничке. Белый потолок, стены окрашены в светло-кофейный цвет, и до половины высоты отделанные керамической плиткой под цвет краски. Меня накрывало легкое покрывало, неопределенно-серого цвета, мягкое на ощупь и приятное к телу. Вскакивать и кричать, что я пришел в себя, я не спешил и старался осмотреться. Полноценно крутить головой я не мог. Руки хоть и слушались, но свободно я мог шевелить только кистями, впрочем, как и ступнями ног. Допустим, согнуть ноги в коленях у меня не получилось, как и руки в локтях и я решил ждать.

Скосив глаза, я увидел почти хирургический стол, отливающий весь нержавейкой. В дальнем конце было большое окно, а над столом висел…, трудно сказать что именно, но напоминало большой, квадратный прожектор, но плоский и изогнутый внутрь. Крепился он к потолку на одной тоненькой проволочке, на которой в принципе не мог висеть, но он висел. У изголовья стола, стоял огромный куб из металла и из него, параллельно столу, на высоте вытянутой руки, нависал козырек. У стены за столом стояли три шкафа с прозрачными дверками и на полках в шкафах, за стеклом, можно было разобрать незнакомые приборы…, может это и не приборы, но выглядели как приборы. Бутылочки различных форм и размеров и несколько пакетов на нижних полках. Если запрокинуть голову, можно было увидеть единственную в комнате дверь, и почему-то я был уверен, что она заперта.

Долго лежать и осматриваться мне не позволили. Как только я зашевелился, стараясь рассмотреть, что у меня за головой, за дверью послышались разговоры, а потом что-то звучно щелкнуло, и дверь распахнулась. В комнату вошло два человека и один из них, который чуть выше и тоньше, спросил…

Вот что спросил, я не понял. Он говорил достаточно быстро и понимание сказанного до меня не доходило. А то, что он спросил, это можно было понять по тону и интонации. Я улыбнулся в ответ и тогда второй мужчина, растягивая слова поинтересовался.

— Ты меня понимаешь?

"О да". — Хотелось мне сказать. Это выражение я запомнил, так как не однократно слышал его то женщины. Но сразу ответить не получилось, и мужчина разочарованно развел руками, как будто хотел сказать второму мужчине, что он сделал все, что мог. Они общаясь между собой развернулись и ушли.

Буквально минут через десять в комнату вошли два бугая и в четыре руки переложили меня на блестящий стол. Зачем надо было использовать их двоих, если и у одного бугая, такие здоровые лапищи, что хватило бы переложить и двоих, таких как я.

На мое удивление, когда эти бугаи переносили меня, мое тело не подчинялось мне и казалось, оно живет отдельной жизнью от моего сознания. Меня осторожно положили на блестящий стол, надо заметить на холодный метал, и меня непроизвольно выгнуло. Лапа одного из бугаев легла мне на грудь, и он прижал меня к столу. Спина постепенно привыкла к холодной поверхности, и я перестал дергаться. Хотя, под такой лапищей, и с моим силами, дергаться было бесполезно.

Я не знаю, что они там делали, но непонятная сила прижала меня к поверхности стола и лапа с моей груди убралась. Вот теперь, я действительно не мог пошевелиться, и мне оставалось только смотреть на блестящий козырек надо мной. Мой слух докладывал, что в комнату кто-то входил, выходили, слышались разговоры и в конце концов, мое сознание поплыло и меня накрыла темнота.

Очнулся я опять у стенки и накрытый все тем же легким покрывалом. Голову неимоверно ломило и казалось, что где-то, совсем рядом, работает молотобоец. С завидной регулярностью в голове отдавался металлический звон и избавиться от которого никак не получалось. Можно было подумать, что этот эвон вызывает хронометр, но тогда он должен быть просто огромного размера и на его стрелке, должен был висеть колокол.

На мое удивление, ноги и руки нормально работали и не смотря на набат в голове, я смог повернуться на бок и в той части комнаты, где была дверь, в углу увидел настоящий умывальник. В моей голове мелькнула мысль, что мои кошмары закончены…

Но это было не так. Стоило мне обратить свое внимание на мое тело и тело десятилетнего мальчишки никуда не делось.

С трудом, с большим трудом, превозмогая набат в голове, я уселся на лежаке, на кушетке, на том, на чем я лежал, и пошевелил ногами, попытавшись достать до пола. При одном взгляде на умывальник, мне захотелось пить, и это желание возрастало с каждым мигом. Чтобы достать ногами до пола, мне пришлось перевернуться на живот и сползать с лежака, пока мои пальцы ног не коснулись холодного пола. В первое мгновение я поджал ноги, так неожиданно почувствовав холод, но желание напиться, меня толкало вперед, и я осторожно встал на полные ступни. Толи холод в ступнях, толи изменение положения тела, но набат в голове притих и теперь отзывался не так явственно, хотя и никуда не делся. Держась за кушетку, которая оказалась значительно выше, чем ожидалось, я осознал, что без посторонней помощи, на нее забраться не смогу, но одновременно, и идти самостоятельно тоже. Осознав перспективу лежать на холодном полу, я стащил покрывало, опустился на четвереньки и волоча за собой покрывало, пополз к умывальнику.

Зря я это делал. Лучше бы остался на кушетке и потерпел жажду.

До умывальника я дополз. Вернее до того места, где располагался умывальник, но даже поднявшись по стеночке на ноги, самое большое чего я добился, это ухватиться руками за край умывальника. Ни заглянуть в него, ни тем более напиться, я не смог. Если бы в комнате был стул, я бы воспользовался им, но такого предмета в комнате не было и мне пришлось кое-как расстелить покрывало и улечься на нем на один край и прикрывшись другим. Под ритмичный звон набата я заснул.

Проснулся в темноте. Сразу не сообразил, что ночь и в первое мгновение запаниковал. По всем моим понятиям, если в комнате имеется окно, то в ней не может быть полной темноты. В этой комнате именно так и было. Темнота было настолько темной и плотной, что казалась осязаемой. Набат в голове прекратился, и даже ушла жажда. Я чувствовал себя прекрасно и готов был начать исследовать место, где я нахожусь. Остановили меня воспоминания о высоте кушетки и о холодном полу. Под покрывалом и на кушетке, было гораздо теплее и удобней, чем скрючившись калачиком лежать на полу. Я проверил наличие стенки с той стороны, насколько помнил и успокоился. Что либо рассматривать в темноте было просто невозможно и постепенно я заснул.

Утро начинается с рассвета.

Для меня утро началось с приглушенных разговоров. Прислушавшись, я неожиданно понял, что прекрасно понимаю, о чем говорят мужские голоса.

–… увеличен показатель активности мозга.

— Смешно, — возразил более грубый голос, и тут же поинтересовался. — Он у тебя там не сдох? А то, что-то от него попахивает.

— Не говори глупостей. Пять минут назад проверял, спит.

— Третий день уж спит, может пора избавиться от тела?

— Пока подождем. Какой ты нетерпеливый.

— Будешь тут нетерпеливым, — недовольно высказался грубый голос. — который раз уже экспериментируем и нет результата. За такую работу, нас самих скоро положат на стол.

— Размечтался. Это меня могут положить на стол. А тебя, бросят на этой планете.

— Типун тебе на язык.

— Что-о? Испугался остаться на этой планете? Я бы не отказался. Перебрался бы в центральное поселение, а возможно, под купол, устроился бы простым доктором и жил бы припеваючи.

— Ты(?), и доктором? Не говори ерунды. Да тебе мясником впору работать. Режешь эти изделия, как кроликов.

— Тебе жалко? Инкубатор еще наштампует. Кстати, сделал заказ местным секротам, чтобы выловили еще с десяток этих кукол?

— Пока нет. Ты же с этим, пока занят. Когда резать его будешь?

— Пока подождем. Показания его мозга весьма оригинальные. Думаю вживить ему нашего паучка.

— Ты же говорил, что он еще не готов.

— Готов, ни готов, когда-то надо начинать. А насчет его не готовности, ты зря так думаешь. Центральное ядро, воспроизводство и с десяток функций, в которых я разобрался, вполне работают.

— Десяток функций, — передразнил грубый голос. — Что дадут, эти десяток функций? Забыл? Что говорил наниматель. Ему нужен полностью рабочий имплантат.

— Это ты забыл. После изучения попавшего в наши руки образца, мы разрабатываем не имплантат, а настоящую бомбу и поменьше болтай об этом. Его имплантат, это настоящая детская игрушка, по сравнению с нашей разработкой.

— А ты не боишься, что об этом узнает наниматель?

— От кого? Не от тебя ли?

— Без меня найдутся желающие убраться с этой планеты.

— Не смеши меня. Кроме тебя, никто и не догадывается о нашей разработке. Так что, если это дойдет до нанимателя, я буду знать, кто меня заложил.

— Хватит угрожать. Без меня у тебя вообще бы ничего не получилось.

— Ну так и помалкивай. Хочешь добавить в паучка, свои любимые прибамбасики? Так добавляй. Мне без разницы, что испытывать.

— Наоборот, убрать, — недовольно возразил более грубый голос.

— И что же тебя не устраивает? — Не долгое молчание и удивленно-недовольная реплика. — Достал ты меня уже, со своими протоколами безопасности. Хочешь вернуться к первоначальному образцу?

— Не совсем. Я тут посидел, кое в чем разобрался и поменял в том образце. Ты конечно в очередной раз можешь сказать, что это бред, но я твердо уверен, без протоколов безопасности, наш паучок работать не будет. Ведь само ядро, мы вообще не трогали и не разобрались, как работает.

— Делай что хочешь, но если в очередной раз сорвешь эксперимент, я тебя…

Что собирался сделать говоривший, не прозвучало, но более грубый голос ответил.

— Тебе мало умерших? Без протоколов безопасности, вообще у тебя ничего не получится.

— Ладно, уговорил, убирай закладки и ставь, что считаешь нужным. Тебе пары дней хватит?

— Управлюсь, — пообещал более грубый голос, и тут ж поинтересовался. — Не поделишься, что ты ему вкатил, что он так долго не приходит в себя.

— Да в общем-то ничего особенного. Оранжевую капсулу и знание языков.

— Языков? — удивился более грубый голос.

— Ну, и чему ты удивляешься? Этот экземпляр не понимал, что мы говорим, а мне надо было знать, как он воспримет нашего паучка.

— Это я могу понять, но что именно, ты ему вкатил? — настаивал более грубый голос.

— Вначале местный. Понаблюдал за реакцией мозга и добавил общий.

— Ну, местный, я понимаю, а зачем общий?

— Понимаешь, было интересно, как поведет себя мозг, после стимуляции. Местный я ему вкатил до инъекции, а общий, уже после.

— Ну ты и придурок, — толи упрекнул, толи возмутился более грубый голос. — Я бы до такого не додумался. Ну и каков результат?

— А ты не видишь? Спит.

— Если честно, то я не очень удивлюсь, если он вообще не проснется.

— Ошибаешься. У этого экземпляра весьма большой порог восприимчивости, после полученной им травмы. И вообще, местный язык он должен был знать и раньше. Я как бы, просто помог ему его вспомнить, а вот общий, это другое дело.

— Ты бы определился, что для тебя важнее. Твои фокусы с мозгом, или испытание паучка.

— А для тебя имеет значение? По моему, одно другому не мешает. Свои замеры я уже сделал и весьма ими доволен. Осталось повторить, и можно будет вживлять паучка.

— Пока я буду налаживать паучка, ты можешь еще парочку языков закачать ему в голову и понаблюдать, — с сарказмом предложил более грубый голос.

— Заткнись, советчик. Надо будет, и десяток языков засуну ему в голову. Тебе завидно? — Ответа на свой вопрос он не дождался, и продолжил. — И тебе бы не помешало. Останешься на этой планете, будешь переводчиком. Хочешь, я тебе закачаю язык Прежних?

— Придурок, — грубо возразил более грубый голос. — Каких Прежних? Ты бы хоть историей этой планеты поинтересовался. Каких Прежних? — Повторил он вопрос, но с большой долей сарказма и упрека.

— А мне это зачем знать? Прежние, они и есть прежние. Зачем мне их историей интересоваться?

— Вот-вот, я и говорю, придурок. Прежних было целых три эпохи. Вначале на планете обосновались твои любимые паучки, от которых тебе достался образец их биоскина. Как они погибли, я не знаю. После них, на планету пришли колонисты от людей. Вот от них и остались всевозможные развалины городов. Насколько я понял, этих уничтожили Хонды, еще до общей войны. Теперешняя колония, это уже третья волна людских колонистов, после твоих пауков.

— Почему моих? — возмутился мягкий голос.

— Да потому, что ты почитаешь их за богов, а по мне так, это были паукообразные разумные. И ты в этом имеешь возможность убедиться. А то, что мы до сих пор их не обнаружили, так это не их вина.

— Тоже мне историк. Может, ты знаешь, почему эти, живут все еще под куполом?

— Да потому, что идиоты. С самыми первыми, это можно еще понять, а эти, просто идиоты, всего боятся. Уже доказано, что планета совершенно безопасна и наши изделия это полностью подтвердили. А Эти, все еще боятся нос из-под купола высунуть и переживают о перенаселение купола, ограничивая рождаемость. Если им не хватает жрачки, хотя я в этом сомневаюсь, пусть бы заказали пару тысяч современных автоматов и начали бы нормально плодиться. А то жрут всякую гадость и трясутся под куполом. Такими темпами, как они плодятся, мы со своим инкубатором, быстрее заселим планету чем они.

— Как у тебя все просто. Ты со своим инкубатором до конца не разобрался, а уже за моего паучка принялся, — упрекнул мягкий голос и тут же, не дожидаясь возражений, спросил. — А ты не задумывался, почему они требуют от нас увеличение производства клонов?

— Ну и почему, по твоему?

— Да потому, что наши клоны приспособлены к условиям проживания на планете, а Эти, как ты их называешь, все еще живут в тепличных условиях и боятся показать из-под своего купола носа. Ты обрати внимание. На планете из наших клонов, уже существует достаточное количество простых поселков и без всяких куполов. Если так пойдет и дальше, то вскорости, количество людей в поселках, переплюнет количество этих идиотов под куполом. А они, никак не могут понять этого и убрать свой купол. Если бы не ограниченное количество исходного материала, можно было бы включить инкубатор на полную мощность.

— А ты режь больше, и остатки не выбрасывай, а возвращай в инкубатор. — С насмешкой в голосе, посоветовал более грубый голос, но более мягкий голос с сожалением возразил.

— Можешь смеяться сколько угодно, но я не могу этого делать. В отличие от тебя, я забочусь о чистоте будущих колонистов. Инкубатор может принять мои изменения за образец. Ты лучше свой образец ему подсунь, может таких же идиотов делать будет.

— Сам ты идиот. Хватит инкубатору и образцов тех, из-под купола.

— Вот я и говорю, идиоты. — Согласился мягкий голос, а грубый голос как будто и не слышал реплики товарища, продолжил.

— Например сказать, мы с тобой свободно выходим на поверхность и пока живы и здоровы, а Эти…

— Это ты что ли здоров? — с насмешкой перебил мягкий голос. — По мне, так ты болен на всю голову.

— Сам не лучше… — Небольшая пауза и более грубый голос предложил. — Проверь своего клиента, по-моему, он уже проснулся…

Я понял, что пора просыпаться и не дожидаясь проверки подал голос.

— Ей, кто здесь?

Ко мне тут же подошли двое мужчин, которых я видел в первый день пребывания здесь и один из них, с мягким голосом спросил.

— Ты меня понимаешь?

Понимать то я его понимал, но разговор у него был странный и тягучий. Я кивнул головой, потом крутанул из стороны в сторону и опять кивнул. Оба мужчины, заулыбались и мужчина с грубым голосом сказал другому, но сказал на том языке, на котором они общались до этого.

— Поздравляю, не сдох. На этот раз тебе повезло.

Мужчина с мягким голосом посмотрел на меня и не отвечая на реплику другого поинтересовался у меня, но на певучем языке.

— Ты можешь говорить?

Я пожал плечами и постарался выдавить из себя.

— Да, — при этом сглотнул тягучую слюну и попросил. — Пить.

О!! Реакция мужчины с мягким голосом была просто замечательной. Он развернулся, дернулся в сторону, потом хлопнул второго мужчину по плечу и сказал на гортанном языке.

— Прекрасно, он все понимает и даже говорит.

— Не радуйся, — несколько охладил его с грубым голосом. — Если не дашь ему пить, то сдохнет раньше времени.

— Да-да. — Оживился второй и метнувшись к двери, крикнул в коридор. Все на том же гортанном и как мне казалось грубом, лающем языке. — Эй, бездельники, быстро еды и воды.

Почти сразу же, появились два знакомых бугая, помогли мне сесть, накормили из ложечки скользкой пастой и дали напиться воды из прозрачной емкости.

Двое мужчин дожидались окончания процесса моего кормления и выставили за дверь бугаев, как только я отлип от емкости с водой. Бугаи попытались забрать у меня воду, но я завел руку с емкостью за спину и крутанул головой. Один из мужчин, с грубым голосом, снисходительно распорядился оставить мне емкость, на другом языке, но я сделал вид, что не понял его и продолжал пялиться на бугая. Мужчина с мягким голосом посмотрел на бугая и жестом указал ему на дверь. Вот тут я понял, благодарственно улыбнулся и сказал, немного запинаясь от непривычного для меня произношения.

— Спа-аси-ибо.

— Вот видишь, — оживился мужчина с мягким голосом, обращаясь на гортанном языке к своему товарищу. — Этот экземпляр вполне воспринял и впитал язык под разгоном.

— Да, под разгоном. Но после введения разгона, ты ему залил другой язык. Забыл? Общий.

— Точно, — немного удивился с мягким голосом, — интересно, а общий, он понимает?

— Так ты у него самого спроси. — И со смешком добавил. — Если ты не заметил, то мы общаемся на нем. — И тут же, посмотрев на меня, он спросил. — Как самочувствие? Еще есть, хочешь?

Я постарался не подать вида, что понимаю и для убедительности, подался слегка в перед, как бы стараясь понять, что мне сказали. С более грубым голосом рассмеялся и сказал для второго мужчины.

— Вот и полюбуйся на свой эксперимент. Второй язык он не усвоил.

— Но он прислушивается. Посмотри, он и сейчас прислушивается. Может нужно время для усвоения?

— А ты его подержи здесь месячишку, смотришь, он и заговорит. — Насмешка не понравилась мужчине с мягким голосом, и он демонстративно отвернулся, на что второй примирительно посоветовал. — Не злись. У тебя есть несколько дней, пока я немного изменю настройки паучка и внесу протоколы безопасности.

Целых два дня меня практически не беспокоили. Разгородив прозрачным щитом мою комнату на две части. В первой части находился я со своей кушеткой и туалетом, а во второй части все остальное. Видеть я мог все прекрасно, но пройти через прозрачный щит…, или перегородку, не получалось. Под давлением моих рук перегородка малость прогибалась, но дальше не пускала. С бугаями, которые приходили ко мне, кормили, все той же тягучей и густой…, пусть будет кашей и давали емкости с водой, я попытался заговорить, но они делали вид, что меня не понимают, а знание общего языка, я не осмеливался показывать. Как ни как, а это было мое тайное и единственное оружие.

Подслушанный разговор я старался проанализировать и понять со своей точки зрения и тех знаний, которые остались у меня в голове после того гребанного мотоциклиста.

То, что я на планете, это меня обрадовало и то, что на планете имеются еще люди, тоже. Хотя о других людях, я мог судить по тому месту, где был до попадания в эту больничку. Немного не понятно было с куполом и Прежними. Что за купол они упоминали и что за Прежние, которых было не одно поколение. Еще меня смущало упоминание об инкубаторе и о клонах. Инкубатор, по аналогии с моими остаточными знаниями, это что-то связанное с птицей…, но что именно я не помнил. Клоны, это слово хоть и было понятно по общему тексту разговора, но никаких ассоциаций у меня не вызывало. Другое дело, что эти двое, при помощи своего инкубатора заселяли планету, это меня взволновало и удивило. А больше всего меня взволновала мысль, что и я…, а точнее мое тело мальчишки, могло быть выпущено из инкубатора.

Жаль, что после удара, я почти ничего не помню из моей прежней жизни. Не могу объяснить почему, но я был твердо уверен, что тело этого мальчика не мое родное. Хотя не так. Оно мое, но я был уверен, что я взрослый мужчина, а не подросток. Можно запутаться в своих рассуждениях. Сейчас, я мальчишка, но у меня была уверенность, что до мальчишки, я был взрослым мужиком. И то воспоминание, с машиной и гребанным мотоциклистом, меня в этом убеждало, и поддерживало эту убежденность. Оставалось только понять, как мое сознание, как мое Я, оказалось в теле мальчишки, да еще на другой планете. А вот почему на другой планете, не на той, где я был взрослым, я объяснить не мог. Но все полученные знания за период моей, будем считать болезни, склоняли мое мнение именно к этому выводу.

И еще, меня очень волновало, что за гадость собрались в меня подсадить эти два вивисектора. А главное, я не мог им помешать…

В очередной раз, мои глаза открылись, и я уставился на металлический отражатель у меня перед лицом. Мысль, что меня, без моего согласия прооперировали, поразила и возмутила настолько, что я забился на месте и постарался руками ухватиться за металлический экран надо мной. Меня тут же прижала неизвестная сила к столу, на котором я лежал, и в поле моего зрения появились двое знакомых мне мужчин…, моих мучителей. Один из них приложил к моей груди пластину, что-то на ней понажимал и предложил посмотреть своему напарнику со словами.

— На, полюбуйся. Твой паучок сдох.

— Не скажи. Некоторые процессы идут.

— Процессы у него идут. — Возмутился с мягким голосом. — Твои процессы, может, и идут, а эксперимент с паучком ты провалил. Я же тебе говорил, пока надо без протоколов безопасности. Пока мы не разобрались с механизмом внедрения, протоколы безопасности не нужны. И что теперь с ним делать?

— Тебе жалко этого оборванца или паучка? — возмутился с грубым голосом. — Если оборванца, то наштампуй себе десяток и не нервничай. А если паучка, то у меня остались все его копии.

— Копии, копии, а сколько времени понадобиться для выращивания нового? Ты об этом подумал? Все, я закрываю эксперимент и в следующий раз, затолкай свои протоколы безопасности себе в задницу.

Темнота.

"Как мне надоела эта темнота". — Пронеслась первая мысль, когда мое сознание поняло, что пора очнуться.

Опять темнота, но на этот раз с вонью. Болело все тело и ломило затылок. "Опять пробили голову", — подумалось мне и я потянулся к своему затылку рукой. Еще не доходя до головы, рука уперлась во что-то твердое и шершавое. О затылке я тут же забыл и попытался понять, где я нахожусь. С одной стороны тянуло сквознячком, а моя рука упиралась в…, похоже в стену. Это уже никак не могла быть больницей, в которой я находился в последнее время. Стена в той больнице, вернее в той комнате, где я находился, была выложена плиткой и на ощупь была гладкой и теплой. Здесь же стена, если это была стена, холодная и шершавая.

До своего затылка я все же дотянулся и ни крови, ни раны на нем не обнаружил. Все было как всегда. Волосы, гладкая шея и два шрама на затылке, но к этим шрамам я уже привык и не обращал на них внимания. Других изменений на затылке не было. А вот вторя рука, после моего шевеления, начала болеть и неудобно была подвернута под тело.

Попробовал развернуться в сторону больной руки, и не смог, из-за резкой боли. А развернуться в другую сторону, мне мешала стена, у которой я лежал. Кое-как, используя ноги и голову, я смог освободить болевшую руку и понял, что болит не сама рука, а плечо. Садиться или вставать я не спешил, так как в темноте было ничего не видно, и я решил дождаться света.

Если он будет…

Спать мне не хотелось, очевидно, уже наспался на год вперед и я просто лежал с открытыми глазами. Не буду утверждать, вполне возможно, я притерпелся к боли и задремал. Вначале я услышал шуршание шагов, а потом тихие, приглушенные голоса. К тому месту, где я находился, приближались двое. И один выговаривал другому за его неуклюжесть. Судя по голосам, ко мне приближались дети, а по тем выражениям, что я мог разобрать, эти дети жили в очень не культурном обществе, или их родители забыли нормальный язык.

— Спускайся, — потребовал более писклявый голосок.

— Вот еще. — Возмутился второй, прокомментировав свой отказ крепким словечком. — Почему опять я? — И опять выражение, которое можно услышать из уст не подростка, а вполне взрослого, но малость"уставшего"человека.

— А кто еще? — Комментарий к вопросу прозвучал не так звучно, но со смыслом. — Ты у нас старший, вот и спускайся.

— Опять в кровищу испачкаюсь. В темноте… — Колоритное выражение закончило предложение, и подросток спросил. — Может подождем утра?

— Какого утра? — Возмутился писклявый голос с соответствующим комментарием. — Утром здесь другие будут, тогда нас точно лишат еды. — И более настойчиво потребовал. — Спускайся. Мы должны первыми Сопле принести добычу.

— И зачем ему………, эти куски мяса?

— Да кто его поймет. Сует куски в какой-то аппарат и потом ругается, козел вонючий. — Услышав знакомое выражение, я усмехнулся, и только потом сообразил, что оно для меня знакомое, только после мысленного перевода на язык в моей голове. Так как было произнесено не козел, а аналог местного животного.

— А ты откуда знаешь?

— Знаю. Я подсмотрела, как он прошлый раз ругался и выгребал из аппарата остатки мяса.

— Дура, лучше бы, что другое подсмотрела, — ехидно хахатнул мальчишка и посоветовал. Ты………, молчи об этом, а то он и тебя сунет в аппарат.

— Я уже большая и в него не влезу, — самоуверенно заявил писклявый голос и тут же потребовал. — Спускайся.

Сверху на меня посыпался мусор и песок с мелкими камешками. Вскорости, почти на меня что-то свалилось, звучно шмякнув рядом. М больше некому было — это был мальчишка, так как девчонка осталась наверху, а я получается, лежал в какой-то яме. Мальчишка как и я, наверное ничего не видел и присев, я это понял по шуршанию, начал ощупывать руками около меня. Не дожидаясь, пока он своими лапами найдет меня, я тихо произнес.

— Осторожнее, у меня рука болит.

Как я понял, мальчишка отшатнулся, но не убежал. Через некоторое время молчания, он спросил так же тихо.

— Ты живой?

— Если на меня не наступишь, буду жить.

— Ты человек? — настороженно спросил мальчишка.

— Уже не знаю. Вчера был человеком.

Молчание затянулось, и потом мальчишка спросил.

— Ты говорить, умеешь?

— Сдурел? — возмутился я. — А мы что сейчас делаем?

— Это-то да, — согласился он, выругался, сплюнул, хорошо, что не в мою сторону и тут же крикнул. — Кроль! Тут живой!

С верха долго не было ответа, а потом осторожный голосок спросил.

— Ты уверен?

— Еще бы, он говорить умеет, — заверил мальчишка и предложил мне. — Голос подай.

— Я живой, — громко произнес я и добавил. — Только рука болит.

— Вылезайте оба, — поступило распоряжение с верха, но мальчишка возмутился.

— Ты что, дура? Он же сказал, рука у него болит. Не поднимется он по стене.

— Тогда тяни его в дыру, потом направо и вверх.

Через некоторое время, когда мальчишка меня ощупал, он со смешком, сообщил девчонке наверх.

— Ей, Кроль, а он голый. Давно голых мальчишек не видела.

— Вот еще, нашел чем удивить. Тащи давай.

Тащить меня не пришлось. Кое-как, на коленках и на одной руке, я добрался до выхода, а там уже мне помогли подняться и девочка авторитетно заявила, ощупав мою руку.

— Перелома нет. Надо дернуть сильно, но я не смогу. Это надо к Сопле идти.

— Сопля опять платы потребует, — недовольно предупредил мальчишка.

— Потребует, пусть с него и получает. Мы здесь ни причём.

— Может сами?

— Не, не получится. У него кость вверх торчит, здесь без Сопли не обойдешься.

— Тогда сама к нему этого, поведешь. Сама знаешь, он меня недолюбливает.

— А кто тебя долюбливает? Меньше ныть надо.

Мальчишка промолчал и недовольно отвернулся, а девчонка ухватила Крома за здоровую руку и скомандовала.

— Пойдем, так и быть, отведу тебя к Сопле. Но запомни, если он долг на меня повесит, отрабатывать ты будешь. Согласен?

Я пожал плечами, давая понять, что у меня нет другого выхода, и кивнул головой. Не знаю, что там подумал мальчишка, но он криво усмехнулся и прокомментировал.

— Да уж, этот отработает. Смотри, чтобы самой отрабатывать не пришлось.

— Тебе то, какое дело? — Окрысилась девчонка и болезненно дернула меня за руку. Боль стеганула по мозгам и я упал. Черноты не было, но пришлось сцепить зубы, чтобы сдержать слезы. Девчонка виновато ойкнула, опустилась около меня и пробормотала. — Извини. Вечно этот дурень, под руку всякие гадости говорит.

Внутри я чувствовал себя взрослым человеком и слово"отрабатывать"для меня прозвучало двояко. Другое дело, что девчонка была слишком мала, для"отрабатывать", но кто знал порядки или обычаи в их обществе. Может быть, и я не правильно понял выражение мальчишки, но то, что девчонка ощетинилась и зло глянула на мальчишку, скорее всего, слово"отрабатывать"имело именно ту подоплеку, о которой я подумал.

— Что он имел в виду? — спросил я. Девчонка недовольно хмыкнула, что подтвердило мою догадку и я уточнил. — Тебе не рано?

— Не смотри, что я мелкая. У меня уже грудь начала расти и скоро кровь будет, а тогда только друг или на привязь в схроне. — Она зло глянула на мальчишку и продолжила. — Думала, этот сможет защитить, а его самого надо защищать.

— Ладно с другом, я могу понять, а что значит на привязь?

Девчонка удивилась и состроила не менее удивленное выражение на лице. Глянула на мальчишку и спросила у меня.

— Ты откуда взялся?

— Сама знаешь, из ямы.

— Ну про яму, мог бы и не говорить. Ты откуда в яме взялся?

— Не знаю. Может вы знаете?

— Как тебя привезли эти образины и швырнули в яму, мы видели, но откуда тебя привезли?

— Тоже не знаю. Помню больничку и два мужика в синих одеждах. Что они со мной делали, не знаю.

— И че, вообще ничего не помнишь? — заинтересовалась девчонка, а мальчишка с издевкой посоветовал.

— Во-во, его выбери в защитники. Он тебя точно защитит.

— Пошел ты…. — Дальнейшие слова девчонки были слишком колоритные и образные. Я дослушал эмоциональный спич девчонки и уточнил.

— Так что такое привязь?

Она недовольно скривилась, но пояснила.

— Тебе трудно понять. Это когда девчонка постоянно сидит в схроне и обслуживает всех, кто ее захочет. Ей конечно платят, но чтобы собрать на выкуп, надо много…, — она отвернулась, скривилась и сказала. — Короче, придется терпеть ни один месяц.

— А с другом?

— С другом легче. Не все пристают. Если хороший друг, то в обиду не даст.

— Во-во, — поддержал ее мальчишка. — В обиду не даст, но с друзьями обязательно поделится.

Девчонка отвела в сторону взгляд и тихо произнесла.

— Все лучше, чем на привязи. — И тут же вызверилась на мальчишку. — А ты уже размечтался, как будешь сидеть и торговать мною? — Она ухватила меня за руку и опять дернула, собираясь поторопить меня. Второй рывок не свалил меня с ног, по тому, что уже не было куда валить, но заставил застонать. Девчонка скривилась, съежилась и глянув на мальчишку, со злостью заявила. — Все, больше не подходи ко мне.

— Нужна ты мне. — С не малой долей превосходства заявил мальчишка и ухмыльнувшись закончил. — Теперь ты сама по себе, и этого, сама веди к Сопле.

Девчонка скривилась еще больше и чуть не застонала от досады. Посмотрела на меня, вздохнула и обреченно сказала.

— Ты это, поднимайся, идти надо.

На мой взгляд, Сопля, это взрослый мужчина, со своими странностями. Он жил в отдельном отнорке, состоящем из четырех комнат…, помещений…, а скорее можно сказать, таких же отнорков, но меньше размером. Дальше первого помещения он нас не пустил. Указал мне на стул, а у девочки спросил.

— Ну, сопля, зачем привела? — Я понял, что он собрался набивать цену и вмешался.

— Меня никто не приводил. Я сам пришел, если сможешь, помоги.

— И что мне с твоего помоги будет? — обратил свой взор на меня Сопля. Он неприятно осклабился и добавил. — С тебя даже взять нечего.

Ну да. Я с ним был согласен. Я был абсолютно голым и если его слова понимать прямо, без подтекста, то с меня действительно взять было не чего. Я с вызовом посмотрел на Соплю и предложил.

— А ты назови свою цену, а я подумаю.

— Во наглые чухры пошли. Один шар, тебя устроит?

Девчонка дернулась и почти взмолилась.

— Дядечка Соп, это же много.

— А ты как хотела? Приводишь ко мне всякую невоспитанную чухру, а потом ноешь. Если много, пусть с одной рукой ходит, — он посмотрел на меня и с вызовом спросил. — Принимаешь?

Мне как-то было без разницы. Что один шар, что два…, совершенно без различно, и я кивнул головой. Тем более, не представляя, о чем идет речь. Сопля довольный, подошел ко мне, погладил по голове и дернул руку так, что ко мне опять пришла темнота.

Когда я пришел в себя, я продолжал сидеть на стуле, а за спиной слышались голоса.

–… ну что, мелкая. Не передумала? — Ответа я не расслышал, а голос Сопля продолжал. — Дура ты, не знаешь от чего отказываешься. С тебя не убудет, а долг я спишу.

Мне не понравились намеки Сопля и я пошевелился. Ко мне тут же подскочила девочка и помогла подняться на ноги. Поддерживая меня за талию, она повела меня на выход, а нам в спину послышались слова Сопля.

— Не забудьте, пять дней и один шарик.