Чухра

Алексей Пыжов (2024)

Прошло пять дней, после того, как подростка притащили в обжитой подвал и положили в темном углу на матрас набитый старым тряпьем. Все эти пять дней он бредил и бормотал на непонятном языке… Можно сказать так начинается история нашего героя попавшего в другой мир в тело молодого подростка и что же его ждет в новой жизни… и будит ли она?

Начало.

Два подростка, на вид десяти лет, хотя по их внешнему виду, точно, и даже приблизительно, определить возраст было очень затруднительно, устроились на корточках перед бетонной плитой. Если смотреть со спины, то они были одинаковыми. Оба тощих, в грязной одежде и оба одеты в мешковатые, серо-землистые комбинезоны, явно им не по размеру и не по росту.

У одного подростка, у комбинезона были обрезаны…, или неравномерно оборваны рукава и штанины, и в результате, было видно, что на одной ноге у него истоптанный ботинок и, опять же, больше, чем надо по размеру. А что надето на второй ноге и вообще, была ли обувь на ней, из-за висящих лохмотьев штанины, видно не было. На спине старого комбинезона можно было рассмотреть истертую надпись, но что была за надпись, этого уже разобрать было невозможно. Ворот комбинезона странно заворачивался и делал небольшой горб на шее и сползал у подростка на спину, открывая тощую, худую шею. На голове не понятно как, держалось что-то похожее на колпак или остатки капюшона. Из-под головного убора торчали давно не мытые, светлые волосы, закручивающиеся на концах. Этот подросток одной рукой, с которой рукав сполз почти до плеча, опирался на толстую плиту, а второй пытался что-то достать из-под нее, выгребая оттуда щебень, песок и небольшие обломки самой плиты.

Второй подросток сидел на корточках и безучастно следил за работой первого. Одет он был не в сравнение лучше первого. На нем тоже был грязный, забытый, когда стирался комбинезон, но он был ушит…, или ужат по бокам и собран на поясе в своеобразный пояс. На ногах у подростка были надеты высокие ботинки, в которые заправлялись штанины и голенища ботинок, были обмотаны куском веревки или куском шнура, не позволяющий расходиться высоким голенищам ботинок и одновременно, удерживающий края штанин в ботинках. Рукава комбинезона, как и у первого подростка, оборваны или обрезаны, но были закатаны до локтей и показывали его худые, жилистые, и давно не мытые руки. На его голове, как и у первого подростка, держался колпак и с одного края этого головного убора свисал кусок веревки, тесемки. Время от времени он брал край этой тесемки в рот, жевал его и прежде, чем что-то сказать, выплевывал.

В очередной раз, край тесемки вывалился у второго подростка изо рта, он сплюнул перед собой, не заботясь, куда именно попадет его плевок и произнес.

— Ну хватит уже. Издох твой защитник.

Что буркнул в ответ первый подросток, было не разобрать, но ответ явно не понравился второму. Второй подросток выбросил руку вперед и резко дернул за плечо первого подростка. После рывка, первый подросток почти завалился на второго подростка, но второй рукой, схватившись за край плиты, удержался. Первый подросток со злостью отдернул руку и с не меньшей злостью ответил.

— Заткнись, Швонь. Это ты во всем виноват. Это ты послал его туда, хотя сразу было видно, что плита совсем не держится.

— Я, или не я, — вяло и как-то безразлично возразил второй подросток, — теперь, какая разница? Теперь твой Кром сдох и я, буду заботиться о тебе.

— Да пошел ты…. — Куда был послан, а вернее сказать направлен второй подросток, ему явно не понравилось, да и прозвучало это слишком грубо и эмоционально. Он замедленно, явно показушно, поднялся на ноги и размахнувшись, залепил подзатыльник первому подростку.

Первый подросток почти клюнул носом в плиту, но вскакивать не стал и из сидячего положения, ребром ладони ударил второго подростка под коленную чашечку. Или удар был сильным, или второй подросток плохо, неудобно стоял, но он с громким вскриком рухнул на пыльный пол и при этом схватился за ушибленное место.

— А-а-а!! Сука белобрысая! Убью!

А хоть бы и сука…

Второй подросток метнулся к первому и нанес несколько ударов в лицо. Но толи второй подросток был более верткий или более сильный, но удары первого прошли мимо и самое большее пришлись на плечи. Между подростками завязалась потасовка и сразу стало видно, что первый подросток мельче второго и он пользуется чем-то похожим на кусок железки, зажатой в руке. Он пытался ударить этой железкой второго подростка, но каждый раз его рука была перехвачена или отбита. В конце концов, второй подросток подгреб под себя первого и сосредоточился на выкручивании чего-то железного…, ну по крайней мере блестящего, из руки первого подростка. В это время первый подросток извернулся, подхватил камень…, или большой осколок мусора и ударил второго подростка в плечо. По всей видимости, он метил в голову, но не достал, не хватило длинны руки, но и этого хватило, чтобы второй подросток откатился в сторону, при этом выпустив руку первого подростка и мстительно сказал.

— Ну подожди, вернемся в схрон, я тебе покажу.

— Как покажешь, так и отсохнешь, — возразил первый, более мелкий подросток и не выпуская из вида второго подростка, поднялся, отряхнул штаны со стороны спины, обошел его по небольшой дуге и опять принялся копать под плитой. Второй подросток понаблюдал некоторое время, с лежачего положения и уже более доброжелательно произнес, при этом садясь.

— Ну, ладно, хватит там копаться. Сдох он уже.

— Если б не ты… — Первый подросток застыл, пошуровал в вырытой им же норе и совсем тихо сказал. — Ботинок.

Второй подросток подхватился и на четвереньках бросился к вырытой норе под плитой. Оттолкнул первого подростка, сам засунул туда свою руку и долго, и настойчиво в ней что-то щупал. Потом осторожно вытянул руку и так же тихо, как и первый подросток, произнес.

— Точно, ботинок.

Под усилиями двух подростков дыра под плитой быстро расширилась и углубилась, и уже оба подростка, склонившись к дыре, внимательно и напряженно смотрели в нее.

— А ты говорил не докопаемся, — упрекнул первый подросток и победно глянул на второго. Второй подросток молча пожал плечами и первый распорядился. — Хватай за ботинок, и тащи.

— А может не надо? Ну его, мертвяка таскать.

— Сам ты мертвяк. Пощупай, ноги теплые, — настаивал первый подросток. — Хватай и тяни.

— Ну и что, что теплые? Мертвяки тоже теплыми бывают. — Не соглашался второй подросток и для наглядности спрятал свои руки за спину.

Первый подросток посмотрел на второго насупившись и уже потребовал.

— Тяни. А не то… — Что там может произойти, если второй подросток тащить откажется, не прозвучало, но и этой угрозы оказалось достаточно, чтобы второй подросток ухватился за ботинок того, что под плитой, и совместно с первым, упершись одной ногой в плиту, при этом весьма колоритно раскорячившись, потянул на себя за ботинок.

Может он тянул очень сильно или неудачно ухватился, но в результате его усилий ботинок соскочил с ноги спасаемого, и второй подросток упал на спину с ботинком в руках. Он скривил недовольную мину и отшвырнул ботинок в сторону. Комментариев от первого подростка не последовало, но хмурый, неодобрительный взгляд второй подросток заработал. Он шмыгнул носом, встал на оба колена, при этом уперевшись, как и первый подросток головой в край плиты, постарался сподручней ухватить за голую ступню и собрался тянуть, но первый подросток предупредил.

— Ты, это, не дергай. Давай по-тихому и вместе.

Оба подростка напряглись, засопели, но дело у них сдвинулось с места и постепенно, из дыры под плитой, появились ноги, надо отметить грязные и в одном ботинке. Потом колени и в конце штанины, собранные гармошкой до самой промежности. Первый подросток тяжело, глубоко вздохнул и на попе отполз подальше, поискав глазами во что бы упереться. Не найдя ни чего подходящего, сплюнул далеко в сторону, просто уперся ногами в пол и скомандовал.

— Ну, чего смотришь? Тяни.

Только оба подростка потянули из-под плиты третьего, а это, судя по ногам, тоже был подростком, как раздался из-под плиты еле слышный стон. Они оба бросили ноги и напряженно прислушались. Первый даже подался ближе к дыре под плитой и тихо спросил.

— Слышал?

— Может не он? Мертвяки тоже иногда стонут.

— Ну что ты заладил? Мертвяк, да мертвяк. А если и мертвяк? Вытащим, тогда точно и узнаем. Тащи.

Оба подростка теперь ухватились за одежду на третьем подростке и потащили его из-под плиты. Стон повторился и первый подросток победно глянув на второго распорядился.

— Тише тащи, лицо не пошкрябай.

— Чего там шкрябать? — почти возмутился второй подросток, но усилия по вытаскиванию третьего ослабил.

Оба подростка осторожно, не спеша вытащили третьего подростка из дыры под плитой, и первый подросток припал к груди вытащенного ухом. Когда второй подросток собрался что-то спросить, первый показал ему палец, давая понять, что бы не мешал и буквально через минуту, довольно заулыбавшись сообщил.

— Живой.

По виду второго подростка, он не поверил и оттолкнув первого подростка, сам припал ухом к груди третьего. При этом он постарался оттянуть край комбинезона и приложить свое ухо к голому телу. Некоторое время он прислушивался, и по его виду можно было понять, что он недоволен.

— Точно, дышит, — вынужденно согласился он и не поднимаясь с колен, потянулся рукой к сжатому кулаку третьего подростка. Но как ни странно, первый подросток был начеку и тут же потребовал.

— А ну не тронь. Это добыча Крома. Очухается, он и распорядится.

— Это наша добыча, — возразил второй подросток, но первый нахмурился и спросил.

— Тогда почему ты за ней не полез? Забыл? Сам от нее отказался.

— Молчи, млява, — немного с превосходством заявил второй подросток, который откликался на имя Шволь. — Все равно, в этом есть и моя часть. Пусть благодарит, что из-под плиты вытащили.

— Гнида ты. Сколько раз Кром тебя спасал?

— Нашел что сравнивать. Одно дело на деле спасать, а другое из-под плиты тащить. На деле, и я не раз спасал его шкуру.

— Ага, от тебя дождешься. Скажи спасибо, что не рассказал Крому, как ты на последнем деле попытался сбежать раньше времени.

— И не бежал я никуда. Там серики заявились.

— Серики, — передразнил первый подросток. — Как увидел сериков, так сразу в штаны наложил.

— Заткнись, млява болтливая.

— А ты не тронь не свое.

— Ладно, пусть старший рассудит, — нехотя согласился Шволь и потребовал. — Ботинок принеси.

— Сам зашвырнул, сам и тащи. — Оба подростка посмотрели друг на друга несколько секунд, потом первый сморщил нос и согласился. — Ладно, схожу, но ты не тронь.

Прошло пять дней, после того, как Крома притащили в обжитой подвал и положили в темном углу на матрас набитый старым тряпьем. Все эти пять дней он бредил и бормотал на непонятном языке. В первые дни к нему подходили многие, даже из других убежищ. Сидели рядом с ним, подолгу прислушивались к его бормотанию, но каждый слушавший только пожимал плечами, покидая убежище и крутил головой. Что бормотал Кром и на каком языке или наречии, никто понять не мог. И на пятый день старший убежища подозвал Шволя. Не сказать, что этот старший сильно отличался от других подростков живущих в этом убежище, но старшим его поставили более старшие, которые разрешили подросткам жить на их территории. Ну, и естественно, платить за проживание.

— Шво-оль. — Начал старший, помолчав, сплюнул на землю, скривил одну сторону губ и втянул через приоткрывшиеся губы воздух. Он всегда так делал, когда ему приходилось кого-либо серьезно предупреждать либо ставить условия и Шволь напрягся. Старший повторил. — Шволь, мне не приятно говорить, но Крома я не могу больше держать в убежище. От него и вашей компании нет поступлений, а то, что вы принесли вместе с ним, уже закончилось.

— Что ты хочешь предложить?

— Ты наверное не понял. От Крома уже начало вонять. Скоро вонь дойдет до сериков и сюда заявится надзор.

— Софт, еще пару дней. Кром придет в себя и мы все отработаем. Ты же знаешь. — Старший цвыркнул одной стороной губ, скривился и более надменно заявил.

— Старшие предупредили, что Кром навлечет на нас беду. Его слишком сильно приложило по голове и по их сектору пошли слухи. Это добром не кончится. Мне, в убежище, не нужны серики.

— Софт, еще пару дней и если Кром не придет в себя, мы уйдем.

— Ты не понял. Я не гоню тебя с Гоном. Уберите Крома и можете оставаться.

— Так не получится. Ты же знаешь, как Гон привязан к Крому.

— Я сказал свое слово, а решать вам. Завтра еще один день и все.

Возле лежанки с Кромом на корточках сидел Гон. Когда к нему подошел Шволь, он поднял голову и спросил.

— Уломал?

"Нет" — мотнул головой Шволь и в свою очередь спросил.

— Как он?

— Никак. Бормочет всякую ерунду и стонет.

— Поил сегодня?

— И поил и кормил. А он таращится и только мычит.

— Софт сказал, что нас не гонит.

— Оно и понятно. Но без Крома, мы долго в убежище не продержимся.

— И что предлагаешь?

— Есть один вариант. Помнишь, полгода назад, один из команды Ларка покалечился?

— Ну.

— Они его тогда в приют сдали. Может и нам…, это…, Крома…, в приют?

— Не донесем.

— И не надо. Я там присмотрел, коляску. Правда, одно колесо сломано, но если Крома погрузить на одну сторону…

— Первые серики схватят.

— Скажем, что нашли.

— Не смеши. Сами в приюте быстрее Крома окажемся.

— А я бы пошел с ним в приют.

— Сдурел? — возмутился Шволь. — Если такой смелый, можешь и один тащить Крома. Там, таким как ты, всегда рады. Ты о приюте у Софа спроси, — Шволь развернулся и пошел в сторону, а Гон с сожалением посмотрел на Крома, шмыгнул носом и тихо произнес.

— Прости Кром, но я не хочу в приют.

Шесть часов спустя к зданию с темной стороны подкатила совсем небольшая платформа на трех колесах. На платформе лежал подросток, ноги его спускались с края платформы, одна рука свешивалась за край, а вторая лежала на платформе. Двое подростков попытались снять лежащего на платформе, но это им не удалось и один другому тихо сказал.

— Брось ее.

— Софт приказал вернуть, — тихо возразил ниже ростом.

— Брось ее, — повторил чуть выше и добавил. — Скажем, что нас засекли.

— Ты что, Софта не знаешь? Долг на нас повесит.

— Если мы его здесь просто бросим, его долго не найдут.

— Надо привлечь, — посоветовал более низкий.

— Ага, чтобы сериков вызвали. Нет, толкай дальше.

— К следующему зданию мы не пройдем.

— Плевать. Мы уже и так засветились. Посмотри вверх, на край крыши. Нас видят.

— Тогда ноги?

— Не спеши. Толкай.

Двое подростков оттолкали трехколесную повозку до половины расстояния между зданиями и одновременно рванули в сторону, в тень соседнего здания. Потом их тени мелькнули уже на выходе, между двух зданий и пропали в не зоны видимости камер наблюдения.

Охранники, которые все время наблюдали за действиями ночных посетителей, ухмыльнулись. И один у другого спросил.

— Ну, серых вызываем?

— Зачем? Разве не понятно? Шантрапа со свалки, подкинула нам еще одного из своих. Интересно, живой или нет? А то прошлый раз мертвого принесли и бросили.

— Я не помню.

— Откуда тебе помнить? Ты тогда еще здесь не работал. Что делать будем?

— Не охота тревогу из-за всякой швали поднимать. Может, дождемся утра? Тут осталось, всего ничего.

— А если еще живой?

— Нам какая разница? Тогда сообщим старшему, а он пусть решает. Лично я, туда ночью не пойду.

— Боишься?

— Не то чтобы боялся, но сам говорил, что шантрапа на все способна.

— Ладно, сидим на месте. Сообщи старшему.

Через полчаса к ним на пост наблюдения заявился старший смены и с недовольным, заспанным видом, спросил.

— До утра не могли подождать?

— Сам смотри. — Предложил один из охранников и включил запись, как двое подростков приволокли трехколесную платформу. Старший посмотрел молча, некоторое время молчал и сказал, скорее всего, для себя самого.

— Надо проверить. — Оба охранника промолчали, а старший прокрутил еще раз запись и спросил. — Почему не проверили?

— Ты сам не велел, одному в ночное время не выходить из казармы. — Возразил один из охранников.

— Велел, велел. Кто знал, что они опять нам подарок подкинут? — После третьего раза просмотра записи, старший распорядился. — Поднимай сменщиков и втроем марш на улицу.

— Ребята обидятся. — Возразил один из охранников. — Им еще как минимум, два часа дрыхнуть.

— Тогда сам иди.

— Может с тобой? — Выражение хоть и прозвучало вопросительно, но в нем явно чувствовалась поддевка. Старший медленно перевел взгляд на спросившего, и недовольно согласился.

— Можно и со мной. Бери парализатор и поставь его на полную мощность.

— Откроем оружейку, сыграет тревога у серых. Они прискочат, мало нам не покажется.

— Ты забудь эти обзывалки. Секроты. А то штраф выпишу, будешь меньше языком болтать. А на счет тревоги, доложи секротам, что у нас ЧП. Отправь запись и предупреди об открытии оружейки.

Старший и еще один охранник, осторожно приблизились к платформе, на которой свесив ноги и руку лежал подросток. У него на груди лежал кусок пластика и на нем было крупными буквами нацарапано."КРОМ". Старший взял в руки кусок пластика, прочел вслух каракули и с насмешкой спросил у охранника.

— Ты тоже так же пишешь?

— Это еще почему? — не то удивился, не то обиделся охранник.

— Так ты, тоже, из этих.

— Это когда было? У меня первый ранг социальной значимости.

— То-то ты в охранники пошел. С первым рангом, мог бы работенку и поспокойней найти.

— Куда спокойней? За полгода службы, ни одного происшествия. Это первое.

— Тоже мне нашел происшествие, — насмешливо возразил старший. — Вот когда наши шкеты бунт подняли, вот тогда было происшествие, а это так, ерунда. Бери тачку и толкай к изолятора.

Часа через три, а то и через четыре, старшего охраны приюта вызвал к себе доктор. Он то и настоящим доктором не был, так, старший техник медицинской службы, подрабатывающий в приюте в качестве доктора. Появлялся в приюте только по вызовам и то, корчил из себя невесть что. Старший охраны мог бы и послать его куда подальше, но с ним связывался сам директор приюта и предупредил, что придет доктор и надо оказать ему посильную помощь. Знал он эту посильную помощь. Поставь сюда, перенеси туда, подними это. Вот и не пошел сам, а отправил к доктору одного из дежурной смены, при которых привезли подростка.

Доктор увидел простого охранника, скривился недовольно и спросил.

— А где старший?

— Занят. Что-то там со следящей камерой на дальнем конце.

— Это от туда, где шпана прошла?

— Ну да. Мы вначале и не поняли, а потом разобрались, а дальняя камера не работает. Скорее всего, шпана и повредила ее. Вам чего надо?

— Расскажи, как этого нашли.

— А мы его и не искали. Его еще двое, таких же, привезли. Мы только его в изолятор занесли. А платформа, вон, во дворе стоит. Воняло от него порядочно, а так…

— Это я и сам учуял. Что о подростке сказать можешь?

— Ни чего. Когда мы его нашли, у него на груди кусок пластика лежал, а на нем нацарапано"Кром", вот и все.

— Значит его Кром зовут?

— Может и Кром, мне какая разница. Еще что-то, а то я пойду.

— Иди уж.

После охранника, к доктору зашла штатная медицинская сестра приюта. Вот она, для приютских, была и доктором и сестричкой и нянечкой, если кому плохо или животом мучается. Медсестричка проводила взглядом охранника, которого встретила в коридоре изолятора и входя к доктору спросила.

— Что этот, охранник, сказал?

— Ничего. Сказал, что на нем лежала табличка с именем. Так что нашего подкидыша зовут Кромом.

— Кромом? — удивилась медсестричка. Доктор подтверждая кивнул головой и больше для себя, раскрывая, как он любил говорить, журнал приема больных, пробормотал.

— Так и запишем, Кром найден… — Он посмотрел на медсестричку, как будто ожидая от нее подсказки и ухмыльнувшись повторил. — Кром Найден. Будет у него имя и фамилия. Ты как, не против?

— Мне-то, какая разница как ты его запишешь. Кром, значит Кром, а с фамилией, ты наверное поспешил.

— Ничего не поспешил. Думаешь, у этих в развалинах, есть настоящие фамилии? — Медсестра скривилась, не собираясь отвечать, и отмахнулась рукой, мол, пиши что хочешь. Доктор и сам не был в восторге и в слух повторил. — Кром Найден. А что, звучит не плохо. — Успокоил он себя. — И по привычке внес запись в журнал указав имя, выдуманную им же фамилию и запись при каких обстоятельствах был найден подросток. Потом посмотрел на медсестричку и спросил. — Лоти, ты осмотрела подростка?

— Не только. И помыла и осмотрела. У меня такое чувство, что его не только ударили по затылку, но и потоптались по нему ногами. На затылке, приличная рана от удара, ребра в нескольких местах треснуты, ссадины по телу, рукам и лицу. Это мое мнение, но после того, как по нему потоптались, его еще и протянули через что-то узкое. На затылке такая рана, что можно предположить, что и кость промята.

— Так пощупала бы, — предложил доктор. Медсестричка недовольно скривилась и в свою очередь посоветовала.

— Ты у нас доктор, вот ты и щупай.

Он нехотя поднялся из-за стола, с упреком глянул на медсестричку, и подойдя к двери в соседнее помещение, открыл дверь. Заглянул в проем, не заходя в соседнее помещение, скривил нос от запаха и опять закрыл дверь. Медсестричка посмотрела на него с улыбкой и с упреком спросила.

— Посмотрел? — Доктор недовольно посмотрел на сестричку долгим взглядом, сморщил одну сторону лица и не счел нужным отвечать на подколку. Он и без напоминаний медсестрички прекрасно знал, что никакой он не доктор, но его общих знаний по медицине, а больше по медицинской технике, вполне хватает, чтобы числиться в этом приюте на должности доктора по вызовам. Он уселся на свое место и все же спросил.

— Что ты предлагаешь?

— Есть два варианта. Ты настроишь нашего механического доктора на обследования подростка и возможное его лечение, или звоним в нормальную больничку и передаем его на лечение туда.

— Мехдоктора я могу настроить, но ты же знаешь, что в нем нет даже половинной заправки, а та, что осталась, полугодовалой давности. Как ты говоришь, в нормальную больничку, подростка не разрешит отправить наш директор. Он хоть и не плохой человек, но скупердяй порядочный.

— Тогда настраивай своего мехдоктора и ложем подростка на стол, а то не ровен час, тебе придется оформлять на него заключение о смерти.

— Добрая ты у нас, — толи похвалил, толи упрекнул доктор. — А по мне бы, и свидетельство о смерти оформить можно. Подобной швали, столько в развалинах водится…

— Забыл о своей студенческой клятве доктора? — перебила его медсестра.

— Ничего я не забыл. У нас и клятвы никакой не было. Так, предупредили об ответственности о не оказании помощи и все. Ладно, пойду настрою техдоктора, а ты сама, этого вонючку на стол ложи.

Техдоктор жужжал над подростком уже второй час, и доктор терял терпение. Он уже несколько раз порывался отключить техдоктора, но постоянно наталкивался на взгляд сестры и сжимая зубы, усаживался на свое место. Он встав из-за стола в очередной раз, глянул в спину сестрички, которая застыла на одном месте, к чему-то прислушиваясь, и поинтересовался.

— Что там?

— Вроде бы как тональность изменилась, — медсестричка сделала несколько шагов к окну, посмотрела в него и немного с упреком произнесла. — Точно изменилась. Серые заявились.

— Долго они добирались, — высказал свое мнение о секротах доктор. Медсестричка кивнули головой, соглашаясь с доктором и спросила.

— А куда им спешить? Приняли смену и заявились.

Через пяток минут дверь в помещение, где находился доктор и сестричка, без стука распахнулась, и вошли два человека в форменной одежде с каким-то прибором в руке одного из них. Ни слова не говоря, тот, что держал прибор, поднял его, у прибора засветилась зеленым светом передняя панель, он еле слышно прошуршал, показывая свою работу и замолчал. Секрот с прибором что-то внимательно рассмотрел на панели управления, повторил операцию проверки, но на этот раз поводил прибором из стороны в сторону и недовольно скривившись, сказал своему напарнику.

— Повышенный фон. Проводить обработку не обязательно, но надо отметить.

— Здесь везде повышенный фон, — возразил напарник и посмотрел на доктора. — Проверку найденыша, делали?

— Нет. Одолжите свой сканер, пойду проверю.

— Без надобности. Генетические изменения имеются?

— Офицер, — почти возмутился доктор, — вы вообще, о чем спрашиваете? Что бы проверить найденыша на генетические изменения, нужна соответствующая аппаратура. Вы видите ее у нас? Если вам это надо, найденыш в соседней комнате, можете сами и проверить.

Секрот скривился от такой отповеди, и глянув на напарника, распорядился.

— Сходи, проверь, и образец ДНК сразу возьми.

— Все его ДНК в канализацию спустили. — Немного насмешливо произнес доктор, намекая на грязь на подростке, но на его реплику никто не обратил внимание и один из секротов пошел выполнять приказ, а оставшийся секрот, посмотрел на доктора и спросил.

— Как записали найденыша?

— Его имя было выцарапано на куске пластика, а фамилию… — Доктор улыбнулся и ответил на вопрос. — Кром Найден.

Секрот не выказал ни какой реакции, пометил у себя на ручном терминале и спросил громче, обращаясь к своему напарнику.

— Ты чего там застрял?

Из соседней комнаты вышел второй секрот, показал дисплей прибора своему напарнику, они оба переглянулись и собрались уходить, но доктор их задержал вопросом.

— Уважаемые офицеры, может, с нами поделитесь?

— С результатами ДНК и генетических изменений, можете ознакомится через пару дней, — ответил тот секрот, что держал в руке прибор. — Тест на радиационный фон и внедрение посторонних предметов, отрицательный. Показания общего физического состояния, ниже средних. Биологических имплантатов или точек влияния не выявлено. Одним словом, подросток ваш.

Оба секрота прошли через проем двери, а доктор высказался им в спину.

— И на этом спасибо.

Медсестричка, все еще стоящая у окна, не вмешиваясь в происходящее, а через несколько минут, после ухода секротов, прокомментировала.

— Улетели, — развернулась в сторону доктора и спросили. — Что делать будем?

— Отмечу в графе, что принят. Что мы еще можем сделать? Не пора его со стола снимать? — Медсестричка прислушалась, и кивнув головой, сообщила.

— Твой техдоктор замолк. Надо посмотреть. Иди отключай.

Через пару дней, после посещения приюта секротами, в изолятор заглянул сам директор приюта. Мужчина в возрасте. Широкое лицо, нависшие брови и постоянно сжатые губы. Его никто не видел улыбающимся и казалось, при разговоре с ним, что он постоянно сердится. Костюм на мужчине выглядел далеко не новым и потасканным, хотя можно было заметить, что за ним ухаживают. Мужчина вошел не стучась, осмотрел комнату, остановил свой взгляд на медсестре и спросил, указав взглядом на место доктора.

— Этот, не появлялся?

— А что он у нас забыл? Он появляется только за денежками, — директор соглашаясь, кивнул головой и спросил.

— Зачем звала?

— Ты уже знаешь, у нас новенький.

— Доложили, — коротко согласился директор и вопросительно уставился на медсестру. Сестричка вздохнула и сообщила.

— Мне нужна твоя помощь.

— В чем?

— Парнишке, что лежит у меня, надо бы ему помочь.

— Зачем он тебе?

— Будешь удивлен. У него радиационный фон ниже среднего и генофонд почти чистый.

— Да? — соизволил удивиться директор. — Откуда узнала?

— Когда секроты прилетали, сделали ему полную проверку. Я затребовала результаты, и ответ получила вчера вечером. Скажу больше, у него ДНК на первом уровне изменений. Нет биологических имплантатов и точек влияния. Он абсолютно чист.

— Из высших? — удивился и насторожился директор. Некоторое время он молчал, глядя в упор на медсестру и потом сказал. — За последние лет пятнадцать, о пропаже детей высших не сообщалось. — Он посмотрел в сторону пустого места доктора и спросил. — Этот, знает?

— Нет. Не говорила. Только тебе.

— Усыновление? — еще больше нахмурился директор. — Возраст у него не тот, староват будет. Да и кто возьмет из нашего приюта, — в последней фразе прозвучало сожаление, сестричка предложила.

— Можно попробовать. Дать объявление, а там посмотрим.

— Да-а… Для нас это был бы выход. Надоело жить на одно пособие. — Он внимательно посмотрел на медсестру и спросил. — Для себя готовишь?

— А если и для себя? — с вызовом спросила медсестра. Директор соглашаясь кивнул головой, а она добавила. — Ты же знаешь, мне иметь своих детей не разрешат.

— Знаю. Комитет опеки и контроля, твое заявление не пропустит.

— Я попробую, — с надеждой произнесла медсестра и с не меньшей надеждой посмотрела на директора.

— Чем смогу, — пообещал он. — Без полной медицинской карты, его не пропустят на усыновление. А если выплывут все его показатели, тебе его не видать.

— Я попробую, — уже без особой надежды повторила она. Директор кивнул головой, вздохнул и спросил.

— И что тебе надо?

— Хороший инъектор, тройку ампул на общее восстановление и хотя бы парочку на восстановления мозга.

— Сдурела? — возмутился и одновременно удивился директор. Потом глянул на медсестру и пообещал. — Ладно, что смогу. Тебе для мозга, зачем?

— У него гематома на затылке не проходит. В себя не приходит и бормочет непонятное в бреду. Опасаюсь, что задет мозг.

К вечеру того же дня директор заглянул в изолятор и сунул в руку медсестре сверток. Она вопросительно посмотрела на директора и тот пояснил.

— Инъектор не новый, но исправный. Четыре дозы на восстановление и две красных. Срок у последних, просрочен, но это лучшее, что смог найти.

— Что за красные?

— Военное производство, — с явной неохотой пояснил директор и оправдываясь продолжил. — Точней сказать не могу, их применяют при ранениях в голову, — он глянул в глаза медсестре и тихо добавил. — Одну, синюю, для тебя лично и смотри, проверю.

— Мне не поможет, но спасибо. — На глазах у медсестры появились слезы и она поспешила отвернуться. Директор вышел молчком, не прощаясь. Когда закрылась дверь за директором, она позволила себе расслабиться, сесть и расплакаться. Она понимала заботу директора, а так же понимала, что одна синяя инъекция ей не поможет, и самое большое, позволит продержаться еще несколько лет. Чего стоило директору достать эти инъекции, она даже думать не хотела. Прекрасно понимая, что ее накоплений, даже за год, на купленный пакет не хватит.

Через минуту она вскочила, схватила пакет со стола и метнулась к подростку в другой комнате. Перво-наперво она сделала инъекцию с красной ампулы и тут же схватилась за синюю, но замерла.

"Нет, — мысленно остановила она саму себя. — Сразу нельзя. Надо выждать пару дней, а потом… Дура, — упрекнула она сама себя. — Надо было вначале сделать инъекцию синею, а потом красную, но уже ничего не исправишь."

Она некоторое время постояла радом с подростком, потом поддавшись своему чувству, наклонилась и погладила его по щеке. Глаза у подростка открылись, как показалось медсестре, он осмысленно посмотрел на нее, и глаза опять затянуло пеленой. Медсестричка вздрогнула, и непроизвольно сделала шаг назад. Потом приложила некоторое усилие над собой и оттянула одно веко у подростка.

— Показалось, — еле слышно прошептала она, вздохнула с сожалением и ушла.

Прошло четыре дня, медсестричка сегодня сделала вторую инъекцию с красной ампулы и оставила подростка в покое. Директор зашел на следующий день утром. Медсестра дремала в кабинете, облокотившись на стол. Он собрался уже уйти, когда она подняла голову, увидела директора и виновато произнесла.

— Извини. Всю ночь метался в жару. К утру успокоился…

— Не оправдывайся, — перебил он ее. — Зашел сказать, что через пару часов, у тебя плановый осмотр. Не опаздывай.

— Я помню. Все как всегда?

— Не совсем. Я соединился с нашим доктором и потребовал от него проверку всех наших подопечных на сканере.

— Откуда у нас сканер?

— Не у нас. Пусть он сам приносит. Деньги получать любит, пусть на счет прибора сам озаботится. Он же техник.

— Ты что-то задумал?

— Даже не знаю. После твоих слов…, — он глянул на дверь в соседнее помещение, — подумал, а если не один он такой у нас. Сама знаешь, никто наших подопечных через сканер не пропускал. Ты это, заведи новый журнал и каждого, поименно записывай в журнал. Этому, журнал в руки не давать. Сам то он, со сканером бегать не захочет, так ты уж сама…

— Я поняла. Но учти, до вечера я не управлюсь. Как быть с доктором?

— А никак. Пусть сидит хоть до утра, сканер ему не отдавай, пока всех не проверишь.

— Охранники?

— Если понадобятся, этих только на подхвате, к прибору и близко не подпускай.

— Хорошо, сделаю.

Остаток дня, вся ночь и часть следующего дня, медсестра работала не покладая рук, пока не проверила последнего из их подопечных. Сканер оказался старым и время для обработки данных затрачивал чуть ли не в два раза больше, чем виденный ею у секротов. Но она справилась, из последних сил сунула в руки сканер доктору и прижимая к себе журнал, ушла в свою комнату. Не раздеваясь, завалилась на кровать и моментально уснула.

Ее разбудил настойчивый стук в дверь. Медсестра нехотя поднялась, села на кровать, потрясла головой, чтобы быстрее прийти в себя и с большой неохотой пошла открывать дверь. За дверью стоял доктор с круглыми глазами, сестра не успела спросить, что его привело в ее комнату, как доктор сам выпалил.

— Ты что сделала? Дура! — он продемонстрировал ей инъектор с оставшейся в нем красной капсулой. — Этот же препарат, давно снят с производства. — Сестра, ругая саму себя внутренне за невнимательность и свою забывчивость, посмотрела на инъектор, взяла его в руку, проверила, вытряхнула испльзованную капсулу, зажала ее в кулаке, завела руку за спину и с немалой долей презрения спросила.

— Что дальше?

— Дура! — возмутился доктор. — Сдохнешь и никто не спасет. — Она собралась было ему ответить, не менее возмущенно, но до нее дошли его последние слова и она криво ухмыльнувшись, спросила.

— Жалко стало? А как, по-твоему, я смогла продержаться ночь и день?

Доктор опешил, сделал шаг от ее комнаты и спросил.

— Зачем вам это надо было?

— Не нам. Приказ от надзорников. Секторы доложили, а нам приказ спустили.

— Журнал, покажешь мне?

— Не могу. Если директор разрешит, могу насовсем отдать. А так, пойми, не могу. — Доктор потянул руку за инъектором, но медсестра отступила назад, и скривив губы, предупредила. — Тебе он ни к чему, пусть у меня будет.

— Дура. — Уже без возмущения повторил доктор и ушел. Сестра вздохнула, очистила, продула инъектор, покрутила в руке капсулу, с остатками розовой жидкости, посмотрела по сторонам, куда бы ее бросить, бежать в изолятор совсем не хотелось и не найдя куда, так сжимая ее в руке, повалилась на подушку досыпать.

Проснулась она, когда в ее комнате было светло. Проснулась от жжения в руке и тут же вспомнила свой сон. Кто-то, кого лица она не видела, но с голосом доктора, прижимал ее руку к чему-то горячему и постоянно спрашивал. — "Где ты это взяла?"Вопрос из сна так врезался ей в голову, что проснувшись, она несколько раз повторила.

–"Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь."

После второго повторения фразы из сна, она обратила внимание, что ее ладонь продолжает жечь. Она не вставая, поднесла к глазам ладонь, сжатую в кулаке и разжала кулак. На одеяло упала пустая капсула, а руку продолжало жечь. На ладони красовалось красное пятно с противными белесыми краями. Сонное состояние у нее слетело в одно мгновение и она вскочив, метнулась к умывальнику. Холодная вода не на много облегчила жжение ладошки, но за то убрала яркое покраснение и белесый осадок по краям. На всякий случай, медсестра протерла место покраснения на руке, дезинфицирующей салфеткой и чтобы покраснение сразу не бросалось в глаза, залепила его пластырем.

Состояние усталости почти не ушло, и пока она шла к изолятору, она старалась понять, сколько она проспала. Судя по тому, что день клонился к концу, она могла предположить, что проспала весь световой день. Ее это мало волновало и подходя к изолятору, встретив одного из охранников, поздоровалась с ним. Охранник усмехнулся и спросил.

— Ты где так долго пропадала?

— Долго? — изобразила она удивление. — Мне уже и отдохнуть нельзя?

— Да нет, я просто спросил. Тебя вчера искали весь день…

— Вчера я была занята с доктором, — перебила его медсестра и тут же поинтересовалась. — А кто искал? — Охранник как-то странно посмотрел на медсестру, медсестра отметила его недоуменный взгляд, хмыкнула, и не дожидаясь ответа, пошла дальше. У самого входа в изолятор, ее догнал охранник и предупредил.

— Я должен доложить о тебе старшему смены.

— Докладывай. — Буркнула медсестра и вошла в изолятор.

Она прошла в свой кабинет, осмотрелась, отметила, что кто-то капался у нее на столе среди карточек и переложил журналы. Она хмыкнула, мысленно помянула любопытство доктора и уселась на свое место. Проверила запертый ящик, в котором хранилось еще четыре синих капсулы, покрутила в руках инъектор, положила его на стол и открыла ящик. В нем доктор не покопался и она извлекла одну капсулу, вставила в инъектор и собралась было пойти к подростку, но подумала, что рано будет ему делать инъекцию и оголив плечо, сделала инъекцию себе. По своему опыту она знала, что след от инъекции будет виден несколько дней и удовлетворенно, с благодарностью подумала о директоре. Переждала некоторое время легкую расслабленность, последствия введения препарата, поднялась и пошла к подростку.

Подросток все так же лежал на кушетке, укрытый легким одеялом, но на этот раз она отметила, что он просто спит. Улыбнулась, поправила на нем одеяло и развернулась на выход. Легкий шорох одеяла заставил ее обернуться. Подросток лежал с открытыми глазами и смотрел на медсестру. Она ему улыбнулась и спросила.

— Как ты себя чувствуешь?

Подросток постарался улыбнуться ей в ответ, но ничего не сказав, закрыл глаза. Медсестричка некоторое время смотрела на подростка, еще раз поправила одеяло, подоткнув его под бок и на этот раз ушла. В своем кабинете она приготовила физраствор, с добавлением необходимых минералов и элементов питания и собралась вернуться к подростку, чтобы в очередной раз влить раствор ему в рот.

В дверь постучали, и не дожидаясь разрешение на вход, дверь распахнулась. Она увидела подростка из старшей группы. Парень лет пятнадцать, шестнадцать, посмотрел на медсестричку, кивнул головой своим мыслям и не входя сообщил.

— Там это, старший охранник просил зайти.

— Почему не входишь?

— Мне запрещено, предупредили о заразе у вас в изоляторе.

Медсестра кивнула головой, как бы подтверждая или соглашаясь со словами подростка, и спросила.

— Давно предупредили?

— Дней пять назад. Сказали, что здесь чухра, и он весь в крови.

— Сам то, давно был чухрой?

— Это не важно. Я приютский, а он чухра.

— Ладно, передал и иди, — подросток развернулся уходить, а медсестра поспешила спросила ему почти в спину. — Когда то просил зайти?

— Еще вчера, но вас нигде не было.

— Ладно, иди.

"Странно, — подумала медсестра. — Вчера я видела его и он мне и словом не обмолвился." — Мысль промелькнула и забылась. Она подхватила приготовленный раствор и пошла к подростку. Скормив ему весь физраствор, она ополоснула посуду под краном водой и решила, что надо бы навестить старшего охранника. Просто так, просить о встрече он не будет, а самому порою ему некогда заглянуть к ней. Да она и сама немного, чувствовала за собой вину.

Старший охранник сидел в своей комнате и когда увидел медсестру, приветливо заулыбался. Указал на свободный стул и предложил.

— Присядь.

Сестричка не присаживаясь поблагодарила и предупредила.

— Извини. Что-то нездоровится. Ты говори, зачем позвал, да я пойду.

— Мы тебя вчера целый день искали. Ты где была?

— Вчера у меня был плановый медосмотр, сам видел.

— Это было позавчера, а вчера?

— Я же сказала, плохо чувствую. У себя дома спала.

— К тебе стучались, — упрекнул он.

— Слушай, ты к чему меня расспрашиваешь? Сейчас опять пойду к себе и завалюсь спать.

— Лоти, это конечно не мое дело, но приходили секроты, они хотели провести дополнительное обследование найденыша. Без тебя я не разрешил, но если ты опять заляжешь на весь день и ночь, что мне им говорить?

— Пошли их к директору. Ты же знаешь правила приюта. Никаких осмотров без разрешения надзирающей инстанции. Пусть получат разрешение и потом приезжают.

— Приблизительно так, я им и ответил, но их старший пригрозил мне неприятностями. Сама должна понимать, мне неприятности не нужны.

— Повторю. Без разрешения нашего директора, никаких осмотров они не будет. Так и передай секротам.

— Не любишь ты их, — растянул в усмешке губы старший охраны.

— А ты, можно подумать, пылаешь к ним страстной любовью. — Улыбка у старшего стала еще шире, и он примирительно произнес.

— Не сердись, Лоти. Ты же знаешь, мою зависимость от секротов.

— Еще что-нибудь есть? — И только сейчас до медсестры дошли слова старшего охраны, что медицинский осмотр закончился не вчера, как она думала, а позавчера. Она нахмурилась и уточнила. — А ты не ошибся? Медосмотр закончился точно позавчера?

— Да-а-а…, — протянул настороженно старший. — Ты уже и дни начала путать. Видно действительно устала. Пожалуй, я не буду тебя беспокоить до утра.

— Спасибо.

Старший охраны проводил взглядом уходящую медсестру и соединился по индивидуальному браслету с отделением секротов. Сами переговорные браслеты были не в новинку, и ими пользовались многие, кому позволяли средства приобрести такие устройства. Старший охраны гордился своим недавним приобретением. Он позволял не только переговариваться с другими владельцами похожих устройств, но если позволяли функции браслета, то и видеть собеседника.

На другом конце соединения появился его знакомый секрот и отрапортовал о соединении. Увидев старшего охраны, недовольно скривился, и собрался что-то сказать, но старший его опередил.

— Больше не присылай к нам своих людей. Все проверки только с разрешения надзирающих.

— Ты обнаглел? — как-то вяло возмутился секрот.

— Нет. У меня была наша начальник медицинской части и сказала, что любые проверки наших подопечных, только через директора. А он, ты сам знаешь, отошлет к надзирающим.

— Жаль. Быстро они спохватились. Ты держи меня в курсе.

— Извини, как получится.

Связь прервалась со стороны секрота, а старший охраны, продолжал смотреть на небольшой экранчик своего браслета. Ему не понравилось общение с его знакомым. Хоть они и были в приятельских отношениях и время от времени оказывали друг другу некоторые услуги, но этот разговор старшему охраны не понравился. А еще и медсестра взбрыкнула, хотя раньше, такого поведения с ее стороны не было.

С чего она вдруг встала на защиту найденыша?

И раньше были случаи, когда к ним попадали мальчишки с развалин и никогда о них никто особо не беспокоился. Секроты, по его сообщениям прилетали, проверяли и некоторых забирали и никогда не было противодействия, а тут…

Он посмотрел на закрытую дверь, через которую ушла медсестра, хмыкнул и начал подниматься со своего места. На руке завибрировал зуммер браслета, и он удивленно посмотрел на руку с браслетом. Браслет был куплен совсем недавно и еще мало кто знал его позывной. Тем более его вызывал незнакомый номер. Старший убрал функцию видеосоединения и ответил голосом, на всякий случай более официально, чем обычно.

— Начальник охрану приюта"Сеть-3", слушает.

На том конце соединения кашлянули и немного с издевкой спросили.

— И с каких пор, в приюте установили личный номер?

Старший охраны не сразу сообразил о чем спросили, так как этот номер был его личным, но и сразу возмущаться не стал.

— Шутник, ты чего беспокоишь?

— Картинку, включи, — потребовали с той стороны, но старший уже пришел в себя и более нагло ответил.

— Если тебе картинка надо, в салон любви позвони.

— Я тебя самого, в салон определю, — пригрозили с того конца соединения и добавили. — Забыл Зверя?

Это прозвище всколыхнуло в памяти старшего охраны неприятные воспоминания и заставило скривиться. Он старался забыть свои юношеские и даже молодые годы, когда был близко знаком со Зверем. В те времена, когда он познакомился с этим индивидуумом, мальчишка по прозвущу Зверь, был главой одной из воровских, мелких банд подростков. Тогда было время такое и подросткам не хватало адреналина в крови, и знакомство со Зверем послужило своеобразным катализатором острых впечатлений. Ему вначале даже нравилось быть членом воровской банды. Тут и уважение таких же подростков как он, тут и повышение собственного самомнения, тут и защита от других, подобных уличных банд. Но эйфория прошла быстро и не малую роль в этом сыграла мать, ныне старшего охраны. Она вовремя сообразила, куда попал ее сынок, и постаралась показать, чем это может закончиться. Она же определила его в секцию борьбы и постепенно он начал отходить от Зверя и его делишек. Отходить то, он отходил, но Зверь не любил отпускать от себя тех, кого считал членом своей банды. Тем более в юности, старший охраны был весьма пронырливым и удачливым вором. Отношения со Зверем прекратились после драки. Как сказать, драки. Старшему охраны просто хорошо накостыляли из-за его желания отойти в сторону и от части, он остался благодарен Зверю, что не убили. Они расстались со Зверем не совсем друзьями, старший охраны это помнил, и этот звонок, заставил его волноваться.

— Тебе чего надо?

— А ты не ерепенься, — посоветовал Зверь. — Старые делишки могут и всплыть.

— Не грози. Устал бояться. Если дело имеешь, говори, а так не звони.

— Вот, это совсем другое дело, — обрадовался Зверь. — Мне от тебя некоторая информация нужна. Так сказать, из первых рук.

— Я работаю в охране, и помогать тебе не буду, — сразу отказался от всяких намеков старший охраны.

— Без помощи обойдусь, — слишком уверенно заявил Зверь.

— Тогда чего звонишь?

— Я же сказал, информация нужна.

— Так не тяни. Ты говори, чего надо, а я уж решу, говорить или нет.

— Будем считать, что договорились. К вам одного чухра подкинули, меня интересует все о нем.

— Опоздал. Им заинтересовались секроты.

— Плевать на секротов, ты о чухра говори.

— А нечего говорить. Его к нам привезли всего в крови и дерьме. У него голова пробита, до сих пор без сознания. Это все, что мне известно.

— А если подумать и подробней.

— Зверь, я не позволю тебе забрать мальчишку.

— А мне и не надо. Им заинтересовались более значимые люди. Кстати, хорошие деньги обещали. В долю войти не хочешь?

— Зверь. Ты наверное не понял. Я отошел от твоих дел и меня твои предложения не интересуют. Я тебе не вру. Мальчишка действительно пока не пришел в себя. Как мне известно, бредит и бормочет всякую ерунду. Его осматривал наш доктор и даже запускал мехдоктора. Когда мои его относили в изолятор, то у него были ребра поломаны. Не думаю, что сейчас, он выздоровел. Что ты еще хочешь знать?

— Ты сказал, что у него черепушка пробита. Это точно?

— Точнее не бывает. Сам видел. На затылке шкура содрана и вмятина, — соврал старший охранник и тут же спросил. — Не твои постарались?

— Я не в деле. Значит черепушку пробили?

— А вот этого, я точно сказать не могу. Думаю, если до сих пор без сознания, то мало ему не досталось. Когда я его видел, он весь исцарапанный был, как будто его через колючку протащили. Теперь все?

Зверь отключился не прощаясь, и старший охраны, глядя на свой браслет с удивлением подумал. "И что в этом мальчишке такого, что им заинтересовались все сразу? Вон, даже Зверь объявился. Сколько лет о нем ничего не слышал, а тут объявился".

Директор приюта затребовал себе журнал обследования, а через пару дней, вызвал и саму медсестру. Когда медсестра вошла к директору, он указал ей на стул, у маленького столика, немного в стороне от входа, дождался, пока она усядется, положил перед ней журнал, накрыл его рукой и спросил.

— Как наш новичок?

— Никак. Два раза открывал глаза, но это было на пару секунд. Мне приходится кормить его раствором.

— Вокруг него закрутилась целая шумиха. Кто-то из секретов проболтался.

— Да, меня уже предупредили. Тебе придется отбиваться от желающих наложить на него свою лапу.

— Уже. Ты разобрала, что он там бормочет?

— Ни единого слова. Будешь смеяться, он иногда еще и поет.

— В самом деле? — удивился директор.

— Да. Пару раз напев был ритмичный, а один раз тягучий, аж за душу взяло. Ты меня только ради этого пригласил?

— Ну, чего ты сразу как окта, иголки выпускаешь? Я тебе обещал, что сделаю все, что в моих силах. Кстати, я узнавал насчет твоего усыновления. Тебе не разрешат, если останешься на этом уровне.

— На каком на этом? Если ты помнишь, у меня третий ранг социальной значимости. Я тоже узнавала, мне вполне могут разрешить усыновление.

— Я не о ранге, с ним у тебя все в порядке. Я о медицинской карте. С уровнем твоего здоровья, тебе усыновление не видать.

— И что делать? — поникла медсестра.

— Надо найти возможность, поднять хотя бы процентов на тридцать.

— Издеваешься? С нашими зарплатами, и процентов на тридцать? Да я если даже есть и пить перестану, мне работать придется лет тридцать. А к тому времени, мне уже будет и усыновление не нужно.

— Вот по этому, я тебя и пригласил. Ты внимательно результаты обследования просмотрела?

— Ну, как сказать. Бегло просмотрела, но пока анализ не проводила.

— А я не поленился. Процентов сорок, из наших воспитанников, можно подавать на усыновление.

— Так много? — удивилась медсестра. — Я думала, гораздо меньше будет. И что теперь нам делать? Если мы их всех заявим на усыновление…

— Не спеши. Чтобы хоть кто-то из них прошел на усыновление, надо иметь на каждого полную медицинскую карту. А ты сама знаешь, ни ты, ни наш доктор, этого обеспечить не сможете. Придется вкладываться самим и готовить на усыновление человек пять, на больше мы пока не потянем. А еще, требуют повышение социального ранга, хотя бы на 0,4 от единицы.

— 0,4, это азы социальной образовательной программы и начало будущей профессии. Мы точно, это не потянем.

— Насчет образования, есть у меня мыслишка. Если брать старших, то социальных знаний у них и без образовательной программы хватает. Можно прикупить устаревшие ментальные программы и пропустить пару человек через ментоскоп. Проверка покажет наличие обучения. Конечно, сразу станет видно, что они обучались по устаревшим программам, но обучались. А насчет профессии, тут немного сложнее. Если знания мы и сможем им дать, то практики никакой.

— Старшие говоришь? А может ставку делать не на старших, а на среднюю группу? Старшие уйдут от нас в этом сезоне, а середнячки, сезона через два-три.

— Что-то не пойму я тебя.

— Сама пока не пойму. Мелькнула мысль, а обдумать ее не успела.

— Ну так выскажись. Вместе и подумаем, — предложил директор.

— А если старших, мы предложим не на усыновление, а допустим в силовые структуры. Они уже почти взрослые, кто их выкупит, тот пусть им и образование дает.

— Ты не поняла. Без образования и зачатков профессии, их вообще рассматривать не будут.

— Ты их данные, покажи нашим надзирающим и пока еще не поздно, пусть они озаботятся. Нам то и надо, пару ментошлемов, на худой конец, даже обручи сгодятся и десяток обучающих программ. Только бери не разовые, а на пластинах. Я все-таки медик, пусть и не доктор. Загрузить ментопрограммы смогу. Ну поболит у них голова пару дней, но если им объяснить зачем это надо, думаю не многие откажутся.

— А в твоих словах, есть резон, — нахмурился директор. — Правда из старших, у нас их всего человек восемь наберется, а остальные ниже порога значимости. Ну, а какие профессии просить?

— Это сложнее. Сам должен понимать, социально значимые профессии нам никто не даст, а если попробовать техников разной направленности. Допустим ремонтники, сборщики…

— Ремонтник, сборщики, это все узконаправленные, а нам надо общего профиля, чтобы значимость у них поднять.

— Так в чем дело? Проси ремонтников бытовой аппаратуры и робототехников.

— А практика?

— Сколько у нас осталось до выпуска? Месяца три-четыре. Оформи на наш приют техническую мастерскую.

— Ну ты и размахнулась. Кто нам ее разрешит без специалистов.

— А ты, разве не специалист?

— Какой я специалист? У меня то и раньше была специальность техника зарядных установок.

— Ну, вот, техник же. Если на приют не разрешат, оформи на себя, а старших оформишь как практикантов или рабочих. Тебе небольшой доход и им приработок.

— Идея мне нравится, но надо проконсультироваться.

— Проконсультируйся.

— Ладно, допустим, я оформлю на себя, а уйдут старшие, что потом будет с нашей мастерской?

— Уйдут старшие, подтянем средних, а может кого и из младшей группы. Ты же говорил, что почти половину из них имеют не плохие результаты проверки. Появятся свободные средства, докупим другие ментопрограммы…

— Разогналась, — перебил медсестру директор, — я зачем все это затеял, только ради тебя, а ты уже на будущее планы строишь. Как бы мы не упирались, а общее оздоровление в капсуле провести тебе не сможем.

— Я уже, как-то с этим смирилась. Мне бы боли снять и хватит.

— Боли снимешь одной, парой синих капсул, а ты мне здоровой нужна.

— Скажешь тоже. Пять лет не была нужна и вдруг понадобилась. Ты что задумал?

— То и задумал. Мне сколько уже лет, а ни детей, ни жены, никого на свете нет. А твоя идея с усыновлением, мне понравилась. Если все сложится, малец еще не совсем взрослый, привыкнет к нам… — Он с ожиданием посмотрел на медсестру, но не дождался от нее никакой реакции и закончил. — Ты подумай над этим, может у нас что-то и сложится.

Медсестра опустила взгляд к низу и замерла в напряжении. Она сразу поняла, куда клонит директор, но никак не ожидала от него такого поворота. В принципе, мужик он не плохой. Пусть немного нелюдимый, хмурый, да и она, не первая красавица. Так-то она не против, сойтись с ним, но если бы он предложил ей лично, жить вместе, она бы и не раздумывала долга, а так он позарился на ее подростка. Пусть пока не ее, но она была твердо уверенна, что добьется для себя усыновления. Хотя, если подумать, то с помощью директора, усыновление может пройти гораздо легче и быстрее.

Молчание обоих затянулось, и первым не выдержал директор.

— Ты это, не спеши с ответом, подумай. Я не тороплю.

— А если не получится с усыновлением? — тихо спросила она.

— Тогда будем жить вместе и попробуем еще раз, через несколько сезонов.

Медсестра подняла взгляд на директора, несмело улыбнулась и просто кивнула головой. Он, конечно, старше ее, наверное, раза в два, но она уже и не надеялась найти себе пару, а о собственных детях, вообще перестала мечтать. Тем более болезнь в последние несколько лет, ее здорово подкосила. Она сопротивлялась болезни, как могла, но ее средств, хватало только на купирование болезни, а никак не на ее излечение. Чтобы вылечится, ей бы понадобилось пятнадцать, а то и двадцать синих капсул и то не факт, что болезнь отступит полностью. Хорошо бы использовать зеленые капсулы, но это из разряда мечтаний.

Медсестра вздохнула и тихо произнесла.

— Ты должен знать, моя болезнь прогрессирует.

— Я знаю. Видел твою последнюю карту, после общего обследования сотрудников.

Прошло еще пару дней и медсестра увидела сдвиги в выздоровлении подростка. Он впервые открыл глаза и смотрел несколько минут на нее. Она успела его напоить и собралась накормить, но когда прибежала к подростку с приготовленным для него питательным раствором, он уже спал. Она не стала его будить и тяжело вздохнув, опустилась на край лежака.

В изоляторе не было кроватей. Здесь стояло два жестких лежака и специальный стол для техдоктора. Там, в общей палате, стояло шесть кроватей по штату, но никогда, они все одновременно, не были заняты больными. Да и лечить заболевших в ее ведомстве было почти не чем, а для заболевших по настоящему, она за свои деньги покупала лекарства. Персоналу приюта об этом было известно, и некоторые помогали ей как могли. Конечно, для приобретения синих и красных капсул для найденыша, у нее бы не хватило средств и если бы не директор…

При воспоминании о директоре, медсестра вздохнула и не смело улыбнулась. Она сделала найденышу уже две красных и две синих инъекции, сегодня можно было бы сделать последнюю, но она решила, что сделает ее чуть позже. Прогресс в лечении подростка виден был сразу. По сравнению с тем, когда его привезли и сейчас, это было как небо и земля. Сейчас, у него даже цвет кожи изменился и вместо синюшно-бледного, даже руки, приобрели чуть смуглый оттенок.

Подросток спал, а она продолжала сидеть рядом, держа в руке емкость с питательным раствором и не решалась потревожить его. Не сказать, что у подростка было миловидное лицо. Скорее угловатое, с резкими, выделяющимися скулами и впалыми щеками. Подбородок для его лет широкий и со шрамом на левой стороне. Этот шрам тоненькой ниточкой шел от губы и заходил под подбородок. По-хорошему, его можно было бы убрать, но кто этим будет заниматься в развалинах. Нос прямой с небольшими крылышками ноздрей, глаза большие, впрочем, как и ресницы. Губы слегка тонкие и сжатые, сам рот немного великоват и все лицо подростка напоминало отчасти земноводную квакшу. Медсестра усмехнулась своим мыслям и подумала, что при соответствующем питании, лицо у него изменится. Да и взросление, может внести свои коррективы. Пусть в их приюте питание не самое лучшее, но никто из воспитанников не голодает.

И вообще, как можно голодать, если у них планета аграрная, а вся их колония строится на остатках бывшей развитой цивилизации планеты.

Откуда на этой планете взялись колонисты, ее знаний по этому вопросу не хватает. Взялись и все тут.

Как утверждается по официальным данным, прежняя развитая структура планеты была разрушена напавшими на планету. Кто нападал и зачем напал, а так же, когда это было, до колонистов не доводят. Да по большому счету, именно медсестре, это было безразлично. Ей хватало своих забот и задумываться о том, кто или что было, да еще до ее появления на планете, ей не хотелось и совершенно не интересовало. Кто-то, когда-то жил. Очень хорошо. Теперь их называют Прежние и теперь, на этой планете живет она и совсем небольшой круг ее знакомых. Как ни странно, но у большинства живущих на планете нет родных и близких. Со слов ее матери, их привезли на эту планету с другой планеты. Кто привез, она не знала, как и ее мать не знала. Привезли и высадили. На ней уже в то время жили люди и большинство поселков…, да что там говорить, все нормальные города на планете, были разрушены и на их мете имелись настоящие развалины, руины прежних построек. Никто из ныне живущих, в них не жили, но находились желающие покопаться в этих самых руинах и иногда находили в них достаточно полезные вещи. К примеру взять цветные капсулы, которые использовались не глядя на их просроченность. Правда с этими капсулами была небольшая трудность. Они могли использоваться только со специальным инъектором, который остался от Прежних. Эти капсулы были достаточно распространенным товаром, но с небольшой оговоркой. Их действительно можно было купить, на так называемом черном рынке, где выкладывают на продажу находки местные искатели и стоили они достаточно дорого. Вот только по местным законам, любые находки от Прежних, должны сдаваться правительству колонии, а все, что продается на черном рынке, это как бы незаконно. Но и это, мало интересовало медсестру. Для нее было главным, что некоторые препараты от Прежних, можно было купить и использовать. Местная промышленность тоже выпускает некоторые лечебные препараты, но они были не на столько действенные как у Прежних. Вот как раз, препараты местного производства, она имеет возможность покупать и при необходимости, применять к заболевшим воспитанникам их приюта.

Сказать, что их приют не снабжают вообще ни чем из лекарственных форм, этого сказать нельзя. Она всегда над централизованными поставками в медицинскую часть приюта смеялась. "Присылают либо слабительное, либо от запора, вот чем хочешь, тем и лечись". Приблизительно так было на самом деле. Присылали препараты близкие к сроку использования и порою, достаточно хорошие и дорогие, а порою, сбрасывали ей в приют всякий настоящий хлам. К примеру. Зачем ей надо двенадцать ящиков простого сорбента для восстановления пищеварения. Она бы еще могла понять, если бы ей прислали сотню…, ну две сотни упаковок…, но двенадцать ящиков, по тысячи упаковок в каждом… Она как-то предложила директору продать их на черном рынке и купить нужное им. Так он вызвал ее в свой кабинет и немного в грубой форме объяснил, что все, поступающее в приют, подлежит строгой отчетности. И просто так, он ничего, не может ни продать, ни потерять. После того разговора, она сама составляет заявки на получение медикаментов и сама их получает. Правда не в том ассортименте и количестве, но теперь, ее склад не забит всевозможными коробками и пакетами.

В общем, жизнь колонистов на планете была не такой уж и плохой. Конечно, не все было гладко, но медсестра старалась не замечать или просто закрывать глаза на дела, не касающиеся ее лично и приюта. Например, взять, появление в развалинах большого количества детей. Их периодически отлавливают секроты, местные образования правопорядка, и передают в приюты. Но откуда они берутся, если правительство колонии, строго следит за рождаемостью и обязательно от полностью здоровых людей, медсестра терялась в догадках. Поговаривают, что их привозят с других планет и просто выпускают в близи поселков и города, но в это как-то с трудом верилось. Некоторые утверждают, что детей производят в тайных лабораториях, оставшихся от Прежних и после определенного времени, опять же, выпускают около поселков. Оба варианта слухов имеют право на существование, но конкретно никто ничего не знает. Вот по этому, и существуют приюты, в которых подростков поддерживают, обучают, дают время на взросление и вступления в общественную жизнь колонистов. Правда в их приюте, медсестра затруднялась сказать, чему учат подростков. С одной стороны она не интересовалась этим процессом, а с другой сторону, ее не привлекали к обучению. Конечно, в приюте проводились какие-то занятия и даже более старшие подростки, работали на общественных работах в поселке, чем повышали свой общественный статус значимости, но большее время, они были предоставлены сами себе, как считала медсестра. Они образовывали свои группы, группировки и зарабатывали общественный опыт, набивая собственные шишки. Не редко бывало, что из приюта, подростки, уже достигшие определенного возраста, направлялись не на общественные, полезные для поселка работы, а на принудительные. Насколько было известно медсестре, в колонии не существовало тюрем или чего-то подобного. Но провинившихся людей, которые не желают соблюдать общепринятые правила поведения и нормы морали, всегда принуждали к этому, а самых тупых, просто уничтожали или изгоняли из поселков. Бывали случае, что такие изгнанные, сбивались в банды и нападали на поселки или отдельные фермы, но их быстро вычисляли, ловили и второго шанса на исправление не давали.

Вообще, на планете, а точнее в центральном поселении, которое можно сравнить с огромным городом и прилегающими, обрабатываемыми сельскохозяйственными площадями, приютов, аж семь штук. Два из них находятся в центральных районах города…, поселения и считаются элитными. Вот там снабжение, не в пример лучше нашего. Еще два специально женские. Там собираются девочки и эти приюты находятся на разных краях поселения. Их же приют чисто мальчишеский, мужской — Приют номер три. Так официально он проходит по всем учетам. Это вовсе не значит, что он третий по счету среди приютов, нет. Он просто самый дальний от основного поселения и самый близкий к развалинам, оставшимся от города Прежних. По упорным слухам, собираются открывать приюты номер четыре и пять, но дальше на север, где имеются еще одни развалины города, но эти слухи мало волновали медсестру.

Их приют находился в небольшом поселке, городке колонистов, а больше не колонистов, а искателей. В их поселок стекались многие искатели чтобы продать найденное или купить нужное для них. В поселке, даже черный рынок имел полуофициальный статус. Его как бы, не должно быть, но он был и достаточно надежно уцепился за кусок земли на самом краю поселка. И даже местные секроты, не рисковали его тревожить. Ведь в развалинах можно было найти не только что-то полезное для жизни колонии, но и оружие Прежних. Не сказать, что оно слишком уж отличалось от местного, но оно было, и заинтересованные люди могли его приобрести. На рынке были свои строгие правила и порядки. Чужака на нем долго терпеть не будут. Если ты не зарегистрировался как искатель и не платишь налоги в местную администрацию, то продать свои находки ты сможешь один…, ну может два раза, если на второй раз повезет. А потом тебя поставят на заметку, и заинтересованные люди предупредят о необходимости платить налоги.

Развалины города Прежних, на краю поселка, давно уже подчистили, но в них образовались небольшие группы детей и более старших подростков, которые залазили в самые недоступные места и порою находили что-то интересное. Последняя находка, взбудоражившая поселок, была несколько лет назад. Подростки нашли не разграбленный склад от Прежних глубоко под землей. Склад правда не продуктовый, а вещевой, но и этого хватило, чтобы в поселок заявились представители администрации колонии и практически выгребли весь склад. Приют тоже поимел с этого склада, откуда и появились комбинезоны для воспитанников и униформа для медчасти.

И даже учитывая тот факт, что в развалинах города у поселка, почти ничего не осталось от Прежних, черный рынок продолжил существовать и на него стекались искатели со всей округи. Вот именно на этом рынке и можно было, если знаешь к кому подойти, приобрести некоторые изделия Прежних. Помимо товаров, оставшихся от Прежних, на рынке можно было найти практически все, чего душа пожелает. В некоторых лавках и на открытых лотках, в открытую торговали конфискатом или ворованными вещами. Хватало здесь и продуктов долгого хранения, привезенных с других планет. Не понятно, как такие вещи попадали на рынок, но такими вещами не принято было интересоваться. Местная же власть и секроты, обходили рынок стороной, закрывая глаза на те делишки, которые происходили на самом рынке, а если и появляясь на рынке, то вели себя тихо, никого не задевая.

Собственно говоря, черный рынок, это был отдельный, обособленный поселок на краю нашего поселка. С собственной властью, собственными законами и собственными представителями правопорядка. И надо отдать должное, порядок на рынке действительно существовал. Там не было воровства, там не было обмана и там, если вас все же обманули, можно было обратиться за помощью к местной, рыночной власти. Рынок жил не только по собственным законам, но и по собственному времени, и в любой момент дня или ночи, вам могли продать все, зачем вы пришли, если конечно это было на рынке.

Воспитанники приюта, особенно старшие ребята, иногда пользовались такой особенностью черного рынка и по ночам сбегали из приюта за спиртным или легкими наркотиками. Если с приемом наркотиков, в приюте еще велась какая-то разъяснительная работа, так сказать, борьба, то за употреблением спиртного, контроля практически не было.

Приблизительно год назад,"развеселившиеся"подростки устроили в приюте настоящую бучу и трое из них, попытались воспользоваться медсестрой. Один подросток тогда пострадал от руки медсестры, она его полоснула медицинским скальпелем от техдоктара, а двоих на утро забрали секроты и больше об этой троице ничего не было известно. После этого случая, всем работникам приюта, постоянного проживания на территории приюта, выдали под роспись, личное оружие скрытого ношения. Конечно, это не было полноценным оружием, скорее его можно было отнести к шоковому или к травматическому, гражданских образцов, но о персонале приюта позаботились.

Еще особенность их приюта состояла в том, что он был последней инстанцией для подростков, провинившихся в тех приютах, где они раньше содержались. Из этого приюта уже никуда не переводили и если воспитанник серьезно накосячил и здесь, то дальнейшей его судьбой занимались секроты. Сами подростки об этом знали и установили собственные правила поведения, что позволяла большинству из них, дожить в приюте до выпуска в"светлое будущее". Но у большинства выпускников приюта, будущее было не совсем радужным. Они пополняли криминальные объединения, шли в различные охранные сообщества, мало чем отличающиеся от криминальных, а часть уходила в искатели. Малому проценту улыбалась судьба и они устраивались на настоящую, полезную для общества работу. Но и опять же, это были всевозможные чернорабочие, уборщики и если очень повезет, подсобники.

Директор, с подсказки медсестры, решил попробовать изменить немного такой порядок и провел частичное обследование воспитанников и был удивлен не малым количеством подростков, имеющих медицинские показатели выше средних. Опять же, с подсказки медсестры, о возможном усыновлении кого-либо из их приюта, у директора появилось желание, заняться действительным воспитанием и обучением воспитанников приюта.

Он посетил опекунов, надзирателей, представителей местной администрации и некоторых влиятельных граждан поселка и частично обрисовал положение в приюте. Возможность передачи подростков на усыновление, заинтересовало многих, но желание помочь приюту, и в частности подросткам, ни у кого не возникло. Если представители администрации поселка кивали головами и соглашались во многом с директором, то надзиратели прямо дали понять, что они не заинтересованы в образовательном процессе воспитанников приюта. Но все одновременно одобрили, его инициативу по созданию на базе приюта ремонтной мастерской, бытовой аппаратуры и всевозможных механизмов. Вот только кроме одобрения и похлопывания по плечам, дело дальше не двинулось. Одни заявили, что дело нужное, но у них нет свободных денежных средств. Другие согласились с первыми, но заявили, что они не благотворительная организация и директору придется выкручиваться самому.

Выкручиваться самостоятельно, без денежных средств, директор не представлял как, и тогда он обратился за помощью к держателям черного рынка. Как ни странно, но в поселке было большое количество бывших воспитанников приюта и вот они, действительно откликнулись на начинания директора. В собственность директора были переданы, аж три штуки, настоящих шлемов от средних скафандров, оставшихся от Прежних. Шлемы частично были неисправны и у одного даже разбит лицевой щиток, но во всех шлемах работали устройства ментовоздействия, а это при небольших изменениях, можно было использовать для изучения ментопрограмм. Кроме шлемов, директору"отсыпали"с десяток ментопластин со стертыми данными по их назначению. А еще ему притащили старый прибор, с покореженным корпусом, но еще работающий, в памяти которого сохранилось несколько ментальных программ. Что за программы, директору предстояло разбираться самому, но его и такая помощь со стороны, с которой он не ожидал, обрадовала.

И все же, хождения по инстанциям, сыграли свою роль. Директору разрешили на частной основе, организовать небольшую мастерскую по ремонту бытовой аппаратуры и разрешили, в качестве исключения, привлекать на работу воспитанников приюта в качестве их практики и повышения ранга социальной значимости, но с обязательной выплатой денежного пособия. Учебный класс, по повышению социальной значимости подростков, было принято решение в приюте, ОТКРЫТЬ(!). Вот только не были указаны сроки и статьи финансирования. Другими словами, директору дали зеленый ход его предложениям, но на частной основе и на частном финансовом обеспечении. Но надо отметить, от одного из анонимных доброжелателей, ему были переданы восемь ментопластин с программами по социальному обучению и целых две программы, по техническим дисциплинам. Другими словами — слесарь-ремонтник и техник электрооборудования. Это конечно не то, что желательно было бы иметь, но начало было положено и он на этой волне поддержки, начал оформление всех необходимых разрешений, согласований и предписаний.

Директор не ожидал, но в один из дней, к нему заявился бывший воспитанник приюта и на частной основе предложил довести до ума полученные им шлемы и если получится, смастерить устройство для считывания ментопластин. Занимался ремонтом, а точнее переделкой, он три дня и в результате, у директора появилось два шлема для ментоизучения и громоздкий считыватель, который был неразъемно соединен с двумя шлемами через кучу проводов. Принесенный, а вернее сказать, «подаренный» прибор, с поврежденным корпусом, был пущен на запчасти, а его содержимое с местом памяти, стало основной частью считывателя. Уходя, бывший воспитанник, протянул директору пластину с ментальной программой и предупредил.

— Здесь техник-ремонтник по вспомогательной аппаратуре малых и средних космических кораблей. Я смог изучить больше половины первого уровня и как видите, смог починить вам шлемы. Для себя я сделал копию, а это вам, — он помолчал, кивнул головой в сторону и добавил, — для чухры.

Директор настолько увлекся созданием учебного класса для воспитанников, что совсем забыл о новичке, пока не появилась медсестра и не напомнила. Она с довольным лицом уселась напротив директора и радостно сообщила.

— Он уже встает.

Директор не сразу понял о чем или о ком она говорит и нахмурив брови внимательно посмотрел на медсестру. Она усмехнулась и немного с упреком спросила.

— Совсем заработался?

— Есть немного. — Согласился директор, и только тогда вспомнил, о ком она сообщила. Он попытался усмехнуться одной стороной губ, хотя сам знал, что его усмешки вызывают не совсем адекватные реакции. — Извини. Ты сказала, что он уж ходит?

— Не ходит, только пытается садиться и вставать. Сегодня первый раз, с моей помощью, дошел до туалета и сделал свои дела. Он очень слаб, не плохо бы сделать ему еще одно сканирование.

"Нет"покрутил головой директор и пояснил.

— Если хочешь добиться его усыновления, лучше вообще не привлекать к нему внимания. Что он рассказывает?

— Ничего. Что-то бормочет непонятное, ест и спит.

— И как ты с ним общаешься?

— Знаками, жестами. Будешь смеяться, но он даже туалетом не знал как воспользоваться.

— Плохо. Потеря памяти всегда плохо. Он понимает, что ты пытаешься ему объяснить?

— Вполне. Даже сам пытался что-то показать и сказать, но я не поняла. Два раза пытался, а теперь больше молчит и только смотрит на меня.

— Плохо. Если у него полностью отшибло память, то нам его оставить в приюте не разрешат.

— Мы можем пока не говорить никому, а чуть попозже, загрузим ему курс социальной реабилитации.

— Ты хоть понимаешь, что говоришь. Все ментопрограммы рассчитаны на людей знающих язык и владеющих первоначальными навыками. А если он не знает языка, наши программы ему не помогут.

— И что делать?

— Надо думать. Если им будут интересоваться, ты отвечай, что он потерял память после удара по голове. Такое бывает сплошь и рядом. А сама, пока, понемногу приучай его к нашей жизни.

— Это можно. Наш старший охраны, слишком зачастил ко мне. Ты бы поговорил с ним.

— Зачастил именно к тебе? — уточнил директор.

— Дурак. Не ко мне лично, а в изолятор. Посмотрит, походит по кабинету, пару раз спросил о новичке.

— И ты что?

— Ничего. Как есть, так и отвечала. Один раз показала подростка спящим. Он не подходил. Посмотрел через открытую дверь и ушел.

— Кто-то через него пытается узнать о найденыше. Ты ему говорила об инъекциях?

— Нет конечно. Ты считаешь меня совсем дурой?

— Не обижайся. Он мог спросить походя, а ты так же ответить. Постарайся меньше болтать о найденыше.

— С кем мне болтать? Ко мне, даже наш доктор не заглядывает.

— И правильно делает. Я ему отпуск дал. Пусть отдохнет от нас.

— В шестой группе двоих избили. Приходили синяки и ссадины замазывать.

— Пожалела, замазала? — немного с упреком спросил директор.

— А ты как думаешь? Шестая группа.

— Да-а-а…, — протянул директор и повторил. — Шестая группа. Вот и найденыша, можно было бы записать в шестую.

— Даже и не знаю. Он хоть и мелкий, но соображает как взрослый.

— Не понял, это как?

— Взгляд у него оценивающий. Так дети на женщин не смотрят.

— Где ты видела у нас детей? Они в десять лет, уже знают и видели больше, чем мы с тобой.

— Да, это точно, — согласилась медсестра. — Наши детки, иным взрослым, сто очков вперед дадут.

— Вот-вот. А нашему новичку уже лет двенадцать, и он в развалинах жил. Думаешь там, девчонок не было? Вот тебе и оценивающий взгляд.

— Может и двенадцать, но я почему-то уверена, что меньше. Для двенадцати, он слишком мелковат.

— Спроси у него сама.

— Спрашивала. На пальцах показывала, цифры рисовала, ничего. Пожимает плечами и молчит.

— Хоть так пообщаться можно.

— Иногда можно, а иногда, как будто его нет. Смотрит в потолок и не дозовешься. Взгляд отсутствующий, мертвый, так у совсем старых бывает. Вроде бы видит тебя, а сам далеко-далеко. — Медсестра вытянув шею посмотрела на разложенные пред директором ментопластинки с программами и спросила. — Это что? — Глаза директора вспыхнули, ожили и он почти гордо сообщил.

— Это будущее нашего приюта. Вот, сижу, пока разбираюсь что дали.

— Это все от Прежних осталось?

— Да. Старье, наши такого не делают.

— Не скажи. Я на рынке видела такие же, только прозрачные, новенькие…

— Не в новизне дело. Все дело в содержании. Вот эти, к примеру, — директор показал на три штуки пластин немного в стороне, — вообще нам не подходят. Они настолько старые…

— А ты откуда узнал? — перебила его медсестра.

— Не поверишь. На старости лет, приходится вспоминать молодость. Вставляю в считыватель и надеваю шлем. — У медсестры удивленно поползли брови в верх, а директор хмыкнув, пояснил. — Да нет, не учу. Прежде чем учить, можно зайти в общую часть и посмотреть список подпрограмм. Муторно, иной раз и не понятно, но разобраться, приблизительно, можно. Вот эти, нам подойдут. Видишь, они разложены и подписаны. Знания конечно в них устаревшие, но лучше такие, чем вообще никаких. А кто захочет, потом уж сам, переучиваться будет.

— А это? — медсестра указала пальчиком на отдельно лежащую пластинку. — Директор совсем слегка растянул губы в улыбке и с гордостью сообщил.

— А это для нас, настоящий клад. Наш бывший воспитанник подарил. Правда для наших слишком сложно, но я думаю, желающие начнут изучать понемногу и одновременно проходить практику. Думаю, хоть один да осилит. К ней бы вспомогательных несколько штук, да где их взять?

— Это кто такой?

— Ты его видела. Он несколько дней шлемы нам ремонтировал и считыватель собрал.

— Такой длинный, худой?

— Можно и так сказать. Я смутно его помню, а он самостоятельно смог обучиться и нам помог.

— Повезло ему, — грустно высказалась медсестра и попросила. — Покажешь?

Они оба поднялись и директор придержав под руку, завел ее в соседнюю комнату. С гордостью показал на два шлема на столе и между ними несуразный, оплетенный проводами прибор. Он подошел к столу, погладил один из шлемов и с затаенной гордостью сообщил.

— Это будущее для наших воспитанников.

— Ты им уже сказал?

— Нет. Они и без меня уже все знают. Приходили на днях двое, самых заводил, интересовались. Честно сказать, ни одного бы не взял на обучение, но они привели со средней группы. Ты должна его знать. Худой такой, вечно щурится и вечно его все лупцуют.

— Помню. Мы ему собирались коррекцию зрения сделать, да у тебя не получилось.

— Верно. Как появятся свободные деньги, обязательно сделаю.

— Так что с худым? — напомнила медсестра.

— Пока ничего. Но интерес у него имеется.

— Ты не подумал, что эти двое старших, его для себя собрались подготовить.

— Пусть готовят. Они покинут нас в этом сезоне, а тощему еще как минимум, четыре сезона у нас отираться. Мне бы еще с десяток таких тощих подобрать, и можно смело открывать мастерскую.

— Так в чем дело? Объяви на построении, и к тебе потянутся желающие, а тебе только выбирать останется. Только ты не спеши. Вначале надо им социалку загрузить…

— Без тебя понимаю. Вот только, нормальной социалки у меня и нет. Надо будет на рынок сходить, может, что и подыщу.

— А ты попробуй поменять. Как я поняла, ты эти, свои программы, просматриваешь… — она отвела взгляд в сторону и понизили голос. — Для меня, ничего нет?

Директор несмело приобнял ее за плечо и когда почувствовал, что она не против, притянул к себе со словами.

— Я уже об этом думал. Пока ничего не нашел. Есть, правда, битая, что-то с биологией связано, можно попробовать. — Медсестра благодарно ему улыбнулась и крутанула головой, не отстраняясь от директора, и он продолжил. — Через пару дней, разберусь с остальными и схожу на рынок. Что верну, что попробую поменять. Может, и для тебя подберу.

— У меня появилась идея, но тебе придется много работать.

— Говори уж, свою идею. — Как бы разрешил директор и свободной рукой погладил шлем. — Слишком много в последнее время у тебя идей.

— Не хочешь, не скажу. — Недовольно буркнула медсестра, но отстраниться от директора не спешила.

— Говори уж. Почти все идеи, которые ты посоветовала, нам пригодились. Может и с этой польза будет.

— Ладно, слушай, — директор кивнул головой. — Ты сейчас разбираешься с ментопрограммами, если ты хоть что-то можешь понять, почему бы тебе не поговорить об этом с искателями на базаре. Предложи им на продажу те, что ты уже определил, но нам не подходят. Запиши на бумажке их содержимое и предложи, а взамен возьми неопределенные. Может, ты можешь в них разобраться, и что-то попадется интересное для нас.

— Идея интересная. Может и стоит попробовать. Но если бы ты знала, сколько сил приходится прикладывать, чтобы понять те выкладки, что мне показываются. Шлемы для этого не приспособлены, да и старые они, специализированные. Но идею твою я обдумаю.

— И еще. Ты, когда обмениваться будешь, учти, твои программы уже определены, и их продавать будут дороже, так что бери неопределенных, больше, допустим один к двум, а то и к трем. Все зависит от определенной тобой программы. Так ты сможешь больше выиграть.

— Будешь смеяться. Но из тех, с какими я успел разобраться, всего две программы можно считать полезными, это что-то связанное с биологией и поварская. Последнюю, я собирался предложить загрузить нашему повару, а то совсем однообразно готовит.

— Поварская? — заинтересованно уточнила медсестра.

Директор вздрогнул и отстранился от медсестры, посмотрел на нее внимательно и задумчиво сказал.

— А ты знаешь, ты подала интересную мысль. Пожалуй, я не буду избавляться от поварской программы. Может кто-либо из наших воспитанников, захочет освоить профессию повара. Но идея у тебя очень интересная. Надо будет повнимательней изучать программы.

— Я надеюсь, ты не прямо сейчас, кинешься изучать свои программы? — С не малой долей сарказма и упрека поинтересовалась медсестра. Директор хмыкнул и посмотрев на медсестру произнес.

— Извини. Сама виновата. Там у меня пластина имеется, аж на четыре ранга. Я ее как мусор отложил, там что-то с геологией связанное, а теперь думаю более внимательно просмотреть меню и отметить некоторые ее подпрограммы. Нам она без надобности, но если ее предложить на обмен… — Директор в задумчивости попробовал отойти от медсестры, но она удержала его за руку.

— Не спеши ты к своим железкам, побудь немного со мной. — Директор глянул на нее, немного приподняв брови, и не менее задумчиво произнес.

— А ты изменилась. Может совсем, переедешь ко мне?

Медсестра улыбнулась, игриво глянула на директора, и сказала наигранно-задумчиво.

— Может и перееду, а чем заинтересуешь? — Директор потянулся к ней, чтобы обнять, но она вывернулась и отскочила всего на полшажка и тут же выставила условие. — Научи пользоваться своим шлемом, тогда и подумаю.

Прошло более месяца. Медсестра продолжала обихаживать подростка, любыми способами отсрочивала момент отправки его в общую группу, а директор упорно занимался организацией свой мастерской и по сути дела, не обращал на подростка ни какого внимания. Подросток уж уверенно передвигался сам и не нуждался в особом внимании медсестры. За месяц он значительно продвинулся в общении с медсестрой и выучил уже многие слова и понятия. Он оставался молчаливым, замкнутым и порою, приступы безразличия и почти ухода в себя, проявлялись у него в самые неподходящие моменты, и его отсутствующий взгляд пугал медсестру. Он и сам не спешил уходить от медсестры, а когда она, почти на пальцах, объяснила ему, что вскорости, ему придется перейти в общую группу, он испугался и интенсивно затряс головой. Медсестра как могла его успокоила, но для себя отметила, что он прекрасно ее понял и если не испугался, то практически запаниковал. Она не понимала его поведения. Ведь в ее практике и не раз, приходилось получать подростков из других приютов или совсем диких и никто из них не боялся возврата в свое, так сказать, общество. Некоторые просто требовали, чтобы она отправила их в группу, а у этого в глазах появился страх, при одном только намеке, что ему надо покинуть изолятор.

Позавчера, подросток подошел к техдоктору, стоящему в углу комнаты и долго рассматривал его. Он не прикасался и не пытался, как были у нее случаи, открутить или сломать что-либо в аппарате, но слишком долго и пристально рассматривал его. Он ничего не спрашивал у медсестры, но когда она его отвлекла от созерцания аппарата, он что-то пропел на непонятном языке и просто отошел в сторону.

Вчера он случайно увидел, как она переодевалась, после прихода в изолятор и потом, спустя некоторое время, подошел к ней и жестом попросил показать ему ее оружие. Медсестра вначале испугалась, даже отшатнулась от него, но он предупредил жестом, что ничего ей не сделает и опять попросил показать ее оружие. Медсестра нерешительно достало выданное ей оружие и протянула подростку. Тот долго и пристально рассматривал его, потом, на удивление медсестры, уверенно отвел вниз предохранитель и зачем-то попробовал сдвинуть переднюю часть. Не получилось и он вернув рычажок предохранителя на место, отдав ей оружие. Потом полдня сидел на лежаке и смотрел перед собой, не реагируя ни на что.

А сегодня он учудил по-настоящему. Он увидел, как медсестра общалась с представителем опеки и надзора по своему простенькому браслету и прямо потребовал, чтобы она передала браслет ему. Медсестра долго не соглашалась, но он настаивал, и ей пришлось уступить.

Ну, как, уступить?

Ей и самой было интересно поведение подростка и такой интерес к переговорному браслету. Она установила на нем блокировку и предала подростку. Тот не стараясь ничего рассмотреть, просто надел на руку браслет и ткнул пальцем в сенсорный экран. Реакции от браслета естественно не последовало, и он внимательно и вопросительно глянул на медсестру, как будто прося у нее помощи. Медсестра отрицательно крутанула головой, но подросток настоял, и она с большой неохотой сняла блокировку с браслета. Браслет тут же ожил, экран засветился, и подросток повторно дотронулся до экрана. На нем появились привычные для медсестры символы, а подросток внимательно их рассматривая, попробовал нажать один из них. Браслет тут же среагировал и высветил дополнительное меню. Подросток ухмыльнулся и предложил медсестре забрать браслет.

После этого, подросток вышел из изолятора, долго сидел на его ступеньках, а потом встал и пошел к направлению центрального здания. Медсестре пришлось бежать за ним и жестами и не многими словами объяснять, что ему не стоит ходить туда. Подросток внимательно слушал ее и несколько раз порывался продолжить свой путь, но медсестра настояла на своем и вернулась вместе с ним в изолятор.

А буквально через десяток минут к ней прибежал старший охраны. Он как всегда, вошел без стука, что больше всего не нравилось медсестре и не здороваясь спросил, но спросил так, как будто потребовал немедленного ответа у своего подчиненного.

— Куда он собрался?

— Я не поняла? Ты чего врываешься ко мне? — Возмутилась медсестра, еще полностью не успокоившаяся после возврата подростка и непроизвольно потянулась к своему оружию.

Лицо старшего охраны изменилось, стало неприятным и он собрался"достойно"ответить медсестре, но в это время из смежной комнаты появился подросток. Он внимательно посмотрел на сестру, на старшего охраны, и пропел непонятную фразу, в которой чувствовался приказ. Старший охранник дернулся, вылупился, уставившись на подростка, а медсестра, использовав этим моментом, просто вытолкнула старшего охранника в коридор, пригрозив, что о его поведении доложит директору. Когда она вернулась, подросток все еще стоял в дверном проеме и взгляд у него был жесткий и злой, совсем не как у подростков. Она жестом показала подростку, что все в порядке, и он удалился. Медсестра долго после этого сидела на своем месте, и пыталась понять и проанализировать поведение подростка, и пришла к выводу, что он пытался ее защитить.

Мысли медсестры перекинулись на разговор с представителем опеки, и у нее в очередной раз заныло под ребрами. Очень не хорошее чувство не покидало ее уже несколько дней, а сегодня это слизняк, пригрозил ей, что лишит ее пунктов социальной значимости за невыполнение распоряжения опекунского совета. Потом выходка подростка, он видите ли собрался идти в свободную группу, а еще старший охранник…

Медсестра подхватилась и почти бегом выскочила из изолятора и покинула территорию приюта.

Во второй половине дня, медсестра зашла в кабинет директора, но его не оказалось на месте. Она на всякий случай заглянула в отдельный кабинет, где находились его любимые шлемы и вышла в коридор. Расспрашивать подростков, где директор, она не стала и вернулась в изолятор. Подросток спал на своем месте, и она уселась за стол. Она пощупала свое приобретение в кармане, но вынуть и рассмотреть не решилась, вспомнив хамское поведение старшего охранника. Не хватало, чтобы еще кто-нибудь, ворвался к ней в кабинет без предупреждения и увидел ее покупку.

Медсестра в волнении несколько раз вскакивала с кресла, подходила к окну, заглядывала в соседнее помещение, где продолжал спать подросток, и опять садилась на свое место. В конце концов, она приняла решение, действовать самостоятельно и успокоилась.

В этот день, директор поднялся рано, удивился, что медсестры еще нет или уже нет рядом, собрался и отправился в свой кабинет. У него на сегодняшнее утро были свои планы. Вчера ему принесли несколько ментопрограмм и он спешил их просмотреть до общего подъема воспитанников. После совета медсестры, по поводу проверки неопределенных ментопрограмм, он действительно обратился на рынок, к своим знакомым, и ему начали подносить пластины с ментопрограммами и по мере своих сил и времени, он их просматривал и, что называется, маркировал. За это он имел свой процент от продаж и возможность подобрать себе некоторые из них, заплатив по ценам в двое ниже рыночных. Таким образом, ему удалось подобрать для своих воспитанников несколько интересных программ. Одна из них попалась битая, но начальные знания по техническим специальностям, с нее можно было еще снять. Самое то, для его воспитанников.

Директор открыл дверь своего кабинета и удивился."Неужели он вчера забыл закрыть кабинет?"Не спеша входить, он из коридора осмотрел кабинет, хмыкнул недовольно и вошел. В кабинете никого не было, но у него появилось ощущение, что здесь побывали чужие. Вроде бы все на месте, нет беспорядка, но стойкое чувство чужих, присутствовало. Он подошел к столу, посмотрел на небольшой пакет с принесенными вчера ментопластинами и сам себе сделал замечание, что не следует на будущее, оставлять такие вещи на виду. Он собрался усесться на свое место, но обратил на неплотно прикрытую дверь в соседнее помещение, где у него находились шлемы и…

Он буквально метнулся к двери, резко распахнул ее, практически влетел в комнату, и буквально замер на месте. Медсестра сидела за столом, положив голову на руки и по ее виду дремала. Подросток лежал на кушетке со шлемом на голове. Когда он ворвался в комнату, медсестра начала поднимать голову и увидев его, заулыбалась. У директора сразу отлегло от сердца и увидев улыбающуюся медсестру, он тихо спросил.

— Ты чего здесь делаешь?

Она немного сконфуженно кивнула на подростка и сказала.

— Вот, хотела помочь.

Директор подошел к медсестре, приобнял за плечи, поцеловал в щечку и в шутку сказал.

— А я всю ночь уснуть не мог, думал все, с кем ты и где ты.

— Извини. Я вчера не застала тебя на рабочем месте, и решила сама…

— Сама? — тоном упрекнул директор и опять сделал попытку поцеловать ее в щеку, но медсестра отстранилась, поняв, что гроза прошла стороной и сама пошла в"наступление".

— Да, сама. Тебя вечно нет на рабочем месте, а мне надо было срочно посоветоваться.

— Так срочно, что не могла дождаться вечера? — упрекнул директор.

— Да, так срочно. Его забирает опека.

— Сразу так и забирает? — усомнился директор. — Мне этих предупреждений три штуки было, но как видишь, подросток пока у нас. Ты чего всполошилась?

— Вчера позвонил с опеки, знаешь, такой скользкий, противный. Вечно забываю его фамилию.

— И нечего помнить. Он там ничего не решает. Забудь о его звонке. Опять требовал проведение дополнительного обследования?

— Нет. А что, уже требовали?

— Не отвлекайся, чего всполошилась? Что он уж тебе сказал такого страшного?

— Он сообщил, что на него, — взглядом медсестра указала на подростка — сделали заявку из лаборатории мозга, и опека дала добро. Короче, сегодня должны приехать и забрать.

— Это уже серьезней, — нахмурился директор. — Есть причина начать беспокоится. Он так и сказал, забрать?

— Ну да. Он сказал, что приедут и заберут.

— Плохо. С этими не поспоришь. А позволь узнать, что ты ему установила?

— Я вчера пошла на ранок, и кое-кому рассказала о подростке. Он меня отвел к другому человеку и тот посоветовал одну ментопрограмму, но я обещала ее вернуть.

— Да? И что за программа?

— Я сказала, что у подростка в результате травмы была потеря памяти. Что он забыл язык и даже как пользоваться туалетом. Короче, все забыл. Мне посоветовали эту программу. Как сказал тот человек, это реабилитационно-востановительная, комплексная программа, для людей, получивших серьезное ранение в голову.

— Странная программа, я о подобных даже не слышал. — Директор обошел стол, за которым сидела медсестра, утроился на стуле у кушетки и надел на голову второй, свободный шлем. Приблизительно через полчаса, от снял шлем и посмотрев на медсестру, спросил.

— Ты хоть проверила, что за программу ты ему залила?

— Нет. Я даже не знаю, как это делать.

— Ну, что ж, дорогуша. Скажи спасибо, что ты ее не активировала, а то бы сейчас, уже готовилась к похоронам своего подростка. — У медсестры округлились глаза, и она набрала воздуха, чтобы что-то сказать, но директор с улыбкой продолжил. — Хорошо, что ты плохо умеешь пользоваться шлемом. Загрузить то ты загрузила, но как я сказал, не активировала. Твоя программа, это действительно адаптационно-реанимационная программа, но не для пострадавших людей, а именно для солдат, пострадавших на поле боя. Так что, она для военных, а точнее, для колониально-наземных войск. В программе шесть подразделов и каждый отвечает за определенное направление реанимации, а ты, в своем стремлении помочь, загрузила ему все сразу. Это не очень хорошо. Во-первых, он подросток, а не взрослый человек. Во-вторых, ему бы хватило и двух первых раздела, а остальное, это как бы, инструкции и правила для командира малого подразделения колониальных воск. — Глаза у медсестры опять расширились и директор поспешил исправится. — Не совсем инструкции. Ты же медик и должна понимать. Допустим, человек потерял память, но у него осталась моторная память тела, так вот эти подпрограммы, помогают вспомнить человеку то, что он забыл, и как бы восстанавливают, или точнее будет сказать, соединяют, его моторную память тела с памятью мозга. Мне трудно правильно объяснить, я не специалист, но скажу точно, что для него, — он кивнул на подростка — четыре других подпрограммы не нужны, но если загрузила, куда мне деваться, я их активировал с постепенным усвоением. Пока ему десять лет, они ему не пригодятся, а спустя лет пять, может и десять, многое зависит от его будущей жизни, когда усвоятся, вполне могут пригодиться, — он криво усмехнулся. — Там даже бей без оружия имеется. Короче, лишними не будут.

— Спасибо, — тихо, но проникновенно произнесла медсестра.

— Не спеши благодарить. Ты лучше ответь, что ты еще ему закачала?

Медсестра пожала плечами и немного виновато сообщила.

— Я хотела помочь…

— Я это уже слышал, признавайся, — перебил ее директор.

— В общем, твою техническую пластину.

— Техническую? Это какую?

— Ну ту, которую тебе подарили, про корабли.

— Вот дура! — Вырвалось у директора, но в голосе не слышалось злобы. — Так это от тебя, подростка нужно защищать, а не от опекунов. И зачем ты это сделала?

— Я испугалась. Его заберут, а он без знания языка и…, — она скривилась, — и вообще.

Директор хмыкнул, какой уже раз за сегодняшнее утро и надел шлем на голову. Прошло всего минут пять, и он снял шлем, крутанул головой и осуждающе сказал.

— Ну ты и учудила. Это же надо было додуматься, загрузить подростку знания, которые и не каждый взрослый поймет и усвоит. Конечно, кое-что из них может и пригодиться ему, но не сейчас же. Ладно, забудь. Я там немного поколдовал, установил ограничение по времени и объему. Лет через пяток, приблизительно, знания начнут усваиваться, ну а что он сможет понять к тому времени, это уже будет зависеть от него самого.

Медсестра благодарно кивнула головой несколько раз и немного виновато спросила.

— Может, пока он спит, что-то еще?

— Не боишься, выжечь ему последние мозги?

— Ну а ты осторожно, что-нибудь легкое, что бы ему помогло уже сейчас. У меня последнее время нехорошо на душе, тревожно. Боюсь, заберут его у нас и не вернут.

— Что ты так вцепилась в него?

— Не знаю. К душе пришелся. Жалко мне его.

— Жалко, жалко. Таких как он, целый приют. Жалей сколько хочешь, а ты к нему прикипела. — Немного упрекнул директор и тут же согласился. — Ты хоть понимаешь, нет у меня ничего такого, подходящего, что могло бы ему сразу пригодиться. Чтобы я ему сейчас не установил, оно должно будет прижиться и усвоиться, а для этого время надо. Ладно, не смотри на меня так, установлю ему на усвоение технические начальные знания. Они в будущем, помогут ему усвоению и пониманию той, технической программы. — Он посидел, подумал и добавил. — И еще одну, он же мальчишка, небось драться будет. Есть у меня, немного битая, программа по первичному развитию тела и рукопашному бою. Разделить ее на части не получится, что усвоится, то и будет. Когда-то в ней четыре ранга было, а теперь, выше первого, одни ошметки остались. — Он глянул на медсестричку и с надеждой добавил. — Может с реанимационной соединится.