Сага о Хельги

Алексей Пишенин, 2022

«Сага о Хельги» – приключенческий роман, действие которого происходит в конце X века в Норвегии и на берегах Балтики, когда трон Норвегии достается Олафу Трюггвасону, прославленному викингу и ревностному христианину. Не все норвежцы согласны с той политикой христианизации, которую Олаф проводит огнем и мечом. Для тех, кто выбрал изгнание, единственный шанс вернуться на родину – победить Олафа. «Сага о Хельги» – стилизация под скандинавские саги и следует законам жанра. В романе не встретишь описаний природы или размышлений героев. Зато в нем много битв и схваток. Норвежцы, датчане, шведы, балты, западные и восточные славяне – те племена, что населяли побережье Балтики в далекие времена, – предстают перед читателями такими, как их описывают саги и немногие дошедшие до нас исторические произведения.

Сага о том, как Хельги сын Торбранда отправился в Трондхейм, чтобы стать дружинником ярла Эйрика

Жил в Опланде, в середине земли норвежской, человек, которого звали Гудбранд Белый. Был он не последним среди людей в своей округе, имел большую усадьбу, много земли и работников. Женат он был трижды и от первой жены имел сына Гудмунда и дочь Гудрун, от второй — сына Кетиля, а от третьей — дочь Хельгу и сына Гутторма.

С юных лет Гудбранд воевал на стороне ярла Хакона: и в битвах с Рагнфрёдом^[18], и потом, когда ярл Хакон пришел на помощь Харальду Синезубому Датскому в войне с конунгом саксов.

Но еще с тех пор, когда впервые увидел он, как на корабле Торлейфа Мудрого к Хакону прибыл его сын, молодой Эйрик, понял он, что Эйрик Хаконарсон затмит славу своего отца. И не промедлил Гудбранд стать ближним человеком молодого ярла и не один раз в битве закрывал его от стрел своим щитом.

Каждую осень по обычаю, заведенному ярлом Хаконом, по всей земле норвежской отправлялись дружинники для сбора подати серебром, мехами и снедью, причитающейся ярлу. И хотя для бондов кое-где было внове платить подать кому бы то ни было, однако железная рука, которой Хакон правил уже более двадцати пяти лет, примирила их с новым обычаем, и согласились они делиться с ярлом своим добром.

В тот год Гудбранд собирал подать для ярла в Согне, и залив Аурланд был предпоследним местом на его пути перед возвращением в Трондхейм к Хакону и Эйрику. Ходил он на кнарре с девятью парами весел и командой в три дюжины человек. Корабль был ходкий и с высокими бортами, чтобы выдержать шторм в открытом море, но также и с большим трюмом. Чтобы вместить много снеди, был он намного шире, чем боевые драккары, и уступал им в скорости.

Как только Хельги сын Торбранда поднялся на борт, ему показали весло, которым ближайшие несколько недель ему предстояло грести, раз в три дня меняясь с кем-нибудь из воинов. Всем на корабле заправлял кормщик, которого звали Рагнар Лысый. Был он высокого роста, широк в плечах и с большим брюхом. И была у него окладистая черная борода, а кроме нее волос на голове у него не было. Рагнар решал, когда и кого заменить на веслах, и Хельги сразу дали понять, что самому просить о подмене не принято, если не хочешь, чтобы тебя считали слабаком.

Отчалили они сразу, как только на борт были подняты последние бочонки с соленой рыбой и просмоленные мешки с зерном, потому как Рагнар хотел как можно скорее выйти из Согна — им предстоял еще путь до Трондхейма, а вода делалась все холоднее. В глубине фьорда под утро она уже покрывалась тонкой коркой льда. К тому же, оказавшись в море и повернув на север, они могли бы наконец поставить парус — ветер уже несколько дней подряд дул с запада.

Хельги сидел на предпоследней от носа скамье по левому борту. Его соседом сзади был человек лет двадцати пяти, которого звали Аслак. Был он худым, и волосы его были цвета пакли, а глаза белесые, как у рыбы. И скоро стало ясно, что Аслаку Хельги не понравился, потому как не раз и не два, когда Хельги мешкал со своим веслом, ему в спину больно ударяла рукоять весла Аслака. На слова Хельги о том, что он не нуждается в таком поучении, Аслак ответил, что когда у них в руках не будет весел, то он еще не так его поучит. И что он не любит юнцов, которые не умеют грести, но уже ходят с длинными мечами, как у настоящих мужчин. И это бы закончилось дракой, если бы Кетиль, сидевший перед Хельги по правому борту, не вступил в спор:

— Что-то ты больно грозен сегодня, Аслак, — сказал он, — сдается мне, что ты не бережешь дыхание. Слышал я, что таким худым людям, как ты, в холодную погоду следует меньше разговаривать, а то можно застудить грудь.

Аслак ничего не ответил, а все на корабле, кто слышал совет Кетиля, рассмеялись. Кетиль подмигнул Хельги и сказал:

— Вижу я, что не ходил ты на больших кораблях и не пробовал обращаться с таким длинным веслом. Но если ты не хочешь, чтобы твоя спина посинела от ударов рукояти сзади, то постарайся смотреть на меня и двигать веслом в одно время со мной.

Хельги поблагодарил его за науку, но сказал, что он не так глуп, чтобы не сообразить, как надо грести. Просто ему не хватает веса, чтобы, вынув весло из воды, быстро отвести его назад. На это Кетиль дал ему несколько советов, как передвинуть весло в уключине так, чтобы уравновесить вес лопасти, и как посноровистей взяться за рукоятку и валек. После этого гребля у Хельги пошла лучше, и он даже начал гордиться собой. Но потом час проходил за часом, а никто не собирался его подменять. Тогда он стиснул зубы и сказал себе, что лучше он прямо на весле и умрет, но сам не попросит себе замену.

И так он греб еще час, и только когда один или два раза весло вырвалось у него из рук, Рагнар кивнул какому-то парню лет восемнадцати, и тот, пробравшись к Хельги с носа, заменил его. Аслак, видя это, пробормотал, что от Хельги не много на корабле пользы, но ему никто не ответил. А Кетиль снова подмигнул Хельги, сказав, что на первый раз это было совсем неплохо.

На закате они причалили к берегу, и Рагнар велел Хельги развести на берегу костер и набрать воды в котел. Только потом Хельги смог перемолвиться несколькими словами с Кетилем, который из всей команды показался ему наиболее дружелюбным. На вид Кетиль был моложе многих на корабле, но Хельги чувствовал, что его здесь уважают, несмотря на то, что он работает как простой гребец, хотя и на самом почетном загребном весле. Был он высокого роста, широк в плечах, и у него были коротко остриженные светлые волосы и голубые глаза. Борода его была короче, чем у многих, по иноземному обычаю, и видно было, что немалых трудов стоит ему сохранять ее в таком виде. Когда они уселись вокруг костра, Кетиль познакомил его с остальными людьми на корабле, и о каждом он говорил несколько слов:

— Вот Гуннар Молчун, — показал он на невысокого крепкого воина, глаз которого было не видно из-под кустистых черных бровей. — Я готов поспорить с тобой на вечернюю кружку пива, что ты не сможешь вытянуть из него больше пяти слов зараз.

Гуннар кивнул и ничего не сказал.

— Вот Харальд Заяц, — Кетиль указал на длинноногого худого воина, на вид лет тридцати пяти, который сидел на весле на одной скамье с Аслаком, — попробуй догони его, особенно когда он бежит за выпивкой.

— Это — Асгрим Сакс, — показал Кетиль на крепко сбитого седого воина с длинными усами. — Он жил среди них три года, отрастил усы и даже говорит на их языке. Асгрим, как попросить у сакса его деньги?

Асгрим молча достал меч и приставил острие к горлу Кетиля. Левой рукой он указал на кошель, который висел у того на поясе.

— Тут уж никто не сможет сказать, что не понял, правда? — спросил Кетиль Хельги, отводя рукой лезвие. — Скоро и ты так выучишься. Аслака ты знаешь, — продолжил он. — Мы зовем его Финн, но тебе лучше звать его просто Аслаком, если не хочешь, чтобы он тебя ударил. Иногда он варит себе отвар из мухоморов, как финский колдун. Но не становится от этого берсерком, а просто засыпает на много часов и потом рассказывает, где он бродил во сне. Тогда его лучше не тревожить.

— Меня вообще лучше не тревожить, парень, если не хочешь, чтобы тебе посчитали ребра, — проронил Аслак и сплюнул в сторону.

И так Кетиль назвал имена всех, кроме Гудбранда и Рагнара. И не раз все сидевшие за костром смеялись над тем, что он говорил, рассказывая о ком-то. И когда он закончил, Гудбранд указал на него самого и сказал:

— А вот это Кетиль Болтливый, мой сын. И каждый раз, когда я его слышу, я молю Одина, чтобы он превратил болтовню моего сына в ветер, который бы наполнял наши паруса. И тогда у меня был бы самый быстроходный корабль в наших краях. И я смог бы добраться до Исландии за один день, а до…

— А за два дня с такой скоростью ты проплыл бы весь океан и свалился бы уже с ветвей Мирового дерева, Иггдрасиля, и попал бы в Хель, мир мертвых, — продолжил Кетиль, и все опять рассмеялись.

— А теперь твой черед рассказать о себе, — спросил Заяц. — Кто ты, из какого рода и как попал к нам? Мы недолго были на берегу в твоих краях и не знаем всех подробностей. Слышали лишь о тайном поединке. Однако ты не выглядишь, как бывалый поединщик.

На это Хельги ответил висой:

Торбранда сын на север стремится,

К Эйрику ярлу в дружину боец,

Кровь на мече не дает возвратиться,

За сына до смерти мстить будет отец.

И Заяц сказал, что он не уверен насчет бойца — это покажет только битва, а еще одним скальдом в палатах Эйрика будет больше. И все с ним согласились в том, что виса недурна, хотя, конечно, уступает тому, что можно услышать при дворе ярла Хакона от одного из его шести скальдов.

Потом Хельги коротко рассказал, что с ним случилось, не упомянув о том, что только по случаю остался в живых. А Гудбранд, который, верно, знал всю правду, промолчал.

Тут в разговор вступил Рагнар Лысый:

— Если то, что ты нам сказал, — правда, то завтра тебе лучше не сходить на берег, потому что последнюю остановку в Согне мы сделаем в Хиллестаде.

К полудню следующего дня корабль Гудбранда Белого уже подходил к Хиллестаду — усадьбе на полуострове, что отделял фьорд от открытого моря. И Хельги просил Гудбранда узнать, есть ли в усадьбе Туранд, но тот ответил, что, пока Хельги вместе со всеми в походе за данью, о личной вражде ему стоит забыть. Однако скоро случилось так, что и Гудбранду, и всем остальным на корабле пришлось забыть о самой дани.

Едва подошли они к берегу, Гудбранд, Асгрим Сакс и еще один молодой воин по имени Калле высадились на берег. И сильно удивились они, когда ворота усадьбы остались закрытыми и их никто не встретил. Тогда подошли они к самой усадьбе, но ворота по-прежнему не открывались, и навстречу никто не вышел.

Они постучали раз и другой, и Асгрим уже стал довольно громко ворчать, что в наказание за такое негостеприимство стоило бы кинуть на крышу дома пару факелов. Тогда над воротами показались голова и плечи женщины, и Гудбранд узнал жену Харальда Кабана.

— Вам бы, разбойникам ярла Хакона, только пограбить да пожечь, да снасиловать кого, — сказала она. — И странно слышать о гостеприимстве от того, кто готов сжечь твой двор.

— Где твой муж, Тора дочь Сигурда? — спокойно спросил Гудбранд. — Ярл ждет от него дани, и ждать он не любит.

— Муж мой отправился позавчера в Трондхейм и взял с собой всех своих людей. Видать, сам решил поспорить с ярлом Хаконом о дани. А никакой снеди, мехов или серебра давать тебе не велел.

— Раз твой муж знал, что мы придем, но отплыл, нас не дожидаясь, не обидится он, что мы сами возьмем все, что нам причитается, — все еще спокойно сказал Гудбранд.

— Особенно если твой муж забрал всех своих людей, — добавил Асгрим.

— Муж мой сказал, что вам, конечно, привычнее воевать с женщинами, но если вы хотите успеть увидеть, как Олаф сын Трюггви насадит вашего ярла на копье, то вам лучше притвориться настоящими воинами и поспешить в Трондхейм. Сам Олаф с кораблями отправился туда позавчера, но и вы можете поспеть к битве, если не будете жалеть сил на веслах.

— Повтори, что ты сказала, женщина, — с угрозой в голосе спросил Гудбранд.

— Если ты глухой, то я повторю: Олаф Трюггвасон с дружиной был здесь позавчера по пути в Трондхейм. С ним ушел мой муж. Если ты не хочешь пропустить последнюю битву ярла Хакона, то поспеши туда и сам.

— Сколько кораблей было у Олафа?

— Я корабли не считала, но в наших краях достаточно людей, не слишком довольных Хаконом Злым, чтобы Олаф привел в Трондхейм и двадцать, и тридцать кораблей.

— Помнится, викингам с Йомсборга и семидесяти кораблей не хватило, чтобы напугать ярла Хакона, — заметил Асгрим. Но Гудбранд сказал:

— Мы не будем поджигать твой дом, Тора дочь Сигурда. Но когда мы вернемся сюда, то и двойной дани нам покажется мало.

— Об этом договаривайтесь с моим мужем, когда он и его люди с топорами заберутся на ваш корабль, — ответила Тора и скрылась с глаз за оградой.

— Коли бы вы меня подсадили, я мог бы перебраться через ограду, — тихо предложил Асгрим. — Я бы слегка пощекотал Кабаниху кончиком меча за ее малое уважение к ярлу и к нам.

На это Гудбранд ответил, что у них нет на это времени, хотя лично он вырвал бы ей змеиный язык. И все втроем они поспешили к берегу.

На корабле Гудбранд рассказал, что Олаф сын Трюггви явился в Норвегию со своей дружиной и что плывет он в Трондхейм, чтобы бросить вызов ярлу Хакону. И теперь им придется спешить и плыть даже по ночам, чтобы нагнать Олафа и присоединиться к дружине Эйрика Хаконарсона перед битвой, которая, без сомнений, скоро случится.

И они гребли три часа до выхода из фьорда, а потом поставили парус и двинулись сначала на север, а потом на северо-восток вдоль берега. На берег они не высаживались и плыли даже ночью, пользуясь тем, что светила луна. Но на третью ночь погода испортилась, и им все-таки пришлось пристать, чтобы в темноте не сесть на мель или не налететь на скалу.

Пока разжигали костер, чтобы поесть наконец горячего, Кетиль попросил у отца разрешения сходить к ближайшему жилью и узнать, нет ли каких вестей. Гудбранд отпустил его, но велел быть осторожным, чтобы не наткнуться на людей Олафа.

Кетиль вернулся через несколько часов и сначала, не отвечая на вопросы остальных, подошел к отцу, и они тихо говорили несколько минут. Потом Гудбранд вышел к костру, вокруг которого сидели все остальные, и сказал:

— Битвы не будет. Ярл Хакон мертв. Но погиб он не в бою. Пал он жертвой предательства и собственной похоти. И теперь бонды провозгласили королем Олафа сына Трюггви. Ярл Эйрик с немногими людьми ушел горами к конунгу свеев в Упсалу. И пришло время нам решить, что теперь делать…

Люди начали переговариваться, и видно было, что они растеряны. И тут спросил Асгрим Сакс:

— Но что же стало с ярлом Хаконом? Неужто он помер, только услышав о кораблях Олафа Трюггвасона? Раньше он был более охочим до битвы и своего никому без платы железом или кровью не отдавал.

— Нет, не сам он помер. А просто привык он брать без спросу все, чего ни пожелает. Даже если это касалось дочерей богатых бондов. И бонды объявили его вне закона, — ответил за отца Кетиль.

— В это я могу поверить, но не пойму я все-таки, отчего он умер. Неужто девушка, которую он обесчестил, заколола его? — снова спросил Асгрим.

— Нет, Асгрим, все гораздо печальнее, чем то, что ты сейчас представил. И, возможно, ярлу такая смерть понравилась бы больше, — ответил Гудбранд. — Но правда в том, что скрылся он вместе со своим рабом, когда бонды провозгласили Олафа королем. И Олаф объявил, что даст десять марок серебра тому, кто укажет ему, где прячется Хакон. И подлый раб убил ярла, когда тот спал. А голову принес Олафу.

— И неужто Олаф дал ему серебро? — в третий раз спросил Асгрим.

— Нет, — снова ответил Гудбранд, — серебра он ему не дал, ведь просил он не голову. Он просил указать ему, где прячется Хакон. Так что раб отправился вслед за хозяином и теперь снова будет служить ему в Хель, куда оба они, без сомнения, попадут.

Тут все снова стали переговариваться, обсуждая позорную и нелепую смерть того, кто в своем железном кулаке двадцать пять лет держал всю страну.

— Не скажу я, что сильно жалею я о Хаконе ярле, — сказал Аслак Финн, — но скажи, Гудбранд, как теперь честь велит поступить нам.

Гудбранд обвел долгим взглядом всех воинов:

— У нас есть три пути. Первый — это вернуться по домам, потому как того, кому мы служили, больше нет в Норвегии. И кто-то, возможно, захочет поступить в дружину к Олафу Трюггвасону. Второй путь — это отправиться в Упсалу вслед за Эйриком, что теперь стал ярлом Норвегии. И третий путь — это присоединиться к какому-нибудь морскому конунгу в Англии или Ирландии и ждать, пока ярл Эйрик вздумает вернуться.

Тут начались споры, ибо никто не хотел надолго расставаться с семьями, которые у многих оставались в Опланде. С другой стороны, сам Гудбранд сказал, что его судьба — идти за ярлом Эйриком, какие бы беды это ни сулило. Он был связан клятвой с ним, а не с Хаконом, и, пока Эйрик был жив, клятва звала его быть с ним. Третий путь был предложен исходя из времени года. На корабле во время осенних бурь плыть к свеям было небезопасно. К тому же неясно было, какой уговор у Олафа существовал с королем данов Свейном Вилобородым, с которым вместе были они в походе в Англии. А корабли Свейна, по слухам, снова появились в Дании после того, как несколько лет назад их оттуда изгнал конунг свеев Эйрик, прозванный Победоносным за победу над Стюрбьёрном. Переход же через горы в конце осени также был испытанием, из которого многие могли не вернуться, случись ранняя метель. Потому зимовка в Англии могла показаться наиболее удобным выходом для всех.

Тут раздался голос Рагнара Лысого:

— У меня тоже в Опланде остаются жена и дети. И я тоже хочу их видеть. Однако если я вернусь сейчас домой, то у Олафа появится соблазн отобрать мою усадьбу и отдать ее кому-то из своих людей. Все знают, что я служил Хакону и что не пойду я служить другому конунгу, даже если он будет так же знаменит, как Олаф сын Трюггви. А в покое выращивать хлеб и варить пиво меня не оставят. Да и что я умею лучше, чем водить корабль? Не знаю, как вы, а слыхал я, что Олаф хорош во главе войска. Но не терпит он, когда с ним спорят. Даже наш старый ярл Хакон был более покладистым. Лучше уж отправиться к ярлу Эйрику. Он вознаградит нас за верность, а весной мы с новым войском вернемся, чтобы по-другому поговорить с сыном Трюггви. А семьи наши до весны никто не тронет, если о нас никаких вестей не будет.

И большинство согласилось с Рагнаром. Из недовольных остались только несколько человек без семей, которых ничто не держало в этих местах и которые охотно отправились бы грабить Англию. Но и им не по душе пришлось бы расстаться с Гудбрандом и с товарищами. Итак, наутро решено было плыть на юг и там ждать тумана, чтобы пройти датские проливы под носом у данов.

Однако наутро опустился туман, который не рассеялся, сколько они ни ждали. Потому плыть им пришлось медленно, то и дело бросая в воду грузило на веревке, чтобы проверить глубину. Плыли они почти в полной тишине, прислушиваясь к далекому прибою, чтобы не слишком приближаться к берегу, где они могли бы налететь на скалу.

Тут Хельги стало казаться, что он слышит эхо от ударов их весел. Потом он услышал справа от себя скрип уключин и тронул плечо Кетиля. Тот знаком показал ему, что тоже что-то слышал, и так же знаком велел молчать.

Рагнар повернул кормовое весло, и они направились в сторону берега, стараясь грести как можно тише. Но, видать, на другом корабле их услышали, потому как из тумана послышались приказы кормщика, и весла на том корабле застучали чаще. Тогда Рагнар приказал сушить весла, и их кнарр погрузился в тишину.

Сначала было слышно, как неизвестный корабль прошел мимо недалеко от них. Затем он начал возвращаться к ним сквозь туман. Рагнар хотел снова приказать грести, но Гудбранд остановил его. Вместо этого он указал на шесть человек, по трое с каждого борта, которые должны были оставаться на веслах. А остальным знаками велел готовиться к бою. Хельги остался сидеть на скамье, а Кетиля подменил на весле Арни, молодой парень чуть старше Хельги. Стараясь не шуметь, воины вынули свои весла из уключин и уложили их вдоль бортов. Потом стали надевать кольчуги и снимать щиты с фальшборта.

Однако, как ни старались они, совсем не шуметь не удалось: звякали мечи, тихо звенели звенья кольчуг. В тумане звуки разносились далеко. Стало ясно, что на неизвестном корабле их слышат, когда голос кормщика велел навалиться на весла. Звуки ударов весел стали более частыми, а потом на кнарре услышали, что на том корабле тоже готовятся к бою. Гудбранд с десятью воинами прошел на нос. Кетиль был рядом с ним. Еще полдюжины воинов остались на корме, а остальные встали вдоль бортов. Только шестеро, считая и Хельги, оставались на веслах.

Наконец на расстоянии броска копья из тумана показался драккар. На его носу стояло с дюжину людей. Главный из них был одет в красный плащ и посеребренный шлем, который сиял даже в таком тумане. Он отдал приказ, и весла на его корабле начали табанить — видно, и ему хотелось сначала вызнать, с кем они имеют дело.

— Кто вы такие, — крикнули с неизвестного корабля, — и куда направляетесь?

— Мы не привыкли называть себя первому встречному, — крикнул в ответ Асгрим Сакс. — Назовитесь сами, коли хотите узнать наши имена!

— Людям конунга Норвегии дозволено спрашивать что угодно и у кого угодно, если так приказал конунг, — крикнули с неизвестного корабля.

Тут уже в ответ крикнул Гудбранд:

— Мы не слыхали о конунге Норвегии. Ты — человек Свейна Вилобородого^[19]?

— Мы люди Олафа Трюггвасона, нового конунга Норвегии. А вы кто? — снова крикнули с того корабля.

— Не ваше дело, — ответил Гудбранд. — Мы не знаем такого конунга и не собираемся называть свои имена таким, как вы.

— Тогда готовьтесь к бою. Конунг Олаф не велел нам пропускать на юг ни один корабль без его позволения, — крикнул вождь в серебряном шлеме.

— Если хочешь отведать наших мечей, иди к нам! — Гудбранд погрозил своим клинком. — Мне нравится твой шлем, я бы примерил его. А если он мне не подойдет, то все равно будет служить в тумане лучше, чем солнечный камень^[20].

— Чтобы найти дорогу в Хель, тебе солнечный камень не понадобится, — крикнули в ответ. — Мы позаботимся о том, чтобы ты нашел дорогу туда и нигде не заблудился.

Хельги слушал эту перебранку, но, сидя спиной, не видел, что за корабль бросает им вызов. Арни на несколько мгновений привстал и потом сообщил всем гребцам:

— Их корабль, хоть и драккар, но ненамного больше нашего, да и людей там не так уж много. Вряд ли станут они всерьез биться с нами, ведь людей у нас вдвое больше того, сколько обычно бывает на таком кнарре, как наш. Придется пройти мимо них и кинуть несколько копий, чтобы они отстали.

Хельги облегченно вздохнул, потому как боялся, что им придется сражаться с сотней разъяренных воинов, что взойдут к ним на борт. Арни опять встал, чтобы увидеть, что происходит. Все остальные тоже смотрели на Гудбранда, чтобы не пропустить его слова или знака. В это время Хельги услышал плеск весел по своему левому борту. Из тумана показался нос еще одного драккара, который тихо подкрался к ним во время перебранки. Тут же Хельги увидел, как какой-то высокий воин готовится метнуть копье в Гудбранда.

Коротко вскрикнув, Хельги сорвал свой щит с фальшборта и поднял его, заслоняя тех, кто стоял на носу. Брошенное копье пробило щит с такой силой, что Хельги повалился на палубу. Гудбранд обернулся, прижал щит и руку Хельги к палубе ногой, вырвал копье и метнул его обратно. Все увидели, как на носу вражеского корабля высокий воин упал, не успев укрыться за щитами своих людей.

— Сдается мне, не ошибся я насчет твоей удачи, Хельги сын Торбранда, — сказал Гудбранд. — Но теперь тебе ее понадобится еще больше.

Он отдал приказ, и Рагнар повернул корабль вправо, собираясь обойти встречный драккар мористее и поставить его между ними и новым противником.

Кетиль помог Хельги подняться и, убедившись в том, что тот не ранен, указал ему на его место на весле. Хельги схватился за весло и начал грести, стараясь скрыть дрожь. Асгрим сказал ему:

— Мы думали, что не много будет с тебя проку, но мы ошиблись. Если бы ты был постарше, кое-кто сказал бы, что из тебя выйдет толк.

— Посмотрим, доведется ли мне стать постарше на службе у ярла Эйрика, — ответил Хельги, стараясь, чтобы его дрожь не была заметна.

На встречном корабле разгадали их намерение и тоже повернули. Второй корабль теперь оказался за кормой. Он пока не двигался, потому как люди там были заняты раной своего вождя.

— Рагнар, посчитай их весла, — приказал Гудбранд, показав на первый драккар, что был у них теперь впереди по левому борту.

И Рагнар переложил кормовое весло и повел их корабль ближе к драккару.

— Левый борт! Сушить весла! — велел он, когда кнарр шел уже достаточно быстро.

Хельги и остальные гребцы с его борта высоко подняли свои весла, в то время как не все их противники успели это сделать. Корабли проходили вплотную друг к другу, и под бортом их кнарра несколько вражеских весел хрустнуло. А своим веслом Хельги сшиб кого-то на том корабле. С обеих сторон полетели копья, а с драккара кинули и крючья. Кетиль отбил летящее копье прямо над головой Хельги. Несколько крючьев впились в борт кнарра, но канаты, что были к ним привязаны, сразу же обрубили ударами топоров. Так они прошли вдоль борта драккара, который замедлил ход, потеряв нескольких гребцов и пару весел.

На кнарре был только один раненый — Арни, которому брошенное копье задело ногу. На драккаре слышно было, как кричат раненые, а кто-то обещает отомстить за смерть брата.

— На весла! — велел Гудбранд.

И на скамьи уселись все восемнадцать человек. Теперь они, гребя что есть сил, пытались снова уйти в туман и подальше отойти от драккаров. И при этом не налететь на мель или скалу.

Однако люди Олафа быстро опомнились. Первый корабль сначала замешкался, пока там меняли сломанные весла, но теперь нагонял. Второй шел от него в броске копья.

— Кнарру не уйти от боевых кораблей. Теперь, видать, будут они заходить с двух бортов сразу, — крикнул Гудбранд. — Гребите что есть сил! Калле, держи свой щит рядом с Рагнаром! Нам нужен кормщик, если мы хотим дойти до Зунда^[21].

— Значит, если мы дойдем туда, я тебе уже не понадоблюсь?! — крикнул Рагнар. — Тогда не забудь отдать мне причитающееся серебро, а то меня уже перестают бесплатно любить женщины.

— Твою лысую голову может бесплатно полюбить только слепая, вроде твоей жены. Хотя и она, наверное, ждет не дождется, когда ты сгинешь в море, чтобы снова выйти замуж, — был ответ Гудбранда.

— Уж не за тебя ли? — крикнул Рагнар. — То-то ты так хочешь моей смерти, что доверяешь защищать меня самому неумелому. Себ-то выбрал в телохранители самого Хельги Могучего! — И он подмигнул Хельги.

В это время оба вражеских драккара поравнялись с ними с обоих бортов и начали сближаться. Рагнар отдал приказ табанить, гребцы, привстав, уперлись в весла, и кнарр резко потерял ход. Корабли Олафа, начав быстро сходиться, едва успели отвернуть друг от друга.

На драккарах снова возникло замешательство, пока гребцы веслами отталкивали корабли друг от друга. И в это время Рагнар направил свой корабль вдоль левого борта левого драккара. Снова кнарр прошел рядом с вражеским бортом, и снова несколько весел хрустнуло у людей Олафа. Кетиль кинул копье во вражеского кормщика, и тот упал, раненый или убитый. После этого Рагнар повернул на юг.

Теперь у них не осталось копий, и им пришлось собрать копья людей Олафа, застрявшие в их щитах и в досках палубы.

Рагнар крикнул:

— Появился ветер, он скоро разгонит туман. Поднимайте парус! Посмотрим, кто быстрее теперь.

И они шли уже и на веслах, и под парусом, однако ветер дул с запада, время от времени смещаясь к югу, и кнарр с его широкими бортами в скорости прибавил не слишком много. Так что драккары, более узкие и с двумя десятками гребцов каждый, нагоняли.

Туман почти рассеялся, когда Калле крикнул:

— Еще один парус за кормой!

Оттуда к ним мог идти только еще один враг. Стало заметно, что и на драккарах тоже заметили парус. Оттуда раздались радостные крики. Теперь они снова подходили к кораблю Гудбранда с двух сторон, но один из них держался чуть позади, а второй чуть впереди, чтобы Рагнар не вздумал снова обвести их вокруг пальца. И в этот раз они не спешили, а медленно сближались, не давая вырваться из их тисков.

— Спустить парус, — приказал Гудбранд. — Пора проверить, правду ли говорят, что люди Олафа так искусны в битвах. Или они так же хорошо сражаются на земле, как управляются с кораблями.

— На веслах можно никого не оставлять, — снова раздался голос Гудбранда. — Теперь у нас каждый воин на счету.

— Если мы отобьем их первый натиск, — сказал Кетиль Хельги, — то, возможно, они больше не полезут. А может, и полезут. Но в любом случае стоит попробовать.

— Смотри, не наложи в штаны, крошка Хельги. Сейчас мы увидим, чего ты стоишь, — прошептал ему сзади Аслак.

Так Хельги снова взял свой пробитый щит и вытащил из ножен меч. Они стояли вдоль бортов, готовясь отбиваться, с какой бы стороны на них ни напали. Но люди Олафа теперь не спешили и были настороже. В этот раз они не стали кидать крючья, потому как увидели, что на кнарре убрали весла и ему от них не уйти. Вместо этого их гребцы подняли свои весла и положили их концами на борт кнарра. Тут же, прыгая по веслам, как по мосткам, несколько воинов с криками кинулись на людей Гудбранда.

Их встретили удары мечей и топоров. Борта у всех трех кораблей были примерно одинаковой высоты, у кнарра даже немного повыше, потому как строили его для открытого моря. Потому людям Олафа было не слишком легко оказаться на борту кнарра, особенно когда их встречал строй щитов.

Хельги после обидных слов Аслака набрался смелости и сквозь зубы поклялся умереть под топорами, но не отступить назад. Как во сне, он принял удар какого-то бородатого воина на щит и, согнувшись, ударил его мечом по ногам. Тот поскользнулся и упал за борт.

Тогда с драккаров все-таки кинули крючья, и в этот раз никто не пытался их обрубить, ведь схватка на кнарре становилась все жарче. Все три корабля подтянули бортами друг к другу, и люди Олафа начали с разбега, ударяя щитами в щиты, перепрыгивать на чужой борт. Какой-то воин в шлеме, закрывающем пол-лица, прыгнул прямо на Хельги, и они вдвоем повалились на палубу. Хельги выронил меч и зажмурился, но сейчас же снова открыл глаза и увидел, как Кетиль, почти не глядя, перехватил меч лезвием вниз и ударил воина, что навалился на Хельги, в бедро. Тот застонал, Хельги столкнул его с себя и, подобрав свой меч, вернулся в строй. Кетиль кивнул ему и сказал:

— Не теряй свой меч, я не всегда буду стоять рядом. И держи нож под рукой. Тогда тебе не придется ждать, что кто-то снимет с тебя твоего врага.

Хельги кивнул и поправил шлем.

Новых врагов на палубе кнарра становилось все больше, и строй вдоль бортов скоро рассыпался. Теперь схватка продолжалась на носу и на корме. Хельги получил скользящий удар меча по шлему и был ранен в руку, но изо всех сил защищал правый бок Кетиля, который сражался за них обоих. Хельги же только принимал удары на щит и пытался достать кого-нибудь из врагов отцовским мечом.

Люди Олафа потеряли немало воинов, и постепенно их натиск стих. Однако и со стороны Гудбранда была дюжина убитых, а почти все остальные были ранены. Сражаться могли только восемь человек во главе с самим Гудбрандом на носу и шесть человек на корме. Топор Рагнара уложил не меньше пяти врагов, но теперь и он был ранен в ногу и руку.

Воины стояли в нескольких шагах друг от друга и пытались отдышаться. Ни у Гудбранда, ни у Рагнара сил, чтобы напасть и очистить свой корабль от врагов, уже не было. А люди Олафа, было видно, ждали свой третий корабль, чтобы начать последний приступ. Человек в серебряном шлеме стоял на палубе своего корабля и отдавал приказания.

— Назови себя, о смелый воин, прячущийся за чужими спинами, — крикнул ему Гудбранд.

Тот обернулся к нему:

— Не думаю, что рад ты будешь услышать мое имя, но знай, что тебя победил Черный Ульф. И будь уверен, что окажись ты знатным человеком, а не простым морским разбойником, я бы бился с тобой сам.

— По-твоему, имя Гудбранда Белого недостаточно знатно?! — крикнул ему Кетиль.

— Наш конунг сам решит, что с тобой сделать, и если он прикажет, я убью тебя. Но кем бы ты ни был, думаю, недолго тебе бороздить моря, — ответил Черный Ульф.

Хельги посмотрел на приближающийся третий драккар и сначала даже не смог сосчитать все весла вдоль его бортов.

— Это корабль Олафа? — спросил он у Кетиля.

— Да, Олаф выбирает для себя самые длинные корабли, — ответил тот. — У этого — тридцать пар весел, и вряд ли кто-то из купцов смог бы уйти от него, встреться они в море. Видать, скоро мы увидим самого Олафа Трюггвасона, если эти трусы не решатся напасть на нас раньше.

Но было видно, что пыл нападавших иссяк. Они явно ждали подкрепления, чтобы не терять слишком много людей.

— Что ж, — сказал Гудбранд, — если мы и умрем, то с честью. Олаф не будет прятаться за спинами своих людей.

— Да, непохоже, чтобы мой первый поход оказался удачным, — грустно сказал Хельги.

— Мой тебе совет, — ответил Кетиль, — когда начнется новая схватка, ныряй за борт. До берега не так далеко. Если не замерзнешь и тебя не заметят, то сможешь выбраться.

— Да, — сказал Гудбранд. — Несправедливо будет тебе отправляться в Валхаллу вместе с нами. Ты не успел даже дать клятву ярлу Эйрику. Ты можешь уйти, в том не будет урона твоей чести.

Хельги собирался что-то ответить, но тут посмотрел на Аслака. У того кровь текла из-под шлема, и был он ранен в левое плечо.

— Да, крошка Хельги, ты можешь сбежать, — сказал он.

— Не много будет славы в том, чтобы на меня охотились, как на лосося. Лучше проверим, была ли у меня удача, — помолчав, сказал Хельги.

— Не стоит слушать Аслака, — ответил Кетиль, — не сказал бы я, что он желает тебе добра.

— Аслак не тот человек, к чьим словам стал бы я прислушиваться, даже если бы у него открылся дар провидения, — ответил Хельги. — Просто я боюсь, что слишком разгорячился, размахивая мечом, и после холодной воды могу заболеть. Было бы обидно умереть в жалкой рыбацкой хибаре на соломе, так и не увидев Олафа Трюггвасона.

В то время корабль Олафа подошел к ним. С него к ним на палубу перебрались несколько человек. Один из них был такого высокого роста, что многие другие не доставали ему даже до плеча. В груди он был широк, точно медведь, и даже Гудбранд по сравнению с ним казался тощим. И все поняли, что это и есть конунг Олаф.

Олаф прошел между воинами. К нему подошел Черный Ульф и начал что-то объяснять. Но Олаф не слушал его:

— Я конунг Олаф Трюггвасон. А вы кто такие? — крикнул он. — И почему вы напали на моих людей?

— Меня зовут Гудбранд Белый, и это твои люди напали на нас первыми, — прозвучал ответ.

— Я слышал о тебе, Гудбранд Белый. Ты верно служил ярлу Хакону и его сыну Эйрику. А кому ты служишь теперь? — снова спросил Олаф.

— Я и мои люди давали клятву Эйрику, теперь он наш ярл. И, как я слышал, он еще жив.

— Да, он жив, но не скоро вернется он в родные места. Хакон Злой слишком многим стал не по нраву у нас. И Эйрик вместе с ним. И кому же ты будешь служить теперь?

— Я и мои люди давали клятву ярлу Эйрику. Как я слышал, он еще жив, — снова ответил Гудбранд.

Было видно, что слова Гудбранда не понравились Олафу. И он сказал так:

— Не прошло еще и пяти дней, как я стал конунгом, вернув то, что было мне положено по праву рождения. И не готов я щадить людей, что служат моим врагам. Но мой бог, Белый Христос, велит мне проявлять милосердие. И жалко было бы мне убить таких славных воинов, что в будущем могли бы послужить и мне. Потому предлагаю я вам выбор: либо вы все не доживете до конца этого часа, либо примете святое крещение, и я дарую вам жизнь. Но служить вы будете мне.

Предложение это не понравилось Черному Ульфу:

— Конунг, эти люди убили две дюжины твоих людей и ранили моего брата, предательски кинув копье, когда мы ничего не подозревали.

— Это правда? — спросил Олаф.

— Если это его брат стоял на носу этого корабля перед началом боя, — Гудбранд показал на левый из драккаров, — то был он ранен своим собственным копьем, — ответил Гудбранд. — Ему следовало бы быть посноровистее в обращении с оружием, а то немудрено и пораниться. По поводу остальных могу сказать, что слышал я, что в битвах люди, случается, погибают.

Многие рассмеялись, и было заметно, что слова Гудбранда понравились и Олафу:

— Вижу я, у тебя не только острый меч, но и острый язык. Но не слышал я, что ты сказал в ответ на мое предложение, — произнес конунг.

— Вижу я, что хороший выйдет из тебя конунг, — ответил Гудбранд, — ведь великодушие твое не знает пределов. Но я и мои люди давали клятву ярлу Эйрику. Как я слышал, он еще жив.

— Что ж, вижу, ты человек чести, — ответил Олаф. — Я сам убью тебя.

— Это будет великой честью, конунг, но позволь мне сначала размяться. — Гудбранд говорил спокойно, хотя видно было, что непросто ему было отвергнуть предложение Олафа. — Один из твоих людей обвинил меня в предательском ударе. Хотел бы я показать ему, как пристойно вести себя воину. И проверить, кто из нас больше похож на труса.

Черный Ульф выкрикнул какое-то ответное оскорбление, но Олаф сказал, что он может и подождать, и если Ульф лишит его сегодня хорошей схватки, то он не расстроится — не пристало конунгу каждый день обнажать меч. Тогда Гудбранд встал впереди своих людей, а навстречу ему вышел Ульф. Оба были без щитов, но в кольчугах и шлемах.

Для поединка воины расчистили место на носу, чтобы не мешали скамьи. И хотя люди Олафа не добрались до площадки на носу кнарра, вся палуба и здесь была залита кровью, что хлестала из ран убитых и раненых. Свободного места на носу было пять шагов. Ульф был совсем свежим, а у Гудбранда было уже несколько легких ран. К тому же Ульф был лет на десять моложе. Но видно было, что он не так уверен в победе, как можно было бы судить по его словам.

Гудбранд же не колебался. Одним прыжком он преодолел разделяющее их расстояние и начал наносить удары. Обоим было нелегко, потому как приходилось сохранять равновесие на скользкой от крови палубе. Все же Гудбранду удалось ударить Ульфа в лицо левой рукой. Тот отлетел на несколько шагов назад, на руки своих людей. Они подхватили его, и он удержался на ногах. Гудбранд в это время, нарочито повернувшись спиной, также отошел назад.

— Не знаю, чем ты славен, Черный Ульф, но в битве тебя не назвать ловким, — сказал он.

Ульф ничего не ответил. Он сделал два шага вперед и встал, широко расставив ноги, стараясь не поскользнуться. Меч он занес над правым плечом.

— Пора заканчивать разминку, Черный Ульф, твой конунг ждет, — сказал Гудбранд.

И с этими словами с короткого разбега кинулся на скользкую от крови палубу ногами вперед и проскользнул на спине между ногами Ульфа, так что тот не успел ударить. Меч Гудбранда вонзился Ульфу в пах, и тот согнулся. Тогда Гудбранд вскочил на ноги и одним ударом отрубил Ульфу голову. Потом он поднял упавший с головы Ульфа серебряный шлем и кинул его Кетилю:

— Я же говорил, что он будет служить нам вместо солнечного камня. — Гудбранд оперся на вонзенный в палубу меч.

В это время ближние люди стали упрашивать конунга пощадить Гудбранда и тех, кто с ним, говоря, что не много чести ему сражаться против раненого, который, тем не менее, способен на такой подвиг. Но конунг не сдавался. Тогда Гудбранд встал на одно колено и сказал, что не станет сражаться с самим Олафом Трюггвасоном и сразу признаёт себя побежденным. Тогда конунг сказал:

— Вижу, ты перехитрил меня, Гудбранд Белый. Теперь я не могу сражаться с тобой, а казнить тебя мне не позволяет честь. Но не думай, что конунгом может стать человек, который не найдет выхода из такого положения. Потому вот мое последнее слово тебе: ты и твои люди становятся христианами и после этого на пять лет отправляются в изгнание. И вы дадите мне клятву, что в эти пять лет ни один из вас не ступит на землю Норвегии. И раньше, чем минет пять лет, вы сможете вернуться только при двух условиях: или Эйрик умрет, или вы перестанете служить ему.

— А что будет через пять лет? — спросил Гудбранд.

— Если Эйрик не будет мне опасен в эти пять лет, то не будет опасен и после, — ответил Олаф. — Думаю, вы сами поймете, кому лучше служить.

— А что будет с нашими землями и семьями? — снова спросил Гудбранд.

— Ваши семьи останутся при своем добре. Никто их не тронет, пока вы храните клятву, — снова ответил Олаф.

Хельги не спускал глаз с Гудбранда.

— Что ж, конунг, ты благородный человек, и твое предложение справедливо. Мы принимаем его, — сказал Гудбранд.

Было слышно, как Хельги и еще несколько людей Гудбранда облегченно выдохнули. Всего их осталось в живых двадцать два человека.

И корабли пристали к берегу. И люди конунга вытесали из стволов нескольких сосен часовню в устье маленькой речушки. Священник, который был с конунгом, потребовал, чтобы Гудбранд и его люди зашли в воду и погрузились с головой. Сам он в это время распевал заклинания на непонятном языке и размахивал большим деревянным крестом, окованным серебром.

Гудбранд и его люди в это время утешали друг друга тем, что ярлу Хакону тоже пришлось креститься, когда его заставил Харальд Синезубый, король данов. Однако удачи ему после этого хватило еще лет на десять.

Потом священник осмотрел их раны и наложил повязки. Затем им отдали их корабль и напомнили, что пять лет им нельзя возвращаться в земли конунга Олафа Трюггвасона.

Грести из них могла лишь половина. И они медленно двинулись на юг под парусом. Когда корабли Олафа остались за горизонтом, Кетиль сказал:

— Велика удача у тебя, Хельги. Не знаю, суждено ли было нам спастись, если бы ты не был с нами.

На что Хельги ответил:

— Если чья удача и спасла нас, так это удача Гудбранда. Что касается меня, то я не назвал бы то, что случилось со мной, удачным. Еще месяц назад я мирно пас овец недалеко от отчей усадьбы. После того нашел я девушку, на которой хочу жениться, убил своего первого врага, у меня появились кровники. Затем поступил я на службу к ярлу, которого изгнали, меня несколько раз чуть не убили, потом меня крестили, и теперь я на пять лет в изгнании, потеряв всякую возможность жениться на девушке, что я выбрал. Ты бы на моем месте назвал это удачей?

На это Кетиль ответил:

— Зато теперь ты стал воином. И ярл Эйрик вознаградит тебя. А если ты сложишь песню о наших скитаниях, то он наградит тебя еще больше.

Тогда Хельги ответил висой:

Несчастья, как лебеди крови,

Преследуют Торбранда сына

Долгие годы скитаться,

Забыть о родне и любимой^[22].

На это Кетиль сказал, что вместе с даром слагать висы у Хельги должно улучшиться настроение. Хотя ему бы хотелось, чтобы висы Хельги были бы более веселыми.

Тогда Хельги спросил:

— Скажи, Кетиль, — спросил он, — почему Олаф отпустил нас, если мы отказались идти к нему на службу? Неужто он и вправду так благороден, как об этом говорят скальды?

— Не думаю я, что дело в благородстве, — ответил Кетиль. — Просто он захватил власть, не пролив крови, и хочет, чтобы люди запомнили это. К тому же Гудбранд сослужил ему службу, убив Черного Ульфа.

— Если я и понимаю, почему он хочет сохранить мир, то мне не понять, какая выгода была ему от смерти Ульфа.

— Черный Ульф был слабым хёвдингом. Он потерял вдвое больше людей, чем мы. И если бы не появился Олаф, неизвестно, как бы закончилось дело. Сам же он не участвовал в схватке. Однако просто отправить его восвояси Олаф не мог — Ульф привел к нему много людей с юга. Гудбранд вовремя понял, чем недоволен Олаф, и вызвал Ульфа на поединок. Однако важно было убить его так, чтобы люди потом рассказывали об этом. И чтобы Олаф не мог просто приказать добить нас.

— Скажи, Кетиль, — снова спросил Хельги, — ты что, как Один, принес себя в жертву богам, чтобы набраться всей этой премудрости?

— Многие народы впитывают такую премудрость с молоком матери. В их крови лисица уживается со змеей. Когда мой отец женился в третий раз, он отдал меня на воспитание своему брату Хёгни Путешественнику, когда тот отправился в Миклагард^[23] к ромеям, чтобы служить в страже их конунга. И там я провел семь лет. Сначала слугой у воинов, потом воином. А потом я стал десятником. Но служить их конунгу, которого они называют базилевс, совсем непросто. Хотя я и стал богаче многих из тех, кто владеет большой усадьбой в наших краях. Ромеи в окружении базилевса постоянно враждуют между собой и спорят за награды и место около правителя. И воину с Севера там никогда не стать большим вождем. Потому я вернулся. У моего сводного брата Гудмунда уже есть свой корабль, и он сейчас в походе в земле франков. И я тоже хочу иметь свой. Но сначала мне надо прославиться дома, чтобы люди пошли ко мне в команду. А пока я — простой воин у своего отца.

Хельги задумался.

— Слышал я, что не в обычае у конунга Миклагарда держать среди стражей воинов иной с ним веры, — начал он…

— Да, мне уже доводилось креститься. Но я решил, что креститься второй раз не повредит. Тем более, когда об этом с мечом в руках просит сам Олаф Трюггвасон. От лишнего же крещения Белый Христос может только обрадоваться.

И весь путь до датских проливов Хельги расспрашивал Кетиля про Миклагард. И Кетиль рассказывал, как могуч базилевс, и как много у него золота, и какие высокие там дома и святилища Белого Христа. Еще он рассказывал про воинов разных народов, служивших у базилевса: армян, франков, печенегов, булгар, — и про то, как они ведут себя в бою, и в чем их сила, а в чем — слабость.

Датские проливы они собирались пройти вечером и ночью, когда корабли данов, сторожившие проход, возвращались к берегу. Из двадцати двух человек, которых отпустил Олаф, двое умерли, а биться могли только четырнадцать. Потому встреча с кораблем конунга Свейна могла обернуться для них либо смертью, либо рабством. Но Рагнар сказал, что в этих местах он плавал больше раз, чем в его жизни было дней без ссор с женой, когда он бывал дома. И поэтому проведет их через проливы с завязанными глазами.

Гудбранд на это ответил, что вообще не знает о таких днях, потому есть у него сомнения в клятве Рагнара, но добавил, что другого выхода у них нет.

Потому, приблизившись к Зунду, повернули они к берегу и весь день прятались в маленьком заливе. А когда начало смеркаться, то обмотали весла ветошью, чтобы не плескали, и отчалили.

Хельги вместе с остальными всматривался в море, пытаясь предугадать, откуда придет опасность. Но никаких кораблей видно не было. Потому лица у всех начали светлеть, а Арни даже тихо затянул песню гребцов.

Внезапно, когда проходили они мимо острова в двух милях от места их стоянки, из-за него показались два боевых корабля с двумя десятками пар весел у каждого. Корабли эти шли быстро, и по всему было видать, что Гудбранду и его людям даже не стоит пытаться уйти от них, чтобы перед битвой не утомлять людей греблей. Потому он приказал повернуть корабль носом к преследователям, а дюжине людей — надеть шлемы, взять щиты и копья и стать на носу, чтобы казалось, будто у них на корабле полно воинов. Сам он надел серебряный шлем, что взял в бою у Черного Ульфа, и стал впереди.

Хельги и еще три человека остались сидеть на веслах, чтобы корабль мог немного поворачиваться. И Хельги сказал Арни, который снова сидел рядом с ним:

— Не лучшая судьба — попасть в плен к данам, чтобы они продали тебя на юг черным людям — маврам.

— Если не хочешь в плен, то крепче держи меч, — ответил тот. — Тогда можешь надеяться попасть в чертоги Одина. А если не сможешь уже держать меч, то бросайся за борт. Так ты не попадешь к Одину, но избежишь рабства.

Хельги сглотнул.

— А ты сам какой путь выбрал бы? — немного запинаясь, спросил он Арни.

— Ну, я выбрал бы путь, по которому корабли эти оказались бы кораблями ярла Эйрика, мы бы пристали к берегу, он обнял бы нас и велел открыть бочонок пива.

— Что же, хороший путь, я бы тоже прошел по нему, — ответил Хельги, слегка улыбнувшись.

Два преследующих корабля быстро сблизились с ними. На носу того, что был чуть больше, стоял человек в синем плаще и в черном шлеме. Подойдя на полет стрелы, он крикнул:

— Я вижу сверкающий серебряный шлем, но не вижу здесь моего друга Черного Ульфа. Уж не случилось ли с ним чего?

Гудбранд ответил:

— Ты и вправду видишь шлем, который носил Ульф, но теперь по наследству он перешел мне.

Человек в синем плаще крикнул:

— Так ты родственник Черного Ульфа? Что-то я не слышал, чтобы у него в роду были люди, похожие на тебя. Меня зовут Аксель сын Гуннара. Назовись и ты!

— Меня зовут Гудбранд Белый из Опланда, я не родственник Черного Ульфа и взял этот шлем в бою.

— Так мой друг Черный Ульф уже сидит по правую руку от Одина и пьет пиво, что подносят девы-валькирии? — спросил Аксель. — Хотел бы я знать, как он умер?

В это время датские корабли уже подошли к кнарру Гудбранда и стали борт о борт.

— Ему отрубили голову, — ответил Гудбранд. — Он слишком близко наклонился к земле.

— Уж не ты ли это сделал? — спросил Аксель.

— Именно я, хотя не хотел я той битвы, — ответил Гудбранд.

Аксель смотрел на него и молчал. Так же молча стояли воины на кораблях данов, держа в руках щиты и копья. Кто-то медленно размахивал крюком на толстой веревке. Молча стояли и люди Гудбранда, а сам он опирался на большой боевой топор.

Наконец Аксель рассмеялся, а потом сказал:

— Что же. Я рад видеть человека, который достал эту змею, Ульфа. Он украл у меня половину добычи, когда мы вместе были в Англии. Мы доверили ему подсчет дани, что пришлась на нас, а потом сравнили то, что отдал нам, с тем, что раздал на своем корабле. Но сам он к тому времени был далеко вместе с Олафом Могучим. Хотел бы я, чтобы это мой меч срубил ему его гадючью голову — воровать у товарищей, которым дал клятву верности!

Аксель сказал так:

— Гудбранд Белый, местные рыбаки донесли нам, что в этих водах скрывается корабль викингов. Не иначе чтобы ночью пограбить окрестные деревни. Потому и отправились мы сюда, чтобы отучить пришлых воинов воровать наш скот и женщин. — Тут Аксель улыбнулся. — Но, вижу я, вы — люди добрые и с чистыми намерениями. Да и людей у вас, сколько бы воинов ты ни выставил на нос, не так много, чтобы победить даже пару дюжин рыбаков. Не согласишься ли ты перейти на мой корабль и выпить свежего пива?

Потом он крикнул своим людям, чтобы убрали копья и крючья. Гудбранд ответил:

— Рад я твоему приглашению. Но хотел бы взять с собой трех моих людей — у них жажда до пива самая нестерпимая.

Аксель ответил:

— Бери хоть всех. Нет в моих словах ловушки, а пива у нас много.

Но Гудбранд взял с собой только Кетиля, Асгрима и Харальда Зайца. Остальные спали на веслах, ожидая, не раздастся ли тревога и не придется ли грести полночи, спасаясь от преследователей в темноте. Мало кто мог сказать наверняка, чем кончится пир на борту у Акселя. Однако все обошлось: данам было не до них, потому как конунг Свейн Вилобородый Датский только-только собирался с силами после неудачной войны с Эйриком Победоносным^[24]. Свейн после поражений, что претерпел он от свеев, уже было сбежал к йомсвикингам, бросив свой двор в Роскилле, а потом, как безземельный конунг, отправился с Олафом Трюггвасоном грабить в земли англов. Но тут и от самого Эйрика конунга свеев отвернулась удача.

Аксель, громко смеясь, рассказывал, как сначала всем казалось, что нет человека удачливей конунга Эйрика. Однако, выиграв битву, за которую его и прозвали Победоносным, у Стюрбьёрна и прогнав Харальда Синезубого с сыном Свейном из Дании, он настолько уверился в своих силах, что решил взять вторую жену. Чего не стоило бы делать, имея первой женой женщину, похожую на Сигрид Гордую, дочь Тосте Лесоруба из Гётланда. И вот не прошло много времени, как Сигрид покинула его, уведя с собой треть кораблей — все корабли из Гётланда, что достались ей от отца. А потом вышло так, что и здоровье Эйрика оказалось слабей, чем его голод до любовных утех. Так что всего через месяц после того он умер, оставив королевство свеев сыну своему от Сигрид — Олафу. Тут в Данию и вернулся Свейн, которому до этого, правда, пришлось жениться на дочери конунга вендов, чтобы пополнить свою казну.

В ответ Гудбранд рассказал данам о печальной судьбе Хакона ярла. А Кетиль, изрядно опустошив запасы пива, шутил, что в северных землях нет больше опасности для правителя, чем красивая женщина. Ибо в один год любовные утехи лишили свеев и норвежцев их правителей. А конунгу данов выпала судьба жениться в Йомсборге.

Затем даны рассказали, что слышали, как Сигрид теперь отправилась к своему сыну Олафу, что теперь правит свеями. И вместе они сидят в Сигтуне, городке, который построил Эйрик на берегу озера Меларен, недалеко от Упсалы. Хотя, конечно, не всякий поверит, что Сигрид Гордая даст самостоятельно править своему сыну, которому едва исполнилось шестнадцать лет. По слухам, недавно в Сигтуну явился и ярл Эйрик, перейдя через горы из Хладира с горсткой людей.

Так что Гудбранд, выслушав все эти вести, вернулся на корабль и велел, обойдя Сконе, идти на север. И все радовались, что можно наконец надеяться скоро оказаться среди своих.

Даны не чинили им препятствий, и наутро они прошли Зунд. Затем повернули на северо-восток вдоль берега, и здесь им повезло, и ветер был попутным.

Так они шли под парусом еще неделю, покуда не дошли до Стокзунда — широкой протоки между морем и озером Меларен. Потом они опять сели на весла и повернули на север, плутая между островами. Не прошло много времени, как встретили они два корабля свеев, которые приказали им остановиться и назвать себя. От свеев люди Гудбранда узнали, что ярл Эйрик и в самом деле находится в Сигтуне. Потом Рагнар вызнал у свеев, какие проливы между островами следует выбирать, чтобы выйти к стоянке конунга Олафа.

Кнарр после этого долго шел среди островов, но в конце концов, выйдя из еще одного пролива, увидели они дюжину кораблей, причаленных к берегу, много домов и высокие палаты, обнесенные тыном. Они пристали к берегу и, оставив Асгрима Сакса, что еще не оправился от раны в ногу, охранять корабль, отправились в палаты конунга свеев проверить, насколько велико его гостеприимство.

У ворот усадьбы стояли несколько воинов, которые, завидев их, вытащили мечи. Но Гудбранд назвал себя и велел сказать о себе Эйрику сыну Хакона, ибо они его люди. И по тому, как быстро к ним вышел ярл, ясно стало, что гости они здесь желанные. Эйрик обнял Гудбранда и Кетиля и был радушен с остальными. Потом он велел, чтобы их отвели в баню и осмотрели раны. А сам увел с собой Гудбранда и долго его расспрашивал наедине. Затем их всех позвали пировать в палаты молодого конунга свеев Олафа.

Узнав, что скоро он будет пировать за столами с ярлом и конунгом, Хельги сказал, что хотя после всего, что случилось за последние недели, он уже начал привыкать к тому, что у норн нить его судьбы на веретене не намотана прямо, а мечется из стороны в сторону, однако его беспокоит, как он будет выглядеть среди всех этих могучих правителей. Кетиль сказал, что такую возможность нельзя упустить и Хельги должен сочинить драпу. На это Хельги отвечал, что драпа давно у него в голове, и единственное, чего он боится, это то, что в присутствии столь знатных людей его подведет собственный язык.

На это Кетиль ответил, что на пиру и вправду будут люди знатные, но что для него теперь это должно войти в привычку, так как не прошло и трех недель, как он видел конунга Олафа Трюггвасона. И если так пойдет, то вскоре он познакомится и с конунгом Свейном Вилобородым. На это Хельги ответил, что гораздо больше его смущают скальды ярла Эйрика и что Торд Колбейнсон может сочинить драпу много лучше его, так что опасается он вызвать насмешки. На это Кетиль сказал ему так:

— Это Хельги сын Торбранда был на борту корабля Гудбранда Белого, когда тот сражался против людей Олафа сына Трюггви. Это Хельги сын Торбранда принял на щит копье Гамли, брата Ульфа Черного. И никто, даже Торд Колбейнсон, не посмеет насмехаться над ним, когда он будет рассказывать о том, как это было.

И он был прав. На пиру всем, естественно, хотелось услышать о событиях, выпавших на долю Гудбранда и его людей. Но Гудбранд подмигнул Хельги и сказал, что им повезло и среди них есть скальд, который и расскажет о том, что с ними случилось.

Хельги встал и начал произносить свои висы. И все, даже ярл и конунг, сидели и молча слушали, только время от времени разражаясь одобрительными криками. И тут настало время рассказать о том, как Олаф три раза предлагал Гудбранду вступить в свою дружину. И Хельги передал ответ Гудбранда так:

Пусть нашим глазам не видать родной берег,

Мы Эйрика люди, покуда жив Эйрик!

И когда эти слова прозвучали во второй раз, послышались одобрительные крики. А когда Хельги произнес их в третий раз, то тут уже все люди ярла повторили их и начали стучать кружками по столу.

Когда Хельги закончил, сам ярл выпил за его здоровье и за здоровье Гудбранда. И даже Торд Колбейнсон сказал, что слышал сочинения и похуже этого.

А на следующий день Хельги сын Торбранда принес клятву ярлу Эйрику сыну Хакона и обещал служить ему, пока не минет пять лет.

Так исполнилась мечта Хельги, и стал он скальдом и воином в дружине ярла. Однако иной раз, когда вспоминал он об Ингрид, улыбка сходила с его лица, и грустно становилось ему среди товарищей. И тогда он шепотом повторял слова, которые сам сочинил:

Норны играют судьбою Хельги Торбранда сына.

Но тот, кто верит в удачу, сумеет вернуться к любимой.

Примечания

18

Рагнфрёд — один из сыновей Эйрика I Кровавая Секира, претендовавший на трон Норвегии.

19

Свейн Харальдсон Вилобородый (960-е–1014) — король Дании, Норвегии и Англии. Сын и наследник Харальда I Синезубого, короля Дании и Норвегии.

20

Солнечный камень — согласно легендам, камень, позволяющий в условиях тумана находить стороны света.

21

Зунд — пролив Эресунн между Скандинавским полуостровом и островом Зеландия.

22

Лебедь крови — иносказание (кенинг), обозначающее ворона.

23

Миклагард — скандинавское название Константинополя.

24

Эйрик VI Победоносный (?–995) — полулегендарный король Швеции. Согласно сагам, первый муж Сигрид Гордой, отец Олафа Шётконунга. Вначале правил страной вместе со своим братом Олафом, но потом отравил его во время пира, а сына Олафа Стюрбьёрна изгнал, дав ему 60 кораблей, чтобы тот мог захватить себе новое королевство. Однако через какое-то время Стюрбьёрн получил поддержку датчан и йомсвикингов и вернулся в Швецию с войском. В битве на полях Фюри Стюрбьёрн был разбит Эйриком, а затем тот в отместку вторгся в Данию. Умер в 995 году.