Вахта

Алексей Олегович Заборовский, 2021

"Вахта" – острая социальная драма в фантастических реалиях. Что делать мужчине, когда жизнь пошла под откос? Как возродить себя? Паша пытается спрятаться, убежав за тысячи километров. Но есть вещи, от которых не уйти, как бы ты не старался. 2018 год, секретный завод, двадцать дней, чтобы победить своих внутренних демонов в битве, которая, как кажется, давно проиграна. Содержит нецензурную брань.

«Одиночество — прекрасная вещь;

Но ведь необходимо,

чтобы кто-то вам сказал,

Что одиночество — прекрасная вещь”

Оноре де Бальзак

Зачем люди уезжают на вахту?

Я налил себе рюмку водки и быстро её опрокинул.

Давайте знакомиться. Меня зовут Паша, хозяин старой хущевки по адресу улица Щорса 22. И сейчас я держу круговую оборону на маленькой кухне от надоедливых домочадцев. На столе стояла водка, и полная рюмка. Я подцепил ножом кильку и жадно ее слопал. Еще одна жертва пьяной битвы. Помянул ее водкой, повторил ритуал с рыбой. Я пил уже несколько дней, в последнее время это стало настоящей привычкой.

В пепельнице лежала сигарета. Клубы серого дыма отрывались от её кончика и медленно поднимались вверх, мимо желтоватых обоев к темному в разводах потолку. От удара они медленно расползались в разные стороны, оставляя за собой небольшой мутный ручеек.

Бутылка была уже почти пустая, я встал и направился к старому холодильнику «Бирюса» в поисках новой емкости со «спасительным нектаром».

Нужно быть начеку. Но как я ни готовился к встрече с «противником», заметить его появление сразу не удалось. С порога кухни на меня с укором смотрела мама. А затем она строгим голосом начала беседу:

— Паша, может, пора остановиться, тебе завтра на работу.

Я повис на дверце холодильника. Затем попытался сфокусировать глаза на собеседнице и непослушным языком произнес:

— Ой, мама, хватит меня учить. Я выпил совсем чуть-чуть.

Я всегда был крепким на алкоголь и мое «чуть-чуть», для окружающих понятие крайне растяжимое.

— А это кто тогда выхлебал? ― она слегка пнула пакет, полный пустых бутылок. Раздался звон, немного взбодривший мой заманенный разум. Я отшатнулся от холодильника и неровной походкой добрался до стула, и, немного покружив, тщательно примерившись, плюхнулся.

— Паша, посмотри, на кого ты похож! опухший, небритый, глаза впали, грязный весь. Дети уже боятся тебя.

— А я это ради них и делаю.

— Пьешь ради них? Ты бы…

— Работаю ради них! ― пьяным рыком разнеслось по кухне.

— Ты меня не перебивай. Ты бы ради них, лучше, бросил пить. Привел бы себя в порядок. Детям нужен нормальный отец. Они же кроме твоей пьяной рожи уже ничего и не видят.

— У них еще есть и мать.

— Да забудь ты про Маринку свою. Паша, я не вечная. Умру, кто о тебе и детях позаботится? Приводи себя в порядок и налаживай жизнь, найди женщину, сделай в доме ремонт.

Я не выдержал и перешел на крик.

— Кому я нужен с двумя больными прицепами?

— Не смей так говорить про детей!

— Что, я не прав? Думаешь, только они больны? Из-за них я тоже умираю. Вынужден горбатиться не покладая рук. И не смей трогать Марину, она еще вернется сюда.

— Сдался ты ей! Все, нет твоей святой Марины, убежала. Забудь. Сынок, ты же себя губишь.

— Это они меня губят, — я головой указал в сторону зала.

— Я тебе сказала, не смей так говорить о детях!

— Зато я никого не обманываю.

— Эх, Паша.

— Да, что ты заладила Паша, Паша! Что?

— А то, Паша, что воспитала я негодяя, бесхребетного негодяя.

— Я негодяй, а сама-то ты кто?

На ее глазах выступили слезы. Она покачала головой, развернулась и вышла из кухни, громко хлопнув дверью. Я не остался в долгу, в дверь полетела стеклянная чашка. От удара она разбилась, издав характерные звуки. Я продолжал рычать.

— Она ушла, она ушла…

Я проснулся рано утром в своей кровати. Совершенно не помнил вчерашний день. Голова раскалывалась, во рту стоял стойкий привкус перегара. Слегка пошатываясь, добрался до ванной. Внимательно осмотрел в зеркале небритое отражение и принял решение не бриться. Мой образ жизни уже невозможно скрыть под личиной опрятности.

— С лица воду не пить.

Я залез под холодный душ. Привычка и последний оплот на пути к окончательному оскотиниванию. Удары воды о ванну эхом отдавались в осколках головы. Водные процедуры заняли десять минут. Из кухни по коридору тянулся аппетитный аромат.

На столе стоял горячий завтрак: бутерброд и глазунья с колбасой.

— Доброе утро, — не отрываясь от раковины с посудой, сказала матушка.

— Доброе, мама.

— Таблетки на столе.

Я еще раз осмотрел стол, у стакана с водой лежали две красные таблетки. Конечно, холодное пиво помогает лучше, но это позже. Сейчас бы немного прийти в себя и добраться до работы. Сегодня, наконец-то уезжаю на вахту. Хотя бы до проходной нужно выглядеть пристойно. А там уже…

— Я сегодня повезу Олега в больницу. Лекарства подорожали.

— Возьми в сахарнице. Там должно было остаться. Все для детей, все для них.

— Паша, им нужны не только деньги, но и твое внимание. Нам нужен сын и отец.

— Мама, только с утра не заводи шарманку. Вот вырастут, заведут свои семьи, пойдут работать и все поймут. Лучше скажи, сколько денег нужно откладывать теперь?

Она вздохнула.

— Десять тысяч плюсом.

— Десять! Придется брать дополнительные смены.

— Не пришлось, если бы кто-то не пил на работе и кого-то не понизили до старшего звена.

— Ты дашь мне поесть? Знаешь же, что эти сволочи меня подставили, им нужно было меня убрать. Мешал я им.

— Не кричи, дети спят. Конечно, подставили и водку тебе в горло силком заливали! Ладно, Паша, делай, как знаешь. Просто хотела, чтобы знал и не забывал класть больше денег.

— Забудешь тут, — С нескрываемым раздражением сорвалось с моих губ.

После завтрака взял собранную заранее спортивную сумку с вещами. Поставил машину на прогрев и обулся. Сгреб с полки пару пачек сигарет. Мама вышла проводить.

— Детей целовать не будешь?

— Пусть спят. Передашь… а ничего не передавай, они все знают.

— Привези Олежке камень какой-нибудь, он будет рад. Да, и Савве прихвати чего.

— Обойдется, уже вся стена заставлена, не квартира, а строительный магазин. Денег привезу, этого хватит. Все, я побежал.

Я махнул на прощанье и мягко закрыл дверь. Мама осталась задумчиво стоять в прихожей.

Город еще спал, серые дома казались совсем одинокими. Словно все вокруг вымерли. Разбитая дорога соответствовала антуражу и была совсем пустой, на пути попались не более двадцати машин, да пару экипажей ДПС. В голове была только одна мысль: лишь бы не остановили. С таким запахом и такой рожей можно весь день провести в компании нашей доблестной полиции. Но сегодня, видимо, был мой день. Через полчаса припарковал машину на заводской площадке. Посмотрел на часы — так хотел быстрее уйти из дома, что приехал на двадцать минут раньше обычного.

Я смотрел на трамвайное депо №5. В утреннем тумане оно напоминало средневековый замок из темно-бордового кирпича. Готический стиль зданий только укреплял этот образ. Тишина!

Вдалеке бесшумно суетились работницы предприятия. “Пятерочка” была отличной ширмой для основных цехов. Наш завод, открытый в 1967 году, как и многие секретные предприятия страны, работал под прикрытием. На поверхности трамваи, под землей настоящий труд. Я отработал на предприятии уже более дюжины лет. Начинал обходчиком, затем работал старшим механиком, через пять лет стал начальником смены технической службы. Но начались проблемы дома…

Ссор становилось все больше, Марина во всем винила завод, говорила, поэтому у нас нездоровые дети. Пусть это не как не вязалось с тем, что Алексей, младший сын был совершенно здоров.

Однажды, возвратившись с очередной двадцатидневной вахты, обнаружил прощальную записку. Марина, схватив младшего, и ушла из дома, оставив меня одного с больными близнецами Саввой и Олегом. Тогда я перевез маму к себе и продолжил жить. Но вся эта ситуация точила изнутри. С каждым походом к врачу все больше впадал в отчаяние. А потом узнал, что Марина ушла к моему студенческому другу.

И тут появилась водка. Начались проблемы на работе, сначала меня понизили до бригадира, затем до старшего механика, но и эта позиция была шаткой.

Для меня вахта превратилось в место, где я могу пить вдали от осуждающих взглядов домочадцев. Двадцать дней под землей делали работу похожей на поход подводной лодки.

Мои мысли прервал удар по крыше автомобиля. Я очнулся и зло улыбнулся «гостю». Возле машины стояли двое механиков моего звена. Вовка Татарцев и Мишка Васильев. Я вышел машины.

— Здорова, Паша! — с задором произнес Вова. Он был душой компании, всегда веселый и неугомонный. Ему никогда не сиделось на месте. Наверное, именно поэтому он всегда попадал в разного рода неприятности. Про таких людей говорят: ни в то время, ни в том месте. Плюс, он был не дурак выпить, что при его природном шиле в одном месте и присущей наивности, со стопроцентной вероятностью приводило к плачевным результатам.

Смешно и грустно. Его внешность была под стать его жизненному пути. Небольшой рост, плотный, но не толстый, непропорционально длинные руки, кривые как у кавалериста ноги, белые кудрявые волосы, большие голубые глаза и белоснежная улыбка. Эх, его лицо да посадить бы на нормальное тело, и получился бы красивый тридцатисемилетний Ален Делон.

— Здорова, мужики!

— И тебе привет, — холодно холодным ледяным тоном сказал Миша. Он был антиподом Вовки: худой, высокий, с глубокими морщинами на лице. В свои сорок два он выглядел почти стариком.

Последние пять лет мечтал достроить дачу и очень рассчитывал занять место старшего механика звена. Но тут появился я, и целые полтора года, как ему кажется, занимаю его место. Он терпел и старался быть правильным подчиненным, но всегда было чувство, что готов взорваться, особенно в первое время. Сейчас же после пары залетов и доброй взбучки, устроенной мной ему в темных тоннелях завода, он свой пыл поумерил.

Над его фингалом тогда смеялась вся смена. В тот заезд ему приклеилось прозвище “пират”. Но ничего, зато теперь ведет себя по — человечески.

Вовка достал пачку сигарет, мы взяли по одной и закурили, он продолжил.

— Мужики, может, бахнем чего покрепче? Ну так, немного для храбрости.

— Ты с ума сошел, предлагая такое в присутствии начальника звена! — Казалось, Мишка выпрыгнет из своих длинных штанов и лопнет от злости. Мы же с Вовкой только посмеялись.

— Конечно бахнем, только давай сначала проходную пройдем. Много взяли? Кудряш?

— Четыре литра чистого.

— Пират…э… Миша?

— Три литра водки и два коньяка.

— Не густо, но с «голоду» не помрем. Приплюсуем сюда моих шесть — и вполне. Ладно, оболтусы, пойдем, а то опоздаем.

Мы медленно поплелись на завод. Первая проходная была больше для вида, там сидела женщина в возрасте, которая не проявляла к нам никакого интереса. Она только и делала, что здоровалась. С такой охранной хоть целый трамвай утащи, только и услышишь вслед: «До свидания, хороших выходных». Чего ей не сидится дома! Хотя, это риторический вопрос. С нашей пенсией будешь работать, пока не вынесут вперед ногами.

На территории поток людей разделился на два неравных ручейка: один, что поменьше, направился во второй корпус, мы же с основной массой — в четвертый.

В свое время для быстрой отправки персонала выкопали два тоннеля, которые вели на одну станцию. Под четвертым цехом был вход, а под седьмым выход. Мы редко встречали сменщиков. Бывало, конечно, что кто-то оставался не на двадцать дней, а на все сорок, вот тогда и знакомились.

Внутри цеха сначала попадаешь на первое КПП. Тут мы сдаем телефоны, планшеты и прочие гаджеты, способные делать фото. Дальше — второй пост, где уже производят досмотр.

Охранник открыл сумку, всем своим видом показывая, что все знает. Он даже достал одну пачку сока и начал ее крутить в руках. Видимо, хотел, чтобы нам было стыдно. Но нам было абсолютно похрену. Куда мы идем без алкоголя ну ни как. И он тоже это понимал, но был обязан разыграть этот спектакль. Он еще немного повертел пачку в руках, опустил ее к себе на стол и сказал, что это налог. Вот сука, увел целый литр спирта! Да, чтоб он тебе комом стал! Чтобы он у тебя в желудке застрял, сволочь!

Он же был доволен собой, улыбался во весь рот. Вот попался бы ты мне внизу, быстро бы зубы по высчитывал. Забирать у честных работяг святое, каких же гадом нужно быть. Знал бы ты, какие проклятия я мысленно отпускаю в твой адрес. Спасибо, что ограбил только меня, а не все звено. Хотя он понимал, что выпотрошив каждого, тут же получил бы по своей наглой физиономии. За нами — вся смена, за ним — только два лба, которых волна народного негодования смела бы, и не заметив.

Центральная лестница спускалась под землю на пятьдесят метров и выходила на небольшую платформу. На ней стоял старый советский поезд, выкрашенный в красный цвет, с большой потертой надписью вдоль вагона «Мир! Труд! Май!». Нетронутый призрак эпохи. Платформа уже была забита рабочими.

— Получается, мы последние, — констатировал очевидный факт Володя.

— Так даже лучше. Сядем в последний вагон, там спокойней. Гляди, может, удастся даже выпить, а то Миша своим кислым лицом убивает весь настрой на работу.

— Я поэтому и кислый, что на сухую веду с вами беседу.

— Ничего, потерпи немного, смочим мы тебя верно, Вовка?

— Так точно.

Пока двери в вагоны были закрыты, платформа гудела от шума голосов, которые слились в бесконечное жужжание. Все здоровались, рассказывали, как прошла выходная двадцатка. Во время въезда всегда так. На выезде же в основном стоит тишина. Есть в этом месте какая-то неведомая сила, которая вытягивает из тебя человека. И ты буквально ненавидишь весь мир и рожи вокруг, а еще через двадцать дней роднее этих лиц для тебя ничего и нет.

Точно по часам двери открылись, и платформа начала пустеть. Как только заполнялся вагон, поезд немного проезжал вперед. Процедура загрузки была отработана до автоматизма и занимала не более пяти минут.

Мы, как и планировалось, уселись в последний вагон. Кроме нас троих в нем оказалось еще два человека — электроник и технолог — но они расположились впереди, и нам совершенно не мешали. Поезд тронулся и, раскачиваясь, помчался вперед.

— Ну что, может, по одной? — с нетерпением пропел Володя.

— Давай уже, доставай, — поддержал его Миша. Но Вова ждал моей команды. Я кивнул, удовлетворив желания нуждающихся.

Три пластиковых стаканчика наполнились спиртом. Каждый долил воды по вкусу. Тихий пластиковый хруст — и первая порция спиртного отправилась внутрь, обжигая горло и приятным теплом разливаясь по всему телу. Вова достал сало.

— Теща посолила, любит зятя, — с гордостью подметил он.

— Наливай еще по одной, ― поторопил уже немного “подобревший” Миша.

Вова решил подколоть нетерпеливого товарища:

— А чем тебя наградила теща в этот раз, добрым словом? — с явной издевкой начал он.

— Добрым. Только, когда мы сожрем сало, ты будешь умолять, чтобы я достал своего «доброго слова» для закуски. — Вовка хлопнул его по плечу и громко засмеялся.

— А ты, Паша?

— А что я? Моя теща в свое время передала мне осиновый кол, сказала, что это единственное, что может ее убить, потому и не хочет держать оружие дома. С тех пор мы и не виделись.

Мы закатились от смеха. Еще раз сдвинули стаканы и опрокинули топливо души. Вова снова продолжил, вот же неугомонный, гад.

Конец ознакомительного фрагмента.