Запах пепла

Алексей Михайлович Курбак, 2023

Пепел… Бесформенная, бесцветная субстанция. Разве у него есть запах? Романтики и поэты возмутятся: по их мнению, чем-то пахнут даже звезды – там, далеко… Химики тактично промолчат. Чего проще, скажут скептики – понюхал и узнал. Увы, с подобным успехом можно потрогать ветер либо выслушать ночную тьму. Человеку не дано почуять неуловимый запах, услыхать непроизнесенное слово, разглядеть тайный узор нитей кармы. Иной раз люди, никогда не встречавшиеся и незнакомые при жизни, лишь после смерти странным образом сближаются – нет, не они сами, а их бренные останки, прах, пепел. И это соседство сплетает судьбы совсем других, живых. К добру ли?..

Глава вторая

2016-2018 Света

Намеченный на следующий после похорон день практически готовый эфир, где без Светланы было не обойтись, отложили на неопределенный срок. Все шло как обычно: ведущая появилась в студии за час до включения, на месте был и главный герой — широко известный в прошлом певец. Кумир семидесятых, завораживавший сладким баритоном миллионы домохозяек, нервно прохаживался по коридору и репетировал речь…

— Света, зайди! — непререкаемо-властно прозвучал из динамика голос выпускающего редактора.

Она зашла. И через десять минут вышла, но уже не в студию, а на улицу, получив четкое и ясное распоряжение: в таком виде не показываться. Неделя, две — неважно сколько, но, будь добра, приведи себя в порядок! Там, в начальственной стеклянной коробке, ей показали зеркало, а для сравнения — ее саму на экране неделю назад.

— Поняла, о чем я? — риторически спросила ответственная за развлекательный блок, — Вопросы есть?

Вопросов у Светланы не было, а вот к ней самой таковые вскоре возникли, и на многие из них она так и не смогла найти достойных ответов. Самый серьезный и настойчивый звучал просто: ты собираешься нормально работать? Его задавали иногда молча, иногда вслух и практически ежедневно все, с кем ей надо было делать и выпускать в эфир передачу — ее родную, ею придуманную, выпестованную, единственную в своем роде. А передача не шла. Казалось бы, и люди те же, и диалоги неплохи, и общение живое… Нет, дело не в материале, дело — в ней.

Внешне она оставалась той же, но… Но вот только интереса, прежней искры к окружающему не стало, и как следствие, вместо всегда новой и заводной Михайловской на экране была пусть и симпатичная, но обыкновенная довольно занудная телететка. Ей же попросту было все равно. Несведущим казалось: все идет как обычно, и только укоризненные взгляды коллег-телевизионщиков да молчаливые упреки терявших зарплату из-за понижения рейтинга подчиненных покалывали остатки самолюбия. Не более. А рейтинг снижался, сначала понемногу, потом все заметнее, и наконец наступил закономерный финал. Она ушла. Никому ничего не объясняя, заглянула в отдел кадров, написала короткое заявление, забрала документы и больше не появилась — ни в студии, ни на экране.

Публика — народ короткопамятный, и два месяца спустя мало кто узнавал в представителе известной косметологической фирмы популярную телеведущую. Новая работа понравилась — по сути свободный человек, разъезжай, рекламируй, беседуй с аптекарями… Благодаря годами наработанной коммуникабельности дело у нее пошло хорошо, и лишь периодические, к счастью не слишком навязчивые ухаживания менеджера-куратора время от времени портили настроение. Приходилось терпеть, успокаивая себя мыслью: пока мужики липнут — следовательно, привлекательна. Отбрить раз и навсегда значило искать новое пристанище, а где еще удастся пристроиться, да и мать подводить не хотелось. Ведь именно с ее подачи Светку, с совершенно непрофильным, хоть и высшим образованием, взяли на место, куда и медику попасть непросто. К тому же здесь полагался служебный автомобиль, и она с удовольствием каталась на новенькой микролитражке, без зазрения совести используя и в рабочие, и в выходные дни.

Выйдя из очередной аптеки под нудный мартовский дождь пополам со снегом, она зацепилась взглядом за смутно знакомое лицо. Мужчина в старомодной шляпе, галантно уступивший дорогу на крыльце… где она его видела?

— Евгений Борисович, Вы?

— Ба! Сколько лет, сколько зим… Простите?

— Вы, возможно, меня не узнаете, мы с вами встречались дважды, летом и осенью. Михайловская, Светлана. Подруга журналиста Бориса Позорова, Шацкого. Теперь узнали, доктор?

— Конечно! — он прищурился, вглядываясь, — Светлана, как же. Чуть не напугали! Доктор… Знаете, чем отличаются прозекторы от э-э… обычных врачей? Для них встречать своих бывших пациентов не в диковинку, а мы этого опасаемся. Нехороший симптомчик!

— Ну, я-то не из ваших бывших. И вовсе не горю желанием попасть в их число, — она поплевала через левое плечо, — Мы можем поговорить? Если нет, условимся на другой день, но хочу предупредить: разговор не минутный.

— Отчего не поговорить с симпатичной дамой… только можно, я сперва покурю?

— На улице, под дождем? Не бережете вы себя. Давайте уж вместе, под крышей, — Светка приглашающе открыла дверцу, — Садитесь, не стесняйтесь.

— А в вашей машине можно?

— Это не моя машина, так что курите смело!

— Надеюсь, вы ее не украли? А впрочем, какая разница, главное — тепло, — Путрошкин, покряхтывая, забрался в тесноватый салон, воспользовался прикуривателем, — Вот классная м-м… штучка: никогда не даст осечку, кремень не сотрется, газ не кончится и ветром не задует.

«Доктор мертвых» снял шляпу, стряхнул с нее воду в приоткрытое окошко.

— Надымим тут в салоне… говорят, от запаха потом не избавиться?

— Кому как, а мне этот запах не мешает, — Светлана сама закурила, — Евгений Борисович, мне тогда показалось или у вас есть свое мнение о Борисе? Точнее, о причине его смерти?

— Эх, Боря. Жаль, жаль молодого человека. Я ведь с ним и познакомился-то буквально за пару месяцев до… до этой его э-э… неприятности.

— Изящно формулируете. Действительно, приятного мало.

— Ну да. Мне, видите ли, частенько приходится иметь дела со смертью, поэтому стараюсь пореже называть ее по имени. Знаете, это как у попов с ксендзами: не поминай всуе — ни Бога, ни м-м… Сатану.

— Можно согласиться. Как говорят: «Мы, тьфу-тьфу-тьфу, не суеверные и, прости Господи, неверующие, но…»

— Именно. Скажите, Света, а почему это дело вас заинтересовало именно сейчас? Ведь прошло уже почти полгода?

— Почему? Долго рассказывать, но в двух словах так: мне пришлось поработать за его родных. Мама…

— Да-да, бедная женщина. Всего-то шестьдесят — рановато, рановато.

— А отец — просто слег, вы же видели его на похоронах. Он до сих пор выходит из дому раз в неделю, и то с помощью волонтеров. На лечение пошло все — и их сбережения, и деньги за Борькину комнату… Сколько протянет, неизвестно, но нормально передвигаться не сможет никогда.

— Увы, так бывает — он слишком много для них значил. Вы ведь тоже э-э… словесник, как и Борис? Ее… ситуация, как мне кажется, наглядно отображает смысл понятия «свет в окошке», согласны? Сына не стало — и свет для матери погас. А жить без света способен не каждый.

— Именно. Так вот, я забирала Борьку, то есть его тело из морга там, в аэропорту. И среди карманных вещей не оказалось блокнота. Записной книжки.

— Ну и что? Я вообще никогда не пользуюсь всякими такими штуковинами… — Путрошкин, опередив ее реплику, хлопнул себя по лбу, — А, дошло — сравнил, старый пень, гм… это самое с пальцем. Он же журналист, его блокнот и мой… разумеется.

— Ну хорошо, он мог потеряться, бывает — упал, закатился, при уборке самолета выкинули и так далее. Тем более этот «Боинг» был не наш, американский. Меня больше задело другое.

— Ничего, если я еще одну?

— Курите-курите, на здоровье… Прошу прощения, глупо получилось!

— Здоровье, здоровье… Кто знает, чем мы ему вредим по-настоящему? Говорите, Света, мне правда очень интересно. Вы прямо э-э… мисс Марпл.

— От Борьки заразилась. Так вот, самое главное. Когда мне удалось раздобыть его ноутбук…

— Раздобыть?

— Вы не представляете, насколько трудно получить забытый кем-то в самолете багаж — заинструктировано у них все до невозможности! Нет, когда сама Маша-растеряша жива-здорова, она приходит со своим паспортом, и никаких проблем. Получи, распишись, и свободен. А если пассажир умер… Мне пришлось ездить туда трижды, поднять на ноги сто нотариусов и двести чиновников самого разного пошиба. Они там до чего додумались — вещь, мол, дорогая, и это, стало быть, тоже наследство! Ах, у вас доверенность от отца, тогда, естественно… а она правильно оформлена, заверена? Отец, разумеется, имеет право, но… ждите, блин, полгода! Хорошо, и среди юристов попадаются психически нормальные. Получила.

— Там нашлось что-то интересное? Пролился, так сказать, свет?

— В том-то и дело, дорогой Евгений Борисович! Никакого света там не увидела ни я, ни мои телевизионные компьютерщики, ни самый продвинутый из знакомых хакеров — Гоша, Борькин одноклассник. Вы его, кстати, встречали на похоронах, это он там речь задвинул, про пойманную львицу.

— А в чем закавыка с той м-м… зверюгой?

— Знаете, это к делу, в общем, не относится. Просто выяснилось — ноутбук стерильно чист! Там нет ничего. Ни-че-го.

— Как это — ничего? Такого не может быть! Это же компьютер, и пусть пользователь даже все стер, на э-э… винчестере обязательно остаются какие-то копии файлов там, резервные варианты. Тут и мне, старому пню, ясно! У меня в бюро бывало: по ошибке сотрут протокол, я позвоню, придет… гм… мальчик, поколдует — получите и распишитесь…

— Видите, пню ясно, и мне ясно, а специалисту — неясно. Вернее, ему ясно совсем другое.

Гоша воздал должное чешскому продукту, еще порассуждал о превратностях судьбы, непредсказуемости выбора старушки с косой за плечом, и лишь настойчивое напоминание заставило его наконец приступить к «вскрытию трупа», как он назвал углубленный осмотр доставленного Светланой Бориного ноутбука.

«Мог бы и выбирать выражения», — с неудовольствием подумала она тогда, хотя бы из уважения к памяти одноклассника, — «Друг называется!»

— Не работает, говоришь? А в розетку втыкать пробовала?

— Пробовала, пробовала. Борькины пароли я не знаю, но он и не спрашивает, а вроде бы должен… или я чего-то не понимаю?

— Эх, вы, писатели-читатели! Пробовала она. Пароли… Давай и я попробую. Щас заработает.

Но, провозившись четверть часа, задумался, намекнул на жажду, а спустя еще полчаса подвел предварительный итог.

— Знаешь, мать, тут все немножко сложнее. Можешь оставить его у меня?

— Ради бога, сколько угодно.

— Я тебе наберу денька через два, идет?

На четвертый день она, не дождавшись обещанного «набора», позвонила сама.

— А, ты насчет Борькиного ундервуда? — с напускным равнодушием спросил хакер, — Да, с ним я, можно сказать, закончил.

— Гош, не прикидывайся дебилом, а? По-моему, кроме него тебя ни о чем и не просили. И почему — ундервуда?

— Ну, зингера… какая разница. Вы же к своим компам относитесь, как к первобытным печатным машинкам. Боря твой, при всем уважении, тоже ни черта не петрил. Набрал, сохранил, готовый текст распечатал и все, фантазия кончилась.

— А надо как?

— Как? Скажи честно, сколько своих материалов по сценариям, программам и прочей лабуде ты лично сохранила на дисках? За всю жизнь не надо, за годик прикинь.

— На каких дисках?

— Вот я и говорю — самый навороченный аппарат вы используете, как обезьяна подзорную трубу, бананы сбивать. Просто печатать на компе — это как…

— Микроскопом — гвозди?

— Ага. Или глазным скальпелем колбасу резать, — Гоша задумчиво почавкал в трубку (как раз колбаской… мама заходила — догадалась Светлана), — Не обижайся, но вашего ума хватает максимум на флэшку, а диск — это уж слишком. После Бори, поди, и их, маленьких, не осталось?

— Ни одной, — (вот черт, я тоже ни фига не сохраняю), — А что?

— Жаль. Короче, с этим чемоданом есть у меня пара соображений.

— Излагай, записываю…

— Может, лучше подъедешь?

— На пиво хочешь раскрутить?

— Ну-у, все равно ж тебе надо его забрать, а на сухую как-то несерьезно…

Увы, даже пиво не помогло выжать хоть каплю связной информации из потерявшего память ноутбука. Ничего не добившийся специалист заключил: «дело ясное, что дело темное», предположил — жесткий диск жестоко отформатировали, а еще, как в фантастическом триллере — облучили, вскипятили, размагнитили… примерно так.

— Правда, я бы не исключал и другие, как тебе подоходчивее растолковать, естественные причины.

— Например?

— Самое простое: ему сколько лет? Судя по потрохам — никак не меньше десяти, верно?

— Одиннадцать, по-моему.

— Угу. А эксплуатировался, как я понимаю, от зари до зари. Стационарной-то машинки у Бори не было?

— Говорил, не помещается. Ты в его кишке бывал?

— Ага. Поэтому вполне возможно… сколько он пролежал разряженный?

— Получается, почти полгода.

— Эге. А в каких условиях? На спецскладе для оргтехники?

— Да какой склад — полуподвал в старом аэропортовском терминале.

— Ого! А там, случаем, не жарко?

— Гоша, я не знаю. Подвал есть подвал — летом жарко, зимой холодно. Я там не жила.

— Ыгы. А может, там поблизу какие-нибудь кабелИ проходят? Не в смысле собаки, а — провода под хорошим напряжением. А может, там рядом крутой локатор фигачит, ну, дальномер-высотомер? Аэродром все-таки?

— Повторяю — не знаю я!

— Ну-ну. Так, может, там и сырость присутствует?

— Слышь, ты утомил уже своими профвредностями! Может, не может…

— Да-да. Это, лапуля, не проф, как ты выражаешься, вредности. Это — факторы риска для твоего несчастного агрегата. Вот полежи с месяцок в мокрой холодной или наоборот горячей пещере под высоковольтной линией — много у тебя самой мозгов останется? Да еще и не жравши — не пивши, — Гоша вновь отвлекся на прием пенного напитка, — Поняла, наконец?

— Ты хочешь сказать, его мог никто и не портить, так? Он сам, от времени и этих… факторов?

— Дошло! Не зря убил на ликбез лучшие часы жизни!

— В общем, Евгений Борисович, по его мнению, Борин ноутбук попросту обнулился.

— Образно они выражаются, но доходчиво. Погодите… а ноутбук — тот самый? Не могли они там, в этой камере хранения, его м-м… подменить? Ну, случайно, бывает же всякое?

— Бывает, бывает. Только не в этом случае. Я в Борькиной комнате убиралась, перед продажей — зачем добру пропадать… среди книг и прочего барахла нашла паспорт ноута, там заводской номер, и он совпадает, понимаете? Но, получается, всему причиной могут быть время и сырость… Кстати, подменить на пустую, и не случайно, могли скорее бутыль виски, оказавшуюся в его сумке. Типа содержимое бесследно испарилось… Когда забирала, у тех мужиков, хранителей или кладовщиков, были такие лица!..

— Отсырел… Реалистично… И все-таки Вам по-прежнему кажется, будто кто-то сжил со света и самого Борю, и его записи? Постойте, а э-э… телефон? Мобильник, то есть?

— Мобильник-то есть, контактов куча, но толку мне с них, — Светка вспомнила, как пыталась звонить, в большинстве случаев встречая недоумение, а в остальных прямое нежелание общаться. У Бори, видно, были свои ключики к людям, — Сжил, говорите? Да, по-моему, сжил. Хотя теперь я уже не так уверена. Но, если Бориса отравили, я хочу спросить у вас, как у специалиста: это возможно? Есть такие вещества, яды, чтобы получилось, как при сердечном приступе? Ну, инфаркте?

— Как специалиста… Видите ли, Светлана, различных ядов хватало всегда, а в наше время человека вообще отравить — раз плюнуть. Пусть вас не смущает такая формулировка — самые страшные и смертельные яды вырабатываются у существ, специализирующихся на данном способе гм… добычи пропитания, как раз видоизмененными слюнными железами. Я имею в виду, как вы догадались, ядовитых змей и пауков. Осьминоги в этом тоже преуспели. Тьфу — и готово. Ну, еще кусь-кусь, для верности.

— Но его же никто не кусал? И не жалил…

— Вы уверены? Но, пожалуй, так оно и есть, мои подмосковные м-м… коллеги это бы заметили.

— Очень сомневаюсь, — Светка вспомнила дергающего себя за усы апологета здорового образа жизни.

— Оспаривать заключение экспертов в части непосредственной причины смерти я не могу. Они правы — это была острая сердечная недостаточность. Жаль, конечно, что э-э… рейс был не прямо к нам… впрочем, подозреваю, результат мог оказаться таким же, — он вновь отряхнул уже совершенно сухую шляпу, — Алкоголь… да, Боря был не чужд, не так ли? Стало быть, алкоголь — однозначно. А вот о никотине я бы поговорил отдельно. К сожалению, мы не можем скрупулезно исследовать м-м… тело, кровь и прочие биологические жидкости на сей счет. Да если бы и могли — время для органических веществ губительно. М-да, кремация, увы, оставляет только пепел, а в нем ни черта не унюхаешь…

— Я понимаю, возврата быть не может, но теоретически… неужели нельзя что-то прояснить? Пересмотреть все эти анализы?

— Ничто на земле не проходит бесследно — знакома вам песня моей студенческой поры? Это касается и ядов, в том числе вызывающих такие вот гм… последствия. Обязательно остаются — не целые молекулы, так их фрагменты, маркеры. И некоторые из них структурно схожи с котинином, остающимся после распада никотина как такового. Его следы нашли, в этом сомнений нет. А курить-то в самолете нельзя… и в то же время — есть специальные леденцы, таблетки…

— А там мне сказали — якобы он мог как-то договориться со стюардессой, обаять девушку, да и курнуть втихаря где-нибудь в туалете.

— Да, со стюардессой я бы тоже охотно поговорил, и лучше в компании с кем-нибудь из последних Бориных э-э… гостей — тех, в форме. Полагаю, им она подробно рассказала бы, как он провел свои последние часы, что ел-пил, где курил…

— По-моему, вся еда и напитки в самолетах проходят строгий контроль, герметично упакованы, ничего не подсыплешь. Во всяком случае, кто-то посторонний не смог бы, за исключением как раз стюардессы.

— Я на заграничных аэропланах не летал… у нас — да, именно так. А в авиации подходы по всему миру одинаковы. Персонал отобран, проверен… Поэтому мне как-то не по душе идея воздушного, гм… злодейства. И еще, — патанатом в очередной раз воспользовался прикуривателем, — Наш общий друг — он ведь не имел отношения к… м-м… спецслужбам?

— Ни боже мой! Во всяком случае, насколько мне известно.

— Вот-вот. Ну какой смысл кому бы то ни было убивать не шпиона, не дипкурьера, а простого журналиста, пусть и раскопавшего некие жареные факты? Согласитесь, времена, когда скомпрометированные э-э… джентльмены стрелялись, а дамы совали руки в ягоды со змейками, давно миновали!

— Револьверы, джентльмены… люди Флинта, паруса. Да, по-видимому, вы правы. Пожалуй, во мне говорит обыкновенное женское упрямство — и рада бы согласиться, но не могу.

— А я могу. Не верится скучному прагматику в реальные, а не киношные Бондианы… Кстати, исходя из личного опыта, а мне, скажу без ложной скромности, всякое встречалось, смею заверить: абсолютное большинство м-м… душегубцев отнюдь не склонны к различным ухищрениям, преобладают вполне тривиальные подходы. Понадобилась денежка — тюк бабулю в темечко…

— А как же быть с вашим молодым дарованием… простите, тем студентиком, помните? По-моему, там с фантазией все обстояло отнюдь не примитивно? Временно подменить живую бабулю свежим трупом…

— Ха-ха-ха!.. Поймали, признаюсь. Так студентик-то наш не простой, а медицинский отличник, стало быть, и мыслить ему полагается неординарно… и не забывайте — он ведь, спасибо Борису, свой э-э… процесс не завершил. А конечный этап, не сомневайтесь, был бы попроще. Барбитурат, удавка… Или — тюк! Причем в двойном размере — ему предстояло избавляться и от старушки, и от сиделки. Поэтому мой вам совет — примите случившееся как данность и живите дальше. А курить — старайтесь поменьше, не берите пример со старых дурней вроде меня!

Верить в Бонда и компанию простительно лишь подросткам с домохозяйками; Светлане играть в шпионов тоже не хотелось, и она потихоньку вернулась к обычному бытию. Непривычная работа, лишенная всякого элемента творчества, постепенно стала нормой, новые коллеги и знакомые помогали заполнить пустоту в мыслях и душе. Иногда посещала печальная мысль: а ведь так и Герасим когда-то привык к городской жизни!

Мама, все последние годы не дававшая покоя: «И когда ты наконец образумишься?.. чего тебе в Москве не хватало… была же за приличным человеком… дворника тебе надо, что ли?..» тоже отцепилась.

Живя по-прежнему вдвоем, виделись довольно редко — Журова уходила к восьми и возвращалась в шесть, а Михайловская любила утром поваляться подольше, приходила, когда мать уже удалялась в свою комнату — смотреть сериалы и спать. Светка телик почти не смотрела, ей хватало маленького кухонного, но больше любила полуночничать за компьютером. Встречались на кухне, словно чужие люди в коммуналке, перебрасывались ничего не значащими фразами… соседи, да и только. Время тянулось резиной — зима, лето, зима… и нежданно-негаданно, в абсолютно неподходящем месте, все изменилось.

Нет, никак нельзя упускать эту парочку. Пусть Гоша и старый «потрошитель» со товарищи думают как себе хотят, а она должна узнать, выведать все, малейшие подробности — а ну как что-то еще прояснится? Зачем ей это, как собирается поступать с новым знанием, Светлана не задумывалась, просто в ней опять проснулся журфаковский дух, некая тяга, влекущая коллег «трое суток шагать, трое суток не спать…»

Ясный с утра, к полудню августовский день больше походил на осенний; сгустился туман, начал накрапывать нудный питерский дождик, а зонтик она не брала, но и спешить под крышу, в машину, не стала. Вместо этого решила выследить новых знакомых и навязать беседу, переходящую в настырный репортерский допрос.

Ну-с, посмотрим. куда там они направились? Увы, живых на участке захоронения, куда удалился приметный дуэт, не наблюдалось. Вздыхая от разочарования, неудачливая шпионка прошлась по рядам и была вознаграждена, пусть и не слишком богато. Не заметить груду роз было невозможно: они покрывали все основание памятника из черного мрамора. Золотые строки под портретом миловидной молодой женщины гласили: «Лобова Инкери Лоновна, 12.09.1984 — 20.08.2017. Спи спокойно. Любим, скорбим, никогда не забудем».

Но интереснее был другой памятник, соседний. На белом камне бросилось в глаза нанесенное словно углем изображение мужского лица — смелые, четкие линии и необыкновенно выразительно переданный черными штрихами абрис абсолютно белых волос. Светка внимательно прочла: «Панкратов Александр», ниже «Белый», а дата только одна — 17.08.2017. Эпитафия при всей ее лаконичности показалась предельно красноречивой: «По морям — по волнам, нынче здесь — завтра там». На плите лежали две розы и мертвый крот.

август 2018 Света и Саня

— Александра Ивановича нет. Когда будет, не знаю. Если у вас что-то срочное, обратитесь к заместителю, — барышня с заметным животиком оглядела посетительницу, оценила: ничего важного. Либо работу ищет дамочка, либо рекламирует нечто никому не нужное. Подождет, — Но Семен Артурович тоже очень занят, когда освободится, я вас приглашу. Посидите, отдохните.

Для отдыха предлагалось несколько стульев и пара кресел, соседствующих с журнальным столиком.

Ага, нет его. Пригласишь, а когда — не знаешь… может быть, может быть. Судя по решительному виду, беременная секретарша будет стоять насмерть, и говорить ей: «Я отлично рассмотрела вашего шефа заходящим в здание» не стоит. Не стоит и ерничать: милая, ты проговорилась, сказав «его нет, но заместитель тоже очень занят…» — если человека нет, то почему зам не просто занят, а — «тоже»?

Стало понятно: торчать в приемной означает попусту терять время — пока она будет изучать разложенные на столике глянцевые журналы, Лобов при желании легко ускользнет через другую дверь, с виду ничем не примечательную, выходящую в коридор справа от основного входа, где сидит настроенная по-боевому привратница.

— Хорошо, я подожду. Можно у вас здесь курить? Хотя при вас, кажется, не следует?

— Вы имеете в виду… — будущая мама порозовела, — Нет, мне не вредно, не стесняйтесь, — и вернулась к разбору корреспонденции.

Но курить расхотелось. Можно попробовать по-другому: для вида попрощаться, выйти в коридор, подождать. Ждать мы умеем. Ага, и сколько ты собираешься болтаться тут без дела? Нет, надо пошевелить это болотце.

— Простите, Ирина, — прочтя крупно написанное на бейджике имя, Светлана решила обратиться к секретарше подоверительнее, без указанного там же отчества, — Мне кажется, директор может все же быть на месте. Давайте посмотрим одним глазком?

— Почему вам так кажется?

— Но ведь бывают же на свете чудеса. Если запретил беспокоить — просто скажите: пришла Светлана, которую он недавно растоптал.

— Растоптал?.. Погодите-погодите… а ведь я вас узнала. Вы — Михайловская, правильно? Программа…

— Нет-нет, этого говорить не надо, — но отменять форсаж было поздно. Секретарша нажала клавишу и выслушала недовольное «Ну?»

— Александр Иванович, к вам здесь пришли с телевидения.

— Гони в шею! — прогремело из селекторного динамика, и глаза гостьи полезли на лоб, — Их мне только не хватало! Сплетники паршивые… Вон!

Ну и ну! Остался последний способ — презрев правила, она решительно ворвалась в запретный кабинет.

— Что за… — обернулся к двери стоящий у окна «бегемот», — Вы?

— Я. Понимаю, надо было позвонить, договориться, но я как-то больше люблю сама.

— Заходите. Ира, — остановил Лобов возмущенную охранницу, — Все нормально.

Узаконив таким образом уже состоявшееся вторжение, директор кивком показал в сторону дивана, а сам прошел за обширный, по-настоящему руководящий стол, как трудно было не заметить, абсолютно пустой. Наверное, лямку тянет в основном зам, а сам босс, как и положено, витает в эмпиреях.

Обитатель эмпиреев обратился к исчезающей за дверью секретарской спине:

— Ирина Витальевна, меня пока нет ни для кого… ну хорошо, Семену можно.

Поскольку временные рамки указанного «пока» четко не обозначались, Светка комфортно устроилась на диване и решила не торопиться с изложением цели прихода. Пауза затягивалась… складывалось впечатление — она попала в холодильник и собирается говорить с каким-нибудь палтусом или кальмаром.

— Как вы меня нашли? — наконец ожил «палтус», — И по какому делу? Если действительно какая-то телепередача, сразу предупреждаю…

Когда же люди научатся разговаривать взглядами? Или хотя бы переписываться, как по электронной почте? Вот сидит — деловой, бесстрастный… но там, на погосте, показалось, в его глазах что-то такое мелькнуло… да и сейчас говорит одно, а я вижу не простое любопытство. Нет, огонек уже потух… надо полагать, его там и не было. Не собирается он забывать ту, под черным гранитом, а ты возомнила себе… голодной куме одно на уме! Да и не надо мне от него ничего такого, вот еще!

— Долго искать не пришлось. Не забыли, как назвали имя и фамилию? Желтые страницы пока никто не отменил, — ну не вываливать же ему с ходу: я, мол, просто заглянула в позоровский телефончик и кое-что сопоставила, — Открыла, почитала, и вперед. К слову, о передачах. Это ошибка, я не с телевидения.

— И сколько Лобовых вы сегодня посетили? Фамилия, по-моему, не самая редкая?

— Я везучая, вы первый. С учетом вашей чрезвычайной занятости обещаю много времени не отнимать, — от Светки не укрылся досадливый взгляд «занятого», скользнувший по пустой столешнице, — Вообще-то дело, вернее несколько вопросов, у меня не к вам, а скорее к вашему другу.

— Другу?..

— Или приятелю, знакомому… Его фамилия, по-моему, Дружинин. Он был с вами, когда вы давеча на меня налетели.

— Еще раз прошу прощения. Но вы и сами хороши — торчали там…

— Я не обиделась. Так расскажете, как его найти? Или дайте телефон, и я пошла.

— Знаете, я вас лучше сам отвезу. Вам очень срочно? К сожалению, позвонить ему невозможно — мобилой не обзавелся, а простых там отродясь не бывало.

— Завтра вполне устроит. Но я сама на колесах, — (пусть усвоит — он, красавец… кстати, очень сомнительный… нам без надобности), — Укажите точное место, доберусь и без вас — озадачу навигатор, спутник доведет. Право, жертвовать бизнесом ради моих интересов не стоит.

— Ничем я не жертвую… бизнес, — (что ты, красавица, смыслишь в бизнесе… а ведь она и в самом деле здорово красивая…), — Правильно организованное дело — вроде гусеничного трактора, может хоть неделю без рулевого тащить свою жатку-сеялку, пока солярка не кончится.

— Так вы еще и агроном? — усмехнулась она, — Или тракторист?

— Нет, но при нужде, ей-богу, справлюсь не хуже очень многих наших аграриев. Давайте договоримся так: я за вами заеду, куда скажете, — (нет, нельзя ее упускать — а вдруг не вернется?) — В любое удобное время, и отвезу прямо к нему. Идет?

— Договорились, — (нет, совсем не красавец, но что-то в нем есть…) — Только заезжать за мной не надо, я до обеда занята. Приеду сюда, скажем, в три, а дальше повезете вы.

Почудилось или в самом деле встревожился, приуныл?.. а ведь он по-своему симпатичный… Она взглянула на часы, словно собираясь уходить.

— Да, примерно так или чуть позже, если смогу, конечно. А если не смогу — обязательно позвоню.

С удовлетворением отметив: директор уже не выглядит бесстрастным, Светлана решила выяснить кое-что еще. Интересно же, чем ему так насолило родное телевидение?

— Простите за нескромность, а почему вы с таким предубеждением относитесь…

— К вашему брату — репортеру?

— Я же сказала — это ошибка. Репортером никогда не была и не собираюсь.

— Ну, или не к вашему… — Лобов глубоко вздохнул, — Долго рассказывать, но в двух словах — есть у меня причины. Личные.

— Это как-то связано с вашей женой? Вы не удивляйтесь, но я из чистого любопытства поинтересовалась там, на кладбище… эти необыкновенные розы… — дура, куда ты лезешь?! сейчас выпрет к свиньям собачьим, ищи потом сама своего зубастого, — Прошу прощения, раз не хотите, не надо об этом говорить!

— Может, и не надо, — он с минуту молча глядел на нее, словно прикидывая степень возможного доверия, — А может, так и лучше. Да, с ней. И не только с ней.

— Мне кажется, я что-то такое припоминаю, — в памяти всплыла суета на экране, претенциозные заявления, в итоге кончившиеся ничем, — Тогда случилось несчастье… пожар, да? Какая-то там была, по-моему, довольно мутная история.

— Ничего мутного там не было. Просто эти, из ящика… ну, из новостей, намутили, раструбили, газетчики тоже, и полиция расстаралась. Навалили грязи с говном, извините. Задавить бы, да руки марать не хочется.

— Я вижу, вам неприятно вспоминать. Это совсем не обязательно, правда!

— Правда?.. Вот правду я вам сейчас и расскажу.

Она слушала внимательно, не пытаясь вставлять вертевшиеся на языке вопросы — собьется, замкнется. Насчет правды и только правды, а особенно «ничего, кроме правды», сомневалась, отлично понимая естественное стремление рассказчика не озвучивать отдельные подробности. Но повесть показалась занятной.

«Тогда, год назад, мы здесь… ну, не здесь, конечно, а в ресторане одном, отмечали юбилей фирмы. Корпоратив, короче. Весело было, славно. Засиделись допоздна, выпили, ясное дело. Мне пришлось заночевать в городской квартире, а Инка, жена моя, была на даче, в Ижоре. У нас там дом, и банька стоит… стояла старая, дедова еще. Я ведь не то чтоб сирота, но так вышло… можно сказать, вырастил меня именно он, дед. Хотя какой он дед — совсем крепкий еще мужик, ему шестьдесят три было, когда… виноват, отвлекся, это к делу не относится. Я о баньке: перед тем, за год, в ней прижился у меня мужичок один, бывший моряк, мичман. Нормальный, аккуратный. Сторожил, Инке с ее цветами помогал, соседям по мелочи… не вредный, в общем. Выпивал, само собой, но в меру, не бузил… по жизни был такой… пришибленный, что ли. Там, на военном корабле, у него вышла неприятность — реактор чинил или что-то в этом роде… облучился, словом. Седой стал, и по мужским делам… ну, понятно. Да… он выглядел вахлак вахлаком, и здоровый к тому, чисто медведь-шатун. Сторожа лучше не придумать — на него глянешь, и можно штаны менять. Там без закона подлости не обошлось — в ту ночь он, видать, взял на грудь и заснул с сигаретой. А она заметила, кинулась туда сдуру — хотела, наверно, вытащить его. Она тогда это, ну… в положении была. Двойней. Мы очень хотели ребенка, а само не получалось. Сколько она с этим намучилась — надо отдельно рассказывать. А тогда впотьмах споткнулась, упала, головой о камень… И Сашку не спасла, и сама обгорела, сильно. Врачи старались, а толку? Кровопотеря огромная, почки отказывали, по-женски там оторвалось… у нее от этого в голове сдвиг случился, одно к одному… вот и умерла, прямо в больнице. Я думал, с ума сойду. А телеоператоры эти накинулись, как вороны на падаль. Вот такие дела…»

Закончив рассказ, он помолчал, ожидая развития с ее стороны. Журналист ни за что не удержался бы, но гостья лишь сочувственно вздохнула.

— Скажите, а зачем вам понадобился этот Колька? — вернулся к первой теме бизнесмен, — Я надеюсь, не по поручению какой-нибудь брошенной бабенки с гурьбой плачущих детишек? «Найди меня» и тому подобное?

— Занят, Сань? — в кабинет без стука вошел невысокий лысоватый мужчина, и Светлана воспользовалась моментом.

— Ой, давайте я вам после расскажу, завтра. Можно?

Она, не ожидая ответа, выскочила из кабинета, быстро прошла мимо стоящей с кофейником в руках секретарши и перевела дух только на улице. Рассказать-то расскажу, но сначала надо выработать линию повествования.

А Лобов, вполуха слушая заместителя, вглядывался в прошлое. Правда… Кто ее знает, правду? Обо всем ли можно рассказывать? А сам я — все знаю?

Да, жена очень любила свой загородный дом…

2016-2017 Санька плюс Сашка

Закон есть закон, он для исполнения обязателен, и незнание его буквы не считается аргументом в пользу невыполнения. Кроме законов бывают правила, их тоже надо соблюдать, а в отношениях порядочных людей бывает еще уговор, и он, как известно, дороже денег. Бывший мичман Панкратов по прозвищу Белый считал себя вполне порядочным, но далеко не всегда строго придерживался как требований законов, так и всяких писаных правил, а вот неписаные, и особенно уговоры, соблюдал.

Баня в ее обычной, парильно-помывочной роли, предназначена для согревания и телесного очищения. Эта — древняя, давно не топленая по — настоящему, грела своему обитателю сердце и очищала душу. Проживая в крохотной старинной избушке, пусть и на птичьих правах, Белый уже полтора года ощущал именно глубинное, душевное отогревание. Годами копившийся лед людского неприятия, а чаще отторжения: как же, он — бомж, никто и ничто — таял, приходило понимание, отчасти даже уважение.

Первый приезд хозяйки прошел для него незамеченным, как и второй, и третий. Иначе быть не могло — он ее попросту не видел, ибо строго соблюдал установленное хозяином при вселении «постояльца» правило, оно же уговор: мы есть — тебя нет. При появлении на горизонте хозяйской машины Белый мгновенно зашивался в свою берлогу и сидел безвылазно; ну, по крайней надобности — не в счет. Для этих дел тут же, рядышком, стояла столь же древняя дощатая «кабинка». Саня, оценив очевидную мизерность емкости давненько не опорожняемой ямы, все там вычистил, убрал мох и паутину, подновил дверцу, опорные дощечки укрепил. Для застарелых отходов у самого забора отрыл яму, сбросил все туда, присыпал землей, торфом с приречного лужка и задерновал. Отнесся по-флотски аккуратно, да и просто — чтоб не воняло.

Она, хозяйка, его тоже не замечала: приезжала с мужем, проводила в доме два дня и уезжала. По участку, пока не прогрелась земля, практически не ходила, перемещалась от ворот к дому и обратно, не заглядывая на задворки, где располагалась старая бревенчатая халупа и не менее возрастной надворный сортир. До дедовой баньки и тем более клозета ей никакого дела не было. Да и зачем — все необходимые удобства, включая сауну с джакузи, имелись в цокольном этаже огромного дома. Ничего из ряда вон выходящего в наши изобильные, хотя и далеко не для всех, времена.

Все изменил кот. Бывший моряк взял под опеку покалеченного мурлыку, не думая о возможных последствиях. Ну, выгонят — уйдем вдвоем, проживем как-нибудь. А хромой Сильвер нежданно-негаданно проявил себя искусным истребителем вредителей. Мышей тут будто бы не водилось, а может, прятались от страшного зверя (кто знает наверняка?), зато хозяину крепко насолили кроты. Вот их-то мохнатый хищник изводил исправно, и за охотничьи подвиги был зачислен на полноценное довольствие. От щедрот перепадало и спасителю-опекуну.

Когда, как обычно в питерском климате внезапно, весенние холода сменились теплом последних майских деньков, бомж-сторож ожидал — вот-вот явится сто человек, начнутся гульбища, пьянки, караоке, шашлыки-фейерверки. Обманулся. Они приехали вдвоем, шашлыков не жарили, петард не пускали. Да, судя по аппетитному запаху, гриль не пустовал, музыка тоже была, тихая. Сидели в плетеных креслах-шезлонгах, о чем-то говорили. Играли в бадминтон, гуляли вдоль речки. Все — вдвоем. Удивительно…

Белый, само собой, на приехавшую посмотрел издали, оценил. И ее, и отношение к ней своего приютника-работодателя. Хозяин, как всегда, не производил впечатления представителя высшего класса. Она — другое дело. Наверное, такими были когда-то скандинавские принцессы и королевы. Для женщины довольно высокая. Стройная, но не худая, чистая лицом, светловолосая. Он при ней — король? Нет, скорее паж, максимум канцлер, первый министр… Обожание в глазах, преклонение в поведении… Не-е, так не бывает. Не жена. С женами наши так себя не ведут!

Если бы не Сильвер, знакомство с хозяйкой вновь было бы перенесено на никому не ведомый срок. А в тот пятничный вечер, вскоре обязанный смениться первой белой ночью, кот бесцеремонно уселся на дорожке у ворот, а при виде возвращающейся с прогулки парочки и не подумал убегать. Так и сидел посреди прохода, умываясь и искоса поглядывая на молодую женщину: это еще кто такая? Саню мы знаем, видели, а эту — пока нет. Ну, будем знакомиться?

— Ой, а это кто тут у нас? — в закономерном вопросе не прозвучало ни капельки сюсюканья, присущего в подобной ситуации большинству носителей юбок с платьями, — Саня, ты не говорил — у нас котик завелся?

— Заводятся машины, — солидно пояснил «паж», — Еще вши с блохами. Это Матроскин, классный кротолов. Вот увидишь, за лето всю эту гадость выведет.

— А где живет? Или он соседский? Кто его кормит? Одними кротами сыт не будешь…

— Ну, это кому как, — Саня явно не хотел признаваться сразу во всем, — Хозяин у него, в общем-то, есть.

— Так он к нам в гости ходит?

— Да какие гости! Понимаешь, я хотел тебе позже рассказать…

— Санек, не темни, — она присела возле кота, продолжавшего изображать памятник, погладила по голове, потеребила под горлышком, отчего непривычный к ласке Сильвер заурчал и выгнул спину, — Излагай, чего уж там.

— Короче, Инка, ты не обижайся, я с тобой не советовался, не до того было, тогда как раз наш Димон навернулся со своего парашюта. Я сюда приехал, гляжу, а в баньке жилец объявился. А кот…

— Да ну? Кот сам открыл замок, — она подняла к мужу смеющееся лицо, — Ты, похоже, меня за слепую держишь. Думаешь, я не вижу, как там из трубы дымочек идет? Матроскин топит?

— Нет, не он. Там, это… человек пришел и кота привел. Бывший мореман. Панкратов, Сашкой зовут, а сам себя называет — Белый. Он белый и есть, седой потому что.

С того дня и повелось: Лобов остался Саней, а Белого определили в Сашки.