Стремление к независимости от окружающих, которое порой принимается за свободу, толкает нас к беззаботному прожиганию отмерянной жизни. Но наступает момент, когда мы неожиданно кого-то впускаем в своё сердце и начинаем жить заботами этого человека, ощущая на себе ответственность за его судьбу. И эта приятная зависимость приходит к нам вместе с любовью…
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Шапка Мономаха предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Часть 2
Утраченные иллюзии
Всё-таки не зря мои предки заставили меня пойти учиться на экономиста! Вот уже неделю я весьма прилежно впитываю сведения по налоговому законодательству и другие сопутствующие знания. Признаюсь честно — сначала, первые два дня, приходилось себя заставлять, но потом пришёл интерес. Не помню кто, но мне говорили, что интерес к каждому делу возникает по мере его освоения. То есть чем более ты им овладеваешь, тем интереснее тебе становится осваивать его дальше. Похоже, это действительно так!
На этих весьма дорогих курсах вместе со мной учатся не только бухгалтеры. Тут есть и бизнесмены, имеющие свои фирмы в разных городах страны, и руководители государственных предприятий, но есть и такие же, как я, бухгалтеры, работающие на кого-то. В перерывах мы запросто общаемся, рассказывая друг другу о том, кто есть каждый из нас и чем занимается. Я в этой компании оказался самым молодым, а со своей внешностью очень часто ловлю весьма заинтересованные взгляды даже взрослых тёток. Ох, права была Ника в своих опасениях! Она из Питера звонит часто. Днём, когда я на занятиях, мой телефон отключён. Это жёсткое требование организаторов. Выходя после лекций на улицу на пути к метро, я его тут же включаю, и почти сразу раздаётся её звонок. После откровенного разговора во время нашей последней встречи её тон в общении со мной совсем изменился. Исчезла прежняя показная игривость, а взамен пришла трогательная заботливость любящей женщины. Я это очень остро чувствую. Ника всегда спрашивает меня, не устаю ли я, удобно ли мне там, где меня разместили и про прочую бытовую ерунду. Причём я чувствую, что это вовсе не дежурные вопросы, а её это действительно волнует. Именно это меня трогает!
Что касается моего размещения, то всем можно успокоиться, и в первую очередь мне самому. Это в смысле даримых откровенных взглядов моих соучениц. Нас разместили в двухместных номерах небольшой гостиницы, которая больше напоминает общежитие. Наверно, когда-то она принадлежала какому-нибудь промышленному гиганту, а теперь в меру обеспечиваемого ею для постояльцев комфорта зарабатывает на жизнь самостоятельно. Меня это вполне устраивает: главное, что в «удобства» бегать в конец коридора не надо — всё есть в номере. Слушатели наших курсов размещены компактно на одном этаже. Странно, но, попав в одну группу, солидные люди разных занятий будто молодеют, чувствуют себя чуть ли не студентами и порой отрываются по полной. Видимо, в отдалении от своих повседневных забот и семей, они ощутили себя глотнувшими воздуха свободы, и поэтому то в одной, то в другой комнате вечерами возникают весёлые застолья с обильными возлияниями, а наутро в аудитории их участники со слегка помятыми лицами поглядывают друг на друга с понимающими улыбочками.
Мой сосед Владимир — фактуристый весёлый мужик лет сорока, приехавший аж из Томска. Мне он сразу же представился как Влад и сказал, что владеет фирмой по строительству коттеджей. В номере я его почти не вижу: то у него в Москве какие-то родственники, то он сидит у кого-то из наших в гостях и приходит в слегка подогретом состоянии иногда за полночь, а иногда даже под утро. Поэтому вечерами, стараясь быть паинькой и осуществлять свою программу самовоспитания, я могу спокойно сидеть за своим ноутбуком, который решил по мере обучения набивать полезной информацией. То есть относительно того, чего может хотеть молодой привлекательный мужик, привыкший к вниманию противоположного пола, стараюсь вести себя прилично. Да и как тут не вести себя так после того откровенного разговора с Никой.
После занятий порой развлекаю себя тем, что прогуливаюсь по улицам центра столицы. Интересно сравнивать два города, давно и жёстко соперничающие друг с другом! Честно говоря, до известия об увлечении Костика архитектурой я не очень обращал внимания на облик окружающих строений, меня всегда интересовала только их функциональность, а тут стал посматривать и делать для себя неожиданные открытия. Видимо, врождённая интеллигентность, впитанная от родителей, всё-таки даёт себя знать. Здесь тоже совсем неожиданно у меня появился интерес. Так, наш город святого Петра из Москвы показался мне уютным, тёплым, спокойным, а огромная, разухабистая, вечно куда-то спешащая Москва — холодной и неприветливой. А что касается строений… Здесь огромное современное здание зачастую соседствует с маленькой древней церквушкой или таким же маленьким двухэтажным домиком тоже старой постройки, и это мне кажется каким-то негармоничным, режет глаз жителя Петербурга, привыкшего к равновеликим строгим классическим формам не только на проспектах, но даже и в переулках. Короче, сам себе удивляюсь, даже однажды позвонил отсюда Костику, чтобы рассказать про свои наблюдения. Бедняга так обалдел от моего звонка! Похоже, если бы на него вдруг упал отремонтированный когда-то мной шкаф, он меньше бы удивился. Было очень приятно услышать в трубке его искреннюю радость. Протрендели аж полчаса!
Сегодня, как всегда после занятий, решил побродить около Кремля. Красная площадь меня особо не впечатлила. Наверно, как человек, проживший всю жизнь в Петербурге, я действительно привык к нашей питерской архитектуре, и здания со стрельчатыми окнами под русский стиль трепета у меня не вызвали. Странно, но снова возвращаюсь к мыслям об архитектуре — предмете, который у меня никогда интереса не вызывал. Я понимаю, что это всё русское или квазирусское, а у нас большинство зданий построено людьми, приглашёнными из Европы, но для меня своё и родное именно то, а не это! Именно такие дома вокруг я видел с детства. Фамилии архитекторов часто звучали из уст моих родителей, но я не стремился их запомнить. Мне это было неинтересно.
Посетить ГУМ мне не захотелось, и я шагаю к Мавзолею. Когда-то сюда на поклонение вождю стояли огромные очереди. Люди, заставшие те времена, мне рассказывали. Правда, и теперь тоже народ к нему приходит… Насмотревшись на закрытые двери, рядом с которыми прежде стояли часовые, я поворачиваю направо и иду вдоль красной кремлёвской стены. С неба сыплется, наверно, последний снег этой зимы, и я уже давно заметил, что именно такая погода располагает к разного рода размышлениям. Сам не понял, как оказался в садике с известной всем могилой неизвестного солдата. Кажется, этот садик называется Александровский. Я никогда не любил всяких помпезных сооружений, но этот мемориал просто заставляет меня подойти и некоторое время около него постоять.
Что я знаю о той войне? О войне самой страшной из всех, что переживала страна, паспорт гражданина которой я ношу в кармане. Только то, о чём мне говорили в школе, и то, что все видели в разных фильмах о ней. А ещё? Я вот знаю, что мой дед воевал на Ленинградском фронте, куда попал совсем ещё мальчишкой. В сорок третьем ему было только пятнадцать, моя прабабушка, его мама, к тому времени уже умерла. Его, тоже умирающего от голода на ленинградской улице, подобрал какой-то военный и привез в расположение своей части практически у самой линии фронта. Там, конечно, подкормили, и командир уступил просьбам парня — оставил… Дед мне сам про всё это рассказывал и показывал медали «За оборону Ленинграда» и даже «За отвагу»! Помню, я тогда удивился, что по-настоящему боевой медалью наградили практически пацана. Правда, этот пацан в сорок четвёртом во время снятия блокады получил ранение, а значит, реально пролил кровь за свою страну. Про военное прошлое своих других родственников я, к сожалению, не знаю.
И вот тут лежит какой-то парень, который защищал свою страну, свою семью. Он защищал свою семью… А если настанет час, когда всё это, не дай бог, повторится? Кого буду защищать я? То, что буду, — это без сомнения и не обсуждается. Свою страну, Родину — это понятно, но понятие Родины для каждого из нас складывается из многих понятий, в том числе из понятия семьи. А у меня есть семья? С женой развёлся, дочка сейчас меня скорее всего и не признает, с родителями поскандалил, да так, что месяцами не то что не встречаемся, даже по телефону не разговариваем…
Вообще, что такое семья? Где-то я слышал: говорят, что наша страна — семья народов. Это значит, что мы живём вместе, как бы в одном большом общем доме. Тогда получается, что те люди, с которыми мы живём, и являются нашей семьёй. Если бы я, даже не расписавшись, жил с Никой, то она всё равно была бы моей семьёй. Это ведь так просто! М-да… К интересным выводам приходишь порой…
А нужна ли такому мужику, как я, семья? Например, мне сейчас. Я молод, как говорят, смазлив, опять-таки девки любят. Свистни только… Правда, вот Ольга предпочла мне Костика. Это своеобразный звоночек! Забавно… Вот я и начал отдавать себе отчёт в том, что не всё достигается в койке. Семья — это что-то постоянное, а меня постоянство всегда напрягало. Ну не люблю я есть одно и то же блюдо каждый день! Моя душа требует разнообразного меню. Конечно, не душа требует — тело… Когда-то это должно кончиться. С возрастом, наверно… Вот, кажется, у Ники это уже кончилось, и она в меня влюбилась. Нашла в кого влюбляться — в пацана!
Так всё-таки, если придётся, за кого же я пойду сражаться? Кто нуждается в моей мужской защите? Оказывается — только Ника?.. Беззащитная при всей своей крутости женщина, которая только на пороге своего сорокалетия пришла к своим неутешительным выводам. Она очень хочет мне верить, пытается мне верить! Кстати, её сын тоже мне верит. Уф… Доверие, однако, обязывает… Что ж, защищать так защищать! Значит, и этого ботаника Костика я тоже буду защищать. Ну, блин, и семейство!.. А может быть, это теперь уже моё семейство? И всё-таки нужна ли такому мужику, как я, семья?
Уже просто брожу по Александровскому садику. В своих мыслях даже не заметил, как отошёл от мемориала. Надо где-то цветы купить, вернуться и положить. Я должен это сделать, если уж оказался тут.
— Макс, ты что-то всё время откалываешься от коллектива, — заявляет как-то вечером Влад. — А между тем тобой многие интересуются!..
— Кто это мной интересуется? — недовольно бурчу я, не отрываясь от экрана ноутбука.
— Ой, не строй из себя ничего не понимающего мальчика! — смеётся он. — Женщины тобой интересуются! Особенно Ксюша. Как соберёмся, так все разговоры про тебя. Мол, сосед у меня — молодой красавчик, и такой нелюдимый, всё один в номере сидит. Всё требуют, чтобы я тебя привёл.
— Куда?
— В нашу компанию! Это же так здорово! Сначала посидели, выпили и поболтали, ну а потом… В этой богадельне свободный номер всегда находится! Ты думаешь, все сюда учиться приехали? Ага! Знаешь, когда дома уже всё обрыдло, как хочется встряхнуться? Вот и оттягиваемся! А тётки наши действительно по тебе сохнут. Да и не только наши. Вон, Альбина, которая нам лекции читает, так просто глаз с тебя не сводит! Замечал небось?
— Трудно не заметить…
— Так — вперёд! Никогда не поверю, что такие мужики, как ты, сторонятся женской ласки. Может, у тебя в твоём Питере есть зазноба, которой ты не хочешь изменять?
Отрываюсь от экрана ноутбука и смотрю на него. Ответить, что есть, и он отвяжется? Не похоже. И всё-таки…
— А если есть?
— Ну и что, что есть? Это же в Питере! У нас у всех дома кто-то остался и ждёт. Жёны, местные любовницы… Но это — там! Это как раз и есть то, от чего многие хотели бы отдохнуть. Сменить, так сказать, обстановку и обновить впечатления. И это вовсе не измена, если ты, конечно, боишься изменить своей зазнобе. Измена всегда — в башке! Измена — это когда ты ради каких-то своих интересов жертвуешь интересами близких тебе людей. А то, что у нас здесь, — всего лишь некая развлекуха на дистанции от пьянки до койки. А когда домой вернёмся, будем, как всегда, примерными людьми. Вот так!
Интересная философия… Вроде ни к чему не придерёшься.
— Мне таких развлекух и в Питере хватает. Отдыхаю я тут от них! — это я пытаюсь отшутиться.
— Ладно, как знаешь… — и он выходит из номера.
Пытаюсь читать, но мысли уже совсем другие. А ведь, чёрт возьми, реально сижу в этой Москве уже вторую неделю и вяну за науками, а весёлая жизнь проходит мимо. Что я, не смогу прочесть все те материалы, которые нам тут дают, дома? Ведь главное их получить, а учиться можно и потом.
Ох… Ладно… Нет, Влад просто как змей-искуситель какой-то. Но ведь действительно — вся моя жизнь протекает в Питере, а тут — гастроли, а значит, всё шито-крыто! Вернусь и буду примерным мальчиком. Так, может быть, всё-таки гульнуть?
А вообще, чего это я размечтался? Всё! Ложусь спать и выкидываю глупости из головы.
Просыпаюсь ночью от шорохов. Это Влад пришёл.
— Извини, я тебя разбудил… — бормочет он, увидев, что я открыл глаза, и вдруг ухмыляется. — А я так славненько оттянулся! Ну спи, спи… Так всё и проспишь!
Вот чёртов искуситель!
Утром, бреясь над раковиной в санузле номера, рассматриваю себя в зеркале. Что ж… Действительно, смазливая, масляная рожа. От её вида тащатся девки. Своеобразный мой отличительный признак. А если сделать лицо серьёзным? Гм… Всё почти то же самое. В общем — красавчик!
Но если природа дала мне такую внешность, то её надо использовать. Иначе для чего же она, милая, старалась? Вон, некоторые даже пластику на лице делают, чтобы быть посимпатичнее! А если уж сама природа… Против неё не попрёшь! Кстати, моё стремление к женской ласке — это ведь тоже природа! Тогда чего же я воюю с природой? Выходит, прав Влад! Ведь всё время пребывания в Москве я старательно игнорирую бросаемые на меня заинтересованные взгляды. А одна из наших преподавательниц, читая нам лекции, действительно будто всё время обращается только ко мне. Просто глаз не сводит! Сама-то личиком — не бог весть кто, да и по возрасту, наверно, ненамного моложе Ники. Правда, фигурка у неё, а если ещё и очочки снять…
Сижу на занятиях. Всё как обычно, у моих соучеников после вчерашнего вечера лица слегка помятые. Опять переглядываются… Ну, значит, славно провели время. Лекторша Альбина Сергеевна снова читает лекцию будто только мне. Старательно делаю пометки в блокноте. В принципе мне всё пока понятно, да и что может быть непонятного в изложении своеобразных правил игры. Но всё-таки этот постоянный взгляд на меня! Даже любопытно! Задам-ка я ей после лекции вопрос и посмотрю на реакцию.
Сказано — сделано, а вернее, подумано — сделано. Альбина Сергеевна с явным удовольствием растолковывает мне то, что я якобы не понял. Мы сидим в преподавательской комнате, в которую я был приглашён после всех занятий.
— Вам понятно, Максим? — она смотрит мне в глаза.
— Сейчас понятно. Спасибо вам! — с энтузиазмом соглашаюсь я, уже думая о продолжении и одаривая её улыбкой.
— Я рада. Если у вас будут ещё вопросы, с удовольствием на них отвечу.
Подаю ей на плащ и получаю слегка удивлённый, но благодарный взгляд.
— Приятно, когда за тобой ухаживает молодой петербургский джентльмен… — тихо произносит Альбина Сергеевна. Звучит обнадёживающе, а поэтому взбадривает!
— Вы позволите в качестве благодарности за консультацию пригласить вас где-нибудь немного посидеть?
— Ой… — она явно опешила от моего предложения и поэтому немного краснеет. Не спеша выходим на улицу.
Кажется, я нарвался на экземпляр, который в народе называют «синим чулком». Однако если учесть, что она кандидат экономических наук, то можно предположить, что личной жизни у неё было не так уж и много. Наука, как и искусство, требует жертв.
— Давайте зайдём в какое-нибудь кафе, кофе выпьем… — повторяю я предложение.
Наблюдая за её лицом, с удивлением вижу, как меняется его выражение.
— Спасибо за приглашение, Максим… Но, наверное, не стоит.
Это говорится спокойно, с тёплой улыбкой. Напряжённо пытаюсь понять, что в этой улыбке. Точно! Сожаление… Это как же?
— Видите ли, Максим… — Альбина Сергеевна явно подбирает слова, — думаю, вы неправильно истолковали мой взгляд на лекциях. Понимаете, лектору всегда проще рассказывать кому-то, и, как правило, он выбирает в аудитории себе такую персону в качестве слушателя. У вас весьма привлекательная внешность, вы сами это, конечно, знаете, и мой взгляд всё время просто цепляется за вас. Это правда. Вот и всё! Не обижайтесь!
Ну и отповедь! Стою истуканом. Ай да «синий чулок»! Круто…
— Простите… — мямлю в смущении. — Я думал… просто…
— Ничего, — прерывает она меня. — До свидания! До завтра.
Смотрю ей в спину. Не было у меня ещё таких обломов. Кажется, жизнь начинает воспитывать…
Озадаченно бреду по улице. Почему-то вспоминается Ольга. Та ведь тоже меня отодвинула… при всех моих плюсах.
А какие у меня плюсы? Смазливая масляная рожа? Я всегда считал это плюсом. Ещё утром, когда рассматривал себя в зеркале, даже целую теорию выстроил. Где-то я слышал, что всё должно быть в равновесии… Однако если это так, то глубоко уважаемая природа, потрудившись над моими физическими кондициями, похоже, отдохнула на всём остальном. В таком случае я — смазливый недоумок. Ведь даже Ольга, сопливая, восемнадцатилетняя девчонка, предпочла мне ничем внешне не выдающегося Костика за его… Гм… А что есть у Костика такого привлекательного? Музыка, книги… Мысли всякие… Вообще интересные у него мысли! Короче, у него есть то, что называют содержанием. А у меня? А я скорее всего, как это называют, — «ни с чем пирожок»! Но, правда, красивый…
После своеобразного фиаско, наболтавшись по Москве и устав от невесёлых мыслей, вваливаюсь в свой гостиничный номер.
— О! Макс пришёл! — встречает меня возглас Влада.
Ох… В нашем номере сегодня гости! Пир с выпивкой в полном разгаре. На моей кровати и кровати Влада сидят наши соученики и соученицы. Все уже весёлые.
— Мальчики и девочки, ну-ка подвиньтесь, дайте место хозяину! — командует сосед. — Налейте ему чего-нибудь. Макс, тебе покрепче?
Настроение у меня по понятным причинам поганое, значит, можно и выпить.
— Давай покрепче… — соглашаюсь я и сажусь на освобождённый краешек своего же лежбища.
— Ксюша, налей ему водочки! — продолжает распоряжаться Влад, ухмыляясь. — Да и вообще поухаживай за мальчиком. Он ведь у нас стеснительный!
Беру в руку разовую рюмку с водкой и такую же разовую тарелку…
Хорошо подействовала на меня водка. После первой же рюмки пошла расслабуха, все тревожные мысли улетучились, стало весело. Сидящая рядом и примерно выполняющая наказ ухаживать Ксения приехала из Кемерова. Тоже бухгалтер, но в строительной фирме. Этакая разбитная бабёнка, которой где-то хорошо за тридцать.
— Ну теперь — за нас, за сибиряков! — провозглашает она и наливает мне снова. — Макс, правда, мы весёлые люди?
— Да и мы, питерцы, тоже не грустим! — поддерживаю я её, уже поглядывая на сверкающее рядом из-под коротенькой юбки колено, на котором лежит рука с обручальным кольцом. Жизнь, кажется, не так уж и плоха!
Полупьяные разговоры в нашей компании в основном крутятся вокруг деликатных тем с рассказыванием соответствующих анекдотов, а порой даже и личных впечатлений. Как человеку, выпившему меньше остальных и совсем не стремящемуся догонять собутыльников, мне видно, что публика явно пошла в отрыв. А действительно, чего уж тут! Случайно тут встретились и спокойно потом разъедемся по своим домам, оставив за спиной все происшедшие с нами события.
— Коллега, — подчёркнуто высокопарно обращается ко мне Ксения, вставая, — не поможете ли вы мне принести кое-что из моего номера…
Всё понятно… Настал мой час! Объяснять мне ничего не надо. Это будет компенсацией моего сегодняшнего провала с Альбиной.
Притворив за собой дверь своего номера, хозяйка поворачивается ко мне.
— Я не хочу сейчас туда возвращаться, — прижимаясь, дышит она мне в лицо. — А ты?
— Я тоже…
— Тогда закроем дверь на ключ. Люськи сегодня не будет…
В свой номер я попадаю только под утро.
Во время занятий ловлю Ксюхин взгляд. Ещё до первой нашей совместной ночёвки это бывало каждый день, а теперь вообще постоянно. Даже порой неудобно становится от её взглядов: как на собственность поглядывает. Понятно! Дело сделано. Красивенький мальчик упал в руки. А поглядывает, наверно, потому, что опасается, что кто-то ещё из наших дамочек покусится на этого красивенького мальчика. Темпераментная женщина!.. Чего смотреть, когда ещё вчера решено, что после занятий будет пылкое свидание? Вообще-то я доволен. Всегда отдавал себе отчёт в том, что секс мне нужен постоянно, и теперь здесь, в Москве, эта слегка пухленькая женщина просто способствует удовлетворению моих мужских потребностей. Что я к ней испытываю? Да, собственно, ничего!.. Так… Просто, как говорится, приятно поваляться. Уверен, что и у неё, как у замужней женщины, наши утехи останутся просто приятным воспоминанием.
Спокойно иду по улице от метро к гостинице и мурлыкаю с Никой по телефону. Не хватало ещё, чтобы она позвонила во время нашей встречи с Ксюхой, которая уже помчалась вперед, чтобы подготовить нам гнёздышко. Надо ловить миг удачи, пока её соседка отсутствует.
Шторы задёрнуты. В номере полумрак…
— Ох, Макс… И как я теперь дома буду без всего этого жить?
Ксюха путешествует губами по моей груди… плечам…
— У тебя муж есть, — усмехаюсь я, при этом откровенно блаженствуя от её прикосновений.
— Всё равно любовников никто не отменял, — тихонько смеётся она и вдруг заявляет: — А насчёт мужа… Толку с него, если он теперь даже ребёнка мне сделать не может.
— Чего это так? — непроизвольно вырывается у меня. — Больной он, что ли?
— Угу… Инвалид. На машине разбился. Теперь вместо машины в инвалидной коляске ездит.
— Давно?
— Год с лишним уже… Так что ты у меня пока единственный мужчина…
— Почему пока?
— Ну не могу же я всю свою жизнь на инвалида положить! — и это звучит так убеждённо! — Пока разведусь, пока, может, опять замуж выйду… Я хочу нормальной жизни и ребёнка!
— А что такое для тебя нормальная жизнь? — спрашиваю я и понимаю, что о чём-то подобном говорили мы с Костиком.
— Повторяю, не хочу быть привязанной к той же инвалидной коляске, что и пока мой благоверный! Свободы хочу!
— Но ведь ребёнок — это тоже несвобода! — вырывается у меня.
— Ребёнок — это совсем другое. Это моя инвестиция в моё будущее. Ну чтобы кто-то мог в старости стакан воды поднести.
Даже не знаю, как реагировать на такую исповедь. Несчастный мужик её муж… А эта… Вот и верь им после такого! Только что-то у меня возникли некоторые подозрения. Мы же с Ксюхой не всегда предохранялись… Не слопушил ли я?
— Ой, ну ладно, хватит философии! — решает она. — Скоро Люська заявится. Давай вставать.
Не дают мне покоя Ксюхины откровения! Не знаю, сколько она прожила со своим мужем, но ведь, когда у них всё начиналось, наверняка, как всегда, были какие-то обещания, может, даже клятвы… Если ко всему этому пристегнуть философию Влада, то с её стороны это и есть подлинная измена, потому что в этой кукольной головке всё уже спланировано.
А чем же является, с точки зрения философии Влада, моя интрижка по отношению к Нике? Особенно после нашего с ней разговора перед моей поездкой в Москву, когда она фактически мне призналась, что любит. Правда, у меня всегда параллельно с ней были другие женщины, но тогда я думал, что с её стороны отношения такие же лёгкие. И вот это признание… В течение последних двух недель, с началом связи с Ксюхой, я стал меньше думать про Нику. Ещё бы! У меня сейчас тут есть слегка пухленькая любовница, с которой я удовлетворяю свои постоянные потребности. Пусть это и, судя по её откровениям, подленькая бабёнка, но для таких целей вполне…. С ней понятно: потрахались, разъехались и забыли. Если, конечно, она меня не использовала как бычка-производителя. Что-то тревожно…
Вообще какие-то непривычные и неудобные мысли в последнее время стали ворочаться в моей голове. М-да… Может, это во мне начинает просыпаться… совесть?
Вспоминаю, как Ника тогда назвала себя старой дурой и отвернулась… Жалею я её! Где-то слышал, что в старину, когда говорили «жалею», это означало «люблю»… Может, действительно люблю? Опять возвращаюсь к Костикову вопросу, знаю ли я, что такое любовь. А что это такое — любовь? Сам-то Костик это знает? Тот его неудачный опыт был ли любовью? Как он сказал про секс? Что-то вроде: койка должна быть продолжением большой любви… Кажется, так. Кто бы мне объяснил, как объединить то, что в голове, в сердце, ну и там… ниже. Люди, живущие вместе десятилетиями, уже далеки от жарких страстей, но по-прежнему не могут друг без друга. Это значит, что их связывает что-то другое. Привычка? Может, и привычка… А у моих родителей тоже привычка? Глядя, как они относятся друг к другу, я бы так не сказал… Живут вместе уже почти тридцать лет, а я иногда случайно обращал внимание, какие взгляды они дарят друг другу. Позавидовать можно! Хотел бы я когда-нибудь поймать такой взгляд в пятьдесят с лишним… Ну это уже в пятьдесят! А мне пока нет и тридцати, и я наслаждаюсь своей молодостью и всеми её преимуществами в виде силы, привлекательной внешности, весёлого нрава… Ведь, если разобраться, молодость даётся человеку для того, чтобы он вкусил всё. И победы, и разочарования, и любовь… Именно из этого складывается жизненный опыт! Хотя в основном жизненный опыт проистекает не из побед, а из разочарований. Именно они нас учат. Это я понял, когда Ольга сравнила меня с Костиком. Да и тот облом с Альбиной… А победы только баюкают.
Вот и меня, как видно, победы на любовном фронте убаюкали.
Как же всё-таки хорошо, что наши курсы послезавтра заканчиваются! Надо скорее домой — и к Нике!
«Сапсан» подплывает к платформе Московского вокзала. Выхожу из вагона и прямо с перрона звоню Нике. Пока ехал, о многом думал, и мне действительно… стало стыдно за свои московские похождения.
— Привет… Я приехал.
— Ох… Ну слава богу! Здравствуй, Макс! — облегчённо выдыхает она в трубку.
— Скажи, когда мы с тобой увидимся?
— Ты правда этого хочешь?
— Да! Я этого хочу, — делаю паузу и повторяю: — Очень хочу!
Я не вру. Мне очень хочется прижать к себе эту хрупкую невысокую женщину так, чтобы почувствовать её тело своим.
— Как скажешь, милый! — с незнакомой мне покорностью говорит Ника. — Если хочешь, могу приехать к тебе домой.
Ох, ничего себе! Это уже что-то совсем новое. Ника — и ко мне в коммуналку!..
— Если это для тебя возможно, я был бы рад.
И это опять правда! Повторяю: я чувствую свою вину перед ней.
— Говори, куда ехать. Как подъеду, сразу позвоню, и ты меня встретишь.
Издали увидев знакомый Land cruiser, ускоряю шаги. Из-за многочисленных уже припаркованных машин и размеров её собственной Нике, видимо, пришлось долго искать подходящее место.
— Привет! — здороваюсь я и ловлю её взгляд.
Господи, сколько же там нежности! Как она на меня смотрит! И молчит…
Импульсивно обнимаю её.
— Прости… — и смущённо отстраняюсь. — Я соскучился. Честно!
— Правда? — радостно взлетают её ресницы.
В ответ снова обнимаю и снова обострённо чувствую стыд за свои московские приключения.
— Пойдём? — я беру её под руку. — Не испугает тебя моя квартира?
— Обновлю воспоминания тридцатилетней давности, — улыбается она. — В детстве я ведь тоже жила с родителями в коммуналке.
В комнате начинаем отчаянно целоваться.
— Макс, ты удивишься, но я приехала к тебе ночевать, — шёпотом сообщает Ника, и я снова ловлю её взгляд. Теперь там напряжение.
— Я очень, очень рад, но ты меня действительно удивила, — и, наверно неуместно, задаю ехидный вопрос. — Ты что, у Вадима отпросилась?
Она странно усмехается, садится на мой диван и произносит с некоторой грустью:
— Готова тебе всё объяснить. Весь этот месяц мне тебя ужасно не хватало, я буквально считала дни до твоего возвращения. И тут ты сам позвонил… А насчёт Вадима — он знает, что я уехала в область по делам фирмы.
Сажусь рядом и прижимаю Нику за плечи. От этого, похоже, снова её глаза оказываются на мокром месте.
— Макс, я люблю тебя… — шепчут губы мне в самое ухо. — Да, я — старая дура, влюбившаяся в мальчика, но если этот мальчик захочет, то буду с ним столько, сколько он будет этого хотеть.
— Послушай, вспомни, что я сказал тебе перед отъездом в Москву. Я не знаю, как называется то, что я чувствую к тебе, но я не хочу с тобой расставаться. Ты стала мне очень дорога. Может, этот смазливый мальчик пока и не знает, что такое любовь, но он без тебя уже не может. Честно! Ты уже часть меня. Я хочу быть с тобой! Только не командуй мной, пожалуйста.
Сам себя ловлю на неожиданной искренности сказанных слов. Ника сейчас совсем другая даже по сравнению с тем разговором. Будто в ней что-то сломалось.
— Макс… — выдохнув, она проводит рукой по моим волосам. — Спасибо, что ты позвал меня сразу после поезда.
— Я так спешил, что даже ничего не купил в холодильник.
— Ой, значит, ты голодный! Давай выскочим в какое-нибудь кафе?
— Только платить буду я, — и, ухмыляясь, добавляю: — Командировочные у меня ещё остались.
Ника притягивает меня за шею, и я слышу её шёпот:
— Наконец-то за меня заплатит мужчина… Ведь даже когда я бывала в разных заведениях с Вадимом, всегда платила сама.
Хочется ей сказать, что то, в чём она только что призналась, является одним из кирпичиков её разочарований, но удерживаю себя.
…Устраиваемся спать на моём диване.
— Только сейчас я в полной мере поняла значение слов: с милым и в шалаше рай, — тихо смеётся Ника, обнимая меня. — Знаешь, а я счастлива! Поцелуй меня, пожалуйста…
Утром мы вставать не торопимся. Во-первых, очень поздно заснули, а во-вторых, надо переждать очередь в ванную.
— Ну что, при утреннем свете я ужасно выгляжу с размазанным макияжем? — робко спрашивает Ника.
— Не говори глупостей…
В ответ целую её долгим поцелуем и ехидно заявляю:
— Вот из-за тебя я сегодня опоздаю, и хозяйка фирмы меня за это выгонит с работы.
— Хозяйка фирмы готова выгнать тебя на весь сегодняшний день, чтобы ты отдохнул. Согласен?
— С одним условием: если отдыхать мы будем вместе.
— Ты этого хочешь?
Молча киваю. Я действительно хочу провести этот день с ней. Уверен, что ей это будет приятно.
— Тогда я отложу свои сегодняшние дела, — с готовностью соглашается Ника и предлагает: — Съездим куда-нибудь… — и вдруг, наверно, испугавшись, что опять начала командовать, виновато спрашивает: — Может, ты хочешь… как-то по-другому?
Притягиваю её за шею и шепчу на ухо:
— Сначала по-другому, а потом обязательно съездим…
Ника оставалась у меня две ночи, потому что после первой мы целый день провели вместе, и из Выборга, куда решили всё-таки отправиться погулять, вернулись так поздно, что я предложил ей уже домой не ездить.
Я не переставал удивляться: со мной всё это время была совершенно другая, прежде незнакомая мне женщина. Мягкая и уступчивая… Как её поведение отличалось от того, которое демонстрировалось ею тогда, в пансионате! Отвечая на эти изменения, принимая их, я совершенно искренне был готов и сам вывернуться наизнанку, чтобы она чувствовала себя комфортно в своём новом состоянии. Мне хотелось быть с ней ласковым и предупредительным, и я очень старался быть именно таким. Чего греха таить, ведь раньше, с ней прежней, я был таким же нагловатым ловеласом, как и с другими своими женщинами. Как-то сама собой в голову пришла мысль, что если Ника ради своего чувства нашла в себе силы изменить своё поведение со мной, то просто необходимо то же самое сделать и мне. И необходимо это, потому что я хочу, чтобы она такой была всегда. Я этого очень хочу! Может, начал узнавать, что такое любовь?
Когда уже совсем перед сном я прижал Нику к себе и признался, что провёл самый счастливый день в своей жизни, то в свете ночника увидел на её глазах слёзы. На мой вопрос, почему плачет, она ответила, что тоже в первый раз испытала и поняла, что такое взаимное счастье.
Короче, голова у меня просто едет. Получается, что я… влюбился. Конечно, влюбился, если уже начал чудить! Сегодня на работе, выйдя в коридор, я позвонил Нике и сказал, что скучаю. И это было правдой!
Договорился с Костиком о своём визите. Хочу пообщаться. Ну вот возникла такая потребность… Хотя мы и не обсуждали с ним его отношения с Ольгой, но уверен, что они есть, уже хотя бы потому, что, когда я предложил встретиться, он не сразу назвал день и время. Наверно, соотносил нашу встречу со своими встречами с ней.
— Привет, Максим! — Костик, улыбаясь, пожимает мне руку и пропускает в квартиру. — Я очень рад, что ты наконец появился. А когда позвонил из Москвы, то у меня наступил просто шок.
— Тогда поговорить с тобой захотелось, — признаюсь я. — Там порой бродил по центру и сравнивал два города, вот и решил это обсудить.
— Поверь, я был очень рад, что тебе захотелось обсудить со мной то, что мне самому интересно. Проходи! Сейчас кофе сварю.
На кухне хозяин ставит на стол чашки и сахарницу, а я сразу сажусь на знакомый табурет и уже ощущаю некоторый дискомфорт, предвкушая предстоящий разговор.
— Слушай, Максим, можно попросить тебя об одной услуге? — наливая кофе, спрашивает Костик.
— Конечно! Что ты хотел?
— Понимаешь, дверь на лоджию перестала закрываться. Что-то случилось с защёлкой. От каждого порыва ветра распахивается… Может, посмотришь?
— Давай прямо сейчас?
— Ага! Пошли!
В знакомой комнате обращаю внимание на прикрытую пледом тахту. В изголовье лежат две подушки. Оч-чень интересно…
Прохожу к выходу на лоджию и отдёргиваю шторы. Вот и дверь. Ну — ясно! Защёлку заело, надо вынимать.
— Отвёртка есть?
— Сейчас!
Костик уходит в прихожую за инструментом, а я непроизвольно окидываю взглядом комнату. На маленькой тумбочке, стоящей около тахты, в свете, появившемся после отдёргивания штор, поблёскивает знакомый мне кулончик. Ясно… Значит, Ольга его здесь забыла. Ну что ж! Рад я за них!
— Вот! Такая подойдёт?
— Угу…
Только сейчас обращаю внимание на то, как он изменился. Раньше я порой видел его небритым и лохматым, а теперь всё в нём очень аккуратно и даже ухожено! Неужели это Ольга на него так повлияла? Когда мы говорили по телефону, я специально не спрашивал про их отношения, но теперь мне стало всё ясно и без вопросов.
Дверь я отремонтировал быстро, и теперь мы спокойно пьем слегка остывший кофе. Внимательно смотрю на Костика.
— Ты за прошедший месяц изменился. Не только внешне… — замечаю я как бы вскользь. — Это бросается в глаза.
— Оля меня подстригла…. И ещё сказала, что хочет видеть аккуратным. Она тут часто бывает. Всегда просит, чтобы я ей поиграл. Просит либо Шопена, либо Моцарта. Я играю, а она садится на тахту в уголок и иногда даже… на глазах слёзы. Однажды попросила меня сесть рядом и стала говорить, что ей стыдно, какая она плохая, как у неё было с другими парнями, ну и про тебя тоже… Назвала себя давалкой…
— Ну а ты?
— Ох, Максим… Мне так её стало жалко! Я сказал, что мне наплевать на это всё, потому что она мне очень нравится. Тут она совсем расплакалась. В общем, после этого рассказа я честно ей сказал, что ничего такого у меня в жизни ещё не было. Не знал, как она отреагирует, но решил, чтобы всё было по-честному. Боялся очень, что посмеётся надо мной… А она… обняла меня и поцеловала. Это был наш первый поцелуй.
— Извини, мне показалось, что она теперь тут часто… задерживается.
— Да… — он несколько растерянно смотрит на меня и торопливо сообщает: — У нас уже всё… по-взрослому. Даже ночевали… несколько раз вместе. После первого раза у неё потом дома был скандал, и она жила тут четыре дня.
— Я за тебя рад, — и командую: — Доставай рюмки!
— Знаешь, однажды утром Оля сказала, что хочет всегда просыпаться рядом со мной… — смущённо произносит Костик, лезет за посудой, но оборачивается. — Максим, я её люблю! Мне без неё плохо. А с ней я чувствую себя… мужчиной! Так хочется, чтобы она видела во мне… свою опору, что ли… Она же слабая маленькая девчонка!
Виски разлит по рюмкам. Поднимаю свою и вдруг понимаю, что могу сказать традиционную в таких случаях пошлость. Хорошо, что это до меня дошло! Вовремя!
— Давай выпьем за вас с Ольгой — предлагаю я. — Очень хочу, чтобы у вас всё было здорово, так, как вы хотите.
Конечно, тоже сказано достаточно банально, но всё-таки не так, как я подумал сначала.
— Спасибо, Максим. Вообще мы…
В это время в прихожей раздаётся звонок.
— Я сейчас! — вскакивает Костик и идёт открывать.
Клацают замки…
— А вот и я! — слышу я радостный возглас Ольги. — Возьми, пожалуйста, сумку. Здесь мои шмотки.
— Ты… договорилась со своими родителями!
— Ага! Сказала, что я уже взрослая девочка! — и она смеётся. — Ты рад?
Явно слышны звуки поцелуев.
— Ко-остя… Какие у меня потом будут губы! — и опять смех.
— Пошли! Максим пришёл, — наконец докладывает Костик. — Он только что пожелал нам, чтобы у нас с тобой всё было хорошо.
— Максик, привет! — весело здоровается Ольга, заходя на кухню.
Мой слух неприятно режет это обращение из прошлого: «Максик», но я стараюсь не обращать на это внимание.
— Оля, не называй, пожалуйста, Максима Максиком. Это — мой друг.
Сделанное замечание удивляет меня спокойным тоном и скрытой жёсткостью. Спасибо… Вступился так же, как и тогда Ольга за него.
— Хорошо, любимый! Прости меня… Я больше не буду, — она спокойно обнимает Костика, ласково целует и поворачивается ко мне. — Макс, тоже прости. Как Костиному другу объясню тебе: мы решили жить вместе.
А мне он об этом совместном решении не сказал!.. Наверно, просто не успел, приход Ольги помешал. Понятно, что она сбежала от родителей ради своего парня. Но это же так здорово! Странно, но мне их отношения напоминают моё нынешнее общение с Никой. И мне… хочется такого же! Особенно после наших полутора суток, проведённых вместе.
Выхожу в коридор офиса и встречаю Георгия Николаевича. Он приехал в город по делам своего пансионата.
— Здравствуйте, Максим! — предварительно оглядевшись, очень тепло приветствует он меня.
Понимаю, что, если бы кто-то был свидетелем нашей встречи, он бы назвал меня по имени и отчеству.
— Здравствуйте, Георгий Николаевич! — и с удовольствием пожимаю протянутую руку. — Могу чем-нибудь помочь?
— Нет, спасибо. Я уже справился сам. Ну, как вы тут воюете? Слышал, что были в Белокаменной?
— Да, учился налоговому законодательству… Только… В общем, Георгий Николаевич, могли бы мы с вами где-нибудь посидеть и поговорить?
Просто, увидев прежнего педагога Костика, я сразу же вспомнил про свои мысли насчёт его ученика и музыки. Мне кажется, что настало время обсудить эту тему.
— Что-нибудь случилось? — осторожно спрашивает он.
— Нет, ничего не случилось. Я хотел поговорить с вами о Константине, — и, видя удивление, поясняю: — Я хорошо знаком с сыном Ники, можно даже сказать, что мы с ним подружились, и поэтому, кажется, понял, чем ему надо заниматься в этой жизни. Скажу честно, мне его будущее не безразлично.
— Гм… Рад, что я в вас не ошибся, — усмехается Георгий, снова оглядевшись. — Готов где-нибудь посидеть и поговорить.
…Уже час сидим в кафе через квартал от офиса. Я рассказал всё, что можно было рассказать про Костика, про его учёбу для получения нелюбимой профессии.
— Да… Ай да Ника… — вздыхает мой собеседник. — И тут парня согнула! Вы не представляете, Максим, как он играл уже тогда, в своей ранней юности. Поверьте профессионалу — это талант! Понимаете, технике перебирания клавиш можно научить практически любого и с любыми руками, а вот проникновению в… душу каждого произведения научить нельзя. Это тончайшее чувство. Для такого проникновения сам исполнитель должен иметь огромную душу. О таких людях говорят, что они поцелованы Богом. Константин из таких.
Он делает паузу, вздыхает и смотрит в пустую кофейную чашку.
— Ладно! — будто решается он. — Есть у меня один старый приятель… Правда, давно мы с ним не пересекались — жизнь как-то развела. Он преподаёт в Консерватории. Я попытаюсь его найти, встретиться и поговорить про Костю. Всяких обсуждений моего варианта пока устраивать не надо, дайте мне время на переговоры, а там всё будет ясно. Давайте обменяемся мобильными, чтобы я мог вам сразу же всё доложить.
Опять наступает пауза, в течение которой Георгий долго смотрит на меня.
— Спасибо вам, Максим, за Константина. Очень я рад, что у него появился такой друг в вашем лице. Костя очень… хрупкий, тонкий человек. Не хотелось бы, чтобы сломался и огрубел. Как друг, берегите его! Вы наверняка ему нужны, если готовы принять участие в его судьбе.
— Стараюсь… — и задумчиво несколько раз киваю. — Знаете, он мне нужен не меньше, чем я ему.
Естественно, Нике, даже при всех её нынешних изменениях, о разговоре с Георгием я говорить не стал. Не уверен, что она правильно поймёт моё участие в Костиковой судьбе. И ещё… Боюсь, что она обидится на меня за такое вмешательство во внутрисемейные дела. Я действительно боюсь её обиды и возможного последующего охлаждения. Я этого не хочу! Не хочу, потому что хочу быть с ней.
Мы общаемся почти каждый день. То она приезжает в наш бухгалтерский офис, то вместе заезжаем в какой-нибудь спа-салон для инспекции, а потом вместе обедаем. При этом платить за себя я мягко не позволяю.
Уехавший наконец на целую неделю в Москву Вадим дал нам с Никой возможность пожить это время вместе. Конечно, приходилось, как обычно, соблюдать правила конспирации, чтобы не давать лишней информации бдительным соседям. И опять я не мог не сравнивать то, как проходили наши встречи раньше, и то, какими они стали сейчас. На смену проявлениям бурной страсти пришли нежность и… бережность. Оказывается, просто сидеть, прижимая к себе женщину за плечо и зарываясь носом в её волосы, обалденное удовольствие.
Ника все эти дни сама готовила нам ужин, обязательно спрашивая, что бы я хотел поесть. Оказывается, они с мужем чаще ужинали не дома. Замечая, что она начинает суетиться на кухне, я всегда приходил к ней туда и с удовольствием помогал, чем могу. Первый раз в ответ на её попытки выгнать пришлось объяснить, что тем самым она лишает меня удовольствия делать с ней что-то вместе. Ответом снова стал взлёт её ресниц и долгие, долгие поцелуи… Жаль только, что через неделю, а вернее, через пять дней всё это счастье кончилось.
Исподволь наблюдаю за Никой в деловой обстановке. Тут изменений никаких не произошло. Всё как и всегда — жёсткость и всевластие хозяйки. Наверно, это так и должно быть, чтобы народ не расслаблялся. Отдаю ей должное — самодурства я у неё пока не замечал, но халдейство принимает благосклонно. Со мной на работе она ведёт себя очень сдержано, даже суховато.
Сегодня получил от хозяйки жёсткую, но справедливую выволочку. Был реальный «косяк» с моей стороны. Алла Ивановна предупреждала, но я настоял на своём и оказался неправ. Вот теперь думаю: а ведь после работы мы должны встретиться у меня дома и не продолжится ли там разбор полётов. Честно говоря, побаиваюсь… В моей коммуналке Ника снова стала бывать регулярно. Что делать, если Вадим в свою Москву опять не торопится!
Едва я закрываю за нами дверь своей комнаты, как она кладёт мне руки на плечи.
— Макс… Дорогой мой… Любимый мой… — на её глазах снова слёзы. — Прости меня… Я не хочу, чтобы ты на меня обижался, но это была только твоя ошибка!
Прижимаю её к себе.
— А кто сказал, что я на тебя обиделся? — шепчу ей на ухо. — Всё было по делу. Работа есть работа, а там — ты мой начальник и хозяйка. И ты была права…
— Ты правда не обиделся? — и шмыгает носом.
— На что же мне обижаться? Ну всё… Хватит плакать… Всё…
Долго её целую…
Когда потом я её провожаю до машины, перед тем как сесть за руль, она порывисто обнимает меня, и я слышу:
— А после работы мой хозяин — ты!
Ох-х… Тяжела же ты, шапка Мономаха! Это я вспомнил свои мысли в Москве, в Александровском саду о семье. Помнится, тогда я сам себе сказал, что и Ника, и Костик теперь становятся моей семьёй, а значит, я должен их защищать.
Вот уж тоже защитник!
— Максим, здравствуйте! — голос Георгия в трубке звучит с интонациями Юрия Левитана, когда тот во время войны объявлял о взятии нашими войсками очередного города. Я слышал эти старые записи. — Готов сообщить вам хорошие новости. Завтра буду в городе и хочу с вами встретиться.
— Конечно, Георгий Николаевич! Как сможете подойти в то же заведение, готов к вам выскочить.
— Это правильно. В нашем деле секретность на сегодняшний день очень важна, — и смеётся.
Захожу в знакомое кафе и вижу уже ждущего меня за столиком Георгия. Даже кофе он мне заказал!
— Здравствуйте! Спасибо за кофе, — и пожимаю его руку.
— Не за что! Пейте, а я буду рассказывать.
Сажусь. Хорошо, что мой американо уже слегка остыл. Не люблю горячего.
— Нашёл я своего старого приятеля, а вернее, однокашника. Рад этому во всех смыслах и вам тоже благодарен за это. Ведь если бы вы не рассказали мне про Константина, вряд ли бы я стал искать Мишку. А так вот нашёл, и мы с ним встретились. Ну сначала поделились каждый своим… Естественно — не виделись почти десять лет. Конечно, затронули тему доходов. Оказалось, что я на своём месте зарабатываю даже больше, чем он, преподавая в Консерватории, и если бы не частные уроки, то было бы совсем тяжко. Знаете, мне что-то так обидно стало! Получается, что труд людей, воспитывающих будущее нашей духовности, стоит меньше, чем труд человека, по сути являющегося смотрителем дома свиданий… Печально всё это! Ну да ладно! Короче, рассказал я ему про Константина — и по своим ощущениям от занятий с ним, и то, что сейчас он старается как-то сохранять форму. Миша заинтересовался. Я всегда любил и уважал в нём своеобразное подвижничество… Может, если бы не оно, то он тоже нашёл бы себе более хлебное место, а вот всё-таки пытается воспитывать молодёжь…
Георгий вздыхает и на какое-то время задумывается. Я молчу, понимая, что, возможно, сейчас он заглянул в себя.
— Так вот… — он продолжает. — Миша предложил, чтобы Костя вместе со мной как-нибудь подъехал к нему, чтобы его можно было прослушать. Ну а потом уже принимать какие-то решения о дальнейших шагах. Что вы на это скажете?
— А вы не хотите сначала сами встретиться с Костей и его послушать? — осторожно спрашиваю я. — Он живёт отдельно от матери. Правда, не один живёт, с девочкой…
— Гражданским браком?
— Да. По-моему, она в него влюбилась, в том числе и из-за музыки. Всё время просит, чтобы он ей играл Шопена и Моцарта.
— Ух ты! — видно, что мой собеседник с удовольствием воспринял моё сообщение. — Ну, если это будет возможно, я бы с удовольствием встретился с Константином и послушал бы его тоже.
— Отлично! Теперь я смогу всё ему рассказать, и мы наметим время встречи. Он ведь, наверно, захочет подготовиться, чтобы не ударить в грязь лицом.
— Ой… Максим! Я не говорил вам, но этот человек всегда играл по… наличию вдохновения. Ещё тогда мне даже казалось, что ему надо готовиться только чисто технически. Остальное к нему приходит… сверху. Вы посмотрите на его глаза, когда он сидит за роялем! Ну или за пианино… Он весь — там! — и палец Георгия указывает вверх.
Стыдно, но я ещё ни разу не присутствовал при игре Костика. Сказать мне нечего, и я только киваю.
Этим же вечером, прогуливая занятия в автошколе, куда я вернулся для завершения курса, звоню в дверь Костиковой квартиры. Я в этот раз не предупредил, и дверь мне открывает Ольга.
— Привет! Костя дома?
— Он будет через полчаса. Звонил, что заходит в метро.
— Отлично! Тогда у нас есть время.
— Ты что… — у неё расширяются глаза, и она отступает на шаг. — Макс, у меня есть мужчина, которого я люблю. Уходи! Я не собираюсь с тобой…
— Тьфу! Дура! — раздражённо прерываю её, понимая, о чём она подумала. — Поговорить я с тобой хочу, пока Кости нет. Идём, сделай мне кофе, если не трудно.
Подозрительно оглядываясь на меня, она первой входит на кухню. Иду следом и сажусь без приглашения.
— Пока там шуршишь, слушай внимательно, — начинаю я. — Я знаком с Костиным бывшим преподавателем в музыкальной школе. Он говорит, что у него талант, который нельзя зарывать, а мамаша сунула сына в Медицинский. Вот скажи, зачем менять классного пианиста на плохого врача?
Насыпающая в кофеварку кофе Ольга поворачивается, и я вижу её реально отвисшую челюсть.
— Так вот… Есть возможность показать Костю преподавателю Консерватории. Я уже это обсудил. Ну а там — как карта ляжет.
— Макс… — у неё явный столбняк.
— Погоди! Я ещё не всё сказал. Я хочу знать: ты, как девчонка, которая его любит, готова ему помогать?
— А что надо делать?
— Уф… Что, что? Для начала убедить в том, что стоит взбунтоваться против мамашиного выбора своего будущего. Он же будет сомневаться, опасаться родительского гнева… — и улыбаюсь. — А у тебя уже есть опыт. Потом, наверно, надо будет создать ему условия, когда он начнёт всерьёз заниматься музыкой. Сможешь?
Она молчит, но видно, что о чём-то думает.
— От тебя многое зависит, — продолжаю я наступление. — Он тебя любит и верит тебе. Пойми, его надо поддержать.
— Макс… Ты прав… Прости, я, наверно, действительно дура… — вздыхает Ольга и повторяет: — Малолетка и дура… Понимаешь, до того как мы стали жить вместе, я многое представляла себе по-другому. Я люблю Костю и знаю, что он любит меня. Знаешь, как это прекрасно, когда тебя искренне любят! Хотя ты, прости меня, это вряд ли знаешь… Но это действительно прекрасно! Только и от меня это требует многого. Не только приготовить еду и кинуть шмотки в стиралку. Костя, он же такой…
— Витающий в облаках, — подсказываю я.
— За это я его и люблю, — очень серьёзно говорит она. — Ты и такие парни, как ты, твёрдо стоите на земле. У вас нет… полёта! А Костя летает! — при этом на её лице появляется такое же мечтательное выражение, как и у этого ботаника. — Знаешь, мне кажется, что после нашего знакомства я тоже стала немножко летать. Ты прав… Многое теперь зависит от меня. Я буду стараться!
В передней клацают замки. Жаль… Не успели договорить. Хотя, кажется, главное уже прозвучало.
— Макс, ты прости меня. Когда ты пришёл, я подумала… Извини! — и Ольга бежит в прихожую. — Костя! Здравствуй!
Опять слышны звуки поцелуев…
— Костя, у нас Макс, и я его обидела, — слышу я тихое признание.
— Как это?
— Ну он пришёл, а я подумала, что… Ну ты понял… А он пришёл тебе рассказать… В общем, он мне уже рассказал и теперь расскажет тебе!
Слушаю всю эту сказанную полушёпотом сбивчивую ахинею и думаю, что Костику просто повезло. Хотя, может быть, если бы он не сделал себя таким, какой есть, то Ольга скорее всего в него бы не влюбилась.
— Здравствуй, Максим! — появляется на кухне хозяин квартиры. — Ты что-то хотел мне рассказать? Оля всё ещё в прихожей выложила.
— Да. Привет тебе от Георгия Николаевича.
— Ой… Это… Это из музыкальной школы? — округляет он глаза. — Вы где встретились? Он же был таким классным учителем!
Приходится рассказывать всё с самого начала.
— Ну и как ты себе это всё представляешь? — несколько уныло спрашивает Костик, выслушав мой рассказ.
Мы втроём сидим около кухонного столика, и я обращаю внимание, как напряжённо смотрит на своего любимого Ольга. Теперь она смотрит на меня с явным вопросом во взгляде. Ясно. Надо объяснять!
— Послушай… Когда-то я говорил тебе, что у меня есть мысли про твои занятия музыкой, и мы договорились, что я тебе изложу их позже. Помнишь?
Кивает.
— Я уже тогда был знаком с Георгием, но искал возможность поговорить про тебя обстоятельно. Вот теперь все разговоры состоялись и есть какой-то результат. В чём ты сомневаешься?
— Пойми, я даже боюсь сказать матери о том, что мы с Олей живём вместе! Кто знает, как она отреагирует и какие будут её дальнейшие действия…
— Я только не понял: ты что, ей собираешься обо всём докладывать? — пускаю я в ход ехидство.
Вздыхает и смотрит в окно. Это он так сомневается.
— Костя… — Ольга берёт его за руку. — Надо попробовать… — и вдруг, улыбаясь, добавляет: — А я буду за тобой папку с нотами носить…
Может, потому, что любимая девчонка сказала своё слово, Костик, повернувшись к ней, обнимает её, прижимает к себе и целует, совсем не обращая внимания на моё присутствие.
— Ты хочешь, чтобы я попробовал? — тихо спрашивает он.
— Конечно! — она улыбается и несколько раз кивает.
— Слушай, я не пойму, что у тебя за сомнения? — не выдерживаю я. — И вообще… Надо сперва ввязаться в драку, а потом видно будет! Ты же всегда хотел!
— Понимаешь, Максим, с той поры прошло много времени, — Костик вздыхает. — Многое изменилось. Меня ведь содержит мама. Если, рассердившись, она перестанет давать деньги, на что мы будем жить? Раньше я был один и мог рисковать, а теперь у меня есть Оля, и я должен думать о ней!
Господи, как же Ольга на него смотрит! С какой любовью!
— Костя, я найду работу и буду зарабатывать, — тихонько вставляет она своё слово.
— Вот видишь? — он снова вздыхает и тихо ворчит: — Не хватало ещё, чтобы я был у неё на содержании.
— Оля, а ты — парикмахер? — на всякий случай интересуюсь я, поскольку вспомнил её рассказы в автошколе и у меня уже возникла мысль пристроить её в Никину фирму.
— Угу… Училась, только потом там мест не оказалось…
— Может, удастся тебя к его матушке пристроить, — и киваю в сторону Костика. — Пойдёшь?
— Ну конечно! А что будет, если она узнает… про нас?
— Тогда и будем думать, — и опять не выдерживаю. Достали меня эти теперь уже двое ботаников! — Короче! Приглашать Георгия Николаевича?
— Приглашать! — вдруг жёстко произносит Ольга. — Макс, кажется, я поняла, о чём ты говорил.
Она внимательно смотрит на меня, и мне становится ясно, что только сейчас до неё дошёл смысл всего сказанного мной до возвращения Костика домой.
Организовал визит Георгия к Костику, который явно был рад этой встрече и потом долго ему играл. Я первый раз слушал такую музыку. При этом обратил внимание на то, как слушал своего бывшего ученика бывший преподаватель. Мне показалось, что в восприятии этой музыки им и Ольгой было что-то похожее. Ольга, как и рассказывал Костик, забилась в угол тахты и поджала к подбородку колени. Я видел её остановившийся взгляд в никуда, а скорее — внутрь себя. Георгий сначала, как мне показалось, несколько придирчиво смотрел на легко бегающие по клавиатуре пальцы, а потом встал со стула и подошёл к окну. Так я и видел только его спину до самого конца этого действа. Что касается меня, то, может, я ещё не дозрел до понимания такой музыки. Изысканные переливы звуков мне, конечно, нравились, но не могу сказать, чтобы я был ими поглощён хотя бы так, как Ольга. Приятно послушать, но не более того.
Потом Георгий, подойдя к Костику и обняв его за плечо, сказал, что он просто обязан идти в Консерваторию на прослушивание. В ответ тот только грустно кивал. Ну что мне делать с ним? Подруга-то куда смотрит?
Пока бывшие учитель и ученик общались, позвал её на кухню. Хотел выругать, но она сама сказала, что много обо всём этом говорила и что Костик реально боится остаться без средств. Стала просить меня поторопиться, если это возможно, с устройством её на работу. Я понял, что эти проблемы надо решать в связке, и на следующий же день озадачился.
Теперь, когда остаюсь один, анализирую свои отношения в моём нынешнем коллективе. Конечно же, он отличается от того, в котором я работал прежде. Сам офис малочисленный. Основной состав фирмы разбросан по разным заведениям, расположенным и в городе и, как пансионат Георгия, в области. Таких удалённых точек у Ники три. Люди у нас разные. Собственно, это естественно — не могут же все быть одинаковыми! Свой анализ я делаю для того, чтобы понять, к кому из заведующих салонами можно обратиться насчёт Ольги.
Не сомневаюсь, что отношения хозяйки и главного бухгалтера для сотрудников фирмы являются секретом Полишинеля. Об этом в первую очередь говорит поведение некоторых из них. Халдейство по отношению к Нике начинает распространяться и на меня. Порой чувствую, что мой зад этими некоторыми вылизан уже до блеска. Другие, такие же халдеи, относятся ко мне с точностью до наоборот. С их стороны я чувствую холод и даже скрытую враждебность. Может, это своеобразная конкуренция? Есть и третьи. Это люди, которые общаются со мной спокойно и ровно. Эта форма взаимоотношений мне знакома по прежней работе, где я ни с кем не был особенно близок, да и общался в основном по служебной необходимости. Женская часть служебного сообщества наверняка уже давно обсудила мою внешность, но особых знаков внимания я не замечаю, что лишний раз укрепляет меня в понимании общественного мнения обо мне и хозяйке. Что касается моего отношения к различным проявлениям моих нынешних сотрудников, стараюсь воспринимать всё разумно. Чего греха таить, подчёркнутая предупредительность греет самолюбие, однако умом понимаю, что это только из-за отношений с Никой. Стоит им измениться, как изменится и отношение ко мне, а значит, верить таким людям глупо. Те, кто злопыхательствует за спиной, менее опасны. Тут всё на поверхности. Однако если наступят изменения в моём положении при Нике, жрать будут и те и эти.
Заведующая же одним из наших салонов, Нина Васильевна, солидная дама уже в годах, относится к третьим, то есть у нас с ней нормальные доброжелательные контакты. Каждый раз, когда у неё возникают какие-то трудности, которые я могу помочь разрешить, обязательно это делаю. Салон, которым она управляет, находится в арендуемой нами части спорткомплекса в одном из спальных районов города. Наблюдая за этой заведующей, я понял, что такое самодостаточность. Она действительно самодостаточный человек, в первую очередь потому, что является хорошим специалистом в своём деле. Имея хорошее медицинское образование, всегда подробно и даже дотошно консультирует клиентов. С Никой держится спокойно и с достоинством, порой даже позволяя себе мягко спорить с хозяйкой, аргументированно отстаивая своё мнение, и поэтому пользуется у неё уважением, хотя и держит всегда некоторую дистанцию. И надо сказать, эта дама добивается своего! Вот уж поистине — пример для подражания. Только для всего этого надо быть специалистом в своём деле, а я пока ещё и тут — пацан.
Может, обратиться к ней?
— Ну конечно, Максим Петрович! Пусть ваша знакомая приходит. Мы посмотрим, что она умеет, а если чего-то не умеет — научим. Главное, чтобы у неё был вкус. Ведь хорошо стричь людей — это тоже искусство! — заведующая салоном со спокойным энтузиазмом соглашается исполнить мою просьбу.
— Спасибо, Нина Васильевна! Ольга придёт к вам. Она хорошая девчонка.
Всей правды я, конечно же, говорить ей не стал.
В общем, Костикову пассию пристроить удалось. Он буквально через два дня после её устройства позвонил мне и пригласил в гости. Когда я пришёл, то увидел на кухне накрытый стол, за который меня сразу же и усадили. Оказалось, что инициатором всего этого события стала Ольга. Как она выразилась, они с Костей должны «проставиться». Признаюсь, неплохо посидели. Мне всё хотелось продолжить разговор про прослушивание в Консерватории, но как-то не складывалось. Было понятно, что в данный момент эти два влюблённых голубка настолько погружены друг в друга, что на что-то или на кого-то ещё их просто уже не остаётся. Ладно… Надо взять паузу и вернуться к этому вопросу позже. Пусть Ольга хотя бы первую зарплату получит.
Вообще за последние две недели всё сложилось достаточно успешно. Даже слишком успешно! Однако именно эта успешность почему-то меня и тревожит. Когда-то в старой юмористической книжке я вычитал мысль о том, что если всё идёт слишком хорошо, то, значит, мы просто чего-то не заметили. Чего же тогда во всех этих событиях я не заметил?
Провели с Никой ещё один прекрасный день в Выборге. Нравится мне этот городок! Такой уютный, спокойный. Не знаю, как тут зимой, но в конце августа просто замечательно. Эти старые узкие улицы, мощённые камнем, которые просто пахнут веками! Сам того не ожидая, начал с ней об этом говорить. Оказалось, что не просто так мы сюда ездим. В детстве она жила здесь с родителями, пока те не поменяли свою выборгскую квартиру на комнату в ленинградской коммуналке. Это было сделано для будущего поздней и потому очень любимой дочери, которая с самого детства мечтала стать врачом. Понятно теперь почему бедный Костик угодил в Медицинский! Вот ведь как жизнь порой поворачивается…
Между всеми делами наконец-то получил права. Мы с Никой даже это отметили, воспользовавшись очередной поездкой Вадима в Москву. Водить машину мне очень нравится, порой даже кажется, что я интуитивно чувствую, что надо делать в том или ином случае. Хорошо бы накопить на свою, пока не утратил навыков, полученных в школе.
Первую зарплату Ольга уже получила. Позвонила мне сама, похвасталась и сообщила, что они с Костей снова ждут меня на праздник.
— Ну а вообще как работается? — интересуюсь я, уже сидя за столом. — Всем довольна?
— Знаешь, Макс, вроде всё хорошо, меня опять учат, и я этому рада. Учусь пока делать мужские стрижки.
— Погоди, ведь ты уже всё это однажды проходила, — не понимаю я.
— Ой! — отмахивается она. — Так, как меня учили раньше, это всё равно что никак. Абсолютно разный уровень.
— Короче, ты довольна?
— Ну конечно! Мне нравится, что и мной довольны. Я ведь очень стараюсь! Только есть одна проблемка… Вот Костя знает.
Костик, молча слушающий наш диалог, грустно кивает.
— Это ещё какая?
— Макс, ты должен меня понять. Я ведь девочка с неплохой внешностью…
— Пристают мужики? — догадываюсь я.
— Угу… — она тоже грустно улыбается. — А если я себе на роже шрам организую, ну чтоб отпугивал, Костя меня разлюбит…
Мы все понимаем, что это шутка, но Костик всё равно прижимает её к себе.
— Никогда… — полушёпотом обещает он и целует.
Голубки…
— Ну а отношения с другими? Коллектив-то как к тебе относится?
— Коллектив… Мне иногда кажется, что с какой-то опаской.
— Ты, случаем, никому не говорила, что это я тебя туда устроил? — спрашиваю и сам чувствую в своём голосе напряжение.
Ольга бледнеет.
— У меня однажды вырвалось, что если бы не ты, то не знаю, что бы и делала…
Это говорится почти шёпотом и со стеклянным взглядом. Дошло… Жаль, что поздно.
— Что ты натворила… — вырывается у меня. — Вот теперь и я не знаю, что делать.
Сказать, что я встревожен, — ничего не сказать. Ощущаю что-то вроде паники. Эта невинная фраза, произнесённая при бог знает каких свидетелях, может убить реально всё!
— Максим, а если она узнает, что тогда? — Костик, кажется, тоже проникся…
Молчу. Что я могу этим ботаникам сказать, когда сам ещё ничего не обдумал.
— Я же говорила, что я дура и малолетка! — и у Ольги слёзы.
— Ладно! Давайте успокоимся, — вздыхаю я. — Может, пронесёт. Ну а если не пронесёт, то будем решать проблемы по мере их поступления.
Едва Нина Васильевна приехала к нам в офис, как я прошу её отойти в сторонку.
— Ну как Ольга работает? — задаю вопрос, стараясь не показывать беспокойства.
— Вы знаете, Максим Петрович, претензий к ней нет. Явно очень старается, и, думаю, толк из неё выйдет.
— А как насчёт вкуса?
— С этим тоже всё хорошо. Повторяю: девочка сможет работать. Я уверена. Только скажите вашей протеже, чтобы она не очень распространялась, как ко мне попала. То есть что она — блатная. Не уверена, что вы хорошо представляете, что такое бабский коллектив.
При этих словах почему-то сразу вспоминаю, как Алла Ивановна тихонько настучала Нике о пробелах в моих знаниях, вместе того чтобы сказать мне это прямо.
— Хозяйка не любит, когда кто-то из блатных приходит без её на то разрешения, — между тем продолжает заведующая салоном. — Вы, наверно, не знаете, но Вероника Михайловна стричься ездит только к нам. Её всегда Лиза обслуживает. Это уже давно так повелось. Они чуть ли уже не подружки.
От услышанного моё беспокойство возрастает.
— А что, кто-то интересуется?
— Увы… Мне напрямую задали вопрос: не Максим ли Петрович попросил за новенькую.
— А вы?
— Пришлось резко ответить, что эти вопросы касаются только меня. Ну а что я ещё могла сказать?
— В случае чего у вас-то неприятностей не будет? — деликатно спрашиваю я.
— Не знаю. Вероника Михайловна, мне кажется, меня ценит, — теперь она смотрит на меня почти с укором.
— Нина Васильевна, скажу вам всё честно: Ольга — девочка сына Вероники Михайловны Кости. Мать, держа на расстоянии, достаточно жёстко контролирует его жизнь. Причём делает это не всегда… деликатно. Я с ним дружен и хотел им помочь, но не знаю, как она это воспримет. Мне наплевать на то, что про меня и хозяйку болтают на фирме, и это не то, что кто-то себе, наверно, уже нарисовал.
Взгляд заведующей салоном меняется.
— Что ж вы сразу-то мне не сказали…
— А что бы изменилось?
— Может, придумали бы что-то… Честно говоря, я тоже боюсь, что когда Вероника Михайловна приедет стричься, Лизка ей что-нибудь нашепчет. Она мастер высочайшего класса, но стерва редкостная.
День не задался с утра. Работаю с налоговой инспекторшей, которая нас проверяет. Хотя пока всё вроде бы и ничего, но всё-таки неуютно. Это первая такая процедура в моей бухгалтерской практике, и, естественно, волнуюсь.
Чёрт! Ещё и телефон звонит…
— Максим Петрович, похоже, вас ждут большие неприятности, — напряжённым тоном сообщает мне Нина Васильевна. — Я уже своё получила.
— Что случилось? — рассеянно спрашиваю я, отрываясь от очередных бумаг, но тут до меня доходит. — Что, приезжала?
— Да. Здесь была Вероника Михайловна. Думаю, что Лиза всё ей изложила.
— Ну и что? — и чувствую, как меня начинает пробирать холодок от предчувствия грядущей сцены.
— Максим Петрович… Она вне себя! Я пыталась ей объяснить, что вы мне сказали, но она приказала мне замолчать и не вмешиваться, потом выскочила, прыгнула в машину и так рванула!..
М-да… Что-то меня теперь ждёт…
— А насчёт Ольги она что-нибудь говорила?
— Нет… Этих указаний я пока не получала.
— Простите меня, Нина Васильевна. Это я виноват во всём…
— Да ладно… Что уж теперь делать!
Дверь в помещение бухгалтерии не открывается, а распахивается. Поднимаю глаза — Ника с абсолютно белым лицом стоит в дверном проёме. Такой я её ещё не видел.
— Максим Петрович, прошу на выход! — фраза звучит, как удар бича.
Быстро соображаю, какой должна быть моя реакция на такое обращение. Конечно! Полное спокойствие. Ведь я ничего плохого не сделал и ничего из того, что произошло, не знаю, иначе опять подставлю Нину Васильевну.
Встаю, иду за хозяйкой и вслед за ней вхожу в комнату, куда мы забегаем попить кофе. Закрыв за нами дверь, она поворачивается ко мне. Ну и взгляд у неё… Одна ненависть!
— Что случилось? — задавая вопрос, я стараюсь быть спокойным, хотя внутри всё трясётся от волнения.
Ника молча смотрит на меня, и я вижу, как у неё вздрагивают ресницы.
— Значит, я не только тебя, но ещё и твоих девок кормить должна? — говорит она наконец.
— Каких девок? — продолжаю я делать вид, что не понимаю, но потом до меня якобы доходит. — Ты про Ольгу, что ли?
— Какая же ты, оказывается, сволочь… — устало произносит она. — Надо же было мне так… поверить.
И тут у меня наступает взрыв. Ясно, что стерва-парикмахерша Лиза нажужжала хозяйке все последние сплетни, а та, даже не подумав выяснить со мной правда ли всё это, безоговорочно их приняла. Когда-то смотрел старый, ещё советский, фильм. Там мужика тоже оболгал его приятель, а начальница поверила. «Служебный роман», кажется…
— Дура! — выкрикиваю я. — Это же девчонка твоего сына! Я хотел им помочь…
— Ещё и Костика приплёл, чтобы выкрутиться… Да какие у него могут быть девчонки! Ну и мразь же ты… — презрительно искривляются Никины губы и щурятся глаза. Она чеканит: — Пошёл вон!
Да… В фильме всё закончилось хорошо. Здесь так не будет! Этого уже и я не хочу. Мне казалось, если любит — значит, верит. Я верил. А она не верит.
Поворачиваюсь и выхожу, аккуратно закрыв за собой дверь.
В бухгалтерии молча сажусь за свой стол, беру чистый лист бумаги и пишу заявление по собственному желанию. Это действительно моё желание!
— Алла Ивановна, — обращаюсь я к теперь уже бывшей сотруднице, не обращая внимания на сидящую тут же инспекторшу, — я увольняюсь. Спасибо вам за помощь в освоении бухгалтерской науки.
— Максим Петрович… Погодите! — вскидывается она, но я уже так же аккуратно прикрываю за собой ещё одну дверь.
Заведующей салоном звоню уже с улицы.
— Нина Васильевна, меня хозяйка выгнала. Вернее, так со мной говорила, что я ушёл сам. Очень вас прошу, постарайтесь пока Ольгу не увольнять. Я надеюсь потом найти ей место.
— Ох… — раздаётся в трубке и… молчание. Наконец слышу её голос. — Максим Петрович, вы не волнуйтесь только. Думаю, вы напрасно хлопнули дверью. Может, можно было бы позже всё наладить…
— Нельзя! — перебиваю я её. — Я уже сам этого не хочу. А за Ольгу очень вас прошу.
Пришла беда — открывай ворота. Вал событий нарастает, как снежный ком.
«Голубкам» я, конечно, позвонил тем же вечером и рассказал про изменение своего статуса «белого воротничка» на прежний — работяги. Решение о возвращении к своей деятельности по сборке мебели я принял сразу, когда ехал домой, и даже позвонил в прежнюю фирму. Сказали, что возьмут. Костик, узнав про происшедшие события, раздухарился и покатился к матушке выяснять отношения. Результатом стало снятие его, как говорят в армии, с довольствия и увольнение Ольги. Он сообщил мне об этом на следующий день.
В общем, бывшая моя пассия пошла в разнос…
За своими расчётными деньгами я решил в фирму не ездить, хотя Алла Ивановна мне позвонила и пригласила их получить. Может, я был неправ, но попросил её передать хозяйке, что в подачках не нуждаюсь. Стало совсем погано, и я несколько дней валялся на своём диване, тупо пялясь в телевизор, думал о бренности жизни и искал выхода из сложившегося положения, абсолютно честно отдавая себе отчёт в зависимости «голубков» от меня и моих поступков.
Вот сегодня решил к ним съездить.
Дверь мне открывает сам Костик.
— Привет! Как самочувствие? — интересуюсь я.
— А у тебя? — он пожимает мне руку.
— А что у меня? — под его взглядом я пытаюсь хорохориться, но не получается, и приходится признаваться: — Погано у меня. Чего уж тут радоваться.
— Оля, давай покормим Максима, да и сами поужинаем. Пойдём…
Неожиданно для меня Костик опускает руку на моё плечо и подталкивает на кухню. Раньше такого не бывало. Этот жест расслабляет.
— Здравствуй, Макс! Садись, где нравится, — давно освоившаяся с ролью хозяйки Ольга начинает суетиться, бросая в мою сторону сочувственные взгляды, и явно старается мне угодить.
Надо же… Который раз прихожу сюда, и каждый раз — как в родную семью. Приятно…
— Ну что, первое заседание клуба потерпевших считаю открытым, — опять я пытаюсь создать хоть какую-то весёлость, поскольку на всех лицах уныние. — Какие будут предложения по сложившейся ситуации? Что-нибудь делали кроме вон его подвигов? — и киваю на Костика. — Кстати, что она тебе сказала?
— Давай я не буду говорить? — бурчит он.
— Нет уж… Будь любезен, выкладывай!
— Ну, она сказала, что, мол, докатился до того, что стал защищать полное ничтожество. Это в твой адрес, конечно! Сказала, что мы с тобой снюхались, состоим в сговоре и совместно тянем из неё деньги…
— Ну мы-то с тобой давно в сговоре. Разве нет? — хмыкаю я. — Вот и Георгий Николаевич по нашему сговору приезжал сюда…
— Я ей стал говорить, что она неправа, про Олю стал говорить… А она… — он запинается. — А она назвала её матерным словом… И сказала, что выкинет её с работы. Короче, из-за этого мы и поругались. Я сказал, что она не смеет так называть Олю… Она закричала, чтобы я заткнулся, иначе сяду на собственную задницу. Ну а я ответил, что заработаю сам и в её деньгах не нуждаюсь. Вот… Потом хлопнул дверью и ушёл.
— Сильно хлопнул? — шутливо интересуюсь я. — А то, смотри, придётся ей меня вызывать для ремонта.
— Там дверь железная. Ты же знаешь… — бурчит Костик.
Оказывается, мы с ним чем-то похожи. Одни и те же реакции. Молча смотрю в тарелку. «Голубки» тоже молчат, будто ждут от меня чего-то. А от кого им ещё ждать? На кого ещё опереться в такой ситуации? Выходит, что только на меня. Больше не на кого… Именно об этом я думал все эти дни дома. Ну что ж… Точно, тяжела ты, шапка Мономаха!
— Понятно… В общем, так!.. Послушайте дядьку.
Оба поднимают на меня глаза.
— Ты, — смотрю на Костика, — небось, уже от большой радости, что от мамаши отпрыгнул, в своем медицинском появляться перестал?
Молча кивает.
— Плохо! Если выгонят, то тебя в сразу же армию загребут. Понимаешь меня?
Опять кивает. При этом Ольга бросает на него беспокойный взгляд.
— А если понимаешь, то прекращай прогулы! — жёстко почти приказываю я.
— Я куда-нибудь работать пойду… — бурчит он. — Жить-то надо на что-то.
— Работник… Учись пока. Дальше видно будет.
— А сам-то ты в армии служил?
— Служил. Да и в Политехе, где я учился, военная кафедра есть. Так что я — лейтенант запаса. Кстати, у тебя ведь в твоём университете тоже военная кафедра есть.
Костик вздыхает.
— Максим, а работать ты где собираешься? — подаёт голос Ольга.
— Снова мебель собирать пойду. Я уже договорился. Короче, не волнуйтесь — проживём!
— Ну ты-то проживёшь, а вот нам что делать? — спрашивает она осторожно. — Макс, поверь, я хоть посуду мыть где-нибудь готова!
Господи, как же повезло Костику!
— Я сказал «проживём», потому что про вас обоих все эти дни тоже думал. Понимаете, ребята, получается, что мы теперь в одной связке и я за вас отвечаю как старший, ну и как человек, из-за которого произошли многие события. Теперь скажу вам, чего я тут надумал. Рассказываю: получая весьма неплохие деньги, будучи главным бухгалтером, я стал копить на машину. Эти деньги у меня есть, и они — ваши. Мне они такие не нужны.
— Какие это — такие? — осторожно спрашивает Костик.
— Деньги, полученные от твоей матери, мне не нужны! — сам слыша металл в своём голосе, поясняю я. — Я из них буду привозить ежемесячно вам ту же сумму. И так будет, пока не найдутся другие варианты.
— Я этих денег от тебя не возьму! Это твои деньги! — возмущённо выкрикивает он.
— А вот это — совсем уже не по-дружески, — нахально ухмыляюсь я. — Придётся брать. И давай не будем обсуждать, тем более спорить. Насчёт тебя, Оля, я поговорю с твоей бывшей начальницей Ниной Васильевной — может, у неё найдутся какие-то связи в других местах.
— Ой, Макс… А ей опять неприятностей не будет? — тихонько спрашивает она. — Она ведь такая хорошая тётка…
— В любом случае я поговорю, а там уже видно будет.
Кажется, слово «метаморфоза» означает превращение. Влез в Интернет, проверил и оказался прав. Слава богу, значит, не полный дурак ещё…
Так вот, со мной произошла метаморфоза. И я полностью отдаю себе в этом отчёт. Я уже не тот, кем был прежде. Исчезла лёгкость восприятия происходящего вокруг, совсем не хочется, очертя голову, бросаться в какие-то приключения на любовном фронте, ублажая таким образом тело. Груз ответственности за «голубков», кажется, сделал своё хорошее дело. Ответственность за других заставляет и думать, и жить по-другому.
Своё двадцативосьмилетие отметил в компании бутылки коньяка и своих мыслей. Никому, даже Костику с Ольгой, про это не сказал. Почему-то вдруг захотелось побыть в этот день один на один с собой. Честно говоря, где-то на уровне желудка ждал, что прозвучит один поздравительный звонок, но он не прозвучал… Позвонила мать и поздравила. Даже моя бывшая жена позвонила с поздравлением! А этого звонка не было. Ну и бог с ней!
Снова бегаю по адресам и собираю мебель. Не гнушаюсь чаевыми, ловя себя на том, что реально беспокоюсь о том времени, когда кончатся отложенные на машину деньги, а «голубкам» надо будет помогать. И ещё я беспокоюсь перед назначенной встречей с бывшей Ольгиной начальницей.
— Ну как у вас дела, Максим Петрович? — с ходу спрашивает Нина Васильевна, усаживаясь напротив меня за столик в кафе.
— Нормально! Работаю там же, где и работал раньше, — и я киваю на стоящий тут же рядом со столиком ящик с инструментом. — Мебель я собираю, Нина Васильевна, и, поверьте, делаю это хорошо. Ценят. Да и раньше ценили, даже отпускать не хотели, когда собрался в вашу фирму уходить. Взяли обратно с удовольствием.
— То есть вы не жалеете ни о чём?
Тон её вопроса почему-то заставляет меня вздрогнуть. Да и сам этот вопрос… Я его себе не задавал, по сути прикрываясь поисками выхода из сложившейся ситуации и для себя, и для Костика с Ольгой. Жалею ли я?
Нина Васильевна смотрит на меня и явно ждёт ответа на свой вопрос. Выдерживаю её взгляд, вздыхаю…
— Жалею, — может быть, с излишней жёсткостью говорю я и поясняю: — Я уже понял, что в жизни должны быть разочарования, ведь иначе опыта не набрать, но моё разочарование очень болезненно.
— Отдаю должное дипломатичности вашего ответа, — тонко усмехается она. — Вы и ответили, и не ответили.
— Хотите, отвечу недипломатично? — и, не дожидаясь её согласия, признаюсь: — Я полюбил. Первый раз в жизни полюбил по-настоящему. Полюбил женщину много старше себя. Полюбил не за богатство и влияние. Полюбил за её одиночество, и мне показалось, что могу помочь ей преодолеть это одиночество. Мне совершенно искренне хотелось помочь и ей, и её сыну, который до последнего времени страдал таким же одиночеством, пока не встретил Ольгу. Они любят друг друга!
Устав от откровений, замолкаю. Нина Васильевна продолжает смотреть на меня, и я, понимая это как поощрение, продолжаю.
— Даже несмотря на своё разочарование, поверьте, я не обиделся на весь свет. Константина с Ольгой я не брошу! Ведь Костя после моего рассказа поехал к матери для разбирательства и в результате тоже был снят с обеспечения. Я не брошу их и буду помогать, чем могу. Естественно, и деньгами.
— Понятно… — вздыхает моя слушательница. — Знала я, что Лизка — стерва, но не могла предположить, что она может наделать такой беды.
— Ничего. Мы все вместе, втроём, это преодолеем, — говорю я твёрдо. — Я попросил вас о встрече, чтобы, увы, опять попросить вашей помощи, если это возможно, — и спохватываюсь: — Вы-то как? Вас хозяйка сильно ругала?
— Понимаете, Максим Петрович…
— Называйте меня Максим. Я уже не служащий фирмы и вообще ещё очень молод. Простите, что перебил.
— Я хотела сказать, что хозяйка меня ценит. Мы слишком долго вместе работаем, и она знает мою квалификацию и меня как сотрудника. Мой плюс состоит в том, что за всю свою трудовую деятельность я никогда не сокращала дистанции в отношениях с начальством. Это уважают. Учтите на будущее! А о какой помощи вы хотели меня попросить?
— Я снова насчёт Ольги. Может, есть у вас какие-то знакомства?
Она задумывается.
— Сейчас не отвечу, но подумаю.
— Я буду ждать вашего звонка.
— Не беспокойтесь. Я умею держать своё слово. А вам, как… старший товарищ, — и мягко улыбается, — дам напутствие: старайтесь понимать не только себя, но и других людей тоже. Я уважаю и приветствую вашу позицию относительно сына и его девочки, но не уверена, что вы правы, оставив за собой пепел в отношениях с матерью. Я как жена, мать и теперь уже бабушка во многом не одобряю стиль жизни хозяйки, ведь всё это я уже наблюдаю более десяти лет. В последнее время в её поведении многое изменилось, и я понимаю вашу причастность к этим изменениям… Как женщина могу сказать, что в состоянии сильной обиды мы способны на необдуманные и зачастую крайние поступки. Подумайте об этом.
Провожаю её до машины и смотрю вслед. Сам потом иду на маршрутку.
Понятно, что моя бывшая подруга после всего услышанного от Лизы крайне обижена и даже возмущена моим якобы обманом, но она могла бы дать мне возможность не только объяснить свои действия, но и привести оправдывающие факты. Но нет! Хозяйка! А с хозяйкой все вокруг должны быть халдеями, которым непозволительно открывать рот без разрешения. Какая тут, к чёрту, любовь! Одна болтовня. Так что извините, Нина Васильевна, может, в каком-то другом случае вы были бы и правы, но не здесь. А здесь я повернулся спиной и не намерен разворачиваться. Смешно… А ведь действительно полюбил! Отдаю себе в этом полный отчёт и именно поэтому ощущаю, что мне не хватает Ники. Мог ли я раньше о таком подумать! Я ведь даже о своей бывшей семье не очень-то вспоминаю. А ведь там не только бывшая жена, к которой я скорее всего никогда ничего особенного не испытывал, но и моя маленькая дочка… Моя! А я к ним… никак. А вот про Нику вспоминаю постоянно.
Да, я вот такой! Смазливый бабий баловень, привыкший прыгать из одной койки в другую ради телесных наслаждений и смотрящий на противоположный пол исключительно как на предмет утоления плотских желаний. Но, наверно, всему приходит конец, и у меня пришёл конец такому восприятию мира. И вот так случилось: я влюбился, а вернее — полюбил! Интересно, а когда я понял, что это со мной произошло? Скорее всего, в поезде из Москвы в Питер. Именно тогда мне стало стыдно за свои московские приключения, когда я себя баюкал философией Влада, моего соседа по номеру в гостинице. Возможно, такой взгляд на отношения мужчины и женщины может иметь место, но с момента моего возвращения домой моё «я» было только с Никой. Оно было подчинено ей, и не как хозяйке мальчика по вызову, а именно любимой женщине, которой хочется служить для её удовольствия, а значит — спокойствия. Мне тогда очень хотелось, чтобы она была во мне уверена как в подлинной опоре. Многого мне тогда хотелось… А может, когда хочется чего-то, то это что-то и называется надеждой? Да, я надеялся, что то чувство, которое она ко мне испытывает, и есть любовь. Говорят, что любовь должна быть мудрой. Да где же её взять, эту мудрость, в мои годы? А в её? Ещё говорят, что любовь — это омут, в который бросаются с головой. Короче, много чего говорят, да только, как видно, у каждого любовь своя и своё её понимание.
А по поводу отношения ко мне Ники убеждён: если бы действительно любила — дала бы оправдать свои поступки и постаралась бы их понять. А если этого не случилось, значит, я при всех красивых словах в глубине её сознания оставался приятным мальчиком по вызову, а значит — вещью. Жаль…
Когда мне позвонил Георгий, я даже не удивился. Вернее, удивился, что он позвонил только через неделю после всех происшедших событий. Казалось бы, про увольнение главного бухгалтера фирмы ему как директору пансионата должны были сообщить сразу. Когда я об этом ему сказал, посмеялся и заметил, что старается использовать плюсы удалённого расположения для большей самостоятельности и по собственной инициативе выходить на связь с центром без надобности не торопится. Выслушав мой рассказ, он какое-то время молчал, а потом сказал, что надо обязательно встретиться, и предложил приехать всей компанией к нему в выходные. Я спросил, не будет ли у него неприятностей от такого посещения, но Георгий снова посмеялся и успокоил, что это его не волнует. Не понял — то ли он уверен, что среди его людей нет тайных осведомителей, то ли просто не боится.
Ну что ж! Совершим сентябрьскую прогулку на природу.
Входим в кабинет директора пансионата втроём.
— Ну здравствуйте, товарищи потерпевшие! — с улыбкой приветствует он нас, вставая из-за стола.
Надо же… Назвал нас почти так же, как и я тогда, на Костиковой кухне.
Тепло здороваемся.
— Значит, так… Поскольку вы мои гости, сутки вы сможете жить здесь совершенно бесплатно, — объявляет нам Георгий. — Есть у меня две комнатухи для своих. Покормлю тоже бесплатно. Идёмте!
Располагаюсь в малюсенькой комнатке только с обычной кроватью, тумбочкой и стоящей в углу вешалкой с «рожками». «Голубкам» выделена комната побольше с двумя кроватями, но с таким же сервисом. Что ж, лично меня всё устраивает. Думаю, что и их тоже.
— Максим, вы, конечно, понимаете: что могу, то и делаю, — оправдывается, заходя ко мне, Георгий. — Предлагаю сейчас всем вместе пообедать и заодно поговорить. Не возражаете?
— Какие могут быть возражения! И так всё слишком здорово. Спасибо вам большое!
Мне очень приятна та теплота, с которой он нас встретил, и его искреннее желание принять участие в наших трудностях.
Нам накрыли в той же комнатке, в которой как-то в первое утро кормили меня, когда я тут был с хозяйкой на наших медовых каникулах.
— Ребята, вы не стесняйтесь! — поощряет радушный хозяин. — Налетайте! Кухня у нас хорошая.
— Я в курсе… — и усмехаюсь.
— В общем, Максим, рассказывайте, что произошло. Всё с самого начала. Может, что-нибудь вместе и сообразим.
— Да мы вообще-то уже кое-что и сами предприняли, — отвечаю я за всех на правах старшего и начинаю рассказ.
Пока я подчёркнуто спокойно излагаю все события, Георгий сосредоточенно помешивает ложкой в тарелке с ароматным борщом, ни разу не отправив её в рот.
— М-да… — наконец вздыхает он, когда я заканчиваю. — Весело…
— Георгий Николаевич, у вас, наверное, всё остыло! — вскакивает Ольга. — Давайте я в микроволновку поставлю!
Пока я рассказывал, ел только Костик, да и то как-то… еле-еле и с совершенно пустым взглядом, так что еда остыла у всех, но Ольгин порыв мне приятен.
— Спасибо, Оля… — благодарно кивает ей Георгий и поворачивается ко мне. — Максим, как вы думаете, какие перспективы у Нины Васильевны найти для Оли что-то подходящее? Я её мало знаю, правда, о её чисто человеческих качествах слышал лестные отзывы.
— Даже не знаю… Она ничего мне не пообещала, но сказала, что подумает.
— Понятно… Костя, а ты когда будешь готов встретиться с Михаилом?
— Да не знаю я… До Консерватории ли теперь? — бурчит Костик и почему-то краснеет.
— Костя! Ведь мы же с тобой говорили… — вмешивается Ольга, и я понимаю, что правильная агитация уже проводилась.
— Ну, может, на следующей неделе… — мямлит он.
Проходящий в такой вялой беседе обед закончился.
— Пойдёмте, я хочу Константину показать кое-что такое, что его наверняка заинтересует, — приглашает директор, и я понимаю, что он имеет в виду маленький зальчик, где стоит тоже маленький — говорят, он называется «кабинетный» — рояль.
Действительно, он ведёт нас именно туда.
— Ух ты… — при виде инструмента на лице Костика появляется такая редкая у него улыбка. Обернувшись к Георгию, он несмело спрашивает: — Можно?
— Нужно! Он недавно хорошо настроен. Я ведь сам иногда для желающих тут играю… Давай крышку подниму.
Первые звуки получаются несмелыми, и я понимаю, что идёт процесс привыкания. Наконец освоившись, пальцы уже шустро бегают по клавишам, и рояль теперь извергает мощные красивые звуки. Да… Это не пианино в квартире. Это даже я понимаю.
— Что тебе сыграть? — поворачивается Костик к Ольге.
— Шопена. Всё равно что! — полушёпотом просит она, хватает стул и садится рядом.
— Пойдёмте поговорим пока, — с улыбкой зовёт меня Георгий и, кивнув в сторону «голубков», добавляет: — Думаю, это надолго.
В кабинете, куда мы пришли, он, сначала запустив кофе-машину, делает нам по чашке этого напитка, садится напротив, долго молча смотрит на меня, только потом начинает говорить.
— Скажите, Максим, а надолго у вас хватит отложенных на машину денег?
— Где-то на четыре-пять месяцев. Вы не волнуйтесь! Я в любом случает их не брошу. Проживём! Может, к своей сборке мебели я ещё что-нибудь найду, например по бухгалтерской части. Повторяю — не брошу. Отвечаю я за них, за обоих!
— Ещё раз повторю: рад, что я в вас не ошибся. Очередное спасибо вам за Константина… — голос Георгия задумчив и почему-то чуть грустен. — Очень вас прошу — не дайте ему бросить университет! Армия его сломает. Хотя он по-мужски и заступился перед матерью, от которой зависит, за Олю, но это является только подтверждением его хрупкого романтизма. Поверьте, его будущее как пианиста целиком заключается в его романтическом восприятии окружающего мира.
— А как он станет музыкантом, если будет учиться в университете? — задаю я вопрос, который меня беспокоит.
— Знаете, Максим… Я скажу, возможно, странную вещь… Когда я услышал игру сегодняшнего Кости, то понял, что он УЖЕ музыкант. Помните, я вам говорил про его талант и что он поцелован Богом?
Киваю.
— Так вот… Он уже музыкант. Видимо, от своего одиночества, будучи влюблённым в музыку, Костя очень много времени проводил в самостоятельных занятиях и вкладывал в звуки всего себя со своими мыслями, проблемами, может, страданиями… Уверен, что он в этой области, если хотите, способен к самовоспитанию, к самостоятельной борьбе за совершенство. Его техника сейчас почти безупречна. Всё, что ему сейчас надо, — пройти всякую околомузыкальную лабуду, сдать её и забыть эти догмы. Педагог по инструменту, конечно, у него тоже должен быть, но тут нужен не обучающий, а только изредка подправляющий преподаватель. Человек, который почувствует его душу. Так, как когда-то великий пианист и педагог Нейгауз почувствовал в своём студенте, а потом тоже великом пианисте Рихтере его тонкую и ранимую душу. Повторяю: его обязательно должен послушать Михаил. Дело не в оценке достоинств. Я жду совета, каким путём Косте надо двигаться дальше, и помощи в таком продвижении. Давайте совместными усилиями преодолеем Костины сомнения и подтолкнём его к… прослушиванию.
— Георгий Николаевич, я не только согласен, но и готов делать всё, что для этого будет нужно.
— Спасибо… Спасибо вам! Теперь о вас… Если вы хотите где-то подработать бухгалтером, то я могу кое с кем поговорить о возможности привлечения бухгалтера-надомника с высшим экономическим образованием, — при этом он усмехается, видимо, вспомнив, как я когда-то ему представился. — Устроит вас такая дополнительная работа?
— Конечно! Я за время своего бухгалтерства постарался узнать в этой профессии побольше и даже создал у себя в ноутбуке библиотеку необходимых документов. Я буду очень стараться! — и вдруг признаюсь: — Вы знаете, когда ощущаешь на себе ответственность за других людей, на многое начинаешь смотреть по-другому.
— Максим, я очень надеюсь на вас относительно Кости и обязательно буду помогать. На меня вы можете рассчитывать. А теперь давайте вернёмся к ребятам.
Звуки рояля мы слышим ещё в коридоре, едва выйдя из кабинета.
— Третья баллада Шопена… — прислушивается Георгий и даже останавливается. — Удивительное прочтение. Шопен, и это абсолютно точно, — его композитор. Поверьте, чтобы играть Шопена, мало быть просто пианистом… Очень немногие способны его прочувствовать по-настоящему.
Входим в зал. Ого! У Костика появились слушатели! Несколько стульев, стоящих у стен, заняты.
Финальные аккорды, и он заканчивает. Только сейчас сидевшие прежде неподвижно люди начинают ёрзать, шевелить ногами и руками… Такое впечатление, что во время звучания музыка не давала им этого делать.
— Простите, молодой человек, а вы не могли бы сыграть ещё и Первую балладу? — раздаётся голос из угла.
— Да-да… Я сейчас… — смущённо кивает Костик, а мы с Георгием одновременно поворачиваемся и смотрим туда. Попросивший — подчёркнуто подтянутый солидный пожилой мужчина, с седым ёжиком, одетый в дорогой спортивный костюм.
— Здравствуйте, Валерий Алексеевич! — подойдя, с улыбкой за руку приветствует его директор пансионата. — Рад вас снова видеть у нас.
Обращаю внимание на образовавшееся при этом на его лице сдержанное почтение. Причём это совсем не то выражение, с которым он когда-то встречал хозяйку. Искреннее!
— Вам понравилось исполнение?
— Я в полном восторге, — признаётся слушатель. — Такого Шопена я не слышал давно. Поздравляю вас, Георгий Николаевич, с отличным приобретением. Я думаю, ваша идея будет иметь успех. Ведь не все же сюда приезжают только для плотских утех!
— Это не то, о чём вы подумали. Это мой гость, а когда-то ученик. Его зовут Константин.
— Тогда дарю вам эту идею! — с воодушевлением продолжает мужчина. — Поверьте мне, гурману в области музыки, ваш ученик достоин больших залов. А по своей молодости он мог бы тут у вас заработать ещё и какую-то копеечку. Я серьёзно говорю. Организуйте!
— Гм… — по лицу Георгия видно, что для него такой вариант явился совершенной неожиданностью. — Субботние вечерние концерты для желающих?
— Ну что-то вроде того, — и Валерий Алексеевич сразу берёт быка за рога: — Константин, вас устраивает такая возможность заработать?
— Да… — краснеет Костик, бросает взгляд на бывшего учителя, а потом косится на восторженно улыбающуюся Ольгу. — Я бы с удовольствием…
— Вот, видите, Георгий Николаевич! Всё зависит от вас. Считайте, что первый преданный слушатель у вас уже есть. А теперь, Костя, всё-таки сыграйте, пожалуйста, Первую балладу. Признаюсь, мне очень интересно, как вы её чувствуете. Именно чувствуете! Послушав Третью, я понял, что у вас совершенно особое восприятие Шопена.
Звуки рояля вновь наполняют весь объём помещения. Мы с Георгием тоже тихонько садимся на свободные стулья. Но на эту музыку в маленький зал не заходит, а именно заваливается группа парней наглого вида и явно уже разогретых алкоголем.
— Братва, сейчас тут будет развлекуха, — громко заявляет один из них и командует: — Эй ты! Прекрати тренькать и сбацай нам что-нибудь весёленькое! Я плачу!
Костик, прервав игру, растерянно смотрит на эту компанию, явно не зная, что делать. Директор болезненно морщится и встаёт. С решительным видом встаёт и сидящая рядом с роялем Ольга. Она что, защищать его собирается?
— Ну-ка пошёл вон отсюда! — раздаётся в это время спокойный голос из угла.
— Чего-о?.. — нагло произносит тот же. — Это ещё кто там? Дядя, ты на кого…
— Я сказал: вон отсюда! И чтобы я тебя и твоих дружков больше здесь не видел, — так же спокойно повторяет Валерий Алексеевич, вставая и делая несколько шагов к пьяным.
— Ой… Пардон… — возмутитель спокойствия ошарашенно хлопает глазами. — Мужики, давайте отсюда! Уходим… Пошли, пошли!..
Компания, часто оглядываясь, поспешно выкатывается за двери, а спаситель положения, вздохнув, подходит сзади к сидящему Костику, кладёт ему руки на плечи и слегка наклоняется.
— Костя… Если не трудно, пожалуйста, начните сначала.
Георгий, облегчённо вздохнув, садится. Мы переглядываемся, и он едва заметным кивком в сторону Валерия Алексеевича даёт понять, что, если бы не влиятельность этого человека, всё могло бы обернуться очень плохо.
— А кто такой этот Валерий Алексеевич? Он так спокойно выставил эту команду! — интересуюсь я, когда импровизированный концерт заканчивается и мы с Георгием, оставив персону пообщаться с Костиком, выходим в коридор.
— Не поверите… Сам до конца не знаю. Как вы понимаете, у нас не принято интересоваться подноготной постояльцев. Сейчас всё-таки не советские времена, когда везде анкеты требовали. Однажды, пару лет назад, сюда приехал один человек и снял апартаменты на третьем этаже. Это над теми, в которых вы с хозяйкой размещались. Он встретился со мной и предупредил, что приедет важный господин, которого надо всячески облизывать. Вы, наверно, помните это выражение из голливудского фильма «Красотка»?
Утвердительно киваю.
— Потом приехал Валерий Алексеевич со спутницей. Выполняя указание, их начали «облизывать». Но на второй день он зашёл в мой кабинет и попросил дать команду, чтобы к ним отношение было таким же, как и к остальным отдыхающим здесь. Я тогда рассказал про полученное задание. Он посмеялся, сказав, что халдеи, как всегда, перестарались, и что не любит выделяться.
— Так и сказал — халдеи? — интересуюсь я, поскольку про себя любителей вылизывать задницы начальству называю именно так.
— Именно так и сказал. А почему вы спросили?
— Это моё любимое словечко для таких людей.
— Приятно, что у вас одинаковые оценки. В общем, вот так я и познакомился с этим человеком. Должен сказать, что, когда я играю джазовые композиции из своего прошлого, он всегда приходит послушать. Всегда спрашивает, в какое время это будет происходить, и всё другое откладывает.
— Интересно, почему эта пьяная команда его так испугалась.
— Есть данные, — директор хитро усмехается, — что мой уважаемый гость — один из генералов питерского МВД. В общем, похоже. Вполне вероятно, что эта публика могла его когда-то видеть.
— По-моему, он вдохновил Костю.
— Мне тоже так показалось. А Оля-то!.. Видели? Думаю, она была готова порвать эту компанию, — смеётся Георгий.
— Георгий Николаевич, можно вас на минутку? — раздаётся сзади голос Валерия Алексеевича. Оборачиваемся. Он подходит. — Извините, если я помешал… Мы с Константином немного поговорили о музыке, и я понял, что это очень, очень интересный парень. В общем, я предложил ему сегодня вечером дать небольшой концерт, где-нибудь на час. За вас, между прочим, поработал! — он весело щурится. — Возражений у администрации не будет?
— Конечно же, не будет! Спасибо вам за Костю.
— Тогда с вас афиша, а я даже готов сказать, если можно так выразиться, вступительное слово.
— Вы хотите сказать, что уже есть и программа? — удивляется директор.
— Есть! Честно говоря, я просил, чтобы это обязательно были все четыре баллады Шопена и несколько вальсов. Ну а на бис что-нибудь ещё…
— Думаете, будет и бис? — усмехается Георгий.
— Обещаю, что будет, — в свою очередь усмехается Валерий Алексеевич. — Поговорил я с парнем, в глаза ему заглянул и решил поддержать. Вы возражаете?
— Ну что вы! Это же бывший мой ученик. Так что я пошёл организовывать афишу. Какая, вы сказали, программа? Четыре баллады и вальсы?
— Именно так. Заказывал лично.
— Принято! Обещаю, что всё будет в лучшем виде.
— Только, Георгий Николаевич, подумайте, как парню это можно будет оплатить. Я немного с ними поговорил и понял, что эти деньги ему будут совсем не лишними.
— Увы… Ладно, что-нибудь придумаю.
— Официально вы ему заплатить не сможете, — вмешиваюсь я, — это я вам как бывший бухгалтер фирмы говорю. Что бы вы ни придумали, в любом случае его мамаша прочтёт в ведомости свою фамилию, и что потом?
Обращаю внимание, что Валерий Алексеевич внимательно смотрит на меня.
— Вы считаете, что есть трудности? — это он наконец обратился прямо ко мне.
— Есть, — и решаю сказать всё сразу и как можно короче. — Его мать — хозяйка этого пансионата. А у них между собой серьёзные проблемы.
Ловлю быстрый и тревожный взгляд Георгия, а потом уже заинтересованный нашего неожиданного помощника.
— Ладно! — решает он. — Я знаю, как поступить, по крайней мере сегодня.
Не знаю, что повлияло — афиша или ещё и дополнительная агитация, но желающих послушать Костика собралось много. Свободных стульев в зале не было, кто-то даже стоял. Очевидно, это подействовало на исполнителя. Я сидел так, что мне были видны его глаза на очень бледном лице, и действительно… Всё как когда-то говорил Георгий. Там были и страдания, и радость, и полёт… Уверен, что всех нас, сидящих в этом маленьком зальчике, он просто не видел, да и вообще забыл о нашем присутствии. Для него в тот момент существовали только те переживания, которые его наполняли, и те звуки, которые рождались под его пальцами. Закончив и услышав аплодисменты в свой адрес, он, видно, не сразу понял, что происходит, какое-то время продолжал сидеть, а потом, будто очнувшись, встал и с растерянной улыбкой то ли кланялся, то ли кивал. Как и ожидалось, сам Валерий Алексеевич сначала крикнул: «Бис!» — а потом уже, понизив голос, попросил сыграть одну из, кажется, мазурок. Я в этом, к сожалению, не разбираюсь.
Потом, уже после биса, случилось неожиданное: Валерий Алексеевич громко обратился к слушателям. Он встал, вынул из кармана обычный полиэтиленовый мешок, открыл его, пристроил на клавиатуру и предложил тем, кому выступление молодого пианиста понравилось, положить в качестве благодарности в него какие-то деньги. Всё равно какие. При этом, бросив взгляд в сторону директора, пообещал, что на следующий раз будут уже настоящие билеты. Народ откликнулся, и потом этот мешок вместе с содержимым был торжественно передан Костику, который от смущения не знал, куда девать глаза, и, многократно повторяя «спасибо», всё пытался кому-то пожимать руки.
— Максим, Валерий Алексеевич приглашает нас всех с ним поужинать, — сообщает, заходя ко мне в комнату, директор пансионата.
— Он скорее приглашает вас и Костю с Олей, — бурчу недовольно, поскольку уже понял, что сам я интереса для персоны не представляю. Да и не надо мне этого! Не хочу быть приглашённым, как это говорится, паровозом.
— Вы неправы, — мягко возражает Георгий. — Он приглашает и вас тоже. Мы с Костей рассказали ему о вашей роли во всех событиях.
— Что, всё рассказали?
Наверно в моём тоне слишком много беспокойства, потому что ответом мне служит виноватая улыбка.
— Извините, но пришлось рассказать всё. Валерий Алексеевич весьма заинтересовался Костей, стал расспрашивать про его трудности с матерью… Из-за чего всё случилось… Ну и нам пришлось, как у них говорится, расколоться. Кстати, он действительно из органов, а тот забулдыга, приведший компанию, — его непутёвый племянничек. В общем, думаю, он вас зауважал. Это правильно, потому что оправдано.
Последнее говорится совершенно серьёзным тоном, что примиряет меня с прозвучавшим приглашением.
На этот раз нас всех позвали в один из отдельных кабинетов, оборудованных в ресторане пансионата.
На столе минимум алкоголя в виде двух бутылок хорошего сухого вина, и это радует. Не хватало ещё, чтобы Костик на радостях набрался. Несмотря на присутствие директора, хозяином за столом явно является сам организатор встречи. Вначале он сказал много тёплых слов о молодом пианисте и предложил выпить за его удачный дебют. При этом молодой пианист настолько засмущался, что даже поперхнулся, и Ольге пришлось пошлёпать его ладошкой по спине.
Странно, но за столом возникла в полном смысле расхожего понятия тёплая и дружественная обстановка. Валерий Алексеевич совершенно непринуждённо, как со старым приятелем, обсуждает с Георгием его джазовое музицирование. Мы, молодняк, почтительно слушаем, но нет ощущения авторитетного давления со стороны персоны. Всё совершенно запросто, и это подкупает.
— Максим, как мне доложили, — при этом хозяин стола странно улыбается, — вы взяли своеобразное шефство над Константином и Олей. Это достойно уважения, тем более в сложившихся у всех вас обстоятельствах.
Теперь настаёт очередь смущаться и мне.
— Ну а что ещё делать… — бормочу я и добавляю. — Старшие отвечают за младших.
— И это правильно! Только при этом старшие не должны забывать и о своём развитии. Мне тут Георгий Николаевич рассказал, что вам пришлось вернуться к прежней профессии, а ведь у вас высшее образование! Это должно обязывать.
— Пока что надо выживать. Развиваться буду потом, — отрезаю неожиданно сам для себя. — Сейчас главное, чтобы Костю всё-таки прослушал преподаватель Консерватории.
Тёплый поощряющий взгляд служит мне наградой, и я продолжаю.
— Я, конечно, в такой музыке — профан, но и то понимаю, что ему надо идти дальше. Главное, чтобы он сам собрался.
— Мне кажется, что мы с Костей на эту тему договорились. А вы, пройдя в своём развитии мимо такого вида искусства, мне кажется, себя серьёзно обделили.
Костик, как обычно и очень знакомо, молча кивает, ведь пока разговор идёт только со мной, все остальные почтительно молчат. Мне непонятно значение его кивания: с чем он согласен — с прослушиванием или с тем, что я себя обделил.
— Есть ещё одна проблема, — я решаюсь сказать о том, о чём говорил в Костиковой квартире. — Сможет ли он одновременно учиться в двух местах. Это если его примут в Консерваторию…
— А зачем в двух-то?
Такой вопрос показывает мне, на сколько человек в годах далёк от проблем людей моего возраста.
— Армия! Если он уйдёт из своего медицинского, его сразу же заберут. А там есть военная кафедра.
— Понятно… Признаюсь, эта трудность для меня явилась неожиданной… Надо подумать.
Вот так. Подтверждение моих мыслей!
— Вы, Максим, сказали, что отвечаете за младших… — Валерий Алексеевич задумчиво смотрит на ополовиненный бокал с вином, поворачивая его в руке туда-сюда и бросая на меня короткие взгляды. — Как я уже понял по вашим действиям, о которых мне рассказал, и вы его простите, Георгий Николаевич, это совсем не слова. Повторяю: это достойно уважения… Познакомившись сегодня с Костей, я испытываю к вам чувство благодарности за то, что не даёте пропасть талантливому парню. Вам, Костя, повезло… Да… Выясняется, что богатая и успешная мама — это ещё не предел мечтаний…
У меня складывается впечатление, что он, проговаривая все эти фразы, непрерывно о чём-то думает, но пока ещё не решил: обнародовать это или нет.
Решаю восстановить справедливость.
— Кому из нас повело, это ещё надо посмотреть. Скажу честно: многое пересмотреть в отношении к окружающим людям меня заставили наши с ним беседы, — и усмехаюсь, кивая в сторону «талантливого парня». — Так что я тоже в выигрыше.
Снова ловлю такой приятный поощряющий взгляд. Меня оценили!
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Шапка Мономаха предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других