Письмо, так и не написанное, потому что его отправлять некому

Алексей Комов, 2020

С бойкой руки одного не слишком порядочного журналиста по миру пошла гулять глупая фраза: «В СССР – секса нет!» И уже вроде те люди, что жили в 70-80 годы, представляются какими-то зомбированными личностями, которые ходили чуть ли не строем и размножались по указанию партии и правительства. Чушь, конечно. Но въедливая! Роман рассказывает обо всем: и жизни молодых на рубеже 70-80-х годов, об отдыхе и… да-да о сексе в те годы… Только флирт на модном тогда курортном Гурзуфе перерастает в любовь. Неожиданную, странную… Это книга не просто о любви. Это восприятие любви глазами мужчины. А точнее, как любовь из бесшабашного юноши рождает мужчину. Впрочем, все это происходит в обстановке позднего социализма, когда все были уверены, что ничего в жизни не изменится. А потому можно наслаждаться этой жизнью, пока молодой! Внимание – строгим пуританам и ярым поборникам нравственности людей в футлярах лучше не читать. Автор не знает и знать не хочет, что такое толерантность и политкорректность!

Глава 5

Этот крест у меня с детства. Как не пытайся уберечься, где-то на третий день отпуска у моря, либо сгоришь, либо простудишься. А хуже — и то и другое вместе. Унылое состояние…

И уже море не радует. И теплый солоноватый воздух раздражает. Еда не в радость. Ходить лень, а уж в горку к дому подниматься — просто пытка. Женские тела и пламенные взгляды перестают занимать прежнее внимание.

Остается одно — впасть в растительное состояние.

Что к вечеру третьего дня и сделал. Правда на сей раз простуда лишь слегка была обозначена совсем легким насморком. А вот спина подгорела чувствительно.

Илья и Ленка, моя супружеская пара, отправились на вечерний променад с развлечениями, предварительно обтерев мои покрасневшие плечи и лопатки домашней сметаной (Илья сбегал на рынок, а Лена обмазывала). А я, как только они ушли, улегся на свою рублевую раскладушку. Почему-то в голове крутилась дурацкая детская считалка в моей интерпретации: «На златом крыльце лежали…»

Но лежал я на старом, совсем не «златом» крыльце, один и дальше одной строчки считалки дело не пошло.

Мыслей — никаких. И это состояние мне понемногу начинало нравиться. А раздражение и недомогание, наоборот, отступать.

Я валялся, смотря на кончики высоких кипарисов, которые погружались в быстро свалившуюся темноту. Верхний ветер качал их острые вершины. И там, где они касались темноты, вспыхивали звезды, как маленькие дырки в темно-темно синем полотне ночи.

Начали приходить философские мысли о вечном, о стремлении к гармонии бытия, о разумности устройства природы, без суеты и сиюминутности.

И в тот момент, когда я подошел к размышлениям о никчемности суеты самоутверждения через пустые хлопоты для удовлетворения собственной похоти и необходимости изменения взгляда на женщин и отношений к ним, появилась… женщина.

Женщину звали Галя. И появляться она в это время не должна была. Поэтому я в первое мгновение подумал, что уже сплю. А она почему-то появилась во сне.

— Привет, — сказал сон. — Ты чего валяешься? Заболел.

— Нет. Отдыхаю, — чуть соврал я, и все мои созерцательно-философские построения тут же рассыпались. Галя была не сном, а самой натуральной реальностью, с которой вполне можно поболтать.

То, что она появилась на пороге, само по себе удивительным не было. В доме, где мы сняли койки, как я уже рассказывал, была еще одна комната. В ней еще задолго до нашего приезда жили три девчонки-подружки. Внешности средней, воспитания — стандартного. Приехали они из Киева. Наши отношения с ними можно было определить, как соседско-шапочные. Да и другими, пожалуй, быть не могли. Во-первых, они с утра, проснувшись и умывшись, тут же куда-то улетали и проявлялись к ночи, сразу ложась спать. Во-вторых, уж слишком разные круги общения. Может, будь они чуть посимпатичнее, кто-то из них вполне мог бы привлечь и особое внимание, что быстро разрушило «сословно-круговые» предрассудки. Но не случилось. Надо, правда заметить, что та самая Галя, которая рассыпала мои возвышенные раздумья, была самой привлекательной из этой троицы.

Она, действительно, была вполне ничего. Мягкое квадратненькое с закругленными углами личико. Ну, чуть-чуть не хватало до красоты изящества. Крепкие вполне стройные ноги средней длины. Хотя не хватало мягкости и гармоничности линий. Вполне стройная, крепенькая такая фигурка. И все выпуклости выдавались там, где надо. И впадинки были на месте. Ну и здесь чего-то не хватало. Хотя чего, убей объяснить не смогу. Но дело не в этом. Была она вполне кондиционной нормальной серенькой мышкой в расцвете зрелой молодости. И если внимательно присмотреться, то вполне все чуть-чуть исчезают, и ты можешь увидеть то, что не видно другим. Уж во всяком случае, утешение последней надежды: «Зато у нее душа хорошая» — не про нее. Кроме надежды, там и с телом все более-менее нормально.

Чем дольше мы болтали о пустяках, а темнота наступала все быстрее, тем больше я сам это понимал. Когда между прочим она взяла меня за руку, я ясно почувствовал, что она девчонка очень даже ничего и представляет интерес не только как вечерняя собеседница. Очень наглядно почувствовал. Осмысленные философские размышления были окончательно поглощены подсознательными стремлениями плоти.

Гала, ох уж эти женщины, тоже почувствовала изменение моих настроений. И похожие чувства внутри самой себя.

По инерции мы еще произносили какие-то серьезные пустяки, но мои пальцы ласкали её руку. И она отвечала нежными прикосновениями к моей коже.

…Слова и их значение уже не имели никакого смысла. Самым важным стали наши прикосновения…

…Словно в том месте, где мы соприкасались друг с другом, появлялась особая зона восприятия мира, жившая по своим особым законам, вне контроля нашего рационального сознания….

…С каждой миллисекундой ласки эти зоны разрастались по всему телу каждого из нас…

…Мы обменивались этим возбуждением, переплетая наши ощущения в сладостные жгуты…

… И эти жгуты, светящиеся удивительным, видимым только нам, золотистым светом страсти сплетали нас…

… Наконец, когда ни одной клеточки наших тел не осталось вне поля возбуждения, а тела были спеленованны самыми сладостными путами, прервавшись на полуслове, я притянул её к себе. И она уже давно и с возраставшим нетерпением ожидавшая это, глубоко вздохнув, сама с жадностью нашла мои губы.

Впрочем, нет. Не было всего этого. То есть ощущения взаимного проникновения, слияния такого тоже еще не было. А вот поцелуй был.

А когда он случился, я сразу же вспомнил зачем, собственно, приехал на юг. Уж во всяком случае, не для философских размышлений в одиночестве на исходе дня. Желание обладать женщиной мгновенно проснулось, постепенно подавив все болезненно-болевые ощущения солнечного ожога.

…Её волосы щекотали мне лицо.

Легкое платье не мешало чувствовать её тело. А тело было сильным и упругим. Кожа бархатно-шершавая, словно в темноте прикосновениями можно было ощущать её темный загар.

Моя рука оказалась на её колене и, лаская, потянулась дальше, дальше к кромке короткого платья. И ощутив эту хотя и призрачную, но границу на какое-то мгновенье остановилась в нерешительности. На этой границе, конечно, не было полосатых столбов и суровых пограничников с собаками. Но при неправильном её пересечении вполне можно было схлопотать по физиономии. А главное, все испортить и не получить того, что уже считал полученным.

Галя помогла сама. Её рука скользнула под легкое одеяло и без особых раздумий преодолела полоску моих модных (своими же руками украшенных) трусов и нежно пальцы обняли уже возбужденный член. О, какими нежными оказались эти прикосновения. Она тихо водила вдоль возбужденной плоти и мне показалось, что это мое мужское достоинство стало увеличиваться, как вширь, так и в длину, в геометрической прогрессии.

После этого, о каких редутах можно было думать. Через мгновенье мои пальцы уже ласкали повлажневший бутон моей без пяти секунд любовницы.

— Неудобно…

Я ничего не слышал. Просто набор звуков. Или стонов, если угодно.

— Неудобно!

Это уже требовательное восклицание даже до меня в таком состоянии дошло.

«Мои пришли» — сразу сообразил я. И такая досада меня охватила.

Но во дворе было тихо. Я приподнял голову (а Галя, разумеется, уже отстранилась). Внизу во дворе никого не было.

— Неудобно, — еще раз повторила Галя. И пояснила: — На твоей хлипкой раскладушке неудобно… это…

Разумеется, неудобно. Здесь один-то целиком не помещаешься, о другом и говорить не приходится.

Между тем её рука, в отличие от моей, никуда убрана не была. Нежные девичьи пальчики все продолжали сладко ласкать то, что ласкали и раньше. И отталкивать её мне не хотелось. Но и встать я не мог. Инициатива полностью, в прямом и переносном смысле была в её руках.

— Пойдем, — решительно сказала она. Как мне показалось, с неохотной убрала свою теплую ладошку из-под одеяла.

Она решительно поднялась, поправив короткое платье. Раскладушка облегченно скрипнула. Тут же вскочил и я. Облегающие трикотажные трусы не скрывали моего возбуждения. Да и скрыть было сложно. Последняя деталь моего туалета не была по размеру рассчитана на интимную жизнь своего хозяина. Так что в возбужденном состоянии та часть тела, которую эта полоска ткани и должна была прикрывать от чужого взгляда, просто не умещалась. Мой член стал похож на этакого шалунишку, который вылез из-под покрывала и с любопытством осматривается, а что там снаружи происходит. И — на сколько все происходящее касается его.

Касалось впрямую.

Мы вошли в комнатку, где жили девчонки. Обстановка была спартанской. Стол у стены, где было окно. У остальных — три кровати. Несколько стульев — и все.

Впрочем, ни моего подсматривающего шалуна, ни меня не интересовал дизайн помещения. Нас всецело волновало совсем другое.

Галя подошла к одиноко стоящему стулу у своей постели и сразу же сбросила легкое платье. В темноте её загорелое тело сливались с мраком. Только белая полоска кружевных трусиков сияла, как пятно фонарика или отблеск наших жадных взглядов.

Сиял он совсем не долго. Галя, не слишком раздумывая, сняла и их.

А я то что? Я сразу последовал её примеру.

Три шага, которые разделяли нас, сжались в темноте. И я не шел, и она не двигалась. Но мы оказались в объятиях друг друга.

Правда, когда она попыталась обнять меня за плечи пришлось опустить её руки на места, не тронутые солнцем… Ну, те, что под плавками… Но это пустяки…

Может, может, у неё была не идеальная фигура. Но я хотел её. Может и форма груди — не для «Плейбоя». Но прикосновение этих упругих полушарий сбивали мое дыхание.

Хотя если честно, то я вновь не столько её хотел, сколько хотел удовлетворить свою страсть.

Она потянула меня к своей кровати. Мы, не разжимая объятий и не переставая целоваться, подошли к ветерану курортного отдыха с шариками когда-то бывшими блестящими. Конечно, не ложе Мари-Антуанеты, но и не моя инвалидная раскладушка. Мы легли боком друг к другу.

Я жадно ласкал её плотно сбитое тело. Но мне это было не нужно. Я хотел одно — войти в неё и почувствовать свое нарастающее возбуждение. Ласки были нужны ей. Что ж…

Я опустился чуть ниже и начал ласкать языком её плотные соски. Галя нервно сжала мои волосы.

«Пора» — подумал я. Аккуратно и нежно (не хватало еще свалиться в такой ответственный момент) я повернул её на спину, а сам лег сверху.

Одна нога у неё была согнута и она ей ласкала меня. Вторая была вытянута и оказалась между моих ног. Ощущение было приятным, но вот войти в неё было очень сложным делом при такой позиции. Я продолжал поласкать её, двигаясь всем телом.

И вновь попытался отодвинуть её вытянутую ногу. Но Галя не понимала.

Это становилось интересным. А может, со мной играют? Проверяют на опытность? Что ж, мы тоже люди начитанные. «Как закалялась сталь» в школе листал. Знаю, как преодолевать сложности.

Я чуть отклонился в сторону согнутой ноги. Вот теперь, хотя и с трудом, но цель будет достигнута. Я приготовился сделать последнее движение в предварительном танце платонических ласк, как услышал слово, которое никак слышать не ожидал:

— Нет.

У меня галлюцинации. Или с улицы донеслось. Я снова собрался, как пружина. Но слово снова было произнесено, с более твердой интонацией.

— Нет!

«Ха!», — подумал я. — «Вот это номер!»

Конечно, можно было чуть применить силу, настоять там. Но, во-первых, это совсем другой жанр. Во-вторых, мне стало безумно интересно, а почему, собственно, нет. Тело-то её говорит — «Да!». Еще как говорит! И ей не семнадцать лет, чтобы боятся самого присутствия мужчины в постели.

Для приличия я замер на ней. Выдержал паузу. Чуть успокоился. Вспомнил пару матерных оборотов и они очень хорошо подходили к этой ситуации. Потом подумал, что философские размышления были не так плохи и приносили больше удовольствия. Сейчас, после такого возбуждения, не кончившегося ничем, очевидно, скоро возникнет ломящая боль внизу живота.

Гала мое молчание и мгновенно наступивший столбняк объяснила по-своему. Хотя, возможно, ей просто стало тяжело — я ведь так и остался лежать на ней. Но в любом случае, она решила быстрее оправдаться.

— Я очень виновата. Прости меня. Но… не могу. Никак не могу.

Здесь я чуть ожил и сполз на правый бок. Но, учитывая момент, лег в позу строго судьи (хотя не представляю, в какой позе мог лежать настоящий судья в моем положении).

— Ты здесь не при чем, — поспешно продолжала она. — Это моя проблема… Ты мне очень нравишься. Ты мне сразу понравился. Как только приехал. Я сегодня специально с девчонками не пошла, заметив, что ты остался дома…

Не дано нам понять женской логики. Да при таком раскладе она еще не дойдя до меня, должна была свое платье в клочья разодрать. Но уж никак в самый пик страсти щелкать по носу.

–…Ты мне нравишься. Но я не могу разрешить тебе сделать того, что ты хочешь, — она запнулась, потом поправилась. — Чего мы хотим.

И замолчала. Я уже не гадал. При таком раскладе это было бесполезно. Мужские мозги в таком режиме мышления начинают дымиться и плавиться. Пусть уж сама продолжает.

И она продолжила:

— Но я не могу. Через две недели у меня свадьба.

Интересный поворот. Надеюсь, что она не скажет, что, увидев меня, она передумала и теперь как честный мужчина я должен жениться на ней. Нет, я, безусловно, честный мужчина. Но не до такой же степени! С другой стороны, лично мне её будущее замужество ну никак в этой ситуации не мешает. Поэтому я ничего лучшего не нашел как выдавить из себя:

— Поздравляю.

— Не издевайся, — раздраженно ответила она

— Ей-Богу, не издеваюсь, — ответ мой был абсолютно честен. — Я действительно рад за тебя. Через две недели у тебя начнется новый этап в жизни. Но только не пойму, почему сейчас здесь и со мной ты не можешь оставить это событие будущему. Что до меня — одно другому не мешает. По большому счету, ты даже и не согрешишь.

— Ты прав, конечно, прав. Но… — она явно не находила слов. — Я обещала, слово дала.

— Ну, каких только слов мы не даем, — я, кажется, начинаю её соблазнять словами. Тоже не безынтересно. А может и не все потеряно? — Об этом все равно никто не узнает. Думаю, подругам та своей победой похваляться не будешь.

— Да не в том дело, — она было чуть раздражена из-за того, что я не понимал.

Но вот чего я не понимал? Для меня все было предельно ясно. Спроси и я объясню, что надо делать. Даже покажу. Давно готов!

— Ну, как ты не понимаешь, — втолковывала она. — Я пообещала быть верной и принадлежать ему. И это легко проверить.

–???

— Я еще девушка! — выпалила она

Без комментариев.

Еще секунду назад я и подумать об этом не мог. Для девственницы в белых воздушных одеяниях, мужиков она умеет заводить с пол-оборота. При чем здесь не только природное.

— Подожди, — задумчиво спросил я, забыв о правилах приличия, — а сколько ж тебе лет?

Понятно, что про такт я даже и не вспоминал…

— Двадцать четыре!

— И сколько ж ты свое слово держишь?

— Мы знакомы пять лет, — дипломатично ответила она.

Ничего парень. За пять лет не попытаться перейти ту самую сладкую черту. Тем более, что девушка готова сделать это уж года три, как минимум.

Но Бог ему судья. А у меня сегодня явный облом. Я уважаю принципы. Добиваться своего от девушки любой ценой — не в моем стиле. И у женщин должна быть свобода выбора.

Я лег на спину и откинулся на подушку. Надо успокоиться.

Но вот именно это сделать сложно. Потому что теперь Галя легла на бок и прижалась ко мне всем телом. Её рука начала ласкать меня. Сначала медленно и осторожно, едва касаясь моей кожи. Потом со все большей жадностью. Наконец она снова обхватила своими пальчиками мой вновь возбудившийся член. Её рука стала двигаться вверх — вниз.

— Ты полагаешь, что в твоем исполнении и онанизм вершина счастья? — спросил я.

Она ответила не сразу. Сначала сладко прижалась ко мне, поцеловала грудь и глубоко вздохнула.

— Прости меня, — томно проворковала она. Нодыхание у неё было прерывистым…Она возбудилась не на шутку.. — Я не хочу, чтобы ты обижался… Я хочу, чтобы тебе со мной было хорошо… Я сделаю, чтобы тебе со мной было хорошо!

Она потянулась ко мне, поцеловала в ухо и скользнула вниз.

Надо сказать, что в те времена железного занавеса мы, конечно, не были столь информированы, как нынешние молодые о приемах и способах любви. И все же даже скудных знаний мне хватило догадаться, что последует дальше. Это меня не слишком удивило, хотя опыта такой любви у меня, считай, и не было. Больше удивило сочетание её действий и того, что минуту назад она мне так проникновенно говорила.

Её губы ласкали низ моего живота. Нежные пальчики «бегали» по воспарявшему от морального нокдауна члену. Постепенно амплитуда её поцелуев сокращалась, неизбежно приближаясь к заветной точке. Можно сказать — вершине.

А вершина уже с нетерпением ждала покорения. И вот наступил момент, когда облако любви накрыло мой заждавшийся член.

Признаюсь, честно, что к своим младым годам я уже знал на практике такой способ любви. Но до этого момент это был лишь элемент ласк. О том, что этим способом можно заменить традиционную близость — и думу не думал!

Я и сейчас полагал, что девушку поласкав минуту другую и тем самым искупив свою вину отпустит меня и моего «оруженосца» на произвол судьбы.

Ошибся. И как ошибся!

Галя сначала осторожно прикоснулась губами, словно боясь обжечься о мою раскалившуюся докрасна плоть. Она легкими прикосновениями опробовала мой член от верха до основаниями (не буду хвалиться — путь был не совсем коротким. Хотя, почему был…?) И так же нежными поцелуями проделала этот чудный путь обратно. Когда губы вполне освоились, она тем же способом стала приучать свой милый язычок.

К его возвращению на мою «вершину», я уже завелся. И завелся здорово. Пальцы одной руки запутались в её короткой стрижке. Другая рука непроизвольно откинулась наверх и пальцы начали откручивать когда-то гладкие, а сейчас шершавые, словно с проросшими почками, шарики.

А Гала, уже познакомившись с предметом вожделения, и убедившись, что его жар никакой опасности не представляет, а совсем наоборот, на секунду замерев, опустила голову, впуская меня в свой рот…

Но это была не жертва. Ей доставляло удовольствие ощущать моё желание губами, которые мягко обволакивали мой член, язычком, беспрерывно облизывавшим плоть, словно пытавшимся впитать все энергию, которая так и распирала меня. Пальчики её нежно ласкали меня. Она с каждым движением все больше возбуждалась сама и заводила меня. Движения становились все быстрее. Член проникал все глубже. Наконец она уже таким способом коснулась его основания. На мгновенье я даже испугался за неё, не представляя, как это все мое богатство могло поместиться у неё и к чему это может привести.

Но мои опасения были совершенно напрасны.

У меня в руке были уже почти все шарики от кровати. Сдерживаться я уже не мог. Но как быть в этом случае? Резко отстраниться и кончить в пустоту? Это может обидеть. Спросить? Самое время. И как она ответит?

Природа сама прервала все сомнения.

Галя даже и не пыталась отстраниться, когда из меня толчками выбрасывалась вся истомившаяся энергия. И даже когда все закончилось, её губки подержали мою постепенно успокаивающуюся плоть, а язычок Гали еще несколько раз прикоснулся к самым чувственным моим точечкам, словно благодаря за доставленное удовольствие.

И тебе, Гала, спасибо. Хотя можно поспорить, о том, как бы порадовался её жених, узнав, какими способами будущая жена соблюдает ему верность. Но с другой стороны — каждый кузнец своих рогов. За высокие принципы и суровые правила в современной жизни, каждый платит свою цену.

Я собирался еще поваляться в этой сладкой постели, но со двора донесся шум. Подружки Гали так рано не возвращались, тем более, вместе они никогда не приходили — каждая освобождалась в свое время. Это пришли мои приятели.

Все бы ничего, но из одежды у меня с собой всего ничего. А объяснять вразумительно, почему я выхожу из девичьей светелки, одетый, как новорожденный, согласитесь сложно. Но и оставаться глупо. В конце концов — соседки придут. Надо брать огонь на себя. Я вскочил. Надел свою единственную часть туалета и на возгласе Ильи:

— Где Олег, он вроде оставался здесь? — я вышел из комнаты.

— Да здесь я! — пришлось мне произнести, как можно спокойней и безразличней. Ну, подумаешь, в чем в гости к девушке может прийти благородный дон.

Благо, возбуждение уже спало. Ничего больше из-под трусов свое любопытство не проявляло!

Однако, и без этого мои приятели застыли. Не ждали, что называется. Причем, пришли не только Илья с Леной, но и «Шурик-большой» с дочкой того скульптора. Роман у них что ли?

— Ты чего там делал? — спросил Илья.

Молодец! Мужику за тридцать, в журналах столичных печатается, а умнее вопроса не придумал. Ленка его жена даже рот раскрыла. То ли что бы мне помочь, то ли от удивления от «деликатностьи» своего мужа.

Мы тоже не лыком шиты.

— У Галки кровать сломалась, — как подтверждение своих слов, протянул ладонь с теми злосчастными шариками, которые я так и не выпустил из руки. — Надо было помочь.

Илья был ошарашен. Он произнес звук, составляющий нечто среднее между А — Ы и У.

Слава Богу, не спросил, а почему я почти голый бросился помогать решить проблемы соседки.

Ленка челюсть закрыла и натужно закивала головой. Ну да, разумеется. Дескать, а как еще можно чинить девичью кровать в полной темноте.

«Шурик» задрал голову вверх, словно пытался глазом вооруженным его очками рассмотреть Море спокойствия на маленькой Луне во второй фазе. Всем своим он говорил:

— За то, что я не спрашиваю, как под хрупкой девушкой сломалась чугунная кровать, которая успешно пережила Крымскую войну середины прошлого века, и зачем во время ремонта откручивать шишечки, а не привинчивать их, — с тебя как минимум литр пива завтра с утра.

Ультиматум. Но ничего не поделаешь.

И только отпрыск народного скульптора, кажется, ничего не поняла. И с нетерпением поглядывала в сторону набережной.

–…Мы за деньгами, — словно оправдываясь, зачастила Ленка, — В ресторан собираемся. А деньги вот забыли. Ты как, с нами?

— Да нет, — ответил я, подчеркивая свою усталость от недомогания о котором еще пару минут забыл напрочь, — Что-то неважно себя чувствую. Надо отлежаться

— Когда перегреешься себя насиловать ни в коем случае нельзя. — Это «Шурик» нарушил молчание и по его заботливости я понял, что если я не хочу услышать сегодняшнюю историю гуляющей в виде анекдота по всему Гурзуфу, литром не обойдешься.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я. — Я тебе очень благодарен за участие. Твой должник.

«Шурик» все понял и его молчание, вроде, было гарантировано.

Ребята быстро забрали кошелек из своей комнаты и ушли. А я почти сразу заснул. Можете не верить, но я, действительно, себя не слишком хорошо чувствовал.

Последующие три дня вопрос провождения вечеров для меня был решен. Сначала, чтобы не вызывать вопрос и не поить всю ораву пивом я выходил с ребятами на вечернюю прогулку по злачным местам. Потом под благовидным предлогом выскальзывал из их поля зрения и возвращался домой. К тому времени Галя избавлялась от своих приятельниц. У нас была куча времени. Мы занимались «девственным» сексом, получая вполне плотское наслаждение.

Галя оказалось очень изобретательной девушкой в своих «невинных» забавах. Привет жениху я не забывал посылать постоянно.

Мы успевали и поговорить. Галя оказалось чемпионкой города по стендовой стрельбе. Дипломницей престижного киевского вуза. Чем дальше, тем она становилась разговорчивей и откровенней. И не известно, что бы ей пришло в голову, оставайся она дольше. Но через три дня они возвращались домой.

Автобус отходил в половине второго. Я обещал проводить.

Но опоздал…