Война за мир

Алексей Жидков

– Но смерть – это не страшно. Это как сон. Сладкий сон. Больше не надо будет бороться и терпеть. Ты сможешь отдыхать. – Но я не хочу спать. Я хочу сражаться! Я хочу победить!.. Что остается, если всех родителей и братьев убили, а нас взяли в плен? Мы всего лишь девочки-подростки – одинокие сироты, на которых хозяева ставят свои жуткие эксперименты. Они делают из нас убийц и террористов, не понимая, что мы все еще дети. Но это отнюдь не их главная ошибка. Мы лучше умрем, чем подчинимся – вот в чем их основной промах. И он будет стоить им жизни! Все методы и средства хороши: кровь, смерть, боль – ВСЕ во имя мести… и ради мира! Вторая книга из цикла «Глупцы и герои» познакомит нас с новой надеждой, благодаря которой человечество, возможно, сможет заявить о себе на всю вселенную. Вместо того, чтоб убегать и прятаться, они лезут на рожон, идут на смерть… и только время покажет, кто они – глупцы или герои?

Пролог

— Что с Карэном не знаю, но Стас с Егором еще точно в бою. Правда, они абсолютно неуправляемы. На своих нападают с такой же яростью, что и на чужих. Мы несем потери.

Курьер с трудом, сквозь сильную отдышку, выговаривал слово за словом. Ему приходилось докладывать на ходу, что еще больше усложняло задачу.

Операция по захвату пункта управления межзвёздной космической лаборатории длилась уже несколько часов. Устройств связи у повстанцев не было, поэтому приходилось гонять курьеров. Они еще держались, но было заметно, что их состояние ухудшалось с каждой минутой. Спонтанные физические нагрузки без сопровождения блокираторов приводили к повышенной выработки фермента, что тут же давало о себе знать.

— Без потерь нам некуда, Илья. Никак без них. Стаса с Егором уже можно туда записывать — вот только они пока еще работают и являются нашим основным оружием. Что с противником?

Худой невысокий парень по имени Бернар Джой, в окружении десяти других мужчин и женщин, быстрым шагом шел следом за курьером по темным, узким и извилистым коридорам, в которых сейчас работало только аварийное освещение. Недавно ему исполнился тридцать один год, но выглядел он на все пятьдесят. Таковы были суровые последствия экспериментов, которым их подвергали захватчики.

Бернар разработал и контролировал ход повстанческой операции. И именно на его плечи ложился груз ответственности за погибших. Но никакого сожаления не было — ведь он знал — если они сегодня не сделают глупость, и не погибнут как герои, то завтра просто вымрут, не оказав никакого сопротивления.

— Почти все вульфонды заперлись в своих норах, — уже более уверенно отвечал курьер. — Туда нам пути нет. Проход открыт только к пункту управления. Там три лаборанта. Они не вооружены. Карэн их немного потрепал, даже ранил кого-то. Сейчас до них уже должны добраться Стас с Егором, их ведут Алана и Лена…

— А остальные? — перебил его Бернар.

— Остальные погибли… в основном от рук Карэна, Стаса и Егора. Как только они приняли препарат, то сначала набросились на лаборантов, но почти сразу переключились на людей. Я же говорю — они обезумели. Лаборантам почти удалось скрыться и забаррикадироваться в помещении пункта управления. Семен погнался за ними, а преследуя его, туда же побежал и Карен. Увидев это остальные стали собой заманивать в пункт управления Стаса и Егора. В общем, там сейчас уже должна быть мясорубка, — только он это сказал, как вся делегация завернула за угол и перед ними предстала ужасная картина — вдоль длинного коридора лежали бездыханные, истерзанные тела их товарищей.

Но курьер не остановился, он наоборот прибавил шаг и тут же перешёл на бег. Его целью была полностью прозрачная большая дверь, за которой располагался пункт управления. Он подбежал к ней, и уж было протянул руку, чтобы ее открыть, но его схватил сзади и резко отдернул Бернар.

— Стой! — сказал он. — Мы сейчас только помешаем. Спасать там уже некого.

И вправду, заглянув внутрь, курьер увидел тела своих товарищей — почти всей оставшейся группы захвата, кроме тех, кто принял препарат. Но смерть настигла не только людей — прямо перед входом лежало растерзанное худое тело одного из лаборантов в желто-коричневой мантии. Из нескольких рваных ран все еще текла черная, густая кровь.

Неподалеку лежал Карэн. Он был еще жив, но абсолютно обессилен. С трудом передвигаясь ползком, он упорно пытался добраться до своей следующей жертвы. Его глаза светились рубиновым цветом — в них не осталось ни капли сознания, лишь ярость и ненависть ко всему, что движется, ко всем, до кого можно дотянуться и уничтожить. Все свои последние силы он тратил на то, чтобы добраться до места схватки. Туда, где, принявшие препарат, Стас и Егор, с такими же рубиновыми глазами, сцепились с оставшимися лаборантами.

Пункт управления представлял собой просторное помещение с огромными проекционными экранами. Вдоль одной стены шел ряд стульев и кресел, поднимающихся вверх, как в амфитеатре — там сейчас и завязался бой. Лаборанты не имели военной подготовки и модификаций, но ростом были почти в два раза выше нападавших, поэтому, хоть и с трудом, но отбивались от обезумевших заключенных. У нападавших же, хоть и было преимущество в силе, полученное благодаря принятому препарату, но из-за него же они не могли мыслить рационально и организовать скоординированную атаку. Лаборанты, зажатые в угол и находящиеся на возвышенности, просто не давали подойти к себе на близкое расстояние.

Но вдруг, один из них споткнулся и упал — оба нападающих набросились на него разом и стали избивать, нанося хаотичные удары. Второй лаборант, воспользовавшись ситуацией, лишь отскочил в сторону, не оказав помощи своему коллеге. А Егор со Стасом тем временем беспрепятственно разделались со своей жертвой.

Казалось бы, что вот сейчас закончив с одним, они оба вмиг повергнут второго противника, но вместо этого они сцепились друг с другом. А, с трудом передвигающийся, Карэн увидел новую цель — людей за прозрачной входной дверью.

— Они убьют друг друга, — услышал Бернар женский голос за своей спиной.

— Мы должны их спасти, — раздался второй голос.

Тем временем Карэн уже подполз к двери, но, естественно, открыть ее не мог — просто не мог сообразить, как это сделать. Он был совсем близко, его рубиновые глаза обезумевшим взглядом уставились на товарищей.

— Мы должны помочь ему, — сзади уже кто-то рыдал. Кажется, это была Фабия — жена Карэна.

Но, как будто услышав ее слова, Карэн оскалил рот и стал неистово бить по прозрачной преграде руками, размазывая по ней кровь. Он рычал и пытался пробиться. Даже в обессиленном состоянии, его удары сотрясали толстую, прочную дверь. Всем было абсолютно ясно — попытайся они помочь, их просто убьют.

— Мы не можем, — грустно сказал Бернар. — Они все равно не переживут действие препарата.

— И сколько им осталось? — спросил курьер.

— Совсем не много, минут десять — пятнадцать. Так что последнего лаборанта нам придется нейтрализовать самостоятельно. Илья, оповести остальные группы — пусть все взрослые выдвигаются сюда. Детей оставьте в спальном отделении. Мы захватим, и будем удерживать пункт управления, сколько сможем…

— И живыми вряд ли его покинем, — очень тихо, так, чтоб слышал только Бернар, сказала подошедшая к двери девушка по имени Василиса.

С грустью наблюдая за мучениями своих товарищей, она, как правая рука Бернара и его жена, понимала, что так все и должно быть.

— Мы можем еще раз использовать препарат, — сказала она мужу.

— Нет необходимости, справимся и без него. Уж очень большую неопределенность он вносит. Нас будет около сорока человек, против одного безоружного, напуганного лаборанта — у нас все получится. Он не сможет подавить всех.

* * *

— Вон он, забился в дальний угол. Ждет, пока его спасут. Чтобы этого не допустить, нужно действовать прямо сейчас. Нападаем тремя группами и очень быстро, чтобы оставить ему как можно меньше времени на защиту. Все вооружились?

Бернар обвел взглядом свое войско. Тридцать шесть мужчин и женщин стояли вокруг него, решительно сжимая в своих руках детали мебели и прочий хлам, который они гордо называли оружием.

— Сначала пытаемся его закидать. Возьмите с собой как можно больше дисков, — Бернар кивнул в сторону небольшой гравиплатформы, доверху набитой атлетическими дисками от штанг и гантелей. — Может у кого-нибудь и получится попасть в голову. В любом случае нам это не навредит.

— Заходим тремя группами и сразу разбегаемся по сторонам, рассредоточиваясь по помещению. Стараемся нападать одновременно со всех сторон. Кидаем диски, вступаем в ближний бой как можно быстрее. Надо огорошить его. Они почти как люди — так же боятся, так же паникуют, так же ошибаются. Это просто оператор-лаборант, он не боец и не умеет воевать, у нас все получится. Готовы?

Группы выстроились в длинные шеренги, чтобы одновременно заходить в помещение.

— Пошли! — крикнул Бернар и со всей силой вдавил рычаг открытия двери. Прозрачные створки моментально разъехались в стороны и люди, подбадривая себя криками, рванули внутрь.

Лаборант спрятался за сиденьями в самом высоком ряду амфитиатра. Всего их было три — они возвышались вверх ступенями, каждая из которых достигала в высоту почти половину человеческого роста, поэтому забираться на них казалось не так уж и просто. Но до амфитеатра еще стоило добраться.

Кто-то из бойцов кинул диск почти сразу, как вошел в помещение. Но не докинул его даже до второй ступени. Остальные, оценив ситуация, приберегали метательные снаряды, стараясь подойти ближе.

Почти все нападающие громко кричали, подбадривая себя и пугая противника. Командовать в этом шуме было невозможно — да и бессмысленно — все и так знали, что делать.

Добраться до первого ряда амфитеатра сумели не все. Впереди идущие бойцы центральной группы, один за другим, начали спотыкаться и падать, хватаясь за шею, глаза и уши — как и ожидалось, враг предпринял ментальную атаку.

Насколько люди успели понять ситуацию за время своего заключения — человеческая особь представляет интерес для захватчиков в плане ее ментального развития. Нет, нельзя сказать, что оно очень высокое — практически любая из основных рас во вселенной имеет более высокий уровень ментального сопротивления. Но у них он нарабатывался миллиарды лет и в основном искусственным путем за счет специальных тренировок и препаратов. Люди же имели очень высокий естественный ментальный уровень. Для захватчиков — это был весьма интересный материал для изучения.

Нападавшие знали, что их, ослабленного экспериментами, ментального уровня недостаточно для оказания сопротивления даже простому вульфонду-лаборанту, но понимали, что тот не сможет атаковать сразу всех. Громко крича, они пытались рассредоточить его внимание, но это не сильно-то и получалось. Ментальные атаки вульфонда достигали своей цели, и люди один за другим падали на землю, корчась в муках. Их подчиненный мозг, делал все, чтобы остановить нападение своего носителя — в том числе убивал сам себя.

Но две оставшиеся группы уже подошли к первой ступени и начали забрасывать лаборанта своими импровизированными метательными снарядами, которые хоть и не часто, но попадали в цель. Несмотря на то, что лаборант частично спрятался за сиденьями, попасть в, хоть и худого, но трехметрового исполина было вполне возможно. От жесткого натиска он сломался и прекратил ментальную атаку — она все же требовала какой-никакой концентрации. Теперь он мог обороняться только врукопашную, а первые нападавшие уже взбирались на вторую ступень.

Взобраться на третью ступень было не так-то просто. Лаборант вырвал одно из сидений и, усиленно размахивая им, пресекал все попытки. Но нападение не останавливалось. Бойцы лезли вверх. Некоторые были сбиты мощными ударами и без чувств сваливались к подножью амфитеатра, но остальные прорывались и забирались наверх.

Подойти близко к трехметровому противнику было сложно, поэтому люди начали закидывать его дисками и своим импровизированным оружием. Это действовало лучше, но все равно не могло окончательно сломить врага. Победить его удалось только используя его же оружие — вырвав несколько стульев, люди, используя их как щиты, оттеснили лаборанта в угол, ограничив его движения, и там уже набросились разом, нанося удары всем, что подвернется под руку.

Озлобленная волна человеческой ненависти затопила и уничтожила своего врага. Того самого врага, который захватил их в плен, заточил в ужасную тюрьму и ставил над ними чудовищные эксперименты. А самое главное, что не только над ними, но и над их детьми. Маленьких, ни в чем не повинных мальчишек и девчонок, превращали во что-то ужасное, мучая и издеваясь над ними.

Этот бунт являлся последним шансом для их детей — хотя, если честно, и в этот шанс никто не верил, но просто умереть, бездействуя, они не могли — нужно было хоть попытаться.

И можно сказать, что попытка почти удалась. Чередуясь с десятком человеческих тел, в помещении пункта управления лежало три тела противника — это капля в море, все выходы заблокированы и никто, все равно, не сможет покинуть лабораторию, но это победа — первая победа человека. Теперь надо готовиться ко второй битве, и, за как можно большую цену, отдать свои жизни, защищая захваченное помещение.

— Все, кто может, — кричал через глубокую отдышку Бернар, — вырываем стулья, переворачиваем столы, делаем как можно более укреплённые баррикады перед входом. За работу, ребят, за работу…

И раненные, обессиленные бойцы, вставали и, не глядя на своих убитых товарищей, друзей, любимых принимались за работу, укрепляя свою последнюю линию фронта, свой последний оборонительный рубеж, то место, которое они выбрали для смертельного боя, чтобы доказать своим захватчикам, что люди не сдаются и никогда не сдадутся. Чтобы показать своим детям, что они умерли, не смиряясь со своей судьбой, а сопротивляясь до последнего.

* * *

— Они не придут, Бернар, — Василиса вытирала пот с лица мужа, голова которого лежала на ее коленях.

С момента захвата пункта управления прошло более сорока часов, но никто даже не пытался их атаковать. Разведав помещения лаборатории, люди выяснили, что теперь закрыты не только все производственные отсеки, но и детские спальни. Теперь они даже не имели возможности повидаться с детьми.

А их тела все слабели и слабели. В результате ставящихся на них экспериментов, они подверглись незначительному видоизменению, вследствие чего, для поддержания жизни, чтобы собственная иммунная система организма их не убили, требовался постоянный прием блокираторов, которых у них не было.

Тела убитых товарищей сложили у экранов наблюдения. Оплакивать их не было ни времени, ни сил. Да и все прекрасно знали, что очень скоро присоединятся к ним. Оставшиеся в живых расположились вдоль шестиметровой баррикады на входе в помещение. Сил стоять на ногах уже ни у кого не было. Обороняющиеся либо сидели, облокотившись на свои укрепления, либо лежали, пытаясь сохранить силы до нападения.

Но обороняться было не от кого, атаковать их никто даже не собрался. Очевидно, предприимчивые захватчики решили просто выждать, пока их неудачливые бунтари просто не помрут от голода и отравления организма.

И эта тактика работала. Несколько человек уже лежало без сознания, кто-то бредил, бормоча что-то нечленораздельное.

— Илья, Агафон и Влад мертвы, — доложил с трудом подошедший к Бернару боец. Вернуться на свою позицию у него не было сил, и он тут же сел отдохнуть, опершись на баррикаду.

— Они были курьерами, — сказала Василиса, — больше всех потратили сил — поэтому они первые. Но другим недолго осталось ждать. Наш бунт окончен. Мы все же умрем не в бою…

— Не скажи, — с трудом выговаривая слова, перебил ее Бернар. — Это и есть бой. Мы уничтожили противника, мы нанесли врагу материальный ущерб и самое главное мы безвозвратно уничтожили трехлетний материал исследований. Это спутает им карты. Мы сделали свое дело, свой бой мы выиграли. Если кто-нибудь подхватит наше начинание, то человечество обязательно выживет — я верю в это, как и в то, что наши дети будут жить, и не будут служить этим гадам — не будут никому служить — только себе, только человечеству.

— Но ведь они такие маленькие, — слезы навернулись на глазах Василисы. — Как они смогут этому противостоять? Как они будут жить без нас? В этом… в этом… в этом кошмаре. Что с ними будет? В кого их превратят?

— Мы правильно их воспитали, — успокаивал жену Бернар, слова давались все труднее и труднее — язык опух, во рту пересохло, перед глазами уже опускалась пелена. — Они смогут все вытерпеть, у них получится все преодолеть. Они сильные — гораздо сильнее нас, даже сейчас. А когда они вырастут, они закончат наше дело и… — Бернар закашлялся не в силах больше сказать ни слова.

— Сейчас, подожди, — сказала ему Василиса, поднося ко рту флягу с водой. — Попей, — но фляга оказалась пуста, не было воды даже смочить губы.

— Сергей, принеси воды, — попросила Василиса, рядом сидящего бойца. Но ответа не последовало. Боец сидел неподвижно, опрокинув голову на грудь.

Василиса протянула руку и коснулась его шеи — пульса не было. Оглянувшись по сторонам, она увидела, что вокруг не осталось никого в сознании, а может быть уже и в живых.

Нашарив рукой флягу с водой у погибшего бойца, Василиса смочила губы мужу. Но он не реагировал. Она сбрызнула ему лицо водой, но реакции также не было. Превозмогая свои страхи, она нерешительно коснулась сонной артерии — пульс был очень редким, а паузы с каждым разом все больше и больше. Ее надежда и опора, ее лидер, любовь всей жизни умирал, лежа на ее коленях. Она склонилась и коснулась его губ своими. Сердце билось все медленнее и медленнее, пока не прекратило свой ход, навсегда остановившись.

Не чуя больше содрогание кровеносной жилки под своими пальцами, Василиса горько расплакалась. И не было рядом никого и ничего, что могло бы помочь ее горю. Вокруг простиралась только мертвая тишина. Бойцы, вышедшие на последнюю битву, покидали ее. Они умирали, но не сдавались. Никто не жалел о содеянном. Жалеть можно было только о том, что мало врагов прихватили с собой на тот свет. Только злость и решительность сопровождала людей в последний путь. Страху не осталось места. И даже слезы являлись символом их упорства и смелости. Они шли в бой, зная, что не смогут выжить в нем. Глупцы — скажете вы, нет — они герои. И когда слезы непослушно катились по щекам, оставалась вера — все будет хорошо. Враг уже побежден, только он об этом еще не знает. Он уже побежден, потому что люди не сдались. А если мы не сдались, то и проиграть мы не можем.

Понять текут слезы еще или уже нет, было невозможно. Тело отказывалось слушаться, мутная пелена застилала глаза. Вокруг лежали погибшие товарищи, стояло их последнее укрепление. Но все это тонуло под наступающими волнами забвения. Мир изменял и терял свои очертания. Вот даже мерещится, как будто кто-то идет к ней. Нет не враг, кто-то маленький — кажется это ребенок. Но сил открыть глаза нет — они смыкаются под тяжестью суровой жизни, и тьма принимает в свои объятья — под свое теплое, уютное покрывало…