Краснотал

Алексей Еленин

Это не книга, это твиты, блоги, слепки, брошенные на полуслове. Потому что невозможно завершить и окончательно оформить жизнь внутри себя, если только это не смерть… Но это – не смерть.

© Алексей Еленин, 2021

ISBN 978-5-0055-0943-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

КРАСНОТАЛ

В режиме бреда

Предисловие?

Все откровения, которые, возможно, будут обнаружены в этих текстах — случайны. Так что, если вы не найдёте никаких откровений, — неудивительно.

***

Я пишу. Иногда я сажусь и пишу. Иногда я думаю над тем, что я пишу. Иногда — нет. Совершенно не понимаю, зачем я пишу. Но иногда понимаю. Но не скажу. Я часто сомневаюсь в том, что я пишу хорошо. А иногда не сомневаюсь. Вот так, бывает, напишешь что-нибудь, напишешь и думаешь «ё-моё!» Очень ёмкое выражение. Можно — «ё-моё! какое говно», а можно «ё-моё! как хорошо». Но лучше думать просто «ё-моё». Не ошибёшься. Ну так вот, я всё ещё пишу. Ё-моё!

***

Я хочу придумать антиутопию. В этой антиутопии человечество, чтобы выжить, возобновляет принцип естественного отбора, т. е. сбрасывает больных младенцев в пропасть и другие ужасы. Я называю это антиутопией, потому что в условиях естественного отбора я бы, скорее всего, не выжил. Зато человечество выжило бы. Хотя я не очень-то понимаю, зачем человечеству нужно выживать, ну да ладно. В общем, не буду сочинять антиутопию, глупости это. И мой воображаемый друг тоже говорит, что глупости. У меня много воображаемых друзей.

***

Про террористов

В маленьком захолустном городке, где ни в одном доме не было лифта, жил мальчик. Мальчик тот не был маленьким, напротив, он был очень даже большим. И всё бы хорошо, да вот беда — не было у мальчика друзей, а только котлеты. Долго терпел мальчик, но всё-таки не выдержал и обиделся. «Уеду в большой город и стану террористом», — сказал он котлетам. Ничего не ответили котлеты, да и что тут скажешь, разве его разубедишь?

Приехал большой мальчик в большой город — а там люди. «Ничего себе! — подумал мальчик, — Где же здесь террористы?» Целый день и целую ночь искал он террористов, и несколько раз даже видел, как они собирались в маленькие группки, но террористы были очень пугливые и разбегались в разные стороны, когда к ним кто-то подходил достаточно близко. Вот тут-то и пригодились закадычные котлеты, с помощью которых удалось поймать нескольких неосторожных террористов. «Настоящие друзья», — подумал мальчик о котлетах. «Ага, попались!» — подумал он о террористах.

Так мальчик узнал, что такое настоящая дружба.

«Всё равно стану террористом», — подумал он. И стал.

Всемирный Террористический Совет и Союз разрабатывал оружие массового взрыва мозгов. Работал и разрабатывал и доразрабатывался до того, что при испытании этого оружия взорвались мозги у всей верхушки Совета и Союза. «Хорошая вещь получилась», — решили террористы. И поручили большому террористическому мальчику взорвать мозги обычных людей. И мальчик придумал сделать это в метро. Дождался он, когда вагоны забьются до отказа, собрался с духом — и применил…

«А мальчик-то наш — дураком оказался, — хором подумали котлеты по пути в маленький город. — Даже не жалко».

Ходят по большому городу жертвы и мальчик, и нет им покоя. И нет покоя террористам. И нет покоя верхушке Совета и Союза. И всё им не можется. Всё оружие диковинное придумать хочется. Ух, руки загребущие! Ух, ноги заплетущие! Глаза остекленевшие. Речи пустотелые. А думать-то нечем! А думать-то надо!

Вот и пропадают пропадом.

Жили-были горные орлы. Случилось одному орлу зазеваться. Тут откуда ни возьмись, прибежал петух и клюнул его в темя. И решил тогда горный орёл стать террористом…

***

Недавно ко мне заходил ещё один воображаемый друг. Мы говорили о литературе. Совершенно бессмысленное занятие, но затягивает. Просто невозможно оторваться. Продолжаешь высказываться, даже когда тема разговора меняется. Главное, высказываться неожиданно, непонятно и как можно радикальнее. Чтобы оглушить, чтобы вывести из равновесия, чтобы ещё один человек знал о твоей гениальности.

Но вернёмся к воображаемому другу.

Он тоже пишет… Впрочем… здесь всё сложнее. Он считает, что за него сочиняет Алкоголь, а он только записывает. Поэтому никогда не выбрасывает пустые бутылки, и порой даже молится на них.

Ну, кому что нравится.

А вот, кстати, рассказик, написанный пол-литровой бутылкой «Охты» за пару часов:

Город летающих собак

«Ужасная авария! Ужасная авария! На дороге валяются ворохи смятых автомобилей! Согласно имеющейся у нас информации: есть жеррртвы!..»

— Да, заткнись ты! — я с остервенением накинул на клетку покрывало.

Ненавижу попугаев.

Не-на-ви-жу.

Чем бы заняться?.. А?.. Что бы такое поделать?.. Что бы… Слава! Слава Кому Попало! — в коридоре зажужжал, задребезжал дверной звонок. Ну, наконец-то… Долой раздумья! Долой мучения!

— Вот и я! — вот и мой друг.

— Привет, — говорю я, и мы проходим в комнату…

— Слушай, — сказал друг, оглядевшись, — давно хотел спросить: зачем тебе двухъярусная кровать? Ты же, вроде один живёшь…

Я посмотрел на него так, как будто ничего не понимаю. Мне очень не хотелось, чтобы он заметил мою тревогу. Ну, действительно: зачем мне эта двухъярусная кровать, этот друг, эти попугаи? Зачем это всё?? За-чем?..

— Ладно, забей. Кстати, чего там по попугаям передают?

Я бросился искать программку и не заметил, как вышел на улицу.

Ох!.. Чуть не унесло…

Наш город называется Городом летающих собак. Всё дело в том, что здесь постоянно дуют очень сильные ветра, так что ходить приходится, схватившись за поручни, приделанные к каждому дому. А перебегать от одного дома к другому надо, хорошо подготовившись, и очень быстро. Ну а собаки, конечно, не могут держаться. Да и вес у них не тот. Вот и летают.

Как раз в этот момент мимо меня пролетал большущий дог с привязанным к его задней ноге листком бумаги. Вот, чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт! Я вздохнул, покачал головой (ну, насколько это вообще возможно при таком ветре) и в последний момент ухитрился сорвать чёртов листок с ноги бедного животного.

«А! — я так и думал, что ты на улице, — говорилось в записке (а это была записка), — думаю надо встретиться, посидеть, поговорить… Давай „У бабы Яги“. Жду. Твой друг».

Жди. Я нехотя пополз, держась за поручень, в сторону кафе…

Кафе находилось среди пятиэтажек в середине квартала. Это было нечто такое, что, видимо, должно было напоминать избушку на курьих ножках… Хотя бы отдаленно… Но… Но что-то не заладилось у архитекторов… Что-то… Ну да ладно… Не будем об этом…

— Привет! А ты знаешь, что такое гороховая отбивная?

— Чушь какая-то, — говорю.

— Вот, посмотри, в меню так и написано: «гороховая отбивная». Надо спросить… Официант!!!

И он пришёл… Довольно-таки унылый тип…

— Да? — спрашивает.

— Скажите пожалуйста, а что такое «гороховая отбивная»?

— Не знаю. Чушь какая-то.

— Но у вас в меню написано: «гороховая отбивная».

— Да, не знаю я. Надо спросить у скелета с бантиками…

«Как же мне всё это надоело», — подумал я.

А ещё: «Есть ли Бог?»

И:

«Если есть, то можно ли его застрелить?»

***

У верблюда два горба, потому что он урод.

***

Т. к. я, ко всему прочему, пишу стихи, то у меня появилось несколько идей по этому поводу (я исхожу из того, что поэзия возвышает, и каждый поэт потенциально может Воспарить, узреть Будущее и Вообще…):

— Пусть каждый возносящийся поэт захватит с собой пару-тройку спутников на Благоотечества (куда-куда? — спросите вы — поэт знает).

— Вторая задача — уничтожение спутников потенциального врага.

— Высадка на Луну с водружением флага. Здесь же (обязательно) — взять пробы грунта (для того, чтобы отправить пробы на Землю, целесообразно взять с собой несколько поэтов, склонных к падению на самое дно; на крайний случай, можно воспользоваться Музами (позывные: Муза-1, Муза-2 и т.д.)).

— Высадка на Марс. Здесь: водружение флага, взятие проб (см. п. 2), нахождение воды, нахождение жизни.

— После всего вышеперечисленного поэт, если только не захочет задержаться в Солнечной системе, может смело улетать за её пределы, разыскивая Братьев по Разуму. NB! Вся информация должна через равные промежутки времени посылаться на Землю (см. п. 2).

Поэтов, которые не могут вылететь за пределы атмосферы, предлагаю использовать в разведывательных целях и для устрашения предполагаемого противника.

Приём.

***

Мы всё-таки победим! Пусть даже если и себя… Мы рвём и мечем! Мы грозим и швыряем чем попало во врагов, которые никак не хотят становиться реальными. Вперёд! Перёд — это то, куда направлен твой взгляд. Вперёд! Мы всё-таки победим! Ура-а-а!!!

***

Почему молчит горшок с геранью?

Разве нечего ему сказать?

Он живёт на самой грани

(ничего не хочет доказать?)

между человеком и вещами,

между хрусталём и животом.

Мол, отстаньте, разбирайтесь сами;

мол, я всё сказал или скажу потом.

Как же он эгоистичен, право!

Просто-напросто смешон!

Просим-просим! Браво-браво!

Или выброшу в мешок!

Где ты потерял голосовые связки?!

Отвечай сейчас же, дармоед!

Что? Молчишь? Не веришь в сказки?

Попрошу велосипед.

Велосипед, велосипед,

скажи

как избавиться от бед

и построить миражи

и разрушить миражи…

Что же делать с миражами? —

подскажи.

Почему она рожает?

Оплодотворяет он?

Почему враги бежали?

Что такое гонг?

Что, скажи, такое плохо?

Что же хорошо?

Кто такой несносный кроха,

стёртый в порошок?

Что такое, что такое, что такое… Ой!

расскажи, велосипед, спутник мой земной!

Суть глубинную открой зла или добра.

Но молчит велосипед. В рот воды набрал?

Лишь педалями шуршит.

Что ты хочешь, расскажи?

Ты в себе-то не держи.

Будут нынче виражи!

Или хочешь ты сказать, постой,

что тому, кто твёрд

(или — нет, ну, в общем, не живой),

и не нужен рот?!

Или хочешь ты сказать:

«Если б я сказал

то, о чем желаете вы знать —

отвели б глаза?»

Или хочешь ты сказать:

«Нет, я не хочу

Это всё равно, что наказать —

лучше промолчу?»

Не молчи, скажи хоть слово!

Задрожи хоть вся земля!

Затрясись хоть все основы!

Что? Нельзя?

О, Земля, земля, хоть ты скажи мне,

где моя… хоть что-нибудь скажи!

Я, белково-нуклеино-углеводно-жирный,

вопрошаю вещи: «Уложи-

те всё в простые рамки!

Успокойте же: всё сон, всё сон.

От простой сердечной ранки

превращаюсь я в песок!»

Молчание…

Молчание затягивается…

Говорю сам с собой.

Вроде не психически больной.

Вроде с головой дружу.

Ни бе-ме и ни жу-жу.

Никого вокруг.

Вдалеке начинает рушиться пространство. Область разрушения стремительно приближается к человеку. Он кричит. Точнее — пытается. Стоит, растопырив пальцы, руки, ноги и разинув рот. Разрушение заглатывает человека и двигается дальше.

Всё завершается.

Разрушенный человек судорожно соображает. Точнее — пытается. Вокруг — разноцветная пыль, переходящая вдали в Белый. В промежутках — чернеет. Человек смотрит на свои руки: в промежутках — чернеет. Разрушенный человек хватается за разрушенные вещи. Всё перемешивается.

Остаются только Чёрный и Белый.

«Всё», — говорит Чёрный.

«Всё», — говорит Белый.

«Всё», — говорит кто-то.

«Как-то всё нелепо получилось».

***

Как пережить эту жизнь?..

***

Я решил навестить своего знакомого, лежащего в больнице.

Когда я вошел в палату, то увидел, что он очень плох, и мне стало очень грустно, очень жалко его…

и себя. «Наверное, мне не долго осталось», — сказал мой знакомый, а я увидел, что на нем уже начала расти трава. Я попытался сказать ему что-нибудь ободряющее…

А затем пошел домой.

Но все обошлось. Мой знакомый выздоровел. Что касается травы, то она поредела, но осталась, а на правом плече даже выросли цветы. Колокольчики

***

На досуге решил серьёзно подумать о чём-нибудь. Кошмар. Ощущаю себя настолько тупым, что не понятно, как я вообще умудрился задуматься. Начал думать уже над этим. От напряжения упал лицом на стол.

***

Всё кажется болезненным, больным, всё болит. Голова. Руки. Ноги. Еда. Кровать. Компьютер (сильнее всего — монитор). Туловище. Окно. Душно и тошно: даже умереть не хочется. Всё громко и плохо. И тяжесть. И грохот. Болею. Болею. Лечусь…

Мы стояли где-то недалеко от дома. Я, Алексей и Геннадий. Обстановка была такова: гипсовое плоское снежное пространство; чёрный, плохо прорисованный дом и аналогичные ошмётки леса. Алексей только-только начал восстанавливаться после болезни, поэтому был полупрозрачный и тонкий. Я вообще постоянно разваливался на части и из-за этого выглядел несколько аморфным. И только Геннадий имел нормальный вид.

Это был высокий, сутулый мужчина тридцати шести лет и шести месяцев от роду с угрюмым выражением лица. Выпяченная губа делала его похожим на обиженного орангутанга. Шутить в его присутствии можно было, только если у вас появлялась необходимость почувствовать себя идиотом. Или другим неведомым зверем.

Геннадий-орангутанг угрюмо молчал.

— Ну-у? — вопросительно промычал Алексей, посмотрев на Геннадия.

Геннадий зашевелил губами.

— Что-о? — продолжал Алексей.

— Я говорю: умерли… Все умерли. Можешь пойти в дом и убедиться.

— Что-о?! Да нет… Наверно, ошибся. Точно — ошибся. Как такое могло случиться?

— Умерли, говорю. Умерли. Живые сквозь стены не проходят…

— Да нет же… Ты ошибся. Ошибся. Ошибся. Ошибся.

Алексей побежал в сторону дома. Видимо, проходить сквозь стены.

Мы остались вдвоём. Орангутанг молчал.

— Неподходящие это для тебя места, — сказал я. — Холодные. Уедем отсюда… В Африку.

***

Горит конопляное поле. По лесу бродят обкуренные звери и смеются.

***

Он больше не хотел ждать. Ждать — это самое отвратительное, что можно придумать. Он больше не мог ждать. Ждать бессмысленно. Всё бессмысленно. Ждать — это всё равно, что жить. Ждать — это всё равно, что жрать. Ждать — это всё равно, что жечь. Жрать и жечь своё время. И жить этим. Он не мог больше ждать. Его кровь — как рябиновый дьявол. Его мозг разрывается от маленьких бесенят. Его руки ищут предметы… Как с этим ждать?!! Как справиться с собачьей, лижущей руки тоской? Лижущей душу своим шершавым языком. Лижущей мозг. Слизывающей слёзы. Как справиться с этим? Ведь всё, что у него есть — это ожидание. Огромное, как планета из мягкой серой пыли. Бесплодное, как пустая, покинутая вселенная. Заветное. Неистребимое. Возможно, это называется душой.

***

попав в незнакомую комнату

Неожиданно

мир распадается на отдельные линии, цвета, запахи, звуки…

а затем собирается вновь при помощи знакомых:

лица и мелодии, которую играет музыкант;

безмолвие людей почти осязаемо.

— Ага, вот ты где!

А я хотел с тобой поговорить.

— Что ты так громко?

Тише.

От сосуда молчания откалываются голоса.

И нескончаемо льётся шёпот.

***

Если со мной случиться что-нибудь необычное — я не знаю, что делать. Если случиться что-то обычное — я не знаю, что делать. Обнаружить на дереве гнезда сизых карликовых птеродактилей для меня такая же непостижимая вещь, как и светофор. Ну, может, не совсем такая же (просто к карликовым птеродактилям я ещё не привык), но где-то близко…

Чем дальше в лес, тем страшнее. Тем меньше понимаешь. Мне кажется, что маразм — это вполне закономерное завершение процесса. Что-то вроде: чем дальше в лес — маразм крепчал. Я не знаю, что делать.

«Сделаешь ты что-нибудь или нет?!» Сделаю. Сделаю. Не спрашивай.

хожу-брожу по городу

отращиваю бороду

поправлены очки

расширены зрачки

ни по какому поводу

Всё

(Захлебнувшись собственной фантазией, автор кидает кости, отбрасывает копыта и так далее в этом роде…

2006 г.