Сон Ивана

Алексей Владимирович Шарычев, 2021

Вашему вниманию представляю я, друзья, повесть новую в стихах; трудно из названия вам понять о чём пойдёт речь в сказании моём, но давайте развернём книгу, – в строках смысл придёт. Субъективный мир героя с внешним здесь переплетён, и порой похож на сон. Слог в стихах неплохо скроен, унесёт вас вмиг поток резвой рифмы; словно в море окунётесь вы из строк. Ну тогда вперёд, читатель! Вас не стану отвлекать я предисловием ненужным. Вы и так поймёте. Глубже погрузитесь в это чтенье и забудете, что время и пространство существует. Есть лишь то, что здесь рисует ваше же воображенье…

А.В. Шарычев

СОН ИВАНА

Вновь открываю я свою тетрадь,

Чтоб рифмой в строки ловко написать

Историю одну; чтоб можно почитать

Её вам было на досуге.

Внемлите этой рифме, други.

Когда в сиянье солнце лик свой кажет

Лучами обнимая шар земной,

И воздух от росы так свеж и влажен,

Что бодрость накрывает с головой

Всё наше существо; и новый летний день

Восторгом душу наполняет,

Когда уходит грусти даже тень,

Когда на сердце музыка играет,

Тогда и стих слагать совсем не лень.

Холодною ж зимой, для мысли нет веселья,

С трудом дружуся в это время с головой,

И каждый день, как будто бы с похмелья,

Нет путной думы в голове пустой.

Скрипя умом, мелодию слагаю,

Но, строчка, две и я уже шагаю

Легко в звучаньи ритма своего,

Как это происходит, я не знаю…

Зима, иль осени печальная картина,

Жар лета и весна — мне всё едино,

Я про сезон упомнил для красы,

Мысль тормозит лишь из-за «Тизерцина».

Его в вечерние часы на сон грядущий принимаю,

Чтоб спать спокойно было мне,

Чтоб не метаться как на медленном огне

В бессоннице проклятой и докучной.

О, это мука, доложу я вам,

И не поддаётся то словам,

Что ощущается сознанием моим,

Когда безумным взором по углам

Ищу я тех, кто невиди́м.

И в голове моей, как шум и гам

Те голоса на миг не умолкают,

Которые, мой разум создал сам.

И говорят они, кричат, хохочут,

Спать не дают и нету мочи

Внимать им в этой сонной тьме,

В томленьи этой вечной ночи.

Злой ветер за окном хрипит,

И мёртвый свет луны струится

Сквозь дымку облаков;

Не спится, как счастлив тот, кто спит…

И вот уж год пилюли пью

И наконец-то крепко сплю,

Но ум мой притупился сильно,

И вряд ли б рифму я осилил,

Коль б дозировку не сменил.

Сейчас же, оптимум нашёл

И снова стиль и слог обрёл.

(Хотя, их может и в помине

Вовсе и нету у меня),

Пишу, как будто бы шутя —

И в этот миг я счастлив в мире.

Отвлёкся, где же мой рассказ?

А он то будет сей же час,

Вперёд, перо мое шальное,

Звучи, мой бодрый мысли глас!

Глава 1

Всё это было до того,

Как неизвестный миру вирус

В короне вдруг воссел на трон;

Года на три я отодвинусь

От этих пагубных времён.

Вот едет некто, человек,

До тридцати ему нет года,

В окно любуется природой,

Несёт его машины бег.

Таксист-извозчик правит лихо,

Магнитофон играет тихо

И ветер с шумом бьёт в салон

Через открытое окно.

Проходят фуры караваном,

Быть может, из далёких стран,

А у обочин, по канавам

Расставив свой нехитрый стан,

Торгуют дачники товаром.

Верста мелькает за верстой,

Летит бескрайняя дорога,

Простор охватывает око

Не пресыщаясь красотой.

Вокруг леса, поля и реки,

Вот деревенские дома,

Что строилися век от века

Намёткой русского ума.

Приятны для души картины

Родной отчизны дорогой,

Эх, Русь, люблю твои седины,

Един я, родина, с тобой.

Вот у столба венок поставлен,

Посмотришь дальше, вон другой…

Кто ж тут так быстро и случайно

Расстался с буйной головой?

Где вы, куда ушли отсюда,

Прервав свой краткий жизни путь?

Зачем мы все идём до туда

И нет возможности свернуть?

Дорога, глупая дорога…

Тут он пришёл в себя немного,

Развеяв грёзы наяву,

И рассмеялся грустно, строго,

И закурил ещё одну.

От выпитого пива

Голова шумит,

Ещё глоток и снова

Принят бодрый вид.

Как назовем героя?

Наверное, Иван,

Такое имя для славян

Весьма, весьма знакомо.

Вот, значит, они едут

Ваня и таксист,

Ведут они беседу:

«Этот «порох» чист

Как снег в горах Алтая,

Уж я-то это знаю,

Я, так сказать, из лиц,

Кто вечно покупает…»

— Не надо, говорю, —

Ваня отвечает.

Я «хмурый» не люблю,

Я «скорость» обожаю.

«Был амфетамин,

Но щас не дозвониться,

«Солянка» только есть,

Не хочешь ли убиться?»

— Да что же, значит здесь

Как и у нас разруха?

Где сел, там же и слезь,

Беда-беда, непруха.

«Ты б в Питер поезжал,

Там «марки» и грибы,

Как эти вон столбы.

Куда бы не шагал

Везде найдёшь отраду,

Кислотные дожди

Там льются до упаду,

Тут этого не жди.»

— Что и говорить,

Культурная столица.

Понял я давно к чему

Ведёшь, не сбыться

Задумке всё ровно.

Кумарит вон тебя,

Ты «порошок» и хвалишь,

А сам, наверно, знаешь,

Что есть и «скорость» для меня.

«Хорош напраслину взводить,

Не знаю я, вот гадом быть!

Приехали, звонить иль не звонить?»

До города добравшись наконец,

Иван задумался печально:

«Изрядно пьян, от «гречки» мне конец,

Взять «соли» тупо и банально,

Хоть всё же это бычий кайф,

Но приход необыкновенный!

Вмиг растворяешься в вселенной,

Жаль, что безумный потом драйв,

А отходняк — избави боже…

Ну если только так, немножко.»

— Звони на счёт «солей», извозчик!

И вот уже «закладку» доставая,

От радости повеселел Иван,

Под нос чего-то напевая

Отправился к себе, как в ресторан.

Идя на съёмную квартиру,

Момент экстаза предвкушал,

И показавши фигу миру,

Свою реальность создавал,

И знал, что скоро будет бездна…

Вот вожделенный миг, укол,

И стало всё чудесно,

Сознанья луч во тьму ушёл

И осветил там неизвестность.

Скользнувши в море эйфории

Наполнил светом он простор,

И растворился в этом мире.

Под занавесью век, как штор

Минуты три Иван валялся,

Глаза открыв, он разбежался,

Пошёл по комнатам бродить

И сам с собою говорить…

Теперь оставим мы Ивана,

Чтоб можно было нам судить

Каков бывал он вне дурмана,

Каков бывал, когда не пьяный,

Ведь мог и без того он жить.

Нет, далеко он не таков,

Не крыса из эксперимента,

Что от момента до момента

Лапкой скребёт у рычажков

Для новой дозы наслажденья.

Влекли Ивана вожделенья,

Но стержень воли тоже был,

Хоть и настойчиво губил

Он этот дар без сожаленья.

В Иване был источник сил,

Дарующий ему надежду,

Что вскоре сбросит, как одежду

Всё, чем пленён он в мире был.

Бывало, по четыре года

Он трезв как стёклышко ходил

И ощущал себя свободным,

Но был тоскою злой томим.

И трудно описать словами

Ту боль души, то состоянье,

В котором пребывал Иван,

Не поддается то словам.

Физически вполне здоров,

А от души одни обломки.

Он жил как будто в дымке снов,

И каждый день, как на иголки

Ступал он в зыбкий жизни путь,

И думал: «Почему свернуть

Нельзя с проторенной дороги?

Куда несут меня здесь ноги?

Какие в этом смысл и суть?

Да, каждый видит здесь свой сон,

Но для меня кошмарен он…»

Хоть другом книги Ваня не был,

Но и врагом он ей не был,

С утра, бывало, до обеда

Прочтёт кой-что по мере сил,

Потом физической зарядкой

В порядок тело приведёт,

Так изо дня в день и живёт

Покуда уж не станет гадко.

Тогда зовёт его кабак,

Иль дым травы, иль потяжёле,

Но собирает Ваня волю

И всё же крепится, бедняк.

Бывает, вроде эйфории,

Что-то нахлынет на него,

И ощущает Ваня силу,

И бодрость духа своего.

Затем депрессия нагрянет

И вновь весь свет собой подавит.

Знал Ваня, что он нездоров,

Что он в плену своих оков,

Что психика его больная

Лишилась счастия и рая.

«Повсюду лишь кромешный ад,

И нет возврата мне назад,

Когда был счастлив нерожденный

И в мир, как в грязь не погруженный.

И каждый день, и каждый час

Мне мука разум застилает,

Свет радости во мне погас.

Но вроде есть воспоминанья,

А вот припомню-ка, сейчас…

Да, было время и веселья,

Но что-то долго уж похмелье

Всё тянется и тянется,

Ох, тяжело мне справиться.

Как тягостно мне всё вокруг!

Мир для меня исчадье ада,

Попал, видать, в его я круг,

Мне б выбраться отсюда надо.

Такое Данту и не снилось,

То, что сейчас во мне явилось…

Всё в чёрных красках, злоба, боль,

Вдруг, вспышки ярости, как красный,

Грусть жёлтая летит как моль,

Жрёт душу мою гневно, страстно.

И совесть в существе моём

Давит чугунными тисками

Мне сердце бедное; веками

Как будто бы скитаюсь я

В тоске ужасной меж мирами.

Не обретаю я покой

В этой извечной сказке злой.»

Как говорили мы, словам

Едва ли это удается,

Не рассказать им, как Иван

Рыдает, воет и смеется

В сознании своём больном,

Не будем больше мы о том.

Где ж мы оставили Ивана?

Ага, в воздействии дурмана

Ликует, бродит не в себе.

Подходим мы к второй главе.

Глава 2

Как заводной Иван шагает

По комнатам избы пустой,

Подстегнут ум, душа летает

В порывах прыти молодой.

«Пора б на улицу помчаться,

На воле-вольной разгуляться!

Погода так и говорит,

Что дома щас лишь инвалид.

Как солнце радостно смеется!

Нет облачка на знойном небе,

Пойду, покуда мне идётся,

Пойду туда, где ещё не был.»

И вышел Ваня на просторы

В большой, кипящий жизнью город,

Свои зрачки он не забыл

Очками тёмными зашторить.

(Вам, это надобно сказать,

Были они по пять копеек,

Большие и ночи чернее,

И за себя могли сказать,

Что их владелец не во хмеле).

Купил напиток в магазине, —

Сушняк навязчивый сбивать,

И всех счастливей в этом мире

Пошёл по улицам гулять.

Куда б он стопы не направил

Всё очень нравится ему,

Восторг и радость удалая

Отраду создают уму.

А день прекрасен, зноен, светел,

Июль на улице — жара,

В такое время всё на свете

Как будто говорит: «Ура!

Ликуй, товарищ, неустанно

Покуда свеж и молод ты;

Придёт пора, и как ни странно,

Повянут рощи и сады,

Наступит для тебя и осень,

Вслед ей холодная зима,

Никто тебя, дружок, не спросит

И прочь погонят со двора…

Завянут рощи и сады,

Ликуй, покуда молод ты!»

Идёт Иван, вон перекресток,

Народу прудом не пруди,

Тут стар и млад, ребёнок, взрослый

Столпились на своём пути

И знака ждут от светофора.

«Куда спешите вы так скоро? —

Опять задумался Иван,

И я куда шагаю сам?

Ну я, так скажем, от безделья,

От помрачения ума

Слоняюсь с ночи до утра,

Я занят поиском веселья.

Кого-то гонит здесь нужда,

Кого, быть может, и идея.

Рождаемся, растём, стареем,

Трава полей, песок, вода…

Меня-то, верно, бесы гонят,

Абжабался аж зубы сводит,

Догнаться что ли? без труда!»

Ходил Иван таким манером

До вечера, уже стемнело,

Когда к реке он подошёл,

На пристани уселся он.

Снуют прохожие колонной,

Смех, крики, звуки от смартфонов,

И болтовня о том, о сём

Не умолкают здесь, как днём.

Нет суете конца и краю,

Огромный город не смыкает

Своих пылающих очей,

Ветрин рекламных, и огней

Зовущих мотыльков снующих

Продлить полёт свой веселей.

Сидит на лавочке Иван,

Восторга в нём, как не бывало,

Безумие, как покрывало

Затмило разума экран.

Вдруг видит он перед собой

Лик строгий, мрачный и опасный,

Качает будто головой

Сей призрак, и его гримасы

Исторгли из Ивана вой,

Не крик, не возглас, вопль ужасный!

И все прохожие в тот миг

С испугом смотрят на Ивана,

Был вид его довольно дик

И вёл себя он очень странно.

Пошёл Иван почти бегом

Прочь от скопления народа,

Недоставало кислорода

Ему в шуме и гаме том.

Он шёл по улицам в смятеньи,

А то проклятое виденье

Не отставало ни на шаг,

Измучился совсем, бедняк.

Сошла подошва от кроссовок,

Километраж он навернул

Под стать любому марафону,

Почти весь город обогнул.

Мигают звёзды с небосклона,

Во тьме ночной плывёт луна.

Добрался Ваня, но нескоро

До сквера одного, и там

В листве деревьев притаился.

«Что же со мною, иль мне снится,

Вот до чего довел дурман!

Ох, наконец-то образ скрылся,

Что шёл за мною по пятам…

И это только ведь начало,

Грядёт поганый отходняк,

Ох, только бы мне сил достало,

Зачем «солянку» взял, дурак!

Сейчас я дух переведу

И надо пиво пить скорее,

Я это в миг преодолею,

Я точно вывезу, смогу…

Накинул же петлю на шею!

Жив буду, коль не околею.»

Деревья шелестят листвой,

И ветер свежестью вздыхает,

Но вот порыв, за ним другой

И шум листвы не замолкает,

И говорят между собой

Деревья, листья, ветра вой…

В небе молния сверкнула,

Гром прошёлся по земле,

Всё затихло перед бурей,

И только голоса во тьме

С тоской о вечности толкуют.

Их шёпот переходит в рёв

Подобный дикости стихии,

Он плещет во́лнами из слов,

И разбивает воздух ими.

И что-то жуткое вокруг

Так пропитало всё пространство,

Что вся природа дышит часто,

Во всём, везде, немой испуг.

Извечный ужас, хаос древний

Во тьме беседует с собой,

И бесконечностью вселенной

Он давит, давит… «Что со мной?!» —

Вскричал Иван в поту холодном,

Заозирался он кругом,

Тут, как на зло, повторно хлопнул

Раскатистый, зловещий гром.

И первые слезинки неба

Упали звонко на листву,

И застучали быстро, гневно!

Деревья, как по волшебству,

Ещё сильней заговорили;

О чём они там воду лили,

Так ясно слышалось уму

(Иванову), что он не в силе

Был прошептать себе «угу».

Стоял как вкопанный, пытаясь

Понять, что в существе его

Подобно эху раздавалось,

И думал: «Это не свалялось

Внутри сознанья моего…

Мне в ум такого не взбиралось!

Что же такое, вот дерьмо…

Деревья дело говорят,

Мне б их башку, — вот был бы клад!»

И ужас разогнав с себя,

Иван чуток приободрился

И частой рысью он пустился,

И затряслась кругом земля.

Казалось, будто бы от бега

Весь мир пыхтит, стучит, взлетает,

Что всё кругом вдруг стало бегать

Ивану путь переграждая.

Ночь сотни сущностей родила

И хлещет их жестокий ливень,

Бежит невиданная сила

И жаждет мир живых увидеть.

«А-а-а, что же вы попривязались!

Вот магазин, а там и пиво,

Сейчас я мигом оклемаюсь,

Ща сделаю я всё красиво.»

Вбегает Ваня в магазин,

Прилавки быстро он обходит,

Хмельную влагу там находит,

Вон пиво, водка, есть и джин,

Бутылки вин стоят рядами.

«Пожалуй, можно тут годами

Возле прилавка пировать,

Но мне такое не под стать.

Не уважаю я спиртное,

Доступно, — вот весь плюс его,

Ох, пагубное это море,

И многие ушли ко дну

Его волна́ми захлебнувшись.

А может это даже лучше,

Не жить, не быть, не понимать,

Тупою водорослью стать…

Нет, мы не итальянцы,

Вином еду не запиваем,

Закусываем мы, бывает,

Чтоб до чертей не набираться.

Да, впрочем, что и за веселье,

Вино и устрицу покушать,

Глоточками в бокале мерить

Сок, забродивший еле-еле.

А то ли дело Русь гуляет

По чарке в полтора ведра!

Размах и воля завывает

Как песня дикая, ура-а-а!»

И только тут Иван заметил,

Что клич протяжный, боевой

Вслух проорал, пропел как петел.

«Да что ж я это, сам не свой…

Уже охранник зенки пялит,

Наверно, странен я на вид.

Так, ящика пожалуй хватит,

И буду спать я, как убит.

На улице уже два ночи

И ливень льёт как заводной,

Благо, что денег очень-очень

Имеется сейчас со мной.

Домой уеду на такси,

Пиво допью часам к шести

И вырублюся сном глубоким;

С отходняком этим жестоким

Я справлюсь, господи спаси!»

Глава 3

Сейчас, наверное, читатель,

Вы думаете: «Вот писатель!

Пошел картину малевать,

Как на заборе злой ругатель!

И что же это за стихи,

Это ль поэзией зовётся?

Да, рифма его вдаль несётся,

Но всё это одни штрихи.

Он доработать не умел

И слог его довольно странен,

Не пел рифмач, скорей шумел

Своей манерою туманной.»

Читатель, соглашусь вполне,

Работ над текстом не веду я,

Всё, что слагается в уме

Пишу я сразу начистую.

Не то чтобы я был ленив,

Но недоступен мне сей труд.

Меня как будто бы несут

Мысли мои, и их излив

Одним потоком вдохновенья,

Я позже не могу для них

Придумать лучше обрамленья,

А коль возьмусь, так все напорчу.

Я так сказал тут, между прочим,

Чтоб строго не судили вы,

Порой неряшливый мой почерк…

Опять оставили Ивана!

Где ж он сейчас?

Да дрыхнет пьяный,

Продолжу дальше свой рассказ.

Все видят сны, и стар, и млад,

Гуляем мы между мирами,

Поэты даже говорят,

Что соткан мир нашими снами.

И Ваня тоже видел сон

И был, увы, кошмарен он:

Идёт он по большому полю,

Повсюду пышная трава

Волнуется подобно морю,

Дурманит запахом она.

Ступая ватными ногами

По во́лнам шелестящих трав,

Он наблюдает, как летает

Большой орёл под облаками.

Летит орёл, крылом обдав

Пол неба, солнце застилая,

И нет конца ему и края,

Растёт он прямо на глазах.

А в поле вдруг зверьё сбежалось,

Истошный издавая вой,

И волки, мёртвой головой,

Словно мячом каким играясь,

Набрасываясь и кидаясь

Катят её перед собой.

И страшно стало тут Ивану,

Но в то же время и смешно,

Что волки как в футбол играют

Чей-то бедовой головой.

А небо вовсе потемнело

Закрывшись крыльями орла,

И чувствует Иван, как в тело

Ему вползает ночи мгла.

Теперь уже вместе с волками

Он воет, по́ полю бежит,

Затем, всё будто исчезает

И принимает новый вид.

Уже нет поля, всё в пожаре,

И в нём, всем существом пылает,

Боли не чувствуя Иван,

Он стал огнём, он — это пламя…

Затем, мгновенно всё сменилось

Простором вечным вод морских,

Шумело море, волны бились

В рёв превращаясь, в страшный крик.

Кричала дико бесконечность,

Воплем вселенную тряся,

И хаос выл как зверь; и вечность

Пространство в щепки разнося,

Вращалась словно вихрь

Неся в себе пески времён,

И этот странный сон был в них,

Всего лишь краткий сон.

Смотрел Иван под шум стихии,

Как сотни, тысячи миров

Из ничего происходили.

Тут нет начала и основ

Для бесконечности безбрежной,

И нет покрова от веков,

Эпох, времён, тысячелетий,

Всё голо, нет этой одежды,

Лишь белый свет сияет светел

Не закрывая свои вежды.

Из света образы явились,

В мирах телами облеклись

И в существах закопошились,

Навстречу жизни понеслись.

А жизнь везде совсем иная,

Где-то, живут и понимают,

А где, и гадами ползут,

Где-то, свершенья совершают.

Повсюду жизнь, и там, и тут

Бушует в разных своих формах,

Бегут те образы, бегут

И не стоят на светофорах.

Один, другой оставил след,

Посмотришь, и следа уж нет,

А образы в других пространствах

Опять вернулись в вечный свет.

Вдруг, видит пред собой Иван,-

Из света строгий лик явился

И говорит ему: «Родился,

Опять ты в этот мир призва́н.»

И видит Ваня: он ребёнок,

Крик первый зычно произвёл,

Вдыхает, смотрит как спросонок

На белый свет, — он видит дол,

Широкое для жизни поле.

Вот, первые шаги прошёл,

А вот уже по вольной воле

Смеясь, ногами топоча

Играет в садике; вот в школе

Задал от стража стрекоча;

Вот на свидание пошёл

И первую любовь обрёл.

Вся жизнь мелькнула перед ним,

Он вновь её как будто прожил,

А строгий лик ему, за сим

Всё молчаливо подытожил.

И был, увы, этот итог

Уныл, печален, пуст, ничтожен,

Сгорел как будто сена стог,

Гарью и дымом уничтожен.

Все годы сжались в краткий миг,

И он в сознании возник

Как молния, блеснув сверкая

Вспышкой от края и до края.

Всё унеслось; уже Иван

В лесу дремучем оказался,

Там брёл он через весь бурьян,

Из сил в блужданьях выбивался.

«Куда идти мне через дебри,

Не выбраться ведь всё ровно,

Что ж, дожидаться буду смерти…

Как тут грибов полным-полно,

Какие странные на диво!

Они как будто бы из слов,

Исписаны они красиво.

Стоят деревья в виде книг,

Листвою-строками играют.

Умён, могучий дуб-старик,

Ух, как он мудрость излагает!

А вот и пение берёз

Собою душу чувством полнит,

В порыве радости и слёз

Своей листвою они звонят.

Зачем идти мне наугад?

Не дебри это — пышный сад!

Останусь я под сенью леса,

Он мне защита и завеса,

Отрада на моем пути,

Зачем куда-то мне идти?

Всё тут — созревшие плоды,

Нет лучше места в буреломе!»

Воскликнул Ваня, глядь, и вскоре,

И впрямь везде цветут сады…

Благоухает аромат,

Свет солнца радостно струится,

Поют, не умолкают птицы,

Рядом грохочет водопад.

Девы прекрасные, нагие

Дарят восторгами Ивана,

Он пьёт красу их жадно, рьяно,

Не пресыщаясь от дурмана.

Вся красота любовной неги

Теперь в объятьях у него,

Прошёл от альфы до омеги

Бурных страстей водоворот.

Вдруг, видит он в своем сознаньи,

Такую дивную картину:

Нет у него уже желаний,

И сам как будто бы он сгинул

Приняв другое состоянье…

В просторе вечном растворился

Разум Ивана; с небом слился

Сознания его поток,

В пустом пространстве появился.

Плывя в огромном океане,

Где мысли сделались волна́ми,

Поёт от радости Иван,

(Не он поёт, его сознанье).

И нету счастию пределов,

Восторгом дышит Дух Ивана,

Он стал единым со вселенной, —

Волной свободной океана.

Несётся по его просторам

И постигает мыслью-взором

Все думы вечности;

С задором он узнаёт о старом, новом

Ещё не сбывшемся, но скором,

О вариантах всех событий,

О вдохновеньи, о наитьи.

И видит существа все сразу;

Вселенский наполняет разум

Их сотворённые умы,

Бросает свет в пучину тьмы.

И снова каждое сознанье

Ведёт свой путь для пониманья,

В различной сложности своей

Этот процесс не прекращая.

Всё это здесь не исчезает

Не появляется; гуляет

От состоянья к состоянью

Сознанья вечного поток,

Разные формы обретая.

И каждый миг, новый виток

В вечном развитии вселенной

Свершается вокруг мгновенно,

Мильоны лет — тут малый срок.

Родятся новые миры,

Другие, где-то погибают,

И всё это, как блеск искры,

Что в бесконечности сверкает.

Пространство наполняет Дух,

В нём каждый образ возникает,

А позже, где-то воплощает

Свой замысел; и в этот Дух

Входят бесчисленны сознанья,

Всё, что когда-то стало быть,

Что научилось мыслить, жить

В разных своих существованьях.

Здесь «я» и «ты» — «они»,

Здесь мысли, как огни мелькают

И в пламени одном живут,

И «там» и «здесь» — всё тут…

В восторге пребывал Иван,

Но вдруг, всё ужасом сменилось,

Развеялося, как обман

И в мрак, и хаос погрузилось!

Ни зги не видно, вой и свист,

Рёв, хохот, крики, вопли боли,

И нету больше здесь раздолья,

Лишь тьма; над мглою той навис

Купол безжизненного неба,

В его тумане бледно-сером

Мерцает солнце без ресниц

И бездну скупо освещает.

Здесь смрад по воздуху витает

Среди ландшафтов безобразных,

Средь тел уродливых, ужасных

Всполохи пыли поднимает.

Тут существа полны страданьем,

В тупом неведеньи своем

Они друг друга пожирают,

Их не назвать даже зверьём.

И вот Иван средь них явился

И в их обличье воплотился…

Он в клочья рвал таких как он

И оттого, только ярился,

И ныл внутри его, как стон,

Душевной муки жуткий звон.

И этот звон, лишь чувством бился,

Мысли не ведая в себе,

Гудел он страшно в голове

И вечной мукой злою длился…

В этом царствии ужасном

Духи правили на тронах,

Своей ненавистью-властью

Создавали там законы.

Злоба, ярость — их призванье,

Безобразие, жестокость,

Хитрость, плутовство, стяжанье,

Низость, подлость, подоплёкость.

Правят эти духи злые,

Нет для власти их препятствий,

Грузят существам на выи

Тяжесть муки неотвязной.

Рвутся словно псы цепные,

Жаждой крови обуяны

Их рабы, все те, кто ныне

Рыскают вместе с Иваном

В мрачной, гибельной пустыне.

Вот опять сцепились в драке,

Рвут когтями и клыками,

Носятся в зловонном мраке

Рёвом сумрак оглашая.

Тут Иван в жестокой схватке

Чувствует, как плоть его

Кус за кусом отрывают…

Заорал он как в припадке

И проснулся, кончен сон.

«И приснится же такое!

Ух, как голова гудит…

Где ж ты, пиво золотое,

Придавай мне бодрый вид!

Ну и диво, не припомню

Я такой детальный сон,

Не видал ещё такого.

Думал, точно душу вон

Те скоты из меня вынут!

В райском саде хорошо…

Вот туда бы сейчас двинуть!

Всё развеялось, прошло.

Что там лик мне говорил

На своей безмолвной фене,

Что-то трудно ему верить,

Может так, впустую лил.»

Вспоминал сидел Иван,

Банку пива попивая,

Мы его сейчас оставим,

Ждет нас новая глава.

Глава 4

Сон и явь — одно и то же,

Всё уходит в грёзах жизни,

Ход времён всё уничтожит,

Не возвысит, не унизит,

Всё сравняет в бездне вечной.

Теплота души сердечной,

Мысли, радости, тревоги

Каплей жизни канут в вечность,

Все идут этой дорогой.

Нет в теченьи сём причала;

Где укромный уголок,

Чтобы в нём не замолчала

Песня бытия в свой срок?

Всё уходит в бесконечность,

Вечна жизнь, но для людей

Явна только скоротечность

Их мгновенных, кратких дней.

Раньше не было Ивана,

Вдруг явился он на свет,

Детство, юность, как в тумане,

Оглянулся, — стал уж сед.

Что вчера, то же и завтра,

Лишь текущий сей момент,

Что уходит без возврата

В прошлое, его уж нет.

Только память воскрешает

Нам минувшие года,

Но и это затухает…

Нету, нету и следа

Тех, кто жил, мечтал и думал

В этом призрачном миру,

Их как будто ветер сдунул

Разгулявшийся в пургу.

Снег летит, за ним другой,

Тает, снова выпадает

Под протяжный ветра вой,

Что веками не смолкает…

Всё же не люблю зиму́,

Ничего, настанет лето!

Будет солнцем всё согрето,

Будет радостней уму!

Но сейчас я не об этом.

Тяжко начал день Иван,

Но стакан, ещё стакан,

И как будто поправляясь,

Влагой пенной наполняясь

Выправил согбенный стан.

Вот уже идёт, шатаясь,

За добавкою себе,

Чад и дикость в голове,

Но намёка на усталость

В сильном теле нет нигде.

В магазин Иван заходит,

На прилавок тупо смотрит.

Деньги подсчитав в уме,

Покупает и уходит.

Движется он как машина,

Душно мыслям от спиртного.

Постоял чуток, и снова

Возвратился на квартиру.

Там он вещи подсобрал,

В сумку плотно их уложил,

Думал он, соображал:

«Зря я время уничтожил,

Ишь какой маршрут задал,

Всё изъездил, ну и что же?

Тот товар, что нужен мне,

Не сыскать по всей стране.

В Питер так и не доехал,

Не прошёлся по Москве.

Съездить б можно, ведь не к спеху,

Но чего-то худо мне…

Стонет мой несчастный мозг,

Домой, на родину, в Тобольск!»

И решил Иван уехать,

Дозвонился на вокзал

И билеты заказал.

Телевизор для потехи,

Как шарманку он завёл,

Стал смотреть «Божий закон».

Там попы с собой ругаясь

И гордыней не стесняясь,

Стадо поучают враз,

Дают слышать «божий глас».

Ряса одного, от пуза

Так и рва́лалася по швам,

Говорил про стыд, про срам,

Про томленье душ под грузом

И потворство злым грехам,

Псом кого-то обзывал…

К удивлению Ивана,

Слушателей полон зал,

Рот разинув, воздыхало.

Рядом поп другой вещал

Голоском своим елейным,

О смирении пищал,

Речью кроткой вдохновенный.

Стадо с радостью внимало

Мудрым пастырям своим,

Злоба тут взяла Ивана:

«Что бы пусто было им!

Ведь от церкви отвращают

Эти гады, клубят дым

Из словес своих никчёмных.

К истинам святым взывают,

Бьют надменные поклоны

В скотском виде пребывая.

Храм внутри у вас самих —

Здраво молвил нам Христос.

А попы, что слушать их,

Льют словесный свой понос,

Три извилины имея.

Да, бывают и умнее,

Книжниками можно звать,

Но ведь, те же фарисеи,

Один в один, ни дать, ни взять.»

Переключил Иван канал

И смотрит «Вести»;

Там, свой пастырь

Такую чушь и муть погнал,

Что стало совестно, ужасно.

Вот, экономика у нас

Мощные темпы набирает,

Россия первая сейчас

И с гордостью на мир взирает.

У нас и пенсии на диво,

Зарплаты — мама не горюй,

Куда ни глянешь, всё красиво…

«Толкуй, товарищ, потолкуй,

Как будто все мы на Рублёвке

Живём, жируем, припеваем,

В дворцах, в шикарной обстановке

Плоды системы поглощаем.

У них своё есть государство,

На кой же чёрт им вся Россия?

Дороже им своё богатство,

Власть, роскошь, почести и сила.

А что народ, так это скот,

Его налогами доите и режете,

За сводом свод законы

Ловко вы строчите.

Ух, раскулачить бы всех вас!

Но страшен русский бунт,

На нас самих же ярость обращает,

В разор и беды погружает,

И вновь сплетает новый кнут.

Быть может, времечко настанет

И лучше заживём, кто знает…

Военная России сила — вот гордость!

В внешней политике красиво,

Россия — мощь, это не новость,

Внутри б порядок навести нам.»

Переключил Иван канал,

На юмор поглядел похабный,

И сериалов тут и там

Перелистал уже изрядно.

«Тупых ток-шоу и реклам

Набилось в этот зомби-ящик,

Ох, телевиденье пропаще,

Скажу, как поп, всё стыд и срам.»

И сплюнув злобно, погасил

Пультом мелькание экрана,

Залпом стакан опорожнил

И выругался громко, пьяно.

«Сегодня высплюсь я покрепче,

Завтра с утра ждёт путь-дорога,

Пожалуй, мне сейчас полегче,

Ух, прихожу в себя немного.»

И вот уже домой он едет

В вагоне шумного плацкарта,

Кроссворд гадает еле-еле,

Щелкает семечки с азартом.

Стучит железная дорога,

Несутся километры вдаль,

Простор огромен, воли много;

Всё тот же лес, так же как встарь

Шумит зелёными морями,

Сменяясь изредка полями

И синевой озёр, и рек,

Да иногда ещё домами.

«Да, вольно дышит человек

На родине такой огромной!

Усталый поезд мчит свой бег,

Но нет конца этим просторам.

От берегов Чёрного моря

До зарослей тайги сибирской

Лежит бескрайнее раздолье!

За горизонт бы устремиться

И поглядеть, что будет там…

Жаль не летаем мы как птицы,

Сидим мы по своим местам

И видим то, что дома снится.

Ох, не права была царица,

Аляску, дура, продала!

Схватила с жадностью синицу,

А выпустила прочь орла.

Каких б ещё богатств там было…

Да, впрочем, не сумели б мы

Распорядиться всем красиво,

Не те, видать, у нас умы.

Нефти моря в себе имеем,

И лес, и газ, ведь всё у нас!

Так почему же все худеем,

Живем, абы господь нас спас?

Что стоит рубль наш деревянный —

Валюта третьесортных стран!

Мне, право, это непонятно…

Куда ни глянь, везде обман.

Вот, за отечество сражались

С фашизмом наши старики,

И хоть бы пенсии дождались,

Чтоб с голодухи и тоски

Земные дни их не кончались.

А те же, немцы, австрияки,

Вся европейская их рать

Баронами живут, и всякий

Нашим мильонникам под стать.

Большое поле ты, Россия,

И среди нив твоих во век

Лихой гуляет человек, —

Кто-то сказал в подобном стиле.

Мила нам родина, всех краше!

Но хуже нету власти нашей…»

Сидит в раздумиях Иван,

В окно природу наблюдает,

Чай попивает и зевает.

И вот уж к месту подъезжает

Сей стальной локомотив,

С вагонов люди выползают,

Ожил перрон и стал криклив.

Топот ног не умолкает,

Идут с баулами, бегут,

Движенье дружно направляют

К вокзалу; смотришь, там и тут

Свои пожитки расставляют

И пересадки новой ждут.

А Ване суетиться тут

Уже не надо, он на месте,

Кругом знакомая окрестность,

Приехал, кончен долгий путь.

С вокзала в город доезжает,

И вот он дома наконец,

И мама радостно встречает

Его, измучилась вконец

Гуляку-сына ожидая.

Лишь пьяный голос в телефоне,-

Вот всё, что слышала она,

И беспокойством, мукой, болью

Душа её была полна.

Годами горе приносил ей

Непутевый сын бедовый.

Но любовь, своею силой

Одолеет все препоны.

Верила она, что вскоре

Ад кромешный прекратится,

Что по Божьей, доброй воле

Сын из пепла возродится.

Что и в их печальном доме

Будет радости сиянье,

Будет свет в их горькой доле,

Мир, любовь и пониманье.

Много злого Ваня сделал

Своей матери родной…

Да, таков был наш герой,

Жил как прыщ на белом теле.

Глава 5

Продолжаю, повествую,

Длится дальше мой рассказ.

«Я, пожалуй, нарифмую

На роман» — вот так подчас

Мнится мне; в своем уме

Я историю слагаю,

Смысл в строки облекаю,

По своей иду стезе.

Пусть и не художник слова,

Но и не пустой маляр,

Я рисую быстро, скоро,

Полыхает как пожар

Дум моих сердечных хворост.

Мчится вдаль поток словесный,

Что там будет? неизвестно.

Ух, подвыпустил я пар,

Может быть, опять не к месту…

Продолжаем путь, читатель,

Где оставили Ивана?

Дома он, ура! не пьяный!

Новую главу романа

С интересом почитаем.

Вот уже промчался месяц,

Как видение Ивана

В беге времени исчезло.

Ощущал себя он странно.

Спал урывками; со страхом

Ожидал он час ночной,

Ложил голову на плаху

И метался как шальной,

От бессонницы страдая.

Не приходит сон-палач,

Мук предсмертных не кончает,

А продляет стон и плач

В тяжкой ясности сознанья.

Как на медленном огне

Корчилась душа от боли,

Словно висельник в петле

Бился, задыхался, спорил

Сам с собою в мёртвой мгле.

«На секунду не умолкнут

Голоса в моих ушах!

Дикий ужас режет глотку,

Давит нестерпимый страх…

Совесть волком завывает,

В клочья рвут мне мозг скоты,

Где же рыщут эти твари?!

Как с ума тут не сойти?!

Размозжу об стенку череп!

Господи, тебе я верю,

Помоги же мне, спаси!

Мне и раньше было плохо,

Но сейчас, невмоготу!»

Думал Ваня, и со вздохом

Погружался в темноту.

Час, иль два за сутки спал

И просвета не видал.

Наконец, к врачу помчался,

Тот таблетки прописал,

Курс лечения начался.

Дофамин в его мозгу

Те пилюли приглушали,

Спать спокойно позволяли,

Просыпался лишь к утру.

Но, как тускл был и печален

Утра солнечного диск!

Смутно всё словно в тумане,

Ум, как будто чистый лист.

Нету мыслей и желаний,

Тупо, глупо в голове.

Стоило ему стараний,

Что-то приказать себе.

Развалившись на диване

Пялил в потолок глаза,

Пусто, пусто на экране…

«Потеки ты, что ль слеза,

Иль улыбка появись,

Гнев, ударь словно гроза,

Что-нибудь, зашевелись!»

Знал Иван рецепт спасенья:

«Гиря в тридцать два кг-э,

Сок из пота и усердья, —

Размешать это в себе,

Пить коктейль как можно чаще,

Этак точно станет слаще.

Книги на обед и ужин —

Этот рацион мне нужен.»

Жизнь помчалась по режиму,

Дни за днями прочь шагают.

Вновь Иван в порыве силы

Гирю тянет и читает.

Тяжело ему ученье,

Ум в лекарственных оковах,

Нету чувств от просвещенья,

Мысли словно в омут тонут.

Раньше Ваня почитал

Кой-какой литературы,

Кой-чего конечно знал.

Не любил макулатуры,

Всяких россказней бульварных

Про убийства и амуры,

Приключения, забавы.

Из художественной чтил он

Только классиков одних,

Их исследовал обильно

Зарубежных и своих.

Знал историю России,

Философию любил,

В психологии, по силам

Кой-чего переварил.

А теперь решил системно

Обучение начать

И предмет себе избрать.

Знал Иван, что несомненно,

Психология ему

Ближе к сердцу и уму.

«Разберусь я в ней отменно!

Всё постигну, что смогу.

Изучу все направленья,

Кой-чего уже имею,

Дальше я легко шагну.

Нужно и психиатрию

Мне, конечно, почитать,

Разные там невралгии,

Или как там их назвать…

Благо, рядом интернет,

Книги тут скачать несложно,

В нашем веке всё возможно,

Здесь препятствий вроде нет.

Будет польза, а не вред,

Мне ведь этот интернет,

Порно-сайтами своими

Приносил немало бед,

Устоять я был не в силах…

На сто бед один ответ,

Унывать тут не годится!

Пусть и дальше жизнь мне снится.

Может будет и просвет

Среди этой мглы туманной,

Может, через столько лет

Я избавлюсь от дурмана,

От безумия, от муки,

Безысходности, тоски…

Эх, живу я в сказке жуткой!

Разорвать бы те тиски,

Что судьбу мою сдавили,

Нету мочи, не под силу

Вырваться из этой гнили!

Длится этот страшный сон,

Прекратить его мне, что ли?

Мысль такая поневоле

Тут приходит; душу вон

Выпровожу я из тела,

Ну а дальше, а потом?

Нет меня на свете белом —

Это было б хорошо,

Ну а вдруг, тогда на деле

Развернется страшный сон…»

Всё же, эти мысли реже

Приходили в ум Ивана,

Не было тоски, как прежде

Острой, душной; небывало,

Впрочем, и игры ума,

Всё в сознаньи глухо стало.

Света нету, но и тьма

Мраком душу не терзает.

Смутно Ваня понимает,

Зрит из своего угла

На жизнь, что мимо пробегает.

Взялся Ваня не на шутку

За учение своё,

В каждую минуту суток

Новое он узнаёт.

Спит спокойно, и во сне

Пройденное повторяет.

Так от дня ко дню гуляет

Мыслями в своём уме.

Странные он видел сны;

В них, он ясно сознавал,

Что видит сон, но всё же спал.

Были мысли так ясны,

Он бодрствовал во сне своём

И был в сто раз живей, чем днём.

«Сейчас я в субъективном мире,

И впрямь, ведь это целый мир…

Вот это чудо, ну и диво!

Не даром написал Шекспир

Про явь, что ткётся только снами.

Где ж ты, реальность?

Какими бы могла словами

Сказать, что это ты? Что сталось

Действительно вот то, и то,

Что это мне не показалось?

Я знаю, что я вижу сон,

Я сплю сейчас и понимаю…

В таком же сне мы все живём

И бодрствуем, не сознавая.»

Внешний мир стал чужд Ивану.

Идя по улице, порой,

Ему казалось дико, странно —

Среди людей он был чужой.

Словно по другой планете

Заплутавшись, он шагал,

Всё предстало в новом свете.

«Лучше б я и дальше спал…

Вроде бы не изменилось

Ничего вокруг меня,

Люди те же, и дома,

Но видать, настройка сбилась

В голове моей; беда!

Вот, в двух соснах заблудился,

Так, куда же мне, куда?

Для чего остановился…

Озираюсь как дурак!

Это же ландшафтный парк,

А за ним и дом мой скрылся.

Что-то, как-то всё не так…

На прямой дороге сбился!»

Входит Ваня в магазин,

На витрину налетает

Он с размаху, всё сбивает,

Под улыбки чьих-то мин.

Взял покупки; возле кассы

В ожидании стоит.

Встретился тут одноклассник,

С ним о чем-то говорит.

Раздаются эхом фразы

У Ивана в голове,

Понимает он не сразу,

Нудно крутится в уме

Смысл слов; ещё тяжоле

Речью мысли облекать,

Начат диалог и вскоре

Лучше его прекращать…

Всё не в радость для Ивана,

Но и грусти тоже нет.

В трезвости живет как пьяный,

Спит и ест, не знает бед.

Видно, плохо переносит

Нейролептики Иван,

Но страданья стойко сносит.

Начертал себе он план,

Следует ему упрямо.

«Все расставлю по местам

В этой жизни окаянной!

Хуже точно уж не будет…

Крепанусь, переборю,

Сколько нужно, все микстуры

Я с прилежностью пропью.

Будет праздник для души

Без бухла и анаши!

Буду обществу полезен!

Здравомыслящ и любезен

Я продолжу жизни путь,

И постигну её суть.»

Быстро день за днем мелькает,

Лето, осень и зима,

А за ней весна растает,

Мчится время в царстве сна.

Что-то, где-то происходит,

Жило, было и прошло,

Всё в небытие уходит,

Всё сравнимо здесь со сном…

Вот уже и год промчался,

Как таблетки пьёт Иван,

Краткий сон его менялся;

Поразвеялся дурман,

Смысл здравый появился,

Ваня, соблюдая план,

Результатов всё ж добился.

Поступил он в институт,

С легкостью сдержал экзамен.

Вырвался из тяжких пут.

Глава 6

Согласитесь же, читатель,

Что студенческие годы

Всех милее и приятней,

Нам тогда даже невзгоды

Кажутся, что ль веселее.

Мы в восторге от свободы,

Буйство чувств в душе ликует,

Юность — вот краса природы!

Каждый день как бы дарует

Вихрь радости беспечной,

Молодость во всю пирует

В праздник яркий, скоротечный.

Что за жизнь в семнадцать лет!

Это сказка, не иначе,

Ничего счастливей нет

Той поры, тот миг удачен.

Впрочем, тоже не для всех.

Кто-то с детства горе мыкал,

Не слыхав счастливый смех,

Зная только злое лихо…

Не о том мы; в тридцать лет

Стал Иван опять студент.

Трудно грызть гранит науки,

Но коль нравится предмет,

То тогда уж не до скуки,

Тогда, счастья больше нет,

Как узнать что-то по теме,

И покуда не стемнеет,

В завтрак, ужин и обед

Кушать матерьял усердно.

Сдав экзамены победно,

Вспомнит с радостью студент

Дискотеку и буфет.

Жаль, что раньше для Ивана

Вся учёба состояла

В посещении тупом,

Под накуркой и хмельком.

Специальность не любил он,

В рыбный техникум ходил он

Для забавы и гульбы,

Только время зря убил он.

«Хоть и поздно взялся я

За учение наукам,

Но, учиться мне не в муку,

Это цель теперь моя.

Если б раньше был умнее

Жизнь сложилась б по-иному.

Впрочем, я не сожалею,

Было весело в ту пору…

Развивая интеллект

Точно бы пошел я в гору,

Но чего рядить, коль нет,

Для чего сейчас укоры…

Напрягу остаток сил,

Может буду средь светил

Своим знаньем выделяться!

Ишь чего вообразил…

Главное теперь — стараться,

Будет из Ивана толк!

Коль за дело крепко взялся,

Станет радостен итог.

Всё теперь в руках моих,

Я на светлой полосе.

Эх, напал на меня стих,

Развернусь во всей красе!

Будет праздник для Ивана,

Выбрался он из бурьяна.»

Так, порою думал он

Над уроками согнувшись.

Строил мыслью новый дом,

Старый был, увы, не лучшим.

Недостроен, нищ, убог,

Ядами вконец разрушен,

Окна, стены, потолок

Были бы под стать конюшне.

Ветер воет в той хибаре,

Пусто, нету ни души,

Беспорядок как в сарае,

Всё во тьме, в глухой тиши.

В кухне котелок не варит,

Не горит давно очаг,

Лишь сквозняк в избе гуляет,

Дышит грустью в затхлый мрак.

Да, прибрать это жилище,

Прямо скажем, нелегко.

Населить его, дать пищи

Для жильца, в конце концов.

Впрочем, может тот жилец,

Всего на всего, лишь ветер.

Не живёт, не спит, не ест,

Носится по белу свету.

Залетит на время в дом,

Погостит в тепле недолго

И исчезнет за окном…

Так или этак, а жить надо,

Длить подольше жизни сон.

Выстроив воздушный замок,

Или тесную квартиру,

Всё равно; из этих свалок

Нам не выбраться; в руинах

Как и прежде оживем,

Чтобы снова строить дом.

Запустил Иван жилище,

Но старанием своим

Кой-чего он починил,

Над пропащим пепелищем

Крепкий домик возводил.

Стало вроде бы почище,

В комнатах светло, уютно.

Всё что нужно Ваня сыщет

В полках памяти; нетрудно

Мыслью вольной погулять,

Вовремя заставить спать

Её; всё по минутам

Ловко житель расписал,

Дом в порядке пребывал.

Вихрем перестал носиться

Ум Иванов на просторе,

Крепко он уселся в доме

И неплохо пообжился.

Ураган вечной стихии

Он за стенами оставил,

И в спокойном, мерном штиле,

В нужном русле мысль направил.

Быстро крепнул этот дом.

Ну а что же за окном

В эти дни происходило?

В объективном мире было

То же, что и испокон.

Суетится муравейник,

Хлеб насущный добывая,

В спешном заработке денег

Смысл жизни понимая.

Нет покоя насекомым,

Бегают они по кругу,

Вылупляются и вскоре

Погибают от недугов.

Расширяют муравейник,

Войны, распри затевают.

Те, что стали пожирнее

Суетой сей управляют.

Взял бы, что ли, кто-то веник

И повымел бы всю кучу…

Да, настанет это время,

И, наверно, станет лучше.

Хорошо, где нету нас,

Всё пройдет в свой день и час.

Входит Ваня в кабинет

(Час экзаменов настал),

Отвечает свой билет.

Всё, как надо расписал

Он по теме, что досталась,

Объяснил и доказал

Все нюансы; не осталось

Тут пробелов никаких,

Складно излагал, как стих.

Сдав экзамен на отлично,

Вышел Ваня в коридор.

«Эх, какой в душе простор!

В самом деле, необычно…

Для чего я до сих пор

Дурнем жил, и сам не знаю.

Накопил я грязь да сор,

Не умел скопить я знаний.

Самому себе в укор

Жизнь туманная моя,

Самому себе я вор,

Крал я время у себя.

Вот уже мне тридцать лет,

Я студент первого курса,

Ничего у меня нет,

Пусто, дико, глупо, грустно…»

Однокурсники Ивана,

Те, кто выдержал экзамен,

Веселятся всей гурьбой,

Отмечают праздник свой.

— Есть бутылочка вина,

Ну, приятели, дружнее!

Выпьем, станет веселее,

Отдохнем теперь сполна!

— Долго мылили нам шею…

— Что кричите, детвора?

Кто из вас тут пить умеет?

Надо бы нам всем сперва

Выйти с этого двора,

Нас отчислить враз успеют

Из-за этого добра.

Спрячь-ка бутылёк, дружок,

Укроти на миг поток

Своей радости горячной,

Пышешь словно кипяток.

— На отлично сдал, Иван?

— Да, смотри, зачет по форме.

Что ж, компания вся в сборе,

Где сварганим ресторан?

— В парк, наверное, пойдём,

Знатная там есть беседка,

Там пристанище найдём.

— Это ты придумал метко,

Что ж, товарищи, вперёд!

Все на пир, труба зовёт!

— Маша тоже на отлично

Все экзамены сдала,

Кстати, вот идёт она.

— Ну, веди себя прилично.

Верещагина вон с ней,

Салтыкова и Смирнова,

Вся краса весенних дней…

Понапялили обновок,

Позови-ка их, Сергей.

— Маша, можно на два слова.

В парк компания помчалась.

Веселился месяц май,

Солнце светом улыбалось,

Тёплый воздух через край

Лёгкие собой наполнил,

Всё вокруг — цветущий рай!

Хорошо тому, кто юн;

В перезвоне бодрых струн

Мир в тот миг нас удивляет,

Жить и верить вдохновляет.

Что ни день, уже и праздник,

Всё в реальности фантазий

Дышит свежестью своей,

Нет отважней и сильней

Пыла сердца молодого!

Юность, всё в красе твоей

Жить и радовать готово!

Развалилась на беседке

Вся компания честна́я,

Все смеются, шутят метко,

Времени не замечая.

Весел их нехитрый пир,

Льются вина по стаканам,

И как будто бы весь мир

Стал улыбчивым и пьяным

В их безудержном веселье.

— Что-то, други, в самом деле

С вами я подзадержался,

И пока я в трезвом теле,

Надо б к дому добираться,

Быстро майский день темнеет.

— Ваня, ты меня проводишь?

— С удовольствием, Мария,

По дороге мне изложишь

Всё, что за год проходили.

Может, наш Василь Петрович

Необдуманно поставил

Высший бал мне за экзамен.

— Мне он три поставил, сволочь!

— Это, чтобы ты усердней

Занимался, Батраков,

Средний бал не так уж плох.

— Да, но лучше бы последний.

— Снова юн я стал, ребята,

Снова свеж, как день весенний!

Если б знали вы, как рад я,

Как я счастлив! Добрый гений

Свет на разум мне навёл,

Сбросил тень от сожалений!

— Ты ровесник нам, Иван,

Ты душою вечно молод.

— Зрелость, старость — всё обман,

Это только лишний повод

Зря резонить да хандрить!

— Не пора ли уходить,

Проводи же меня, Ваня.

— Всем пока, бросайте пить!

Ну, пошли до дому, Марья.

Марье было двадцать лет,

Были старшими с Иваном

Они в группе; их дуэт

Выглядел почти что равным.

Многих красота Марии

С ума-разума свела,

Лишь о ней и говорила

Желторотая молва.

В эту пору, два-три года

Многое собой дают,

Смотришь, — девушка, а скоро

Женщина уж тут, как тут.

Опыт Машенька имела

Не богатый, но не бедный.

Получала, что хотела,

Знала телом свое дело.

С красотою совмещала

Светлый ум; и им вполне

Пылкость чувства укрощала.

Знала, что сказать и где,

Как желанного добиться,

Как играясь не влюбиться,

Женщиной была вполне.

И наивности хватало

В той натуре молодой,

Нежно Машенька мечтала,

Мчалась сердцем за мечтой.

Идеал она любила;

Был ли принц, то, на коне,

Иль благоустройство мира,

Или подвиг на войне,

Экологии спасенье,

Помощь голодающим,

Иль система просвещенья

В странах развивающихся.

Верила она, что будет

Время счастья на Земле,

Что гармония наступит

Всем, повсюду и везде.

Музыку она любила,

На гимнастику ходила.

Молодость во всей красе

Разлилась в созданьи милом.

И казалось для Марии

Всё таинственно в Иване,

Всё она в нём находила

Интересным, но и странным.

«Он, как будто бы прохожий,

Для него нет своего,

Всё, как будто бы ничтожно

И смешно здесь для него.

Где-то мыслями витает,

Отстранен, угрюм бывает,

Резко вдруг развеселится,

Говорит, не умолкает.

С пустяка он может злиться,

Иль печалиться, кто знает,

Что там на душе творится

У него? Не отвечает

На расспросы он мои,

Всё он в шутку превращает.

И всем видом говорит,

Что его я забавляю.»

— Стадия конкретных операций,

Вот на ней и нахожусь, Мария,

Перестал я дальше развиваться.

Рос я словно травы полевые,

Жил в сиюминутных впечатленьях,

Так промчались годы молодые.

— Что ж, Иван, сейчас ты бодр и в силе,

Всё в твоих руках, имей стремленье.

Что до Пиаже, то без сомненья,

К стадии формальных операций

Ты уже вполне успел добраться.

— Ах, люблю тебя, весёлая девчонка!

Всё в тебе как музыка играет,

Твои чувства радостны и звонки,

Песня эта манит, привлекает…

— Нет, Иван, развитие ребенка

На практике мне рано проходить,

Убери же руки, мне неловко…

Мне домой пора; а может быть,

Завтра мы увидимся с тобою,

Я в кино хотела бы сходить…

— Не владею, Маша, я собою,

Выпил лишнего; так стало быть

Вместе завернем в кинематограф?

— Да, коль не забудешь позвонить.

Шёл Иван домой и думал,

Как же ночку скоротать.

«Проститутку бы нанять…

Ишь чего, нахальный вздумал,

С юной девой поиграть,

Натворил бы бед я с дуру.

Хороша она, цветёт,

Я ж сорняк и не иначе.

Ей бы нужен первый сорт,

А не водоросль пропащий.

Ей любовь, а мне лишь похоть,

Не привык я вять и сохнуть

В этой лирике смешной,

Не случалось то со мной…

Впрочем, был и я влюблен,

Где-то этак лет в семнадцать,

Помню тот счастливый сон…

А потом, пожалуй, в двадцать

Тоже крепко я любил,

Но прошло всё, позабыл…

Где достать мне ассигнаций,

Чтоб путану пригласить,

С нею, к счастью, мне не жить,

Не терпеть, не разногласить.

Мне б идилию на час,

Ну а лучше бы на ночку,

Где же денег взять сейчас?

Спать иди, Иван, и точка.

Разожгла во мне огонь

Марья красотой своею,

Ты, дурак, её не тронь!

Не прибавь греха на шею.

А ведь я не буду первым,

Не наивна уже Маша;

Что же, может в самом деле

Свой унылый век украшу

Сим цветком? Вполне поспела

Для серьезных отношений

Эта де́вица-краса…

Нет, Иван, это не дело,

Спать иди, сомкни глаза.»

ГЛАВА 7

Снова солнце с небосклона

Мир лучами озаряет,

Новый день проснулся снова,

Вновь природа оживает.

Птицы весело поют,

Транспорт городской грохочет,

Снова бодрствуют, живут

До прихода сонной ночи.

Энергично суетятся люди

В ранний час рассветный,

На счету у них минуты,

Каждый трудится усердно.

Даже дети по режиму

Посещают детский сад,

Все мы в вечной схеме мира,

Расписанье — вот наш ад.

Всё расписано заране,

Мы живём и умираем

В своей замкнутой системе,

Мы, — детали в этой схеме.

Нам не выйти из нее,

Разве что вперёд ногами,

Есть там выход? кто узнает?

Нас родили, мы живём,

Смысла мы не постигаем.

Для чего таким сознаньем

В сей тщете мы обладаем?

Рыскают по полю волки,

Птицы в облаках летят,

Всё понятно для животных;

Вряд ли они говорят

О своем предназначеньи,

Смысле жизни и о вере,

Им не нужен постулат

Для своих слепых влечений.

В этом мире правит зверь,

Он гармония земная,

Для чего ж иную дверь

Человек открыл в сознаньи?

Приоткрыл и видит свет,

Но уйти из тьмы не может,

Не найти ему ответ

В этом проблеске ничтожном.

И подобно братьям меньшим

Продолжает рыскать он,

Иль пастись себе неспешно,

Украшая свой загон.

Мыслью может в облаках

Он летать сколько угодно,

Только чаще то бесплодно,

Для полёта нужен взмах.

Не орлиными крылами

Он парит над облаками,

А витает в облаках,

Сей полет — заране крах.

Прыгнуть выше головы

Человек, увы, не может,

Не вмещается в умы,

То, что души так тревожит.

Для чего мы, почему

Здесь скитаемся веками?

Что за краем ожидает?

Перейдём ли мы во тьму,

Или растворимся в рае?

Короток наш бренный век,

Суетлив мышиный бег.

Что ж, его мы и продолжим,

Путь един — се человек.

Утром рано Ваня вышел

Свежим воздухом вздохнуть,

Взял пивка, — оно не лишне,

Ведь умел вчера гульнуть.

«Долгожданная свобода,

От учёбы передых!

Лето — время молодых,

Эх, ликуй, пляши природа,

Поддадим зиме под дых!

Да, ещё четыре года

Мне в студентах пребывать,

Но не велика забота —

Не учить, а повторять.

Темы нравятся вполне,

Чувствую в себе стремленье,

На своей плыву волне,

Путь мой верен, без сомненья.

Солнце на исходе мая,

Что-то весело печёт.

Позвонить мне что ли Марье?

Ух, она меня влечёт.

Жаркий пыл поползновений

Надо всё же бы унять,

Для утехи вожделений

Ровню нужно подыскать.

Хороша, мила Мария,

Но совсем ещё юна.

Романтического стиля

Вся душа её полна.

И в кино её сводите,

И вздыхайте, и любите,

И лишайтесь в муках сна,

И букеты ей дарите.

Нет, комедия смешна,

Мне б кино пооткровенней

Для кипенья впечатлений.

Страсть и дерзость мне нужна.

Навострю-ка лучше лыжи

Я к подруге прежних лет,

Некрасивой и бесстыжей,

Но она не скажет «нет.»

Впрочем, вряд ли, что с утра

Дома она пребывает…

Сам себя я растравляю,

Похоть с бадуна остра!»

Вот, идёт Иван, гуляет

Свежей утренней порой,

И тихонько остывает.

Мысли его новый строй

Незаметно принимают.

Думает он о вселенной,

О движении светил,

И своей судьбе мгновенной

Среди этих вечных сил.

«Нету твёрдой здесь опоры,

Всё — лишь краткий, зыбкий сон,

И никто из нас не помнит

Для чего начался он.

Всё уходит, гибнет, вянет,

Расцветает и живёт,

Всё мне здесь напоминает

Злой какой-то анекдот…

Блохи, сидя на собаке,

Рассуждают, есть ли жизнь

За пределами их мрака?

Догмы веры, атеизм,

Достижения науки,

Есть ли хоть какой-то смысл

В этой беспросветной скуке?

Бродим на клочке земли

В бесконечном океане,

Краткий миг — земные дни,

Наша жизнь — существованье.

Сотни миллионов лет

В бездну канули; привет

Шлёт нам всем глухая вечность,

Не даёт она ответ

На вопросы человечьи.

В бесконечности миров

Наш мирок позатерялся,

Грезим в вечном царстве снов.

Жили мы, иль нам казался

Сей затейливый мираж?

Незавиден жребий наш,

Плыть в мерцании мгновений

Для продленья поколений,

И не видеть берегов.

Сотни, тысячи веков

Промелькнут в этом теченьи,

Не оставя и следов.

Всё пройдет; и шум стихии,

И моя шизофрения,

Твердь Земли и Солнца свет,-

Всё в свой срок сойдёт на нет.

Я родился, жил и умер,

Как и тысячи других;

Басня, пьеса, или стих,

Цирковой ли это нумер,

Театральный ли шедевр,

Глупый ход, или маневр,

Всё едино, — жил и умер,

Вечный и простой пример.

Мысли, чувства — всё тщета,

Всё здесь тлен и суета…

Соломоновы мыслишки,

Ну-ка, прочь из головы!

Так с утра хандрить, уж слишком…»

Всё Ивану пол беды,

Тут же он развеселился,

В эйфорию бурно впал

И бодрее зашагал,

По проспекту устремился.

Солнце греет, воздух ласков,

Тихо шелестит листва

На деревьях; всё прекрасно,

Всё — звучанье естества.

«Жизнь нам в дар дана, о чудо,

Сколько радости в тебе!

Вечно восхищаться буду

Я тобой; по нраву мне

Красота твоя и щедрость.

Как чудесно на Земле

Жить, дышать, мечтать и верить,

Вдаль по жизненной тропе

Устремляться в жажде света.

Пусть недолог этот путь,

Оттого он и прекрасен.

Жить в мгновении — вот суть,

Миг сей тлену не подвластен.

Не уйдет душа во мрак,

Будет в мысленном просторе

Вечно жить; есть добрый знак

В человеке; в его воле,

Сострадании, любви,

Боги свой оплот нашли.

Вечность равная мгновенью,

Всё вмещается в тебя!

Трепет чувств, поток мышленья,

Пониманье, что есть «я».

Кружит матушка-Земля,

Время вихрями несётся.

Знаю, всё это не зря,

Неспроста нам жизнь даётся…»

Шёл Иван, не замечая

Ничего вокруг себя,

Ум кипел не остывая,

Замки в воздухе творя.

Три часа этой прогулки,

Как секунда пронеслись.

Кровь в висках стучала гулко

Подгоняя током мысль.

Голод Ваня ощутил,

Вспомнил, что в живом он теле,

И в кафе заворотил,

Заказал себе тефтели.

Ест, скучает, кофе пьёт,

Зал пустынный наблюдает.

Вдруг, по имени зовёт

Его кто-то; не стихает

Чей-то голос: «Ваня, Ваня!»

Встал на теле каждый волос,

Сердце нервно барабанит,

Пусто, никого нет в зале…

С ужасом заозирался

Наш Иван по сторонам.

«Тьфу ты, видно показалось,

Пошумели где-то там

В кухне, или на подсобке.

Но ведь тихо… Бесы ловки,

Пакостят они везде,

Ох, с лихвой у них сноровки!

Пить пилюли перестал

И явилися на бал.

Ничего, вас в шею выпру,

Сам себя я наказал…

Больше года, или вру;

Нет, я трезв был больше года,

Ощущалася свобода,

Тут опять явились вдруг.

Неужель шизофрения

В самом деле у меня?

Протравил я мозг обильно.

Словно от свечи огня

Таял разум-воск,

Где ты, жизнь, прошла моя,

Как пошла в откос?

С восемнадцати ли лет,

Или с двадцати,

Волчий получил билет,

Взвыл я от тоски?

Детство, отрочество было

Ярким, жизнерадостным,

Юность с дымом уходила,

Как в тумане плавилась.

Эх, зачем поджёг траву

И иглу вонзил я в вену.

Грезил сказкой на яву,

Перешёл во тьму мгновенно.

Но, видать, и без того

Та болезнь во мне гнездилась,

С ядами лишь укрепилась,

И поехало, пошло.

Не шизоидный характер

Я в анамнезе имел,

Психопатом быть умел,

Не шизоидом; ну, хватит

Мне копаться в этой мгле,

Просветленья не настанет

В тусклом, выжженном угле,

Пусть во тьме он догорает…»

Ел Иван свои тефтели

И угрюмо размышлял,

Чувствовал усталость в теле,

Весь задор его пропал.

В частой смене настроений,

Как в пучине он носился,

Мчался в этой буре, бился,

Выплыть к суше не умея.

Вот звонит ему Мария;

Мигом, радостной волной

Ум Иванов окотило,

Бодрость вновь вступила в силу.

— Здравствуй, Маша,

Рад услышать я твой голос.

Ты мне, словно счастья чаша,

Рад я выпить, ты, мой тонус!

— Слышу я, Иван, что выпил

Ты уже с утра пораньше…

Хмелем ты себя насытил,

А спасибо, значит, Маше.

— Да, в кино нам не идти,

Буду душен перегаром.

Может лучше с пылом, с жаром

Веселей день провести?

Прогуляться по бульварам,

В парк какой-нибудь зайти,

Всё чудесно ведь на пару.

— Может быть, часам к шести

Буду я вполне готова.

— Неужели, что ж так скоро!

Мог бы я к тебе прийти

И сейчас, в сию минуту.

Ждать до вечера, вот скука,

Хочешь ты с ума свести

Ожиданием Ивана.

— Не люблю гулять я рано,

Впрочем, можно и к пяти.

— Темнота — друг молодежи,

Значит, в пять я у тебя.

День прекрасный и погожий,

Марья, ты мечта моя!

— Что-то слабо ты мечтал,

Мог бы сам мне позвонить.

— Я же, Маша, только встал…

И тебя не смел будить,

Вы ведь спите все как кошки.

— Вот и нет, привыкла бдить

Я, как только свет в окошко

Начинает заходить.

Летом я на тренировках

Уже с самого утра.

— Ах, спортсменка-комсомолка!

Золотая голова

На прекрасном, юном теле.

Как же быть под стать тебе,

Совершенство, в самом деле!

Даже чуть не по себе

От такого счастья мне.

— Я надеюсь протрезвеешь

Ты до вечера, Иван?

— Маша, веришь иль не веришь,

Быстро я смахну дурман,

Раз приказ такой был дан

От тебя, моя царица!

— Ладно, Ваня, созвонимся…

Вмиг Иван повеселел

И отправился до дому,

Там он выспался, и скоро

Абсолютно протрезвел.

С гирей, бодрую зарядку

Энергично произвёл,

От натуги стало сладко,

Все пружины он завёл

В своём ловком, сильном теле.

Посмотрел немного телик,

Книжку не спеша прочёл.

Вот и время подоспело,

На свиданье он пошёл.

Прогулялися с Марией

По садам и по бульварам,

И к кремлю заворотили.

Там смотрели они с яра

На подгорный городок,

На Иртыш могучий, славный;

Быстр, силен его поток,

Далёко он устремился

И блестит в его волнах

Солнца блеск; на небе чистом

Нет ни облачка; размах

Быстро обрела природа

В молодое время года.

День идёт последний мая,

Всё цветёт, благоухает,

Будоражит и пьянит,

Жажду жизни возбуждает…

— Да, прекрасен этот вид,

Но на море мне просторней,

Юг в его волнах горит;

В нежном говоре прибоя

Слышу я родной напев,

Ощущаю вечность, волю…

Я, как будто не успев

Ещё в теле появиться,

В тех волнах уже носился

Душу к небесам воздев.

А когда гремит волна́ми

Буря в ярости своей,

Хаос жуткий ощущаю

Я в груди; тогда, ей-ей,

Мог бы точно поручиться,

Что мы вышли из водицы.

— Любишь ты, Иван, природу?

— Да, в ней радость и свобода,

Ощущение мечты,

Лик чудесной красоты.

— И мне сродни такое чувство.

Ах, какое же безумство

С экологией творят,

Что за злое самодурство

Заставляет убивать

Свою собственную мать?!

— Это всё ради наживы,

Но давай сейчас, Мария,

Мы не будем рассуждать,

Как нам мир с тобой спасать.

— В этом, Ваня, всё и горе,

Нету дела никому,

Что наступит гибель вскоре,

Всё уже идёт к тому!

— Кто же гибель ту увидит,

Неужели я и ты?

Перспективы незавидны,

Только мало в том беды.

Лет так, этак миллионы

Будет шар земной крутиться,

Что там станет, что случится?

Нас с тобой уже не вспомнят

Через три десятка лет,

Для чего весь белый свет,

Если нас с тобой не будет?

— Иногда ты очень трудный…

Это эгоизм, Иван,

Жить лишь здесь, в сию минуту!

Для чего нам разум дан?

Чтоб о будущем подумать.

Дети наши будут жить,

Будут радоваться внуки…

— Потомство; что и говорить,

Это высшая наука, —

Новых смертных наплодить.

Размножайтесь и плодитесь,

А зачем и для чего?

Чтобы вид наш дальше длился,

Вид, теченье, вещество…

Капля к капле — будет море,

Все мы в омуте плывём;

Испаряемся, и вскоре

Новой каплей упадём,

Чтоб пополнить био-море.

— Вот и пусть для новых капель

Будет этот мир приятен!

Можем лучше во сто крат

Сделать мы его,

Но лишь губим и нахратим,

И беды не сознаём.

— Это ты сказала верно,

Поступаем мы с ним скверно…

Вот, что знать хотел бы я:

В новой капле снова «я»

Оживу в сём вечном море,

Или так сказать нельзя?

Может, я уж сотни раз

Жил и верил в этом мире,

Может, вспомню я в свой час

Состояния другие?

Может, даже за пределом

Сей Земли пожить успел я?

Вот тогда бы смысл был

В сём теченьи биомассы,

Вот тогда бы, каждый плыл

К новым берегам, прекрасным.

— Ваня, я сказать хотела,

Что давно ты для меня

Интересен…

— Марья, я ж люблю тебя,

Мне с тобою так чудесно,

Что и высказать нельзя!

Тут они язык нашли общий,

К ночи, подружились телом,

И любили очень-очень

Это радостное дело…

Каждый день они встречались,

Души счастьем наполняя,

Мир влюбленным улыбался,

Ласково на них сияя.

Слившись страстью воедино

Новый смысл обрели,

И в любви порыве сильном

Свой корабль повели.

Вместе вы, Иван да Марья,

Веселись, жизнь молодая!

ГЛАВА 8

День за днем уходит лето;

Хорошо на белом свете

Когда воздух свеж и чист,

Когда всё теплом согрето.

Жизнь-писатель новый лист

Своим текстом заполняет,

Всё как надо расставляет,

Складен слог, красив, речист.

Всё в той повести на месте,

Буква к букве, фраза к фразе

Расположены чудесно,

Мудрость книги видно сразу.

У природы всё по нотам

Порасписано давно,

Льётся песнею свободной

Сочетанье голосов.

Нет тут лишнего, всё нужно

В композиции извечной,

Хор гремит, играет дружно

Каждым звуком скоротечным.

Может, смолкнет эта песня?

Да, но только ненадолго,

Эхом в новом поднебесье

Разойдется она; с Богом

Мы продолжим дальше путь

В бесконечном мирозданьи,

С новым телом и сознаньем

Обретём иную суть.

Средь бесчисленных миров

Эта песня вечно длится,

Не смолкает, лишь ветвится

Вдаль на тысячи ладов…

Вновь отвлёк я вас, читатель,

Где там, что, Иван да Марья

Жарким летом вытворяют?

Устремлюсь повествовать я.

Лето чудно проходило

Для влюбленных молодых,

Каждый день был словно стих

Из поэмы звонкой, милой.

Всё для красоты у них

Было прямо пред глазами,

Счастливы под небесами

В бурных радостях своих.

Ожидают с нетерпеньем

Час желанного свиданья,

Утопают в наслажденьях,

В страсти пламенем сгорают.

Горяча у них любовь;

Закипает в неге кровь,

Чувствами в сердцах струится,

Души греет вновь и вновь.

Ох, прекрасный сон им снится,

Жизнь — идиллия для них,

Вся гармония вместится

В этом рае для двоих.

Любят Ева и Адам

Тела зной и наготу;

И не знают стыд и срам,

Знают страсти красоту.

Змей-коварный искуситель

Их не в силах соблазнить,

И запреты наложить

На цветущую обитель.

И никто их не изгонит,

Не покинут они сад,

Всё для них в свободной воле,

Всё у них идёт на лад.

Жаль, недолог сей период,

Улетит чудесный миг,

Будет узами воздвигнут

Тесный и глухой тупик.

Брак, кто выдумал тебя?

Сеешь ты не свет, а мрак,

Тушишь яркий блеск огня,

Превращая в соль и шлак

Все питательные чувства.

К счастью, Ваня не дурак,

И совместного безумства

Не допустит он никак.

Маша тоже понимала,

Что о браке думать рано,

И вообще не представляла,

Как представить ей Ивана,

Ну, хотя бы, для знакомства

Со своею строгой мамой…

Впрочем, мама доверяла

Своей Машеньке вполне.

Всё она заране знала,

Расписала всё в уме:

Вот диплом получит Маша,

И в профессии своей

Она лучше всех и краше,

Открывает с шумом дверь

В зал почёта и науки.

И шагает без потерь,

Без сомнения и муки

Вдаль по жизненной тропе.

Улыбаются ей внуки

В этих грёзах золотых.

Будет Машеньке жених

Не из вялых, не из хрупких.

Он умён, красноречив,

Честен и добросердечен,

С тёщею своей учтив,

Всем приятен, интересен.

Будет он для них опора,

Будет, но ещё не скоро.

Первым делом для карьеры

Машенька должна трудиться,

К этому уже все меры

Приняты; она стремится

Лучше и умнее стать,

И счастливее, чем мать…

Маша с мамой проживала,

И отца она не знала. —

Это к счастью для Ивана,

Мог бы он проблем немало

Ощутить коль б был отец,

Тут бы Ванечке попало.

Быстро б их союз сердец

Длань отцова разорвала.

Лето зноем полыхает.

Выбрались Иван да Марья

За город; и там они

Коротали ночи, дни

В дачном домике уютном,

Отрывались как могли.

В этих сладостных минутах

Время прелесть обрело,

Тут любое время суток

Только радовать могло.

Маша маме объяснила,

Что поехала гостить

В дом подруги; убедила,

Что степенно будут жить.

Душно в городе, жара,

Твердый плавится асфальт,

На природу бы пора

Отдыхать и загорать…

Ваня был и делом занят,

Орошал он огород,

Много всяческих хлопот

Жизнь на даче насыщают.

— Видишь, Маша, тот сорняк,

Знаешь, что это? — Не знаю.

— Это тёзка ведь твоя,

Чудодейственная «марья».

— То есть, это конопля?

— Да, но если бы она

Чуть южнее прорастала,

То Марией бы была,

Славной дочерью Ивана.

Жил был в Мексике Хуан

И влюбился он в Марию,

Хорошо они любили,

Был приплод им вскоре дан.

Своё чадо окрестили

Они просто, в честь себя,

От Хуана и Марии

Появилась конопля.

Вот такая вот легенда

Мне на ум сейчас пришла…

А сорняк-то этот древний,

Он сырьё для гашиша.

Его в Индии курили

И в Египте тыщи лет,

Сколько жив был белый свет,

Столько дымом и кадили.

Если бы попы в церквях

Вместо ладана зажгли

Сей дурманящий сорняк,

Толпы бы людей пошли

К ним на службы и на бденья,

Для такого наслажденья.

Снизошла бы благодать

Враз на каждого, мгновенно,

Мир иной, ни дать, ни взять,

Все б познали несомненно…

Лет с тринадцати знаком

С этою травою я,

С подожжённым косяком

Начиналась жизнь моя.

Цепь смешных ассоциаций

Выстроил вдруг разум мой,

В связи с этою травой.

Было время, посмеялся…

Конец ознакомительного фрагмента.