Варшавские «Пантеры»
Лето 1944 года. Советские войска с боями приближаются к польской столице. В Варшаве вспыхивает восстание против нацистов – польские патриоты пытаются взять контроль над городом до прихода советских войск, дабы продемонстрировать, что они самостоятельно победили немцев. Простой польский паренек Витольд внезапно оказывается в гуще событий. Еще вчера он с дедом работал в варшавской автомастерской, а сегодня уже сражается с немцами в рядах повстанческой «Армии Крайовой», не зная, что уже завтра окажется заряжающим в экипаже трофейного танка, а через много лет – и вовсе станет писать книгу о восстании и своих друзьях.
Оглавление
- День первый. Хаос.
- День второй. Огнем и гусеницами.
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Варшавские «Пантеры» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
День первый. Хаос.
…Варшава горела уже вторые сутки. Шел к концу второй день августа тысяча девятьсот сорок четвертого года. Зарево разгорающихся пожаров то и дело вспыхивало зловещими всполохами на низких августовских облаках и все разрастающихся клубах черного дыма над некогда прекрасными кварталами. Громкое стаккато пулеметных очередей тут и там сплеталось с резкими щелчками винтовочных выстрелов и гулкими взрывами гранат и снарядов. По улицам грохотали танки и бронетранспортеры. Солнце закатилось за горизонт.
Где-то далеко к востоку от города гремела несмолкающая артиллерийская канонада — оттуда, преодолевая упорное сопротивление окопавшихся и обустроивших оборону немцев, приближались наступающие советские войска, две с лишним недели как вступившие на территорию Польши. И потому первого августа бойцы польских подпольных организаций под общим руководством повстанческой «Армии Крайовой»1 открыто атаковали сотни немецких военных объектов на территории Варшавы, пытаясь очистить город от нацистов до прихода советских сил.
— Варшава должна быть освобождена польским солдатом! Советские войска должны найти ее уже в польских руках! — заявляли руководители восстания, подчинявшиеся «правительству в изгнании» — довоенному правительству, эмигрировавшему во Францию, а затем и Великобританию после вторжения немцев в Польшу в 1939 году и поражения Франции в результате кампании 1940 года. Все пять лет оккупации эти эмигранты с переменным успехом пытались руководить из Лондона борьбой с оккупантами: финансировали поставки вооружения и вербовку новых членов подполья, координировали саботаж и диверсии, занимались пропагандистской работой. И, несмотря на формальное сотрудничество с Советами, они были в целом настроены против русских, памятуя о территориальных раздорах и спорах относительно государственной границы еще после событий первой мировой войны:
— Влияние СССР на послевоенное устройство Польши и ее границы недопустимо!
Просоветски настроенные поляки из Польской Рабочей Партии, сражавшиеся в рядах Армии Людовой (АЛ)2, считали иначе:
— Нет, нам с западом не по пути.
Проамерикански же настроенные поляки-эмигранты на другом берегу Атлантики все же высказывались за сотрудничество с СССР, но сочувствовали в некоей мере и лондонцам:
— Все решит компромисс!
Увы, решающие карты оказались тем жарким летом у «правительства в изгнании» — лондонских поляков. Исходно план операции «Буря»3 не предусматривал восстания в самой Варшаве, дабы не нанести вред старинным зданиям города и избежать массовых жертв среди его населения, однако после ареста агентами гестапо4 генерала Стефана Ровецкого, командовавшего «Армией Крайовой» до июля 1943 года, его место занял бывший заместитель, бригадный генерал Тадеуш Коморовский, в прошлом — лихой кавалерист, воевавший против немцев еще в 1939 году, вплоть до своей капитуляции под Люблином. Ему и удалось убедить «правительство в изгнании» в необходимости вооруженного выступления именно сейчас и именно в польской столице:
— Пять лет Польша ждет сигнала к началу восстания! Момент выбран как нельзя более удачно, ведь через несколько дней советские войска будут в Варшаве!
Парадокс — а ведь в середине июля 1944 года этот же человек посылал в Лондон радиограмму, в которой упоминал: «…при нынешних приготовлениях немцев, когда каждое занятое военными здание превращается в оборонительную крепость, восстание не имеет шансов на успех…».
С чего Коморовский вдруг решил, будто Советы именно завтра войдут в столицу, было непонятно. Наступающим советским войскам к востоку от Варшавы противостояла мощная группировка вермахта: более полусотни тысяч солдат, поддерживаемых тысячей с лишним артиллерийских орудий и шестью сотнями танков. А коммуникации советских войск, уже не первую неделю ведущих наступление, изрядно растягивались, да и подразделения были измотаны. Но самое главное — ни с кем бравый кавалерист о поддержке до начала восстания и не договаривался!
Зато контрразведка нацистов о восстании знала давно — оттого и застать их повстанцам врасплох не получилось. Атаки двух десятков тысяч5 повстанцев первого августа сразу натолкнулись на ожесточенное сопротивление шестнадцатитысячного немецкого гарнизона, запершегося на своих объектах и успешно отбивавшего атаки поляков. Несмотря на это, в ночь с первого на второе августа Коморовский посредством размещенной в Варшаве мощной радиостанции передал в Лондон две радиограммы, которые тут же были пересланы в Москву, в Генеральный штаб: «…мы начали бои в Варшаве…» и «…мы просим, чтобы русские немедленно помогли — атаковав немецкие позиции…».
Тем временем немецкое командование с присущей им педантичностью сразу оценило время подавления восстания — пять-шесть недель.
Момент сложный, но с точки зрения исторической, он нам во благо, — оценил обстановку один из главарей нацистов, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. — Мы их прикончим! Сотрем с лица земли столицу нации, что семьсот лет, начиная с первой битвы при Танненберге6, преграждает нам путь на восток. Поляки перестанут быть для нас проблемой.
Тут и там по всему городу с переменным успехом завязались упорные уличные бои. Улицы с каждым часом ощетинивались все новыми спешно возводимыми баррикадами и наполнялся запахом гари и пороха. Кровь поляков и немцев обильно лилась на мостовые.
Поляки лучше знали город, но были плохо вооружены.
На стороне же нацистов оказались техническое превосходство и дисциплина.
***
…Немцы пока не показывались на Карольковой улице на западном берегу Вислы — но в окрестностях то и дело уже постреливали. На соседнюю Окоповую улицу утром даже упал одиночный артиллерийский снаряд, разрушивший жилой дом. Видимо, немецкие артиллеристы ошиблись во время пристрелки, потому что следующие три снаряда чуть погодя разорвались вблизи атакованного поляками нацистского блокпоста за кладбищем — едва ли не в километре от разрушенного дома.
Каролькову улицу, с двух сторон зажатую в тиски стоящими вплотную друг к другу домами, перегородила наспех возведенная баррикада из деревянных балок, тротуарной плитки, камней и всякой рухляди. За ней сгрудились повстанцы, разбирая из принесенного ящика разномастные стеклянные бутылки с зажигательной смесью. Их притащили из автомастерской, расположенной неподалеку в переулке, два шестнадцатилетних друга в видавшей виды одежке и стареньких ботинках — приземистый, но широкоплечий кареглазый Витольд, обритый наголо, и высокий тощий голубоглазый Тадеуш с грязными каштановыми кудрями, выбивающимися из-под щегольской, хотя и старенькой кепки. В мастерской тем временем старый и полуслепой уже дед Витольда заливал бензин в оставшиеся бутылки из-под водки и уксуса.
Сами друзья, присев поблизости от баррикады, отдыхали — ночью спать им почти не пришлось, день вышел нелегким (вместе со всеми строили баррикаду голыми руками), да и ящик оказался тяжеловат, а еще предстояло тащить его обратно, заполнять новыми бутылками и опять нести сюда.
— Не немецкий так-то по звуку, — одобрительно сказал Витольд с видом знатока, когда пулемет на соседней улочке деловито простучал в очередной раз. — На «Брен»7 похоже. Наши там, по ходу.
— Много ты знаешь, Малой! — сплюнул, услышав его, проходивший мимо Якуб, двадцатитрехлетний здоровяк в простой рабочей одежде и видавших виды сапогах. — Давайте, тащите сюда еще бутылки, пока не стемнело, — добавил он и с важным видом поправил на ремне кобуру, из которой высовывалась потертая рукоятка старенького револьвера.
Якуб командовал взводом повстанцев, защищавших баррикаду на Карольковой улице. Ну, как взводом — шестнадцать человек в возрасте от пятнадцати до сорока пяти, вооруженных чем попало: на всех имелось одиннадцать охотничьих ружей и армейских винтовок, один трофейный немецкий пистолет-пулемет МП40 с двумя запасными магазинами, один ручной британский пулемет «Брен» с тремя магазинами, десять противопехотных немецких гранат и тридцать бутылок с бензином. И боеприпасов — кот наплакал, минут так на десять хорошего боя.
Вздохнув, Витольд и Тадеуш поднялись и, взяв за ручки опустевший ящик, поплелись в сторону мастерской. Им даже пистолетов или револьверов не хватило, ибо с оружием у повстанцев вообще было туго. Но каждый из друзей припас уже по ножу — на всякий случай, в глубине души мечтая о том, как заколет при случае зазевавшегося немецкого солдата и добудет себе настоящее огнестрельное оружие в бою. Витольд мечтал о пистолете-пулемете МП40, которым вооружались немецкие танкисты и пехотные офицеры. Желание Тадеуша разжиться скорострельным ручным пулеметом МГ42 он считал фантастическим — поди-ка, потаскай по городу такую тяжесть, да еще патроны к ней… Нет, вот компактный и легкий МП40, как у долговязого пожарного Матеуша — вот это вещь!
— Быстрей бы наши танки пришли из-за Вислы… — сказал Тадеуш, яростно почесав затылок. За свои кудри он давно заслужил прозвище Пудель. — Ух, мы тогда бошам зададим жару!
— Наши танки?
— Так вчера ж Евгений говорил, что танки Войска Польского уже у Праги8, поэтому и начали бошей бить. Сейчас они мосты захватят, как переправятся…
Евгений Коэхер был руководителем их повстанческой ячейки Армии Крайовой — тридцатипятилетний бывший офицер с грубыми пудовыми кулаками и внешностью портового грузчика, но, тем не менее, удивительно воспитанный и начитанный. Когда Варшаву охватило пламя восстания, он со своим отрядом вначале уничтожил немецкий пост на Окоповой улице, после чего занял оборону, разместив свой штаб на той же улице, а Якуб и его отряд на соседней Карольковой улице — оказались на его правом фланге.
— А-а! Да не, я не верю в эти сказки, — покачал головой Витольд. — Если б русские к Праге подходили, немцы еще вчера бы туда через город гнали технику колоннами. Ты ее видел вчера?! Нет! И я не видел! Не верю я, короче, про Прагу!
— Почему? В обход города едут, наверно.
— Могут! А еще Евгений говорил, что уже сегодня британцы высадят прямо в Варшаве польскую парашютную бригаду и оружие нам в ящиках сбросят с самолетов. Ну, и где те самолеты?!
— Почем я знаю? — огрызнулся Пудель.
В выси предзакатного неба раздался нарастающий гул моторов. Друзья разом подняли головы и разочарованно выдохнули — над горящим городом плыла пара немецких пикирующих бомбардировщиков с крестами на плоскостях. Никаких долгожданных транспортников с белыми или красными звездами на крыльях видно не было.
— Т-твари! — процедил сквозь зубы Тадеуш. — Чтоб вам пусто было!
— Чуешь? — вдруг остановился Витольд.
— Что?!
— Да тихо ты! Слушай!
Они встали как вкопанные и переглянулись. Издалека по каменным ущельям улиц докатывался все нарастающий шум двигателей.
— Танки идут! Быстрее, притащим еще бутылок нашим!
Они бегом рванули к мастерской. Самолеты над их головами поочередно легли на крыло, с воем заваливаясь в пикирование, чтобы сбросить бомбы на позиции повстанцев, окруженных в предместьях на восточном берегу Вислы.
***
…На баррикаде тоже услышали приближающиеся танки, и Якуб срочно послал троих молодых бойцов с бутылками бензина в правый угловой дом:
— Живо наверх! Бутылки кидаем по команде, как вплотную подойдут!
Парни, кивнув, растворились в сгущающемся сумраке — удаляющийся топот их быстро стих в черном зеве подъезда.
— Остальным рассредоточиться и затаиться, — продолжал распоряжаться Якуб, чувствуя, как по спине пробегает предательский холодок. — Если они пойдут в обход баррикады — затаиться и по ним не стрелять! А если прорвутся через баррикаду, то ждите, пока все на улицу войдут, потом жгите танки бутылками и валите пехоту! Если получится, — тут он сделал паузу, — подчеркиваю! Если получится! Если танки встанут на месте, попробуем захватить их. Только по моей команде! Строго по моей команде — лезем на броню, открываем люки и либо берем немцев в плен, либо кончаем на месте! И параллельно тушим огонь! Огнетушители тут рядом?!
— Точно так! — отозвался двадцатипятилетний пожарный Матеуш. Десяток разнокалиберных огнетушителей, собранных по окрестностям, вообще-то, предназначался для тушения возгораний на позициях отряда, но в крайнем случае пригодился бы и для борьбы с огнем на танках, которые отряд попытался бы взять на абордаж. Водопровод не работал аж с самого начала восстания, и вся надежда в случае пожара была только на огнетушители.
— Отлично! Матеуш! Если начнем захват, по моей команде сбивайте пламя с танков!
— Хорошо! — кивнул пожарный.
— В плен брать только танкистов и офицеров, всех остальных — в расход сразу! — продолжал Якуб. — Кто рыпнется — тоже в расход! Вопросы?
— Нет, командир, — нестройно отозвались повстанцы.
— Зачем нам танки захватывать? — вдруг подал голос кто-то.
— Затем! Оружие в них захватить, патроны, пулеметы снять наконец! — пояснил Якуб. — Еще вопросы?
Повисло молчание.
— Нету? По местам!
— Есть!
Повстанцы разбежались и попрятались кто куда — кто в отрытую и замаскированную загодя щель под деревом, кто за гору хлама у стены, кто в здания на первые-вторые этажи.
— Вконец рехнулся, бедолага! — пробормотал пулеметчик Адам, сорокалетний здоровяк-грузчик, занявший позицию в одном из домов со своим ручным пулеметом «Брен». — Танки он решил захватывать, сопляк! Жечь их, и все!
— Точно! — поддержал его напарник, девятнадцатилетний тощий шофер Франтишек, вооруженный пистолетом и гранатой, — нескладный, долговязый, похожий на аиста, — и шмыгнул носом. — Хотя, конечно, будь у нас танк, было бы удобней бошей бить!
— Ну, будем посмотреть! — перехватив поудобнее свое тяжелое оружие, Адам умолк и стал ждать.
Сам Якуб со своим помощником, двадцатилетним токарем Томашеком, поднялись тем временем на второй этаж в угловом доме. Тут у них тоже были припасены четыре бутылки с бензином, а еще два охотничьих ружья и пара самодельных перископов (каждый из двух дамских зеркалец), позволявших без риска осматривать всю улицу, не высовываясь наружу на радость снайперам. Для быстрого отхода в соседнее здание, если прижмут огнем — в стене комнаты был загодя пробит кувалдами проход, занавешенный пока что линялым ковром. Такие же проходы соединяли все дома между собой по обе стороны улицы, чтобы оперативно перемещаться из дома в дом, если припрет. Двое самых сильных повстанцев с кувалдами полдня потратили на то, чтобы проделать эти проходы, изрядно поворчав, но Якуб был непреклонен. Местные жители, кто еще оставался тут до последнего времени, предпочли исчезнуть с утра, когда стало понятно, что стрельба и бои только нарастают — и повстанцы были этому даже рады, ибо не приходилось теперь заботиться о лишних ртах и жизнях.
— Что там? — вполголоса спросил Якуб, когда Томашек осторожно приподнял свой перископ над подоконником и стал осматривать улицу.
— Три танка без пехоты, — так же тихо ответил соратник. — Прут как на параде.
— Да ну?!
Якуб пристроился рядом и тоже глянул в перископ. Действительно, три немецких танка, лязгая гусеницами по булыжной мостовой, уверенно двигались между строений — угловатые грязно-желтые чудовища с наклонной броней, длинными орудийными стволами и с красными тактическими номерами на массивных башнях, обвешанные запасными траками гусениц и инструментами вдоль бортов. Они казались чужими и неуместными на тихой варшавской улочке, эти стальные громкие монстры, распространяющие вокруг себя миазмы бензиновой гари. Колонна шла вперед со скоростью прогуливающегося пешехода, стрелок головного танка нервно ворочал влево-вправо стволом курсового пулемета, смонтированного в шаровой установке в наклонном лобовом листе брони. Тонкие радиоантенны колыхались в вечернем холодеющем воздухе над танками, словно ветки деревьев.
— С-сомнут нам щас баррикаду… — прошипел Томашек.
— Ну и пусть. Сожжем их прямо тут, на улице — сами станут баррикадой, — ответил Якуб, до рези в глазах вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Уличное освещение в Варшаве давно не работало, но и фары немцы почему-то не включали.
— Заплутали, видать. Взять бы их живьем!
— Попробуем. Было б неплохо. Тихо! Ждем! — направив перископ на балкон напротив, Якуб увидел притаившихся внутри помещения бойцов с бутылками и зажигалками в руках, потом снова перевел перископ на танки.
Колонна резко встала. Люк на командирской башенке головной «Пантеры» с номером «R08», сдвинулся в сторону, и оттуда бесстрашно высунулся молодой, гладко выбритый немец в чистенькой форме и фуражке, поверх которой были щегольски надеты наушники переговорного устройства с толстым проводом, уходящим в недра танка. Ничуть не таясь, танкист осмотрел баррикаду впереди, уверенно опираясь руками на края люка.
— Hans, komm, mach schon, ramm die Barrikade nieder9! — раздраженно сказал он в переговорное устройство и нырнул обратно в танк. Люк плавно задвинулся за ним. «Пантера», рыкнув двигателем, исторгла клубы вонючего дыма и пошла вперед.
— Про баррикаду что-то сказал, — прошипел Томашек.
— Я слышал. Готовь бутылки, будем жечь! — Якуб достал из кармана спички.
— Вит, Пудель, назад! — вдруг донеслось с улицы. — Стоять!
— О, нет! — простонал Якуб, снова приподнимая над подоконником перископ.
***
Витольд и Тадеуш со вторым ящиком бутылок выскочили из переулка за миг до того, как их окликнули, и сразу вслед за тем головной танк легко и непринужденно разворотил баррикаду. Сорокатонная стальная громадина, подслеповато щурясь единственной фарой и щелями смотровых приборов, чуть покачнулась, переезжая жалобно хрустнувшее под гусеницей бревно. Стрелок-радист, сидевший справа от механика-водителя, разглядел впереди в сумерках две фигуры, пулемет его сходу огрызнулся короткой очередью. Первая же пуля прошила горло Пуделя, оказавшегося чуть дальше от стены — он, захрипев и удивленно вытаращившись, стал валиться вперед, выпустив ручку ящика, и, схватившись обеими руками за горло, забился в агонии, заливая мостовую кровью, неудержимо текущей сквозь его пальцы. Чудом оставшийся невредимым, но насмерть перепугавшийся Витольд выпустил ящик из рук и отскочил обратно в спасительный переулок. «Пантера» между тем с протяжным нарастающим ревом рванула с места, почти встав на дыбы, и продолжила свой бег по улице. Ведомые танки, рыча, втянулись в узкое горлышко улицы следом за ведущим.
Бросив перископ, Якуб торопливо чиркнул спичкой, чувствуя, как дрожат от возбуждения руки, со второй попытки зажег ее и поднес к грязной тряпке, торчащей из горлышка бутылки. Та вспыхнула.
— Давай, парни, жги их! — заорал повстанец, с яростью швыряя свою бутылку с бензином на корму замыкающей «Пантеры». Под звон бьющегося стекла над машиной с уханьем взметнулось пламя. — Жгите, жгите всех!!!
В среднюю «Пантеру» с крыш также полетело три или четыре бутылки, и над ней тоже поднялись языки беснующегося пламени. На улице стремительно посветлело, по стенам и окнам домов заметались бесформенные чудовищные тени.
— Ва-а-а-а!!! — в один голос радостно взревели повстанцы.
С головным танком получилось не очень — неловко брошенная кем-то сбоку с верхнего этажа бутылка попала в башню, отскочила и разбилась об мостовую. Бесполезная лужа бензина ярко вспыхнула под гусеницами «Пантеры», с аппетитом облизнув новенькую резину колесных бандажей. Но и этого хватило — танк резко остановился. Встали следом и два его ведомых. Головной танк начал разворачивать башню вправо, в сторону дома, в окнах верхних этажей которого немецкий командир через свои смотровые приборы углядел какое-то движение.
Замыкающий танк с номером «242», яростно взревев двигателем, тут же стал резво сдавать назад, ретируясь прочь от негостеприимной улицы и баррикады. Оба его пулемета били короткими очередями по стенам домов и громадам танков перед ним, но без толку — партизаны пока не высовывались, дураков не было. Пули с противным визгом рикошетили от брони танков и стен домов. Оказавшийся же посередине колонны танк с номером «R02» начал зачем–то разворачиваться на месте вместо того, чтобы просто отходить задним ходом следом за замыкающим, и в этот момент головной танк вдруг резко сдал назад. С жутким скрежетом «Пантеры» столкнулись, а двигатель той, что оказалась ближе к баррикаде, еще и заглох. Танки замерли, перегородив собой улицу. В тот же миг головная «Пантера» выстрелила из пушки по дому справа, взметнув возле себя тучу пыли. Оглушительный грохот прокатился между зданий, резонируя среди каменных стен, еще одно облако пыли и осколков метнулось на улицу через вмиг опустевшие оконные рамы и дверные проемы: окна с рамами и двери вышибло ударной волной.
— Жгите танки! — неистово орал Якуб на всю улицу. — Жгите, вашу мать! — он схватился за ружье, намереваясь отвлечь экипаж стрельбой по смотровым приборам.
С верхних этажей в первый танк полетели еще три бутылки. На этот раз удачнее — огонь жадно вцепился в загривок стального чудища, еще ярче осветив улицу.
— Третий бош отступает! — воскликнул Томашек, наблюдавший за отходом замыкающей «Пантеры» через перископ поверх подоконника. Немец теперь даже и не пытался поддержать товарищей огнем, уходя за угол.
— Прекратить огонь! На броню! Захватываем танки! Лезьте на танки! Вперед! — гремел теперь над улицей голос Якуба, перекрывая рычание работающего танкового двигателя. — Тащите огнетушители! Вперед!
Двигатель заглохшей машины «R02» вдруг радостно зарычал, после чего башня танка сразу начала резвый разворот вправо, в направлении укрытия Якуба и Томашека.
— Томаш! В укрытие!
— Вижу!
Схватив ружья, парни метнулись через проход в стене в соседний дом и кубарем скатились вниз по лестнице, молясь про себя, чтобы выстрел орудия не достал их. С улицы доносились крики повстанцев, ринувшихся с разных сторон к вдруг ставшим беспомощным стальным гигантам. Они карабкались на броню машин и открывали люки экипажа.
Все закончилось быстро. Франтишека, первым поднявшегося на броню танка «R02», застрелил из пистолета немецкий стрелок-радист, стоило поляку рывком сдвинуть в сторону бронированную крышку его люка — получив пулю в лоб, поляк с удивленным лицом дернулся и мешком скатился с брони на землю. Но немец и сам сразу поплатился жизнью — подоспевший Адам, с разбегу заскочив на танк по наклонному лобовому бронелисту, дважды выстрелил в лицо радисту из револьвера.
Рядом с ним третий повстанец, двадцатидевятилетний рослый учитель Вацлав, остроносый брюнет, тоже запрыгнул на танк с разбега, словно заправский пират при абордаже — с топором и револьвером. Бросив топор на броню, он рывком сдвинул в сторону люк над местом механика-водителя и направил на него револьвер:
— Kapituliere! Stelle den Motor ab!10
— Scieße, bitte nicht, schieße nicht!11 — закричал обалдевший немец, вытаращив глаза. Правая рука его слепо шарила по груди в поисках кармана с пистолетом, привязанного к поясному ремню белым капроновым шнуром, пропущенным под погоном.
— Abstellen!!!12 — повторил Вацлав.
— Да кончай уже с ним! — Адам от души врезал мехводу сверху ногой по голове через открытый люк, после чего одной рукой выволок того за шкирку из танка, словно котенка, и швырнул на мостовую, где его с радостью приняли и скрутили, от души врезав по шее, еще двое подоспевших повстанцев. — Займитесь им, парни! Вацлав, на башню! Э! Парни! Огнетушитель мне!
— Попался, курва! — ухмыльнулся один из повстанцев внизу, ножом перерезая шнур и забирая себе пистолет пленного механика-водителя. — Пошел!!! — ткнул он немца стволом в спину. — Форвертс!
Спотыкаясь и держась за разбитое лицо, немец побрел прочь от «Пантеры».
Подхватив топор, Вацлав выскочил на верх башни, где очень кстати начал сдвигаться вбок люк командира. Поляк сразу встретился взглядом через расширявшуюся щель с белобрысым немцем — тот держал в руке гранату с длинной ручкой, видимо, намереваясь выбросить ее наружу, чтобы осколками при взрыве покосило повстанцев на броне и вокруг танка.
— Kapituliere!13 — рявкнул Вацлав, сунув топор в щель, чтобы немец не смог закрыть люк, и направив ему в лицо револьвер. Нацист на миг опешил, но тут же закричал с перекошенным от страха и ярости лицом, пытаясь выдернуть чеку гранаты:
— Fritz, sprenge den Panzer! Sprenge14!
Вацлав нажал на спуск — револьвер коротко хлопнул, и, забрызгав стенки башни кровью, блондин сполз и осел мешком на своем неудобном сиденье. Граната с так и не выдернутой чекой выскользнула из его рук и упала куда-то на дно боевого отделения. Потом срывающийся высокий голос из глубин башни отчаянно завопил:
— Idiot! Nein, nein, nicht sprenge den Panzer!15
— Letztes Angebot! Verlasst den Tank und überlebt!16 — предложил Вацлав уцелевшим пока нацистам внутри танка.
— Es lebe Deutschland!17 — отозвался грубый низкий голос, после чего внутри танка глухо хлопнул одиночный пистолетный выстрел. Почти тут же из недр машины донеслось:
— Schießen Sie bitte nicht, ich will kapituliere!18
Круглый люк на задней стенке башни внезапно открылся, и оттуда, кашляя от дыма, стал выбираться молодой немец в черной униформе и пилотке, чье лицо было перепачкано в крови. Адам в этот момент уже сбивал пламя на корме танка с помощью поданного снизу огромного огнетушителя, но, увидев сдающегося немца, отвлекся и за шиворот грубо выволок его наружу одной рукой. Танкист, впрочем, и не пытался сопротивляться. И у этого под погоном был пропущен белый шнур, прикрепленный одним концом к пистолету.
— Ich will nicht mit Ihnen kriegen! — бормотал немец, испуганно кривя губы и глядя в глаза поляка. Взгляд его был совершенно безумен. — Mein Freund wollte einen Panzer sprengen. Wir haben Selbstzerstörungsvorwürfe… ich habe nicht zugelassen, dass er uns in die Luft jagt.19
— Что он там бормочет? — спросил Адам, одной рукой отбирая у танкиста пистолет, другой держа огнетушитель. — Держи его, Вацлав, я огонь дотушу!
— Просит не стрелять, он сдается, — подсказал с башни Вацлав, хватая немца за шиворот и таща его к себе. — Эй, ты! Hände hoch20! Он говорит, что не дал напарнику взорвать танк.
— Ja, ja! — кивал немец, послушно вскинув руки и шмыгая носом. Вацлав заставил его перейти на нос танка, потом снова толкнул в спину стволом — и тот послушно спустился по лобовому листу брони на землю, прямо в руки других повстанцев.
— Этого тоже тащите в подвал, — распорядился подоспевший к танку Якуб. — Всех пленных связать, заткнуть рты, посадить вразнобой, охранять, чтоб не сбежали. Они нам сейчас пригодятся. Обыщите их, и все оружие, ножи, ремни, шнурки — отобрать. Что там с остальными?
Подвал ближайшего дома служил как временным штабом Якуба и его отряда, так и импровизированным госпиталем — вход в него располагался в проулке, и потому был надежно защищен от прямого выстрела с улицы.
— Двоих взяли живьем, трое убиты, танк наш, — отозвался Адам, добивая струей огнетушителя последние язычки пламени.
— Прекрасно!
Головную «Пантеру» тем временем захватили двадцатилетние близнецы Давид и Петр, а также двое их друзей — восемнадцатилетние Марсель и Милош. Как и на заглохшей машине, что захватили Вацлав с Адамом, они, остерегаясь огня пулеметов и беснующегося пламени на моторном отсеке, поднялись на броню и открыли люки экипажа. Командира и мехвода близнецы застрелили сразу же, радист с заряжающим и наводчиком сдались после того, как Марсель на ломаном немецком предложил поджарить их прямо в танке. Подоспевшие повстанцы с огнетушителями тем временем сбили пламя с кормы танка, не дав огню уничтожить машину.
Якуб глянул на часы: с того момента, как он бросил первую бутылку на броню замыкающей «Пантеры», не прошло и пяти минут.
***
Бой затих так же внезапно, как и начался. Посреди улицы нелепо раскорячились два грозных немецких танка с тарахтящими на холостом ходу двигателями.
— Тела Франтишека и Тадеуша убрать в подвал, — раздавал приказы подоспевший Якуб. — Остальные целы? Осмотреться, посчитаться, доложить мне.
— Сигизмунд у нас контужен взрывом, а остальные в норме, — отозвался Вацлав, с трудом выволакивая из командирского люка убитого им немца. Пришлось для этого продеть ему под мышки веревку. — Осмотрим танки, там наверняка оружие есть?!
— Да, осмотрите, только осторожно, — разрешил Якуб.
— Не взорвите трофей! — хохотнул Адам. — Зря тушил, что ль…
Учитель, поднатужившись, вытащил-таки тело немецкого командира и уложил на корме машины, после чего влез в башню и тут же выложил оттуда на броню пистолет-пулемет МР40 и тремя запасными магазинами в новеньком брезентовом подсумке:
— Уже неплохо! Сейчас еще посмотрю!
— А Малой где? — спросил кто-то. — Он с Пуделем ящик бутылок к баррикаде нес, когда началось…
— Я тут, — отозвался из сумрака Витольд. Будучи практически безоружным, он не смог участвовать в бою и прятался в проулке, пока немцев не выволокли из-под брони штурмовики. Теперь его припадками била нервная дрожь.
— Цел? — уточнил Якуб.
— Цел! Пуделя убило, я цел! — срывающимся голосом сказал Витольд, чувствуя, как его лицо горит от стыда и гнева. Все вокруг казалось ему чем-то нереальным и неправильным. Ему мнилось, что теперь все будут указывать на него пальцем: смотрите, вот идет трус, отлежавшийся в переулке, пока его товарищи дрались с немцами!
— Вацлав, — после секундного раздумья приказал Якуб, — выдай ему что-нибудь из оружия, что в танке найдешь. Малой, назначаешься моим адъютантом, будешь мне помогать, понял? Одна нога здесь, другая там.
— Понял, — торопливо кивнул паренек. — То есть, да! Есть!
— Есть, командир, — отозвался Вацлав, вылезая из башни. — Витольд, держи!
Тот почти автоматически, бездумно подошел к танку и подхватил протянутое ему оружие, повесил на плечо и принялся негнущимися пальцами цеплять подсумки на поясной ремень, украдкой вытирая подступившие слезы.
— Постой! — спохватился Якуб, обернувшись к немцам, которых уводили в подвал его люди. — Который из пленных наводчик?
— Я, — угрюмо отозвался один из немцев, рослый блондин-здоровяк.
— Адам, этого обратно к танку, — распорядился Якуб. — Остальных в подвал. Нашим рассредоточиться и быть готовыми к отражению новой атаки. Вацлав, переводи, что этот скажет, я по-немецки слабо шпрехаю.
— Есть, командир! — Адам толкнул наводчика в спину. — Топай к танку.
Въезд на Каролькову улицу все еще оставался открытым после разрушения наспех возведенной ранее баррикады, и где–то там в темноте маячил третий танк, отступивший с поля боя. И, возможно, к Карольковой улице уже подтягивались вызванные им подкрепления.
— Развяжи ему руки, — велел Адаму Якуб, когда они вернулись к танку. — Как тебя зовут, камрад? Name?
— Эрих.
— Эрих, сейчас мы залезем в танк, и ты будешь объяснять мне по пунктам, как пользоваться пушкой и управлять танком.
Вацлав перевел. Немец ошарашенно посмотрел на учителя:
— Will er abends den Panzer entdecken? Das ist unmöglich21!
— Адам, — спокойно произнес Якуб.
— Эрих? — самым серьезным тоном отозвался здоровяк, раскрывая складной нож и пробуя остроту лезвия на ногте большого пальца. — Вацлав, переведи ему, что я сначала ему отрежу левое ухо…
Эрих выслушал вежливое объяснение Вацлава, и, подумав, кивнул, угрюмо глядя на здоровяка:
— Okay, ich zeige dir alles, was ich weiß22…
— Без глупостей, Эрих, если мне что-то не понравится, мы тебя пристрелим сразу. Schießen, понял? — добавил Якуб, похлопав себя по кобуре. — Не вздумай геройствовать. Заподозрю, что врешь, саботируешь, хитришь… сразу шиссен. Я-я. Момент!23
Эрих помотал головой и что-то произнес.
— Говорит, можешь не волноваться, он не идиот, — сказал учитель.
— Тогда полезли в танк. In den Tank, Эрих!
Они поднялись на танк, и Якуб занял место наводчика слева от орудия, после чего на крошечное место командира, за его спиной, но чуть выше и слева, сел Эрих. Снаружи Якуба подстраховывал с трофейным пистолетом Адам. Вацлав через небольшой открытый люк в задней стенке башни пробрался на место заряжающего справа от орудия. Витольд же остался внизу, у гусениц.
Немец пошарил рукой внутри башни и, что-то пробормотав, щелкнул тумблером — тесное боевое отделение танка озарил неяркий свет. Внутренние поверхности танка оказались, в основном, выкрашены светло-серой краской приятного глазу оттенка, лишь некоторые узлы были темно–серого или черного цвета. Сильно пахло пороховой и бензиновой гарью с нотками крови и экскрементов — тела убитых уже вытащили, но тяжелый запах войны еще не выветрился.
— Тут внутреннее освещение включается, — перевел Вацлав, облокотившись на казенник орудия справа от командира. — Работает, даже если мотор заглушен, лишь бы аккумулятор был заряжен.
Якуб осмотрелся. Справа, почти вплотную к его голове, располагалась массивная казенная часть длинноствольного 75-миллиметрового орудия. Прямо перед лицом — находился визир орудийного прицела с резиновым наглазником, а слева и ниже — два красных колеса с рукоятками. Под ногами — три педали, как у рояля, две большие и одна поменьше. Выше, там, где сейчас была голова немца, поднималась над орудийной башней небольшая круглая командирская башенка с перископами по периметру для кругового обзора.
Немец принялся медленно объяснять, что к чему, поочередно указывая пальцем на расположенные вокруг органы управления.
— Вот этим рычагом открываешь или закрываешь люк командира, — переводил Вацлав его пояснения. — Вертикальным колесом — поднимаешь или опускаешь ствол орудия, горизонтальным — крутишь башню влево-вправо. Три оборота — один градус поворота. Но в бою башню поворачиваем с помощью гидравлического привода, двумя большими педалями, вон теми, у тебя под ногами. А этими рукоятками — обычно действуем только в последний момент, чтобы поточнее навести. Без мотора башню только вручную этими рукоятками крутить можно. На холостом ходу двигателя башня делает полный оборот за полминуты, если танк едет, то обороты выше, и башня полностью поворачивается вокруг за восемнадцать секунд. А маленькая педаль — это чтобы стрелять из спаренного с пушкой пулемета. Вон он, справа от пушки, возле места наводчика стоит. Наводчик его перезаряжает при необходимости по команде заряжающего, вон, магазины с патронами по стенке башни развешаны.
Якуб попробовал было покрутить тугой маховик, чтобы вручную повернуть башню в ту сторону, откуда пришли танки, но быстро отказался от этой мысли — пришлось бы, прикладывая серьезные усилия, сделать почти три сотни оборотов.
— А как двигатель запускать и глушить? — спросил Якуб. — Мотор стартен, ферштейн меня, Эрих?
— Man muss auf den Fahrersitz steigen, — кивнул немец. — Es ist schwer zu erklären.
— Говорит, надо на место водителя перелезть и там показывать, на пальцах объяснять сложно, — перевел Вацлав.
— Хорошо, потом. Как из пушки стрелять?
Вацлав перевел. Эрих кивнул, выслушав вопрос, и, ткнув в маховики наводки, произнес несколько коротких фраз.
— Говорит, для стрельбы из пушки тут электроспуск, вон, на рукоятке маховика кнопка, — пояснил учитель. — Сейчас не жми, а то выстрелит сразу. Нажмешь — пушка выстрелит, если электричество есть, и снаряд заряжен. Без электричества стрелять не получится, — помотал он головой.
— Kaput! — подтвердил немец.
— Понял, — поляк заглянул в окуляр прицела, но сходу ничего не понял — какие–то деления и цифры по кругу, треугольничек прицельной метки по центру… «Ладно, потом разберемся». — Как пушку заряжать? Как там? Waffe geladen, или как там?
Несмотря на жуткий акцент Якуба, Эрих, видимо, уловил суть, потому что сразу кивнул и с готовностью затараторил в ответ — Вацлав едва успевал переводить:
— Орудие в «Пантере» может зарядить только заряжающий. Он справа от орудия сидит, вот, где я сейчас. Этот рычаг по правой стороне орудия надо потянуть назад до упора, откроется затвор. Потом надо взять снаряд из боеукладки, вставить в ствол и закрыть затвор этим же рычагом. Все, орудие готово к выстрелу. Спуск тут электрический. Если надо заменить снаряд до выстрела, то делаете все то же самое: открываете затвор, вынимаете снаряд, вставляете в крепления в боеукладку, дальше надо зарядить новый. Снарядов в танке сейчас загружено всего два типа, осколочно-фугасные и бронебойные. Черные снаряды — бронебойные, желтые — фугасные. Вдоль стенок боевого отделения под башней везде специальные держатели, и снаряды хранятся в них. Там же висят магазины с патронами для пулемета стрелка-радиста, и вон еще несколько магазинов внутри башни подвешено, для спаренного с орудием пулемета.
— Понял. Вылезай, Эрих, покажешь мне, как с двигателем работать, и как управлять танком. Motor starten, los, los, los!
Выбравшись из башни, повстанцы перебрались вперед. Эрих сел на место механика-водителя, Якуб стал смотреть на него из-за плеча, а Вацлав с фонариком навис сверху в люке, подсвечивая управление и приборы.
— Ну, Эрих, валяй! — разрешил командир повстанцев.
— Bitte! — кивнул тот и принялся рассказывать, делая паузы, чтобы Вацлав мог перевести его слова остальным:
— Поворачиваешь ключ зажигания, вот он, тут загорается лампочка. Дергаешь вон то кольцо. Жмешь на кнопку стартера, вот она. Если аккумуляторы сели, запускаешь двигатель вручную. Слева на броне есть кривая ручка такая… как буква Z выглядит. Ее сзади надо вставить в гнездо между выхлопных труб и раскрутить. Тяжелая, вдвоем обычно крутят, надо шестьдесят оборотов в минуту сделать. И тогда вон ту тягу на себя тянешь, дальше все то же самое. Не держи больше трех секунд кнопку стартера, сожжешь танк к чертям…
Прослушав объяснения, Якуб велел немцу выметаться из танка и, сев на место механика-водителя, самостоятельно запустил двигатель и тронул «Пантеру» с места. Заглохнув-таки пару раз с непривычки, он все же рывками развернулся и переставил танк поближе к руинам баррикады — так, чтобы тот перегородил улицу, и длинный ствол пушки был направлен туда, откуда могли появиться немцы.
— Неплохо. Теперь сможем бошам навалять! — оскалился он, заглушив двигатель и выбравшись на броню. — Эй, кто на периметре! Что заметите подозрительное, сразу тревогу поднимайте!
— Есть! — донеслось из темноты.
Остальные повстанцы, не занятые в карауле, толпились поблизости от танков, рассматривая их и переговариваясь:
— Погоним завтра бошей, как пить дать!
— На такой-то технике жару зададим, ага!
— А тут какой мотор? Бензин или дизель?
— Бензин вроде.
— Жаль. Лучше б дрова!
— Кончайте зубоскалить! — прикрикнул с танка Якуб. — Матеуш, Влад! Займитесь баррикадой! Натаскайте хлама, до утра восстановить! Остальным отдыхать! Разойдись! Витольд! Ко мне!
— Я тут! — с готовностью отозвался снизу паренек. Все время, пока остальные изучали с немцем танк, он сиротливо переминался у гусениц и люто завидовал соратникам.
— Вот тебе записка! — черкнул пару строк на листке из блокнота Якуб. — Дуй в штаб к Коэхеру. Лично в руки передать. Скажешь, что от меня. И потом сразу назад.
— Слушаюсь! — спрятав записку в карман, Вит почти мгновенно растворился в темноте.
— Надо танки как-то спрятать, — резонно заметил Адам, когда они вдвоем снова забрались в башню «Пантеры» — один на место наводчика, второй на место заряжающего. — Не ровен час, немцы сюда солдат и еще танки направят. Или вообще пушками ударят по кварталу.
В танке быстро холодало — двигатель повстанцы давно заглушили, чтобы не тратить драгоценное топливо на холостом ходу, и потому машина с открытым верхним люком быстро выстыла. Якуб пожевал губу, приложившись глазом к прицелу: Адам был прав, немцы могли наведаться сюда в любой момент, или просто превентивно сравнять квартал с землей, получив известие о захвате двух машин. Он и сам уже про это подумал, только вслух не высказывал пока.
Впереди сквозь тьму не было видно ни зги, и оттуда могли внезапно появиться другие немецкие танки. «Послать, что ли, кого туда на угол, чтоб там костерок зажгли…» — подумал командир. «Нет, не стоит пока… Подождем!».
— Ты прав, Адам. Но куда мы их спрячем тут?
В городской застройке любые танки могли передвигаться только по улицам, ограниченно маневрируя лишь на редких пустырях и площадях. Северная часть Карольковой улицы, вплоть до поворота у старого кладбища, была в руках повстанцев, как и Окоповая улица, но что творилось на флангах и позади них, ни Якуб, ни Адам толком не знали: между отрядами практически не было ни радиосвязи, ни телефонной связи. Варшава вообще последние сутки здорово напоминала слоеный пирог — на этой улице немцы, тут повстанцы, а тут вообще никого, а там снова немцы, тут снова повстанцы. И все движутся по улицам, стремясь захватить под контроль побольше территории и закрепиться на ней.
— Да черт знает. В садик за домом разве…
— Дождемся ответа от Коэхера, а там решим, куда танки деть.
Ночь вступила в свои права. Далекие перестрелки почти стихли.
— Иди, поспи пока, сменишь меня через три часа, — приказал Якуб. — Я подежурю.
— Да я вроде не устал еще.
— Иди спи. Неясно, что завтра будет, а ты мне нужен отдохнувшим! — Якуб снова приник к прицелу, пытаясь высмотреть что-нибудь в темноте.
— Есть, — вздохнул Адам и выбрался из башни через свой люк. Шаги его затихли в ночной тьме.
***
— Два танка остались там?! — не поверил своим ушам командир батальона, седой майор Циммерман, когда подкопченная «Пантера» с номером «242» вдруг в одиночестве вернулась на базу полчаса спустя после ухода колонны, волоча за собой шлейф запахов пороховой гари и бензина. — Я надеюсь, они уничтожены?!
Голос его напоминал рокот отдаленного землетрясения. Назревал неслыханной силы катаклизм — подчиненные прекрасно знали привычку майора взрываться от ярости по малейшему поводу. Злые языки утверждали за глаза, что причиной тому контузия майора, полученная в ходе боя с британскими «Матильдами»24 под Эль-Аламейном, хотя некоторые считали, что Циммерман стал психом еще после кампании во Франции, когда в ходе сражения в деревушке Стонн25 тяжелый французский танк в упор расстрелял его Pz.III26.
— Никак нет! — ответствовал стоящий навытяжку перед майором командир танка «242», низкорослый лысоватый лейтенант Ланге. — Насколько я успел увидеть из-за угла, поляки лезли на танки и пытались захватить их с экипажами.
Повисло короткое молчание.
«Ой, что щас будет…» — подумал Ланге.
Циммерману недаром злые языки еще во Франции дали прозвище Вулкан. Взрывался он от ярости так же эффектно, сотрясая окрестности громогласным воплем, — вот и сейчас в окнах завибрировали стекла:
— Захватить?! Да какого дьявола вы вообще поехали по той улице? Сказано же вам, идиотам, было, каким маршрутом следовать к тому блокпосту!
Они находились в его кабинете, устроенном в старом доме близ окруженного зданиями пустыря, на котором под надежной охраной стояли «Пантеры» батальона. Глаз сорокапятилетнего майора дергался в нервном тике. Старый служака, помнивший еще победоносный блицкриг 1940 года во Франции и жестокие бои под Эль-Аламейном в 1942, повидал за свою жизнь всякое — но такого, чтобы доблестные солдаты вермахта преподнесли противнику новейшую технику, как на блюдечке, он и вообразить себе до этого вечера не смог бы!
— Приказ оберлейтенанта Шварца, командира нашей группы, — доложил Ланге. — Когда мы вышли к баррикаде, он решил разрушить ее и следовать далее по той улице. Полагаю, хотел срезать путь. На баррикаде никого не было, насколько я мог видеть из башни перед началом…
— Срезали?! — опять заорал в бешенстве Циммерман, вытаращив глаза. Шрам на его скуластом лице побагровел, а это было плохим знаком, насколько лейтенант знал своего командира. — Не было?! Конечно, не было, поляки же попрятались, когда вы появились! А потом просто устроили вам второй Сталинград!!!
При слове «Сталинград» глаз задергался уже у тридцатипятилетнего круглолицего Ланге. Свою военную карьеру он начинал с низов, и в Россию попал в качестве механика-водителя, будучи ефрейтором. Стремительное наступление вермахта через русские степи остановилось в том городе вдоль широченной реки Volga, который немецкая авиация и артиллерия стерли с лица земли, не в силах перемолотить бесчисленные подкрепления русских, а потом на руинах зданий полгода шла жуткая бойня. Из-за реки то и дело подходили русские катера и лодки с новыми солдатами взамен убитых. Еще у русских там прямо в городе был тракторный завод, который выпускал танки, и те прямо с конвейера выезжали на поле боя. Один такой и сжег сентябрьским солнечным днем «трешку» Ланге вместе со всем экипажем — когда его верный Pz.III27 вместе с двумя другими машинами поддерживал пехотную атаку на основательно уже потрепанные бомбежками и обстрелами цеха завода. Ланге хорошо помнил, как русский танк Т-3428 с наклонной броней выкатился вдруг из-за угла здания и методично пятью выстрелами последовательно уничтожил все три их танка, получив в ответ два попадания — и оба их снаряда срикошетили, не причинив русскому никакого вреда, разве только поцарапав краску. Его, Ланге, «трешку» русский сжег самой последней, после чего задним ходом отошел за то же здание и исчез из виду. Ланге повезло, что попадание русского снаряда пришлось не в корпус танка — все, кто был в башне, погибли сразу, а его в бессознательном состоянии, рискуя жизнями, вытащили из горящей машины двое оказавшихся рядом пехотинцев. Радиста выволочь не успели — его люк заклинило, и, пока возились с Ланге, танк взорвался. Атака, конечно, захлебнулась, раненный и контуженный Ланге весьма удачно загремел в госпиталь, после которого, слава Богу, в обреченный Сталинград не вернулся, попав на обучение и получив повышение в звании. И вот теперь ему некстати подумалось, что лучше бы, наверное, тогда вернулся и геройски помер в Сталинграде, чем гремел бы теперь с позором под трибунал. Хотя, если подумать, с чего бы ему под трибунал идти — танк-то он спас, да еще со всем экипажем!
— У нас было возгорание в двигательном отсеке, герр майор! — хрипло сказал Ланге. — Температура зашкалила. Мой механик–водитель может подтвердить. Наш танк тоже закидали бутылками с бензином, их осколки до сих пор есть на броне и в двигательном отсеке. Даже автоматический огнетушитель сработал.
— Молчать! Вы же стояли позади всех! Почему не расстреляли поляков с расстояния?!
Циммерман был туговат на ухо после контузии, потому и в нормальных ситуациях разговаривал слегка на повышенных тонах. А сейчас и вовсе орал так, что мог перекрыть рев танкового двигателя.
— На горящем танке? — возразил Ланге. — Мы при движении задним ходом отсекали поляков от танков огнем пулеметов, пока не отошли за угол потушить пламя. За это время я лично покинул танк и выглянул из-за угла, и в этот момент поляки уже лезли на танки. Дальше стрельба по танкам смысла не имела. Мы могли причинить вред своим же.
Повисло молчание. За окном зарокотал двигатель танка и раздались чьи-то гортанные команды. Словно очнувшись, Циммерман снова взорвался:
— Почему же вы не тушили пламя, стоя в виду тех танков и стреляя по ним? Послали бы заряжающего тушить огонь! А сами бы стреляли вдоль улицы из двух пулеметов, мешая полякам!
Доля истины в словах Циммермана была, но и Ланге оказался не лыком шит:
— Огнетушитель пристегнут к броне в правом переднем углу танка, герр майор! У поляков могла быть засада и в домах перед баррикадой. Заряжающего бы подстрелили, пока он отстегивал бы огнетушитель с брони, а потом и наш танк бы сожгли под носом у поляков.
И добавил:
— Нам нужна была пехота для сопровождения. Я говорил об этом.
А это уже был камешек в огород покойного Шварца, который, несмотря на возражение Ланге перед выездом с базы, решил не ждать пехоту и двигаться к блокпосту без нее. Тем более, что выдвигаться к посту было приказано только танкам. И здесь, на базе, оставались свидетели, готовые подтвердить его слова.
— Разберемся! — махнул рукой Циммерман. На удивление, теперь тон его стал нормальным. — Приведите танк в порядок, пополните боекомплект и ждите новых приказаний.
— Яволь, герр майор! — щелкнув каблуками, лейтенант вышел.
***
Витольд вернулся от Коэхера через полчаса. Вместе с ним прибыл поручик29 Владислав Романский, бывший танкист польской армии. Грохоча ботинками по броне, оба они забрались на танк, в котором сидел Якуб.
— Коэхер приказал мне перегнать обе «Пантеры» к нему на Окоповую улицу, — без обиняков сообщил Владислав, передав Якубу смятый листок бумаги с несколькими скупыми строчками и аккуратной подписью Евгения. — Дозвольте осмотреть трофеи?
— Без проблем, поручик, — кивнул Якуб, ознакомившись при свете карманного фонарика с рукописным приказом. — Каким маршрутом планируете ехать на Окоповую?
— К чему вопрос? — насторожился Романский.
— Эти танки во время атаки разбили нашу баррикаду, — поднял на него глаза Якуб. — Она вон, перед вами, сами посмотрите. Если поедете через нее, то разрушите окончательно. А нам до утра ее восстановить надо. Плюс, я не знаю, что там по улице дальше творится. Может, там уже немцы. Один их танк как раз туда, за угол и отступил сегодня после боя.
— Понял, — кивнул Романский. — Перегоню танки мимо кладбища, по тылам. Коэхер также приказал послать к вам подкрепление с ручным пулеметом и парой «фаустпатронов»30, скоро они будут тут.
— Благодарю, поручик. Позвольте-ка, я вылезу…
Первая «Пантера», порыкивая мощным двигателем, растворилась в ночной темноте через десять минут. На всякий случай Якуб приказал Витольду и Вацлаву сопроводить поручика, потом вернуться за второй машиной вместе с ним, и те заняли места в башне — учитель на месте наводчика, паренек на месте заряжающего.
— Нацепи вот эти наушники. Это переговорное устройство. Вот так, да, а теперь жми сюда, на кнопку на проводе. Пока держишь, можешь говорить, и тебя услышат все, кто в танке в таких же наушниках, — объяснил Витольду Вацлав перед тем, как они выехали с Карольковой улицы. — Попробуй.
— Меня слышно? — несмело произнес Витольд, нажав тугую кнопку.
— Вполне себе, — отозвались наушники чуть дребезжащим голосом Романского.
Вацлав же между делом показал ему, как обращаться с пушкой, пересказав то, что услышал ранее от Эриха. Паренек попробовал открыть и закрыть затвор орудия, и у него внезапно получилось, чем он очень обрадовался: первый день в танке, а уже что-то может делать. Правда, чуть не выронил снаряд, оказавшийся в орудии — еле успел поймать увесистый цилиндр и запихнуть его обратно в орудие, придя в ужас: не подорваться бы в первый же день!
Внутри танка Витольду с непривычки показалось тесновато: куда ни повернись, какие-то углы, выступающие части, непонятные механизмы. Под ногами вдоль танка проходили громоздкие агрегаты трансмиссии31, на стенках корпуса под башней грозно поблескивали в боеукладке массивные снаряды и магазины к пулеметам. Над головой Вацлава, сидевшего по левую руку от орудия, мягким светом светился во мгле периметр командирского люка, выкрашенный светящейся краской.
Кататься по темным варшавским улицам оказалось тревожно, но интересно. У «Пантеры» с ее шестнадцатью сдвоенными опорными катками, расположенными в четыре ряда, был весьма плавный ход — она мягко шла по мостовым, глотая неровности и легко объезжая немногочисленные препятствия. Романский, впервые с тридцать девятого года оказавшийся в знакомой обстановке, искренне наслаждался процессом вождения.
Ехать было недалеко — в конце квартала Каролькова улица заворачивала вправо и пересекалась трамвайными путями, после чего вливалась в Окоповую улицу. Там Романский повернул направо и подвел «Пантеру» к заранее заготовленному укрытию — узкому переулку между двух домов, куда и заехал задним ходом. Вокруг в темноте рассредоточились повстанцы Коэхера, охранявшие подступы к улице от возможных вылазок немцев.
— Хороша машинка, — крякнул Романский, вылезая из танка. — Теперь айда за второй.
Идти обратно на Каролькову улицу пришлось через стоявший у самых железнодорожных путей дом, разрушенный еще с утра шальным снарядом. Взрыв разворотил здание сверху донизу, и теперь трое повстанцев шагали через него по черепкам посуды и осколкам стекла, предательски хрустевшим под сапогами, а сверху свисали ошметки перекрытий и проводов. Воняло канализацией и еще чем-то резким химическим.
— Днем тут на путях немецкий снайпер двоих наших снял, — негромко сказал Романский, когда они подошли к пролому в стене и осторожно выглянули наружу. В лунном свете блестели рельсы, но ничего больше разглядеть не удавалось — только темные очертания кустов поодаль, и за ними — погруженные в ночной сумрак дома без единого огонька в окнах.
— Да вряд ли он до сих пор тут караулит, — бодрясь, громким шепотом отозвался Вит, чувствуя, однако, холодок внутри. «А ну, как я неправ?» — подумалось некстати.
— Береженого бог бережет, — возразил поручик, внимательно вглядываясь в мглу и вслушиваясь в ночные звуки — далекую стрельбу и легкие дуновения ветерка. — Вроде тихо. Пошли!
Без особых приключений все трое добрались в потемках до Карольковой улицы и, доложив Якубу, что все в порядке, забрали и второй танк. Романский еще что-то обсудил с Якубом напоследок перед тем, как вернуться к «Пантере» — Вацлав в это время торчал в башне, Витольд же сбегал к деду попрощаться.
Тот при свете керосинки пил чай в своей комнатушке в мастерской.
— Ну, что там? Как? — спросил старик, когда паренек вошел к нему в мастерскую. — Надавали бошам по шеям?
— Да, только Тадеуш погиб… — вздохнул Витольд, садясь рядом на ящик из-под инструментов и глядя на морщинистое лицо старика. Тот уже плохо видел, поэтому частенько смотрел куда-то мимо собеседника при разговоре, и потому казалось, будто он мыслями не здесь. Вот и сейчас он повернул голову на звук, с удивлением широко распахнул глаза, глядя в стену рядом с Витольдом:
— Как погиб?!
— Пуля в шею. Сразу умер. Боши прорвались через баррикаду.
— Бедный парень! — вздохнул дед, рука его дрогнула, и чай плеснул из кружки на брюки, но он словно не заметил этого. — Бошей много было?
— Три танка. Без пехоты шли. Два мы захватили, один сбежал, — гордо ответил внук. — Я… Мы танки перегоняем сейчас в другое место.
— Куда? Когда вернешься?
— Я вернусь, дед, обещаю. Позже. Куда гоним — военная тайна, — торопливо сказал Витольд. И, подумав, добавил:
— Я добровольцем в экипаж записался.
— Так ты ж танки впервые видишь! — с сомнением в голосе произнес дед.
— Так у меня дед механик, и отец механик. Разберусь как-нибудь!
Они помолчали. Все собирался отец Вита с семьей в тридцать девятом году из приграничного захолустного городка переехать в Варшаву, к деду. Даже уехал уже туда устраиваться на новом месте — ему обещали хорошую должность на одном заводе. На второе сентября были билеты на поезд и у самого Вита с мамой и сестрой — а первого сентября немцы пересекли границу и начали вторжение. Поезда ходить сразу перестали. Колонну польских беженцев, беспорядочно отступающую к столице, немецкие самолеты разбомбили на следующий день, перепуганный мальчишка скатился тогда в канаву и лежал там до глубокой ночи, боясь высунуться, потом в потемках нашел в месиве обломков и рухляди на дороге маму и сестру — уже неживых. Похоронил обеих в придорожном лесу — в обломках разбитого грузовика нашлась лопата, ей и рыл. Потом шел неделю, питаясь, чем придется, в столицу. Когда пришел — там уже хозяйничали немцы. Отыскал с трудом отца и деда во взбаламученном войной городе, и вроде поначалу все стало налаживаться, но через три месяца после того отца вдруг схватили нацисты и упекли в концлагерь. Уже после оттуда пришло от верных людей известие, что отца немцы казнили той же зимой. Так Вит и рос с дедом — больше никого не осталось у него из родни. Перебивались случайными заработками, — одно время Витольд даже воровал вместе с Пуделем и другими своими друзьями уголь из составов на железной дороге, чтобы потом было чем топить печь и что продавать на черном рынке. В сорок первом дед нашел работу в маленькой автомастерской и стал попутно наставлять внука, как с инструментами работать — тем и жили. Подпольная школа «Армии Крайовой» стала спасением для Витольда — там он учился понемногу, чем дед оказался крайне рад. Но потом Витольда стали привлекать к диверсиям, как связного, а иногда подручного или наблюдателя. К пацанам у немцев вопросов было меньше. От этого дед уже был далеко не в восторге, но деваться было некуда. В те страшные дни очень многим приходилось выбирать между «плохо» и «очень плохо».
— Ладно, — тяжело вздохнул дед, отставив кружку. — Большой уже. Не дури, под пулю зазря не суйся. Бошам наваляй, сколько успеешь. За нас двоих. С меня уже вояка как с говна пуля. Не вижу ни черта. В танке, может, хоть жив останешься… — он замолчал, осекшись на полуслове и отвернувшись, чтобы внук не видел его слез.
— Хорошо, дед, — встал с ящика Витольд и обнял его. — Мне пора. Береги себя.
Дед слабо похлопал его по спине — мол, иди уже.
На улице Романский прогревал двигатель «Пантеры». По его указанию Якуб отправил вместе со вторым танком Вацлава, Витольда и двух пленных — на случай, если на месте потом потребуются какие–то консультации или уточнения. Нацистов загнали на машину и разместили за башней, связав заодно руки за спиной и завязав глаза.
— Витольд, будешь их охранять при перевозке. Сидишь снаружи, держишь на прицеле, дернутся — ну… по ситуации там действуй, — приказал Якуб. — Надо бы их живыми довезти.
— А как они связанные держаться будут на ходу? — с сомнением посмотрел на пленников Витольд.
— Резонно, — согласился высунувшийся из командирского люка Вацлав. — Еще одну веревку, парни, спинами их посадите друг к другу и за вон те ручки на люке над мотором примотайте.
— Добро!
На этот раз Витольд всю дорогу сидел снаружи, привалившись спиной к башне и держа МП40 на коленях, а темные дома убегали мимо него назад, во мглу, под то нарастающий, то стихающий рев двигателя. Два пленных немца, привязанных к ручкам на бронированной крышке капота, молчали, мотыляясь туда-сюда при поворотах, и Виту даже пришлось пару раз придержать одного за воротник, чтобы они не свалились с танка.
— Danke! — пробормотал бош.
— Битте! — угрюмо отозвался Витольд. По-немецки он говорил не столь бегло, как Вацлав.
***
При слабом свете двух керосинок Коэхер с Романским держали военный совет в подвале дома на Окоповой улице, превращенном в штаб. Евгений хмурился, глядя на карту города с наспех нанесенными пометками тут и там — судя по известным ему данным, повстанцы удерживали значительную площадь городской застройки по обоим берегам Вислы, но немцы уже начинали рассекать оборону, продвигаясь по улицам под прикрытием бронетехники и с помощью артиллерийского огня. Оба городских аэродрома, железнодорожный вокзал и все мосты — все было пока в руках нацистов. Под контролем поляков оказалась лишь территория городских районов на западном берегу Вислы — Ставки, Воли, Жолибожа, Центра, Старого Города, Мокотува и нескольких других. Ситуация, тем не менее, оставалась зыбкой и нестабильной — там, где сейчас были свои, вскоре уже могли оказаться враги, и наоборот. Каждая группировка повстанцев держала оборону в своем районе и на своей улице, иногда сумев наладить связь с соседними отрядами — но общего единого командования практически не было. Поэтому и оказавшиеся подарком судьбы трофейные танки Коэхер решил использовать по своему усмотрению.
— Твое мнение, только честно — нормальные машины нам достались? — без обиняков спросил Коэхер. С Романским они были знакомы не первый год, и потому могли говорить откровенно.
— Выглядят новыми, — пожал плечами поручик. — Немцы умеют хорошую технику делать. Но без постоянного снабжения долго мы не провоюем. Нужны топливо, запчасти, боеприпасы, ну, и ремонтники. Так что буду честен — большой вопрос, насколько нам всего этого хватит.
— Понятно. Сколько сможем, столько провоюем. Людей найдешь на них? Вообще, что про такие танки знаешь?
— Судя по словам пленных, «Пантеры» им передали не так давно, и танки эти весьма современные, — сказал Романский. — Вооружение хорошее — мощное орудие калибром семьдесят пять миллиметров и два пулемета «МГ» калибра семь девяносто два. Немцы сказали, на два километра можно прицельно бить. Хорошая броня. Снаряды от обычных немецких пушек к этим орудиям не подойдут, нужны именно те, которые используют на «Пантерах». Это для нас будет проблемой.
— Боеприпасы посчитали?
— Снарядов где-то по шестьдесят на танк. В основном, фугасные, бронебойных немного. К пулеметам патронов — тоже почти полные комплекты. Беда с аккумуляторами, заряжать их негде, если разрядятся. Если что, можно попробовать от грузовиков приспособить. По два на танк нужно будет.
— Понял. Что с экипажами?
— Экипаж «Пантеры» — пять человек: механик-водитель, командир, стрелок-радист, заряжающий и наводчик. Два экипажа, думаю, мы соберем. Еще нужен инженер, который между боями помог бы танки обслуживать. Предлагаю Яна Луневского — год у немцев на танкоремонтном заводе работал, голова и руки золотые.
— Добро. Создаем бронетанковый взвод тогда. Пусть называется… ну, «Вацек». Возглавишь первый экипаж. Подчинение взвода — лично мне напрямую.
— Есть. Если второго командира нет на примете, то я бы Вацлава этого назначил командиром второго танка. Микута его фамилия, башковитый мужик, лейтенант, под Варшавой в тридцать девятом в пехоте воевал, знает город. Со мной оба танка сюда перегонял.
— Он же пехотинец, не танкист… — с сомнением в голосе возразил Коэхер.
— Расскажу ему, что знаю, а дальше сам научится. Я сам «Пантеру» сегодня впервые водил, если что, ну, справился же. Командиров толковых у нас не так много, этот справится.
— Ладно, годится. Якубу замену вместо него вышли.
— Есть. Дальше водители… тут мне нужны Здзислав Мошейский и Ежи Мискевич, эти до тридцать девятого танкистами были. Сейчас в карауле стоят на северном посту. Заряжающие… задача несложная, но на эту должность парней посильнее и повыносливее надо. Со мной от Якуба на танке ехал один молодой, Витольд Бартницкий. Вроде здоровый и сильный, можно его. И Ежи Оцепски — заряжающим на вторую машину.
— Бартницкий — это который ко мне с запиской про танки прибегал от Якуба?
— Он самый.
— Выдюжит, думаешь? Молодой еще! Он ни танк, ни пушку не знает. И даже не артиллерист.
— Выдюжит, — пожал плечами Романский. — Затвор открыть, снаряд по команде вставить — и ребенок справится. Ну, магазин к пулемету поменять еще. Главное, чтоб от пороха не угорел в танке в бою, а этот вроде нормальный.
— Ладно, забирай обоих. Что по радистам?
— Радистов нет. Да и разбираться с рациями некогда, и смысл какой? Пусть с пулемета стреляют — в бою это важнее. С «МГ» хорошо знакомы Ян Зенка и Ян Жарын. Пока они в резерве, в караул с утра заступать должны.
— Понял. Наводчики у тебя есть?
— Есть. Ежи Михальски на мою машину, Ян Богински на вторую. Оба артиллеристы. Пока в резерве у тебя. С орудиями на месте разберутся, вряд ли там управление, как у самолетов, — ухмыльнулся поручик.
— Годится. Как с топливом, кстати?
— Бензина примерно по полбака на танк. Аккумуляторы уже частично разряжены, нам сразу нужно запасные искать, эти не зарядим нормально.
— Топливо поищем, аккумуляторы тоже. Луневского озадачивай. Заменяй пока в караулах тех, кто тебе нужен, и отправляй их на отдых, с утра — вводи в курс дела. А Вацлава сейчас проинструктируй, что к чему, утром втроем обсудим уже детали.
— Есть.
— И надо на танках закрасить немецкие эмблемы.
— Стоит ли? С немецкими же сможем бошей обмануть в бою…
— А могут и свои сгоряча танк подбить. Найдите краску и закрасьте эмблемы. И со всех сторон наши нанесите. Пока все.
— Сделаем! — кивнув, Романский вышел.
***
Отыскав Вацлава и Витольда у «Пантеры» c номером «R08», поручик без обиняков сказал:
— Поручик Микута, вас решено назначить командиром этого танка.
— Почту за честь, — спокойно ответил Вацлав. — Витольда со мной оставьте, пригляжу за ним.
— Добро. Разрешите вас потом на разговор тет-а-тет, задачи обсудим. Витольд, заряжающим в экипаж этого танка пойдешь?
У Вита даже дыхание перехватило. Он смог только кивнуть под испытующим взглядом Романского. О таком он еще днем и мечтать не мог. Заряжающим? На трофейный танк? На вот этот самый, что с боем отбили у немцев? Да кто бы тут вообще отказался?!
— Так и порешим. Вит, тебе первая задача — замалевать на обоих танках немецкие эмблемы и нанести наши.
— Есть! А краски и кисти?
— Ищи, где хочешь. Поручик Микута, прошу следовать за мной.
Офицеры ушли, а опешившего поначалу Вита вдруг осенило. В разрушенном снарядом доме неподалеку от железной дороги он еще по пути к Коэхеру несколько часов назад почувствовал резкий запах ацетона — видимо, где–то в недрах здания при попадании снаряда разбилась банка. Расчет оказался верным — пробравшись в здание, он нашел в кладовой на первом этаже банки с белой и красной красками, а заодно три кисти и небольшую склянку с растворителем. Судя по запаху и хрустевшим под сапогами осколкам, до взрыва тут же стояла и емкость побольше, но попадания снаряда она не пережила.
Вернувшись к танкам, Витольд замазал белой краской кресты на корпусе первой машины, потом тщательно нарисовал здоровенные красно–белые польские эмблемы поверх немецких тактических номеров по бокам башни. Критически осмотрел результат и добавил тут и там пару штрихов. Потом еще изобразил небольшие польские флажки на корме танка и замысловатый символ Армии Крайовой на задней стенке башни, чтобы свои могли опознать танк в бою.
***
— Поручик, буду честен. Толкового командира танка надо обучать от полугода до года, — без обиняков сказал Романский Вацлаву, когда они вернулись в подвал. — Вам придется стать им за несколько дней. Но я уверен, что вы справитесь. Ужинали сегодня?
— Как все — на кусках перебивались, — усмехнулся Вацлав. — Взводом в боях командовал, думаю, одним танком тоже смогу.
— Прекрасно. Перекусим тогда попутно, чем бог послал, а пока слушайте внимательно, — Романский достал из ящика стола два игрушечных деревянных танка. — Нашел тут вчера на улице… — извиняющимся тоном пояснил он, увидев удивленный взгляд Вацлава. — Очень кстати будут для обучения.
Он вздохнул, собираясь с мыслями, и в наступившей тишине Вацлав услышал доносящийся из–за стены шум закипающего на плите чайника.
— Вы будете глазами и головой всего экипажа, — начал Романский. — У вас обзор сверху из своей башенки лучше всех. Механик-водитель, заряжающий, стрелок через свои перископы видят только вперед и чуть в стороны. Наводчик — вообще только то, что в прицеле. У вас же — почти круговой обзор. Смотрите постоянно, что вокруг творится, чтобы немец сбоку и сзади не зашел. И подсказывайте механику-водителю, куда ехать, он вправо-влево толком не видит ничего со своего места. Наводчику тоже говорите, если цель заметите, чтоб башню повернул. По тактике… Ну, по улице со своей пехотой лучше идти, а то сверху гранатами забросают или бутылками…
— Ясно, — кивнул Вацлав.
— В остальном… Бои будут на улицах, танки наши, скорее всего, будут работать против огневых точек немцев и укреплений. Может, против другой бронетехники тоже. Близко не суйтесь, сожгут. Издалека стреляйте. С танками или самоходками если столкнетесь — лучше всего подставить им лоб, там самая прочная броня, — пододвинув к себе игрушечные танки, Романский сдвинул их носами друг к другу. — Что еще… Ну, если началась дуэль с танком, пушкой, самоходкой, то иногда проще всего за укрытием стоять и только выскакивать на несколько секунд для выстрела, — поставив один танк за потертый портсигар, изображавший препятствие, он подвигал его вперед и назад. — Вот так, из-за угла дома выезжать, за баррикадой или руинами там прятаться, ну, что есть поблизости, за тем и укрыться. На ходу стрелять из орудия без толку — промахнетесь. Надо с остановок стрелять. По высоким зданиям чтоб попасть — подальше вставать надо, пушка на большой угол не поднимается. По техническому обслуживанию танка вам Луневский Ян завтра расскажет и покажет все, он вроде немного «Пантеры» помнит, как обслуживать. Остальное в процессе поймете.
— Спасибо, поручик.
— Чаю давайте попьем, и пойдете тогда. Немцев мы в подвале посадили под замок, если завтра вопросы возникнут, то можно с ними пообщаться будет. Но я бы с ними осторожно… Могут насоветовать такого, что танк встанет и не поедет.
— Это понятно.
Романский вышел и через пару минут вернулся с двумя стаканами чая, поверх одного он для удобства переноски разместил блюдце с парой бутербродов.
— Простите, чем богаты… Я ведь в тридцать девятом так на танке и не повоевал, — вдруг признался он, садясь за стол и пододвигая блюдце Вацлаву. — Наш батальон немцы разбомбили сразу. Из теории что помню по танковому бою — то и рассказал. Авось, пригодится. Приятного аппетита!
— И вам того же поручик, — улыбнулся Вацлав, пододвигая к себе обжигающе горячий стакан. — Спасибо за урок!
***
Вскоре, попрощавшись с Романским, Микута поднялся на улицу, где Вит заканчивал малевать эмблему на корме танка.
— Кончай рисовать, давай в башню, — приказал Вацлав, оглядев художества новоиспеченного молодого танкиста. — Твой люк — в задней стенке башни. Если прикажу покинуть танк, вылезаешь в него. Открывается вот так, закрывается вот так. Повтори. Еще разок. Так, отлично. Залезаем в башню, смотрим там, что к чему…
Вацлав безжалостно гонял его по танку с полчаса. Набив несколько шишек и синяков, паренек все же освоил нехитрое искусство ужом ввинчиваться в угловатое боевое отделение машины и быстро перемещать снаряды, не роняя их при этом на пол. Боекомплект «Пантеры» располагался в корпусе, а не в башне — заряжающему надо было в бою постоянно приседать, извлекая из боеукладки тяжелый снаряд, выпрямляться, держа его в руках, в тесном пространстве башни заряжать орудие и спаренный с ним пулемет, стрелять из которого при этом мог только наводчик. Хотя Вит и запыхался, но зато согрелся и взбодрился.
— Ладно, баста! — сказал наконец Вацлав. — Докрашивай, и спать, — зевнул он. — Я в том доме буду спать, в третьей квартире на первом этаже, там кровати с матрасами есть. Второй матрас твой. Замок на двери выломан, квартира не заперта.
— Есть, пан командир! — обрадовался Вит и снова взялся за кисти.
Из темноты появился зевающий бородатый здоровяк-повстанец в кепке, коричневой куртке, серых брюках и щегольски начищенных сапогах, со свернутым матрасом под мышкой, и залихватски козырнул:
— Доброй ночи, панове! Где могу найти поручика Микуту?
— Он перед вами, — ответил Вацлав.
— Капрал Здзислав Мошейский. Прибыл для прохождения службы под вашим командованием.
— Отлично, капрал. Вам уже сказали, что к чему?
— Нет, пан поручик, сказали только вас найти.
— Вы назначены механиком-водителем на этот танк. Я ваш новый командир. Принимайте матчасть.
Глаза капрала загорелись:
— Лучшая новость за месяц, пан командир! Дозвольте осмотреть танк и разместиться на ночлег?
— Добро пожаловать в экипаж. Размещайтесь, утром в восемь — на инструктаж.
— Есть, пан командир, — Мошейский забросил матрас на еще теплые моторные решетки за башней и вскарабкался следом. Вит тем временем замалевывал немецкие номера на башне, балансируя на краю корпуса, как заправский акробат под куполом цирка.
— Парень, — окликнул его капрал. — Здорово! Ты чей? Шуршать тут долго еще будешь?
— Здрасте! Заряжающий я ваш, Вит меня звать, — не прекращая свои художества, ответил паренек. — Флаги докрашу и лягу.
— А меня Здзислав, но можешь звать меня Рык. Через десять минут отбой, а я пока танк посмотрю, — мехвод, крякнув, перебрался через башню и, открыв левый люк в передней части танка, нырнул туда с головой.
Закончив с номерами, Витольд спустился на землю и, пользуясь найденной на земле дощечкой вместо линейки, нарисовал на лобовом листе брони большой квадрат. Потом перекрестием расчертил его еще на четыре квадрата, два из которых закрасил белым, а два других — красным, получив, таким образом, польский флаг. Отступив назад, полюбовался на результат.
— Прекрасно! — одобрил выбравшийся обратно на броню мехвод. — Машина зверь. Я спать.
— Спасибо, я скоро тоже, — окунув кисть в белую краску, изобразил рядом с флагом символ Польского Подпольного Государства, напоминавший помесь буквы «Р» с якорем. А потом, посерьезнев и вздохнув, аккуратно вывел на правом брызговике слово «PUDEL».
На вторую «Пантеру» краски едва хватило, чтобы замалевать кресты, да нанести флаги на башню. К тому же, другим повстанцам, заснувшим было на танке и рядом с ним, тоже пришлись не по вкусу шараханья Витольда — и они вполголоса поведали ему все, что они о нем думают, и что с ним сделают, если не перестанет шуметь. После чего тот быстро ретировался обратно к первому танку и завалился спать на грязном брезенте, брошенном под брюхо машины.
Усталость накрыла его, как снежная лавина — он даже поленился идти за матрасом к Вацлаву. Снилась ему всякая бессмысленная чушь: он то снова и снова бежал из подвала к баррикаде с Тадеушем, тщетно стараясь опередить танки, то почему–то в одиночестве мгновенно переносился на берег моря, где вдали дымил пароход, а порой словно бы парил над городом без помощи крыльев или иных приспособлений и смотрел сверху, как идут по улицам люди и едут, звеня, трамваи. Город в его сне выглядел мирным, и ничто не говорило о том, что в нем сейчас идет война.
Из темноты по одному подтянулись еще двое членов нового экипажа — бывший капрал, артиллерист Войска Польского, а нынче простой грузчик Ян Богински, назначенный на должность наводчика, за ним отставной капрал Ян Зенка, уволенный из армии еще в 1937 году, и с тех пор промышлявший случайными заработками тут и там до того, как примкнуть к «Армии Крайовой» (то грузчиком, то кочегаром на паровозе, то сапожником). Представившись Вацлаву и осмотрев танк в части, касающейся новой должности каждого, они улеглись спать, где придется: бывалый Богински, как и Мошейский, пришел со своим матрасом и разместился на броне за башней, рядом с храпящим вовсю мехводом, а нетребовательный и привыкший к спартанским условиям Зенка — с куском брезента забрался в танк и уснул прямо на полу боевого отделения.
Мало кто из повстанцев знал в тот момент, что последние танки истощенных передовых советских частей уже были остановлены немецким огнем на подступах к Варшаве, и начавшееся еще в середине июля крупное наступление Советской Армии захлебнулось. Советским частям не хватало топлива, которое порой приходилось подвозить наступавшим батальонам за несколько сотен километров от складов и хранилищ. Были измотаны и люди, во многих подразделениях — оставалась в строю в лучшем случае половина бойцов, и порой уже полностью была потеряна в боях бронетехника.
Но Коморовского это не волновало — не зная истинного положения дел на приближающемся фронте (а по некоторым предположениям его близких соратников — и намеренно его игнорируя), он все же отдал убийственный приказ развязать боевые действия в Варшаве. Хоть полковник Монтер, один из руководителей восстания, и предупреждал его и остальных на совещании накануне первого августа:
— Панове, у нас пять тысяч бойцов, но оружия мало. Всего тысяча винтовок, шестьдесят семь пулеметов, три сотни автоматов, полторы тысячи пистолетов, двадцать пять тысяч гранат. Еще пятнадцать минометов. Боеприпасов без поставок извне хватит на три–четыре дня боев, продовольствия — максимум на неделю.
— Ерунда, — возразили ему. — Русские будут тут максимум через два дня. До того момента мы нанесем немцам существенный ущерб и возьмем город под контроль. И еще оружие добудем в бою у немцев.
Планы польского «Правительства в изгнании», сидевшего в Лондоне, предусматривали еще и высадку польской парашютно-десантной бригады, и массированную поддержку восстания силами западных союзников в первые же дни боев, и сброс грузов с самолетов — и были пшиком с самого начала. Ни в плане военной помощи, ни в плане снабжения восставших оружием и припасами — не был готов никто. Но останавливать раскрутившийся маховик военной машины было поздно.
А сам Гитлер, получив известие о начале восстания, отдал приказ:
— Стереть город с лица земли! Вместе со всем населением! Чтобы неповадно было никому больше в Европе такое вытворять!
Солдаты вермахта спешно грузились в эшелоны. На платформы при свете прожекторов с лязгом забирались танки. В глубинах рейха уже стучали на стыках рельс колеса тяжелых железнодорожных составов, выдвигающихся к польской столице.
Оглавление
- День первый. Хаос.
- День второй. Огнем и гусеницами.
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Варшавские «Пантеры» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
1
Подпольная польская военная организация, действовавшая на территории Польши, Венгрии и Литвы (в границах довоенной территории польского государства) в 1942-45 годах. Подчинялась польскому правительству в изгнании. Основной целью имела противодействие немецким оккупационным силам и восстановление польского государства при поддержке США и Великобритании.
2
Подпольная польская военная организация, действовавшая параллельно с АК в 1944-45 годах. Основной целью имела восстановление польского государства при поддержке Советского Союза.
3
Долговременная военная операция «Амии Крайовой», длившаяся с января по октябрь-ноябрь 1944 года (местами до января 1945 года) и в теории включавшая партизанскую борьбу польских повстанцев против немецких вооруженных сил, саботаж, диверсии, уничтожение малочисленных немецких отрядов при приближении советских сил и взятие под контроль населенных пунктов, при необходимости — совместно с советскими отрядами. Положительных результатов с политической точки зрения достигнуто не было, военные результаты также оказались весьма скромными.
5
Оценка приблизительная. Де-факто в атаках 1 августа 1944 года участвовало меньше польских бойцов, так как оружия хватало не всем (историки считают, что активных штыков у повстанцев было не более 5000, а, вероятнее, не более 3500). Впрочем, и с немецкой стороны в боях участвовали не все 16 000 человек единовременно.
6
Имеется в виду битва между войском Тевтонского ордена и объединенным войском Королевства Польского и Великого Княжества Литовского, произошедшая 15.07.1410 близ села Грюнвальд. По итогам битвы Тевтонский орден понес тяжелое поражение, с которого начался закат его многовековой истории.
19
— Я не хочу воевать с вами! Мой товарищ хотел взорвать танк. У нас есть заряды самоликвидации… я не дал ему взорвать нас. (нем.).
24
Британский пехотный танк периода Второй Мировой войны. По советской классификации, относился к средним танкам, имея невысокую скорость, но хорошее бронирование.
25
Очевидно, Циммерман воевал в составе восьмого танкового полка, оборонявшего деревушку Стонн. 16 мая 1940 года ее атаковала французская пехота при поддержке единственного имевшегося тяжелого танка Char B1.bis, коим командовал капитан Пьер Бийотт. За время боя экипаж Бийотта добился внушительного результата, подбив одиннадцать (!) средних танков Pz.III и два средних танка Pz.IV, а также уничтожив два противотанковых орудия.
27
Немецкий средний танк, выпускавшийся с 1937 по 1943 год и использовавшийся вермахтом с начала Второй мировой войны и вплоть до капитуляции Германии. Неоднократно модифицировался, получая все более мощное вооружение (орудия калибром от 37 мм до 75 мм), усиленную броню и более мощные двигатели.
28
Советский средний танк, выпускавшийся с 1940 года. Самый массовый танк Второй мировой войны. Неоднократно модифицировался, получая различные варианты вооружения (например, на экспериментальной версии ставили 57-мм орудие вместо стандартного орудия калибром 76 мм, на более поздней серийной — 85-мм орудие), улучшенную башню, другие двигатели, дополнительное бронирование, и пр. По ряду моментов — превосходил немецкие танки Pz.III и Pz.IV, хотя в других — уступал им.
