Наркопьянь. Роман в новеллах

Алексей Викторович Ручий

Из названия книги нетрудно догадаться, что легло в её основу. Однако ни «бухло», ни «вещества» не являются главной темой повествования. За личинами наркопьяней зачастую скрываются искренние и лиричные люди, в силу ряда причин вынужденные маяться в пустоте современности, лишенной должного смысла, и бороться с давлением окружающей среды – посредством все тех же деструктивных веществ. Поиски выхода из замкнутого круга уподобляются поискам Грааля: сколь благородна цель, столь же невелики шансы. Книга содержит нецензурную брань.

Грязная история

«Как ни теряй голову, при скорости двести в час любовь отступает на задний план»

Франсуаза Саган

Почему размеренной обеспеченной жизни некоторые люди предпочитают алкоголь или наркотики? Можно дать тысячу ответов на этот вопрос, но далеко не факт, что хоть один из них окажется верным. Возможно, их просто не устраивает размеренная обеспеченная жизнь. По крайней мере, Ботаник склонялся именно к такой точке зрения.

Ботаник был в своем роде уникумом. Ему довелось целых три раза учиться на первом курсе биологического факультета, но ни один из них так и не закончился преодолением Рубикона, то есть переходом на следующий курс. И дело было вовсе не в том, что Ботаник был неспособен к учебе, просто как-то не срасталось — и все.

Ботаника интересовала жизнь во всем многообразии своих форм, именно поэтому он и выбрал предметом своего изучения биологию, но, как только начинался очередной семестр, научные изыскания Ботаника сводились главным образом к изучению различных форм похмелья. И он ничего не мог с этим поделать, ибо было в этом что-то глубоко иррациональное, что-то такое, что не вписывалось в рамки ни одной известной ему теории.

Утро часто заставало Ботаника в столь печальном состоянии, что он каким-то внутренним совершенно бессознательным чувством, никак не связанным с деятельностью рассудка, осознавал: смерть наступает гораздо раньше того, как особь прекращает свое биологическое существование. Он умирал почти каждое утро.

И в первую очередь это касалось окружающего мира и людей. Они как бы уходили на второй, рассеянный план, исчезали что ли, и ты для них тоже — был не больше, чем привидением. Взаимное исключение — так это можно было назвать.

Вот и сегодня все игнорировали Ботаника, словно тот давно уже умер, и единственное, что отягощает окружающих своим присутствием, — лишь его труп.

Ботаник попытался это как-то осмыслить. Мысли на секунду собрались в комок и тут же разлетелись, как ворох сухой листвы, поднятый ветром. В глазах зарябило, Ботаник почувствовал, как судорога прошлась по его телу. Одна за другой умирали несчастные клетки его многострадального организма.

В первую очередь игнорировала Ботаника его девушка — по крайней мере, так ему показалось. Когда он смог встать и вышел на кухню, она вместо того, чтобы предложить ему хотя бы кофе (о пиве он и не мечтал), посмотрела на него как на пустое место, и ушла в комнату.

Что это с ней? — подумал Ботаник, провожая ее взглядом. Мы поссорились?

Каждое утро Ботаник задавал себе вопросы, на которые не мог найти ответа (что я натворил вчера? неужели это был я? это точно было вчера? и т. п.).

Возможно, я угодил в параллельный мир, — решил Ботаник.

Вообще-то он не был сторонником эзотерики, но долгие запои утвердили его в убеждении — параллельные миры существуют (особенно это касалось тех случаев, когда он просыпался с бодуна в незнакомых ему местах, среди незнакомых людей, не помня ни нынешнюю дату, ни кто он, ни что он, ни как сюда попал). Во всяком случае, в том состоянии, в котором пребывал сейчас Ботаник, идея о параллельном мире не казалась такой уж фантастической.

Ботаник обнаружил на столе пачку сигарет и, выудив дрожащей рукой из нее одну, закурил. По кухне поползли клубы табачного дыма. Черт, что же все-таки вчера произошло?

Вспомнить не удавалось. Ботаник посмотрел на улицу через окно: по ту сторону грязного стекла серой кляксой расплывался пасмурный февральский день.

— Перекати мое тело, мама, — я обезвожен насквозь, — глухо пропел Ботаник.

Внутри зашевелился и полез наружу тяжелый комок горестных мыслей, Ботаник еле сдержал его. Скрученный спазмом пищевод выстрелил резкой болью, от которой Ботаник сморщился. Мое биологическое тело действительно умирает, — обреченно констатировал он.

Сигарета в его руках давно уже превратилась в изогнутую полоску пепла, Ботаник швырнул ее в раковину. За окном заорала одинокая ворона, ее надтреснутый голос долетел до Ботаника чистейшим сгустком печали. Он уронил голову на руки, пряча лицо в потных ладонях. Ему было очень плохо. Он был солдатом разбитой армии, оказавшимся на территории врага.

Дверь в кухню с грохотом распахнулась, словно по ней от души саданули ногой. Этот грохот отдался в мозгу Ботаника очередной порцией боли. Он нехотя оторвал лицо от ладоней и поднял голову.

На пороге стоял Ефрейтор, сжимавший в каждой руке по полуторалитровой бутылке пива. На его лице застыло миссионерское выражение.

— Здорово, солдат! — прокричал, как показалось Ботанику, Ефрейтор, — что помираешь?

Ботаник чуть повел головой.

— Ну, это мы сейчас поправим, — усмехнулся Ефрейтор, проходя в кухню, — да… дал ты вчера джазу…

Ботаника обожгла неприятная мысль: он что-то знает. Что-то такое нехорошее, что творил накануне Ботаник. Он воззрился на Ефрейтора. Тот уселся на подоконник, открыл одну бутылку (другую бережно поставил рядом) и, сделав несколько глотков, протянул ее Ботанику, сам же полез в карман за сигаретами.

Ботаник глотнул из бутылки, не сводя глаз с Ефрейтора. Тот прикурил от зажигалки и теперь смотрел в окно, изредка затягиваясь. Ботаник глотнул еще и тоже достал сигарету.

— А что вчера было? — осторожно спросил он.

Ефрейтор выпустил облако дыма, потом протянул руку за бутылкой, Ботаник передал ее ему.

Ефрейтор надолго присосался к бутылке, Ботаник наблюдал, как судорожно ходит его кадык. Наконец, Ефрейтор оторвался, затянулся и посмотрел на Ботаника, ухмыляясь:

— Ты что, вообще ничего не помнишь?

Ботаник принял из его рук бутылку, глотнул пива и отрицательно помотал головой:

— Не-а…

— Ну ты даешь!.. — изрек Ефрейтор. — И что, Алиска тебе ничего не сказала?

— Нет… Она, похоже, вообще со мной не разговаривает.

Ефрейтор засмеялся:

— Да уж… Неудивительно, что не разговаривает, ха-ха-ха…

— Почему? — Ботаник еще глотнул пива. Похоже, дело принимало серьезный оборот.

Ефрейтор засмеялся еще громче:

— Ха-ха-ха… ты… ха-ха-ха… ты…

— Что я? — нетерпеливо спросил Ботаник.

— Ты… ха-ха-ха… ты… — Ефрейтор заходился в припадке смеха, — ты… ты… ты ж насрал в ее комнате, — наконец выдавил он и вновь принялся смеяться.

— То есть? — Ботаник недоумевал, — В каком смысле насрал?

Ефрейтор выхватил из его рук полторашку, сделал несколько глотков, потом отдышался и, наконец, приняв серьезный вид, сказал:

— В прямом… ты реально наложил кучу посреди ее комнаты.

Услышанное повергло Ботаника в шок. Он всерьез начинал полагать, что превратности запоя вынесли его в какую-то иную Вселенную, где события и факты были ему абсолютно неподконтрольны, более того — так или иначе направлены против него.

— Ты хочешь сказать, что я произвел акт дефекации на полу ее комнаты?

— Именно, — Ефрейтор сделал пару глотков и передал бутылку Ботанику, — это я и хочу сказать… Нет, я, конечно, сам не видел, но Алиска…

— Что Алиска?

— Да ты бы видел ее лицо с утра… — Ефрейтор усмехнулся. Потом решил пояснить — Сижу я, значит, здесь часов так в шесть утра… все разбрелись, я пиво пью в гордом одиночестве, и тут врывается Алиска с перекошенным таким лицом… ну, думаю, — что-то случилось не иначе, ну и спросил в чем дело…

— И она?

— Ну, она и рассказала, — Ефрейтор сунул в рот очередную сигарету и закурил, — мол ты ночью проснулся, встал с кровати, вышел на середину комнаты, спустил трусы и принялся… как бы это сказать… испражняться, вот… а потом еще и кофточкой ее подтерся — она на стуле висела…

ЭТО ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР! ЭТО ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР! ВСЕ НЕВЗАПРАВДУ. ИЛИ ВЗАПРАВДУ? ЧЕРТ ЕГО ЗНАЕТ.

— Во, бля… — только и сказал Ботаник.

— И не говори, — подтвердил Ефрейтор, — Алиска, конечно, все сразу убрала, но неудивительно, что она с тобой теперь не разговаривает. Странно, что ты вообще ничего не помнишь…

— Не помню… — кивнул головой Ботаник. — Вообще ничего не помню…

— Да ты не парься, — хлопнул его ладонью по спине Ефрейтор, — бывает… У нас в армии… хотя, впрочем, не будем… На вот лучше пивка попей, — и он протянул ему ополовиненную бутылку.

Ботаник надолго припал к горлышку. Вообще-то он не был сторонником эскапизма, но сейчас… сейчас ему хотелось оказаться где-нибудь далеко отсюда, где угодно — хоть в центре готовой вот-вот взорваться сверхновой — но лишь бы не здесь…

Когда он оторвался от бутылки, он почувствовал, как в организме происходят приятные перемены. Словно бы ему удалось вырваться из цепких лап неминуемой смерти. Каждой клеткой своего тела он чувствовал, как к нему возвращается жизнь.

— Да уж… — выдохнул Ботаник. — Грязная вышла история.

— Что грязная — это точно, — улыбнулся Ефрейтор, принимая из его рук бутылку с остатками пива.

Они помолчали. Ботаник осмыслял масштабы содеянного. Не то чтобы его мучила совесть, нет — он вообще считал совесть пережитком темного религиозного прошлого, а ее редкие угрызения — проявлениями алкогольной депрессии, — но сегодня ночью он превзошел себя самого. Интересно, что бы это значило с точки зрения фрейдизма?

— Слушай, — прервал его размышления Ефрейтор, — у нас еще целая бутылка пива, пойдем на улицу — освежимся, там и выпьем…

Что ж, если и бежать, — решил Ботаник, — то хоть с пивом. И свежий воздух мне бы не помешал. После всего услышанного…

И он согласился.

ОШИБКА БОЛЬШИНСТВА ПОХМЕЛЯЮЩИХСЯ ЛЮДЕЙ: ОНИ ДУМАЮТ, ЧТО СМОГУТ ВОВРЕМЯ ОСТАНОВИТЬСЯ.

***

— Yersinia Pestis нашего разума… — прошептал Ботаник, швыряя пустую бутылку в кусты. Какая по счету она была сегодня? Черт его знает…

Смеркалось, короткий зимний день уходил в небытие, погружая мир в пьяную дрему. Они пили весь день, не остановившись на том, что принес с утра Ефрейтор. У Ботаника слегка рябило в глазах.

— Чего? — воззрился на него пьяный Ефрейтор.

— Ерсиния Пестис, твою мать… бактерия, которая вызывает чуму, — пояснил Ботаник.

Еще один день промелькнул мимо — как не бывало. Еще один глупый момент времени. Кусочек бессмысленной жизни.

— Эт… это ты к чему? — с трудом сформулировал вопрос Ефрейтор.

— Да так, — отмахнулся Ботаник, — в том смысле, что, если не вздернут меня на первом попавшемся столбе, — вздернусь сам.

— Пиздец, — коротко проронил Ефрейтор в ответ.

Они помолчали. Ефрейтор достал сигарету и закурил. Потом нарушил тишину:

— Слушай лучше — у нас в армии история была. Татарин у нас один служил, Саитбаев его фамилия. Здоровый такой был. Так вот уселся этот Саитбаев как-то в сортире на очко и принялся онанировать. А тут сержант заходит — его замок, в смысле заместитель командира взвода, и случайно прям в ту кабинку, где он сидит, ломится. А там же защелок нет… Ну и видит, значит, сержант мастурбирующего Саитбаева. Смотрит на него, а тот на него. Сержант и спрашивает:

— Ты чего делаешь, дрочишь что ли?

А Саитбаев ему невозмутимо в ответ:

— Во-первых, не дрочу, а снимаю половое напряжение, товарищ сержант, а, во-вторых, закрой дверь, сука, отвлекаешь…

И Ефрейтор засмеялся. Ботаник тоже улыбнулся. Потом спросил:

— А ты это к чему?

— Да так… — ответил Ефрейтор. — Просто вспомнилось.

На улице зажгли фонари, их тусклый свет разлился по грязным клочковатым сугробам, похожий на лужу блевотины.

— Да уж… — сказал Ботаник, размышляя вслух. — В мире много всего непонятного…

— Например? — спросил в ответ Ефрейтор.

— Например, сам этот мир, — коротко изрек Ботаник.

— Ну, ты хватил… — Ефрейтора слегка качнуло. — Ты, кстати, домой-то собираешься? А то что-то холодать стало.

— Что-то стало холодать — не пора ли нам поддать? — усмехнулся Ботаник. — Не знаю, если честно… после всего случившегося… мне кажется, Алиска не очень-то захочет меня видеть.

— Тогда пойдем ко мне, — предложил Ефрейтор, — у меня целая кровать свободна.

— Хотел бы я быть свободен, как эта кровать, — улыбнулся Ботаник, — но увы… Ладно пойдем.

— Только пивка надо с собой захватить, — подытожил Ефрейтор, — у тебя деньги есть?

— Да что-то, вроде, оставалось.

— Значит, решено — идем ко мне, — Ефрейтор сунул руки в карманы своей шинели, которую, равно как и прозвище, носил с самых армейских времен, — Пошли?

— Пошли.

И они пошли, оставляя позади неуютную февральскую ночь и прокладывая себе путь вперед далеко бегущим запахом перегара.

***

Ты можешь родиться красивым и умным, стать образованным и богатым человеком, но это не дает тебе гарантии того, что твоя жизнь будет хоть сколько-нибудь интересна и понравится тебе самому, вот поэтому мы и ищем грань, за которой начинается Хаос. В этом мы похожи на леммингов, подбирающих подходящий и приемлемый способ скорого самоубийства. Так интересней — вот и всего.

ТЫ ВЕДЬ ХОЧЕШЬ ПОИГРАТЬ НА НЕРВАХ РЕАЛЬНОСТИ?

ПРИЗНАЙСЯ, А?