Тесинская пастораль. №5

Алексей Болотников

С идеей сбережения самобытного и национального в своей культуре, с любовью и нежностью к Отечеству, с гордостью за принадлежность к великой русской литературе издается сельский альманах.

Алексей Болотников. Из книги «Стихи на брудершафт…»

Спич к друзьям

Друзья! Свидетелями будьте:

Я эту женщину люблю.

Она степною незабудкой

Переселилась в жизнь мою.

За ней явилось изумленье

Покоем вытканных лугов,

Зарей закатной, озареньем,

И вдохновением богов!

На весь доставшийся мне век

Она порывистость явила.

Меня, возможно, оживила.

Я стал, возможно, человек.

О, да! Душа моя на взлёте!

И спич, как исповедь мою,

Друзья, произнести позвольте:

Я эту женщину люблю!

Анатолию Прохорову

Мой друг преодолел себя.

И превзошел рубеж кандальный.

Он вполз на пик того столба,

где приз его висел медалью.

Вокруг сияли небеса.

Внизу народ земной толпился.

Ну а окрест и со столба

Вид перспективы расступился.

Глядишь направо — песнь заводят.

Налево — сказку говорят.

На водах на тебя наводят

Бинокль. И даже фотоаппарат.

Мой друг блаженством охватился.

Преодолел хмельной азарт.

Потом устал. Потом смутился.

И со столба спустился… взад.

Ну, здравствуй, друг мой олимпийский!

Рассказывай: как там сидят?

А мы пока пригубим виски.

Наш столб пока ещё не взят.

Пете Терентьеву

Ну что, мой малоинский друг,

Мой друг подсинский Петр?

Совсем отбился ты от рук,

В объятьях не запёрт.

Бежишь, как Байрон говорил,

Объятий дружеских?

Ужель в теченье сей поры

объятия жестки?

Но не хочу тебе пенять,

Когда ты есть мне друг,

Когда могу ещё понять

О власти женских рук,

Когда, как Пушкин говорил,

Волнуется душа

Во власти сладостных ветрил,

Как Вакх на дне ковша!

Оставим раз и навсегда

Претенциозный пыл

(тележный скрип, когда езда

Предполагает пыль).

Мы снова вместе и острим

По поводу и без.

И, словно Тютчев, говорим

О грохоте небес.

О сотрясении земли,

О перестройке масс,

О том, что мы б ещё могли…

Хотя могли б и нас…

Вот стол — опора живота.

И дом — оплот семьи.

И суета, и маята,

Зароки от сумы,

И всех закатов красота —

Житейский колорит,

В котором даже жизнь,

И та, как кажется, горит!

Горит неоновым огнем,

Спиралью и кольцом,

Горит! И мы сгораем в нем

С восторженным лицом.

И что способно поразить:

Гореть — душа лежит!

Но жлобское желанье жить

нам головы кружит,

колышет нас бравада — петь,

и шарм — ходить на хор…

и жизнь прожить, чтобы… позор…

как кто сказал нам, Петь?

Иммунный код,

И код любви в мослах, таящих хруст,

Помножим в жизнь!

Хотя, увы, не знаем наизусть

Из математики и из основ, как «отче наш»,

Не помним дельный афоризм,

Иль формулы СШ…

Но мы должны с апломбом жить

(когда ты есть мне друг),

На трассе ралли заложить

Спиралевидный круг.

И плоскость вздыбить в вертикаль

За собственной душой,

В Эдем!.. В Содом!.. На пляс Пигаль!

Туда — где хорошо!

Мой закадычный друг Петро!

Ну, здравствуй! И живи — как жил!

А будем живы — не помрём,

Как ты мне говорил.

Спич к Саше Семеновой в день юбилея

Юбилярша наша, юбилярша,

Береди нам душу, береди…

…Ты на Озерке купалась, Саша?

А Бродок могла перебродить?

Может быть, ходила по калину —

Красную, мороженную кровь?.. —

В общем, я глаза куда не кину,

Всюду ты… Вот ты из тальников,

На рыдванке… Палочки рубили,

Чтоб слегка морённым табаком

Вешала завесить в изобилии!

Трудодень идёт за трудоднем…

Далеко ещё до юбилея!..

Надо глызы выбросить в мороз,

Пальцы между ног горячих грея.

Сопли вот ещё… Девичьих слез

Половодье наводняло реки

и смывало даже берега.

Но уроки… школа… клуб… уроки…

И пурга… Нас так влекла пурга!

В перекресток полушубком драным

пятились из тёплых наших хат!

И теперь ещё… порвав с диваном…

Готовы мы… в пургу. А где — пурга?!.

Не пуржит по городским аллеям,

хоть и манит сельская тоска.

Юбилей теперь за юбилеем,

да куржак колючий у виска.

Да забыл ещё про сало, Саша

Да под рюмку!.. Так кипит в груди!

Юбилярша наша, юбилярша,

Береди нам душу, береди!