Глава 1
Семен Михайлович вышел из отделения сбербанка и, подняв голову, посмотрел на затянутое тучами небо. Погода портилась. Он решил не ходить в гараж, а, заглянув в гастроном, вернуться домой. Дойдя до тротуара, мужчина направился вглубь квартала. На другой стороне улицы под раскидистым тополем стояли два парня студенческого возраста. Ребята, еще минуту назад что-то бурно обсуждавшие, сейчас как по команде, пошли вслед за вышедшим из сберкассы пенсионером. Дождавшись момента, когда мужчина дошел до середины безлюдного проулка, ребята, ускорив шаг, быстро настигли деда и один из них — худой, с наглыми, выпученными глазами, как бы между прочим, поинтересовался:
— Отец, время не подскажешь?
Семен Михайлович остановился, вытянул руку так, чтобы, из-под манжеты рубахи показались часы.
— Половина двенадцатого, — сказал он.
Часы парней совсем не привлекли — старые, потертые и еще отечественной компании « Луч ». — Самое время, — сказал второй, оглядываясь по сторонам предложить нам немного денег, чтобы мы сейчас, здесь никого не тронули. Сказал, и хищно прищурился.
Вообще-то худыми были оба студента. Спортивного, в парнях, было только гонор и костюмы. — А с чего вы взяли, что они у меня есть? — Спросил пенсионер.
— Не валяй дурака, старый! В сбербанк так, от нечего делать, не ходят, — бросил лупоглазый. — Давай, что у тебя там перевод или пенсия, — сказал другой, — давай половину, по-хорошему, не — то все заберем, и домом твоим станет больница! И снова оглядевшись, вынул из кармана куртки кулак, облаченный в кастет.
Теперь стало очевидно, что дальнейшие переговоры — бессмысленны.
Мужчина, покачав головой, пошарил по карманам пиджака.
— Это не то, — сказал он, доставая из кармана тяжелый ключ от винтового замка на гараже и перекладывая его в пустую матерчатую сумку, которую держал в свободной руке. Парни, оглядываясь по сторонам, переминались с ноги на ногу, в ожидании легких денег. — А вот это — ТО! — Сказал он, переложив сумку из левой руки в правую, и размотав ее за ручки, Семен Михайлович начал методично лупить оп рукам и бедрам участников разбоя. Ошеломленная молодежь, явно не ожидая такого развития событий, бросилась бежать, спотыкаясь друг об друга и выкрикивая бессвязные полу — возмущения, полу — угрозы: «Ну, ты дед…! Ну мы тебя..! »
— Прямо «Ну погоди!» какое то — подумал Семен Михайлович, а вслух крикнул:
— Эй, куда вы! А пенсия, вы же забыли свою долю! Кричал он, потрясая в воздухе сумкой, но «пайщики» уже скрылись за углом дома.
«Хорошо, что ключ с собой был», — подумал Семен Михайлович, опуская руки, — а то ведь пустой сумкой хорошо только мух пугать».
Семену Михайловичу сегодня исполнялось шестьдесят шесть лет, и у него не было желания делить свою пенсию, в этот знаменательный день, с кем бы-то ни было.
Будучи человеком общительным и доброжелательным Семен Михайлович не утратил крутости нрава молодых лет. И не стеснялся его применять, когда это было необходимо. В свое время жизнь на комсомольских стройках закалила в нем характер настоящего мужчины, и сталкиваться с подобными типами ему было не в первый раз, ведь Байкало-Амурскую магистраль и ДнепроГЭС возводили не только руками сознательных комсомольцев, но и несознательных зека, с которыми время от времени приходилось сталкиваться.
Внешность он имел не особенно выдающегося из толпы человека. Этакий среднестатистический пенсионер. Среднего роста, плотного телосложения, склонного к облысению — поэтому стригся всегда коротко, чтобы не походить на молодящихся пенсионеров, зачесывавших «локон страсти» с виска на лысину, который потом при боковом ветре вставал как ирокез у панка.
Жил Семен Михайлович в однокомнатной квартире с трещинами в потолке и стенах, через которые тараканы уже давно не бегали, а ходили на обед неторопливо, по часам, как старые госслужащие, которые проработали в одной и той же канторе многие годы.
Кроме того он был «счастливым» обладателем скромной пенсии, артрита и ордена «Трудового Красного знамени», полученного за участие в комсомольских стройках, где он работал покорителем железа — то есть механизатором.
Носил Семен Михайлович серый костюм старого покроя и рубашку в полоску. Под костюм вместо туфель он предпочитал обувать практичные и востребованные еще со времен древнего Рима сандалии. И эти сандалии сейчас направлялись в родной гастроном.
Гастроном, не смотря ни на что, оставался родным потому, что спустя тридцать неспокойных лет многое осталось по-старому:
Старая заведующая, половина прежних продавщиц, которые так же хамят, когда в плохом настроении, и так же обвешивают в независимости от него, и даже старые прилавки — холодильники, не считая парочки новых, привезенных поставщиками пива и мороженого. За столько лет не изменился даже фасад двухэтажного, кирпичного дома, на первом этаже которого располагался гастроном, но Михалычу нравилась эта живущая до сих пор память о том времени, когда в этой стране была, казалось бы нерушимая, стабильность.
Купив продукты, именинник остановился у винно — водочного отдела при входе и заказал бутылку армянского коньяка.
— Что это вы, Семен Михайлович, с завидным постоянством обходили мой отдел и вдруг на тебе — коньяк! Никак с дамой сердца на свидание собрались, — сказала с иронией молодая, черноволосая продавщица, не скрывающая своего четвертого размера, в котором терялся крестик, свисающий на тонкой, золотой цепочке.
— А что, ответил мужчина, никогда не поздно осчастливить женщину. Вот ты, Татьяна, пошла бы со мной на свидание?
— «С вами, Михалыч, хоть на край света,» — сказала девушка и рассмеявшись они распрощались.
