Врата в никуда

Алексей Авдеев

Мир сходит с ума на пороге великих изменений, и те люди, которые думают, что управляют историей, сходят с ума вместе с ним. Давно забытых богов возвращают в реальность, а история религий становится прикладной наукой. Что же делать человеку, особенно верующему, попавшему в водоворот таинственных событий, меняющих судьбы мира?Помимо неожиданного сюжета читатель найдет в этой книге и доступное, но максимально научно достоверное описание главных процессов мировой истории и сути мировых религий. Книга содержит нецензурную брань.

1

«Ка-дингир». Именно с этим диковинным, но отчего-то смутно знакомым, словосочетанием в голове я проснулся, а точнее расшевелил себя от получасовой дремы после того, как Катя, которой на этот раз почти удалось не разбудить меня, ушла на работу.

— Что за хрень? Впрочем, хоть матюгами день не встретил, как иногда бывает, и то хорошо.

По привычке прислушался к ощущениям организма, понял, что тепла от натопленной вчера печки пока вполне хватает и газ включать не надо, после чего сонно побрел на кухню. Я типичный «сова», уже давно добровольно-принудительно ведущий жизнь «жаворонка», поэтому с утра завожусь долго. Пока же не завелся утреннюю серость прекрасно скрашивает сарказм (в первую очередь над собой), тем более поводов для него куча.

Вот поставил чайник и пока он закипал быстренько оттарабанил сокращенный вариант утренних молитв. Привычно поглумился над собой за небрежность в этом и заварил кофе, не забыв вспомнить о том, что денег, конечно, мне в целом хватает, даже иногда и на излишества, и у родных просить я их ни за что не буду, но зато любимый молотый кофе я готов принимать от них в дар в посылках постоянно, хотя прекрасно могу купить его и сам.

Вот вышел с кофе на улицу и закурил, в очередной раз погнобив себя за бессилие бросить. Вот проворчал, что «стоило переселяться в нашу северную глубинку из Москвы, чтобы в январе любоваться на почти московскую слякоть».

После этого с так похожим на уныние сарказмом было на время покончено, и я пошел завтракать и типа работать.

Причем «типа» работать вовсе не потому, что я относился с каким-либо презрением к своей деятельности (хотя и сталкивался периодически с непониманием ее со стороны некоторых местных жителей). Написание дипломов, администрирование сайтов и компьютерная поддержка нескольких проектов и грантов местной администрации давало несерьезные по московским меркам, но здесь вполне себе значимые 30—40 тысяч в месяц (и это еще с более-менее свободным графиком). Ничего серьезного, конечно, на это не приобретешь и даже толком не отложишь, но на жизнь хватает. К тому же все познается в сравнении, а с учетом Катиной пятнашки в магазине мы вдвоем могли считать себя не самыми бедными жителями то ли большого села, то ли небольшого поселка Костомарово, ставшего по стечению обстоятельств районным центром одной из областей Русского Севера.

Слава Богу еще, что тут не было особых проблем со связью и интернетом. Да и вообще состояние русской глубинки, конечно, не во всем можно было назвать благополучным, но жизнь в провинции не была и такой плачевной, какой она часто казалась из ласковых и усыпляющих объятий МКАДа. По крайней мере, с какой-то массовой нищетой и беспросветом я лично не сталкивался. Тех же денег, например, вроде ни у кого особо не было, но это нисколько не мешало их тратить. Машины местами ездили весьма неплохие. Были и те, кто мог себе иногда позволить и летний отдых на море, и дорогие покупки (в кредит, конечно, но все же). Да и совхозы с фермами и прочие птицефабрики продолжали существовать назло гибели нашего сельского хозяйства,

Впрочем, хватит об экономике. В данном случае «типа» работать означало, что реальных дел на этот день у меня мало, но помимо них надо проверить почту и социальные сети, прогуляться по новостям, почитать или посмотреть что-нибудь интересное и вообще пожить насыщенной жизнью винтика информационного общества с кратковременной, но довольно достоверной иллюзией свободы и счастья.

Но не судьба. Смутив окрестности и дав соседям пищу для разговоров на день, на своем чужеродном окружающей действительности дорогущем внедорожнике с очень интересными для понимающих людей номерами совершенно неожиданно (очень мягко выражаясь) приехал Серега. Не общались мы с ним уже лет 7, а не виделись, кажется, лет 10, и ничто не предвещало, что эта ситуация как-то изменится. Сергей (ну или, наверное, сейчас уже Сергей Петрович с легкими подобострастными нотками в голосе, даже когда говоришь о нем не в его присутствии) был моим институтским другом и какое-то время одним из самых близких. Ведь наши с ним увлечения пересекались не только в сфере радостей студенческой жизни, но и в области интереса к истории и политике, где наши взгляды во многом (хотя и не во всем) совпадали. Причем изначально в нашем общении скорее я выступал первым номером и в том, что касалось веселых загулов, и в далеко не классическом на тот момент (конец 90-х, начало «нулевых») видении истории и современности. Но вскоре стало понятно, что для него приоритетом естественно является успешная учеба и последующая карьера, а меня тогда вполне устраивала загульная жизнь сама по себе. Наши же столь увлекательные разговоры об истории религий, пути России, тайных обществах, мистических корнях идеологий и прочих подобных вещах (зачастую блистательных в своей бредовости) были лишь дополнением, придававшим некий особый вкус и иллюзию смысла нашей жизни.

Пути наши стали расходиться. Я с грехом и академками пополам еле закончил институт без особого понимания, что я хочу от жизни, и желания к чему-либо стремиться в ней. Сергей же начал карьерный рост в государственных структурах (никогда до конца не уточняя, где именно) и через несколько лет стало понятно, что из всего нашего близкого институтского круга общения именно этот малозаметный и немного стесняющийся девушек и мало знакомых людей парень достигнет наибольших успехов. Мы пару раз пересекались, но без особого энтузиазма с обоих сторон. Окончательно же (как мне казалось тогда) общение наше прекратилось, когда я в изрядно пьяном виде позвонил ему ночью с просьбой срочно помочь деньгами. Он абсолютно справедливо меня послал. Я на это совершенно не обиделся, но звонить потом как-то было неудобно, а вскоре я вообще посеял сотовый вместе с его номером и так и не стал его восстанавливать. Из соцсетей он же тогда как раз удалился.

Таким образом, когда я увидел, как из крутой машины, неожиданно остановившейся у нашей калитки, выходит плотный человек небольшого роста в очень недешевом пальто с где-то брезгливым, но в то же время слегка улыбающимся выражением лица, я его тупо сразу не узнал. А когда через минуту все-таки понял, кто это, испытал то, что иногда называется красивым и непонятным выражением «когнитивный диссонанс», под действием которого я в одних тапках, футболке и нервной улыбке выскочил на улицу со словами:

— Ну ни себе хрена! Ты как вообще тут?

— Да вот ехал мимо, дай, думаю, заеду.

— Ага. А адрес в поисковике нашел…

Тут мы наконец обнялись, и я провел гостя в дом. Войдя в гостиную, Сергей перекрестился на иконы в красном углу, что меня удивило, порадовало, но в то же время показалось несколько театральным (хотя возможно просто от того, что никто из гостей, кроме священника, здесь еще так не делал).

— Катя, девушка моя, на работе. К вечеру будет. Ты есть будешь что-нибудь? Можно яичницу сварганить. Чай, кофе?

— У меня в машине торфяной виски настоящий есть. Можно за встречу жахнуть. Тогда и за закуской можно сейчас быстро съездить, если у вас тут что-нибудь приличное есть, чтобы вас не объедать.

— Торфяное — это, конечно, круто. Но я не пью уже давно и капитально. Свое я выпил с избытком, а больше мне и не надо. Так что, ну его в болото. Торфяное. Сам потом выпьешь.

— И даже по чуть-чуть за встречу?

— Даже. Для меня смысла в чуть-чуть нет. Тут как с беременностью, чуть-чуть не катит.

— Понятно. Молодец.

Сказано было с нотками поощрения и удовлетворения, так что у меня даже появилась мысль, не проверка ли это. Тем более, что торфяное виски напиток дорогой, но очень специфический. Много выпить его может или редкий любитель, или пьяница. Любителем я не был.

— Давай тогда кофе.

— У меня молотый хороший есть. Правда в турке мне его варить лень. Так в чашку бухаю, а осадок потом оседает.

— Да не принципиально. И от яичницы я не откажусь.

И сразу без перехода, с несколько покровительственным тоном:

— Ну, рассказывай, как живешь.

Я смотрел на Серегу и думал, что он, конечно, сильно изменился. Той самоуверенности, которой ему в чем-то не хватало в юности, теперь было даже с перебором. Чувствовалось, что этот человек начальник и даже на чужой территории он вел себя как хозяин положения, что выразилось и в том, что он сам стал первый меня расспрашивать, не объяснив ничего про свой неожиданный приезд. Я принял эти правила игры и стал рассказывать. Хотя данная ситуация еще больше усугубила мою привычку говорить о себе как о покойнике, или хорошо, или ничего, представляя в максимально возможном позитивном ключе даже негативные события (ну, или не упоминая о них вовсе). В результате чего собеседник должен был увериться, что у такого замечательного меня и в жизни все замечательно. А я и гордыню потешил, и комфортный фон для общения создал.

И вот в такой стилистике я легко, быстро, весело и со вкусом отчитался Сереге о последних своих годах. О том, что в Москве жизнь моя зашла в тупик. Ни семьи, ни постоянной работы, ни четкой цели, зато постоянный алкоголь и прочие греховные прелести. Как я все поменял, уехав в глушь. Жил сначала в православной общине, а потом даже небольшое время в монастыре. Но понял, что пока этого не потяну, и вернулся в мир, но не в Москву, а в поселок недалеко от монастыря. Тут как-то все устроилось и с жильем, и с работой, и даже с личной жизнью. Встретил Катю, с которой неплохо живем, хотя еще и не женаты.

— А чего с монастырем не сложилось?

— Да все сложилось. Просто туда надо полностью уходить, не бежать от мира, а идти к Богу и всего себя посвящать ему. Вообще все, все мысли, желания. И навсегда. Иначе это не монашество, а не пойми что. Я же к этому еще не готов.

— Понятно. Достойно. Ну а как вообще, жизнью доволен? О том, что уехал, не жалеешь?

— Наверное.

— Что-то не слышно уверенности в голосе.

— Да нет, на самом деле доволен. Тихо, спокойно, дышится хорошо. Во всех смыслах, причем в первую очередь в духовном. На жизнь хватает, а чего-то сверх мне и не надо. Девушка тоже, звезд с неба и Porsche Cayenn не требует. Да и вообще, простое человеческое счастье… С простой человеческой яичницей.

Какое-то время мы были заняты едой, потом я все-таки не выдержал и спросил:

— Давай, не томи. Зачем меня нашел и приехал? Вряд ли ностальгия замучила…

— А почему нет… Да ладно, понятно, что по делу. Просто еще сам не понял, как тебе о нем говорить и говорить ли вообще.

И он замолчал на какое-то время.

— Слушай, с такими фразами и паузами тут люди в болотах пропадают. Потом так и не находят.

— Заметь, не я это предложил. Ну смотри, давай, я тебе сейчас один, точнее два вопроса задам, ты быстренько ответишь и я все объясню.

— Яволь, мой господин!

— Да иди ты! Скажи, ты ведь историей религий и прочими подобными вещами до сих пор увлекаешься? Не забыл наши юношеские базары?

— Увлекаюсь. Не забыл.

— Ну и как бы ты совсем вкратце описал суть, так сказать, исторического процесса, и того, что происходит на данный момент в мире.

— Ну, если совсем вкратце… Нет, попробуем так. Во-первых, ты знаешь, я человек православный, да и ты тоже. Поэтому для меня история определяется отношением людей в первую очередь к Богу, а затем к миру, к самому себе, и друг к другу. И есть разные типы этих отношений, условно говоря, мировоззрений, или, как их называют некоторые ученые, парадигм (неких матриц общественного сознания). Эти матрицы формируют видение человеком мира, а значит и его жизнь. Они меняются со временем, но их может быть и несколько одновременно в разных обществах. Хотя в целом их немного, я вот насчитал 7 штук.

Если проще, то очевидно, что, скажем, у жителя какого-нибудь дикого лесного языческого племени, христианского монаха Средневековья, прогрессивного студента 19 века и современного, прости Господи, блогера совершенно разные представления о Боге, мире, смерти, себе и других. По-разному понимается ими Бог (или что-нибудь, что стоит на Его месте), Его отношение к миру, устройство мира и человека, и, главное, цель человека. То есть то, для человек существует, что надо делать, чтобы этой цели соответствовать, и что с ним может быть после смерти.

Сами по себе эти мировоззрения не лучше и не хуже друг друга. Все они цельные, логичные (своей логикой, конечно), и на уровне разума переубедить человека в том, что мир устроен как-то по-другому, чем думает он и окружающие люди, практически невозможно. В недалеком прошлом в рамках своего «прогрессивного» мировоззрения считали, что это все от недоразвитости наших предков, но серьезные ученые так давно не думают. Да и вообще теория прогресса принадлежит только к одной из этих парадигм.

Нет, сравнивать и оценивать их все-таки можно, но только исходя из критериев того мировоззрения, к которому принадлежит сам исследователь. Надо только честно это обозначать. Ведь без мировоззрения людей не бывает, а значит и полной объективности тут достичь невозможно, да и не нужно. Я, как и ты, надеюсь, принадлежу к христианской парадигме, так что от нее и буду отталкиваться.

И вот что тогда получается. Все эти матрицы мышления, куда могут входить различные религии, философские и идеологические системы и т.д., можно условно разделить на 2 группы, «вертикальные» и «горизонтальные». Горизонтальные возникают в результате исторического процесса, создаются самими людьми. Причем для большинства религий этот процесс выглядит не как прогресс, а как деградация. Ведь после творения и грехопадения человечество все больше удаляется от Бога и подчиняется своим страстям, а технологический и социальный прогресс (даже если он и есть) мало кого делает счастливым сам по себе. И все горизонтальные парадигмы как раз и происходят от стремления приспособить свое мировоззрение к собственному удобству и все большему отходу от Бога.

Но не все так плохо, так как есть еще вертикаль или перпендикулярное измерение, которое в любой точке соединяет горизонталь человеческой истории с Богом. Бог открывает людям истину и они всегда могут выбрать принять ее или нет. И с самого начала Библии вертикаль противостоит горизонтали. Потомки Сифа (третьего сына Адама) хранят истину, а потомки Каина строят свою цивилизацию (возможно даже высокоразвитую), которую Господь потом вынужден «замочить» Потопом, настолько они ушли от Него.

Но об этом времени мы толком ничего не знаем. Если брать собственно историю, то тут как горизонталь возникает язычество (по Библии, при строительстве Вавилонской Башни). Человек с одной стороны начинает считать себя равным Богу, а с другой общаться в основном с низшими «богами (то есть по-христиански с бесами, как бы это слово не резало слух современному человеку). Акцент на первой стороне развит в религиях Индии и Дальнего Востока (особо в буддизме, где, правда, и Бога как такового нет). Там развивается по факту «духовная технология» становления «Богом», а точнее растворения себя в океане Божества с потерей собственной личности. Вторая же бесовская сторона особо очевидна в религиях тех, кого мы называем «дикарями» (что в Африке, что в Сибири), но так или иначе присутствует в любом язычестве вообще.

Вертикаль в этих условиях сохранялась сначала в рамках того, что иногда называют «первотрадицией», то есть изначального знания о Боге. Но со временем язычество, которое ближе людям в их слабом, падшем, но в то же время горделивом состоянии, почти полностью вытесняет ее. Поэтому в определенный момент Бог дает новую вертикальную парадигму особому избранному (а точнее созданному Им) еврейскому народу. Это то, что называется Ветхим Заветом. Упор в нем делается на том, что после грехопадения Бог и мир радикально отделены друг от друга, а человек полностью подвластен греху, смерти и дьяволу. Картина грустная (недаром язычество от нее бежало), но честная и не безнадежная. Нужно исполнять волю Бога, Его Закон и ждать прихода Спасителя, который исправит эту ситуацию.

И Спаситель Иисус Христос приходит. Появляется третья, последняя и наиболее полная вертикальная парадигма. Условия мира кардинально меняются, Бог становится Человеком и входит в мир, власть греха, смерти и дьявола заканчивается. Впрочем, основы христианства ты и без меня знаешь. Тут никто больше Евангелия и учения Церкви не скажет.

Но вернемся к горизонтали. Хотя ветхозаветные условия кончились, евреи, не принявшие Христа, продолжали жить так, как будто ничего не изменилось. Только еще больше укрепились в сознании своей национальной исключительности и ждали уже чисто земного Мессию, который в конце истории построит идеальное общество на Земле. Это — иудаизм. Там еще и каббала есть, но она в этих же рамках, просто с элементами язычества для тех, кому сложно жить только материальным миром. Все вместе это можно назвать следующим горизонтальным мировоззрением такого монотеизма, где Творец и творение никогда не смогут пересечься. Универсальный размах оно приобрело в исламе, который, в отличии от иудаизма, обращен ко всем людям. Там все очень похоже — единый Бог Аллах, никак не пересекающийся с миром, необходимость следования Закону (набору внешних правил) и построения земного общества, живущего по этим правилам. Все очень просто и понятно. Ну а те, кто тосковал по духовной жизни, придумал суфизм (с элементами христианства и язычества).

Следующий переход от одной парадигмы к другой, пожалуй, наиболее известен и изучен. Это — Новое время, модерн, современность. С ним, кстати, связаны и твои любимые тайные общества, но это отдельная песня. Это мировоззрение построено на отрицании всех предшествующих вообще, всего традиционного и религиозного видения мира. Ведь все религии, при всех различиях между собой, признавали наличие Бога и вообще принципа и цели, превосходящих видимый материальный мир. Новое же время сказало, что реален только этот мир. Бог был выведен за скобки. То есть Его по факту нет. А если и есть, то Он никак не влияет на жизнь людей. Мир возник сам собой без определенной цели. Все объяснимо наукой и здравым рассудком. Цель человека только в земной жизни, где можно построить идеальное общество и т. д. Далее не буду, так как это мировоззрение известно лучше всего. Мы до сих пор еще частично им живем.

В нем, кстати, тоже есть свои разные религии, которые назвались идеологиями. Либерализм, коммунизм, фашизм. Но как только окончательно победил либерализм, на этом модерн и закончился, хотя очень мало, кто это понял.

Наступил, точнее наступает полный… постмодерн. Его пока определить сложно, но отличия уже налицо. То, о чем раньше могли говорить лишь сумасшедшие, теперь обсуждается в СМИ. Но не всерьез. Вообще все не всерьез и все смешивается. Все религии, наука с магией, правда с ложью. Все новости становится фейковыми, но всем по фиг, так как истины не существует в принципе. Как захочешь, так и было. То самое информационное общество с постоянным потреблением информации, но в основном бессмысленной и без всякой цели. К этому же относится виртуальная реальность, жизнь в гаджетах и соцсетях, клоны, киборги, работа с генами для создания нового человека, чипы, извращенцы и трансвеститы и прочая мутотень, которой пока еще больше пугают, но процесс-то все равно уже идет. В общем, говорить об этом можно долго, но пока такое впечатление, что эта парадигма будет последней. Горизонталь на ней неблагополучно закончится. У одного французского философа был такой образ, что модерн закрыл мир сверху, за чем следует открытие его снизу. Объяснять не надо, что оттуда прет, и чем все это закончится. А главное, до Бога еще дальше, чем при воинствующих безбожниках, хотя христианство, как и все остальное, с радостью готовы перемешать в общем котле.

Ладно, что-то я разошелся. Ты вкратце просил, а эту тему надо долго и основательно обсуждать. Ну или не надо, для собственного успокоения. Как-то так.

— Ну ты блин даешь. Вкратце… Целую лекцию задвинул. Ну а вообще интересно. Хотя есть много с чем поспорить, особо в конце. А так я в принципе что-то подобное и ожидал услышать.

При этих словах мне показалось, что уровень надменности начал зашкаливать и мне захотелось треснуть Серегу чем-нибудь тяжелым (можно и словом), но я не успел и он задал следующий вопрос:

— А роль России ты тут как видишь? Да и вообще к нашей власти как относишься?

Я не мог удержаться:

— Штирлиц, как вы относитесь к голубым? Я к ним не отношусь… Да не дергайся ты так. Все мы правильно делаем, как мне кажется. Хотя тебе тут видней, конечно. И роль у нас все время одна. Того самого «удерживающего» (или «катехона» по-гречески). Апостол Павел в одном из своих посланий пишет, что антихрист не придет, пока «не будет взят от среды удерживающий теперь». И многие святые отцы считали, что этот «удерживающий» — Римская империя, в качестве некоего мощного православного государства, которое не дает миру скатиться к апофеозу зла. Причем эта роль вроде как может передаваться от одной империи к другой. Поэтому Москву в 16 веке и назвали «3 Римом», так как она стала третьим таким государством после собственно Рима и Византии (восточной части той же Римской империи). И это не столько понты, сколько тяжелая ответственность и задача от Бога. Удерживать мир, целеустремленно летящий в пропасть. Кстати, поэтому довольно забавно выглядит наше частое желание догнать и перегнать тех, кто находится в авангарде этого движения.

И вот исходя из этого, мы просто вынуждены быть сильной страной и так сказать «реакционерами». Теми, кто тянет назад, или хотя бы просто пытается притормозить мировой процесс. Поэтому нас и не любит «прогрессивное» человечество. Причем это происходит при всех строях. Вот вроде при большевиках решили, наоборот, стать локомотивом истории, а в результате при Сталине (даже может помимо его желания) вернулись к тому, что было при Российской империи. И это даже перестав быть православным государством. Эта же роль у нас и сейчас, отчего мы и оказались «мировым злом» во главе с «темным властелином».

На самом деле это может показаться бессмысленным с точки зрения земной логики, ведь до пропасти мир так или иначе дойдет (да и мы вместе с ним). Реакция выглядит неэффективной даже н а уровне практики, когда мы реагируем на вызовы западных стран на той же Украине или Ближнем Востоке, но для них подобных вызовов не создаем. Но не знаю. Возможно, это соответствует воле Божией, поэтому мы еще и тянем эту корзину при всех сложностях. Непонятно как, но оттягивая конец. Да и вообще, как в том рыцарском девизе — «Делай, что должен и будь, что будет». Или если из моей панковской юности — «Добровольно ушедши в подвал, заранее обреченные на полный провал». Безнадежно, но достойно.

Ну все. Можно и еще говорить, но меня скоро разорвет от любопытства. Я ответил на вопрос?

— Да… Оригинально, странновато, пессимистично, но в целом сойдет. Ладно, давай к делу.

В последнее время я курирую одну интересную структуру, которая серьезно занимается разными необычными вещами. Какими именно, пока говорить не буду, может потом что-то и узнаешь. Но многое связано с тем, что тебя всегда интересовало, что ты неплохо знаешь, и о чем мы в молодости активно трепались. Религии, тайные общества, ход истории, мистика разная и т. д. Причем на уровне не бреда, а реальности.

— Да ладно. Подожди. Не, я, конечно, понимаю, что все серьезные дядьки этим немного интересуются, но прозвучало как-то слишком кинематографично, что ли. На уровне масс-культуры. Так и вижу «Аненербе», Индиану Джонса и профессора Лэнгдона. Причем всех вместе и на Рен-ТВ.

— Ну у «Аненербе» были и серьезные работы. Хотя и не так много и не настолько глобальные, как мне раньше казалось, пока я эту тему не изучил. Понимаешь, Саш, ты же сам сейчас говорил про информационное общество. Обилие бреда в потоке информации вовсе не означает, что она ни на чем не основана. Да и вообще лучше способ спрятать что-то важное — это выложить об этом ролик в ютьюбе, где правда будет перемешана с чушью, начать его активно обсуждать в сети силами людей, у которых Википедия и Алиса заменяют мозги. Потом вынести в ток-шоу какого-нибудь Малахова и в завершении снять голливудский блокбастер. И все. Никто уже никогда ни до чего не докопается, не поймет, что есть на самом деле.

— «На самом деле», боюсь, скоро вообще ничего не будет. Но вопрос в другом. Реально кто-то прячет некие «тайные знания»? Прости за недоверие, просто я, сам знаешь, в этом немного разбираюсь. Очень часто все эти «тайные знания» — красивая разводка, хотя зачастую и не человеческая.

— Ну, разводка, не разводка, а прятать есть что, и кому прятать. Хотя иногда и само прячется. А мы находим, или по крайней мере стремимся понять, что прячут. И сделать так, чтобы оно не использовалось против нас. А лучше использовать самим.

Голос Сергея на короткое время приобрел какую-то нервную жесткость, но потом его словно отпустило, и он продолжил.

— Вернемся к тебе. За последние пару месяцев приходилось заниматься несколькими вроде бы никак не связанными между собой вещами, даже в разных частях света. Одно из них, например, в Африке, там, где ты в детстве был, и о чем много интересного рассказывал. Вспомнил я при этом кое-какие твои истории, да и тебя заодно. Подумал, что надо выяснить, как у тебя дела. А через пару дней приходит документ из совершенно другой области, а с ним аналитическая записка, которая вызывает у меня в памяти одну нашу давнишнюю беседу. А точнее почти полностью повторяет твои соображения по одному вопросу. Ну, думаю, точно знак. Узнал, что ты, как ты, где сейчас, но еще без каких-либо мыслей по этому поводу. Но тут контрольным выстрелом последовала срочная незапланированная поездка в нашу область. А как ты понимаешь, область моих рабочих интересов очень тонкая, тут на любую мелочь стоит обращать внимание. Я обратил и вот я у тебя. Вижу, все в целом хорошо, башка варит, но скучно и перспектив особых нет. Так что можешь считать, что предлагаю пока временную (а там, кто знает, может и постоянную) работу, интересную и очень прилично оплачиваемую.

— Индианой Джонсом на полставки?

— Может и на полставки. Может и вахтовым методом. Может и Индианой Джонсом. Позже точно решу, позвоню и скажу.

— А что делать-то, хотя бы в общих чертах?

— Тоже позже. Что, где, когда, на сколько. Ну и сам понимаешь, будет подписка и никаких чудачеств, как у тебя бывало. Так что жди звонка. Если будут нужны деньги, чтобы привести в порядок дела и на дорогу, переведем.

— Согласие, смотрю, толком и не спрашивается. Ладно, будем считать… Но все равно, знаешь, не покидает чувство какой-то бредовости происходящего. Так не бывает.

— Ну и пусть не покидает. А бывает по-всякому. По любому ради прикола я бы сюда не поехал. У меня вообще жена, дочка. Сейчас ждут, когда вернусь. Так что спасибо за кофе с яичницей, но мне пора.

— Блин, описать кому наш разговор, чушь какая-то.

— Никому описывать не надо. Хотя… Для себя, если хочешь, начни писать. Кстати, а чего ты книги не пишешь с такой головой. Если что, можно помочь с изданием.

— Лениво, где-то страшно. Да и вообще отдельные мысли неплохие есть, но во что объемное их можно систематизировать сам не понимаю. Подожди, ты сейчас имел в виду, что это нашу беседу стоит описать? Мне подписку с паяльником никуда не засунут?

— Ты еще ничего и не подписывал. Тем более, сам же говоришь, что это бред. Бредовым текстом больше, бредовым меньше. Пиши. А ближе к делу посмотрим.

На этом наш разговор завершился, и Сергей уехал, оставив меня в смятении чувств и непонимании происходящего. К вечеру я, правда, подуспокоился, решив принимать все, как есть. Кате же за ужином я рассказал значительно приглаженную версию о том, как обо мне вспомнил старый друг, которому понадобились мои аналитические способности. Для чего понадобились, она даже не стала выяснять, видимо считая, что «умные головы» нужны просто сами по себе. Пожалела, что он не остался подольше. На что я сказал, что он лично проверил состояние моих мозгов, нашел его блестящим, и чтобы не мучиться от зависти укатил обратно. Ответом была устало-снисходительная улыбка, с которой мамы иногда смотрят на играющихся детей.

По поводу возможной работы Катя вроде бы обрадовалась, но я заметил и определенное беспокойство. Причем, как мне показалось, не столько из-за неясности перспектив, сколько из-за опасения, что мое даже частичное возвращение к московской жизни может негативно сказаться на наших отношениях. «Она что, боится, что я ее брошу?», — подумал я, глядя на ее слегка отрешенный, задумчивый и нервный вид. Я сел к ней, обнял ее и со словами «Я с тобой» уткнулся в ее волосы. Через некоторое время я почувствовал, что она успокоилась, поцеловал ее в лоб, сказал, что мне надо пару часов поработать, а потом я к ней, и пошел к компу.

Там я воспользовался советом Сереги и описал этот странный день. На душе значительно полегчало, но чего-то еще не хватало, какой-то вишенки на торте. Через некоторое время я понял, чего именно, и к своему великому изумлению буквально за 10 минут закончил документ следующим коротким стихотворением.

В мире случается разное,

Игры голодного разума,

Всякое в мире случается,

Над головою взрывается,

Падает в руки монетами,

Смехом, цветами, конфетами,

Прочей цветастой фигней.

Милая,

Не бойся,

Я с тобой.