Мечта в 17 лет

Александр Юрьевич Камышев, 2016

Посвящается рождённым в СССР, с подробными пояснениями для тех, кто родился после.

***

Стрелки часов мучительно долго двигались по циферблату. Казалось, что до отправки домой была целая вечность, а не несколько часов томительного ожидания. И этот злосчастный промежуток времени был ни чем в сравнении с прошедшим семестром, нарядами, караулами и ещё не успевшей забыться сессией. Сейчас это всё было позади. Оставалось только вырваться из стен училища. Вдохнуть свободной грудью не совсем свежего от чёрной металлургии морозного воздуха. Отдохнуть от слов: «Так точно!», «Есть!», «Никак нет!», услышав человеческий гражданский разговор, и главное выспаться за первые полгода службы…

Вторая рота Череповецкого высшего военного инженерного училища радиоэлектроники, точнее то, что от неё осталось, готовилась к своему первому зимнему отпуску. Их строили почти через каждый час, проверяя наличие личного состава, внешний вид, давая ценные указания со стороны комодов, замков¹, курсовых офицеров и старшины. Хотя каждый и так знал, что ему делать. Поставленные задачи по наведению порядка в казарме и на прилегающей территории выполнялись медленно и без всякого желания, каждый тянул время, как кота за…хвост. Начальство это раздражало, создавалась напряжённая и нервозная обстановка. Главное сейчас было не сорваться на тех, кто давал эти самые указания. В Уставе чётко прописаны взаимоотношения между военнослужащими. Не хочешь — заставят, не можешь — научат. Один из методов воспитания как раз и заключался в подавлении своего я. «Я — последняя буква в алфавите!», — любил повторять старшина, после этого звучала команда «Курс Атом!» и 150 пацанов в трусах и майках принимали упор лёжа на центральном проходе казармы и начинали отжиматься от пола. Были и индивидуумы, которые не находили подобного описания взаимоотношений в Уставе и пытались как-то разобраться в истине армейского бытия. Эти раздумья и сомнения практически всегда отправляли их на внеочередное несение гарнизонной и караульной службы. Поэтому «отличники» и «хорошисты» покинули стены казармы ещё вчера. А сегодня отправляли партию «троечников» и «диссидентов», ну тех, которые искали истину в Уставе, а правду в журнале «Огонёк». Причём сдать сессию ты мог и на «отлично», но если выбрал путь правдоруба, то будь готов служить в отдалённых гарнизонах, если доучишься до лейтенантских погон на плечах. Последнее построение сделали за час до отправления поезда.

− До вокзала придётся скакать галопом, — подумал Семён. Он старался оставаться всё это время спокойным, хотя по характеру был вспыльчив и не сдержан, но сейчас это было просто необходимо. Фраза: «Спокойно Семён, только молчи», — прочно закрепилась в его сознании, но по глазам читалось совсем другое. А тем временем курсовой офицер проверял состояние формы одежды военнослужащих, обходя вокруг каждого курсанта с линейкой, снимая размеры и мерки со всего пришитого, ушитого и обрезанного. А докопаться было до чего. Зимняя парадно-выходная форма одежды курсанта состояла из шапки-ушанки с воткнутой в самую её середину кокардой, однобортной шинели серого цвета, поясного ремня с начищенной бляхой, парадки,² на которой красовался комсомольский значок, зелёной рубашки с галстуком на резинке, ну и из самого нижнего. Зимой это кальсоны с белой рубахой, летом синие трусы с майкой. Сами понимаете, что в таком нижнем ехать домой было просто облом. Поэтому курсанты умудрялись одеть гражданское нижнее бельё, поддев под рубашку ещё и вшивник³. Нагло ухмыляясь, курсовой офицер повелительным жестом указывал линейкой на недостаток, который требовалось устранить. То кокарда криво воткнута и смотрит не по центру, то шеврон пришит не на том расстоянии. Стрелки на брюках совсем не стрелки. То «минус»⁴ под шевроном завален. «Мондавошки»⁵ крыльями вверх расположились на петлицах. Галстук мятый. Хлястик на шинели оторван или, не дай бог, утерян.

Парадно-выходная и повседневная форма одежды курсантов военных училищ и военнослужащих срочной службы.

Курсанты творили чудеса. За короткий промежуток времени они умудрялись подшить, зашить, перешить, подогнуть, загладить, приладить и даже некоторым пришлось заниматься «выращиванием шинели», так как длина от пола до среза шинели никак не входила в уставные требования, а особенно она не удовлетворяла курсового офицера, старшего лейтенанта Грызлова. Оглядев неполный строй роты, и не переставая ухмыляться, Грызлов выдал отпускные билеты и, излив на курсантов напутственную предотпускную речьна тему «Как должен вести себя военнослужащий вне расположения части»,отпустил их с миром. По дороге прохожие шарахались в разные стороны, проклиная узкие заснеженные тропинки и промчавшихся мимо них курсантов, для которых не существовало в данный момент расстояния. Они летели, как на крыльях, не слыша ругани гражданского населения и безотказных тормозов автотранспорта. Они так и влетели в вагоны отходящего поезда, не переставая учащённо дышать. И лишь сбросив шинели, и заняв свои места, каждый про себя подумал — Домой, а до сих пор не верится.… Как только поезд тронулся, Семён почувствовал беспредельную усталость, пробежавшую лёгкой дрожью по всему телу. Не хотелось никуда идти, ни есть, ни пить, ни курить. Он снял китель, лёг на нижнюю полку, бросив под голову шапку, укрылся шинелью и уснул…

***

Свежесть раннего утра заполнила объём лёгких. Воздух действительно был свежим и ненасытным. И от этого просто опьяняет и начинает пошатывать. Семёну захотелось упасть и обнять всё это с детства дорогое и близкое. Он шёл по родному вокзалу и вглядывался в каждого встречного, стараясь увидеть знакомых. Для него здесь всё было родным и любимым. Каждый кирпич здания, и киоск на углу, и парк перед вокзалом, и эта улица и всё, что за ней, и этот дворник с лопатой, и кошка, пробежавшая мимо с гордо поднятой мордашкой. Это был его город, город первой любви, верных друзей и больших надежд на завтрашний день…

Эмблема радиотехнических войск и связи до 1992года

После комендатуры, где Семён встал на воинский учёт и сделал отметку в отпускном билете по случаю своего прибытия в родной город, он прошёл ещё пару остановок, наслаждаясь видом города и мысленно строя планы о проведении отпуска. А дома его уже ждали. Заранее было заготовлено самое-самое лучшее, вкусное, сладкое, и даже полусухое и немножко горьковатое. Вечером произойдёт встреча с друзьями. Каждый расскажет о своих новостях за эти полгода. Кто-то придёт с очередной подругой или подругой той подруги, с которой он встречался до этого. У студентов, в отличие от размеренной и строгой курсантской жизни, времени на поиск представителей противоположного пола гораздо больше. Да и выбора и возможностей на пути к этой заманчивой идее неимоверное количество. У курсантов всё происходит быстро и стремительно, без долгих гражданских конфетно-цветочных прелюдий. Нет, конечно, курсанты дарят цветы и конфеты, но это одно из звеньев общего стратегического манёвра, часть целенаправленной операции по зачистке и промывке мозгов. Пришёл, увидел, уложил! Получилось — герой, увольнение прошло не зря. На первом курсе военного училища ещё не у каждого была своя «Настенька», которая должна была верно ждать своего курсанта. Но если она была у него на присяге, то это как помолвка. Ты присягаешь на верность Родине, а девушка твоя смотрит во все глаза и мысленно как бы присягает тебе. Ну, ты как бы так думаешь и надеешься на неё, на эту её верность. Ты же Родине не собираешься изменять, и раз выбрал профессию офицера, то сознательно отдал себя в её руки и с горячим сердцем под своими словами расписался⁶.

Комсомольский значок носили как символ принадлежности к Ленинскому Коммунистическому Союзу Молодёжи на левой стороне кителя.

А «Настенька» — то твоя или не была на присяге, или ещё не вспыхнула яркой ослепительной звёздочкой там, в районе комсомольского значка. Или её вообще пока нет, а есть плод, образ твоих ночных грёз и мечтаний, которые в течение полугода были вбиты в твой мозг старшиной, через команду «Курс, отбой!». Ну а дальше начиналась импровизация, в зависимости от настроения старшины:

− Курс! Повернулись на бочок, взяли что-то в кулачок и вспомнили про свою «Настеньку»!

Или такое продолжение отбоя. Старшина подходил к двухъярусной кровати, дёргал её за спинку, при этом кровать издавала ужасный скрип, и говорил:

− Сегодня играем в три скрипа, два уже было!

После третьего скрипа, когда какой-то бедолага неуклюже переворачивался на другой бок, звучала команда:

− Курс, пАд-Ём! Строится на центральном проходе, форма одежды номер Ррраз!

Это в трусах и майке, и это не самое страшное, даже если после этого будет дана команда «Курс! Атом!» Хуже всего, когда форма одежды была четыре, а это по полной форме. За 45 сек. или за время горения спички, что было одним и тем же, нужно было спрыгнуть с кровати, одеть х/б⁷, намотать портянки, сунуть их в сапоги, одеть головной убор, ремень, заправиться и построиться на центральном проходе. У каждого взвода, отделения уже было своё место. Казарма разделялась на кубрики. Слева и справа стояли одно и двухъярусные кровати. У каждой кровати стояли прикроватные тумбочки, где хранились средства гигиены, подшива,⁸ щётка для обуви и учебные тетради. Тумбочка была на двух человек.

Один из способов наматывания портянок и действия военнослужащих по команде «Рота Подъём!»

Кубрики разделялись встроенными шкафами, где висели шинели. Вдоль всей казармы, посередине, и был этот самый центральный проход. И каждый курсант знал своё место и перед тумбочкой и в строю. Благодаря ночным этим тренировкам, с закрытыми глазами мог его занять. Короче спать хотелось всегда.… Но, сидя в узком кругу за столом, в доме Семёна, он не почувствует усталости среди друзей. Они выпьют за встречу, споют под гитару свои хорошо знакомые, походные песни, вспоминая былое и задумывая новое. А затем, захмелевшие, усталые и в то же время весёлые от приятной встречи они пойдут в небольшой, но уютный бар, где и проведут остаток вечера…

***

От резкого телефонного звонка Семён открыл глаза, голова гудела, хотелось страшно пить. Первая отпускная доза алкоголя, после полугодового воздержания, прошла не совсем благоприятно. Семён нехотя поднял трубку и сдавленным голосом произнёс:

− Начальник базы торпедных катеров, Рогозин, слушаю Вас.

− С приездом, Семён, всё так же шутишь?

− Кто это?

− Твоя мечта в 17 лет, — ответили в трубке.

− Моя мечта офицером стать, да Родину защищать! Ты же не Родина?

− Я ближе, чем Родина. Нам необходимо встретиться.

− Была когда-то ближе, стала дальше. У тебя что-то случилось? Или просто опять мимолётное влечение, развлечений захотелось? Ну, так я не переходящее боевое знамя.

− Нет, Семён, ты не прав. Пусть я и натворила много ошибок тогда, но если ты ещё хоть немного меня…уважаешь, то должен прийти. Я очень многое передумала за это время, я уже достаточно потрепала всем нервы, но сейчас совершенно другое, мне нужно многое тебе объяснить, − взволнованно звучал голос в трубке.

− Хорошо, где тебя искать и ждать?

− На старом месте, помнишь?

− Помню, через час буду, − резко оборвал Семён.

Что же произошло, собираясь, думал Семён, одновременно напевая строчку из популярного фильма, искажая слова на свой лад — Опять скрипит, свербит, бухтит моё седло…и ветер холодит былую рану, куда вас сударь к чёрту понесло, неужто вам покой не по карману.… Прошло полгода, как они расстались. Да он и не расставался, в мыслях своих не мог допустить, что такое может произойти. Он уехал поступать в училище. Она, сдав сессию и закончив второй курс института, уехала к родителям в Пензу. Семён знал, что она ждала парня из армии, но он через некоторое время перестал ей писать. Марина не могла допустить, чтобы её так взяли и обманули. Подруги не раз говорили, что там, в армии, эти самцы обхаживают поварих, да медсестёр. Тут ждёшь их ждёшь, на дискотеки и прочие вечеринки не ходишь. Честь блюдёшь, а они, кобели сраные, увидят сучку и уже слюни потекли. А ещё говорили, что слишком «кручёные» вообще могли роман закрутить с жёнами офицеров или прапорщиков. Заступит в наряд такой офицер, а вечером, к примеру, продпаёк дают в части. Ну, он естественно вызывает бойца, даёт ему накладную, тот за него получает паёк и затем на себе его прёт в военный городок, так сказать своей ненаглядной. А ненаглядная, устав от службы мужа, постоянных его командировок, сборов, учений, измученная бытовыми условиями жизни, за окном видит два таких же барака, а кругом красота. Лес да сопки. А жизнь-то проходит.… А поговорить холодными зимними вечерами, с кем? Только с этим бойцом, который принёс паёк. Правда через полгодика он этот паёк уже не таскает, а нанимает «духа», ну молодого бойца, его ещё «мулом» называют или «нукером». Тот тяговая сила, а «дедок» бережёт свой передок. Одним словом довольны все. Откуда она это всё узнала? Так парни хуже баб, языком мелют, что попало. Придут такие орлы со службы или в отпуск приедут на побывку. Соберутся в компании с друзьями, да подругами и давай трендеть про свои подвиги. Герои осеменители. Трахатели-воздыхатели. Вот и Славка, её первый парень, был таким героем. Кобель-самец, стрелец-молодец. Он ей сразу не понравился. Действовал всегда быстро и решительно. Занимался в какой-то подпольной секции каратэ. Вечерами ходил с пацанами в районе рынков метелить чурок, отрабатывая практические навыки уличного боя. Марину увидел на вечере первокурсника и сразу подошёл и пригласил на медленный танец. В первый же вечер попытался затащить её в постель. Марина жила в студенческой общаге с подругой. Увидев, что в комнате никого нет, решил воспользоваться этим, но Марина дала отпор и хлёсткую пощечину. После чего Славка рассмеялся и сказал, что теперь она точно будет его. Ухаживал красиво. Руки больше не распускал и не приставал. Цветы, конфеты, одежду, косметику — всё выбирал сам и со вкусом. Не комплексовал зайти в отдел нижнего белья и выбрать для Марины красивый комплект. Он был старше её на год и учился заочно на другом курсе, но по манере говорить, размышлять и рассуждать, выглядел старше своих лет. Жил с матерью. Днём работал, вечером учился и тренировался. Отец бросил их, когда Славке исполнилось четыре года, оставив им трёхкомнатную квартиру. Мать работала в администрации города, имела неплохие связи и занимала определённый статус. Руководила мужиками похлеще генерала, употребляя крепкие обороты и выражения. Сын был для неё всем, и радостью и единственной маминой слабостью. Славка даже в «Артеке» был, хотя учился в школе на тройки. Для мамы не существовало ничего невозможного. Слава боготворил мать, уважал и прислушивался к её мнению, но и свою точку зрения всегда отстаивал. Мать догадывалась, что у Славы появилась очередная подружка, но по поведению и материнскому чутью, видела, что у парня всё очень серьёзно. Слава никогда не приводил домой подруг, сказав, что познакомит её только с будущей женой. Мать ждала и верила в выбор сына. Марина, окружённая такой заботой и вниманием, постепенно стала привыкать к Славке. Подруги завидовали и сплетничали за глаза. Марина чувствовала себя защищённой. Однажды в общагу проникла группа пьяных подростков, в поисках приключений и развлечений. Слава возвращался после тренировки и проходил мимо общаги. Услышав крики девчонок, он по пожарной лестнице забрался на третий этаж и оказался в коридоре лицом к лицу с пьяным подростком, которого вырубил одним ударом в челюсть. Парень затылком упал на угол стены и больше не подавал признаков жизни. Двое других были в комнате Марины. Подруга лежала без сознания на кровати, лицом вниз. Очевидно ей досталось первой. Один из нападавших, уже со спущенными штанами, задирал юбку и, повернувшись в сторону Славы, получил удар пяткой с разворота. Тело рухнуло рядом с кроватью. Третий выкручивал руки Марине, пытаясь разложить её на столе. Марина кричала и сопротивлялась. Схватив подростка за волосы, Слава несколько раз приложил парня об стол, после чего, развернув его спиной к себе, ударом ноги указал ему направление движения. Тот вылетел в коридор и больше не предпринимал попытки зайти в комнату. Дежурная по общаге уже вызвала наряд милиции, и парень как раз оказался в их объятиях. Забрали всех. На скорой увезли подругу и парня, который упал затылком на угол стены. У подруги сотрясение, тёмные круги под глазами, месяц в больнице пролежала на уколах. А парень в коме пролежал три дня и умер. Славке грозила статья, но мать смогла это дело замять, и Славку отправили на службу в армию. Так Марина познакомилась с Ниной Фёдоровной, мамой Славы. Перед отъездом Слава перевёз вещи Марины к себе домой и предоставил ей свою комнату. У них была одна ночь. Одна на двоих. Утром она сказала, что будет его ждать, на что он ответил:

Конец ознакомительного фрагмента.