На Алтае

Александр Черкасов

Серия очерков «На Алтае» была впервые опубликована в московском издании «Природа и охота» (1893). История заселения края, появление горнозаводской промышленности, быт и обычаи местного населения – это и многое другое упоминается в увлекательных повествованиях А. А. Черкасова (1834 – 1895). Он сумел соединить в себе таланты управленца, инженера, охотника и наблюдательного рассказчика.

Посвящается глубокоуважаемому Ф. Е. Засс

I

Введение. — Сравнение Западн. Сибири с Восточной. — Краткая топография Алтая. — Основание Барнаула. — Акинфий Демидов. — Начало и развитие горного дела. — Лес и фауна. — Мараловодство. — Торговля пантами.

Сегодня, 12 декабря, Спиридона солнцеворота, или — как говорят простолюдины еще проще и понятнее — «солнце на лето, зима на мороз». Все обыкновенно радуются такой перемене в нашей широкой отчизне и, как бы оживая под усиливающимися морозами, ждут великого праздника, а затем и широкой масленицы. Вот в силу-то этой перемены и радости, мне кажется, оживаю и я, потому что, как бы стряхнув с себя лень и какое-то глупейшее апатичное состояние, принимаюсь снова за перо и хочу поделиться с читателями воспоминаниями все о той же Сибири, но уже Западной, где привелось мне прожить почти 20 лет и наблюдать немало интересного как по части этнографии, топографии, так и фауны с охотничьей точки зрения.

В конце 1871 года по разным сложившимся обстоятельствам я неохотно простился с Восточной Сибирью и попал в Западную, где и довелось мне служить в Алтайском горном округе кабинета его величества.

Переселяясь на Алтай и думая о нем, с точки зрения охотника и любителя природы, я воображал, что Западная Сибирь так же богата и красива, как и ее родная сестрица — Восточная. Но — увы! — в них хоть и есть родственное сходство, но есть и большая разница: одна — как красивая брюнетка, а другая — как только миловидная блондинка. В одной огонь, энергия, капризы и страсти Востока, в другой мягкость, ровность, какая-то пухлость и точно малокровие. Даже в одежде заметна немалая разница: одна — как кокетка, одета в более яркие цвета с разными буфами, оборками и коками в роскошной шевелюре, другая — в более мягких одноцветных красках, с небольшими воланами, складками и хотя с взбитой челкой, но как бы с тонкими секущимися волосами и даже не прочь подстричься хоть под гребенку. Что же касается богатства, то одна неприхотлива и одевается большею частью в свои собственные произведения — прелестную мерлушку, белку, лисицу и нередко дорогого соболя, украшая себя местными драгоценными камнями и золотом; другая же таскает преимущественно завозные меха и рядится большею частью в покупные ожерелья.

Вот что заметил я в первые же годы своего пребывания на Алтае, сопоставляя, так сказать, наглядную разницу между Восточной и Западной Сибирью; а живя долее, я убедился, что мое первое впечатление более или менее верно. Может быть, многие скажут, что такой взгляд дело вкуса, прихотливости и, пожалуй, неведения всего того, что есть в обширном и столь разнообразном Алтае; пожалуй, согласен и с этим; но все-таки, проживя в нем почти 20 лет, я несколько присмотрелся, прислушался, сообразил многое перечитанное, изображенное фотографией и прихожу к тому убеждению, что только некоторые уголки действительно богатого по-своему Алтая несколько похожи на Даурские палес-тины и могут с ними посоперничать относительно природы и ее естественного богатства.

Конечно, я смотрю здесь на край не как ученый биолог, а как простой смертный, как охотник по страсти, пожалуй, как любитель природы, останавливаясь преимущественно на той местности, где мне довелось побывать на Алтае. Центром такого района будет Барнаул с его близкими и далекими окрестностями. Мои записки — не исторические исследования или ученый трактат, а просто записки наблюдателя и без цифровых данных. Это личные воспоминания кое о чем мною виденном, слышанном и наблюдаемом, с небольшими справками.

Алтай впервые появляется на картах в 1457 году, когда венецианский географ Фра-Мауро нанес на своем глобусе Джагатый, Ургендж и Алтай, а всю Сибирь представил в виде узкой полосы между Алтаем и Северным океаном.

Вся северная и с. — западная часть Алтая ничто более как плоская возвышенность с весьма небольшим местным рельефом, это громадная долина верхней части громадной реки Оби и ее притоков. Вся же восточная и ю. — восточная части имеют характер гористой местности и носят название тайги или черни.

Тут вытекают Бия и Катунь, которые составляют верховья Оби, и тут же, между хребтами гор, залегает громадное Телецкое озеро, которое несколько напоминает грандиозный Байкал, так широко поместившийся/и загородивший путь в Восточную Сибирь. Вся эта местность и есть настоящий Алтай-Алин, что значит — золотая гора. Здесь тот самый узел гор, который составляет водораздел и главный источник трех грандиозных рек Западной Сибири — Енисея, Оби и Иртыша. Тут берут свое начало pp. Томь, Бухтарма и множество других речек, которые, бойко выбиваясь из отрогов Алтая, несутся в системы вод Енисея и Оби и составляют то золотое Эльдорадо, куда стремятся многие золотопромышленники, закапывая свои последние гроши или приобретая нередко большие капиталы. Этот узел гор заполняет собой и почти всю южную половину Алтая, проявляясь в некоторых местностях и юго-западной его части, где уже являются все главные месторождения серебро-свинцовых и медных руд. Менее всего интересна и не богата своими естественными дарами западная часть Алтая, где местность переходит в степной оазис и составляет долины Иртыша; тут только вершины его притоков несколько гористы и лесисты, зато их долины очень хлебородны и могут назваться настоящей житницей края.

В западной части Алтая залегают почти все соляные озера, где самосадочная соль добывается миллионами пудов и развозится по всей Сибири. Это своего рода Эльдорадо, которым пользуются преимущественно мелкие спекулянты. Они берут эти солончаки с торгов у казны на аренду и нередко набивают свои карманы не хуже многих золотопромышленников.

Почти в центре Алтайского горного округа, на левом берегу Оби и при впадении в нее небольшой речки Барнаулки, на высоте 400 фут над уровнем моря лежит город Барнаул, который образовался в 1738 году на месте первого заселения горнорабочего люда сына тульского кузнеца Никиты Демидовича Демидова — Акин-фия Никитича, который и был основателем горного дела на Алтае. Он еще в 1723 году нашел первые медные руды около Колыванского озера и в 1725 году построил уже медный завод на р. Локтевке.

В 1744 году в Барнауле было уже получено первое серебро 2 п. 25 3 / 4 ф. Но в 1747 году при императрице Елизавете Петровне после смерти д. с. с. Ак. Ник. Демидова Барнаульский завод и основанный им же серебряный Колыванский завод еще в 1727 году были отобраны вместе с открытым Воскресенским рудником, перешли в казну под именем Колывано-Воскресенских заводов. С 1761 года заводы эти поступили в ведение Кабинета, а с 1771 года Барнаул считался уже горным городом и только в 1822 году переименован на общем положении в гор. окружный.

Барнаул, имея свой сереброплавильный завод, стал центром управления горного промысла всего Алтая. В настоящее время город имеет около 20 тысяч жителей и бесспорно занимает первое место между всеми уездными городами всей широкой Сибири как по своему значению с административной точки зрения, обширности заселения, так и в торговом отношении.

До реформы императора Александра II и освобождения крестьян Барнаул был настоящим горным городом и едва ли не имел 1 большего значения в крае, чем губернский город Томск. В нем с 1761 года сосредоточена была вся власть горного мира и управления приписных к заводам крестьян, которых в 1808 году было уже около 65 000, а к 1 января 1861 года перед освобождением их считалось всего 133 910 душ.

Всем этим единовластно заведовал горный начальник и был как бы владыкой целого края. Первым из них был в 1747–1750 годах известный в истории русского горного промысла Беер, который выплавил в два года уже 44 пуда серебра. Затем при начальнике Качке (1785–1798 гг.) получалось металла 756 пудов, а при Чул-кове (1799–1806) выплавка дошла уже до 1153 пудов — и это был maximum производительности Алтая. С 1823 по 1863 год были уже главные горные начальники и вместе с тем губернаторы Томской губернии.

Но заговорив об этом, я уклоняюсь от цели своих воспоминаний и потому перейду к другому, а о Барнауле скажу пока еще коротенько, что теперь он переживает кризис и вместо горного города делается хлебным рынком, застраивается повсюду хлебными амбарами и посредством пароходного сообщения с Тюменью ежегодно сплавляет едва ли менее трех или четырех миллионов пудов зерновой пшеницы.

Еще на так давно, каких-нибудь 50 или 60 лет, около Барнаула были громадные леса, но теперь почти все его окрестности имеют характер степи и только с южной его стороны примыкает тощий бор молодого сосняка да на правой стороне Оби кое-как сохранились остатки когда-то громадного бора. Не далее как в двух верстах к северу от города есть так называемый Крутой Лог, выходящий своим устьем к левому берегу Оби, в котором в помянутое время был такой лес, что в нем легко было заблудиться, и женщины боялись в него ходить за грибами и ягодами. Но ныне тут голая поверхность земли со старыми пнями, и вместо бывшей дичи — пасется городской скот. То же самое можно сказать и о долине речки Пивоварки, тут же протекающей только уже весной и в большое ненастье.

По сказаниям старожилов, в этих лесах водилось множество лесной дичи и было немало различных зверей сибирской фауны — волков, медведей, росомах, рысей, куниц и разных мелких хищников, но на их памяти не было диких коз, моралов (благородный олень) и сохатых; звери эти любят преимущественно гористую местность и на Алтае встречаются ныне только в тех округах, где являются лесистые горы, как, например, в восточной, юго-восточной и южной частях; а на главных хребтах и водоразделах живут даже каменные бараны, аргали, куницы, соболи и выдры; впрочем, эти последние изредка встречаются и на Барнаульском плоскогорье по лесным речкам.

Почти к северу от Барнаула в 125 верстах вниз по Оби лежит Сузунекий медноплавильный завод, со всех сторон окруженный когда-то могучим сосновым бором, который отчасти сохранился и до настоящих дней, несмотря на то, что завод пользуется им уже более ста лет, а частые лесные пожары сильно повлияли на его здоровье. К востоку же от Барнаула за Обью в 160–200 верстах находится так называемый Салаирский край. В нем состоит собственно Салаирский серебр. рудник; несколько далее (4 вер.) — Гавриловский серебр. завод и за ним в 8 верстах — Гурьевский чугунно-плавильный и железоделательный завод с механической фабрикой. Вся эта местность гориста и покрыта смешанным лесом, который и называют тут чернью.

Смотря с охотничьей точки зрения на всю эту местность, приходится сказать, что в окрестностях Сузунского завода, лежащего всего в 12 верстах от р. Оби, находится множество тетеревей, белых куропаток, зайцев, уток, дупелей, бекасов и других долгоносиков, а в лесу есть рябчики и глухари. Затем в пролеты бывают гуси, лебеди и масса журавлей, которые во множестве остаются на лето и сильно портят хлебные посевы.

Что касается зверей, то около Сузуна держится много волков, реже попадает лисица и еще реже медведь, рысь, росомаха; зато вдоволь живет мелких грызунов и хищников, как, например хорьков, горностаев, ласок, и водится немало барсуков, но белки не много, а диких коз, моралов (изюбров — по восточно-сибирски), лосей (сохатых) нет вовсе. Судя по этому перечню, все-таки дичи, и, как видите, дичи весьма разнообразной, достаточно для любого охотника.

Все то же в большем или меньшем количестве живет в Салаир-ском крае, в окрестностях Барнаула и Павловского завода, который лежит в 50 верстах от города по Сузунекой дороге.

Колебания в количестве и разнообразии помянутой дичи незначительны и приходится только сказать, что в Салаирской черни живет множество рябчиков, глухарей и пропасть медведей; а около Барнаула масса дупелей, тетеревей и зайцев.

Русаков же вообще на Алтае нет вовсе, тут один обыкновенный беляк. Но удивительнее всего то, что в таком обширном крае нет вальдшнепов; они встречаются здесь крайне редко и составляют для охотника лакомый кусочек, тогда как в окрестностях Томска, находящегося от Барнаула всего в 400 верстах, вальдшнепы бывают не только весной и осенью пролетом, но и плодятся.

В южной части Алтая многие крестьяне и зверопромышленники держат прирученных моралов при домах и заимках (хуторах) в особо устроенных моральниках и пользуются, как в Забайкалье, весенними рогами самцов, которые отправляют большими партиями на продажу в Кяхту. Но на Алтае эти рога не носят названия пантов, а зовут просто моральими рогами.

Интересно, что мораловодство как торговый промысел на Алтае получил свое начало только в 1860-х годах в деревне Фыкалке бывшей инородческой управы, а ныне Бухтарминской крестьянской волости. Первый опыт был сделан братьями Шараповыми. Отсюда мораловодство пошло дальше и в 1882 году было уже в деревне Шаболихе Алтайской волости и в Чечулихе Ануйс-кой волости; тут у крестьянина Фомина состояло уже до 40 мора-лов; а в Верхне-Бухтарминской волости в 1887 г. насчитывалось до 220 штук и в Нарымской у 20 домохозяев было уже 164 морала.

Моральи рога сбываются китайцам, и их везут с Южного Алтая в Кяхту на почтовых; а, как известно, расстояние такой доставки выражается почти в трех тысячах верст — значит, стоит овчинка выделки.

И по сведениям оказывается, что бийские купцы покупают моральи рога из первых рук по 5–7 и 9 р. за фунт, а продают китайцам уже по 20–30 и более рублей за ту же единицу веса, принятую при этой торговле. Если принять средний вес рогов в 20 фунтов, стоимость их будет весьма солидная; значит, есть из-за чего и потрудиться!..

Кажется странным, почему алтайцы не доставляют в Китай моральи рога чрез Бийск той горной дорогой, которая прошла по хребтам в Кобдо для меновой торговли, разрешенной еще в 1803 году, когда в Бухтарме учреждена была и таможня? На этот вопрос многие торговцы отвечали так: путь этот очень неудобен, хотя и короче: а кобдинцы рогов не берут потому ли, что не знают в них толку, оттого ли, что доставлять им рога в Пекин чрез всю Среднюю Азию невозможно.

Для моральников звери добываются обыкновенно маленькими различными способами, кто как может и как сумеет; а ныне перекупаются у мораловодов. Содержать их надо большой навык и знание — как, когда и что делать; иначе они нередко погибают или, соперничая между собою, увечат друг друга, что и бывает преимущественно осенью, когда моралы начнут гнаться (течка). Поэтому опытные содержатели моральников заранее отделяют самцов-производителей с матками от подростков, а тем более от равносильных по возрасту моралов. Для таких гаремов необходимо строить плотные высокие заборы, иначе самцы, видя своих соперников, постоянно беснуются, яруются и при малейшей возможности перескакивают на драку, которая никогда добром не кончается. Поединки моралов ужасны, и они редко остаются после страшной потасовки живыми. Это своего рода дуэль на жизнь или смерть.

Оплодотворенные самки перед отелением тоже отделяются и наблюдаются хозяевами, как и домашняя скотина.

Надо заметить, что моралы ежегодно меняют рога и, сбрасывая их в начале зимы, к весне получают уже новые; и вот эти молодые рога спиливаются хозяевами около половины июня, для чего самцов-рогачей загоняют в особо устроенные узкие стойла.

Содержатели моральников в случае надобности покупают друг у друга производителей, нередко за дорогую цену, или за условную плату подпускают своих маток для случки, или же приобретают молодых самцов или самок, смотря по надобности. Так, например, в выше поименованных деревнях самцы продаются между хозяевами моральников от 75 до 200 руб., а самки от 15 до 40 за штуку. Такая цена превосходит почти в 6 или 7 раз стоимость местной лошади.

Из шкур моралов делают превосходную замшу, которая и обрабатывается тут же, на заводе г. Алтайского, и ценится довольно дорого.

Словом, ведение мораловодства своего рода эксплуатация, совершенно сходная с коннозаводством; тут необходима своя особая специальность и знание дела, особенно при снимании мягких рогов и уменьи сохранить их от порчи, чтоб не проквасить заключающейся в мягких роговых шишках эссенции и не потерять цены. Равно надо уметь снять их вовремя и не передержать рогов на животном — взять их впрыску, иначе они подсохнут, отвердеют; а к июлю — уже негодны, потому что их мягкие части (что и ценится) исчезнут и появится окостенелость рога. В предупреждение порчи мягкие рога тотчас после их отнятия легко провариваются в соленой воде или в кирпичном чае.

Мораловоды продают свой дорогой товар и помимо бийских купцов — особым скупщикам и спекулянтам этой торговли, которые уже партиями отправляют его в виде целых рогов в Кяхту. Было бы кажется удобнее и дешевле отправлять одни мягкие роговые шишки, но китайцы их не берут, то ли потому, что по спиленным рогам они узнают рога из моральников, то ли отдельные мягкие части могут испортиться. Тут необходимо заметить, что рога с убитых диких моралов (изюбров), так называемые панты, всегда отделяются промышленниками по самый череп или даже с черепом животного, и они ценятся гораздо дороже.

Я уже говорил в своих записках («Записки охотника Восточной Сибири», 2-е изд., 1884 г.), что в Забайкалье весенние рога изюбра n(панты) продаются из первых рук, смотря по добротности и количеству отростков, нередко за 150 р. и более, а ныне, говорят, цена их доходит едва ли уже не до 300 руб. и более.

Для чего китайцы покупают так дорого панты — неизвестно, это пока их тайна, хотя и говорят, что из эссенции еще мягких роговых шишек приготовляются особые лекарства или жизненная эссенция и сильнейший конфертатив; но все это одни догадки, как и то, будто бы приготовлениями из пантов пользуются только одни мандарины и богатые люди. Удивительно, как до сих пор этот секрет не обнаружится хотя бы чрез посольства и почему наша медицина не обратит на это должного внимания?