Одиночка в толпе «часов пик», или Я иду убивать

Александр Черенов

Эта книга – психологический детектив. Герой устраняет зло классическим способом: посредством устранения его носителей. Объекты его работы – современные «хозяева жизни» и их обслуживающий персонал (продажные чиновники, «их» полиция и т.д.). Они – препятствие на пути человека к человеческой жизни, и поэтому герой прибегает к крайним методам «перевоспитания». Избавиться от тех, кто каждый день избавляется от тысяч других – может, это единственно верный способ установить на Земле «царствие Божие»?!

Глава шестая

Город полнится слухами, потенциальная клиентура — страхами. Эффект от всего лишь начала моей трудовой деятельности превосходит все ожидания и ожидания всех. Естественно, что каждый ожидал своего, но не каждый дождался. Это я — о клиентах: их ожидания — совсем другого рода. «Народ», определивший себя над народом, реагирует, как надо… мне: полными штанами «добра». В расчётах по их адресу я не ошибся.

Кажется, не ошибся я в расчётах и по адресу тех, кто — по моему адресу: наших доблестных сыскарей. Доблестных лишь тем, что в очередной раз демонстрируют полную непричастность к доблести. У товарищей — никаких шансов на медаль «За доблестный труд»: ни труда, ни доблести. Обычно её хватает лишь на героический отъём собственности и здоровья «подзащитных». И то — всегда по месту службы и при работе в численном большинстве. И — не как в хоккее, а как у военных: для успеха наступательной операции нужно создать трёхкратное превосходство в силах. Своей каждодневной практикой наши «стражи» доказывают, что «на войне как на войне» — это не только на войне. Пусть даже и воюют они исключительно с собственным народом.

«Ищут пожарные, ищет милиция…». По счастью, ищут не меня, а безымянного злодея без примет «о трёх головах» — а то и больше. Товарищи пошли туда, куда я их послал. И не так послал, как они «посылают» нас. Я обошёлся без посредства языка. Но это не помешало мне наставить их «на путь» — и неважно, что далеко не истинный. Как минимум, я обеспечил товарищам фронт работы, в основном — по линии сбора макулатуры.

Ну, и начальству рядовых «пинкертонов» я дал возможность проявить себя во всей красе: покрасоваться перед камерами в момент дачи указаний и заверений. Указания и заверения, хоть и предлагаются разным потребителям, ничем не отличаются друг от друга. Разве, что — глагольными формами. В первом случае используется глагол в повелительном наклонении: «принять» (меры), «установить», «обезвредить». Во втором — то же, но от первого лица во множественном числе: «примем», «установим», «обезвредим».

Пока указания и заверения «соответствуют» лишь на одну треть — по части «примем». ГУВД широко оповестило широкие же слои населения о том, что оно: а) приняло план; б) приняло меры; в) приняло обязательства. Этим «трёхголовым» принятием дело и ограничилось. Дальше оно идти не хотело, как ни подталкивало его начальство. Дело встало, потому что «зависло».

Я, конечно, не снимаю с себя вины за этот плачевный результат: не дал наводки, не «засветился». Но и «пинкертоны» хороши: очень плохи. Оперативно упершись в стену, оперативники тут же двинули «проторенной дорожкой»: вместо работы по делу занялись работой с делом. Уже через неделю от моего «второго пришествия» доблестное ГУВД смогло предъявить общественности первые результаты своей многотрудной деятельности: первый и очень пухлый том. Конечно, оно могло предъявить и другие результаты своей деятельности — и тоже пухлые: опухшие физиономии «разрабатываемых лиц», но не стало делать этого. И не из гуманности, а по техническим соображениям: опухшие физиономии не помещались в экран. Да и результат был только на лице, а не налицо: лица «лиц» претерпели без пользы для дела. Как для дела истины, так и для конкретного уголовного. Претерпели, как элементы очередной несостоятельной версии.

Но не зря ещё Михайло Ломоносов говаривал: «Сколько чего в одном месте убавится — столько в другом прибавится». Несостоятельность «правоохранителей» — наглядное доказательство моей состоятельности. Хотя бы — состоятельности принятых мною мер в обеспечение непринятия мер в отношении меня. Непринятия действенных мер — посредством принятия бездейственных — тех, что не для дела, а для «дела».

Но «почивать на лаврах» — последнее дело. Потому что — безделье. Потому что в моём понимании день — это рабочий день. А когда, верный установке «заботиться о своём», день так и делает: озадачивает и нагружает, то почивать — и вовсе безнравственно! Потому что «труба зовёт»! Пусть даже — та самая, которая — «труба»! Им — «труба»!

И я «не могу иначе». В очередной раз не могу. Нет, я, конечно, смог бы — да день не позволяет. Тот самый, который «заботится о своём». Потому что заботится он, хоть и о своём, но исключительно для меня. По части сочинения забот и возложения грузов. Я никому ничего не должен… кроме себя. Ну, и того дня, который «заботится». Поэтому: «дан приказ…». И, верный себе, я себе же и отвечаю: «Есть!»

«Озаботиться» дню — на мою голову и на свою задницу — помогают «все из списка». Несмотря на благотворное влияние страха и редких мыслей не о кармане, потенциальная клиентура вскоре начинает баюкать себя тем, что всё это — не про них. Мне эти лозунги хорошо известны. «Кто угодно — только не я!». «Этого не может быть, потому что не может быть никогда!» «Уж, меня-то — никаким боком! А, если и боком, то я — бочком, бочком!»

Но товарищи заблуждаются. Потому что баюкают себя, а не опровергают меня. Именно баюкают, а не доказывают. Не доказывают своей непричастности и неуязвимости. А я ведь уже иду. И не только по их следу, но и по их души! По их заблудшие души, которые мне надо вывести… нет, не к свету: на дорогу, ведущую прямиком в ад! Другого пути они не заслужили! Я не согласовывал этот вопрос с Князем мира сего, но думаю, что он одобрит мою линию: и линию поведения, и ту, которую я провёл для клиентов — и среди них. По совокупности заслуг моя клиентура — Его клиентура. Я не хочу сказать, что подрядился, но думаю, что и Господь на меня — не в претензии. Ведь я избавляю Его как от забот, так и от балласта.

Увы: клиенты не только баюкают себя, но и возвращаются на стези неправедные: на пешеходные дорожки и к неправедному бытию. Они вновь начинают водружать себе на голову венец «хозяев жизни». А под «венец» — и хомут на шею. Но — уже нам. Это — не просто рецидив. Это — вызов. Вызов всем нам. Но, главное: это — вызов лично мне! «Всё возвращается на круги своя»? Ну, что ж, если это — так, то и я «иду по кругу»! А заодно — вразнос и по их души! Не хотите по-плохому — по-хорошему будет ещё хуже! Может, хоть на этот раз установка «повторение — мать учения» докажет себя на практике!

К сожалению — а, может, и наоборот — в планы работ приходится вносить коррективы. У меня не всегда есть возможность отработать клиента сразу же на месте его становления клиентом. То есть, как только я обнаружу факт нарушения ПДД. Причин — множество: сверхлимитное оживление на улице, непропорциональный объём работ, неравные силы, избыток света и так далее. Я ведь — не волшебник: «я только учусь». И это только в сказке что-то, там, помогает творить настоящие чудеса. В жизни я — солист.

По вопросу сотворения чудес. А, поскольку у меня нет волшебной палочки, с которой и дурак сдаст экзамен на волшебника, мне приходится учитывать каждый составной элемент «чуда». Прежде всего — реалии. В таком контексте: «способен ли я? Сумею ли?»

Именно поэтому очень часто не сразу «выхожу один я на дорогу». Бывают случаи, когда «выходить» — что искать приключения. И не те, без которых — никак: на свою задницу. Поэтому, обнаружив нарушителя, я уже не хватаюсь за орудие производства. Вместо этого я «переключаюсь на бухгалтерию»: запоминаю номера авто. Ну, и — по возможности — реквизиты водителя и количество звёзд на погонах. Это — не просто запоминание. Это — зачисление в кондуит. Больше того: производство «товарища» в клиенты, только отложенное исполнением.

Ну, а потом начинается рутина. Это мне знакомо — и не по книжкам и фильмам. Я ведь когда-то не просто «выпал из обоймы»: из этой самой. Поэтому мне известные все дорожки, «ведущие в Рим»: бывшие коллеги, газеты, Интернет, телевидение, а больше — собственные ноги и глаза.

В нашем деле леность обходится дороже всего. Потому что — себе дороже. И поэтому я не ленюсь. Но и не «свечусь» без необходимости. Да и при необходимости не «свечусь»: «мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь».

«Никто не забыт — и ничто не забыто». И я доказываю справедливость этого постулата каждый день. И не только доказываю, то есть, нахожусь в процессе — но и доказываю (как результат)! В итоге, ещё никто не забыт за то, что не должно быть забыто. Мне остаётся лишь следовать установке: «вспомним всех поимённо». Уже — в контексте: «вспомним так, чтобы уже не забыли!». И я вспоминаю «товарищей»…

В нашем деле главное — информация. Это уже потом — расчёты, планы, рекогносцировка, привязка к месту. Без информации нет ни того, ни другого, ни третьего. Поэтому, моя первейшая задача: не ошибиться. Нет, не в выборе цели: с этим, как раз, проблем нет. Все мои избранники — избранники по праву и по обязанности. По праву — ибо они заработали это право. По обязанности — потому что я обязан уважить его (право). Наглядное воплощение другой установки: без прав нет обязанностей, как нет обязанностей без прав. Мы с «товарищами» должны соответствовать условиям задачи — и я делаю для этого всё, что только зависит от меня. И не только за себя, но и «за того парня»: визави с большой охотой… не торопятся соответствовать.

Поэтому к сбору информации я отношусь со всем нашим уважением: никакого пренебрежения, никакого верхоглядства, никаких «допусков плюс-минус». В итоге, мой клиент — это действительно мой клиент. Я знаю о нём всё. Всё, что мне надо для его оптимизации: время приезда, время отъезда, контакты, режим, сопровождающие, характер сопровождения, технические препятствия. И, поскольку мне известны все препятствия, «нам нет преград ни в море, ни на суше».

Но и отсутствие препятствий не мешает возникновению проблем. Главная — не «как?», а «где?». Потому что именно ответ на вопрос «где?» либо усложняет, либо упрощает ответ на вопрос «как?». Я ведь не могу устроить «коллективный налёт одиночку». И «шахидом» я работать тоже не могу: надо поберечь себя для других товарищей, которые, в таком случае, окажутся незаслуженно обойдёнными заслуженным вниманием. Соображать же надо!

Поэтому в каждом отдельном случае я работаю индивидуально. Приходится учитывать все «входящие», «исходящие» и даже «привходящие»: наличие «во дворе злой собаки», наличие аппаратуры слежения, наличие маленьких буржуинов в доме. Они, хоть и буржуины, а маленькие. Природная интеллигентность не позволит мне отработать папеньку-негодяя на глазах сынка, пусть уже и безнадёжно испорченного, но всё же маленького! Значит, надо соответствовать «вновь открывшимся обстоятельствам»!

И я соответствую. Так, если в доме есть собака или сынок, я стараюсь оптимизировать домовладельца за пределами его владения. Я, конечно, стараюсь работать точечно и даже индивидуально — но «невозможно жить в обществе — и быть свободным от него», как сказал основоположник марксизма. Иногда это общество бестактно навязывает мне «своё общество». И я не могу попросить товарищей оставить нас наедине: ведь не оставлять наедине — это их единственная обязанность. За это им деньги платят: они — «преторианская гвардия» каждого «хозяина жизни».

Как материалист и сторонник закона единства и борьбы противоположностей, я не скажу, что это лишь усложняет задачу: и упрощает — тоже. Оптимизация верного пса хозяина для меня — дело немыслимое. А, вот, оптимизация «верных псов» его — святое! Для человека духа нет большего удовольствия, чем расчищать дорогу к прогрессу, зачищая её вместе со всеми препятствиями, как стоящими, так и лежащими на пути! Эти люди стоят у меня на пути. На пути к благородной цели: неблагородному подонку. И, разве — не благородное дело: устранить это препятствие?! По-моему, даже вопрос — излишен. Потому что эта конструкция возможна только в утвердительном варианте — и без всяких «не»!

Скажу сразу: «ох, нелёгкая это работа»! Убеждён: «из болота тащить бегемота» — много легче, чем воздавать в условиях, максимально приближенных к боевым. В условиях, когда все стратегические преимущества — на стороне клиента. Все, кроме одного: моей решимости довести это благородное дело до конца. До конца моего клиента.

«Через тернии» — не только к звёздам, но и к трупам. А создавать тернии эта публика умеет и любит. «Хозяева жизни» настолько «уверены» в своей безопасности, что даже в туалет ходят строем. В каре из телохранителей. И хоть «нам нет преград», и хоть «нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики» — а это усложняет задачу и отдаляет миг торжества справедливости.

Конечно, можно не ломать голову себе — а сломать её другим. Тем же телохранителям. Если они позволят. Увы, но приходится считаться не только со своим желанием, но и с нежеланием клиентов. Особенно, если это желание подкреплено хоть толикой профессионализма. В таких случаях я поневоле обязан учитывать железобетонный довод «всех не перестреляешь!». Да и мы, интеллектуалы, с пулемётом не работаем: «это — не наш метод»!» Как говорится, «где — человек человеку?». Какие же мы после этого интеллигенты?! Наш метод — точечный удар, и только — по заслуженным головам. Точнее: по заслужившим. Значит, для работы у меня остаются лишь места… общественного пользования. И места — лишь в тех местах, в которых место — лишь «хозяевам жизни»!

Согласен: неэстетично. Я бы и сам предпочёл будуар писсуару. Но лишь там возможно реализовать установку «Только раз бывает в жизни встреча, только раз струною рвётся нить…». Других возможностей «хозяева жизни» мне не оставляют.

Приходится в очередной раз соответствовать, чтобы проникнуть в святая святых бизнеса: закрытые клубы и рестораны. На то, чтобы проникнуть через парадный вход, у меня не хватит ресурсов. Я ведь приватизирую не имущество, а души. В костюмах «с оптовки» меня и до крыльца не допустят. Ну, разве — для того, чтобы спустить с крыльца.

А, вот, на обслуживающий персонал я вполне тяну. Нет, не на обслугу в зале: нет должной гибкости стана и лицевых мышц. Ну, вот, не могу я прогибаться и лыбиться. И надо бы — а не могу. Поэтому вершина обслуги для меня — её низина. Я говорю о сантехниках и уборщиках. До уборщика я ещё не упал — а, вот, до сантехника уже поднялся! Могу соответствовать — и не только оснащением! К техническим причиндалам я могу приложить определённые навыки. Я ведь не «хозяин жизни»: я — всего лишь хозяин квартиры. А, значит — обязан уметь починить кран, подтянуть гайки, заменить трубы. Так, что, если меня окунуть в… нет: всего лишь в машинное масло, я вполне ещё очень даже… сантехник! Или — слесарь-ассенизатор. Главное — чтобы от меня за версту пахло специальностью.

Вот и сегодня я — сантехник. Излишне говорить, что засор я сам же и устроил: пришлось навестить ближайший коллектор. Я ведь не могу засорить его «с парадного входа»: из закрытого помещения «закрытого» клуба. Туда допускается лишь «высочайшее» дерьмо «высочайших» лиц. Поэтому и на дело я иду не с парадного крыльца, а с заднего хода. Мой «сантехнический вид» в условиях надвигающейся угрозы фекализации заведения вызывает не только доверие, но и всеобщий энтузиазм. О каком, тут, истребовании паспорта может идти речь: все мои реквизиты — на физиономии, перемазанной и благоухающей отнюдь не французским одеколоном!

Во мне трудно опознать конкретную личность — зато не составляет труда опознать хрестоматийного сантехника. Поэтому я без труда получаю допуск во все «протекающие» и «грозящие протечь» помещения. Я почти квалифицированно имитирую кипучую деятельность на подступах к туалету, а дальше уже — «дело техники». И на этот раз: не сантехники.

Я не сомневаюсь, что по заведённой привычке, давно уже ставшей традицией, мой клиент первым делом навестит «заведение для мужчин». Пить сегодня предстоит много — а, значит, надо «освободить местечко». Охрана сопровождает «подзащитного» до самых дверей. И не до дверей туалета: до двери кабинки. Я заранее успеваю «предъявить паспорт» «в лице» благоухающей канализацией спецовки, а также слесарного набора из чемоданчика и проволочного «ерша». Поэтому моё присутствие, оживляемое длинными заковыристыми пожеланиями «засранцам, уделавшим туалет», не вызывает никаких вопросов. Тем более что разводным ключом я стучу по трубам не хуже профессионала. Проверяя соседние кабинки, товарищи убеждаются в том, что это — всего лишь я, и милостиво разрешают мне продолжить «копаться в дерьме».

«Подзащитный» — он же клиент — осваивается на стульчаке в кабинке по соседству. Он, конечно, предпочитает дистанцироваться от пролетария — да некуда: все остальные места «исключены из списка». Лично мной: это я «вывел их из обращения», «удобрив» и «освежив». Они не готовы к работе с клиентами — зато готовы к работе с клиентом. Точнее, обеспечивают мне возможность такой работы. В таком деле, как наше, полагаться на случай — что головой на плаху! Во всяком случае, я полагаюсь лишь на такой случай, который сам же и подготовил, сам же сдал и принял в эксплуатацию. Мой клиент должен был зайти именно в заготовленное для него место — и он зашёл туда. Мы с ним должны были стать добрыми соседями — пусть и ненадолго. И мы стали ими.

Небольшая справка. На тему «мальчики кровавые в глазах». Так, вот: никаких «мальчиков»! За перегородкой кряхтит и тужится заслуженный деятель всяких дел и делишек, народный борец с народом, заслуженный мастер грехов всякой масти и почётный донор «в обратную сторону». Кровопивец, одним словом. На него уже покушались — но исключительно с негодными средствами в виде жалоб и доносов. Несмотря на всю их убедительность, проверяющих они не убедили. Потому что «а судьи кто?!». Глупый народ: «караси предали щуку суду щук»! Да, и потом: такого мортирой не прошибёшь — не то, что бумажками. Ну, разве что — моим ножичком.

Поэтому насчёт спокойствия я могу не беспокоиться: за меня уже побеспокоился клиент. И, как только он кряхтит, я «открываю окошко». Маленькое, такое, кругленькое. Как «глазок». Открываю я его с лёгким скрипом, услышать который может только клиент. Мне нужна площадь «обстрела». Когда удивлённо-настороженный глаз клиента совмещается с дыркой и «выходит на линию огня», я «спускаю затвор». «Товарищ» хрюкает — и «крякает». Из-за двери это наверняка воспринимается как очередная потуга.

Убеждаюсь в надлежащем положении клиента, матерюсь напоследок — «по-нашему, по-слесарному» — и выхожу из кабинки.

— Тут ещё — на день работы! — решительно «нападаю» я на телохранителей, попутно домогаясь сочувствия и понимания. Ибо сказано: «важно уметь войти в разговор — но куда важнее уметь из него выйти!». Я выхожу — и не только из разговора, но и победителем. Потому что ещё в детстве усвоил другую полезную истину: «одолеть наглеца можно лишь одним способом: ещё большей наглостью». Я беру их нахрапом — вместе с их инициативой. Попутно я домогаюсь того, чего вымогал: подобия сочувствия. Растерявшись, «слуги хозяина» понимающе кивают мне бритыми головами. Их высокомерие беззащитно против моей наглости.

По рабоче-крестьянски сплёвываю на пол, обдаю надушенных «холопов» ароматом канализации — и был таков. Таков, каков и был: «никаков». Инкогнито в камуфляже. Даже самый бдительный страж может теперь «сконструировать» лишь среднестатистический «фоторобот» среднестатистического сантехника: «без лица», чумазый, с «беломориной» в зубах, в промасленном берете и таких же усах. Особые приметы: невыносимая канализационная вонь. Других примет нет».

Я спокойно направляюсь в подсобку, зная, что холопы не потревожат хозяина. А не то хозяин потревожит чубы холопов: так полагается не только в литературе, но и в жизни. Из подсобки — выход во двор, за которым начинается лес домов. Быстренько скидываю камуфляж, под которым у меня — «адидасовский» костюм, стягиваю «кирзачи», замещаю их кроссовками, «сбрасываю» усы, стираю грим — и на воздух!

Конец ознакомительного фрагмента.