Заговор против заговора: ГКЧП-3. Книга вторая

Александр Черенов

Политический детектив в жанре исторической альтернативы. Опираясь на факты, автор рискнул взглянуть на события августа 1991 года под другим углом зрения. Причина: в истории с ГКЧП обнаруживаются явные следы нескольких заговоров. И каждый из них преследовал свои цели – как и каждый из заговорщиков.В романе в невыдуманной реальности действуют исторические лица и учреждения. Единственная «не охваченная» историками структура – «Организация», нечто среднее между «разведкой партии» и масонской ложей…

© Александр Черенов, 2020

ISBN 978-5-0051-6671-5 (т. 2)

ISBN 978-5-0051-6622-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава восемнадцатая

— Роберт, как, там, у нас… в России?

Президент Соединённых Штатов нервно прикусил ноготь и пробежался по условным просторам Овального кабинета.

Старательно обходя двусмысленность фразы «у нас, в России», помощник президента и заместитель советника по национальной безопасности Роберт Гейтс уверенно двинул головой.

— Не извольте сомневаться, мистер президент. Все вопросы, связанные с Москвой, находятся под нашим полным контролем.

— Ельцин?

— Знает, что мы делаем на него ставку, и поэтому ведёт себя вполне адекватно.

— Горбачёв?

Гейтс усмехнулся.

— Думает, что может перехитрить самого дьявола. Но в целом и он не выходит за пределы отведённой ему роли.

— А этот…

Буш нетерпеливо защёлкал пальцами.

— ГКЧП?

— Да: ГКЧП. От него не может быть неожиданностей?

Даже не задумавшись, Гейтс отрицательно покачал головой.

— Исключено, сэр. Кандидатуры членов ГКЧП Горбачёв — через Яковлева — согласовывал с нами. Сами понимаете, что ни одной серьёзной кандидатуры мы туда пропустить не могли. Всё, что там находится — пустышки, не стоящие Вашего внимания, сэр.

Обычно не слишком глубокомысленный и не вдающийся в детали, на этот раз президент с сомнением покачал головой.

–???? — честно удивился Гейтс.

— Слишком хорошо всё складывается, Роберт. Слишком хорошо для того, чтобы быть правдой…

— Сэр, но я уверяю Вас…

— Роберт, Америка всегда славилась не только решительностью, но и мозгами!

Буш выразительно окаменел лицом.

— Вы можете дать мне гарантию того, что события находятся под полным нашим контролем? Я подчёркиваю, Роберт: под полным?

Гейтс растерялся: он никак не ожидал от этого «техасского пастушка», обычно поверхностного и неглубокого даже в бытовых суждениях, такой «большевистской принципиальности».

— Сэр… мистер президент… я… мы досконально изучили расклад сил на политической карте России. Не ошибусь, если скажу: сегодня в России — две реальные силы: консерваторы и либералы. Консерваторы разобщены и не организованы, действуют, каждый сам по себе — а потому не представляют для нас никакой угрозы.

— А куда Вы относите ГКЧП?

Гейтс не задумался и на этот раз: талантом аналитика Господь его не обделил.

— «Путч» — так мы рекомендовали Ельцину и Горбачёву определить предстоящие события — это восстание фаворитов Горбачёва, наделённых условно большой властью, но оттеснённых от реальной политики. Это — восстание преданных людей, понявших, что хозяин завёл их в политический тупик.

— Вы хотите сказать, что это — не путч коммунистов?

Отчётливо слышное неудовольствие в голосе президента не смутило помощника и не поколебало его уверенности.

— Нет, сэр: это — не «путч коммунистов». Так называемая «трезвомыслящая часть» КПСС уже давно отошла от Горбачёва. Так, что предстоящие события — это… Если проводить градацию на европейский манер, сэр, в соответствии с политическими критериями, например, Бонна или Парижа, то это — восстание левых социалистов против правых социалистов и антикоммунистов. Так, что никакой это не путч коммунистов, сэр. Просто социалисты из ближайшего окружения Горбачёва поняли, наконец, что хозяин привёл их в антикоммунизм. Как тот Иван Сусанин.

— А это ещё — кто?

— Русский национальный герой, сэр. В начале семнадцатого века, зимой, вызвался показать дорогу польским интервентам — и завёл их в дикий лес, где все они и погибли.

Гейтс усмехнулся.

— Конечно, Горбачёв — «Иван Сусанин» весьма условный, сэр. Ведь тот крестьянин совершил подвиг — а Горбачёв обещал вывести страну на новый путь, а вместо этого подвёл её к краю гибели.

— То есть, сделал для нас доброе дело, — покривил щекой Буш.

— Не буду спорить, сэр, — так и делал Гейтс.

Буш уже вернулся к образу президента — и старательно наморщил лоб.

— Значит, это — не захват власти?

— Нет, сэр. Люди из ГКЧП не нуждаются в захвате власти: они и есть власть. Поэтому вся их деятельность — это плохо организованная… будем надеяться… попытка группы руководителей спасти гибнущий Союз. Это — попытка людей, которые верят в то, что их поддержит президент, что он отложит подписание проекта Союзного договора.

— Он так важен? — непритворно удивился Буш.

— Он означает юридическое оформление конца СССР, сэр, — почтительно склонил голову Гейтс.

На этот раз Буш отмолчался, и не меньше трёх минут, что было удивительно для этого импульсивного человека, молча бродил по просторам Овального кабинета. Рафинированный интеллигент Гейтс с удивлением наблюдал за тем, как лицо президента одолевали сомнения и «прочие» мысли. Наконец, в метре от помощника Буш решительно отвернул в сторону.

— На какой день назначено выступление ГКЧП, Роберт?

— На семнадцатое-восемнадцатое, сэр.

— Значит, вмешательство третьей стороны Вы полностью исключаете?

У Гейтса отвисла челюсть: такого «апперкота» от президента он не ожидал. По причине «нокдауна» не меньше минуты у него ушло на восстановление рабочих кондиций. И только «на заре» второй минуты он смог почти смущённо откашляться.

— Я не вполне уверен, сэр, что понимаю Вас…

— А чего тут понимать! — не отказал себе в удовольствии «побыть ковбоем» Буш. — Вы нарисовали схему, в которой задействованы только две силы. Я их вижу — и потому не боюсь их. Но у меня — такое чувство, что не только эти силы, но и мы с Вами, Роберт, находимся под колпаком у более могущественного господина… или товарища, если угодно…

Гейтс судорожно дёрнул кадыком — и постараться рассмеяться как можно беззаботней. Правда, беззаботность вышла слишком… беззаботной для того, чтобы поверить в её достоверность.

— Сэр, если Вы говорите о Господе Боге или Сатане, то я не стану возражать: все мы — под колпаком у одного из них.

Буш недовольно поморщился: шутка явно не пришлась ему по нраву.

— Роберт, я — серьёзно!.. У Вас нет такого ощущения? Вы досконально изучили расклад сил в России?

Настырность босса поколебала уверенность помощника: Гейтс почти растерялся.

— Сэр, мы скрупулёзно… мы изучили всех потенциальных комбатантов…

— Кого?!

— Виноват, сэр: всех вероятных участников событий… Ну, всех, кто может хоть как-то поучаствовать…

— А-а-а!.. И?

Гейтс отрицательно — но на этот раз далеко не так уверенно — помотал головой.

— Не нашли — или нет? — неожиданно тонко усмехнулся «пастушок» Буш.

Сквозь редеющие волосы на макушке Гейтса блеснули капельки пота. Очередной «удар под дых» вышел настолько «убойным», что и с ответом помощник задержался «сверх норматива». «И того, и другого» «в сумме набралось» столько, что Буш не смог не выразить удивления. Пусть одними лишь бровями — но не смог.

— Виноват, мистер президент! — встрепенулся Гейтс, и тут же «опустил очи долу». — Я не могу сказать «нет», сэр…

— Спасибо за честность, Роберт… Возможно, я не ошибся в Вас — и Вы в скором времени станете Директором ЦРУ. Ну, а если я ошибся — тогда…

Глядя на президента, Гейтс вздрогнул: ничто не выдавало сейчас в «стратегически задумавшемся» Буше техасского ковбоя…

… — Владимир Александрович? Ну, наконец-то!

Бакланов с видимым облегчением смахнул пот со лба.

— А мы тебя уже потеряли!.. Конечно, «обзвонились»!.. Докладываю: всё — как и ожидалось… Разумеется: ни «да», ни «нет»… Откуда звоню? Из машины — откуда ещё?.. Да, едем в Бельбек… Настроение?.. Ты ещё спрашиваешь?! Не знаю, как другие — а я буквально раздавлен! Какая он, всё-таки, сволочь! На кого молились?! Поневоле вспомнишь Шекспира: «И этот бог — какой ничтожный идол!»… Да, Владимир Александрович: именно поэтому я и звоню. Озадачивай своих! Подключай Язова — и начинаем работать по плану!.. Да, и вот, ещё: если ты поручишь мне лично арестовать Горбачёва — я сделаю это с огромным удовольствием!.. Ну, бывай!

Бакланов оглянулся на притихших компаньонов, и усмехнулся.

— Чего затихли, «орлы»? Или вы думали: он плюнет нам в лицо, мы утрёмся — и тем всё кончится? Нет, ребята: пора вылезать из окопов! Хватит уже нам быть «героями незримого фронта»!..

…Положив одну трубку, Крючков немедленно взялся за другую.

— Жижин? Егоров далеко от тебя?.. Нет?.. Тогда ноги в руки — и ко мне!

Через пять минут оба доверенных лица не слишком усердно тянулись во фрунт в кабинете Председателя КГБ. Но даже такое усердие Крючков пресёк на корню.

— Нечего тут демонстрировать устав! Садитесь!

Когда оба сели «в голове» длиннющего стола для заседаний, Владимир Александрович «возглавил процесс».

— Итак, мужики, наконец — как в той песне: «Дан приказ: тебе — на запад, ей — в другую сторону…»…

Жижин и Егоров взволнованно переглянулись.

— Да-да, — утвердительно смежил веки Крючков. — Операция «Заря» началась… Ну, то есть, решение о её начале принято. Ваша задача: в максимально сжатые сроки откорректировать все наработки по введению ЧП с учётом последних телодвижений сторон. Подключите Грачёва.

Во-первых, пусть он даст нам окончательную раскладку по силам и времени. А, во-вторых, мне важно знать его мнение о возможной реакции населения на объявление ЧП и ввод армии… Сроку вам…

Крючков наморщил лоб. Умные глаза его выглянули поверх золотой оправы.

— Часа хватит?

Егоров первым успел изумлённо отвесить челюсть — но Жижин ненамного отстал от него.

— Хорошо: два!

Императивный тон Председателя КГБ исключал возможность дискуссии — и «приглашённые товарищи» дружно, как ракета «с холодного старта», подросли над столом.

— Да-да: можете идти, — «без восклицательного знака» болезненно наморщил лоб Крючков, весь уже в мыслях и заботах о плановых делах, как всегда — на манер зимы в декабре — нагрянувших «внезапно». Но едва только исполнители растворились за дверью, рука Председателя КГБ «отклеилась» от подбородка — и медленно, словно нехотя, зависла над одним из телефонов прямой правительственной связи. Зависала она недолго: две-три секунды — и она уже снимала трубку аппарата белого цвета.

— Это — я… Нет, это — не телефонный разговор.

Услышав ответ «с того конца», Владимир Александрович медленно опустил трубку на рычаги — и задумался…

…Генерал армии Варенников положил на стол перед министром обороны тоненькую папку с выглядывающим из неё уголком бумаги.

— Здесь — то, о чём Вы просили, Дмитрий Тимофеевич: мой анализ ситуации.

Маршал Язов — в одной рубашке без галстука — болезненно поморщился, и прикрыл рукой воспалённые глаза.

— Всю ночь не спал: работал с документами, — словно извинился он за свой неуставной вид. — Да ты садись, Валентин Иванович: в ногах правды нет…

— Её нигде нет.

Не меняясь в лице, Варенников, обычно лёгкий и мобильный, тяжело опустился в кресло. Это было настолько показательно и необычно, что не могло ускользнуть даже от некондиционного взгляда Язова. Он вздохнул — и с пониманием скосил глаз на папку.

— Значит, ничем не обрадуешь?

— Обрадовал бы — да нечем, — так и не «размочил» лица Варенников.

— «Откуда дровишки?» — предпринял ещё одну неубедительную попытку Язов. Неубедительную хотя бы оттого, что уже одним тембром голоса, дрожащего и неуверенного, он и сам не сомневался в результате. И Варенников «не подвёл начальство».

— Лучше бы мне оказаться штабным лизоблюдом, Дмитрий Тимофеевич… Или неисправимым оптимистом типа страуса, зарывающего голову в песок… Увы, «дровишки» — не из «забытых газет времён Очакова и покоренья Крыма». Это — не плод «научных фантазий кабинетного червя». Мы с Агеевым…

— Из КГБ? — вздрогнул маршал.

— Так точно, Дмитрий Тимофеевич: с первым заместителем Председателя КГБ генерал-полковником Агеевым, Гением Евгеньевичем… Так, вот: мы с ним проверили каждый факт, каждую, хоть сколько-нибудь, достоверную информацию. Результат — неутешителен: выступление совершенно не подготовлено, и при этом каждый шаг ГКЧП тут же становится известен Ельцину и «демократам».

— С этого места — поподробнее, пожалуйста, — нахмурился Язов.

— Слушаюсь, товарищ министр.

— Оставь ты это! — в сердцах махнул рукой маршал. — Обидеть меня хочешь, что ли? Я с тобой — не как министр с подчинённым, а как один фронтовик — с другим фронтовиком.

— Тогда не обижайтесь на правду. Итак, первое, что бросается в глаза — отсутствие плана. ГКЧП принято решение об использование Вооружённых сил, но плана операции нет. Мы с Вами, Дмитрий Тимофеевич — люди военные, и понимаем, что план — это не общеполитическое решение, не декрет, а детально проработанная операция. Этого нет и, насколько я понимаю, не будет. Люди в ГКЧП, похоже, думают, что всё сделается само собой. Но так не бывает.

Варенников усмехнулся — впервые за встречу.

— Вы не поверите, Дмитрий Тимофеевич — но я присутствовал при докладе Золотова сначала командующему округом Калинину, затем — начальнику Генерального штаба Моисееву.

— Золотов… Золотов… — вопросительно наморщил лоб министр.

— Начальник штаба Московского округа, генерал-лейтенант… Комедия, Дмитрий Тимофеевич! Вернее, «всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно». Золотов доложил обоим начальникам о том, что получил приказ о вводе бронетехники в Москву, и…

— Приказ?! — встрепенулся Язов. — Какой приказ?! Кто отдал приказ?!

Варенников спокойно пожал плечами.

— Со слов Золотова, приказ ему передал Калинин, а тому — из Генштаба со ссылкой на решение ГКЧП… и Ваше распоряжение, Дмитрий Тимофеевич.

Язов «в очередь» покраснел и побледнел. В обоих случаях склеротические изменения на коже лица стали ещё более «наглядными».

— Я не отдавал ни такого приказа, ни такого распоряжения… Тут надо ещё разобраться… Тут…

Варенников не стал удивляться — тем более, вслух — тому, как внезапно смутился и замельтешил министр обороны. Валентин Иванович прожил долгую жизнь, и уже потому имел основания ничему не удивляться, хотя и не всегда у него это получалось. Но сейчас он не стал вдаваться в детали — хотя «детали» просматривалось вполне отчётливо.

— Разрешите продолжить, Дмитрий Тимофеевич?

— Да, конечно!

Язов словно обрадовался «спасительному кругу», который бросил ему своим предложением Варенников. Это укрепляло подозрения — но Валентин Иванович и виду не подал.

— Был приказ, Дмитрий Тимофеевич, не было приказа — а Золотов и Калинин готовятся к вводу. Но как готовятся?! Золотов — мне кажется, хороший мужик — позвонил в Генштаб и спросил: «С кем будем воевать?». Оттуда его переслали почему-то… к Грачёву, командующему ВДВ.

Явно не принимая очевидную нелепость ситуации, и, тем не менее, вынужденный констатировать факт, Варенников покачал головой.

— Какое отношение этот недалёкий десантник имеет к танкам?! И как он мог ответить Золотову: «С кем прикажут — с тем и будете!»?!

— Так прямо и сказал? — осторожно, с одним вопросительным знаком, изумился маршал.

— Так и сказал… Дмитрий Тимофеевич, у Вас есть оперативная карта Москвы?

От непритворного изумления Язов настежь распахнул глаза.

— Оперативная?!

— Вот и в округе — нет! — отвердел скулами Варенников. — Как же можно при таких обстоятельствах вводить танки в многомиллионный город?!

Язов метнулся глазами, и судорожно дёрнул кадыком — как передёрнул затвор.

— И что — Золотов?

— Сказал, что они с Калининым достали все, какие можно было, справочники Москвы, и стали думать, где и как разместить технику…

Варенников ещё более посерел лицом, замолчал — но ненадолго: министр явно не спешил «с ответной речью».

— В сопровождении Золотова я побывал в тех частях, которые наметил к работе ГКЧП…

— В качестве кого побывал? — с тревогой в глазах моментально вскинулся Язов. — От ГКЧП?

— От себя, — даже не усмехнулся Варенников. — Как Главнокомандующий сухопутными войсками, которому подчиняются все части округа, а не только будущие «комбатанты».

— И?

— Удручающее зрелище.

Варенников почти обречённо махнул рукой.

— Во-первых, ни о какой моральной готовности войск к целевой работе и речи нет. Даже от командиров рот и батальонов отделываются намёками и полунамёками. В дивизиях очень сильно разлагающее влияние «демократов».

— А боеспособность? — дрогнул голосом Язов. Одна эта дрожь уже говорила за ненужность вопроса — но Варенников ответил.

— Ниже нуля, Дмитрий Тимофеевич. В лучшем случае, они не станут стрелять вам в спину…

— А дивизия имени Дзержинского?

Варенников скептически дёрнул щекой.

— Во-первых — не наша епархия: МВД. Во-вторых — придворная дивизия: этим сказано, если не всё, то многое. В третьих, я видел Пуго и разговаривал с ним…

С сокрушённым лицом Валентин Иванович медленно поводил головой из стороны в сторону.

— Что? — дополнительно упал духом министр.

— Как сказал ещё Клемансо, «сражение не проиграно до тех пор, пока от него не отказался сам полководец»… А Пуго отказался ещё до боя. Хороший, в общем, мужик — но трясётся, как осиновый лист… «Меня втянули», «Я не знал», «Я не понимал»…

Варенников от злости — кончились терпение и бесстрастность — «условно сплюнул» на пол.

— Ну, и народ! Какую полезную — для себя — публику собрал в ГКЧП этот «лучший немец»! «Тряпка» — на «тряпке», и «тряпкой» погоняет!

«Убитый» безжалостными оценками, Язов даже не попытался возмутиться, хотя Варенников недвусмысленно и его отнёс к «тряпкам»: ведь он тоже был избранником Горбачёва. Но для того, чтобы возмутиться и «одёрнуть нарушителя», Язов должен был обладать характером… Варенникова. Увы, Дмитрий Тимофеевич обладал только своим характером: грубовато простодушным, нерешительным, более чиновничьим, нежели полководческим. Других характеров у него в запасе не было.

Дополнительно «нарушая устав», Главком ещё и некорректно уставился в министра. Содержимое взгляда оказалось «смертоносным»: коктейль из жалости, презрения и насмешки. Язов не успел сманеврировать — и был проткнут этим взглядом насквозь. Текст «нарушителя» оказался не менее острым:

— Как Вы могли подыгрывать этим болтунам, Дмитрий Тимофеевич?! Уж, коль скоро Вас включили в ГКЧП, надо было использовать шанс по максимуму! А именно: заткнуть рты пустобрёхам, подготовить реальный план действий, довести его до исполнителей, обеспечить жесткий контроль, а главное: не бояться! Ничего не бояться: ни слова, ни дела, ни ответственности! Вы должны действовать, а не ждать указаний от этого… «Михал Сергеича»! Неужели Вы не понимаете: не будет никаких указаний! Этот подлец всех вас «бросил под танк» — а сам отошёл в сторону! Конечно, вряд ли он окажется «главным радующимся»: лавры достанутся Ельцину, а этому типу всего лишь «отсыплют от щедрот». Но в его положении и это что-то! А вы… вы все… «пойдёте в расход»! С таким отношением к делу иного пути у вас нет: только — «в расход»!

Варенников посмотрел на вжавшегося в кресло здоровяка Язова — и обречённо махнул рукой, будто сам себе отвечал: «глас вопиющего в пустыне». Маршал долго молчал, не поднимая глаз на контрагента, хотя встреча им не грозила: Валентин Иванович ушёл в себя, почему в его глазах сейчас была только пустота. Наконец, Язов прошёл дрожащей рукой по вспотевшим редеющим волосам — и тяжело, словно штангист — рекордный вес, поднял глаза на Варенникова.

— Ну, спасибо тебе, Валентин Иванович: обрадовал…

— А я предупредил сразу, — не задержался Главком. — За бальзамом и елеем — это не ко мне, Дмитрий Тимофеевич…

— А напророчил-то!

Язов словно не услышал Варенникова.

— И ведь тоже скатился в политику…

— Могу вернуться в строй, — усмехнулся Варенников. — Вернуться?

Голос Валентина Ивановича прозвучал «многообещающе — и ничего хорошего» — но маршал только устало махнул рукой.

— Замахнулся — бей…

— Пойдём по вехам.

Варенников загнул один палец.

— Мы с Агеевым проверили все «течи» у нас и в КГБ… Ну, все, какие смогли найти…

— И?

— У нас «течёт» через Грачёва, Лебедя и связистов Генштаба генералов Лисовского и Зарембо. Первый информирует Ельцина о каждом шаге ГКЧП, двое последних обеспечивают связь Ельцина с войсками. Ничего удивительного: они с потрохами — люди Кобеца, которым сам с потрохами — человек Ельцина… Как и Грачёв, впрочем: три недели назад, когда Ельцин побывал «с визитом» в Тульской дивизии, Паша заверил Бориса Николаевича в своей безоговорочной преданности. Кстати, факт переговоров Грачёва с Ельциным зафиксирован людьми Агеева.

— КГБ следит за нами?!

На этот раз Язов не поскупился на знаки в голосе. Только напрасно он старался: не возымело.

— Не тем возмущаетесь! — отступил от устава Варенников. — Да и не за нами — а за ними! За ельцинистами! За «пятой колонной» в министерстве! Кстати, Вам интересно будет послушать запись: Паша открыл Борису Николаевичу не только свою душу, но и все доступные секреты МО и ГКЧП!

— А наши дивизии?! — не выдержал обилия негатива маршал.

Варенников усмехнулся.

— Наши ли? Не забывайте, Дмитрий Тимофеевич: Таманская дивизия, Кантемировская дивизия, Рязанская и Тульская дивизии ВДВ — придворные части…

— А эта… как её… «Альфа»?!

Варенников нахмурился — и, предваряя ответ, «задумчиво» потрепал мочку уха.

— «Альфа» — хорошие ребята, Дмитрий Тимофеевич… Это — настоящие профессионалы, верные присяге. Если они получат приказ — выполнят его… Вопрос — в том, кто отдаст им этот приказ?

— То есть, как это «кто»?! Я думаю…

Закончить возмущение маршалу не удалось: Варенников отработал на перехват.

— Вы лично отдадите приказ танкам стрелять по Белому дому, как «демократы» называют здание Дома Советов РСФСР?

Язов забегал глазами по сторонам, но « уже в дороге» был изловлен суровым взглядом Главкома, и принуждён к капитуляции: стыдливо опустил голову.

— Вот именно, — совсем не обрадовался победе Главком. — А Ваши коллеги по ГКЧП не дадут его, тем более: «те ещё», вояки…

Отставив — а больше растратив всё показное и напускное — Язов честно завибрировал конечностями и взглядом.

— Что же делать?!

— Отменить выступление.

— Отменить?!

Дмитрий Тимофеевич почти возмутился.

— Да как я…

— Посмотрите в глаза соратникам? — «наперерез» усмехнулся Варенников. — А как вы будете смотреть в глаза друг другу, когда вас «прислонят к одной стенке»?

Язов проглотил очередной комок в горле — и раздумал возмущаться.

— Вот именно…

Удовлетворившись понятливостью визави, Главком раздумал «лезть в бутылку», которая уже откровенно заждалась его. Но поступаться принципами он не стал. Как следствие, примирительных нот хватило лишь на одну фразу: уже следующая подавалась с избытком металла в голосе и «гранитом» во взгляде.

— Отменить выступление — и немедленно! То есть, отсрочить объявление ЧП хотя бы на три дня — а за это время подготовить план и назначить на его исполнение верных людей!

Услышав «приговор», министр дополнительно пропотел. Теперь капли пота совсем не куртуазно стекали по его лицу: маршалу было не до внешних приличий. Только в отличие от предыдущих упадков духа, на этот раз «забег глазами» Дмитрий Тимофеевич устраивать не стал: не меньше полуминуты его взгляд фиксировался в Н-ской точке, определить координаты которой не представлялось возможным. Наконец, еле слышный голос его прозвучал «из подполья».

— Но есть же Калинин и Самсонов… Их кандидатуры рассмотрены и утверждены…

Вновь не снисходя к начальству, Варенников покачал головой.

— Похоже, Вы меня слушали — но не слышали. Я ведь сказал: «верных людей», Дмитрий Тимофеевич!

— Не понял, — судорожно передёрнул кадыком Язов.

— Всё Вы поняли! — махнул рукой Варенников. — С Калининым и Самсоновым «демократы» уже ведут активную «разъяснительную работу». И я «почему-то» не сомневаюсь в том, что стороны «достигнут консенсуса», как любит говорить «дорогой Михал Сергеич».

— Но как они узнали?!

— Узнали что?

— Ну… что Калинин и Самсонов… ну, фигурируют в наших планах?

Некоторое время Варенников смотрел на министра взглядом, каким врачи закрытых психиатрических клиник смотрят на безнадёжных пациентов. И, только «дойдя» до маршала: тот смутился и покраснел — Валентин Иванович смог усмехнуться.

— Ну, Вы даёте, Дмитрий Тимофеевич! «Как узнали»! Чего тут узнавать: секрет Полишинеля! На кого опираются заговорщики всех стран? Конечно же, на придворные части. То есть, на части, которые расположены в столичных гарнизонах и округах. И «ежу понятно», что командующий, так или иначе, будет вовлечён в события!

— А почему ты их… ну…

Министр не нашёл нужных слов — и закончил фразу взглядом. Получилось неплохо: Варенников нахмурился — и вдруг неожиданно усмехнулся.

— Чему? — растерялся Язов, и даже нырнул взглядом в район гульфика: обычная реакция мужика.

— Да, вспомнил Шолохова, Дмитрий Тимофеевич. Вернее, одного из персонажей его романа «Они сражались за Родину», повара Лисиченко. «Нэ понадиявся я на тэбэ. Подумав, дрогнешь ты у важку хвылину». Перевод не требуется?

— С украинского — «или»? — слабо улыбнулся Язов.

— Рад, что мы поняли друг друга, — тоже слабо улыбнулся Варенников. — Хотя бы в этой части.

— Да, уж…

Маршал протяжно вздохнул — и опустил голову. Текст пошёл уже откуда-то снизу.

— Значит, ты находишь наше положение…

— Безнадёжным!

— И единственный выход: убедить ГКЧП отказаться от выступления?

— Да.

Язов уронил голову между колен, и молчал не меньше минуты. Наконец, он медленно, в три этапа, почти «фиксируясь на отсечках», вернул глаза на лицо Варенникова.

— Хорошо: я подумаю…