Дойти до перевала

Александр Усовский, 2020

Покинув пылающую, истекающую кровью Варшаву, группа капитана Савушкина направилась на юг, в Словакию – Генеральному штабу РККА требовались сведения о силах немцев, направленных на подавление Словацкого национального восстания. Из кровавого ада уничтожаемой польской столицы разведчики Савушкина перенеслись в земной рай, оказавшись посреди чудесных Татр, где не было ни войны, ни горя, ни бед, а были лишь хрустально чистый воздух и ошеломительные виды, дружелюбный народ и мирная тишина… Но и в этот благословенный край пришла война. И разведчики Савушкина вновь взялись за выполнение задания командования – которое выполнили на «отлично»; к несчастью, группе не удалось избежать потерь – но они были солдатами, и понимали, что смерть – это всего лишь часть их работы…

Глава третья

В которой выясняется, что «по долинам и по взгорьям» — это не только о дальневосточном Приморье…

— К бою! — Тихо, так, чтобы слышали лишь его бойцы — скомандовал Савушкин. И добавил так же вполголоса: — Оружие доставать незаметно, никаких резких движений. Огонь по команде и сразу на поражение. Цели по часовой стрелке, Некрасов — заигрывающий, с толстого увальня в пилотке…

«Хорьх» разведчиков, настороженно урча мотором, тем временем переползал через мост над горным ручьём, весело бегущим к Кисуце. На той стороне машину поджидала группа из шести вооруженных людей в немецкой военной форме. До Макова, судя по карте, оставалось ещё километров пять, территориально это была ещё Словакия, и что здесь делала эта группа — Савушкину было решительно непонятно. Кто эти люди? Что они здесь делают? В любом случае — надо быть готовыми к открытию огня…

Как только «хорьх» съехал с моста — один из неизвестных, выйдя на середину дороги, властно поднял руку вверх и резко её опустил. Понятно, требует остановится…. Савушкин всмотрелся в правый рукав его кителя — и вполголоса скомандовал:

— Огонь!

Разведчики мгновенно вскинули оружие и в считанные секунды опорожнили магазины своих пистолетов — из шестерых неизвестных ни один не успел даже поднять свой карабин. Некрасов буркнул:

— Как на стрельбище…

— Из машины! — Скомандовал Савушкин. Разведчики быстро покинули «хорьх» и, без лишней суеты, тут же заняли огневые позиции вокруг машины — сторожко вглядываясь в окружающие горы, контролируя каждый свой сектор наблюдения. Лейтенант, присев на одно колено и держа «вальтер» наизготовку — спросил Савушкина:

— Товарищ капитан, а мы не поторопились?

Капитан отрицательно махнул головой.

— Нет. Глянь на их шевроны.

Котёночкин, не сводя глаз со своего сектора, перевернул ближайшего к нему покойника, одёрнул рукав — и, кивнув, произнёс:

— Тюркистан. И лук со стрелой. Что это?

— Первый восточно-мусульманский полк СС.

— Наши?

— Бывшие наши.

— Ну да. Монголоиды. Похоже, казахи или в этом роде…. Но мы ж теперь вроде как с ними по одну сторону? Хоть они СС, а мы — тодтовцы…

— Их здесь быть не должно. Сейчас их полк режет варшавских детей. Эти шестеро — дезертиры.

Тут в их разговор вмешался Костенко:

— Товарищ капитан, а шо они тут робили, тые казахи? И мы им для чого?

Савушкин усмехнулся.

— Думаю, собирались позаимствовать нашу машину. На «хорьхе» всяко комфортнее до Италии добираться…

— До Италии? — Изумился Костенко.

— Ну это я просто предполагаю. Может, в Швейцарию. Куда они планировали дезертировать — теперь не узнать, покойники — народ неразговорчивый… ладно, сворачиваем с этой дороги. Мы тут наследили…. Володя, глянь по карте, куда можно свернуть? Женя, Витя — добейте бывших соотечественников.

Снайпер и радист молча перезарядили свои пистолеты, раздалось шесть выстрелов — после чего Некрасов буркнул:

— Сделано.

Лейтенант, изучив карту, доложил:

— Товарищ капитан, через километр — поворот налево, в горы. Но там…

— Что там?

Котёночкин пожал плечами.

— Дорога идет к перевалу, но не доходя до него — кончается…

— Тогда не годится. Дальше?

— Через четыре с половиной километра будет Маков. От него есть дорога на Битчу. Тоже через горы, но, по крайней мере, она есть.

— Битча, Битча… Не помнишь, лейтенант, что комиссар Яшик говорил про эту Битчу?

Котёночкин почесал затылок.

— Не, не помню. Вообще не помню этого названия.

Савушкин снисходительно улыбнулся.

— Что-то ты молод для склероза… А говорил он, что там немцы. Какие-то боевые группы…. И в Битче этой, и дальше на юг, до самого Дуная. То есть нам нет нужды выправлять пропуск в Моравию! Абсолютно легальный повод прошерстить всю западную Словакию с севера на юг и выполнить приказ командования — не сильно рискуя…. Что есть гут. — Помолчав, решительно скомандовал: — В машину! — И добавил: — Костенко — за руль.

Вскоре они добрались до первых домиков Макова — от которых налево, в горы, уходила плотно укатанная просёлочная дорога, скрывающаяся среди молодого ельника.

— Олег, налево. — Старшина кивнул, вывернул руль и съехал с шоссе на просёлок.

Первые минут двадцать вверх «хорьх» бежал бодро: подъём был щадящий, да и грунтовка оказалась вполне себе ухоженной — но через пару километров всё стало намного хуже. Крутые серпантины, густые заросли, подступавшие к самой дороге, корни деревьев, превращающие дорогу в полосу препятствий — всё это серьезно снизило скорость движения. Наконец, на очередном повороте Костенко, выругавшись, обернулся к остальным разведчикам и бросил зло:

— Всё, вылазим! Дальше пешком!

Котёночкин с Некрасовым и Строгановым, не говоря ни слова, покинули «хорьх». Савушкин, прежде чем оставить машину, спросил:

— Что, не тянет?

Старшина отрицательно покачал головой.

— Нэ йидэ. На второй вже глохнет. Хочь бы до перевала добраться….

Капитан кивнул и покинул своё кресло. «Хорьх» облегчённо пыхнул и уже куда веселее пополз вверх.

Пешком в гору оказалось не так уж и трудно идти — благо, вся поклажа осталась в машине — тем не менее, добраться до верхней точки перевала им удалось лишь к закату. Там их поджидал Костенко — успевший за те полтора часа, что они тащились вверх, поставить палатку, укрыть свежесрубленными буковыми ветками «хорьх», развести огонь, и даже сварганить какой-никакой ужин — в котелке, висящем над пламенем, что-то довольно интенсивно булькало. Савушкин лишь удовлетворённо кивнул — на то и старшина, чтобы личный состав был покормлен и обустроен…

Костенко, критически оглядев подошедших к расположению разведчиков, покачал головой и сказал:

— Ось чего-чего, а горной подготовки у нас не хватает…. Так, товарищ капитан?

Савушкин кивнул.

— Ничего, мы на практике доберем, в процессе… — И, обернувшись к лейтенанту, спросил: — Володя, мы сейчас где?

— Горный массив Яворник. Вообще горы называются Кисуцы, это западная часть северного фаса Карпатского хребта. Мы сейчас где-то на девятистах метрах над уровнем моря. С севера массив ограничивает долина Кисуцы, с юга — Вага. Вообще малонаселённые горы — ну да вы сами всё видите….

Савушкин кивнул.

— Бачим. Пока вдоль реки ехали — постоянно деревеньки и всякие хутора, а по горам этим за пять часов — ни одной живой души… Ладно, всё, располагаемся. Олег, ты чё там варишь?

Старшина пожал плечами.

— А хиба есть выбор? Кулеш з мясных консервов и пшена напополам с горохом… Шо було.

— Годится. Витя — ты часовой, наблюдаешь за дорогой. Женя, готовь рацию к работе, лейтенант — помогаешь Костенко — готовить ужин. Я пока составлю шифровку…

Тишина в горах просто давила на уши — давненько Савушкин не слышал такой пронзительной, звенящей тишины… Как будто нет никого на Земле, кроме них, и тем более — нет никакой войны, полыхающей на половине мира… Вокруг, куда хватало глаз — величественные вершины, укрытые густым ельником, с буковыми лесами у подножий. Ни деревеньки, ни дымка вокруг… Как там, в Ветхом завете, который втихаря читал им профессор Ямпольский? «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною»… Как раз про их ситуацию.

— Готово, товарищ капитан! Пробу будете снимать? — Костенко вернул его к реальности. Савушкин вздрогнул, потряс головой, оглянулся и ответил:

— Накладывай сразу, что там церемонии разводить… Котелки не потеряли?

— Ни, вси на мисти.

— Зови ребят. — И пока Костенко опорожнял котёл — капитан, достав из планшета листок бумаги и химический карандаш, набросал радиограмму. Благо, докладывать было особо нечего — «Находимся в Кисуцах, направляемся в Битчу. Сведениями о немецких войсках пока не располагаем. Информации о восстании нет. Местных жителей опросить не можем. Штефан». Хотел дописать, что не можем опросить местных за отсутствием оных — но передумал: зачем вхолостую воздух сотрясать? Пеленгаторов у немцев тут точно нет, расшифровать сообщение они вряд ли смогут, но впустую засорять эфир — в любом случае глупо.

Ночь в здешних горах наступает мгновенно — они столкнулись с этим ещё в Силезских Бескидах: только что вокруг были донельзя живописные горы, поросшие лесами — и вдруг на окрестности рушится безоглядная тьма, хоть глаза выколи. Здесь произошло то же самое — ночь в одночасье укутала горы густой, чернильно-чёрной тьмой, и лишь огонёк костра бросал оранжевые блики на утонувший в темноте «хорьх» и разведчиков, старательно очищающих свои котелки.

После ужина Некрасов вернулся на пост, радист со старшиной заползли в палатку, Котёночкин же, усевшись на пригорке рядом с Савушкиным, помолчав, спросил:

— Товарищ капитан, те шестеро, что внизу… Как вы думаете, почему они предали Родину?

Савушкин вздохнул. Вот же неугомонный юноша, всё ему надо знать… И ответил:

— Не знаю, Володя, да если честно — и знать не хочу. Они не люди, они — бешеные животные, ставшие такими по собственному желанию, и мне плевать на то, каковы причины их бешенства. Из ненависти к Советской власти, или под влиянием обстоятельств — как они это обычно объясняют — мне всё равно. Они добровольно решили сделаться нашими врагами — это главное. — Помолчав, спросил: — Помнишь того пулемётчика, что мы взяли под Белыничами? Палача из шталага под Бобруйском?

Котёночкин кивнул.

— Помню. Редкостная гнида…

— А у него тоже мама есть, с войны его ждёт, и не он виноват в том, что пленных наших расстреливал, а стечение тяжких обстоятельств. Как он плакался, что голодом морили в лагере, как спать не давали… Всех морили. А пулемет в руки взял он…. — Савушкин замолчал, задумавшись, а потом продолжил: — Мы, когда из окружения под Киевом выходили, в сентябре сорок первого, на таких насмотрелись…на проигравших. Время было — не приведи Господь, немцы прут по Украине — аж пыль столбом! Казалось — всё, кончилась Советская власть…. Не выстоять. И ты знаешь — ведь тогда многие так думали… Одни дезертировали — коль удавалось рядом с домом проходить. Другие бросали винтовки и плена дожидались. А третьи… Третьи самые поганые — к немцам перебегали. Предлагали им свои услуги. Желали побыстрее попасть к победителям в холуи и лакеи… Чтобы над бывшими своими пановать. И много их было, лейтенант, очень много… Тогда ведь почти что весь Юго-Западный немцы под Лохвицей окружили — с двух сторон танковые клинья сомкнув. И в котле оказался весь фронт — почитай, под миллион человек. И вместо того, чтобы организованно сражаться, биться насмерть, а если прорываться — то всей массой — расползся фронт в одночасье, как гнилой гарбуз… Кто куда кинулся — и везде этих беглецов немцы били малой силой — а чаще просто в плен брали. Немецкому ефрейтору на мотоцикле полками сдавались! Пакостно об этом вспоминать — но надо…

— А вы, товарищ капитан?

Савушкин пожал плечами.

— А что я? Я — молодой лейтенант, только кубики пришил к петлицам. Переводчиком при штабе полка… Помню, пятнадцатого сентября собрал нас, командиров, комполка наш, майор Лиховертов — мы только из боёв под Нежиным вышли, отдышаться чуток — и говорит, де, хлопцы, дела хреновые, похоже, окружили нас фрицы. Штаб фронта сдёрнул, дивизионные начальники погрузились в эмки и подались на восток, и у нас один шанс спастись — полком, организованно, из окружения пробиваться. Насмотрелись мы, пока к Конотопу шли, на то, как целый фронт ни за понюх табака пропадает… Вся степь — в горящих машинах… тысячные толпы шарахаются по степи той, ни приказов, ни снабжения, ни боевых задач… Профукал Кирпонос^[38] свой фронт. Просрал. И сам погиб, и фронт погубил. Четыре армии!

— А ваш полк?

— А наш полк у Батурина через Сейм ночью переправился, и наткнулся на окружные склады. Пополнили мы боезапас по максимуму, топлива для машин, снарядов для пушек нагрузили сверх возможного — и двинулись поначалу на Конотоп. Да вовремя понял наш комполка, что тупик там — и обратно, к Сейму, повернул. И по лесам на восток двинулись… Полком, побатальонно, дисциплину удерживая из последних сил…. У нас ведь тоже всякого народу в строю имелось, и желающих войну закончить — не меньше, чем в иных частях, к тому времени начисто развалившихся… Но комполка наш оказался мужиком жёстким. Троих бегунков — родом они были из-под Чернигова — своей рукой застрелил перед строем. В Хижках — это уже на краю леса, у Сейма — прибился к нам какой-то генерал с адъютантом да ординарцем, что два чемодана волок за ними — так Лиховёртов своей властью содрал с того генерала петлицы со звёздами и разжаловал в рядовые. А чемоданы велел в Сейм выбросить… Так и прорвались. На одной воле к победе и упрямстве запредельном нашего майора…

— А потери?

Капитан вздохнул.

— Были потери, чего уж там… Начали мы отступление от Десны, имея в строю чуть поболее восьмиста штыков. А в Рыльске, уже после прорыва, посчитались — осталось нас триста тридцать шесть человек, командиров и красноармейцев… Дорого нам стал этот прорыв. Но всё ж прорвались… — Помолчав, продолжил: — Я к чему, Володя, это всё поминаю? К тому, что выход — он завсегда есть. Просто иногда его не видно с первого взгляда… Вот эти шестеро, что мы у ручья положили — его не увидели. В окружение ли попали, сами ли смалодушничали и оружие бросили — не важно. Важно, что сломалась у них вера в свой народ, в свою страну. И решили они, что ради спасения душонок своих жалких можно винтовки бросить, руки вверх поднять и на немецкую сторону, подобрав полы шинелей, живенько переметнуться. Лишь бы жизнь свою сберечь…. Не сберегли. И остальные, что переметнулись на сторону врага — они ведь мёртвые, хоть пока и ходят, говорят, жрут да пьют… Мёртвые. Потому что прокляли их — мы, те, кто выстоял. Матери и отцы наши, живые и мёртвые. Дети наши, девчонки, что на танцульки перед войной бегали… Мы, народ. Нет им прощения, и каждого найдёт кара. И этих шестерых не мы сегодня убили — мы просто приговор народа нашего привели в исполнение… — Савушкин, помолчав, глянул на звёзды, густо высыпавшие на ночном небе, и, вздохнув, бросил: — Всё, дрыхнуть! Завтра трудный день…

— Сегодня, Олег, нам заблудиться будет мудрено. Дорога одна. Ни съездов, ни развилок, ни перекрестков — до самой Битчи всё вниз и вниз. Никуда не сворачивая… Так что — по коням!

Утро наступило так же внезапно, как давеча пришла ночь. Только что вокруг было — хоть глаз выколи, ан глядь — из-за дальних хребтов едва забрезжило, вокруг посветлело, и не успели разведчики умыться — опп-ля, пожалуйте бриться, утро, как в песне поётся, красит нежным светом… Завтракали уже при ярком дневном солнце. Горы…

Старшина кивнул.

— Добре. Только шоб коробка сдюжила. Мне как-то корешок мой, Денис, рассказывал — он шофёром на лесозаготовках на Урале работал — спуск иной раз тяжелей, чем подъём. С передачи на нейтралку ни-ни! Понесёт — мявкнуть не успеешь, как под откос уйдёшь. А откосы тут — о-го-го! Ущелья такие — лететь минут пять будешь!

— Ну, раз ты в курсе — тебе и все карты в руки… — Обернувшись к остальным разведчикам, Савушкин добавил: — Спускаемся в немецкую зону, так что ушки на макушке… Тем более — форма на нас такая же, как на словаках, только повязки с пауком — всё различие. Посему — бдительность и осторожность! Оружие проверить!

Мда-а-а, угораздило ж их с этой формой Тодта… Хотя — кто ж знал? Когда этот дружок нашего барона документы нам выправлял — ни о каком словацком восстании никто и слыхом не слыхивал. Всё не предугадаешь…

— Лейтенант, отойдём!

Вдвоём с Котёночкиным, пока хлопцы грузились, они отошли к дороге.

— Так, Володя, в ближайшее время есть вероятность встречи с нашими формальными соплеменниками. А форма на нас — бывшей чехословацкой армии…. Как у взбунтовавшихся словаков. Ergo?

— Как тот Костенко сказал, мявкнуть не успеем… — проронил лейтенант.

— Так точно. Поэтому чуть что — прячемся в лесу. Но это не главное….

— А что главное? — С любопытством спросил Котёночкин.

— Нужен язык. Желательно офицер. В идеале — штабной. С картами. И разговорчивый…

Лейтенант покачал головой.

— Ну вы, товарищ капитан, мечтатель… Дайте попить, а то так есть охота, что аж переночевать негде…Где ж такого найти?

— Найти — найдём. Я вот думаю — как допрос вести? По жёсткому сценарию или поделикатней?

— Я думаю — по обстоятельствам. Но лучше помягче. Толку обычно больше…

Савушкин кивнул.

— Здраво. Но ежели поделикатней — придется ему жизнь пообещать.

Котёночкин насупился.

— Где ж мы её возьмём?

Капитан вздохнул.

— Придётся изыскать…

Лейтенант хотел было что-то возразить, но затем, зачем-то внимательно оглядев форму своего командира, произнёс:

— Но ведь его в плен могут взять и словацкие повстанцы, правильно?

Ещё не совсем понимая, куда клонит его заместитель, Савушкин кивнул:

— Правильно, могут.

— Ну вот! Пусть его повстанцы и схватят. Из лесу пешком вышедшие. Плохо говорящие по-немецки. В старой чехословацкой военной форме… И допрос учинят, жизнь пообещав, если словоохотливым будет. А потом — отпустят. И этот язык, к своим вернувшись — доложит по команде, что на маршруте следования его схватили злобные словаки. Допросили и отпустили, побоялись под удар возмездия попасть. И мы тут — никаким боком не причастны. Словацкие инсургенты всему виной…

Савушкин хлопнул себя по лбу.

— Вот я тупица! Молодец, лейтенант! — Обернувшись и про себя констатировав, что бойцы собрались и ждут только их — добавил: — Всё, по коням, хлопцы готовы…

Часа два спуск был спокойным — хотя Костенко время от времени и ругался сквозь зубы; но «хорьх» слушался его команд, дорога, хоть и малость подзапущенная — проблем не порождала, и Савушкин уже начинал было думать, что до Битчи удастся добраться без приключений — когда на исходе второго часа пути его слух уловил далеко впереди что-то весьма отдалённо похожее на металлический лязг.

— Олег, стоп! — Старшина тотчас остановил «хорьх». Капитан, напряженно вслушиваясь, поднял руку — экипаж затаился, замерев на своих местах. Минуту Савушкин молчал, слушая окружающий мир — после чего кивнул: — Есть. Костенко, вон, впереди, справа, метрах в тридцати, прогалина вглубь леса уходит. Видишь?

Водитель кивнул.

— Бачу.

— Туда. Живо!

Слишком далеко в лес углубиться не получилось — метрах в пятидесяти от съезда с просёлка поперек прогалины лежал ствол здоровенного старого бука, поваленного бурей года два-три назад — поэтому Савушкин приказал закидать «хорьх» ветками, причем так, чтобы с дороги не было видено ни единого блика от боков и стёкол автомобиля. Разведчики живо нарубили лещины и укрыли машину — после чего, вернувшись к дороге, заняли позицию в полутора десятках шагов от опушки.

Слух не подвёл Савушкина. Прошло всего четверть часа — как из-за поворота серпантина в виду позиции разведчиков показалась головная застава на трех «ганомагах», впереди которых задорно скакал по ухабам мотоцикл с коляской.

— Всем затаиться и не шевелиться! Дышать через раз! — скомандовал Савушкин своим — впрочем, больше для порядка: народ был опытный и жизнью битый. Разговоры их немцы не услышат за рёвом своей техники, а вот подозрительное шевеление в зарослях — могут и углядеть. И на всякий случай пальнуть по кустам, бывали, знаем…

Минуты через три показалась голова основной колонны немцев. Савушкин, вглядевшись в наползающую на них стальную змею, про себя присвистнул — ничего себе учебная дивизия! У нас так гвардейские танковые корпуса не комплектуют!

— Лейтенант, считаешь грузовики тентованные и бронетранспортеры, Костенко — танки и зенитки, если будут, Некрасов — противотанковые самоходки, Строганов — гаубицы, отдельно самоходные, отдельно буксируемые. — Вполголоса скомандовал капитан, и, достав блокнот с карандашом — расчертил лист на пять колонок.

Колонна ползла мимо разведчиков больше трех часов, отравляя девственный лес Кисуц тяжелым ядовитым соляровым выхлопом. Немцам, казалось не было ни конца, ни края. Бронетранспортеры, грузовики, самоходки, снова грузовики, танки — но их, несмотря на название дивизии «танковая», было немного, батальон, от силы — потом снова грузовики, тягачи с орудиями на прицепе…. Наконец, мимо разведчиков протарахтели три мотоцикла замыкающей заставы — и разведчики смогли перевести дух.

Первым едва настроившуюся тишину нарушил Костенко:

— Ничого соби учебная дивизия…Танков не дуже много, всего тридцать сим, но зато вси — четверки последних выпусков, все в экранах….

Савушкин кивнул и в графе «танки» поставил цифру 37, в скобах добавив «Т-4». Подняв голову, приказал:

— Остальным тоже доложить. — Спохватившись, спросил у старшины: — Олег, зениток не было?

— Ни. Не було. Тилько три транспортера со спаренными «эрликонами».

Капитан махнул рукой.

— Им бояться с неба некого. Ладно, слушаю остальных.

Котёночкин, покачав головой, произнёс:

— Сто шестьдесят семь трехтонных «блитцев», сорок две пятитонки разных марок, и наших «захаров» двенадцать штук — в конце ползли. Плюс восемнадцать «ганомагов». Считая с разведкой — двадцать один бронетранспортер. Ещё пять французских «панаров», броневиков трофейных.

Савушкин в графу «грузовики» поставил цифру 221, добавив под ней «26 БТР и БА»

Некрасов, тяжело вздохнув, доложил:

— Двенадцать «хетцеров». Маленький, но ядовитый, чёрт, чехи их строят. Мы такие же под Студзянками видели, в прошлом месяце. Вёрткий, зараза, приземистый, из-за кустов его и не увидишь — а пушка там будь здоров! Выскочит, наделает делов — и в кусты, сволочь…. — Снайпер в сердцах сплюнул. Затем продолжил: — И двенадцать «мардеров» — вроде так они называются, тоже на базе шасси старого чешского танка и с пушкой в открытой рубке.

Савушкин молча кивнул и в графу «противотанковые САУ» записал 24.

Радист почесал затылок.

— Не силён я в марках. Куда мне до Некрасова….

Савушкин сухо оборвал его:

— Не до шуток. Хотя бы калибры можешь назвать?

— Да чёрт их там разберет, пушки — точнее, гаубицы — уже в конце колонны шли, всё в соляровом дыму было, ни хрена не разберешь…. Если только навскидку — где-то двадцать три или двадцать четыре стопятки, на буксире, и двенадцать их же, но самоходных. Да, ещё восемь транспортеров с полковыми миномётами. Тяжёлой артиллерии не бачив.

Савушкин кивнул, буркнув: «А зачем она им в горах?», зафиксировал наблюдения радиста, вырвал листок, протянул Котёночкину.

— Володя, составь общий баланс — чтоб донесение написать. Куда, как ты думаешь, эта бронированная орда подалась?

Лейтенант, открыв планшет и доставая карту, ответил:

— А вот сейчас и глянем.

Карту разложили на пеньке. Савушкин, всмотревшись в сплетение горных хребтов, узкие ложбины речных долин и редкие населенные пункты — уверенно промолвил:

— На Чадцу. Там они соединятся с остальными частями «Татры», идущими из Силезии, и вместе двинут на юг. Жилина не устоит, они её махом возьмут, даже не вспотев — с такой-то мощью… А потом долиной Вага двинутся на юго-восток, на Мартин, и дальше, на Банска-Бистрицу, а параллельно, долиной реки Турец — на Турчанске Теплице. После Кремницы выходя на оперативный простор и тем самым отрезая западную группировку восставших, оперирующих в Нитранской котловине, от центра восстания — Банска-Бистрицы. Которую и возьмут. И поставят инсургентов в пятую позицию. Банска-Бистрица — шверпункт восстания, немцы это отлично понимают, и ударят по ней всеми силами. Шах и мат в один ход….

Котёночкин покачал головой.

— Товарищ капитан, это ваши предположения. Силы противника мы выяснили, но намерения его пока нам не известны. Поэтому предлагаю остаться здесь, в засаде, и наш план, какой мы придумали утром — всё же в жизнь воплотить….

Савушкин нахмурился, собираясь что-то возразить — но затем, хмыкнув, бросил:

— А ты прав, лейтенант…. — После чего, оглядев своих бойцов, коротко приказал: — По местам. — И добавил: — Ждём одиночный связный кюбельваген или мотоцикл с офицером на пассажирском месте. Некрасов, на тебе — водитель. Костенко, лейтенант — группа захвата. Снимите повязки тодтовские. — Секунду подумав, продолжил: — Я с вами. Мало ли что…

Часа полтора на дороге решительно ничего не происходило, день уже предательски клонился к вечеру — разведчики начали уже было клевать носами — но, наконец, внизу, где-то в километре от расположения разведгруппы, раздался слабо слышимый звук мотора. Савушкин поднял руку.

— Группа, внимание! Витя, готовность раз!

Примечания

38

Михаи́л Петро́вич Кирпонос — генерал-полковник, 14 января 1941 года назначен на должность командующего Киевским Особым военным округом. С началом Великой Отечественной войны Киевский Особый военный округ был преобразован в Юго-Западный фронт, и генерал-полковник М. П. Кирпонос был назначен на должность командующего фронтом. В первой половине сентября немцы ударом с севера и юга окружили ЮЗФ в районе Лохвицы. Не имевший резервов фронт не остановил наступление передислоцированной с Московского на южное направление 2-й танковой группы Гудериана. К 14 сентября в окружение попали 5-я, 21-я, 26-я и 37-я армии. 20 сентября 1941 года сводная колонна штабов Юго-Западного фронта и 5-й армии подошла к хутору Дрюковщина, находящемся в 15 км юго-западнее Лохвицы, где была атакована главными силами немецкой 3-й танковой дивизии. В группе оставалось не более тысячи человек, из них около 800 командиров, в том числе командующий фронтом Кирпонос, члены Военного совета Бурмистенко, Рыков, начальник штаба Тупиков, генералы управления фронта Добыкин, Данилов, Панюхов, командующий 5-й армией Потапов, члены Военного совета армии Никишев, Кальченко, начальник штаба армии Писаревский, комиссар госбезопасности 3-го ранга Михеев. Понимая безвыходность положения, будучи раненым, командующий фронтом застрелился.