Мятеж. Книга 1

Александр Теущаков

Вспыхнувшая в России Гражданская война, не миновала и Сибирь. Во время захвата власти в стране, большевики столкнулись с препятствиями – голодом, болезнями и сопротивлением граждан. Крестьяне Сибири, не желая подчиняться грабительской продразверстке, подняли в Колывани восстание, которое Советская власть жестоко подавила за одну неделю.

© Александр Теущаков, 2022

ISBN 978-5-0056-6299-6 (т. 1)

ISBN 978-5-0056-6300-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

МЯТЕЖ

Исторический роман

Часть 1. Колыванское восстание

Глава 1

Власть в стране захватили большевики

В давние времена, когда Сибирью правил хан Кучум, там, где протекала Обская старица, за высокими холмами, поросшими соснами и кедрами, на правом берегу возле реки небольшим числом расположились татарские юрты. Минули века, прежде чем наравне с исконными жителями русские поселенцы заимели права и дали этому месту тюркское название — Каштак. Только в середине девятнадцатого столетия в Обь-Томском междуречье образовалась деревня Каштаково. Какая фамилия стала родоначальной в Каштаково, выяснить трудно, но местные старожилы, пользуясь прежними данными, утверждали, что одними из первых были Саркуловы, Теущаковы, Бетенековы, Садкины…

Егор Тимофеевич Саркулов считался в деревне Каштаково зажиточным крестьянином, его предки поселились рядом с Обью еще в прошлом веке. Постепенно прибывали новые люди и к 1914-у году, в Каштаково уже насчитывалось около семи десятков дворов, где проживало более трехсот человек. Каждая семья имела свое хозяйство: дом, скотину и какой-нибудь приработок. Кто-то занимался охотой, рыбалкой, заготавливал сено, а кто-то, добывая пушнину, свозил ее в волость или губернию и продавал купцам.

Егор к тому времени владел артелью по переработке пихты и, методом выпаривания лапника, добывал масло. Помимо этого промысла, постепенно приобщался к шорному ремеслу. Осваивая новое производство, Егор специально ездил на левый берег Оби в городок Колывань и брал уроки шорного мастерства, а через некоторое время уже сам изготавливал кожаные изделия: ременную упряжь, седла, уздечки. Когда дело пошло и стало приносить прибыль, пригласил несколько мужчин и организовал товарищество. Егор и напарники самостоятельно дубили кожу, и никому не доверяли это важное дело. Спрос на изделия вырос и некоторые колыванские мужики сами приезжали к Егору за товаром. Естественно, после дела, пошедшего в гору, мужчины в товариществе стали хорошо зарабатывать.

Подрос сын Миша, единственный ребенок в семье Саркуловых и после учебы в городе, вернувшись в деревню, приобщился к отцовскому ремеслу. Поначалу Егор возил товар на базар в НовоНиколаевск, иногда выбирался в Томск, но когда среди коневодов прошел слух, что его шорные изделия не только красивы с виду, но и добротны, предложили сдавать партиями в Колывань, где устроилось немало людей, занимающихся ямщиной.

Некоторые каштаковцы завидовали состоятельному Егору, ведь не у всех крестьянин мозги работали правильно и руки были «заточены» под нужное дело. Отдельные мужики, вместо того, чтобы трудиться, пили самогонку, ленились обрабатывать свои наделы и засеивать их культурными растениями. В сравнении с некоторыми односельчанами в небольшой семье Саркуловых ленью не страдали, все принимали участие в успешном процветании семейного дела. Помогали друг другу и родные братья Егора, живущие со своими семьями в соседних дворах.

Все бы продвигалось хорошо, не дойди до Сибири тревожная весть о войне, объявленная Германией России. Европа содрогнулась от столкновения двух коалиций. Эхо войны докатилось и до сибирской деревни, в которой прошла мобилизация мужского населения. Через полгода призвали в армию Саркулова Егора и его сотоварищей. Оставив обе артели на родного брата Петра-инвалида и пятнадцатилетнего сына Михаила, Егор отправился на войну защищать интересы царской России.

С далекого фронта письма приходили редко, а потом совсем прекратились. О Егоре известий не было. В село Вороново и деревню Могильники возвращались солдаты, покалеченные на войне, но никто не слышал о Саркулове.

И вот однажды в 1917-м году с левобережного села Вьюны, приехал в Каштаково бывший солдат, ставший инвалидом по ранению, он и рассказал семье Саркуловых, как они с Егором бежали из германского плена и растерялись по дороге домой.

События в действительности обстояли так: в 1916 году Егор был ранен в бою осколком от снаряда, ему повредило левое бедро. Саркулова, будучи без сознания, немцы пленили. После того, как Егора подлечили в госпитале, с пленными русскими солдатами повезли вглубь Германии в грузовом вагоне, предназначенного для перевозки скота. Немцы набили в вагон столько людей, что приходилось ехать стоя и сидеть попеременно. Чтобы прилечь, даже не могло и быть речи. Уборной в пахнущем от навоза вагоне не существовало. Пленные приспосабливали для такого дела старые ботинки, сапоги, фуражки, которые выбрасывали в зарешеченное окошко. Кормили солдат на остановках в основном сухим пайком и поили водой. Прибыли на место и при отсутствии условий первое время проживали в землянках, которые сами же и рыли. Затем пленных солдат стали перевозить группами в лагеря с различными режимами.

Сначала войны прошло два с половиной года и Егору в какой-то степени повезло, потому, как в Германии в 1915-м году среди военнопленных прошла эпидемия тифа, унесшая множество жизней. Спустя время условия для пленных изменились в лучшую сторону, им разрешили работать и таким образом зарабатывать себе на пропитание. Но отношение российского правительства к своим пленным оставалось быть лучшим, солдат и офицеров, сдавшихся в плен, приравнивали к предателям. Но Егор попал в плен, находясь без сознания. В таком случае его должны были реабилитировать, однако по вине военного руководства, он угодил в список людей, пропавших без вести. В создавшейся неразберихе семья Егора лишилась выплаты за утерю кормильца.

Распределяя пленных русских солдат, немцы направили Саркулова на сельхозработы. Усадьба зажиточного крестьянина, куда попал Егор, находилась в нескольких милях от лагеря. Хозяин оказался не злобный, деловой и определил Саркулова на конюшню управляться с лошадьми. Работал Егор исправно, жалоб никогда не имел, был трудолюбив, послушен и получал за свой труд положенные деньги с вычетом за пропитание. Познакомившись с бытом и большим хозяйством немецких крестьян, Егор втайне позавидовал, что на родине в своей деревне мало таких хозяйств, да и устроены они были совсем по-другому.

Как-то раз, проходя мимо кирпичного строения, Егор увидел через открытые ворота, как работники ловко изготавливают шорные изделия. Заметив русского, один работник пригласил Егора подойти. Скудно владея немецким языком и жестикулируя, Егор объяснил, как в далекой Сибири, в деревне, у себя в хозяйстве он тоже производил такие же изделия. После общения работник предложил хозяину проверить Саркулова и его приставили к мастеру помощником.

По нраву пришлась Егору европейская жизнь, даже закрадывалась шальная мысль, остаться в Германии, но забыть и бросить родственников и родную деревню Каштаково, не мог, душа болела, рвалась на родину.

Однажды Саркулов поехал с хозяином в большой город и случайно встретился с соотечественниками одетых по гражданскому. Начальство разрешало пленным ходить в одежде невоенного образца, но в 1917-м году вменили строгие правила, чтобы каждый носил на рукаве белую повязку. Знакомясь с пленными русскими, Егор крайне удивился, среди них был Федор Ложников его земляк, родом из Сибири, только с левобережья Оби и проживал в селе Вьюнском. От русских пленных Саркулов узнал неприятную новость, что царское правительство категорично относилось к солдатам, добровольно сдавшимся в плен, обмену или возврату они не подлежали, а доказать свою невиновность, что попали в неволю без сознания, многие не могли. Необходимо было ждать окончания войны. Но ходили слухи, что солдаты и офицеры, бежавшие из германского плена и вернувшиеся на родину, приравнивались к героям. Ложников перед расставанием намекнул Егору, что есть возможность в ближайшее время вернуться на родину и Саркулов, не раздумывая, согласился.

В очередной раз, когда хозяин послал Егора в город, он встретился со своими знакомыми и в составе группы из шести человек, они покинули город и бежали на восток в далекую Россию.

Тревожные события февральской революции застали Егора еще в Европе, когда они с земляком Федором Ложниковым тайно пробирались до родины. Наконец, они пересекли линию фронта, и попали в расположение своих войск.

Среди российских военных отсутствовал порядок и дисциплина, русские бойцы митинговали, офицеры уже не имели авторитета и не влияли на своих подчиненных. В армии создавались солдатские комитеты. Большевистские агитаторы призывали солдат отказаться воевать и возвращаться домой. Подхваченные революционной волной, Егор и Федор, как и многие солдаты, направились на восток и оказались в тревожном Петрограде. Походив на митинги и, не совсем понимая, к какому результату ведут страну разные пропагандисты, земляки решили вернуться домой, там их присутствие и помощь родным семьям, было нужнее.

Чем дальше Саркулов уезжал на восток, тем больше убеждался, что положение в тех или иных губерниях было устойчивей и спокойнее, на местах все еще действовала прежняя власть. Губернии и волости еще не затронул Питерский переворот, организованный большевиками. Но слухи, а за ними и действия постепенно охватывали европейскую часть России. Уже не остановить было революционный подъем граждан, подхваченных февральскими событиями. Безвластие и хаос с каждым днем распространялись за Урал, заполняли Сибирь и катились на восток страны. Особенно такое положение ощущалось на железнодорожных станциях, заполненных людьми: солдатами, возвращающимися с фронта, гражданами, переселяющимися с западных территорий. Переполненные вагоны, давки на перронах перед отправлением очередного поезда. Все это постепенно вошло в жизнь Егора и его спутника Федора, они превратились в вынужденных путешественников. За время, пока бежали из плена, толкались в беспокойном Питере и ехали домой, они стали друзьями. Сроднились, так сказать, душой и мечтали по приезде в родные края наладить совместные дела.

После затянувшихся дождей, резко ударили холода и люди, одетые по-летнему, стала натягивать на себя зимнюю одежду. На крупных вокзалах и небольших станциях творилось невообразимое: мужчины, парни в военных шинелях и папахах, спеша уехать на Восток, бродили целыми толпами и когда объявляли отправление поезда, беспорядочно осаждали вагоны. Кто пытался пролезть через тамбур, кто-то влезал через в окно, а кто пытался устроиться на крыше… Но зимой на крыше вагона далеко не уедешь, потому отчаянных смельчаков находилось очень мало. Кроме всей этой сумятицы на станциях промышляли шайки воров, не успеет кто-нибудь отвернуться или зазевается, как баул с вещами «уплывал» в неизвестном направлении. На толкучках, организованных стихийно, люди обменивали вещи на продукты, имеющиеся драгоценности на зимнюю одежду. Соль к тому времени поднялась в цене и стала разменной «валютой» во всех сделках.

Отъявленные мошенники и воры, хорошо изучив различную публику, «обстряпывали» дела за счет беспомощных женщин, едущих с маленькими детьми. При посадке в вагон к женщине подходил опрятно одетый молодой человек и предлагал помощь. Сначала он подсаживал в тамбур женщину, затем предавал ей ребятишек, а затем уже вещи. При этом высматривал баулы, чемоданы, саквояжи и, как только дело доходило до предполагаемой ценной поклажи, резко хватал ее и «ныряя» под вагон, скрывался.

На коротких остановках поезда, некоторые спешили на станцию набрать кипяток и старались вернуться в вагон. На одной из станций, Федор Ложников побежал за кипятком в здание вокзала и не успел к отходу поезда. Дальше Саркулов продолжал свой путь без земляка. На одной из станций, когда задержали паровоз, наполняя его углем, объявили о продолжительной остановке. Егор обратил внимание на молодую, красивую женщину. В одной руке она держала большой чемодан, а на другой маленького мальчика, совсем еще ребенка. Она металась по перрону от одного пассажира к другому, упрашивая помочь ей сесть на поезд. Егор, не раздумывая, с трудом опустил оконную раму и крикнул женщине:

— Гражданочка, идите сюда. Сначала малыша подайте, затем вещи, а потом сама. Я затащу вас в окно, через тамбур вы не пройдете.

Приняв в окно двухгодовалого мальчика, Егор передал его соседу по лавке и, затянув чемодан с вещами, крепко ухватил женщину за руки и потащил в окно. Пока протаскивал, снаружи женщину кто-то схватил за ноги. Отбиваясь, она громко закричала:

— Пусти окаянный, чего вцепился?!

Егор не сразу понял, что случилось, думал, что слова женщины адресованы ему, но, когда она очутилась внутри вагона, бросилась к окну и закричала:

— Люди, вора держите, он с меня валенки снял!

Пассажиры, сочувствуя, покачивали головами и от безысходности разводили руками. Вот так действуют ловкие воры, как только предоставляется любая возможность, что-то украсть, они появляются неожиданно.

Поезд тронулся и стал медленно набирать ход, а бедная женщина, приняв ребенка на руки, со слезами на глазах присела на скамью. Егор с досадой ударил себя кулаком по коленке и, тяжело вздохнув, сочувственно спросил:

— У вас есть еще, какая-нибудь обувь?

— Нет, — всхлипывая, ответила женщина, — по дороге сапожки выменяла на продукты.

— Да, гражданочка, не повезло вам, без обувки никак, — сожалея, сказал Егор, но глядя, как она прячет под длинной полой платья озябшие ноги, сжалился и полез в свой вещевой мешок. Порывшись, достал солдатские ботинки.

— Берите, голуба, одевайте, хоть и летние ботинки, зато ноги не заморозите.

В ответ она благодарно кивнула и, опустив малыша на пол, принялась натягивать ботинок на ногу.

— Погодь, возьми вот, — солдат, сидевший на лавке напротив, протянул женщине портянки, — бери, бери они стиранные, а то в одних чулочках пальцы быстро скрючатся.

Как обычно в такое тревожнее время, нет-нет, да случается непредсказуемая история и обошлась она Егору дорого, он чуть не лишился жизни. Когда ночью, уставшие и убаюканные пошатыванием вагона, люди спали, в проходе появился сухощавый низкорослый, мужичок. Он внимательно присматривался к спящим пассажирам, как будто кого-то искал. За ним следом шли два молодых человека. Вещей у них с собой не было, выглядели они неопрятно, лица их были мрачные и некоторые пассажиры, различая в полумгле подозрительных парней, крепче сжимали саквояжи и хватались за свои узлы. Один из парней ловко вытащил у спящего на второй полке пассажира вещевой мешок. Втроем они быстро направились в тамбур.

Был бы единичным такой случай, кто-нибудь и поднял бы шум, но подобные инциденты происходили ежедневно, да по несколько раз и порой заканчивались трагично. Наглые, уверенные в безнаказанности бандиты-грабители жестко наказывали людей за помощь пострадавшим. Потому пассажиры, заметившие кражу, предпочитали не ввязываться а, закрыв глаза, делали вид, что продолжают спать.

Егор в этот момент спал на верхней полке, подложив под голову свой мешок. Под мышкой у него находился еще один, это были вещи, отставшего от поезда Ложникова. Женщина, которой Саркулов помог с обувью, проснулась и, увидев, как парень стянул у ее добродетеля вещевой мешок, растормошила Егора и рассказала о воре. Спустившись с полки и, прихрамывая, он поспешил в конец вагона. Вот здесь пригодился бы ему земляк Ложников и помог…

Орудовавшие в поездах мужчины не были обыкновенными воришками, а сколотив шайку, они стали опытными грабителями. Запустив Егора в тамбур, парни подперли двери, и пока Саркулов сцепился в схватке с главарем, его ударили ножом в бок. Открыв входную дверь, бандиты на полном ходу сбросили Саркулова с поезда. Вылетев из вагона и, кувыркаясь, он упал на снег. Ударившись головой о припорошенную снегом землю, потерял сознание. Пролежав какое-то время на холоде, он непременно бы замерз, но ранним утром, проходившись мимо путевой обходчик, заметив в снегу человека, на себе притащил домой.

Целый месяц Егор пролежал в домике обходчика, местный лекарь вытащил его с того света и поставил на ноги. Саркулов окреп и, поблагодарив за доброту отзывчивого хозяина, направился к себе на родину в Каштаково. Большую часть пути он уже преодолел. Несколько дней пришлось провести на вокзале в Омске, не мог сесть на поезд до НовоНиколаевска.

Наконец, добрался до НовоНиколаевска, дальше необходимо было найти попутного извозчика до Колывани и продолжить путь домой. Неприветливо встретил Саркулова город, к тому времени в НовоНиколаевске свирепствовал тиф. Больницы были переполнены, врачей не хватало, люди умирали десятками, сотнями. Не обошла стороной беда и Саркулова, не совсем окрепшего после ранения и падения с поезда. Егор почувствовал, как его начинает лихорадить.

В воскресный день Егор пытался договориться с приезжим из Колывани крестьянином, ему долго пришлось доказывать вознице, что он простудился, а не болен тифом. Наконец тот согласился, и они отправились в путь. Саркулов планировал встретиться в Колывани со своим давним знакомым Василием Зайцевым, с которым несколько лет занимался коммерческим делом. Он надеялся, что Василий отвезет его в Каштаково.

Кучер при выезде из города столкнулся со сложностью, ему никак не удавалось обогнать вереницу повозок. Сотни саней, нагруженных людскими трупами, растянулись по Колыванской дороге. Сыпняк скашивал людей сотнями, тысячами. Выживали сильнейшие, а тем, кому доктора не оказывали помощь, не многие самостоятельно вырывались из смертельных объятий болезни. Каждый день уходили обозы в сторону деревень: Криводановки, Катково и Крохалевки. Трупы, пересыпая хлоркой, захоранивали в общих могилах в сосновом бору. Пытавшийся обогнать обоз, кучер неистово молился и осенял себя крестом. Саркулов, закутавшись в старый тулуп, изредка открывал глаза и с безразличием наблюдал за устрашающей картиной.

По прибытию в Колывань, Егору стало еще хуже, и крестьянин, догадавшись, что пассажир подхватил сыпняк, прямиком доставил его в тифозный лазарет. Какое-то время Саркулов был без сознания, затем пошел на поправку и когда почувствовал себя намного лучше, послал весточку Зайцеву. На счастье Егора, Василий, часто разъезжающий по делам, находился в Колывани, сразу же примчался в лазарет. В тот же день не откладывая, Зайцев забрал Егора и укутав в овчинный тулуп, повез на санях в Каштаково.

«Воскрешение» и внезапное возвращение Саркулова привело его родственников и знакомых в неописуемый восторг. Многие уже потеряли надежду увидеть Саркулова живым. Особую радость он доставил жене и сыну, единственным, кто до сих верил и надеялся, что Егор вернется домой.

Между тем политическая обстановка в Сибири накалялась с каждым днем. Вождь большевиков Ленин, имея небольшую к тому времени партию, использовал недовольство народных масс, как гражданского населения, так и солдат, командование которых проиграло войну с Германией. Еще в октябре 1917-го года, воспользовавшись благоприятной обстановкой и подняв Петроградский военный гарнизон, большевики арестовали Временное правительство и захватили власть. Затем красные комиссары решительным образом расправились с Петроградскими, русскими революционерами, поднявшими народ в феврале и, разогнав Учредительное собрание, провозгласили по всей стране Советскую власть. В связи с закрытием фабрик и заводов, рабочие с семьями, оставшись без средств для проживания, вынуждены были голодать. Стране нужен был хлеб, а основные закрома находились в Сибири и на Алтае.

Докатилась Советская власть и до НовоНиколаевска. Временное правительство и Ценросибирь, созданные на втором съезде Советов Сибири, делили власть в городе. Но Советская власть, установленная в крупных городах, постепенно дотягивалась и до отдаленных селений. Во все крупные волости направлялись комиссары с вооруженными отрядами, пропагандирующими революционные преобразования в России. Крестьяне с интересом слушали политкомиссаров, но плохо понимали, что пришедшая власть, имея годовой опыт борьбы с разными партиями, устанавливает диктатуру большевистского единовластия. Зажиточные крестьяне, сформировав мнение о коммунистах, как о демагогах, не доверяли новой власти и на местах разъясняли крестьянам о пагубности ее установления.

Назначив твердые цены, большевистское правительство требовало от крестьян Сибири продажи хлеба на своих условиях. Свободные сибирские крестьяне, не поддавшись на уговоры комиссаров, не хотели задарма продавать продукт своего труда. Первое время Наркомпрод, получивший от правительства деньги, обменивал у крестьян хлеб на сельхозинвентарь, одежду, но все равно хлеба не хватало. Тогда народные комиссары провозгласили в стране продовольственную диктатуру, обложив крестьян непомерным налогом. Военный коммунизм, установленный народными комиссарами, усилил продразверстку¹ и, казалось, проблема была решена, но государство заостряло свое внимание только на потребности, при этом доходы и состояние крестьян не учитывались. В деревни и села потянулись обозы из городов, предписывая продкомитетам собирать с крестьян налог. Противившиеся новому закону крестьяне, прятали пшеницу, продавали спекулянтам или гнали из нее самогон. Начались обыски, реквизиции с последующими арестами и незамедлительными расстрелами. Карательные действия красных комиссаров всколыхнули крестьянское население Сибири, особенно тех, кто выращивал хлеб и, продавая его на рынке, жил с этого предприятия.

Не обошли перемены деревню Каштаково. Вот и в Вороновский сельсовет весной 1918 года пожаловал из Томского Губпродкома продовольственный комиссар, прихватив с собой вооруженную охрану. Последний инцидент, произошедший в селе Кожевниково, когда продкомиссары выгребли подчистую зерно из амбаров крестьян, заставили последних взяться за вилы и косы. Пришлось позвать на помощь военных и недовольных крестьян быстро и жестоко усмирили.

В Вороновской комячейке указали на Егора Саркулова, как на зажиточного крестьянина, который помимо своих наделов еще арендовал и соседние. Активисты включили в список и других каштаковцев, значившихся под фамилиями Теущаковы и Бетенековы.

Так сложились природные условия, что из-за заболоченности земли, каштаковские жители в своих правобережных угодьях практически не сеяли хлеб. В основном они занимались охотой, рыбалкой, разведением скотины и покосами. А вот на левом берегу Оби, в Вороновском и в соседних районах, крестьяне засевали пшеницей и рожью большие участки плодородных земель. Но здесь продразверстка уже прошлась по второму кругу. Очередь дошла и до каштаковских крестьян.

Установленный сельхозналог Саркулов Егор платил исправно, не хотел конфликтовать с новой властью. Излишки хлеба, как заставляли Уездпродкомовские работники, Саркулов отвозил на ссыпной пункт. Но когда продкомиссар заявился к нему домой и потребовал дополнительной сдачи хлеба, Егор до крайности возмутился.

— Где я вам столько хлеба возьму? На своем поле я садил только картофель и другие овощи. Я сам покупаю зерно и мелю его на вороновской мельнице.

— Саркулов, ой, да не бреши ты, а то мы не знаем, что в прошлом году за Вороново ты несколько десятин хлебом засеивал, — съязвил председатель каштаковского комитета бедноты.

— Это вам, похоже, кто-то сбрехнул, — огрызнулся Егор.

— Саркулов, вот постановление губпродкома, здесь предписано, взять с тебя дополнительный налог, как с зажиточного крестьянина, — объявил губернский продкомиссар.

— Нет у меня больше хлеба!

— А вот это мы сейчас поглядим, — взъерепенился комиссар и махнул рукой продотрядовцам, чтобы начинали обыск в подворье Саркуловых. Но Егор был готов к такому повороту дела и вовремя позаботился, отправив накануне сына Мишу с телегой, груженной мешками с пшеницей на охотничью заимку. В амбаре оставалось только три мешка и то по утверждению Егора, зерно было посевное.

Когда проверили все сараи и амбар, принялись за обыск в доме, но не найдя больше хлеба, потащили в обоз семенное зерно. Егор преградил дорогу продкомовцами, не давая ограбить семью.

— Не троньте семена, вы что хотите, чтоб мы следующую зиму впроголодь жили?

— Не прибедняйся Саркулов, у тебя еще два предприятия имеются, масло пихтовое готовишь, да конной упряжью занимаешься, купишь ты себе хлебца, — с издевкой заметил председатель Вороновского Волисполкома.

— Ты свой барыш считай, а на мое нечего облизываться.

— Саркулов, тебя уездный представитель вызывал? — спросил участковый милиционер.

— Ну, вызывал и, что из этого.

— Тебя предупреждали, чтобы больше батраков не нанимал.

— А кому я плохо сделал? Люди зарабатывают, я же не бесплатно их нанимаю…

— Тебе не достаточно было постановления? — спросил участковый, — тебя предупредили, ежели еще раз…

— Да понял уже, что одно и то же талдычить.

— А раз понял, выполняй законные требования. Будешь противиться, пойдешь под суд, как контрреволюционер. Довозмущаешься у меня, вот спроважу в уездный совет, там с тобой живо разберутся.

Егор не стал больше прекословить и злить продотрядовцев, а обреченно махнув рукой, ушел в дом. Когда «налетчики» выехали со двора и направились по списку к другим крестьянам, жена Егора, Варвара принялась успокаивать его.

— Егорушка, ты уж побереги себя и о нас подумай. Люди поговаривали, что на прошлой неделе советы с Макаром Теущаковым беду сотворили. Может, ты знаешь, что у него случилось?

— Обнаглели эти сиволапые в конец, — раздраженно произнес Егор, — им уже «излишек» хлеба мало, так они «проднорму» уготовили. Поцапался Макар с председателем Волисполкома, так он на него начальству наябедничал. Нагрянули, вымели все подчистую и корову прицепом забрали, а его избили. Вот каково им теперь будет зимой, подыхать, что ли с голоду.

— О, Господи, за что ж они его побили?

— Макар добро свое защищал, так местным голодранцам это не понравилось, насильно стали отбирать, а когда он спустил одного с крыльца, скопом набросились, да отдубасили.

— О, боже! Чисто антихристы, никого не жалеют.

— Ага, дождешься от них жалости, на Соколовскую Агафью и ее малых ребятишек наплевали, даже не посмотрели, что отец-кормилец на войне погиб, а Сережку старшего комиссары в армию загребли.

— Ох, Егор, а как до нашего Миши очередь дойдет…

— Не дам парня сгубить, в лес уйдет…

— А как найдут.

— Замучаются искать. Не успеют…

— Ты это о чем?

— Слухи идут, против большевиков весь народ поднимется, за Уралом восстания не прекращаются и у нас скоро грянет. Так что мать, если красные и дальше нас будут грабить, мы с Мишей в партизаны уйдем.

— Свят, свят, Егорушка, сына-то, зачем туда тащишь?

— А затем Варька, что меры у нынешней власти нет. Все окаянные подорвали, промышленность, сельское хозяйство, им осталось только народ грабить. Вот и нет больше терпежа, пора и в нашем крае восстание поднимать.

Постановление:

Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя ЧК Дзержинского по борьбе с контрреволюцией о деятельности этой Комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности ВЧК и внесение в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях. Подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; Что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры.

Народный Комиссар Юстиции — Курский

Народный Комиссао Внутренних Дел — Петровский

Управляющий Делами СНК — Бонч-Бруевич

Секретарь Сов. Нар. Ком. — Фотиева

Москва. Кремль.5 сентября 1918 года.

Глава 2

НовоНиколаевск освобожден от совдепов

За полгода существования Советской власти в Сибири, в Томске, НовоНиколаевске, Омске, большевики успели натворить немало бед. Егор Саркулов, навидавшийся за последний год от большевиков всякой гадости, искал таких же, ущемленных в правах людей. Он стал чаще встречаться с Федором Ложниковым, которому доверял. Затем они вместе ездили в Колывань, где его давний приятель Василий Зайцев познакомил их с разными людьми, состоящими в партиях, противоборствующих большевикам.

Диктатура коммунистов, захвативших власть, ужесточилась. В НовоНиколаевске большевики запретили деятельность городской управы и не разрешали людям собираться на митинги. Красногвардейцы арестовывали каждого, кто противился новому порядку.

В очередную поездку Егор взял с собой сына Мишу, считая, что парень уже созрел для выбора правильной дороги в жизни. В марте Саркулов и Зайцев приехали в НовоНиколаевск, и Егор познакомился с подпольщиками из комитета, возглавляемого белогвардейцами. На тайном съезде собрались представители из соседних городов, главный вопрос состоял в подготовке общего восстания в Сибири. Говорили о смертной казни, отмену которой большевики сначала утвердили указом, а затем, нарушив его, массово расстреливали людей. Возмущались в связи с закрытием газет и арестов руководителей издательств, выпускающих статьи, направленные против произвола большевиков. Выражали недовольство последними действиями красноармейцев, стрелявшими на митинге, состоявшегося в поддержку Учредительного собрания.

Егор с сыном Мишей, втянувшись в подпольное движение, в последнее время разрывались между Каштаково, Колыванью и НовоНиколаевском. Необходимо было готовиться к посевной. Не смотря на то, что хозяйство сократилось, конечно, не без помощи большевиков, но одной матери трудно было управляться с оставшейся скотиной. В отсутствии Егора, за хозяйством и артелью присматривал его родной брат Петр. Иногда на помощь приходили другие родственники. Артель и товарищество по изготовлению пихтового масла и лошадиной упряжи пока держались, принося доход, но с каждым разом сбывать продукцию становилось тяжелее.

В уезде, в волостях обстановка накалялась с каждым днем. Крестьяне, промышленники, мещане, лишенные самоуправления, поднимались против большевиков. Людская ненависть выплескивалась на представителей соввласти. Чувствуя, что положение миром не спасти, председатель Совета Романов 10 апреля 1918 года объявил в НовоНиколаевске осадное положение.

Василий Зайцев, встретившись в очередной раз с Егором Саркуловым в Колывани, предупредил, что большевики закрыли НовоНиколаевск, теперь без специального разрешения не войдешь и не выйдешь. В городе объявлен комендантский час. Закрыты многие учреждения. Митинги и собрания объявлены преступными и за невыполнение приказа уже приведены в исполнение первые смертельные приговоры.

Через два дня в Колывань приехал из НовоНиколаевска связной Семен Шевелев, работающий в железнодорожном депо и, передав Зайцеву донесение от подпольного комитета, кратко объяснил обстановку в городе:

— Идут обыски, аресты, в разных местах слышится стрельба.

— Где именно? — спросил Зайцев.

— Красные комиссары понагнали своих гвардейцев вокруг толкучки, якобы там действуют подпольщики-белогвардейцы и разные спекулянты. Принялись навздежку² людей арестовывать. Тут кто-то действительно стал отстреливаться. Люди в панике бросились в рассыпную, а растерянные красногвардейцы устроили пальбу из винтовок. Говорят, кого-то убили. В общем, в городе неспокойно, как будто намечается что-то серьезное.

— Что еще слышно?

— Совдепы обнаглели в конец, дозволяют красноармейцам под «шумок» арестов, воровать, грабить, вещи с продуктами забирать.

— А возле железнодорожного вокзала что творится? — спросил Егор, — там недалеко на Михайловской мой родственник живет.

— О, там такое творится… Красные вокзал оцепили. Прошел слух, будто чехов хотят разоружить. Напротив вокзала на запасной линии, два воинских эшелона стоят, это части из седьмого полка Чехословацкого корпуса задержались в городе, они ждут отправки на Восток. Говорят, седьмую роту поселили на Владимировской улице в военных казармах…

— Я в курсе, кроме них там размещены интернационалисты: мадьяры, немцы и китайцы, все они большевиков поддерживают, — перебил Зайцев Шевелева.

— Да, совдепы еще туда красногвардейцев пригнали за порядком следить.

— Это потому, Семен, что чехословаки и немцы друг к другу враждебно относятся. Немцы и австрийцы — это одна коалиция, а чехословаки, черногорцы, болгары — это славяне, — как умел, объяснил Зайцев и, прочтя тайное послание, посмотрел на Саркулова и сказал:

— Надо с подпольным Колыванским комитетом переговорить и в город пробираться. Наши предупредили, на третье мая съезд намечен.

— Съезд! Забодай их корова. Как же мы в город попадем? Я за сына переживаю, как бы куда-нибудь не влез, он сейчас у моего двоюродного брата Осипа проживает. Теперь ему домой не попасть, раз красные все перекрыли.

— Не переживай, через Ельцовский бор, задами пройдем в город. А ты знаешь, Егор, может быть это к лучшему, что Михаил в городе оказался. Как ты думаешь, он сможет записку передать, если я ее с Семеном сейчас отправлю?

— Кому записка?

— Надо на Владимировскую сходить. Недалеко от железнодорожной насыпи седьмая рота чехословаков тренировки и построения устраивает. Михаилу нужно найти одного чешского поручика и передать записку, в ней предлагается, чтобы кто-нибудь из командования чехов присутствовал на тайном съезде. Мне поручили организовать это дело. Так, что Егор, собирайся, поедем в НовоНиколаевск.

— Я хоть сейчас готов, — обрадовался Егор, предчувствуя скорую встречу с сыном.

Миша Саркулов неплохо знал город. Он часто бывал в центре на Базарной площади, когда отец привозил свои изделия на продажу. Еще в школьные годы он проживал по улице Михайловской в доме у своего дяди. Осип, брат Егора, один из первых, кто переселился из Колывани в НовоНиколаевск. Получив от управления селитебный участок, Осип сломал свой дом в Колывани и перевез его в разрастающийся город на Оби. В 1910-ом году случился огромный пожар, поглотивший хаотично поставленные деревянные дома. Осипу пришлось заново отстраиваться.

Михаил, обучаясь в школе на Переселенческой улице, ознакомился с вокзальным околотком. С каждым годом примыкающие к вокзалу территории заселяли новые переселенцы, прибывшие из разных концов страны. По мере распределения людей из Переселенческого пункта, формировались улицы: Омская, Томская Красноярская, Иркутская…

Дядя Осип, работая извозчиком, частенько сажал Мишу рядом с собой на козлы и разъезжая по городу, показывал хитросплетения городских улиц. Иногда он давал своему племяннику управлять лошадью и когда Михаил достиг семнадцатилетнего возраста, а выглядел он старше своих лет, то доверял ему самостоятельно заниматься извозом. Таким образом, Михаил в плане доставки и передачи тайных сведений, оказался ценным связным.

Выполняя разные поручения отца, а затем Василия Зайцева, молодого Колыванского подпольщика, Михаил мотался на пролетке по разным густонаселенным районам. Но в некоторые части города попасть было трудно, например, добираться до знакомых, живущих в Закаменском районе, ведь проездного моста через речку Каменку не существовало, потому приходилось перебираться через крутой лог. Чтобы попасть с Михайловской улицы на Базарную площадь, приходилось объезжать крутой овраг через Сибирскую улицу.

В мае, когда в городе по всем данным назревало крупное белогвардейское восстание, Михаил по поручению Зайцева отправился на Владимировскую улицу к военным казармам. После обеда, спустившись по дороге в тоннель под железнодорожными путями, он вышел к насыпи и оказался на окраине небольшого городка, огороженного деревянным забором, за ним располагались разные здания из красного кирпича. Рядом с насыпью размещались большие площадки, на которых проходили построения и тренировки солдат. Казармы за забором и прилегающую к ним территорию, разделяла небольшая улочка, ведущая в Нахаловку³, она брала начало от узкого деревянного моста через железнодорожные линии.

Михаил пришел вовремя, чешские легионеры как раз собрались на построение. Он прошел между замершей в строю ротой и военным оркестром и направился к двухэтажному зданию, где размещалась школа.

Походил взад-вперед и, остановившись возле небольшого дома, стал наблюдать за офицерами, отдающими команды рядовым бойцам. Михаил размышлял, как среди такой массы военных разыскать нужного поручика? Но, на его счастье мимо проходил офицер, на околыше его фуражки, закрывая кокарду, парень заметил спаренную ленту, белого и красного цвета, что означало принадлежность чехословаков к французскому легиону. Вероятно, это был чех. На оклик Михаила, офицер остановился и, оказалось, что он не только понимал русский язык, но так же разговаривал.

— Господин офицер, подскажите, где можно разыскать поручика Гусарека

Чех внимательно осмотрел парня и спросил:

— Зачем он тебе?

— Я ему тут табачок принес. Два дня назад я подвез сюда поручика на пролетке. По дороге разговорились, и я сказал, что мой отец сам выращивает хороший табак.

— Подожди немного, сейчас перекличка закончится, и я обязательно ему скажу.

— Спасибо, господин офицер, я буду ждать его на этом месте, — Михаил указал на угол дома.

Через полчаса к Михаилу подошел чехословацкий офицер.

— Это ты искал меня?

— А вы поручик Гусарек?

— Он самый. Чем могу…

— Вам кисет с табаком передали, просили взять с вас полтинник.

— Полтинник дорого, сбавь, хотя бы в половину.

Это был пароль и ответ. Михаил достал из-за пазухи большой кисет, набитый табаком и, протянув офицеру, тихо сказал:

— Передайте этот кисет капитану Гайде, пусть вспорет подкладку, там, на ткани кое-что написано.

Поручик кивнул и, достав из кармана галифе мелочь, отсчитал положенное и, протянув парню, пошел в расположение своей роты.

Белогвардейцы, созревшие для решительных действий и поддерживаемые населением из разных уездов, третьего мая собрались на тайный съезд. В постановлении ясно было определено: подпольные комитеты в сибирских городах должны поднять народ против большевистской власти и путем вооруженного переворота свергнуть ее. Так же был решен вопрос о формировании Временного правительства. Но, в НовоНиколаевске необходимо захватить военные казармы, где располагались вооруженные отряды красных, а для такого броска контрреволюционерам требовалось оружие, а его катастрофически не хватало. Потому белогвардейцы не спешили с восстанием, считая себя не подготовленными к началу военного переворота.

Вероятно, по воле провидения белогвардейцам повезло, подполковник Гришин, являющийся на тот момент главой подпольного Западно-Сибирского военного округа, в первой декаде мая встретился с руководством чехословацких легионеров. Он договорился с капитаном Гайдой, бывшим военфельдшером о совместной подготовке к восстанию в НовоНиколаевске.

На днях исполком Совдепов получил сведения о чехословацком мятеже в Челябинске и Омске и, подняв по тревоге красногвардейцев, решил до основания разоружить части иностранного полка. Кроме этого председатель исполкома Романов отдал приказ, разыскать и арестовать белогвардейских подпольщиков. После произведенных арестов и последовавших за ними расстрелов, чехи и белогвардейцы заторопились. Гайда не мог допустить, чтобы большевики окончательно разоружили солдат. Он владел точными сведениями, что Ленин и Троцкий, осуществившие военный переворот с помощью немецкого командования и, заключив с Германией мирные соглашения, готовят провокацию. Большевики всеми способами постараются разоружить чехословацкий корпус и, представив чехов врагами, сдать германскому командованию.

Тщательно скрывая от большевиков оставшееся в эшелонах оружие, Гайда накануне предполагаемого переворота встретился на переговорах с членами Совдепов: Петуховым и Бортко. Они предложили без кровопролития сдать имеющееся у бойцов оружие, но Гайда уверил, что у солдат винтовок нет. Большевики не поверили и потребовали обыскать два эшелона, на что Гайда ответил категорическим отказом. Чтобы не провоцировать чехов на выступление против Советской власти в НовоНиколаевске, большевики, нехотя согласились.

В подтверждение догадки, что народные комиссары насильно пытаются захватить чехословацкий легион, Гайда получил донесение: Троцкий издал указ о полном разоружении корпуса. Медлить было нельзя, и Гайда отправил посыльного к подполковнику Гришину, но к тому времени он отбыл в Томск. Тогда капитан Гайда встретился с женой Гришина, актрисой Марией Александровной и она предложила свой номер в гостинице «Метрополитен» для тайной встречи чехословаков и белогвардейцев.

Рано утром 25 мая на Михайловской улице в доме Осипа Саркулова состоялось тайное собрание подпольного комитета. Егор не смог приехать в город, неотложные дела заставили его остаться в Каштаково. Василий Зайцев, капитан Травин, поручик Лукин и еще несколько офицеров-подпольщиков обсуждали безопасность собрания, которое состоится сегодня в полдень в номере гостиницы Метрополитен. В доме так же находились Михаил Саркулов и Степан Шевелев.

— Парни, — обратился Зайцев к Михаилу и Степану, — нашим комитетом поставлена задача, вы оба и еще несколько парней сегодня в полдень должны взять под наблюдение территорию вокруг гостиницы Метрополитен. Вам надо так рассредоточиться вокруг здания, чтобы видели друг друга и при надобности подать сигнал тревоги. Если заметите приближающихся красноармейцев или какие-то повозки, машины с вооруженными людьми, немедленно дайте знать. Наблюдайте за всеми подозрительными гражданами, они могут оказаться тайными большевистскими агентами. Сразу же сообщите нашим охранникам, они будут находиться поблизости от гостиницы.

— Револьвер дадите? — серьезно спросил Семен Шевелев.

— Да что там револьвер, проси сразу пулемет, — пошутил поручик Лукин, — ребята, это не боевая операция, а тайное мероприятие и оружия вам без надобности. Если и возникнет потребность применить оружие, это сделают бывалые люди.

К обеду Михаил Саркулов на своей пролетке привез парней на Дворцовую улицу к белокаменному зданию. Не доезжая до гостиницы, всех высадил. Двое направились за угол здания и заняли свои посты рядом с почтой. Шевелев перешел дорогу и, перепрыгнув через забор, спрятался в кустах на территории гостиницы. Михаил поставил пролетку на противоположной стороне улицы между частными домами в ста метрах от отеля.

Управляющий номерами, поддерживающий социалистов, помог эсеру Фомину и сделал все необходимое, чтобы во время тайного собрания в гостинице не было посторонних людей. Мария Александровна, радушно принимая заговорщиков, угощала всех ароматным чаем.

После того, как управляющий, отвечая за безопасность мероприятия, предупредил, что вокруг спокойно, капитан Гайда и его помощники Гусарик и Кадлец поделились своим планом с полковником Ясныгиным, Серебрянниковым и другими белогвардейскими офицерами. Выслушав легионеров, подпольщики приступили к обсуждению. Гайда, подстегиваемый последними событиями, предложил не просто ускорить подготовку к восстанию, а начать его незамедлительно.

— Господин капитан, обратился к нему полковник Ясныгин, — у нас очень мало оружия. Подполковник Гришин поднимал вопрос перед томскими подпольщиками о совместном выступлении. Решение было принято, поднять восстание через месяц.

— Вам мало арестов и расстрелов ваших людей? — спросил Гайда, — я, к примеру, больше ждать не могу. Мы потеряем фактор внезапности. Большевики отберут у нас последнее оружие и сдадут чехословацкие части германцам.

— Что вы конкретно предлагаете? — спросил офицер Серебрянников.

— На примере решительных действий наших полков в городах: Пензе, Челябинске, Омске, я предлагаю, немедленно, сегодня же ночью освободить НовоНиколаевск от совдепов.

— А у ваших солдат достаточно оружия для восстания? — спросил поручик Лукин.

— Винтовки, несколько пулеметов и гранаты, нам удалось скрыть от большевиков. Повторюсь, с нашей стороны важна внезапность и благоприятный момент.

— Если рассуждать о благоприятном моменте, — к обсуждению подключился эсеровский представитель Фомин, — сегодня вечером, по нашим сведениям, совдепы соберутся в здании бывшего коммерческого клуба и таким образом можно арестовать всю большевистскую верхушку города.

— Необходимо одновременно захватить вокзал и железнодорожный мост, чтобы красные не получили помощь из других городов, — предложил Гайда.

— И в первую очередь телеграф, чтобы большевики не сообщили никому о восстании в городе, — добавил полковник Ясныгин, — нам самим нужно будет незамедлительно сообщить другим по телеграфу о взятии НовоНиколаевска.

— Нужно будет направить отряды в Закаменский район и захватить военные казармы. Часть моей седьмой роты займется интернационалистами в казармах на Владимировской. Повторяю, медлить нельзя, нужно выступать. Когда совдепы точно планируют заседание? — спросил Гайда у Фомина.

— Сегодня вечером. Думаю, заседание закончится поздно и большевики не станут разъезжаться по квартирам…

— Опять, как свиньи налижутся самогонки, — язвительно заметил капитан Травин.

— Нам только на руку, — весело отозвался поручик Лукин, — возьмем чуть тепленьких и без единого писка.

— Значит, сегодня ночью? — спросил Серебрянников, поглядев на Гайду. Тот утвердительно кивнул в ответ и предупредил:

— Ожидайте сигнала, как только мои бойцы будут готовы к выступлению, недалеко от вокзала мы выпустим три красных ракеты. Еще один важный момент, все повстанцы, без исключения, чтобы не перепутать своих бойцов с чужими, должны повязать на рукава бело-зеленые ленточки. Все, господа офицеры, принимаемся за дело, у нас в запасе десять часов, чтобы разместить свои отряды в разных точках города.

— Господа, подождите минуточку, не расходитесь, нужно немного выпить за удачу, — звонким голосом предложила Мария Александровна. Она поставила на стол две бутылки вина с бокалами. Травин и Лукин помогли ей разлить вино по бокалам, и капитан Гайда произнес прощальный тост:

— За нашу и вашу свободу! Пусть антинародная власть в России исчезнет навсегда. Вы получите долгожданный мир, а мы, наконец, вернемся на свою родину. Пусть Белая армия и Чехословацкий легион станут надежными союзниками в этой борьбе. Да здравствует свобода, господа!

Заговорщики поддержали его тихими и дружными восклицаниями:

— Виват, виват, виват!

Михаила Саркулова и других надежных извозчиков, привлеченных к подготовке восстания, задействовали для перевозки людей. Белый штаб действовал оперативно, направляя своих бойцов небольшими группами к местам, где предстояло оказать вооруженное сопротивление совдеповцам. Чехословаки, не смотря на дефицит оружия, все же выделили винтовки, револьверы и гранаты. Винтовки пришлось пока спрятать, чтобы не вызвать тревогу у патрулей. До начала комендантского часа, необходимо было рассредоточить боевые отряды по всему городу и потому извозчики трудились без устали, периодически меняя уставших от бега лошадей.

Михаил, считая, что его подключили к боевой операции, не постеснялся и спросил у Лукина оружие.

— Михаил, у нас каждая единица оружия на счету, что толку, если ты начнешь палить без разбора. Пойми, нам выдали один револьвер на шестерых человек и то он достанется самому меткому стрелку. Возьмем склады с оружием, вот тогда обеспечим каждого своего бойца, а пока твоя помощь очень нужна в переброске людей.

На удивление повстанцев, совдеповские руководители в городе совершенно не владели ситуацией, либо им было не до выискивания тайных агентов Белой гвардии, или они настолько оставались уверенными, что не позаботились о надежной охране. На самом деле руководитель первого призыва чекистов Горбань делал основной упор на борьбу с «мешочниками», запрещал толкучки, конфисковывал самогон, арестовывал саботажников из числа чиновников Временного правительства. В Томске уже действовал Отдел по борьбе с контрреволюцией при ВРК⁴. После декабрьского роспуска Военно-революционного комитета, в НовоНиколаевске продолжал существовать отдел арестов и обысков, но уже под эгидой ВЧК. По сути, если возникнет угроза восстания, защищать город практически будет некому. Три сотни красногвардейцев накануне были отправлены в Читу на подавление антоновского восстания. В НовоНиколаевске оставалась сотня вооруженных бойцов, да плюс батальон интернационалистов, поддерживающий большевиков и небольшие группы милиционеров.

Ближе к вечеру в здании на Дворцовой улице шло заседание Новониколаевского совета. Решались важные вопросы об очередной разверстке, и каким образом привлечь гужевой транспорт для перевозки хлеба и организовать вывоз излишек зерна на ссыпные пункты.

К входу в здание подошли двое мужчин в рабочей одежде и попросили проводить их к начальству. Часовой, даже не поинтересовавшись, кто они такие, не позволил войти внутрь.

— Не ко времени вы пришли, идет заседание.

— Нам срочно нужно увидеться с председателем совдепа, товарищем Петуховым.

— Не велено пускать. Ждите конца заседания.

Рабочие железнодорожного депо, посланные начальством, подняли шум и попытались войти внутрь. Только после этого в холл спустились со второго этажа начальник охраны и член совета Горбань.

— В чем дело, товарищи, почему нарушаете тишину? — спросил Горбань и представился рабочим.

— Нас из депо к вам послали. Недалеко от вокзала чехи подозрительно себя ведут, собираются группами, что-то обсуждают. По городу спокойно разбредаются.

— Что же в этом не так? Им дозволено свободное передвижение, тем более комендантский час еще не наступил.

— Так ведь у них оружие видели!

— Если холодное, то им разрешено носить при себе сабли и шашки. Или огнестрельное?

— Говорят, вроде как свертки под мышками несли, а в них, кажется винтовки…

— Говорят… Вроде… Кажется, — передразнил Горбань, — идите товарищи работайте. Сейчас нам некогда, идет заседание. Завтра разберемся, кто, что там носил под мышками.

Обескураженные рабочие вышли из здания и, чертыхаясь, пошли обратно в депо.

Погрузившись во тьму, большой город затих. Горожане, подчиняясь приказу о введении комендантского часа, разошлись по своим домам и квартирам. Появились ночные патрули, состоящие в основном из рабочих, партийцев и красногвардейцев. Они прохаживались по центральным улицам и, изредка сворачивая в темные проулки, прислушивались к ночной тишине. Встречаясь с охранниками, прохаживающихся вдоль зданий, приветствовали друг друга и продолжали патрулирование.

Вдруг в половине первого ночи, нарушая ночную тишину, непонятные хлопки прервали покой горожан. Это в районе железнодорожного вокзала, один за другим, прозвучали три выстрела и, вырывая из темноты силуэты зданий и деревьев, в небо взметнулись осветительные ракеты. Буквально за считаные секунды в разных частях города, зазвучали одиночные выстрелы, затем поднялась беспорядочная стрельба. Кое-где слышалась пулеметная «трескотня». Грохот от взрывов и щелкающие звуки выстрелов особенно доносились в районе вокзала.

Несколько красных бойцов, охранявших вокзальное здание, были ошеломлены от шума выстрелов, доносившихся со стороны Владимировских казарм. Понимая, что происходит непонятное вооруженное столкновение, два бойца выкатили из здания пулемет и, направив его на противоположную сторону путей, замерли в ожидании. Вдруг в темноте, со стороны казарм, показались силуэты человеческих фигур. Выскакивая из-под стоящих на железной дороге вагонов, люди перебегали через линии и быстро приближались к перрону. Красногвардейцы без предупреждения выпустили очередь из пулемета. Внезапно из-за угла здания выскочили люди в военной форме и, первый из них, не добегая до пулеметчиков, что-то метнул. Прозвучал оглушительный взрыв. Разорвавшаяся граната опрокинула пулемет и смертельно ранила двух солдат. Троих красногвардейцев, взяв в плотное кольцо, заставили сдаться. Не видя смысла в сопротивлении, они отдали оружие чехословацким легионерам.

Со стороны Межениновской улицы стягивались к вокзалу поднятые по тревоге милиционеры и несколько объединившихся патрулей рабочих и партийных работников. Увидев мечущихся при свете фонарей военных, сначала они растерялись, думая, что это красногвардейцы. Но когда легионеры открыли по приближающимся красным огонь, последние спрятались за домами. Не разобравшись до конца в ситуации, совдеповцы растянулись в цепи, и пошли в атаку. Два пулемета, установленные легионерами за бетонным парапетом, скосили выстрелами передних бойцов. Зажав со всех сторон, оставшихся в живых совдеповцев, вынудили сдаться.

Со стороны железнодорожного моста через Обь, послышалась стрельба, затем прозвучало несколько взрывов. В темноте, за рекой были видны яркие вспышки, видимо восставшие расчищали гранатами путь к мосту.

Мгновенно на улицах города оказались сотни людей, их уже не тревожил комендантский час. Любопытным гражданам, выбежавшим из домов, хотелось поскорее узнать, в связи с чем поднялась стрельба. Пробегавшие мимо вооруженные люди, на вопрос, восторженно отвечали:

— Все, конец большевикам, власть в городе перешла к Западно-Сибирскому комиссариату.

— Какому, кто это такие?

— Это те, кто за Учредительное собрание.

В военных казармах на Владимировской улице шел ожесточенный бой. Немцы, австрийцы, китайцы, скомплектованные в батальон имени Карла Маркса, укрываясь за массивными стенами, вели огонь из оконных проемов по наступающим чехословакам. Подготовленные легионеры, имевшие за плечами боевой опыт, действовали слаженно. Они быстро подавляли огневые точки противника, забрасывая их гранатами, или срезали пулеметными очередями. Видя, что долго не продержаться, интернационалисты выскочили из казармы и, отстреливаясь, бросились к железнодорожной насыпи. Не имея сведений о вооруженном мятеже чехословацкого легиона, по приказу командиров, они быстро направились по Алтайской ветке к железнодорожному мосту через речку Иня.

В казарменных помещениях оставались только раненые и трупы убитых. Кто не успел уйти с основными силами, сложили оружие и сдались в плен.

К зданию Совдепа на Дворцовой улице, быстро стекались вооруженные группы восставших. Часовые у входа заслышали отдаленную стрельбу и, заметив в темноте людей, открыли огонь из винтовок.

Со стороны восставших раздалась резкая команда:

— Ложись!

Брошенная белогвардейцами граната поразила часовых осколками. Ворвавшись в здание, легионеры и белогвардейцы поспешили на второй этаж, где размещался совдеповский штаб. В конце коридора заработал пулемет. На пол посыпалась сбитая со стен штукатурка. Пришлось прятаться от пуль. Пулемет на миг смолк, но охранники продолжали вести огонь из револьверов. Нападавшие бросили гранаты, прозвучали два оглушительных взрыва. Красногвардейцы прекратили сопротивление. Бой длился считанные минуты, застигнутые врасплох во время пьянки Петухов, Горбань, Серебренников и другие члены совета, были арестованы. Не понимая, что происходит, они даже не оказали вооруженное сопротивление.

Чешские легионеры, расположенные в бараках на Ломоносовской улице, тоже приготовились к бою. Небольшими группами еще затемно, они переместились за речку Каменка. Как только в небе вспыхнули сигнальные ракеты, чехословаки вместе с отрядом восставших белогвардейцев, устраняя караульных солдат, ворвались в военные казармы. Малочисленный отряд красногвардейцев, не оказав сопротивление, сдался в плен.

Бой за взятие НовоНиколаевска шел около одного часа. Власть большевиков в городе была свергнута. Такого ошеломительного натиска и положительного результата не ждали ни чехословацкие легионеры, ни белогвардейцы. Казалось, власть только что принадлежала совдепам и вдруг, полное освобождение. Когда выстрелы постепенно утихли, к бывшему совдеповскому зданию стали стекаться боевые отряды повстанцев, там уже шел митинг.

Глава 3

Схватка с бурым медведем

…Василий Зайцев и Михаил Саркулов в ночном взятии НовоНиколаевска участия не принимали. Договорившись с коммерческим перевозчиком, Василий и Михаил на своих лошадях переправились на пароме через Обь. Переездного моста через реку не было, и городская управа обеспечивала переправу имеющими пароходами и баржами. Но в некоторых местах работали промышленные и фабрикантские паромы и, не смотря на проверки совдеповских представителей, по коммерческой договоренности могли переправить через Обь кого угодно.

Зайцев и Саркулов по дороге договорились, Михаил должен предупредить своего отца и Вороновский подпольный комитет о свершившемся в НовоНиколаевске восстании, к ним с известием должен прискакать гонец. После этого вороновцы должны свергнуть власть на месте. Василий же должен остаться в Колывани и совместно с подпольщиками к ночи арестовать совдеповцев.

Прибыли они в заштатный городок Колывань еще засветло. Отправив Михаила в Каштаково, Василий направился на явочную квартиру, где обычно собирались местные подпольщики. Повстанческий комитет с нетерпением ожидал возвращения Зайцева с горячими вестями из уезда. Руководивший подпольным комитетом Андрей Ячменев, поздоровавшись, спросил:

— Василий, ну, как там положение?

— Все идет по плану, к началу восстания в городе все готовы.

— Когда все ожидается?

— Вы не поверите, но сегодня в полночь.

— Так скоро! Ведь Томский подпольный комитет принял решение, поднять восстание в Сибири против большевиков в конце июня.

— Чехословацкий корпус оказался в сложной ситуации, медлить нельзя, потому совместно с белогвардейцами принято решение, восстание поднять немедленно.

— А как мы узнаем, что белогвардейцы город взяли?

— Вот это справедливый вопрос. Нам придется рискнуть. Своими силами арестуем Колыванский совдеп и захватим телеграф. Только так мы сможем узнать о захвате НовоНиколаевска.

— А если белые не возьмут телеграф в городе. Что тогда, ждать, пока совдепы пришлют сюда военное подкрепление?

— Уйдем в лес и сформируем партизанский отряд, нам больше ничего остается, — предложил Зайцев.

— Риск, конечно, есть, но у нас действительно нет выбора, придется арестовать совдеповцев и большевистских активистов, — согласился Ячменев, — а если они начнут отстреливаться?

— Надо их разоружить, а если начнут сопротивляться, расстрелять к чертовой матери. Сколько людей мы можем собрать за пять часов? — спросил Зайцев.

— Надежных, человек тридцать, а если победа будет на нашей стороне, к нам многие присоединятся. Только бы в НовоНиколаевске не подвели, — ответил Ячменев.

— Не расстраивайтесь, чехословаки и белогвардейцы готовы к восстанию, у них есть оружие, главное, захватить большевиков врасплох, — успокоил Зайцев.

Колыванские подпольщики ночью, собрав около трех десятков вооруженных бойцов, окружили здание исполкома советов. Двери оказались на замке. Тогда решили разделиться на три группы: первая немедленно захватит милицию и здание почты, где находится телеграф. Вторая группа произведет аресты по адресам, где проживают совдеповцы, а третья обеспечит доставку арестованных в здание совета и будет наготове, а при необходимости окажет помощь другим.

Все действия осуществлялись строго по плану. Вооруженного сопротивления совдеповцы не оказали, считая, что утром их все равно освободят. Правда, пришлось пошуметь немного, когда два подвыпивших милиционера не хотели сдавать оружие. Одного, пытавшегося достать револьвер из кобуры, пришлось ранить в ногу. Всех закрыли под замок в здании исполкома и приставили охрану.

Глубокой ночью, когда по телеграфу получили срочное донесение из НовоНиколаевска о взятии города, Зайцев в порыве радости выскочил на улицу и разрядил наган в воздух. Колывань всколыхнуло известие о разгроме большевиков и, как предполагали подпольщики, в их ряды сразу же влились желающие поддержать новую власть.

Принятые накануне меры помогли Вороновскому подпольному комитету тайно сформировать отряд из добровольцев. Как только из Колывани прискакал вестовой и сообщил, что в НовоНиколаевске и Колывани большевистская власть свергнута, повстанцы арестовали участкового милиционера и активистов из комитета бедноты. Объявив в селе и волости о смене власти, повстанческий комитет отпустил часть арестованных, но предупредил, чтобы под страхом смерти они не противились новой власти. Участкового милиционера и председателя Волисполкома, этих ярых большевиков, отправили в Колывань для проведения над ними следствия.

Власть в НовоНиколаевске перешла в руки сформированного Западно-Сибирского комиссариата. Восставшую Белую гвардию остановить совдепам было невозможно, она вытесняла большевиков из городов, волостей и в июне были освобождены многие уездные центры.

В деревню Каштаково пришла спокойная жизнь. В некогда зажиточных хозяйствах, после продразверсток и жестоких реквизиций, возобновились сельскохозяйственные работы. Ограбленные коммунистами крестьяне, принялись восстанавливать свои хозяйства, предприятия. Волисполкомы были расформированы, а большевистское руководство, избежав ареста, спасалось бегством в Омск, где собрались представители Советской власти Сибири.

В один из июньских дней 1918-го года, к Егору Саркулову обратился с просьбой Василий Зайцев. Необходимо было помочь двум белогвардейским офицерам тайно переправиться в Томск.

— Василий, а почему тайно, ведь белогвардейцы отовсюду красных комиссаров выметают, от кого им скрываться?

— Егор, меня попросили помочь людям, а кто они и от кого скрываются, мне все равно. Их просто нужно переправить в Томск через Калтайское урочище. Возьмешься сопроводить их?

— Со своей хромой ногой я месяц буду водить их по тайге, может Михаилу это дело поручить.

— А что, парень он надежный, проверенный, толковый, тем более ты сам говорил, Калтайский бор он вдоль и поперек исходил, знает все таежные тропы. Позови его, я объясню, что нужно сделать.

— Так нет его, Мишка со своим другом на Таганскую заимку пошли, говорит, кто-то в избушке побывал, такого «шороху» навел.

— Егор, время поджимает, как же нам быть?

— Офицеры скоро приедут?

— Они уже в Вороново дожидаются меня в доме Ощепкова, так что нужно действовать шустро.

— Значит, надо идти в сторожку, чтоб предупредить Мишку.

— Егор, просьба будет к тебе, не надо, чтобы офицеров увидел друг Михаила. И вообще, о них никто не должен знать.

— Значит, утром пойдем, там и договорюсь с сыном. Ночью переправишься через Обь на лодке, и привезешь офицеров ко мне. Отдохнут немного, и как только начнет светать, отправимся в путь.

Михаил Саркулов с другом Ильей Бетенековым, собрались еще раз проверить заимку, расположенную между слияниями двух рек: Осинового истока и Таганока⁵. Взяв на два дня еды и ружья, семнадцатилетние парни решили выследить непрошеного гостя. Две недели назад лесную сторожку кто-то разворошил. Выломав входную дверь, устроил внутри бедлам и в довершение возле избушки сломал небольшой лабаз, крепившийся на столбах. Судя по следам от когтей на дощатой двери и крупным отпечаткам лап на земле, Михаил, определил, что этим «гостем» мог быть медведь. Да, подобного зверя не часто встретишь в Никольском бору, расположенного от Каштаково в восьми верстах. Хотя старожилы рассказывали, что в засушливые годы от недостатка пищи, медведи приходили из северного края и забредали в деревню, в надежде чем-нибудь поживиться.

Со дня погрома в сторожке прошла неделя. Парни прибрались внутри, навесили дверь и успокоились, думая, что бурый «хулиган» больше не появится. Но через два дня с утра, наведавшись в сторожку, снова ужаснулись от увиденного: лесной разбойник вновь выломал дверь и навел «порядок». Опрокинул небольшой стол, сломал полати и к тому же разнес маленькую печку, сложенную из камней.

— Миш, может наших охотников позвать, нам с тобой не под силу медведя завалить.

— Нельзя. Я же тебе говорил, батя не разрешает показывать сторожку чужим людям, кроме тебя, конечно. Сами справимся, я патроны жаканами зарядил, подкараулим зверюгу и прикончим.

— Жутковато что-то, мы ни разу на медведя не охотились. Помнишь, дядя Семен рассказывал, как здоровенный медведь двух наших мужиков заломал, а ведь они были бывалыми охотниками.

— Не дрейфь Илюха, одолеем. Главное, засаду хорошую устроить, а там подкараулим и убьем. Надо же когда-то нам и на медведя поохотиться, тем более шкура ценится, продашь, вот тебе и деньги будут.

Саркулов Михаил особо не питал себя иллюзией, что медведь больше не вернется, потому как, утащив из лабаза вяленое мясо, теперь он наверняка повадится ходить к «гостеприимному» столу. Собираясь на охоту, Михаил заранее приготовил приваду, отрубив голову надоевшему, голосистому петуху. Подержав некоторое время тушку на свежем воздухе, пока не появился запах, сунул ее в плотный мешок. С Ильей на пару отремонтировали лабаз и оставили в нем смердящего петуха. Медведь такой запах чует за версту, а то и больше и по уразумению Михаила, он должен появиться. Вокруг заимки располагался густой хвойный лес, и только в одном месте открывалась небольшая поляна. Конечно, было бы неплохо, если ветер подует со стороны появившегося на поляне медведя. Парней интересовал вопрос, откуда медведь пришел в Калтайский бор? С севера и с юга бор окружали поймы рек и обширные болота. Если медведь пришел со стороны Оби, то видимо перебирался вброд через речку Осиновый исток и очутился на заимке. А со стороны Таганского болота путь бурому «погромщику» закрыт, он непременно бы угодил в трясину.

Михаил подготовил для себя место, схоронившись за ольховыми кустами в десятке метрах от лабаза, а Илья, спустившись к реке Таган, притаился за береговыми ивами. До позднего вечера просидели друзья в засаде и уже перестали надеяться, что медведь появится, как вдруг, часам к одиннадцати, когда мгла накрыла землю, в лесу послышался хруст сухих веток. Сложив ладони лодочкой, Михаил два раза прокричал совой, предупреждая Илью об опасности. Наконец, на поляне появился медведь. В темноте, издалека, зверь не казался особо крупным. Задрав морду, бурый втягивал ноздрями воздух. Парням действительно повезло, слабый ветерок дул со стороны медведя, потому он не учуял спрятавшихся за кустами людей. Затаив дыхание, Михаил прицелился и стал ждать удобного момента, чтобы выстрелить. Медведь медленно подошел к одному из столбов, на котором крепился навес, поднял морду к верху и, потянув носом, сильно засопел. Поднявшись на задние лапы, ухватился за столб и стал раскачивать навес. Михаил подвел мушку под основание черепа медведя и выстрелил. Рыкнув от боли и, потеряв сознание, зверь повалился на землю. «Неужто с первого раза! — обрадовался Михаил и, перезарядив ружье, осторожно приблизился к лабазу. Постоял немного и, убедившись, что медведь не шевелится, посвистел. В темноте послышались прерывистые шорохи. Илья, еще не зная, где находится медведь, осторожно крался к избушке. Заметив во тьме поверженного медведя и сомневаясь, что он убит, Илья нагнулся и несколько раз толкнул тушу. Только после этого успокоился и восхищенно воскликнул:

— Мишка, ну ты даешь! С первого выстрела свалить такую груду мяса.

Илье самому не верилось, и для убедительности два раза пнул бурого по задней лапе. Внезапно медведь зашевелился.

Мгновенно среагировав, Михаил отскочил от туши и, вскинув ружье, крикнул:

— Илюха, быстро в сторону!

Медведь, оправившись от болевого шока, действительно очнулся и, поднявшись, бросился к первому, кто оказался к нему ближе. Растерявшийся Илья стоял как вкопанный. Его обдало отвратительной вонью, донесшейся из звериной пасти. В последний миг сработал инстинкт самосохранения, Илья успел прикрыться ружьем. Медведь резко махнул лапой и с силой отбросил Илью в кустарник. Ломая ветки, парень упал. Хищник повернулся и приготовился к прыжку… В этот момент прозвучал выстрел. Послышался громкий, надрывный рев. Медведь замер и, собрав последние силы, сделал несколько неуверенных шагов. Пошатнувшись, повалился на землю. Друзья услышали хриплое, учащенное дыхание умирающего зверя. Михаил отбросил свое ружье и, нащупав в траве берданку друга, подскочил к медведю и выстрелил в приоткрытую пасть.

Ни звука, ни шороха… Вокруг стояла тишина. Илья подошел к затихшему медведю. Сердце не унималось, бешено ворочаясь в груди. Когда возбуждение немного улеглось, Илья почувствовал резкую боль в руке. Нащупал рану и сочившуюся из нее кровь.

— Мишка, кажется, он мне руку порвал.

Илья прижался к плечу друга, и только сейчас до него окончательно дошло, что Михаил спас его от смерти.

— Пойдем скорее, поглядим, что у тебя, — предложил Михаил и, поддерживая Илью под здоровую руку, повел к избушке.

Михаил запалил несколько лучин и принялся осматривать рану. В трех местах на предплечье была содрана кожа до самых мышц. Промыв кипяченой, прохладной водой рану, Михаил наложил перевязку и предложил:

— Давай разведем костер и освежует тушу, а то до утра долго ждать. Как ты, можешь двигаться?

— Пока терпимо.

Илья, взяв в здоровую руку деревянное ведерко, пошел к реке за водой. Выходя из сторожки, резко обернулся и поблагодарил:

— Миш, спасибо тебе… — В ответ послышалось шмыганье носом, — Миш, ты что, плачешь?

— Да иди ты уже…

Саркулов, выйдя из избушки, присел возле убитого медведя и, вытирая рукой выступившие слезы, подумал: «А если бы он Илюху… Чтобы я сказал дяде Тимофею…?» Тяжело вздохнув, ухватил медведя за лапу и, потянув на себя, что есть силы, перевернул на спину.

Утром ребята засобирались домой. Они могли бы еще остаться, но у Ильи болела пораненная рука. Приготовили разделанное мясо, шкуру и только тронулись в путь, как со стороны Осинового истока, послышались приглушенные людские голоса.

Парни терялись в догадках, кто бы мог сюда забрести? Михаил предупредил Илью, чтобы укрылся в кустах, а сам пошел через поляну к речке. Он удивился, увидев своего отца, идущего в сопровождении двух мужчин, одетых в военную форму. За плечами у них размещались большие вещевые мешки. Знаки различия, кокарды на фуражках и погоны у незнакомцев отсутствовали, потому невозможно было угадать к каким войскам они относились, то ли к белогвардейским то ли к красногвардейским. Саркулов Егор посоветовал мужчинам спрятаться в кустах, а сам пошел навстречу Михаилу.

Отец, заранее предупрежденный сыном, что он пошел проверить сторожку, осмотрел его внимательно и, заметив на лице усталость и волнение, спросил:

— Миша, что стряслось, уж больно вид у тебя никудышный.

— Батя, мы ночью с Илюхой медведя убили.

— Так… Все-таки это медведь напакостил в сторожке. Ай да парни, ай да молодцы! Как вам это удалось?

— Илюха пострадал, медведь ему руку порвал когтями, надо к фельдшеру его вести, не дай бог заражение начнется. Бать, а что за люди с тобой пришли?

— Люди, как люди, сейчас познакомитесь. Где Илюха?

— Там, в кустах прячется.

— Ты вот что, проводи-ка Илюху до Игнашиного озера. В сторожку больше не приводи. Так надо, понял. Этих людей никто не должен видеть.

— Прячутся, что ли от кого?

— Прячутся, прячутся, — недовольно проворчал Егор, — замок на рот навешай и не проговорись Илюхе, что кого-то здесь видел и не забудь ему сказать, мол, батя ругается, не дозволяет больше в сторожке бывать. Проводишь Илюху и зараз в сторожку вертайся. Дело для тебя есть очень ответственное, Зайцев просил помочь.

— Снова задание! — обрадовался Михаил, — бать, так ведь красных прогнали, зачем тогда я ему понадобился?

— А ты как был связным, так им и остался. Или тебе неохота дальше этим делом заниматься.

— Да нет, что ты, бать, Я всегда рад помочь, а тем более против большевиков.

— Вот и правильно сынок. Об этом и речь, что понадобился ты людям из белого войска.

Проводив сына, Егор махнул попутчикам рукой и повел их к сторожке. Первым из кустов вышел зрелый мужчина среднего роста, он выглядело немного уставшим. Это был подполковник Мезенцев Алексей Семенович. Следом шел мужчина помоложе. Под гимнастеркой просматривались крепкие плечи, крутая грудь, мускулистые руки. В каждом его движении чувствовалась сила. Попутчиком подполковника оказался поручик Мирошников.

Два белогвардейских офицера знали друг друга еще со времени империалистической войны, служа под командованием генерал-лейтенанта Корнилова. Судьба на какое-то время развела их, но летом семнадцатого года им снова посчастливилось встретиться в бурлящем от революционных волнений Петрограде. Оставаясь убежденными сторонниками Корнилова, офицеры поддержали его, и отошли от Керенского и Временного правительства. Увлеченные освободительной идеей, офицеры пошли за своим генералом на Дон. Поручик Мирошников, имевший в мирное время специальность горного инженера, попал в сформированную Корниловым армейскую разведку. Непосредственным командиром поручика стал подполковник Мезенцев, служивший до войны с немцами в жандармском управлении следователем по особым делам. Зная Мирошникова с какой легкостью он выходит из разного рода ситуаций, Мезенцев доверил поручику сформировать специальную группу, состоящую из казаков. Бойцы из группы выполняли ответственные задания командования: под видом красных воинов они внедрялись в Красную армию, дестабилизировали обстановку в неприятельском войске, охотились за большевистскими комиссарами и ликвидировали командный состав. Операции удавались по-разному, иногда были успешными, а когда неудачными, приходилось уходить немедленно, чтобы не оказаться расстрелянными. Освобождая от большевиков хутора, села, города, Добровольческая армия продвигалась вперед. В тылу начал действовать небольшой особый отдел контрразведки, вылеживая ушедших в подполье большевиков. Мезенцев и Мирошников, имевшие навыки в тайной борьбе, перевелись именно в этот отдел. Вместе с казаком-генералом офицеры участвовали в Ледовом походе вплоть до трагической гибели Корнилова в конце марта 1918-го года. Подполковник и поручик офицера с тремя казаками по приказу Алексеева сопровождали в Сибирь генерала Флуга. К концу апреля они прибыли в Томск и находились в городе вплоть до восстания в НовоНиколаевске. Два друга офицера и раньше бы прибыли в Сибирь, когда Корнилов рвался на восток, желая поднимать людей на борьбу с большевиками в Поволжье и за Уралом, но его отговорили, авторитет Корнилова в войсках на Дону был огромен.

После прихода Белой гвардии в НовоНиколаевске, подполковник и поручик до лета занимались подготовкой кадров и сбором информации о большевистском руководстве, находящимся в подполье в разных сибирских уездах. В Омске красные пока удерживали власть в своих руках. Служба в белом войске, а именно в контрразведке, обязывала офицеров такого уровня продолжать тайную работу. В конце мая в Томске грянуло восстание белых офицеров во главе с Пепеляевым. После освобождения Томска от совдепов, Мезенцев и Мирошников получили от командования задание, раскрыть подпольную сеть большевиков. В Томск их направили тайно. Офицеры не направились по железной дороге, а решили проехаться по левобережным конспиративным явкам. Тем более, недалеко от Вороново, на берегу Симанской протоки, поселились казаки, прибывшие в Сибирь вместе с офицерами с Дона. И наконец, перед тем, как добраться до Томска, им было необходимо побывать в Калтае и встретиться со своими тайными агентами.

Офицеры спустились к реке Таган⁶ и, раздевшись по пояс, ополоснулись, смыв с себя пыль и пот. Наслаждаясь, они наблюдали за местной природой, удачно выбранным живописным местом, где разместилась сторожка, за небольшим хвойным лесом, окружающим охотничью избушку и сосновым бором, расположенным за озерком, прозванного в народе «Никольским». Вокруг бурлила жизнь: в воздухе жужжали пчелы, перелетая с одного цветка на другой. Птицы, порхая с ветки на ветку, переговаривались между собой звонкими голосами. Высоко в небо слышалась трель жаворонка. Кругом была мирная жизнь.

— Эх, поселиться бы здесь навеки, построить настоящий дом, — мечтательно произнес Мезенцев, — тут тебе и рыбалка, и охота и полное спокойствие…

— Не рано ли о покое задумался, Алексей Семенович, — улыбаясь, поручик прервал мечты друга, — вот разобьем большевистскую сволочь, тогда вернемся сюда. Я помогу тебе дом построить.

— Э, нет, господа офицеры, — возразил Егор Саркулов, — иногда здесь бывает такое половодье, все кругом затапливает.

— А избушка, давно стоит? — спросил поручик.

— Это сын Мишка постарался в позапрошлом году, сам построил. За два года пока наводнений не было. А вот и он… — Егор помахал сыну рукой, приглашая присоединиться к офицерам, Михаил приближался со стороны речки Осиновый исток. Подполковник поднялся и, с интересом посмотрев на подошедшего Михаила, одобрительно высказался:

— Дай-ка я посмотрю на героя-повстанца. Каков орел! Да ты не смущайся, я же не льщу, а передаю слова благодарности и привет от твоего недавнего знакомого.

Михаил поздоровался с обоими офицерами и удивившись, спросил:

— Какого, такого знакомого?

— А у кого ты револьвер просил перед самим восстанием.

— Лукин, что ли?!

Подполковник радостно кивнул, оставшись довольный, что Михаил угадал с первого раза.

— Точно, он, мы с поручиком почти месяц у него на квартире проживали. Рассказывал он, как вы, молоденькие парни весь день повстанцев развозили по городу, да секретные послания передавали. Молодец Михаил, хвалю за помощь и смекалку.

— Да ничего я такого не делал.

— Ладно, ладно, не прибедняйся, мне уже рассказали, как ты передавал секретное сообщение командиру чехословацкого полка Гайде. Про табачок, небось, кто-то надоумил.

— Сам сообразил, никто мне не подсказывал.

— Сам?! Миша, хвалю за смекалку.

Михаил немного смутился, но улыбнувшись, присел на траву рядом с офицерами.

— Не догадываешься, зачем тебя позвали? — обратился к парню поручик Мирошников.

Михаил посмотрел на отца, перевел взгляд на офицеров и, молча, пожал плечами.

— Знаешь тропу через Калтайское урочище?

— Их там несколько, а вам в какую сторону надо?

— В Калтай.

— Не проще ли было по железной дороге через станцию Тайга добраться, — сказал Михаил.

— Не проще, ведь села Вороново нет по дороге на Калтай, — с нотками сарказма, ответил Мезенцев.

— А, теперь понятно, — Михаил слегка смутился, — а когда идти?

— Если ночью в тайге ориентируешься, можно прямо сегодня вечером отправиться.

— Смотря, какую тропу выберем.

— А ты, что предложишь?

— Можно прямиком через болото, так короче будет, но вам придется долго свои сапоги сушить, — пошутил Михаил.

— А другая тропа?

— Тоже через Таганское болото, только правее, мимо озера Ларино, с выходом к Калтаю.

— Ну, допустим, сапоги все равно придется замочить, так что веди по тому пути, по который сочтешь нужным, — согласился Мезенцев.

— Тогда пойдем рано утром, ночью по болоту ходить опасно. Я пойду готовиться, — деловито сказал Михаил и, поднявшись с земли, направился в сторожку, — бать, чуть не забыл, не забудь гостям дать в дорогу медвежьего мяса, а остальное отвези домой.

Глава 4

Знакомство с казаками

Как и все интересующиеся граждане из крестьянской среды, Михаил Саркулов и Илья Бетенеков, каждый имел свое представление о нестабильном положении меняющейся власти в Сибири. Хлебнув немало бед от большевиков, Михаил всей душой поддерживал Белую гвардию, он явственно различал две противоборствующие власти.

Илья же, воспитанный родителями в духе толерантности ко всем конфликтующим сторонам, больше тянулся к бедному крестьянству, которое поддерживало Советскую власть. Он не конфликтовал с другом Михаилом по поводу его твердых убеждений, что советские руководители, это, прежде всего пропагандисты красного террора. Но старый царский режим, о возврате которого мечтали некоторые зажиточные крестьяне Каштаково и Вороново, Илье был не по душе. Он не мог забыть, как его отец Тимофей на пару с Тимофеем Теущаковым еще до работы в артели Егора Саркулова, объединившись, совместно вели свои хозяйства. Одна старая лошадь, находившаяся в пользовании Тимофея Теущакова и арендованные отцом Ильи плуг с бороной, помогали выживать. Но еще раньше им приходилось наниматься к богатым людям и зарабатывать на жизнь, а на полученные копейки разве можно было развивать свои хозяйства.

А вот Саркулов Егор мыслил и действовал совершенно по-другому: находчивый, практичный, он постоянно стремился развивать свое дело. Но, как оказалось, нестабильное положение политической власти в стране, мешало ему достичь основной цели — стать промышленником. Он все больше отдалялся от производства, оказывая всяческое содействие восставшим гражданам в формировании Временного правительства в Сибири.

Михаил Саркулов по ходу конспиративной деятельности, познакомился с казаками, обосновавшимися в хуторе недалеко от села Вороново. Три казака прибыли с Дона, двое из них имели семьи. Хорунжий Шевелев пока был холост и, получив задание, временно поселился в Змеиногорском уезде в хуторе на берегу реки Бухтарма. Женился там на казачке, у которой красные убили мужа, а все ее семейство, взяв фамилию Шевелева, вместе хорунжим, переехало в хутор под Вороново.

Побывав в гостях у Шевелевых, Михаил Саркулов познакомился с казачком Степаном, своим ровесником. Не смотря на то, что Степан жил в отдалении на хуторе, у парней всегда находился повод и время, чтобы встретиться вновь. Степан поначалу, познакомившись с Ильей Бетенековым, осторожничал, но когда узнал его ближе, открыто высказывался против Советской власти. На этой почве убеждения Степана Шевелева и Михаила Саркулова полностью сходились. Нередко разговор с Ильей Бетенековым переходил в горячий спор, если он касался житейских проблем крестьян. Михаил принципиальничал и ставил в пример Садкина Григория с его старшим сыном Савелием, которые славились по деревне пьянством и ленью.

— Илюха, вот ты защищаешь бедняков, а разницы между ними не видишь. У вас семья бедная, но от этого душа ваша не оскудела. Батька твой, дядя Тимофей никогда не завидовал богатым и жил своей головой. А Садкин дядя Гриша еще тот завистник и лодырь, каких свет не видывал, ему даже картошку лень посадить.

— Миша, ему такая судьба досталась, не дал Бог богатства.

— Опять ты на жизнь и на Бога все сваливаешь. Кто же ему не давал до прихода большевиков управляться со своим хозяйством. Ты вспомни, еще до войны, когда у дяди Гриши родился последний ребенок и ему выделили положенный надел. Вместо того чтобы пахать землю, семейство кормить, да ребят своих к труду приучать, он пил, да жену с детьми к самогоночке пристрастил. Вокруг дома все бурьяном затянуло. Мы поначалу жалели их, думали, что и вправду им тяжело. Голодных ребятишек подкармливали, делились кое-какими вещами, давали дядьке Грише овощную рассаду. А он что делал?

— Он не один такой, многие в деревне бедствовали. Согласен, слабоват он характером, запил от такой жизни, — сказал Илья.

— Пахать надо было, и сеять, а не в аренду свою землю сдавать, да гроши пропивать.

— Тебе легко говорить, вы в нужде не жили. При царе разве только Садкиным тяжело было, мы тоже бедствовали.

— Илюха, ты своего отца и Садкина-пьяницу не ровняй, вспомни каким он с войны пришел, злым, как собака, на нашу семью волком смотрел.

— Ну, сейчас он изменился, по-другому стал думать.

— Ничего он не изменился, каким был трусом и попрошайкой, таким и остался. Он тогда смелым был, когда самогонки нажирался, все грозился, скоро, мол, закончится Саркуловское время, и в Каштаково придет власть народная. И дождался сволочь… Первый вступил в комитет бедноты и Савелия, своего сынка туда же пристроил.

— Время другое пришло, а с ним и люди поменялись.

— Нет, Илюха, ты не прав, время здесь не причем, — к разговору подключился Степан Шевелев, — если Садкин был лентяем и пьяницей при царе и при Керенском, таким и при советах остался. А Советская власть, что? Она как раз-то и пригрела всех бедняков и нищих, теперь она им, как мать родная.

— Неправда, Советская власть не жалует разгильдяев. В нашей семье хоть и бедной, но пьяниц и не лоботрясов нет, — возразил Илья.

— Ох, Илюха, Илюха, — тяжело вздохнул Степан, — не видел ты еще Советскую власть во всей «красе».

— А ты видел? — ехидничая, спросил Бетенеков.

Степан поднялся с земли и, задрав рубаху, повернулся к Илье спиной. Вся кожа от поясницы до плеч была испещрена рубцами. Повернувшись к нему лицом, Степан задрал полу рубахи до самого подбородка. На груди виднелись два шрама.

— Вот она, твоя Советская власть… Красные шомполами и штыками прошлись по казаку.

— За что они тебя так? — сочувствуя, спросил Михаил.

— За то, что батька мой старый режим поддерживал, порядка на хуторе хотел и чтобы казаки свободными оставались. Красный комиссар его застрелил, а меня приказал выпороть. Я вырывался, так меня два раза штыком в грудь, чтобы не брыкался.

— А я думал дядя Захар твой родной отец, — удивился Михаил.

— Нет, он мне не родной. Так вышло, что после смерти отца, он стал помогать моей мамке. Он полюбил ее.

— Степка, я не знал, что у вас приключилась такая беда, — извинительным тоном, сказал Илья.

Михаил, желая закончить спорный разговор мягче, подыграл Илье.

— Так что Илюха, никто дядю Тимофея и тебя не винит, речь идет о Садкине. Он же завистник и лодырь, что еще от него ждать. Он мою семью и дяди Захара считает врагами.

Конечно, если сравнивать две семьи, отличающиеся друг от друга в корне, Михаил делал принципиальное различие между Григорием Садкиным и Захаром Шевелевым, они были совершенно разные по своим взглядам люди. Не в пример Садкиным, Шевелевы относились к земле, как к кормилице и всячески заботились о своих детях.

Илья не всегда заступался за Советскую власть, иногда ему приходилось молчать, когда друг Мишка и Степка заводили разговор о Народной армии, боровшейся с большевизмом на Урале, в Сибири и на Алтае. Они с тревогой толковали о наступлении красных войск с запада, несущих с собой голод, хаос и разруху. Говорили о комбедах, отнимавших у людей право управлять селами и деревнями, как они забирали то, что никогда им не принадлежало по праву. Больше всего парней волновало, что вернувшись, красные комиссары снова начнут грабить, выгребать начисто из амбаров хлеб и насильно отправят служить их в Красную армию.

Чтобы разрядить обстановку, Степан закончил своей любимой фразой:

— Ладно, Бог не Яшка, он видит кому тяжко.

Но произносил он слова своеобразно, не каждый мог разобрать, что он говорил. После добавления к каждому слову окончания, возникала несуразица: «Куда ты пошел?» А звучало так: «Кудахтарма тыхтарма пошехтарма?» Поначалу это раздражало Михаила, но потом он привык и даже научился произносить каверзные слова. А когда они со Степаном выполняли задания антибольшевистского комитета, то применяли условный язык в деле. Со стороны, когда они разговаривали между собой, люди обычно думали, что это не язык, а какая-то тарабарщина.

Илья по своей натуре был человеком порядочным и терпимым. Споря с друзьями, он не впадал в ярость и не имел помыслов, чтобы как-то «насолить» им за определенные взгляды. Родной отец учил его говорить открыто и, не прибегать к подлым поступкам. Хоть они и жили бедно, имея небольшой покосившийся дом и одну отощавшую от скудных кормов корову, но на чужое добро семья Бетенековых никогда не зарилась. Отец еле-еле сводил концы с концами. Илья в семье был самым старшим, за ним шли сестры, Лукерья и Наталья. Некоторое время отец Ильи, Тимофей Бетенеков батрачил в селе Вороново, плавая на лодке на другую сторону Оби. Спустя время стало немного легче, когда Тимофей перебрался в артель к Егору Саркулову. Мужики в артели занимались заготовкой пихтового лапника и изготовлением масла.

Пока Михаил Саркулов учился в городе, Илья познакомился с Сергеем Стрельниковым, своим сверстником, живущим в десятке верст от Каштаково в деревне Могильники. По просьбе отца Миша отвозил в волисполком конскую упряжь. Илья быстро нашел общий язык с Сергеем, и они частенько охотились в Калтайском урочище. В отличие от друга Ильи, Михаила Саркулова, Сергей Стрельников придерживался совершенно противоположных взглядов на политическую обстановку в стране. Родной дядя Сергея состоял в большевистской партии и занимал ответственную должность в Томске. После частых бесед у ночного костра, Сергей зажигал Илью своим энтузиазмом и объяснял ему многие вещи, касающиеся власти совдепов. Илья, живя постоянно в нужде и наблюдая за такими же бедняками, делал для себя выводы, что Советская власть ему ближе, чем бывшая царская, которую хотели вернуть помещики и белогвардейские офицеры. У парня все чаще стали появляться мысли о справедливости между богатыми и бедными. Он мечтал вступить в Красную армию и защищать интересы простых людей. Но этому нужно было учиться, и вывод напрашивался сам по себе, сначала необходимо записаться в армию и окончить курсы командиров. До начала призыва оставался год, а в стране уже началась Гражданская война. Куда-то внезапно исчез Сергей, пообещавший, что его дядя Федор устроит судьбу Ильи. И пока Стрельников не объявился, Бетенеков готовился к вступлению в красное войско, а идти в Добровольческую армию, создаваемую белогвардейцами, он категорически не хотел.

Большевики, потеряв власть в НовоНиколаевске, снова собирались с силами. Сформировывая сводные группы и, создавая партизанские отряды, они старались подтянуть войска к НовоНиколаевску. Все лето и осень в Сибири шли кровопролитные бои. Красногвардейцы, теряя позиции, отступали и наконец, в ноябре восемнадцатого года Белая гвардия окончательно захватила власть в Сибири. В Омске между партиями шло разногласие, и после военного переворота, к единовластному правлению пришел адмирал Колчак. Для сибирских людей наступили запутанные, тревожные времена, когда приходилось делать выбор между красными и белыми.

Михаил Саркулов вырос, окреп. Он приближался к возрасту, когда молодежь призывали в армию. Независимо от власти, крестьян и рабочих во все времена привлекали к воинской обязанности. Годом раньше большевики проводили мобилизацию населения в Красную армию, а после ее ухода, формируя Белую гвардию, люди добровольно шли в Сибирскую армию. Теперь же, при колчаковском правительстве под мобилизацию попали крестьяне и рабочие. Еще с весны 1919 года Колчаку удалось укомплектовать чуть ли не полумиллионную армию. Вернувшиеся с войны фронтовики, насмотревшись на Советскую власть в европейской части страны, рассказывали об ужасном положении народа. Никому из сибирских крестьян не хотелось голодной жизни, потому они не препятствовали белогвардейцам, отдавая своих сыновей в армию. И все равно людей в белом войске не хватало. Для победы над большевиками требовалась еще дополнительная мобилизация, но крестьянская молодежь не хотела воевать и после принудительных сборов, всячески уклонялась от службы в армии. Если все-таки попадали в воинские ряды, то при удобном случае дезертировали.

В Сибири бушевала Гражданская война и, не смотря на две сильные стороны, существовала еще одна, это партизанское движение, сформированное красными против войск Колчака. Основная масса партизан состояла из молодых людей, дезертировавших из белого войска. Старшее же поколение с опаской относилось, что к одной власти, что к другой.

Каштаковцы, обосновавшиеся на правом берегу Оби, редко встречали в своих краях колчаковцев. Иногда белые войска, продвигаясь летом со стороны Базоя, останавливались в Вороново. Часть войск проходила через Калтайский бор и, переправившись на другую сторону Оби, временно размещалась в Уртаме. Некоторые сельские и деревенские крестьяне, опасаясь встречи с военными, уходили с семьями на болото, прятались в лесах, в камышах, или переправлялись в Каштаково и пережидали уход белых отрядов. Но белогвардейцы не буйствовали, не мародерствовали, а даже покупали продукты: молоко, хлеб, яйца. Красных партизанских отрядов в тех местах не было, они находились севернее в таежных урманах, поэтому карательных экспедиций белогвардейцы не проводили. Местные крестьяне не особо были напуганы, скорее всего, прятались те, кто слышал о белогвардейских расправах. В основной массе люди боялись столкновения белых и красных войск, когда можно случайно угодить под снаряд или пулю.

Некоторые знакомые Егора Саркулова добровольно вступили в Белую гвардию, в том числе и колыванский житель Василий Зайцев. Егор тоже подумывал, но инвалидность не давала ему возможности стать активным участником белого сопротивления. Он снова занялся своим производством, но, не теряя связи со знакомыми из белого комитета, находился в курсе политических и военных ситуаций.

В конце июля, ранним утром к Егору с другого берега приплыл вороновский житель Илья Ощепков и поделился новостью, что к нему на постой попросились офицеры белогвардейцы.

— Егор, я, что пришел-то, тут два офицера, что остановились у меня, очень хотят с тобой встретиться.

— Так зачем же дело стало?

— Они просили, чтобы встреча состоялась тайно.

— А что им надо, они не сказали?

— А это ты у них спроси. Они ждут тебя в одном месте, а в каком, попробуй догадаться, — хитро прищурился Ошепков.

— Забодай их корова, в каком это месте? — удивился Егор.

— А откуда год назад ты их переправлял в Калтай?…

— Вона что! — радостно воскликнул Егор, — так бы сразу и сказал.

Через пятнадцать минут он уже скакал на коне в сторону охотничьей заимки, ему не терпелось увидеть старых знакомых. Год назад белые офицеры останавливались в его сторожке, расположенной в междуречье. Егор тогда втайне оказал помощь подполковнику и поручику, проходивших через Калтайский бор в Томск. Сын Михаил помог им перебраться в город.

Подъезжая по тропинке к междуречью, Егор заметил двух мужчин, купающихся в Тагане недалеко от берега. Под могучей сосной, в тени, сидел еще один мужчина средних лет, одетый в казацкую форму. Увидев приближающегося всадника, казак поднялся и пошел навстречу Саркулову.

— Кто таков, чего надобно?

— Мне бы господин хороший переговорить, вон с теми людьми, — Егор указал кнутом на купающихся мужчин.

— Ты должно быть Егор?

— Он самый, — улыбнулся Саркулов, слезая с коня.

Заметив подъехавшего на коне человека, двое мужчин наперегонки поплыли к берегу.

Поджидая их, Егор осмотрелся. Под сосной лежали две аккуратно сложенные стопки одежды, прикрытые форменными фуражками. Начищенные сапоги стояли рядом с лежащими на земле саблями в ножнах. На обломанном суку висели портупеи и две кобуры. Двое мужчин, обнаженных по пояс, не спеша выбрались из воды.

Первым поднимался на взгорок подполковник Мезенцев, а следом за ним поручик Мирошников. Поздоровались с Егором и, улыбаясь, предложили сесть на траву. Казак хорунжий достал из вещевого мешка два полотенца и протянул офицерам.

— Что, Егор, поди не ожидал увидеть нас так скоро? — спросил Мезенцев.

— Никак нет, господин подполковник.

— Ты это… Чай мы с тобой не в армии, забудь про субординацию. Давай по-простому обращайся к нам, — улыбнувшись, предложил подполковник.

— Как скажете, Алексей Семенович, — приветливо ответил Егор, — а к господину поручику, как обращаться?

— Во, сразу видно, бывший служивый. Зови меня просто Матвеем, — предложил Мирошников, — ну, рассказывай, как твои дела, какие настроения в деревне?

— Как прогнали красных комиссаров, дела стали потихоньку налаживаться, а то ведь черти окаянные ободрали, как липку. А что настроение, Матвей… Нас, крепких хозяев тревога одолевает, кругом война идет, не понятно, кто кого одолеет. Это беднякам все одно, они, что при красных, что при белых, все одинаково жили, хотя сыновей своих жалеют, не хотят на службу отдавать ни тем, ни другим. Порушили большевики своими указами наши хозяйства, пограбили на славу, не желал бы я, чтобы их власть к нам вернулась.

Макар Мирошников внимательно, не перебивая, слушал Саркулова. Он специально не называл своего настоящего имени и при встрече представился Матвеем, этому обязывала конспирация.

— Егор, ты хотел бы послужить родине в наших войсках?

— Я бы с радостью, Алексей Семенович, да вот нога у меня покалечена, не могу я быстро передвигаться. В шестнадцатом меня зацепило осколком от снаряда.

— Где пришлось служить?

— На Юго-Западном фронте, в двадцать пятом корпусе.

— У Корнилова?!

— Нее, я летом отбыл из корпуса, в плен попал, а Корнилова осенью назначили командующим. А вы что, тоже там бывали?

— В пятнадцатом году, мы вместе с Алексеем Семеновичем в составе Корниловской дивизии, в Карпатах из окружения выходили, — ответил Мирошников, — а ты как в плен попал?

— Сильно ранило меня, потерял сознание и попал к немцам в плен. Через год бежал со своим земляком, меня в дороге бандиты чуть не убили, а в НовоНиколаевске от тифа загибался, насилу до дома добрался. Слава Богу, жив остался.

— В прошлую нашу встречу, мы как-то не коснулись войны, торопились, некогда было поговорить о жизни, о твоем ранении. Егор, нам не нужно, чтобы ты с оружием выступил против красных, у нас с поручиком к тебе другой интерес. Однажды ты нам помог и мы хотели, чтобы наша дружба продолжилась дальше, но предупреждаем тебя, об этом никто не должен знать, даже твои родственники.

— Понимаю… Вы, наверное, из секретной разведки?

— Да, мы из этого отдела. Нам нужны люди, на которых можно положиться. Но эти люди должны вести себя искуснее с советами и чуточку относиться к ним лояльно, иначе при смене власти им грозит арест.

— Так ведь свергли власть советскую.

— Не совсем, Егор, дела в нашей армии обстоят не так хорошо, чтобы освободить всю Россию от большевизма. Как знать, может скоро власть в Сибири снова сменится…

— Скоро?!

— Это прогноз. Война, штука непредсказуемая, завтра положение белых войск может обернуться не в их пользу. В Вороново, на случай перемены власти, создан подпольный комитет, руководит им наш человек.

— Илья Ощепков?

— Нет, другой, он скоро с тобой встретится. Нам нужны будут сведения, но не военного характера, а о том, как работают на местах комиссары, кто с ними сотрудничает, какие у них намечаются действия.

— Я должен передавать сведения тому человеку?

— Да. И еще, Егор, год назад под Вороново из Бахтармы переселилась семья казаков. Глава семейства тоже наш человек.

— Там же целый казачий хутор образовался, несколько семей живут, так с кем их них связаться?

— Отец семейства Шевелев Захар, с ним будешь иметь дело. Он проинформируют тебя на счет дальнейших действий. Можешь ему доверять, — наставлял Егора поручик Мирошников. — Мы тут по делу в штаб заезжали и случайно встретили нашего общего знакомого Василия Зайцева. Он хорошо отзывался о тебе и твоем сыне Михаиле, потому рекомендовал вас, как проверенных и надежных людей.

— Вася?! Слышал, он к белогвардейцам подался. Хороший парень. Он был в подпольном комитете и помогал свергать власть большевиков в Колывани и в НовоНиколаевске он тоже выручал.

— Я хорошо знаком с отцом Василия, он помогает Белой армии фуражом для лошадей. Егор, ты мог бы в дальнейшем привлечь своего сына в качестве связного? — переводя разговор ну другую тему, спросил Мезенцев,

— Мишу-то… А что, парень он расторопный, башковитый и к тому же шибко настроен против большевиков. Кстати, вы же в курсе, как он помогал белым и чехам и проявил себя перед восстанием в НовоНиколаевске. Думаю, ему можно поручать кое-какие задания.

— Вот и чудесно. Именно поэтому наш выбор пал на вас с Михаилом. Как у тебя с денежными средствами, может, помочь?

— Пока не требуется, своими обойдусь. Алексей Семенович, уж сильно вы меня взволновали, неужто красные снова придут?

— Положение на Западном фронте, а так же и Восточном, тяжелое. Красные проводят тотальную мобилизацию, в нашу разведку поступили сведения, что комиссары берут семьи призывников в заложники и таким способом удерживают бойцов в своих рядах. Дезертиров показательно расстреливают перед строем бойцов. Армия разбухает, как на дрожжах, а наша гвардия пополняется только за счет людей, желающих остановить красную чуму.

— А как же призыв в армию Колчака, ведь и там были случаи насильственной мобилизации.

— Воинскую обязанность никто не отменял, любое правительство вправе призывать своих граждан.

— Кабы можно было большевиков считать законным правительством, — недовольно проворчал Саркулов.

— Ладно, Егор, тема эта длинная, как-нибудь при следующей встрече еще обсудим. Нам пора возвращаться на тот берег. Перед отъездом еще нужно на хутор к казакам заглянуть. Помни, о чем мы с тобой говорили, если что, особо с красными комиссарами не конфликтуй. Если все-таки попадешь к ним, дай знать, но только срочно, мы постараемся тебе помочь.

Глава 5

Внезапная встреча

Михаил Саркулов и Илья Бетенеков в последнее время охотились вместе. Успешным добытчиком всегда считался Саркулов, с раннего детства, приобщенный своим дедом к охоте в тайге. Друзья в течение пяти лет занимались промыслом птиц, зверей и, даже добывали крупных лосей. В такие моменты они радовались по-настоящему, особенно Илья, потерявший своего деда в Империалистическую войну, ведь ему, как старшему в семье после отца, приходилось помогать по хозяйству.

Нередко за парнями напрашивалась в тайгу старшая сестра Ильи, Лукерья. Пока друзья бродили по окрестным озерам и охотились на уток, она готовила пищу на костре. Время от времени парни просили Лушку пойти с ними, если предстоял долгий и нелегкий поход в Калтайский бор. Располагался таежный урман за Таганским болотом, протянувшегося вдоль Никольского бора на несколько верст. Отдыхали и ночевали в шалашах, смастеренных в разных местах. Там всегда хозяйничала Лушка, если требовалось, обновляла крышу еловыми ветками. Иногда к дружной компании присоединялась ровесница Таисия Теущакова, подружка Лукерьи и только в том случае, если охотились или рыбачили вблизи Каштаково. Отец Таисии, Тимофей, строго воспитывал дочь и не позволял девушке уходить с ночевкой. Тая, когда была еще подростком, в сравнении с крепко сбитой Лукерьей, выглядела худенькой, невзрачной и кроме всего на ее лице постоянно выступали прыщи, за что сверстники дразнили ее «Прыщавой». С Лушиной хорошенькой фигурки деревенские парни не сводили глаз и, потому Илье нередко приходилось приструнивать слишком ретивых поклонников, особенно это касалось парней из соседних деревень, приезжавших в Каштаково по какой-нибудь надобности.

Несмотря на бедность Бетенековых и Теущаковых, Миша Саркулов, в отличие от некоторых богатых крестьян, не вдавался в такие подробности. Когда ребята были маленькими, у них сложились свои представления о дружбе и общались они независимо от общественного положения своих родителей и предков. Начальная школа, где учились каштаковские дети в одном классе, находилась в этой же деревне. Но еще одна школа располагалась в Вороново, так что ребята повзрослее, в том числе Илюша Бетенеков и Миша Саркулов, переплывали реку на лодке, которой постоянно управлял Егор. Когда сын подрос, возник вопрос о дальнейшей учебе и отец отправил его в НовоНиколаевск в учебное заведение. Проживал Миша у дяди Осипа на Михайловской улице, где по соседству на Переселенческой улице размещалось городское училище.

Шли годы, дети выросли и, переступив юношеский порог, приблизились к более зрелому возрасту. Михаил вытянулся, окреп, раздался в плечах. Илья, по природе своей, приземистый и плотный, стал выглядеть крупнее друга. Михаил, приезжая каждое лето и на праздники в Каштаково, удивлялся, как выросла его сестра Ильи. Лукерья ему нравилась, но он не испытывал к ней крепких чувств, зато девушка с некоторых пор перестала смотреть на парня, как на друга своего брата, и относилась к нему совершенно по-другому. Окончив школу, Михаил вернулся в родную деревню и стал работать в отцовской артели. Егор к тому времени, вернувшись с фронта, плотно взялся за изготовление шорных изделий, приобщив к этому делу сына и нескольких односельчан. Михаил, привязавшись к тайге, не терял желания заниматься промыслом и, продолжая обследовать новые территории, уходил все дальше от Каштаково в Калтайское урочище.

В третьей декаде июля, Илья, посоветовавшись с Михаилом, предложил взять с собой в лес Марию Теущакову, родственницу Таисии. Собралась небольшая группа, три парня и три девушки. Третьим парнем был казак Степан Шевелев, не так давно, примкнувший к их дружной компании. Собираясь на очередную прогулку, Тая долго упрашивала отца, чтобы отпустил ее с ночевкой, и если бы с ней не пришла двоюродная сестра Мария, Тимофей ни за что бы, ни разрешил дочери идти за ягодой на дальнее болото. Узнав, что проводником будет Илья Бетенеков, согласился, соседского парня он считал порядочным и совестливым. Если бы Тимофей хоть краем уха услышал, что в компании будет Мишка Саркулов, ни о какой прогулке, да еще с ночевкой, не было бы речи. Кто-то упорно распространял слухи по всей деревне о Михаиле, что он чересчур заигрывает то с одной с девицей, то с другой.

На берегу небольшого озера Таган, расположенного на окраине Никольского бора, у друзей находилось излюбленное для отдыха место. В ста метрах от озера, протекала одноименная речка и за излучиной соединялась с Осиновым истоком. Место было в самом деле красивое и совершенно безлюдное. Рыбы в озере и в реке полно, да и дичи, если углубиться в бор, было в достатке.

Михаил и Илья, договорившись заранее, не раскрывали свою тайну друзьям, что за хвойным леском расположена сторожка. Внимая предостережениям отца, Михаил не хотел, чтобы еще кто-то знал о тайном месте в ельнике.

День выдался погожим. Небо было голубым и безоблачным. Ярко светило июльское солнце. Девушки, как и планировали, ушли собирать ягоду на северную сторону Таганского болота к реке Оспа. Они обещали вернуться только к вечеру. Парни тем временем соорудили большой шалаш и, пока Степан хлопотал по «хозяйству», Михаил и Илья, углубившись в бор, решили поохотиться. Хотя для охоты время было не подходящее, у многого зверья подрастал выводок. Но, двух-трех серых куропаток будет достаточно к предстоящему «застолью».

Вечером вся дружная компания, собравшись возле костра, принялась ужинать. Здесь были жареная дичь, добытая парнями и рыба, пойманная Степаном в Тагане. Парни прихватили из дома пару винных бутылок с самогонкой. Мария и Тая пить отказались, а вот парни и Луша в процессе ужина расслабились и постепенно охмелели. Самогонка развязала языки. Было весело. Михаил рассказывал забавные истории, приключившиеся с ним, пока жил в НовоНиколаевске, а Степан, вообще преуспел. Во время шутливого рассказа он корчил такие потешные рожицы, что невозможно было удержаться от смеха. Даже Мария, не в меру серьезная, и то улыбалась. В такие моменты ее лицо преображалось. Отблески от костра отражались в ее больших, красивых глазах.

Михаилу с некоторых пор стала симпатична эта девушка. Строгая, серьезная, вдумчивая. Мария в общении была сдержанна и уверена в себе, в ее натуре просматривался характер родителей: матери, преподававшей в школе и отца, состоящего на должности председателя волостного управления. Мария была неразговорчивой и в большинстве случаев включалась в беседу только тогда, когда ее о чем-нибудь спрашивали. Михаил, сравнивая Марию и девушек, с которыми ему приходилось общаться, наблюдал за ее превосходством над остальными не только в умственном отношении, но и в физическом развитии. Но, если судить по слаженной фигурке девушки, то Лукерья в этом отношении, ничем не уступала Марии. А вот внутренней, притягательной силой, Мария, пожалуй, превзошла своих сверстниц.

Заглядевшись на Марию осоловелыми от выпитой самогонки глазами, Саркулов упустил два важных момента: во-первых, он не заметил, как Лукерья ревниво поглядывала на Марию и, во-вторых, Илья, с некоторых пор, взявшийся втайне ухаживать за девушкой, недобро косился на своего друга.

Наблюдательная Мария обо всем догадалась. Девушка почувствовала себя неуютно, оказавшись в неловком положении. Она, молча, поднялась и не спеша направилась к берегу озера. Следом одновременно поднялись Саркулов и Бетенеков. В этом непроизвольном порыве, оба выдали себя с головой. Тая, увлеченная разговором со Степаном, не обратила на них внимание. Зато Луша, осмелевшая от выпитого самогона, схватила Саркулова за рукав и резко усадила на место. Нервно отдернув руку, Михаил сквозь отблески костра вглядывался в темноту, в которой растворялись удалявшиеся фигурки парня и девушки.

Ночью, разместившись в просторном шалаше, компания уложилась спать. Девушки на одной стороне, парни на другой. Казалось, все заснули. Но друзья, тихо выбравшись наружу, отошли подальше от стоянки и решили выяснить отношения.

— Миш, скажи мне прямо, что ты хочешь от Маши, вот, что ты к ней привязываешься?

— Я привязываюсь! С чего ты взял?

— Не ври мне, что я не вижу, ты с нее глаз не сводишь.

— А тебе-то что до этого, хочу и смотрю.

— Ты совсем слепой, ничего не видишь.

— Чего я должен видеть?

— Что я и Маша… Ну, в общем, мы с ней дружим.

— Это когда вы успели? Тоже мне, друг называется, что молчал-то, сказать не мог, — обиженно промолвил Михаил, — может, я тоже хотел с ней подружиться.

— Миш, оставь Машу в покое. В деревне предостаточно девчат. Тебе что, двух мало.

— Кого это двух?

— Сестры моей Лушки и Тайки Теущаковой.

— Илюха, ты белены объелся, а при чем здесь Тайка?

— Зенки-то раскрой, она уже год, как по тебе сохнет.

— Тая?! Кто тебе такую чушь сказал?

Илья решил немного смягчить разговор.

— Сам заметил, чай не слепой. Миш, может не зря по деревне о твоем деде молва ходила, что он за каждой юбкой увивался, видать и ты в него пошел. То с одной покрутишь шуры-муры, то с другой. Влюбись, что ли в одну.

— В кого…? — Михаил спросил так, будто в деревне действительно не в кого было влюбиться из девушек.

— Хотя бы в Лушу. Она что тебе совсем не люба?

— Мила, но не люба.

— А как тогда Тайке быть?

— Илюха, хватит сватать ко мне девчат, сам выберу кого надо. Ты мне лучше скажи, у тебя с Машей все по серьезному?

Илья кивнул и, немного помолчав, разоткровенничался.

— Пока ты в городе жил, мы вместе с ней в Вороновскую школу ходили через реку по зимнику. За одной партой сидели, вот так и привыкли друг к другу. Мы с Машей запросто общались, а вот с другими она держалась особливо. Она не такая, как все девчата… Слишком серьезная, не общительная. А мне с ней хорошо. Нам вместе хорошо, понял? Люба она мне и она меня любит. Мы с ней уже решили, что через год поженимся, правда об этом никто не знает.

— Ну, Илюха, ну, ты даешь! Что молчал-то? А я ведь тоже на нее запал.

— Хотел сказать, да все тянул, а сегодня увидел, как ты на нее пялишься… В общем, Миш, друзья мы с тобой или нет…

Михаил с угрюмым видом вздохнул тяжело и откровенно признался:

— Зацепила она меня чем-то. Не могу, смотрю на нее, а в внутри все переворачивается, ни к одной у меня такого не было.

— И что теперь делать будем, как девицу поделим?

— А ничего! — как отрезав, ответил Михаил, — кабы Маша не любила тебя, может, и не уступил бы я тебе. А так, я не пойду поперек нашей дружбы.

Илья обнял друга за плечи и, отбросив всякие сомнения, с благодарностью сказал:

— Миш, а ведь ты не изменился, пока в городе учился. Надежный ты, не пакостный. Я рад, что ты у меня есть. Дай пять, — и друзья обменялись крепким рукопожатием.

— Ладно, Илюха, будь по твоему, дружите себе в радость. Только как вы собрались жениться, если тебя скоро в армию заберут. До меня слухи дошли, если большевики опять захватят власть, то проведут по весне большую мобилизацию. Нам с тобой раньше повезло, не доросли, а так бы уже где-нибудь червей кормили.

— Миш, а я добровольно хочу в армию пойти. Подожду еще полгодика и запишусь в Красную армию.

От такого решения друга Саркулов заартачился.

— Илюха, Бог с тобой, какая к черту Красная армия, ты посмотри, что они кругом творят. Не, постой-постой, тебя кто-то надоумил, самому тебе даже в башку бы не пришло.

— Миш, я понимаю тебя, у вас хозяйство разорили, забрали, считай все подчистую, потому вы не любите советскую власть.

— А она не красна девица, чтобы ее любить, — обозлившись, ответил Михаил, — мы с батей не воры и никогда чужого не брали, сами зарабатывали и другим давали. А большевики воры, грабители! Гады они! Гады!

— Не все, Миша, не все. Вот я, к примеру, если буду командиром, таким не буду.

— Да, ладно… Заставят и будешь.

— Не заставят, если я этого не захочу.

— И спрашивать не станут, а откажешься, поставят к стенке и не посмотрят, что ты пролетарского происхождения. Черти кровожадные!

— Не злись, сейчас всем трудно, во многих губерниях люди от голода мрут, стране хлеб нужен. Вот закончится война, наладим другую жизнь, и будет у нас все: хлеб, хозяйство и крыша над головой.

— Илюха, ты ж раньше не говорил так, где успел большевистской пропаганды наслушаться?

— Пока ты в городе жил, к нам в Каштаково один мужик со своим сыном приезжал, они в Могильниках живут. Одно время мы с Серегой, стало быть, с его сыном, доходили до реки Курек, а дальше в Калтайское урочище. На волков и лисиц охотились, а шкуры сдавали, вот так я зарабатывал.

— И кто этот мужик, что забил тебе голову красной пропагандой?

— Председатель волисполкома Стрельников, а его родной брат в Томске служит большим начальником. Сказал, чтобы я год потерпел. Обещал помочь.

— Так выгнали же красных из Томска. И ты, значит, решил к ним податься…

— Да, Миш, пойду в армию, хочу стать командиром.

— А меня, как своего друга, не мог предупредить?

— Мог, только вот не хотел, чтобы твой батя об этом узнал. Я-то знаю, как он к красным комиссарам относится. Миша, я по гроб жизни не забуду, как ты меня от медведя спас. От смерти уберег. Я никогда тебя не предам. Ты всегда об этом помни. Миш, я клянусь тебе, ты был моим другом и останешься им навеки. И ты поклянись.

— Илюха, клянусь. Что бы с нами не случилось, останемся навсегда друзьями.

— Миша, я все равно скоро в армию уйду… Просьба к тебе, присмотри за Марьюшкой. Девица она видная, пристанет еще кто-нибудь.

— Ладно, Илюха, Марью в обиду не дам, ежели объявится охочий до нее, накостыляю по шее.

Покончив с разногласиями, друзья пошли спать в шалаш. Но только не заметили они в нем отсутствие одного человека, девушки, сидевшей в сторонке за кустом, и подслушавшей дружеский диалог. Этой девушкой оказалась Мария Теущакова.

Ранним утром, озябшие от холода, парни и девушки, один за другим выбирались из шалаша. Михаил, поднявшись самым первым, развел костер и вскипятил в котелке воду. Попили чай и решили, кто, чем будет заниматься днем. Мария, слышавшая ночной разговор друзей, теперь знала тайну Михаила. Она старалась не подавать виду и вела себя так, словно ничего не произошло. Конечно, ее затронул поступок Михаила, не смотря на свою влюбленность, он не перечеркнул дружеские отношения с Ильей.

После завтрака девушки решили до обеда пособирать ягоду и грибы, а Илья с Михаилом снова поохотиться за Никольским бором. Степан, как и в прошлый раз, изъявил желание остаться на стоянке и присматривать за шалашом и вещами.

Углубившись в бор, парни и девушки разделились. Михаил предложил Илье пройтись к краю бора к пойменным лугам, расположенным вблизи реки Оспа. Пересекая гриву бора, они оказались в самом центре хвойного урочища, состоящего их сосен, кедр, елей и густых кустарников. Спускаясь в небольшую ложбину, парни почуяли запах дыма.

— Неужто пожар? — с тревогой заметил Михаил.

— Не похоже, тут бы птицы такой гвалт подняли.

— Значит, кто-то костер жжет. Пошли, посмотрим, может, какие охотники забрели сюда.

Тихо пробираясь к низине, парни вдруг заметили сидевшего под деревом человека. К стволу сосны, дулом вверх, была приставлена винтовка. Подкравшись, они разглядели его. Это был мужчина среднего возраста, одетый в драповую куртку и штаны, заправленные в кирзовые сапоги. Несмотря на летнюю жару, на его голову была надета цигейковая шапка в виде кубанки. На лицевой стороне просматривалась красная звездочка. Он сидел и смолил цыгарку, изредка поглядывая по сторонам. По его неопрятному виду парни определили, что этот человек проживал в лесу и уже давно не пользовался благами цивилизации. Лицо, обросшее волосами, казалось грубым и грязным. Мужчина снял с головы шапку и время от времени запускал пятерню в густую шевелюру спутавшихся волос. Он интенсивно расчесывал голову, скорее всего, разгонял надоедливых насекомых, прижившихся в его волосах.

Илья неосмотрительно наступил на сухую ветку. Мужчина, услышав треск, моментально вскочил и направил ствол винтовки в сторону парней. Прятаться было поздно, они обнаружили себя.

— Эй, вьноши, а ну падите сюда, — раздалась команда, — ружья кидайте на землю и два шага назад. Предупреждаю, побегите, дырок в задницах понаделаю, потом не заштопаете.

Парни подчинились приказу и, уложив ружья на траву, отошли. Мужчина подхватил ружья за лямки и, закинув их на плечо, звонко присвистнул. Моментально подбежали вооруженные мужчины и, осматривая парней, приказали сесть на траву. Один из них, водя стволом нагана от одного к другому, спросил:

— Откуда будете?

— Каштаковские мы, поохотиться решили, — ответил Илья.

— Каштаковские, говоришь. А как твоя фамилия?

— Бетенеков я, Илья.

И тут из-за деревьев выскочил молодой человек и радостно воскликнул:

— Илюха! Вот так встреча.

Илья удивился и хотел, было вскочить навстречу своему знакомому Сергею Стрельникову, но мрачный мужчина с наганом грозно предупредил:

— Ни с места!

— Дядя Федя, не держи его, это ж мой дружок Илюха Бетенеков из Каштаково, помнишь, я тебе рассказывал, как мы с ним частенько охотились на Калтае.

— А-а, — одобрительно протянул Стрельников. Он доводился Сергею родным дядей. Опустив ствол нагана, командир отряда спросил Саркулова, — а ты кто такой?

— А это мой друг Мишка, мы всегда вместе охотимся, — ответил за друга Илья.

— Дядя Федя, пусть наши покараулят его, — обратился Сергей к родственнику и указал на Саркулова, — а мы пока с Илюхой поговорим. Мужчина согласно кивнул и все трое отошли на приличное расстояние.

— Ты где пропал? Я ждал тебя, ждал, — разочарованно произнес Илья.

— А ты разве сам не догадался… Белые все кругом оккупировали. Хорошо, что я в Томске тогда был, так мы с дядькой вместе подались в Омск.

— Илья, в Каштаково белые часто заглядывают? — спросил Федор Стрельников.

— Не, они только в Вороново бывают и то проездом, когда через Кожевниково в Томск едут.

— Илюха, а ты знаешь таких людей, — Сергей назвал три фамилии и в том числе Саркулова Егора.

Услышав фамилию своего друга, у Ильи в груди, словно все оборвалось. После небольшой паузы, подтвердив кивком, что эти люди ему знакомы, спросил:

— А зачем они вам?

— Передать им кое-что нужно, — хитро подмигнув племяннику, с ехидцей произнес Федор Стрельников, — Илюха, проводишь нас до Каштаково?

— Провожу…, — и тут же про себя подумал: «Зачем им дядя Егор понадобился? Вот балда, как я сразу не понял, его же комбедовцы кулаком считают».

— А как фамилия твоего друга? — спросил подошедший к их компании высокий мужчина.

Илья растерялся, не зная, что ответить.

— Илюха, что молчишь? Мы должны доверять друг другу, — торопил его с ответом Сергей.

— Это Мишка Саркулов.

— Вот так удача, — заулыбался Стрельников, — значит это сын врага трудового крестьянства.

— А Егор Саркулов, где сейчас? — спросил все тот же высокий мужчина.

— Кажись в деревне. Когда мы уходили, Мишка еще с отцом попрощался. Вы только Мишку не трогайте, я вас очень прошу, — попросил Илья, — ну, какой он враг. Советская власть у них и так все отняла. Он же не пошел служить белым. Дядя Федя, прошу вас, не трогайте его.

— Ишь ты, еще один племянничек сыскался, — заулыбался Стрельников, — ладно, порешаем, что с ним делать. Ну, а ты, не передумал вступать в Красную армию? Сережка говорил мне, что у тебя мечта была, выучиться на командира.

— Нет, что вы, я хоть сейчас готов, да мне еще полгода осталось до призыва.

— Я помогу тебе, кое-кому их своих знакомых товарищей дам рекомендации, — заверил Стрельников, — вот разобьем белую сволочь, освободим Сибирь, приедешь в Томск, я направлю тебя куда надо. А пока нам твоя помощь требуется.

— А что нужно?

— Как что? Провести нас самым кратчайшим путем в Каштаково, дело у нас там неотложное…

Илья удивленно посмотрел на всех троих и полюбопытствовал:

— Так вы из партизанского отряда?

— Илюха, мы специальный рейд проводим и действуем строго по приказу. Нас никто не должен видеть, а особенно белогвардейцы. Если бы я не считал тебя своим другом, мы бы вас обоих сразу же расстреляли, — без обиняков заявил Сергей.

— Я проведу вас, только Мишку не трогайте.

— Ладно, ладно, твой друг Мишка не входит в наш список. Пусть тебя благодарит, а то мы бы его вместе с отцом…

Для Ильи такое откровение прозвучало в некоторой степени цинично. По наивности он считал, что служба в Красной армии, прежде всего, это справедливое дело и защита людей от врагов. Но какие методы применяются для борьбы, он еще не знал. Конечно, Илья понимал, что с вооруженными врагами, выступающими открыто против Советской власти, надо бороться. А с теми, кто скрывается от большевиков и противится установлению Советской власти… Как с ними поступать, неужели их всех тоже нужно ликвидировать?

Вчетвером они подошли к общей группе, численность которой достигала восемнадцати человек. Федор Стрельников отвел высокого мужчину и партизана Акишина в сторону. Указав взглядом на задержанного Саркулова, тихо сказал:

— Малышев, мы сейчас всем отрядом выдвигаемся в сторону Каштаково, а ты прикажешь своему бойцу, чтобы этого отвел в низину и… — Стрельников приставил указательный палец к виску, — в общем, надо сделать все чисто, потом Акишин нас догонит. Ясно?

— Товарищ командир, все сделаю в лучшем виде, — ответил боец Акишин и посмотрел на Василия Малышева, как бы спрашивая, можно ли исполнить приказ командира отряда.

— Федор, вы идите потихоньку вперед, а мы с Акишиным по тропинке вас догоним, — предложил Малышев.

— Что, руки по контре зачесались, — засмеялся Стрельников, — ладно идите вдвоем, да поспешайте, нам не досуг вас долго ждать.

Подойдя к вооруженному отряду, Стрельников отдал приказ и, глянув на Саркулова, сказал:

— А ты пока побудешь здесь под присмотром наших людей. Вернемся, отпустим.

Илья недоуменно посматривал то на друга Мишу, то на Сергея, то на Федора Стрельникова. Ему было неудобно перед Михаилом. С понурым видом, он виновато кивнул на прощание другу и направился во главе отряда в сторону Игнашкиного озера. Растянувшись в цепочку, красные партизаны двинулись за проводником.

Акишин подождал, пока скроется последняя фигурка и, подойдя со спины к Михаилу, приказал:

— Руки назад.

— Зачем? Я же ни куда не убегу.

Получив сильный пинок в спину, Михаил вынужден был завести руки за спину. Боец крепко стянул веревкой запястья рук и, схватив Саркулова за шиворот, приподнял.

— Вставай, пошел вперед.

— Куда вы меня ведете?

— Пасть заткни и топай, молча.

Саркулов с надеждой взглянул на высокого мужчину, но тот так грозно посмотрел ему в глаза, что стало понятно, ждать от него какой-нибудь милости не стоит. Спускаясь в низину, Михаил лихорадочно соображал: «Зачем они сюда пошли? Ищут укромное место, чтобы переждать. Или хотят убить? — В груди похолодело от такой мысли. — Куда же остальные пошли? Илюху с собой взяли…».

Ступая по мягкому хвойному настилу, Михаил с трепетом ожидал какого-нибудь неожиданного подвоха со стороны конвоиров. Оказавшись впервые в подобной ситуации, он не знал, как поступить. Чтобы бежать со связанными за спиной руками, и мысли такой не возникало. Да и не виноват он ни в чем, значит, вернется командир и отпустит…

Внезапно за спиной громыхнул выстрел, и Михаил почувствовал, как будто кто-то ужалил его в ухо. И тут мгновенно сработал инстинкт самосохранения, он бросился в сторону и, сдерживая равновесие, побежал в низину. Сзади прозвучал еще один выстрел. Совсем рядом просвистела пуля. Он пригнулся и резко рванулся в сторону. Один, за другим, раздавались выстрелы, но, как показалось Михаилу, стреляли не из винтовки, а с револьвера. Оказавшись в низине, Михаил метнулся к овражку и, скрывшись за бугром, побежал в сторону реки Оспа. Он сам не понимал, почему избрал именно этот путь и, только спустя несколько минут, сообразил, что бежит к болоту, куда за ягодой ушли девчата. Остановившись, покосился на правое плечо. На куртке расплывалось большое кровяное пятно. Начало зудеть ухо, задетое пулей. Отдышался и, затаив дыхание, прислушался. Партизаны, видимо потеряв его из вида, отстали. Пытаясь высвободиться, пошевелил руками, но все оказалось напрасно, веревка была крепко завязана на несколько узлов. Снова бросился вперед и, огибая стволы деревьев, взял направление на болото. Теперь он точно знал, что спешит к девушкам. Вот только кровь не унималась, залила правую скулу и, стекая на шею, расползалась по всему плечу.

Глава 6

Побег из плена

Илья решил повести отряд южнее, ему не хотелось, чтобы партизаны встретились со Степаном на стоянке. Больше всего он переживал за Марию и девушек. Удивительно, как они не встретились с красным отрядом, когда направились за ягодой к Оспе. Илья верил Стрельниковым, что ничего плохого они Мишке не сделают. Он был доверчив, не искушен в интригах, еще не обманут проходимцами, и потому был далек от мысли, что красные партизаны, это не только справедливые и понимающие люди, но и такие же бандиты-мстители, жестоко действующие по законам военного времени. Оказавшись в сложной ситуации, он не мог придумать, как из нее выкрутиться. Если от него потребуют показать дом дяди Егора Саркулова и остальных односельчан, попавших в черный список. О, Боже! Он готов был сквозь землю провалиться от стыда. Одно дело, когда открыто с оружием в руках выступить против врага, а другое, вот так, по предательски бить односельчан в спину.

Сергей Стрельников немного знал эти места и предложил Илье срезать путь, чтобы подойти к Игнашкиному озеру с северной стороны.

— Может, ты не знаешь, но там разливы на пойменных лугах. Нам в пяти местах придется перебираться через разные речушки. Возьмем южнее, там дорога посуше, и по воде не надо шлепать, — настаивал Илья.

Федор согласился с Бетенековым и решил повести партизан вслед за проводником, но для этого необходимо было дождаться Малышева и Акишина, иначе они могут отстать от основного отряда.

Не прошло и нескольких минут, как в обратном направлении, откуда они начали движение, раздался отдаленный выстрел. Затем еще два и время от времени они повторялись. Партизаны удивленно переглянулись. Командир поднял руку и отряд остановился. Федор прислушался, тихо выругался от пришедшей ему в голову мысли и, постояв немного, махнул рукой, чтобы продолжили путь. Илья, изумленно поглядывая на Стрельниковых, не двигался.

— Что встал? Веди дальше, — скомандовал Федор.

— Кто там стреляет? Дядя Федор, надо бы вернуться, да посмотреть. Прикажите кому-нибудь.

— Наверно мои люди в какого-нибудь зверя палят. Мать их за ногу, нашли время, устраивать охоту. Пошли Илюха, не переживай за своего друга, ничего с ним не случится.

Успокоенный ответом командира, Илья повел отряд дальше.

Миновав овраг, Михаил остановился и мысленно смерил расстояние от озера Таган до реки Оспа, куда ушли девчата. Выходит, Степка был намного ближе. Сразу в голову пришла мысль, добраться до шалаша и уже вдвоем решить, что делать дальше. До гривы осталось каких-нибудь метров пятьдесят, как вдруг перед ним выросла фигура того самого партизана. От неожиданности Михаил остановился и замер. Мужчина спрятал наган в кобуру и, прислонив указательный палец к своим губам, зашел со спины и принялся развязывать парню руки.

— Ты, стало быть, Саркулова Егора сын?

— Да… А вы кто?

— Добренький дядя Вася, — пошутил Малышев, доставая из внутреннего кармана военного кителя носовой платок, — приложи к уху, пока кровь не уймется. Тебе нужно к доктору поспешить, а то без уха останешься. Значит так, парень, сейчас я напишу записку, и ты со всех ног помчишься с ней в казачий хутор. Знаешь такой, недалеко от Вороново.

— Знаю… — недоуменно протянул Михаил.

— Передашь лично в руки Захару Шевелеву, он знает, кому дальше передать эту записку. Все запомнил?

— Да. А вы кто все-таки будете?

— Будешь много знать, быстро усы вырастут. Про то, что видел меня, никому ни слова, даже своим родным и друзьям. Беги парень, чем быстрее ты будешь на месте, тем больше вероятности, что твой отец и кое-кто из каштаковцев, останутся живы.

— А Илюха? Что с ним будет?

— За него не переживай, я что-нибудь придумаю.

Малышев открыл планшетку, написал карандашом записку и, передав ее парню, похлопал его по плечу. Попрощавшись, быстрым шагом направился в сторону, где скрылся отряд.

Перевалив через гриву, заросшую соснами, Михаил спустился к озеру и посвистел. Между деревьев замелькала знакомая фигурка Степана. Завидев друга, он махнул рукой и пошел навстречу. Приблизившись, Степка изумился.

— Ты чего руку к голове прижал?

— Пошли быстрее к шалашу, надо чем-нибудь перевязать.

— Что случилось-то? У тебя кровище хлещет…

— Красные партизаны в бору. Они забрали с собой Илюху и пошли к Оби.

— Откуда им здесь взяться, что им возле Оби делать?

— Откуда пришли, не знаю, наверняка с севера. Все вооружены. Но я догадался, это карательный отряд. И разыскивают они тех, кто помогает белогвардейцам. Меня чуть не убили. Когда убегал от них, они в меня стреляли, пулей ухо зацепило.

— Ай! — всплеснул руками Степан и заводил глазами, где бы взять тряпку для перевязки, — идем, идем скорее к шалашу, там что-нибудь найдем.

— Степка, нам с тобой разделиться надо. Девчат нельзя бросать, не дай бог они с бандитами повстречаются. Илюху выручать надо и предупредить каштаковских мужиков, что здесь красные рыщут.

Парни добрались до шалаша и Степан, оторвав лоскут от холщовой ткани, намочил его в воде. Осторожно стирая кровь со щеки и шеи Михаила, казак громко вздыхал.

— Что ты там сопишь, сильно поранило?

— Ухо наполовину порвано. Ужас! Зашивать надо. Миш, тебе срочно к фельдшеру надо, а то карнаухим останешься.

— Давай скорее, мне в деревню надо бежать, — нетерпеливо произнес Михаил, — батю о красных предупредить, пусть собирает мужиков и дружинников. Илюху надо вызволять. Потом на лодке Обь переплыву, и пойду к вороновскому лекарю Петровичу. А ты беги к девчатам на Оспу и веди их домой. Только пробирайтесь к Игнашкиному озеру с северной стороны, чтобы не встретиться с бандитами.

Перевязав Михаилу голову, Степан быстро собрался. Пожелав друг другу удачи, парни разошлись в разные стороны.

Михаил поспешил прямиком, почти в два раза срезая путь до Каштаково. По знакомой еще с детства тропе, добежал до деревни. Запыхавшись, первым делом заскочил домой. Увидев перевязанную голову сына, Варвара всплеснула руками и, расстроившись, стала допытываться, что случилось.

— Мам, не переживай, я на ветку напоролся, ухо немного зацепил. Где батя?

— Да только что вышел со двора, к дядьке твоему пошел. Миша, постой, дай хоть по-человечески перевяжу, а то обмотал какой-то грязной тряпкой.

— Мам, некогда, батю нужно срочно увидеть. Я побежал.

Поцеловав мать в щеку, схватил со стола ватрушку и поспешил в соседний дом. Увидев отца с дядей Петром, Михаил коротко рассказал обо всем, что приключилось в бору. Выслушав сына, Егор не на шутку разволновался. Понимая, что красные партизаны неспроста забрели в их края, решил собрать мужиков и пошел обходить дворы. Помня о своей тайной миссии в белом движении, призывать односельчан на битву с красными не стал. Объяснял коротко и доходчиво, в округе орудует неизвестная банда и чтобы каштаковские девчата, ушедшие за ягодой в лес, не попали к ним в руки, нужно срочно собрать отряд и идти на их розыск. Встревоженные родители девушек, без всяких разговоров подключились к добровольцам и деревенским дружинникам.

Егор, провожая сына к лодке, предупредил:

— Сынок, ты уж потерпи чуток с больным ухом. Сначала возьми у Степки паромщика коня и поспеши к казачьему хутору, там сейчас остановились два офицера, ты их знаешь, это Алексей Семенович и Матвей. Если они не уехали, передай, что красные партизаны идут из Калтайского бора в сторону Каштаково, пусть поторопятся. Скажи еще, что мужики и дружинники перекроют бандитам путь и, как только прибудут казаки, устроим засаду. Потом сразу же к фельдшеру скачи.

Михаил, получив предупреждение от Малышева, промолчал, не сказав отцу, что едет именно к Захару Шевелеву.

— Все понял бать, потерплю. Вы там, если стрелять начнете, Илюху не зацепите.

— Иди, все будет хорошо. Мы здесь соберем мужиков. Постараемся не пропустить бандитов, а то столько бед натворят.

Красные партизаны, еще не добравшись до Игнашкиного озера, услышали за спиной короткий свист. Среди деревьев и кустарников замелькала фигурка человека. Вскоре на тропинке появился Малышев. Стрельников дал команду отряду остановиться на привал.

— Вы что там устроили? — недовольно спросил командир подошедшего Малышева, — на всю округу пальбу слышно.

— Сообразительный попался гаденыш. Пока Акишин затвор передергивал, он звук уловил, да бросился бежать. Пришлось побегать за ним.

— А где Акишин?

— Царство ему небесное… А парень-то не промах оказался, наганом вооружен был. Притворился убитым, а когда Акишин подошел к нему, в упор пристрелил. Я этого паршивца со второго выстрела уложил, — соврал Малышев.

Илья, услышав такую новость, был поражен. Он с решительным видом подошел к Стрельникову Федору и Малышеву и выпалил им в лицо:

— Вы сказали, что не тронете моего друга. Как вы могли… Серега, — обратился он к другу, — вы же обещали мне… Изверги…

— Ах ты гниль болотная, — взбеленился Федор Стрельников, — ты осторожнее словами бросайся, а то ни ровен час, можешь языка лишиться вместе с головой, — он подошел к Илье вплотную, напирая всем телом. Парню пришлось отступить. Стрельников продолжал, — твой дружок Саркулов убил красного бойца. Он враг советской власти, а ты считаешь его своим другом. Так кто ты после этого? Ты и есть затаившийся и сознательный враг. Я сразу тебя раскусил и заявляю открыто, таким, как ты, не место в нашей доблестной Красной армии. Нутром ты не подходишь нам. В общем, так, вверенной советами мне властью, как представитель томской чека, по законам революционного времени, за поддержку врагов революции и за враждебные взгляды, я приговариваю тебя к расстрелу. Феклеев, возьми с собой бойца, отведите его вон за те деревья и в расход. Да забросайте ветками, нам оставлять следов за собой нельзя.

До сознания Ильи окончательно дошло, что здесь с ним никто не шутит и это не проверка, сейчас последует действие…

— Федор, дозволь мне привести приговор в исполнение, — попросил Малышев.

— Ты?! — удивился Стрельников, — тебе что, одного было мало и откуда у следователя такая неистребимая страсть к исполнению приговоров? — улыбаясь, с сарказмом, спросил Стрельников.

— Да все оттуда же, откуда и у тебя, — язвительно ответил Малышев.

— Ладно, Василий, не обижайся, я не против, действуй.

Малышев подошел к Илье и, взяв кусок веревки, связал ему руки за спиной.

— Шагай вперед, — отдал команду и повел Илью по берегу озера. Дойдя до обрывистого места, Василий приказал, — стой. Повернись ко мне лицом.

Осознавая, что это конец, Илья не струсил и повернулся к Малышеву. В последний момент подумалось: «Сейчас убьет, в озеро сбросит и с концами… Родные ничего не узнают. Маша… Прощай, моя хорошая». Слегка прищурившись, приподнял голову и, глянул на дуло револьвера. С вызовом бросил в лицо партизану обидные слова:

— Да вы не красные бойцы, а выродки поганые…

— Молчи! После выстрела, сразу падай в воду и постарайся подольше не выныривать. Узел я ослабил, руки освободишь в воде. Все…

Грянул выстрел и тело Ильи на глазах у всех партизан, упало с обрыва в воду. Малышев еще несколько раз выстрелил и, повернувшись, пошел к отряду.

— Молодчина, неистребимая в тебе ненависть к врагам, пролетарская, — похвалил его Стрельников и, похлопав по плечу, отдал команду партизанам, — до Каштаково осталось версты три, пора выступать. Будьте особо внимательны, при появлении людей, немедленно залечь и ждать моего приказа.

В каждом крупном городе: в Томске, НовоНиколаевске, Барнауле, Бийске, в контрразведывательных отделах содержались группы, специально подготовленные для розыска подпольщиков-большевиков. Подполковник Мезенцев и поручик Мирошников как раз занимались набором людей и разрабатывали операции по розыску и уничтожению коммунистов. Именно в такой группе состояли казаки, прибывшие с Дона полтора года назад, и руководил ими хорунжий Захар Шевелев. Но службу свою казаки вели скрытно, и если срочно выезжали на операцию, то старались делать это без огласки.

Мезенцев и Мирошников в данный момент действительно находились на хуторе Захара Шевелева и обсуждали с казаками перспективные действия, направленные на розыск красного партизанского отряда, за которым они охотились целый год. По последним оперативным сведениям, отряд чекиста Стрельникова «отметился» в селе Орловка, расстреляв крестьянский комитет, оказывающий поддержку Белой гвардии.

Не подозревая о появлении нашумевшего красного отряда в районе Калтайского урочища, офицеры старались разобраться в общей обстановке в крае и, вспоминая события годовой давности, пытались связать их с настоящим временем.

— Хорошо, давай вернемся в прошлое, к военному перевороту в Сибири и еще раз проанализируем действия красных подпольщиков, а именно Федора Стрельникова — предложил Мезенцев, — после того, как нашему отделу было поручено разработать план операции об уничтожении верхушки Центрсибири и чека, кто еще из руководства чекистов остался в НовоНиколаевске, кто помогал Стрельникову?

— Горбаня, Постоловского и Пекаржа ликвидировали после восстания. Но Калашникову, однопартийцу Стрельникова удалось бежать и скрыться в подполье. По данным нашей разведки, сам Федор Силантьевич Стрельников, разыскиваемый нашим отделом, находился в этот момент в НовоНиколаевске, и до поры оказывал помощь подпольщикам в подготовке свержения новой власти. Из томской типографии он доставил бюллетени и листовки. Затем Стрельников срочно вернулся в Томск, чтобы помочь местным ревкомовцам в розыске белогвардейских агентов. После этого он пропал, словно в воду канул.

— Помнишь, Матвей, как весной прошлого года нам удалось ликвидировать начальника Томской чека Кривоносенко.

— Это когда он с совдеповским отрядом ворвался в монастырь и хотел конфисковать у монахов хлеб, а заодно их расстрелять, — кивнув, ответил Мезенцев.

— В конце мая, на место начальника чека поставили Дитмана. Стрельников снова объявился в Томске, и его назначили заместителем Дитмана. Но продержались они недолго, после того, как наши войска заняли Томск, чекисты оставили город. Стрельников снова исчез.

— Итак, Алексей Семенович, что мы имеем? Стрельников объявился спустя время в междуречье Томи и Оби. Наша контрразведка получила сведения, что заместитель бывшего председателя томской чека создал подвижный, карательный отряд. Нападает он на села, деревни и жестоко расправляется с крестьянами, священниками, активно помогающими белым войскам. По оперативным сведениям, красный отряд «наследил» кровавыми казнями в районе Михайловки на реке Шегарка, в Богородском на реке Обь, а теперь уже добрался до Калтая. Так что нашему отряду необходимо сузить район поиска и приступить к ликвидации отряда Стрельникова.

— Как мы уничтожили чекиста Воложина и его окружение, — напомнил Захар Шевелев, — Стрельников хитрая бестия, как только мы начинаем наступать ему на пятки, уводит свою банду в северный район, в сибирскую тайгу, а там, ищи, свищи его. Алексей Семенович, а может на Калтае другой отряд орудует, ведь красной партизанщины развелось, как грибов после благодатного дождя.

— Понимаешь, Захар, у каждого человека свои манеры, можно, конечно и под Стрельникова научиться работать, но не нужно ровнять мужика-крестьянина, руководящего красными партизанами с опытным большевиком, имевшим бурное революционное прошлое. Даже Голикова, командира Красной гвардии, партизанский отряд которого сейчас действует под НовоНиколаевском, нельзя ровнять со Стрельниковым. Как действует Стрельников, можно судить после тщательного изучения актов, совершенных им в процессе карательной экспедиции по сибирским деревням и селам и не только…

— А еще где? — спросил Шевелев.

— В Томской губернии, в НовоНиколаевске и других городах. Им создан летучий отряд. Стрельников действует целенаправленно и совершает зверства над теми людьми, которые некогда состояли в составе Временного правительства. Этот факт наводит меня на размышление, что каратели-бандиты имеют совершенно другие задачи, — объяснил Мирошников.

— Какие именно? — удивленно спросил Мезенцев.

— Такими же, какими занимается наша группа.

— То есть, розыск руководящих работников…

Внезапно в избу вбежал младший сын Захара Шевелева и, прервав размышления Мезенцева, предупредил, что по тропе в сторону хутора скачет какой-то всадник. На всякий случай офицеры приготовили револьверы, и пошли за хозяином во двор, огороженного ивовым плетнем. Когда всадник приблизился, все узнали каштаковского парня Михаила Саркулова, входящего в состав той же тайной организации, что и хуторские казаки. По встревоженному выражению на лице и окровавленной повязке на голове, все поняли, случилось что-то серьезное.

Спрыгнув с коня, Михаил поздоровался и стал сбивчиво докладывать обстановку:

— Алексей Семенович, в Никольском бору появились красные. Целый отряд. Они идут к Оби.

— Миша, переведи дух, не торопись, давай все по-порядку.

Саркулов вкратце рассказал обо всем, что произошло с их юношеской компанией. Он попросил Захара, подполковника и поручика отойти в сторону и, достав из кармана штанов записку, протянул казаку.

— Захар, это тебе.

— Что это, от кого?

— Ее написал помощник командира красного отряда. Я сам удивился… Понимаешь, когда меня повели на расстрел, он отпустил меня и просил передать записку строго тебе в руки.

— А ну, Захар, дай-ка мне записку, — попросил Мезенцев.

После прочтения послания на губах подполковника заиграла улыбка. Он передал записку поручику.

— Миша, так ты утверждаешь у командира отряда фамилия Стрельников? — в вопросе подполковника прозвучали заинтересованные нотки.

— Точно помню, Стрельников. А кто он такой?

— Коммунист, член Петроградского Военно-революционного комитета, чекист. По нашим сведениям Федор Стрельников проводит карательные экспедиции и расстреливает людей, активно помогающих Колчаковскому правительству и Белой армии. Ладно, Миша, иди к казакам, а мы сейчас кое-что обсудим.

Подождав, когда Саркулов отойдет, поручик Мирошников весело произнес:

— Наконец-то, Учитель объявился. Как он попал в отряд к Стрельникову?

— Ума не приложу, Учитель ушел из Томска вместе с большевистским начальством, и последнее сообщение им было послано из Омска.

— Слава богу, живой.

— Алексей Семенович, а ведь я с самого начала был прав, что Стрельников поведет свой отряд в эти края. Там его обложили со всех сторон, вот он и решил направиться на юг.

— Выходит, ты был прав. Пойдем, прежде чем Миша уедет, надо ему пару вопросов задать.

Пойдя к казакам, живо общавшимся между собой, подполковник спросил:

— Миша, как вооружены бандиты?

— У каждого винтовки, гранаты, револьверы. Есть один пулемет, но не «Максим», а какой-то другой, по-моему «Шоша».

— Да, каштаковские мужики не справятся с хорошо вооруженным отрядом красных. Мы должны немедленно выступить, — отдал распоряжение Мезенцев, — а ты Миша, скачи к фельдшеру. Захар, собирай всех казаков, возьмите пулемет и побольше патронов, похоже, придется принять настоящий бой.

— Алексей Семенович, там наши девчата и Степка. Только бы они не нарвались на красных, — предупредил Михаил.

— Ребята, говоришь. Тогда поступим так: часть людей срочно отправим через Симанскую протоку на другой берег Оби и отрежем бандитам путь к Таганскому озеру. Поручик, твоя задача, быстро собрать вороновских дружинников, переправиться через Обь, соединиться с каштаковскими мужиками и при надобности отсечь огнем подходы к деревне. Я думаю, Стрельников не сможет долго штурмовать наши позиции, сил у него маловато для настоящего боя. Побоится, что белогвардейцы пришлют подкрепление.

— Алексей Семенович, а может, как прошлый раз, переоденемся с казаками в красноармейскую форму и встретим их, вольемся в партизанский отряд, а там сам Бог велел, расправиться с карателями.

— Времени не осталось и без специальной подготовки опасно. Стрельников это тебе не Воложин, хитрее и опытнее его будет, может и распознать вас. Так что Матвей, бери командование на себя и вперед.

— А как же ты, Алексей Семенович?

— Имеется у меня предположение, что Стрельниковы при отходе могут наведаться к своим родственникам в Могильники. Так что я с парочкой бойцов буду поджидать их в деревне. Не хочу упустить большевистского разбойника, он ведь с 1906 года в РСДРП состоит, с каторги два раза бежал. Когда я служил в жандармском управлении, то ознакомился с его революционной деятельностью. Помню, после приговора Стрельникова отправили по этапу на каторгу, так он в новониколаевской тюрьме бунт устроил и пытался бежать. Подстрелили его тогда. А уж, сколько за свою деятельность он оставил за собой смертей… Хочется живым его схватить, а если не получится, то уничтожить это бандитское отродье.

События разворачивались стремительно. Оперативность, с какой действовали деревенские жители, давали шанс не попасть врасплох к партизанам-карателям. Две небольшие группы вороновских и каштаковских мужиков, вооруженных охотничьими ружьями и несколькими винтовками, перекрыли красному отряду предполагаемый путь. Подоспели казаки во главе с поручиком Мирошниковым и, разведывая обстановку, скрытно двинулись к Игнашкиному озеру. Пять человек, в том числе родители девчат, направились им навстречу к северной части озера, ведь по договоренности с Мишей, Степка должен пойти именно этим путем.

Глава 7

Разгром партизан

Уверенный в положительном завершении рейда, Стрельников не планировал переправляться на левый берег Оби, по которому передвигались белогвардейцы. После ликвидации пособников белых в Каштаково он предполагал повести свой отряд вдоль реки. Нужно зайти в Могильники и, вычистив волостной совет от незаконной власти, заодно проведать своих родственников. В этот рейд он не хотел вести отряд в северную часть Томской губернии и, как бывало раньше, укрыться в тайге. Стрельников учитывал самые свежие сведения о состоянии на фронтах, положение белой армии складывалось не лучшим образом, так как после взятия красными Уфы в июне месяце, колчаковские войска вынуждены покинуть Поволжье. С Востока надвигалась на врага армия под командованием Фрунзе. Западная и Сибирская армии белых после неудачной попытки втянуть пятую армию красных в окружение, отступали в Зауралье. По чекистским связям Стрельников получил известие, что в июне адмирал Колчак вел переговоры с Маннергеймом о введении финской армии в Петроград, но адмирал не согласился нарушать целостность России и таким образом предоставить независимость Финляндии. Опасность с Севера, красным уже не грозила.

Постепенно отступая с белыми войсками, колчаковская контрразведка оставляла своих людей в подполье, представлявших опасность для советских представителей на местах. За работу тут же принимались чекисты. Сначала они выявляли более активных сторонников белой власти, то есть людей, некогда управляющих госорганами, затем очередь доходила до сочувствующих. Если находились свидетели ярого сопротивления совдепу каких-либо граждан, ревтрибуналы Сибири и ЧК действовали быстро и решительно, пуская людей в расход.

Служба Стрельникова была опасна, он действовал на подконтрольной белогвардейцами территории и мог полагаться только на скрытое передвижение и внезапное нападение. До сих пор ему сопутствовала удача, совершая рейды, карательный отряд входил в определенное село или деревню и в первую очередь ликвидировал представителей белой власти, волостное управление и священников, пропагандирующих верующим людям, что большевики, это исчадие ада. Стрельников набирал в отряд только тех, кто воевал на фронтах против белых, кто до сих пор испытывал лютую ненависть к бывшим царским офицерам, священникам, чиновникам. Только тех, у кого не иссякала накопленная годами злость и желание убивать врагов революции.

Для Стрельникова чиновники из царской охранки были хорошими «учителями». Вынеся уроки жестоких каторг, тюрем, темных и холодных карцеров, Федор имел опыт, как нужно обращаться с арестантами. Потому в подвижных рейдах он отдавал жесткие приказы и нередко бойцы расстреливали десятками жителей в деревнях, чтобы другим крестьянам было неповадно помогать белой власти. Стрельников уже тогда занимался сбором информации о некоторых контрреволюционных элементах, а именно: белогвардейцах, кулаках, священниках, которые в силу обстоятельств были вынуждены поселиться в крестьянских селах и деревнях. Бывали случаи, когда Стрельникова преследовали и тогда он брал заложников, если требовалось, обменивал их для беспрепятственного ухода отряда. Не удавалось договориться, заложников расстреливал. Оставлял на некоторое время молодых девиц для утешения своих партизан, чтобы они не тосковали по женщинам во время рейда. Проходило время и от девиц, связанных по рукам и ногам, избавлялись, бросая на погибель в вырытых землянках.

Имея опыт работы в чека, Стрельников создал в отряде контрразведывательную группу, состоящую из четырех человек, которую он же и возглавлял. Цель такой группы состояла в обнаружении белых разведчиков и проверке бойцов отряда на верность присяге. Партизанская чека, именно так называл он четверку контрразведчиков.

Месяц назад в отряд Стрельникова влились еще три человека, и возглавлял их Василий Малышев. Мужчина высокого роста, худощавый, жилистый, на вид ему было около сорока лет. Грамотный человек, хорошо разбирающийся во внутренней политической жизни страны. При царском режиме Малышев преподавал в гимназии, затем одно время служил в жандармском управлении в качестве следователя. После февральской революции, не сойдясь во взглядах с Временным правительством, примкнул к офицерам, состоящим в группе генерала Алексеева, и ушел с ними на Дон. Какое-то время участвовал в боях против красных. Помогал расследовать зверства большевиков, отправляя их в военный трибунал. Разочаровавшись в действиях белых и не находя смысла в сопротивлении советам, Малышев бежал из Екатеринодара и вскоре вернулся в захваченный совдепами Петроград. В то время многие меняли свои убеждения и переходили из одного лагеря в другой, вот и Малышев, встретив своего знакомого, был приглашен в петроградскую чека, где его сразу же без какой-либо проверки подключили к работе следователя. Василий умолчал о своем участии в белом движении и в дальнейшем тщательно скрывал от чекистов этот факт. Сначала он вел простые дела, затем его перевели на более ответственную работу и назначили старшим следователем. Вскоре Малышева направили в Сибирь в город Томск, в только что созданную губернскую чека. После белогвардейского восстания, Василий одно время проживал в Омске, помогая ревкомовцам разоблачать белогвардейских и эсеровских подпольщиков. После Колчаковского переворота в силу сложившихся обстоятельств, ушел с группой красных подпольщиков в лес. Участвуя в последней операции, малочисленный совдеповский отряд наткнулся в тайге на группу белогвардейцев, пробиравшуюся к линии фронта. В завязавшейся перестрелке Малышев был ранен в плечо, пуля прошла на вылет. С двумя бойцами ему удалось уйти от преследования белых и скрыться в лесу. Но самое интересное ждало его впереди, недалеко проходил красный партизанский отряд и, заслышав выстрелы, подоспел к месту боя. Отрядом командовал Федор Стрельников, сослуживец Малышева по томской чека. Всех белых бойцов перебили, в живых только оставили раненного офицера, штабс-капитана. Судя по секретным документам, отнятым у офицера, он спешил к линии фронта. Стрельников пытал капитана Соколовского, требуя расшифровки документов, но офицер упорно молчал. После жестокого допроса Стрельников расстрелял Соколовского, а планшет с документами решил переправить в штаб Красной армии. Малышев не участвовал в последнем сражении, так как лежал в чаще леса с ранением, но на следующее утро два бойца вышли в расположение красного отряда и с большой радостью все присоединились к партизанам.

После «расстрела» Бетенекова Ильи, отряд направился к деревне Каштаково. Во время передвижения, Малышев, поравнявшись с командиром, заметил:

— Федор, понимаешь, какая штука получается, если наши выстрелы услышали в деревне, внезапного нападения точно не получится.

— Ты думаешь, деревенские мужики пойдут разбираться, кто это стреляет в лесу.

— Да бес их знает, вдруг в Вороново доложат, а там какая-нибудь белогвардейская часть расформирована.

— Василий, хватит перестраховываться. Кто в эту болотную глухомань полезет, у них что, своих дел не хватает. Посмотри, что кругом творится, колчаковцы драпают во всех направлениях, им не до мелких отрядов, сейчас у них одна задача, сконцентрировать свои войска на восточном фронте, там Фрунзе ведет против белых четыре сводные армии. Еще немного поднажмем, и сбросим в Сибири белую власть. Вернемся в Томск и отомстим за погибших товарищей. Всю белую нечисть уничтожим, а тем, кто белякам помогал, тоже не поздоровится, отправятся прямиком в лагерь.

— Обязательно со всеми разделаемся, но пока они здесь властвуют, нам нужно быть осторожнее. Давай отправим несколько бойцов в разведку, пусть осмотрятся.

— Чай не в поле, по лесу тихонько проберемся, три версты до деревни осталось.

— Ну, хотя бы прикажи бойцам, пусть оружие держат наготове, чего расслабляться.

— Ох, и зануда же ты Василий, вспоминаю тебя по следственному отделу, каким ты был дотошным, таким и остался.

Тем не менее, Стрельников приказал передать по цепочке, чтобы на всякий случай винтовки держали заряженными. Миновав котловину, отряд не спеша поднимался на гребень. С правой стороны тропы растянулся заливной луг, слева, густой лес, идущий до самой деревни, по нему и решили добираться. На взгорке показались густые заросли, а за ними зеленой стеной раскинулся хвойный лес. Если судить по карте, осталось пройти небольшой участок леса и…

Из-за бугра внезапно грянул оружейный залп. Двое партизан, словно подкошенные, рухнули на землю, еще один, громко вскрикнув, схватился за бок и, упав на колени, запричитал от боли.

Партизанский отряд, очутившись на открытом месте, попал в засаду. Вразнобой затрещали повторные выстрелы, глухо зазвучали винтовки, с металлическим звоном заухали дробовики, разнося эхо по окрестностям бора. Справа за кустами грянул еще один дружный залп. Воздух наполнился свистом пуль. С шумом разорвались гранаты. За несколько секунд все смешалось в единый гул.

— В укрытие, всем назад, к озеру! — приказал Стрельников, — Алехин и еще двое, прикрываете отход. Займите позиции, мы прикроем вас огнем.

Отстреливаясь из нагана, Стрельников ринулся в котловину. За ним, бросив раненного и убитых, устремились бойцы. Алехин, припав на одно колено, выпустил несколько очередей из пулемета по кустам и перевел огонь в центр засады, прикрывая отходивший отряд. Подбегая к озеру, партизаны повернули было к лесу, как вдруг с боку захлопал пулемет. Теперь сомнений не было, партизанский отряд, попав в ловушку, был окружен. Пришлось залечь за небольшим бугром. До леса осталось несколько десятков метров, но чтобы преодолеть их нужна помощь пулеметчика, а он, судя по редким выстрелам из винтовок, прекратил сопротивляться, возможно, уже погиб.

Пулемет противника бил короткими очередями, не давая поднять головы над бугорком. Малышев, прижимаясь к земле, подполз к командиру.

— Федор, засаду спланировали, нас уже ждали. Человек пять-шесть потеряли. Надо срочно разделиться и уходить.

— Черт их возьми! — выругался Стрельников, — пулеметчика убили. Надо подобраться к пулемету противника и забросать гранатами, не то нас всех здесь положат.

— Федор, ты меня слышишь! Уходить надо, сейчас противник из леса в атаку пойдет, — закричал Малышев.

— Как тут уйти, если нам не дают носа высунуть, — вскипел от злости Стрельников.

— Дядя Федя, дай мне пару бойцов, я подберусь к сосне и уничтожу пулемет, — попросил племянник Сергей.

— Бери людей и действуйте, только быстро, а то из лесу сейчас поползут. Костя, — обратился Федор к Малышеву, — возьми планшет, в нем секретная документация, отчет о работе рейда. Выйдешь к нашим, срочно передай в штаб документы, захваченные у белого офицера. Видимо в них что-то очень важное, раз он спешил к линии фронта. Не тяни, как только выйдешь с бойцами из окружения, передай документы командованию. Все, уходите в лес.

— Что ты надумал?

— Дождусь племянника, подорвет пулемет, будем вместе прорываться к Могильникам.

— Хорошо, Федор, это верное решение, уходить нужно порознь, держать оборону мы не в силах.

Стрельников потрепал Малышева по плечу и, пожелав удачи, громко объявил партизанам.

— Отряд, слушай мою команду, разделиться на две группы. Первая группа под командованием Малышева через лес уходит к деревне Кругликово. Моя группа идет к Никольскому бору. Встречаемся на прежней стоянке у речки Оспа.

…Поручик Мирошников залег с пулеметом, установив его на ножки под одинокой сосной. Несколько казаков, находясь под его командованием, расположились рядом. Они были надежными, проверенными бойцами, побывавшими в разных переделках и, прошедшими с ним долгий путь от Донских степей до Сибири. Инструктируя, поручик указал казакам на идущего с партизанами высокого мужчину и строго предупредил:

— Не заденьте его, это наш человек. В любой момент он может отсоединиться от отряда, так что выделите ему «коридор» для отхода.

Когда красные партизаны прошли мимо казаков и стали подниматься на взгорок, их встретили оружейным огнем каштаковские жители и дружинники, прибывшие на подмогу из Вороново. Поняв, что нарвались на засаду, командир партизан дал сигнал к отступлению. Теряя своих бойцов, красные бросились к лесу. Вот тут-то и встретил их Макар с казаками. Они заставили партизан залечь за бугорком. Красные «огрызались» редкими выстрелами. Поручик стрелял короткими очередями, не давая противнику поднять головы. В стороне смолк вражеский пулемет. Местные мужики продолжали сидеть в засаде, не решаясь пойти в атаку. Макар заметил, как несколько человек из красного отряда, рассыпавшись по пригорку, зигзагами быстро побежали к лесу. Увидев фигурку высокого мужчины, предупредил казаков о своем человеке и стал бить короткими очередями по бугру, где залегли красные. Казаки, получив команду, вели прицельный огонь по убегающим. Две фигурки замерли, оставаясь неподвижно лежать на земле. Когда Учитель с одним партизаном скрылись в лесу, Макар облегченно вздохнул. Вдруг в нескольких метрах от расположения казаков, прогремели взрывы. Осколок от гранаты угодил казаку в шею. Он стоял на коленях и, прижимая руку к горлу, покачивался всем телом. Из перебитой артерии хлестала кровь. Обреченно глянув на приятелей, казак завалился на бок и потерял сознание. Захар окликнул поручика, указывая на прятавшихся за кустами партизан. В пулеметном диске закончились патроны. Макар приказал казаку сменить диск, а сам бросился на помощь Захару. Вместе повели огонь по партизанским лазутчикам. Один партизан вскрикнул и опрокинулся на спину. Второй, перекатываясь по траве, пополз к воде и тут же метким выстрелом его пригвоздили к земле. Макар высматривал последнего партизана и, молча, указал Захару рукой, чтобы обошел противника с фланга. Пригибаясь, чтобы партизаны за бугром его не задели, поручик крался к берегу озера. Из кустов прозвучал винтовочный выстрел. Пуля просвистела в нескольких сантиметрах от головы. Припав к земле, Макар несколько раз выстрелил из нагана по кустам. Шевелев, перезаряжая винтовку, сделал три выстрела. Вдруг из кустов выскочил парень и побежал к бугру. Поручик прицелился и выстрелил.

Сергей Стрельников, громко вскрикнул и, выронил винтовку, упал на землю. Сильная боль пронзила правый бок. Он прижал руку к ране, стараясь унять кровь.

Захар прицелился в упавшего партизана и хотел его добить, но Макар остановил казака.

— Не стоит, пусть подыхает, пулю на него еще тратить. — Макар подполз к молодому партизану и спросил, — отвечай бандюга, кто командир отряда?

Стрельников простонал:

— Да иди ты к черту…

— Смотри-ка, какая идейная сволочь, не хочет своего командира выдавать, а мы и без тебя знаем, что командир у вас Стрельников. Подыхай скотина и пока жив, знай, каждый из вас получит пулю.

В следующий момент огонь со стороны партизан усилился. Макар с Захаром бросились на выручку к остальным казакам. Пулемет до сих пор молчал, под огнем противника казаку не удалось сменить диск. Заметив приближающихся партизан, Мирошников приказал отступить к небольшой ложбине. Наконец, из леса показались мужики и перебежками, спускаясь к озеру, приближались к залегшим казакам.

Пять человек, оставшихся в распоряжении Стрельникова, ведя огонь по противнику, подобрались к озеру. Федор подбежал к лежащему на боку племяннику и, отняв его руку от раны, неприятно поморщился. Он понимал, что ранение может оказаться смертельным и, если пуля попала в печень, Сергей долго не протянет. Тем не менее, желание спасти племянника толкнула его на решительные действия.

— Барсуков, остаешься за старшего. Прикроете наш отход. Я понесу Сергея на себе до деревни, может там, найду фельдшера. Как только мы скроемся из виду, отходите к Никольскому бору. Если что, встретимся через день в междуречье Оспы и Тагана.

Взвалив себе на спину стонущего от боли племянника, Стрельников пошел за кустами по берегу Игнашкиного озера к деревне Могильники, а остальные партизаны продолжили огонь по противнику.

Ближе к вечеру в Каштаково вернулись вооруженные крестьяне. После боя с красными партизанами деревенские жители потеряли двух мужчин. Несколько человек были ранены. Двое казаков принесли тело погибшего товарища на берег Оби и, переправив его на другую сторону, отвезли на хутор.

Из семнадцати партизан, упомянутых в записке Малышева, похоже, в живых остались не более пяти человек, и то один из них был тяжело ранен. Преследуя оставшихся партизан, Макар с казаками углубились в бор. Через несколько верст по следам удалось настигнуть красных и завязавшейся перестрелке двоих убили. Макар взял с собой двух казаков и направился в деревню Могильники, где сейчас находился подполковник Мезенцев. Анализируя ситуацию, поручик пришел к выводу, командира партизан среди погибших не оказалось, Мирошников помнил его лицо по фотографии, значит, предположительно он направится в свою деревню. После боя на месте раненного парня не оказалось, кто-то унес его или помог уйти. Если судить по рассказу Михаила Саркулова этим парнем мог оказаться племянник Федора Стрельникова. Макар заволновался, ведь полковник и Стрельников могут встретиться в Могильниках.

Взволнованно и радостно встретили каштаковцы девушек, вернувшихся из леса. Степан Шевелев после ухода Миши Саркулова, встретил недалеко от озера родителей девчат, и они вместе отправились на болото. Увидели родители своих дочерей, когда они возвращались домой. Заслышав отдаленные выстрелы, девушки забеспокоились и решили вернуться к шалашу. Когда навстречу им вышли родные, они с тревогой выслушали Степана о неприятной истории, приключившейся с Мишей Саркуловым. По известной причине Лукерья и Таисия огорчились ранению Миши, но и Мария растревожилась не меньше. Расстроившись, что партизаны увели ее парня в неизвестной направлении, она всю дорогу спешила, то и дело рвалась вперед и, останавливаясь, с нетерпением ожидала подруг и родственников. Вернувшись в Каштаково, Мария сразу же отправилась к Тимофею Бетенекову, но Илья к тому времени еще не пришел. Не оказалось его среди погибших и раненных красных партизан. Взволнованные односельчане решили собрать мужчин и отправиться на поиски Ильи, не смотря на реальную опасность столкнуться в лесу с оставшимися в живых красными партизанами. В конечном результате решили подождать возвращения белых офицеров, надеясь, что они помогут разыскать Илью.

Все приготовления и хлопоты оказались ненужными, когда каштаковцы увидели идущих вдоль протоки парней: Михаила Саркулова и Илью Бетенекова. После радостной встречи последовал подробный рассказ Михаила, как ему посчастливилось разыскать друга. После принятия вовнутрь ста граммов спирта и наложения швов на ухо, фельдшер посоветовал Михаилу какое-то время полежать в местной больнице. Но, парень, улучшив момент, выпрыгнул в окно и, добравшись до пристани, упросил вороновского мужика переправить его на лодке на другую сторону Оби. Михаил решил начать поиски друга с места, где они расстались. Услышав отдаленные выстрелы и взрывы, не мешкая, бросился через бор к озеру и остановился на берегу. Недалеко слева шел бой. Слышались винтовочные выстрелы, работал пулемет, иногда звучали сильные разрывы гранат. Естественно, Михаил направился к месту сражения.

Нахлебавшись воды, Илья Бетенеков едва остался живой и, кое-как выбравшись на берег, лишился чувств. Очнулся, сел на траву и услышал беспорядочные выстрелы с левой стороны озера. Не зная, кто по кому стреляет, он склонился к тому, чтобы вернуться к шалашу, в надежде, что девчата вернулись. Но в этот момент он увидел, как из Никольского бора к озеру спешит какой-то человек. Очнись Илья немного раньше, наверняка бы разминулся с Михаилом Саркуловым, а так друзья крепко обнялись и порадовались, что приключения закончились для них не самым плохим образом. Друзья переживали за девушек и за Степана и, потому желание разыскать их было сильнее, чем пойти и узнать, какие люди ведут перестрелку.

Добрались до стоянки и, оглядев пустой шалаш, покликали Степку. Никто не отозвался и, тогда парни решили идти к реке Оспа. Но и это путешествие оказалось напрасным, они кричали, свистели, но девушки не отзывались. В расстроенных чувствах, парни решили вернуться в Каштаково.

Сибирь для Советской России важна как резервуар, из которого можно черпать не только продовольствие, но и людской материал.

.Пред. Сибревкома Смирнов.1920 г. Глава 8

Карательная политика большевиков

В заботах и тревогах прошло лето в Каштаково. Правы оказались офицеры контрразведки Мезенцев и Мирошников, предрекая неустойчивое положение Белой армии. С наступлением зимы в девятнадцатом году, в Каштаково снова сменилась власть. Над сельсоветом, как и полтора года назад, развивалось алое полотнище. Красные войска наступали. Партизанское движение охватило всю Сибирь. Милиция и красногвардейцы вновь принялись за реквизицию: отнимали лошадей, забирали подводы, экспроприировали хлеб, продукты, оставляя крестьян ни с чем. Прибывший в Вороново красный отряд, действовал жестко и быстро, обобрав людей, скрылся из села и двинулся в сторону Уртама.

В Каштаково заявились красные комиссары и по наговору активистов арестовали Егора Саркулова и нескольких жителей, отправив их не в Томск, а в НовоНиколаевский. В городе уже действовал губернский отдел чрезвычайной комиссии.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Разверстка — распределение между людьми.

2

Навздежку — выборочно

3

Нахаловка — хаотично застроенная лачугами правобережная часть города

4

ВРК — Военно-революционный комитет

5

Таганок — приток Оби. До 1920 г. прежнее название реки Таган, что означает сосуд, чаша.

6

Таган — новое название озера и реки Таганок.