Последний бой комбата

Александр Тамоников, 2011

В конце января 1995 года третий батальон Рязанского 137-го гвардейского парашютно-десантного полка расположился в Грозном. Он успешно выполнил задачи по захвату ключевых зданий в районе привокзальной площади. Неожиданно поступает приказ о начале общего наступления. Перед батальоном Голубятникова стоит задача выдвинуться к стратегически важному мосту через реку Сунжа. Десантники должны захватить прилегающие к нему участки на обоих берегах реки и обеспечить переправу техники. Но на месте выяснилось, что мост уже разрушен нашей же авиацией. А в прибрежной «зеленке» бойцов Голубятникова ждет смертельный сюрприз…

Глава 2

Возложив контроль за приемом позиций на начальника штаба, подполковник Голубятников с 12.00 22 января готовил план операции по овладению северо-западным сектором частных домов. «Зеленка», хотя и небольшая по размерам, тем не менее представляла собой весьма опасный район. В развалинах и подвалах сохранившихся после бомбардировок зданий могло укрыться достаточно большое количество боевиков, бежавших из центра, от дома правительства, зданий департамента госбезопасности, МВД и других хорошо укрепленных пунктов. А главное, терять им было нечего. Дальше отступать некуда. А загнанный волк очень опасен. Тем более опасна стая волков.

То, что в штабе полка после взятия крупных опорных пунктов противника этому не придавали серьезного значения, было крупной ошибкой. Зачистка «зеленки» могла превратиться в бойню. Боевики наверняка попрятались в секторе, а вот разведданных, сколько их и где они скрывались, никто не знал. Поэтому комбат скрупулезно, как и все, что он делал, планировал операцию, прорабатывая варианты возможных действий подчиненных в «зеленке». Расписывал задачи подразделениям, определял места установки блокпостов, организации патрулирования, применения боевых машин десанта. После 14.00 он вызывал к себе заместителей и ротных, поинтересовался их мнением. Постепенно план начал принимать реальные формы.

В семнадцать ноль-ноль на КНП прибыл заместитель по воспитательной работе майор Холодов, принес списки военнослужащих, представленных к наградам за штурм департамента. Отложив карту района, Голубятников просмотрел их и внес коррективы: подготовил ходатайство о присвоении Холодову и Кувшинину званий Героев России и пополнил списки до семидесяти восьми человек. Более сорока военнослужащих представлялись ко вторым наградам. Подписав скорректированные документы, отложил их в сторону.

Холодов, присев рядом с комбатом, сказал:

— Ты, командир, напрасно нас с Кувшининым к Герою представил. Не дадут!

— Почему?

— Потому что мы, я имею в виду батальон, скорее всего свой лимит на Героев уже выбрали. Ты же знаешь, как у нас награждают. Сколько «сынков» всяких да штабистов на войну присылают только для того, что их засветить да к награде представить. Я с заместителем Бортнова, Кирилиным, разговаривал на этот счет, так он рассказывал, что сюда, в Грозный, один командующий округом своего сыночка-подполковника прислал. Тот в штабе карты рисовал, а здесь его на полк поставили. А он и батальоном-то не командовал — да что батальоном, ротным не служил! Так, взводным несколько месяцев. И — на полк! А его сразу же в бой бросили. Пришлось начальнику штаба командование на себя принимать, потому как новоявленный командир, ни во что не врубаясь, в запой ушел. Полк задачу выполнил — он где-то на северном направлении действовал; сынка тут же отозвали в Моздок. А по пути на колонну якобы «духи» напали. В ходе боя подполковник получил контузию. В общем, разыграли спектакль. И все бы хрен с ним, если бы этого сынка трусливого к Герою не представили. Папенька постарался. Теперь сыночку и на грудь звезду, и на погоны звездочки, и должность генеральскую. Походит года три полковником, лампасы наденет — и в Москву, в Генштаб. И таких сынков много. Так что нам не дадут. И так расщедрились, пятерых офицеров представили к Герою. Хорошо, если двоим-троим присвоят…

Как выяснилось в дальнейшем, Холодов оказался прав. Те, кого первыми представили к Герою, заслуженные награды получили, а вот Кувшинина и замполита вышестоящее командование посчитало достаточным наградить орденами. И даже не Мужества, а «За военные заслуги». В то же время подполковник, о котором говорил Холодов, получил Звезду Героя, досрочно звание полковника и впоследствии ко Второй чеченской кампании — генерал-майора. Он и сейчас служит на более высокой должности в звании генерал-лейтенанта. Для сравнения: Святослав Голубятников был уволен в запас в звании подполковника. Уму непостижимо: Герой России, кавалер двух орденов Красной Звезды, прошедший Афганистан, самое пекло войны в Чечне, опытный боевой офицер дошел только до заместителя командира полка, закончив службу старшим преподавателем в десантном училище. Ну как тут не вспомнить анекдот, который ходил в войсках еще во времена Советской Армии. Сын-лейтенант спросил своего отца-генерала, станет ли и он генералом. Отец ответил: конечно, очень даже просто. Сын — новый вопрос: а могу ли я стать маршалом? Отец усмехнулся: нет, сынок, маршалом ты не станешь, у маршалов свои дети есть! Вот так. Вроде смешно, но отчего-то грустно.

В семнадцать тридцать на КНП пришел начальник штаба майор Кувшинин, выложил на стол планшет и доложил:

— Заявки по всем вопросам доукомплектования уточнены, согласованы, сейчас приведу их в порядок и отправлю в штаб полка. А заодно с ними — и данные по трофеям.

— Сколько будем сдавать? — спросил Голубятников.

— Сто сорок семь единиц. И гранатометы, и пулеметы, и автоматы — то, что не оставили в ротах.

— Это нормально.

— Сережа, — обратился к Кувшинину Холодов, — командир нас с тобой к Герою представил.

Начальник штаба воспринял эту новость спокойно.

— Что, ты думаешь, присвоят? — с надеждой проговорил Холодов.

— Нет, не присвоят. Но, как говорится, не ради наград… Не знаю, как ты, Саша, а мне без разницы, наградят или нет. По мне, быстрее бы весь этот бордель закончился, чтобы домой вернуться. Живым и невредимым. И пацанов матерям вернуть, чтобы жили.

— Этих, возможно, и вернем, — задумчиво проговорил Холодов. — Через месяц-другой война поутихнет, сменят нас. Но если подожгли Кавказ, то гореть он будет долго, и вместо сегодняшних парней сюда бросят других, третьих, четвертых… Так и будет крутиться эта кровавая карусель. И остановить ее вряд ли в ближайшие десятилетия удастся. Слишком уж все далеко зашло.

Голубятников прервал заместителя по воспитательной работе:

— Все! Отставить философские разговоры. Готовь доклады в штаб. Чтобы к 18.00 все необходимые документы были у Левина. С 19.00 начнем вырабатывать окончательное решение по овладению «зеленкой»! Я план набросал, обсудим его, внесем коррективы, так что в семь часов ровно всем заместителям, командирам подразделений, начальникам служб быть здесь, на КНП. Вопросы? Нет вопросов. Отлично! Сергей, предупреди Белова, чтобы перед совещанием ужином нас покормил.

Грозный, 22 января, 19.00

После ужина командный состав батальона собрался на КНП. Голубятников представил разработанный им план предстоящей боевой операции в «зеленке». Обсуждение, уточнение, организация взаимодействия заняли полтора часа. Итог подвел комбат. Разведрота без одного взвода численностью двадцать человек должна была зачистить северную часть сектора с востока на запад — от здания МВД к парку имени Ленина. В результате зачистки выставлялись два взводных блокпоста, на востоке и на западе. Днем было предусмотрено пешее патрулирование участка нарядом в три человека. Он выделялся поочередно от каждого из взводов. Седьмая парашютно-десантная рота — сорок человек — проводила зачистку с востока на запад вдоль железнодорожных путей от первого квартала до парка имени Ленина. Ширина «коридора» — пятьдесят метров. Рота выставляла четыре блокпоста и ежедневно выделяла два патруля по три бойца в каждом, тем самым обеспечивая контроль над основным «коридором» и ближайшими подходами к нему. Девятая парашютно-десантная рота без одного взвода получила задачу зачистить «коридор» от департамента до парка. Ширина — от тридцати до пятидесяти метров с выставлением трех блокпостов и пешим патрулированием двумя нарядами по три человека. Восьмая парашютно-десантная рота и все остальные подразделения должны были оставаться на месте, выделяя днем один мобильный патруль на БМД — три человека кроме экипажа, и два пеших патруля по три человека. Разведвзвод переводился в резерв и при необходимости выполнял роль разведгруппы: десять десантников на двух БМД. Местом их постоянной дислокации оставался дом, в котором до этого располагалась отдельная разведрота мотострелков. Седьмой роте было легче — за основу комбат взял предложения мотострелковой роты, которая, выставив на подготовленных позициях блокпосты, держала до отвода основной коридор.

— Таким образом, товарищи офицеры, — еще раз повторил в конце совещания Голубятников, — после утверждения плана командиром сводного полка мы должны выполнить основную на данный момент задачу — овладеть северо-западным частным сектором. Под нашим контролем будет участок длиной около восьмисот метров и шириной около двухсот. Надо обеспечить охрану и квартала, и привокзальной площади, и «коридора». Плацдарма как такового больше не существует, теперь мы имеем зону ответственности. Я сейчас убываю на КП полка, вам ждать моего возвращения. Личному составу отбой, как положено. По возвращении — постановка окончательной задачи. Еще раз продумайте свои действия, определите, куда, кого выставите, как будете осуществлять зачистку; согласуйте взаимодействие подразделений при столкновении с противником — как с малыми группами, так и с крупными отрядами.

Когда мы вошли в Грозный, то впервые за всю войну брали такую площадь, как перед вокзалом. И без потерь не обошлось. Но ведь и опыт бесценный приобрели. Батальон сражался, находясь в обороне, зажатый «духами» практически с трех сторон. Потом нам удалось захватить с первого взгляда совершенно неприступный департамент. И тут мы обошлись уже без потерь. Я имею в виду сам штурм. Теперь батальону предстоит отработать задачу в «зеленке». Это будет не просто. Враг может находиться везде — в каждом уцелевшем доме, в каждом подвале, за каждым валуном. Поэтому прошу и требую психологически настроить бойцов на этот бросок, а то вижу, что после взятия департамента некоторые бойцы расслабились. Мол, что такое «зеленка» против департамента? Подобных мыслей быть не должно. Расслабление смерти подобно. Вот что должен понять каждый из бойцов. Если, естественно, хочет вернуться домой живым. Это вам понятно?

Поднялся капитан Кошерев:

— Считаю, что мы напрасно не выставили посты на железнодорожных путях. Я имею в виду основной «коридор».

— У нас не хватит сил заблокировать его весь. Но с юга мы все же прикрыты — по крайней мере, на данный момент, — а в случае экстренной необходимости, при угрозе с юга, у нас остается резерв. Он и перекроет подходы к железнодорожным путям. Займем «зеленку», а дальше посмотрим, стоит ли держать в ней столько сил. Да и, скажу по секрету, недолго нам здесь находиться; скорее всего, будем наступать на восток. Но всему свое время. Еще вопросы есть?

Командиры рот промолчали.

В 21.00 комбат вместе со связистом и группой сопровождения отправился на КП полка. Почти полчаса Голубятников объяснял полковнику Бортнову суть разработанного плана. Командир полка скрупулезно обсуждал каждый пункт, вникал в каждую мелочь и, в конце концов, утвердил его решение.

Окраина Грозного, 23 января, 9.30

Утром следующего дня роты начали выход на исходные позиции. В девять сорок прошел доклад от командиров подразделений о готовности к зачистке территории. Ровно в десять часов командир батальона по связи передал приказ:

— Стрела-10! Я — Аркан! Вперед!

Разведывательная, девятая и седьмая роты вошли в «зеленку». Так как на подразделение приходился ограниченный по ширине коридор, роты перестроились в две колонны, чтобы бойцы, обходя естественные препятствия, не скапливались в одном месте. Иначе одной очередью или взрывом гранаты противник мог поразить сразу несколько человек. Впереди колонн шли дозоры из двух бойцов. В это время боевые машины десанта седьмой роты вышли на позиции прикрытия основного «коридора». Техника других подразделений оставалась на месте. Резервный взвод разведчиков, как и личный состав подразделений обеспечения восьмой роты, находился в готовности поддержать действия основных сил батальона или взвод девятой роты, оставшийся в квартале. В принципе, с востока каких-либо действий противника ожидать не приходилось, но на этой войне было возможно все, даже невозможное, непросчитываемое и логически необъяснимое.

Два взвода девятой роты капитана Боревича шли посередине частного сектора. В передовой дозор ротный отправил рядовых Илью Тарасюка и Семена Никонова, бойцов некогда блуждавшего по тылам противника отделения сержанта Павла Руденко. За ними, на расстоянии зрительной связи, двигались взводы старших лейтенантов Алексея Гришина, позывной «Ясень», и Анатолия Панурина, позывной «Курган». Со вторым взводом шел и командир роты с заместителем по вооружению. Капитан Сомов оставался с третьим взводом в домах квартала.

Погода выдалась теплая, но ненастная, легкий туман ограничивал видимость. Временами шел то мокрый снег, то мелкий дождь. Погодные условия затрудняли продвижение десантников. «Коридоры» пришлось расширить, дабы обеспечить видимость между ротами, не допустив неконтролируемых разрывов между подразделениями. Поэтому разведчики шли одной шеренгой. На начальном этапе зачистку затрудняли и воронки от массированного обстрела восточной окраины «зеленки» артиллерийской батареей капитана Селина. И только выйдя из зоны воронок, рота смогла выровнять боевой порядок. Расширив свой «коридор», разведчики развернулись в одну зигзагообразную шеренгу. Девятая продолжала движение в прежнем порядке.

Рядовые Тарасюк и Никонов, составлявшие передовой дозор, шли в пятидесяти метрах от ломаной линии первого взвода девятой роты, держа интервал в пять метров. Пройдя метров семьдесят, Тарасюк неожиданно поднял руку вверх и опустился на колено. То же самое сделал его напарник. Остановился и взвод. Никонов посмотрел на Тарасюка. Тот указал рукой на стоявший в тридцати-сорока метрах впереди остов дома без крыши. Используя кустарник, Никонов перебежал к Тарасюку.

— Ты чего встал, Илья? В доме что-то увидел?

— А ты нет?

— Нет! И рядом ничего.

К бойцам подошел командир первого взвода старший лейтенант Гришин со связистом.

— Что у вас? — спросил он, обращаясь к Тарасюку, подавшему сигнал опасности.

— Вроде в окне фигура какая-то мелькнула, — объяснил дозорный.

— Вроде или точно?

— Не знаю. Но кто-то в этом доме есть.

— Этот кто-то только мелькнул в окне, и все? Привидение, что ли?

— Да говорю, не знаю; я смотрел на левые развалины, а тут словно кто-то в окне появился и исчез. Ну, я и подал сигнал. Хрен его знает, может, в хате «дух» с пулеметом. Подойдем, а он по нас очередь. И вывернет кишки, как Жорке Лукрину.

Командир взвода внимательно посмотрел на дом. В это же время сигналом вызова сработала радиостанция.

— Ясень на связи! — ответил Гришин.

— Рыбак! Что за остановка?

— Передовой дозор заметил движение в одном из уцелевших домов. Показалось, что кто-то будто бы мелькнул в проеме окна.

— И долго вы собираетесь выяснять, кто и где там мелькнул?

— Нет! Сам проверю.

— Тебе самому в доме делать нечего, — запретил капитан Боревич. — Пусть его проверят дозорные, а ты на всякий случай подтяни к зданию отделение. И давайте быстрее. Если будем у каждой развалюхи останавливаться, дотемна «зеленку» не пройдем.

Гришин повернулся к дозорным:

— Тарасюк слева, Никонов справа обходят подозрительный дом. Проникает в него Тарасюк, Никонов прикрывает с тыла, я прикрываю Тарасюка отсюда. Тебе, Илья, — старший лейтенант Гришин взглянул на Тарасюка, — войти в дом. При малейшей угрозе стрелять без предупреждения. И давайте, ребята, быстрее, роту держим!

Но не успели дозорные сделать и пару шагов, как из дома вылетел овальный предмет. По характерному щелчку предохранительной чеки бойцы поняли, что в них летит граната.

— Ложись! — крикнул Гришин и сам уткнулся лицом в мокрый снег. Раздался мощный взрыв, свист осколков.

С дерева на старшего лейтенанта упала срезанная ветка яблони. По камуфляжу ударили комки земли.

— Ни хрена себе! — воскликнул он. — Ф-1^[6]! Вот и привидение, мать его… Эй, дозорные, — крикнул он рядовым, — живы?

— Жив, — ответил Тарасюк.

— Цел, — вторил ему Никонов.

— Так, ребятки! По моей команде открываете огонь по зданию, прикрываете меня. Я зайду к зданию справа; как только доберусь до ближайшего от хаты куста, огонь прекращаете. Все ясно?

— Может, мы пойдем, — предложил Тарасюк, — или ребят со взвода вызовем? Зачем вам зря…

— Отставить, — прервал солдата Гришин. — Нет у нас времени… Оружие к бою!

Под прикрытием дозорных взводный обогнул дом, откуда была брошена граната, и залег за кустом. Пули десантников били по фасаду здания. Внутри же — тишина. Гришин поднялся и бросился к проему двери. Дозорные тут же прекратили огонь. У самого входа на него выскочил крепкого телосложения молодой чеченец в камуфляже с зеленой повязкой поверх пышной шевелюры. На мгновение и офицер и боевик застыли от неожиданности. Но только на мгновение. Очухавшись, боевик вскинул автомат. Выстрелить в него Гришин не успевал, поэтому пошел в рукопашку. Отбросив «АКС», он первым ударом ноги выбил оружие из рук чеченца, вторым сбил того на землю. Но «дух» оказался крепким. Он быстро перевернулся через голову, вскочил на ноги, вытащил из ножен кинжал и бросился на офицера. Гришин отбил рубящий удар боевика, нацеленного прямо ему в шею, и тут же нанес чеченцу прямой в нос — болезненный, отшибающий мозги удар, ломающий хрящи и вызывающий обильное кровотечение.

Чеченец покачнулся. Из черных глаз брызнули слезы, из ноздрей хлынула кровь. Но он снова устоял, вот только выронил кинжал, что его и погубило. Старший лейтенант, получив явное преимущество, провел еще серию ударов в голову, горло и солнечное сплетение чеченца. Боевик рухнул на спину.

Ну, вроде всё. Офицер бил на поражение; один только удар в горло должен был убить противника. Гришин, подняв автомат «духа», осмотрел через проемы в стенах комнаты и вошел в дом. В кухне он увидел на столе пачку сигарет и две гранаты. Хотел забрать их, как услышал за спиной шум. Резко обернулся — и был сбит с ног набросившимся на него окровавленным, но живым боевиком. Тот мертвой хваткой схватил офицера за отворот куртки. Гришин нанес нападавшему удар ладонями по ушам. Боевик взвыл от боли. Старлей ударил чеченца пальцами в глаза и, выпрямив поднятую в колене ногу, отбросил врага от себя. Тот ударился о стену, нагнулся, стоя на коленях. Гришин потянулся за пистолетом, так как автомат чеченца оказался под столом, и увидел в руках у «чеха» гранату.

Внутри у Гришина похолодело. Чеченец рванул кольцо. Через три секунды прогремит взрыв, который разнесет и его, и старлея в клочья. Действуя больше автоматически, нежели сознательно, Гришин прыгнул к левой стене. Он не видел окна, но попал точно в проем. Вылетел на снег, ударился о землю. Одновременно прозвучал взрыв гранаты, снова противно взвизгнули осколки, вылетевшие сквозь окно. И наступила тишина.

Пришел в себя Гришин от голоса склонившегося над ним Тарасюка:

— Товарищ старший лейтенант, вы живы?

Взводный потряс головой:

— Да вроде живой! — Поднял одну руку, вторую, присел, потрогал ноги, поднялся. — Живой! И даже не ранен. А думал — все, хана мне…

К дому подошли солдаты, появился и ротный.

— Ну, и что за шоу ты устроил в развалюхе, Гришин?

— Да наскочил на «духа». Лоб в лоб встретились на входе! Вот и схлестнулись в рукопашной.

— Гранату в дом бросить ума не хватило?

— А если бы в доме, кроме «духа», женщины, дети, старики оказались? Или наши пленные? Из-за одного придурка надо было и их валить?

— Ладно! Будем считать, ты поступил правильно. Но почему сам пошел на «духа»? Я что приказал? Воспользоваться дозором, подтянуть отделение…

— Кстати, командир, насчет дозора и отделения. У боевика на кухне, прямо на столе, лежали две Ф-1, разрыв одной из которых наверняка все слышали. И эти «эфки», а, возможно, и другие — надо еще проверить хату — полетели бы и в дозор, и в отделение. Впрочем, так и случилось в отношении дозора. Только по чистой случайности осколки никого не задели.

— Хорошо! Но почему ты сразу не завалил «духа»? Дал бы под сопатку, он и загнулся бы…

— В том-то и дело, что бил так, чтобы убить, но «чех» на редкость живучим оказался. Или хорошо подготовленным и знающим, как уклоняться от смертельных ударов. Чуть отвернул шею — и смертельный удар превращается в обычный. Да и вырубил я его. А потом пошел быстро дом осмотреть. На кухню зашел, увидел гранаты… А тут он. Хорошо, падая, успел ногу согнуть. Дал ему по ушам, по глазам, отбросил к стене. А он, сука, каким-то образом гранату успел схватить. А может, она у него с собой была… И получилась картина Репина: у стены окровавленный «душара» с гранатой, рвет кольцо, я прыгаю в сторону… Как оказался на улице, не знаю. Это еще попасть в проем надо было. Я окна даже не видел, прыгнул подальше, и все. Следом — взрыв по ушам…

— Повезло тебе, Леша! — сказал Боревич.

— Повезло. Только, знаешь, где видал я подобные ситуации…

— Что, теперь бросишь гранату перед тем, как заходить на объект? А как же женщины, дети, пленные?

— Слушай, капитан, не передергивай.

— Ладно, Леша, не обижайся. Зачистку продолжать можешь, или мне тебя к комбату отправить?

— Я не ранен, не контужен — ну, если только слегка, — так что командовать взводом в состоянии. Надо бы дом этот проверить.

— Уже проверили. Два ствола, три Ф-1, две РГДшки^[7]. Ну, и труп твой…

Разговор прервал связист.

— Товарищ капитан, вас вызывает на связь комбат.

— Что за взрывы в твоем «коридоре», Рыбак?

— Дозор нарвался на боевика. Тот применил гранаты, Ясень его уничтожил.

— Потери?

— У нас нет.

— Продолжайте выполнение задачи!

Рядовые Шохин и Артюшин, назначенные в дозор седьмой роты, услышали близкие разрывы гранат. Артюшин остановился.

— Наши или «духи» рванули «эфки»?

— А я знаю? — ответил Шохин. — Нам-то что делать? Может, соседи в бой вступили?

Сзади послышался голос старшего лейтенанта Лихолетова:

— Почему встал дозор?

— Соседи…

— Что соседи? У них все нормально, продолжайте движение.

Бойцы двинулись дальше, внимательно всматриваясь в «зеленку». Неожиданно Артюшин подал сигнал опасности и присел на колено.

К нему подобрался Шохин:

— Ты чего, Миша?

— От дерева, что левее полуразваленного сарая, к кустам метнулся какой-то мужик.

— Тебе не показалось?

— Нет! Точно метнулся и исчез. Словно под землю провалился.

Вторая остановка дозора заставила старшего лейтенанта Лихолетова вместе со связистом и сержантом Беденко догнать бойцов.

— Ну, что опять у вас?

Шохин кивнул на Артюшина:

— Миша видел, как впереди от сарая к кустам шарахнулся «дух».

— И куда он делся? Артюшин, — Лихолетов повернулся к солдату, — куда «дух» делся?

— Вот и я думаю, куда. Место просматривается, а он исчез. Не иначе залег. Затаился, гад, чтобы накрыть нас при подходе.

— А что ему мешало завалить вас от сарая?

— Не понимаю…

— Вы двое роту де́ржите. Вот что вы не понимаете.

Артюшин повернулся к Шохину:

— Пошли! Я присмотрю за кустами.

Но Лихолетов, подумав, остановил дозор.

— Погодите! Стоять нельзя, но и буром переть глупо. Сделаем вот что. Давайте-ка, — он повернулся к Шохину с Артюшиным, — обойдите слева сарай и зайдите к кустам с тыла. Страхуйте друг друга, когда зайдете за развалины, а здесь мы с Беденко в случае чего прикроем. Ясно? — Повернулся к связисту: — Связь с ротным!

— Охотник! — отозвался Кошерев.

— Я — Леший. Дозорные видели «духа». Он где-то рядом затаился. Сейчас проясню ситуацию.

Передав связисту гарнитуру радиостанции, Лихолетов приказал связисту отойти назад и вместе с Беденко внимательно осмотрел участок, где, по словам дозорных, исчез боевик.

— А может, это не «дух» был, а простой чечен, что с семьей прячется в «зеленке»? — предположил Беденко.

— Может быть, сержант. Только куда он делся? Обозначил бы себя белой тряпкой… Ты за дозором смотри. Как бы там, в «мертвой» зоне, чего не произошло… Хотя нет, все нормально, появились.

Артюшин с Шохиным, обойдя развалины сарая, вышли на лужайку, осмотрелись. Шохин повернулся к взводному, показал сигналом — никого. Лихолетов махнул рукой по направлению к кустарнику. Десантники прошли несколько шагов — и исчезли. Почти сразу раздался крик Артюшина откуда-то из-под земли:

— «Духи»!

— Черт! — воскликнул Лихолетов. — Связист, отделение сюда! Беденко, за мной!

Офицер и сержант бросились к тому месту, где, как под землю, провалились подчиненные…

Шохин с Артюшиным, пройдя несколько шагов, увидели следы, обрывающиеся прямо у куста, подобрались к нему и… покатились вниз. Они упали в полутемный подвал и оказались в окружении четверых боевиков. Тут Артюшин и крикнул:

— «Духи»!

Один из бандитов ударил его прикладом автомата, но Артюшин успел уклониться, и удар пришелся вскользь, хотя рядовой изобразил потерю сознания. Шохина, обезоружив, подняли на ноги двое боевиков. Старший оскалился:

— Ну что, шакалы, попались? Десантники? Это хорошо, мы давно хотели кого-нибудь из вас живьем зацепить. Чтобы на куски порезать.

Глаза его блестели неестественным блеском. Видно, бородач принял изрядную дозу героина. Шохин ответил, стараясь выглядеть спокойным:

— Чего радуешься, придурок? Это не мы, это вы попали, уроды. Наших здесь целый батальон. И ребята видели, что мы сюда провалились. Вы можете, конечно, и на лоскуты нас пустить, но потом наши вас тросами БМД четвертуют. Так что лучше складывайте оружие и выходите наверх. Глядишь, и выживете.

— Ты, сволочь, оборзел, да? — вскричал старший. — Я тебя, свинью русскую…

Боевик внезапно замолчал. Сверху донесся голос Лихолетова:

— Шохин! Артюшин!

Старший банды поднял к пролому голову:

— Твои шакалы у меня. Сам кто?

— Офицер! Что с бойцами?

— Пока ничего. Один отдыхает, ударился сильно; второй рядом, мы с ним беседуем.

— Пусть голос подаст.

— Ты, офицер, еще условия диктовать будешь?

— Короче, ты, козел немытый! Или сейчас же кто-нибудь из моих подаст голос, или я забрасываю к чертовой матери ваше подземелье гранатами. У тебя минута.

Боевик взглянул на Шохина:

— Отзовись!

Рядовой крикнул:

— Я — Шохин, мы у «духов». Их…

Боевик не дал договорить десантнику, подал знак, и один из бандитов заткнул ему рот.

— Ну что, офицер, не передумал бросать гранаты? — выкрикнул главарь.

— Что ты хочешь?

— Ай, совсем немного. Я хочу со своими братьями уйти отсюда. Ты должен обеспечить это. Мы выйдем из подвала с твоими солдатами и уйдем на восток. Как выйдем к своим, солдат отпустим.

— Я понял тебя. Жди, свяжусь с командованием. Предупреждаю: если хоть пальцем тронете солдат, мы вас на куски порвем.

— Ты не грози, ты дело делай, офицер!

Лихолетов отошел от ямы.

— Схрон здесь у «духов», — сказал Беденко, — туда и сиганул чечен, которого Толян с Михой засекли. А когда встали вдвоем на крышку, та не выдержала. Пацаны и провалились.

— Это мне и без тебя ясно… Связист, ко мне!

Вместе со связистом к командиру взвода вышел и командир роты.

— Что у тебя тут, Лихолетов?

— Дозорные у «духов», — сплюнул на снег старший лейтенант. — Подошли к кустарнику и провалились в подвал. У «чехов» там схрон оказался.

— Твою мать! Они что, не видели, что след у кустов обрывается?

— Не знаю, что они видели, но Шохин с Артюшиным у боевиков в подвале, и старший «духов» требует, чтобы его с соплеменниками пропустили к своим на восток. Тогда они и бойцов отпустят.

— Да, молодцы, ничего не скажешь.

— Надо отвести роту, согласиться на требования боевиков, — предложил Лихолетов. — Я сам со снайперской винтовкой залягу слева, там у колодца местечко удобное. Беденко займет позицию справа. Как только «духи» выйдут с нашими, мы боевиков и отстрелим. Другого выхода не вижу.

— Чеченов за идиотов держишь? Так они тебе и подставятся, не подстраховавшись. Наверняка выведут солдат, обвязанных взрывчаткой. Да им и по одной гранате хватит. Ты выстрелишь, «духи», падая, кольцо выдернут, и разнесет пацанов на куски… Да и не пойдут они пешком. Затребуют технику, БМД…

— Так что ж тогда делать будем? Не оставлять же ребят «духам»?

— Так, веди роту дальше, а я здесь останусь с Беденко и своим связистом. По ходу решим, что делать.

— Комбату доложишь?

— Ты роту веди, Лихолетов, продолжай зачистку да проинструктируй бойцов, чтобы под ноги смотрели. А я здесь разберусь как-нибудь. Вперед!

Лихолетов направился к личному составу роты. Кошерев приказал ротному связисту вызвать командира батальона.

— Аркан! Я — Охотник! У меня ЧП. Двух бойцов «духи» захватили.

— Что значит захватили? — повысил голос командир батальона. — Какие «духи», где?

Капитан Кошерев доложил ситуацию с Шохиным и Артюшиным. Голубятников помолчал, переваривая информацию, потом спросил:

— Есть мысли, как вытащить ребят?

— «Духи» сами предложили вариант.

— Нетрудно догадаться, какой! Пропуск с сопровождением на восток… Роту дальше отправил?

— Отправил.

— Где схрон?

— Метрах в ста от начала «зеленки» по моему коридору… Минуту, командир. В схроне слышится шум борьбы, очередь, вторая… Не иначе, как наши решили сами исправить ситуацию!

— Черт! Слишком рискованная затея. Я к тебе, ты… Ну, ты сам знаешь, что делать.

Кошерев бросился к проему, у которого стоял Беденко, держа наготове автомат.

— Что там, сержант?

— Черт его знает! Похоже, бой! Лишь бы не завалили «духи» пацанов. И чего дернулись? Ведь должны были врубиться, что мы их вытащим.

— Теперь, Беденко, как карта ляжет.

— Может, мне вниз спрыгнуть?

— Куда? Под пули «духов» или своих? Стой, где стоишь!

Внизу между тем разыгралась настоящая драма. Выставив свои условия, старший из боевиков приказал подельникам снять повязку со рта Шохина. Спросил:

— Кто со мной разговаривал?

— Ротный наш, — ответил Шохин. — Мужик — зверь. С ним шутки плохи. Он ваших в департаменте валил налево и направо.

— В ДГБ? Так это вы, шакалы, штурмовали департамент?

— Мы! И площадь брали тоже мы.

Боевик вытащил из ножен нож, провел лезвием Шохину по шее.

— Прирезать бы тебя, свинью, да нужен ты пока… Но если твой ротный начнет время тянуть, то, клянусь, я отрежу твою башку и выброшу ее наверх. Нам и одного заложника хватит.

— Зря ты, дядя, на неприятность нарываешься, — процедил Шохин. — Тебе бы сдаться…

— Помолчи, шакал. Мы уйдем отсюда. С вашей же помощью.

— Не вырветесь. Раньше надо было сваливать, теперь поздно. Не наши, так другие вас достанут.

— Герой, да? Смелый? Десантник? Посмотрю я на твое геройство, когда голову резать буду…

Шохин потупил взгляд.

— Вот так-то лучше, грязная свинья, — злорадно проговорил старший. — Заткнись и стой смирно, не зли меня.

Шохин замолчал и мельком глянул на Артюшина. Тот лежал головой в сторону друга. Приоткрыл глаз, подмигнул. Шохин понял: Артюшин в порядке, он симулирует, что потерял сознание, а боевики не обращают на него внимания. Значит, не все потеряно…

Артюшин ждал удобного момента. Он уже знал, что делать. Как только старший отошел к стене, а второй боевик присел на оружейный ящик, поставив автомат между ног, Артюшин вскочил, резким ударом в челюсть сбил с ящика бандита и схватил автомат. Шохин тут же пяткой ударил правого боевика по голени. Тот вскрикнул от боли и отпустил десантника. Получив свободу, Шохин с размаху въехал кулаком в переносицу второго державшего его бандита. Боевик без сознания рухнул на бетонный пол. Все произошло мгновенно. Вскрики, шум борьбы и услышал командир роты. Старший банды не успел среагировать на внезапные действия десантников — одурманенная наркотой голова соображала медленно. Он поднял автомат, но это было его последнее движение. Артюшин выпустил очередь сначала в бородача, затем, развернувшись, по очереди расстрелял и трех остальных бандитов. Опустив ствол, взглянул на Шохина:

— Ну вот и порядок, Толян. А то раздухарились, черти! Голову отрежут… Отрезали, сучары! Так и сгниете здесь, волки позорные… Да, Толян?

— Точняк! Миха, а ты, оказывается, артист… Мне и в голову не пришло, что ты не в отрубе.

— Был бы в отрубе, если б вовремя не увернулся.

Сверху раздался голос командира роты:

— Артюшин, Шохин!

— Здесь мы, товарищ капитан. Все ништяк, сделали «духов».

— Ну вы и…

Договорить капитан Кошерев не успел. К пролому из-за развалин в сопровождении охраны вышел командир батальона.

— Ну что, Юра?

— Все в порядке, — улыбнулся Кошерев. — Ребята сами разобрались с «духами».

Голубятников подошел к яме.

— Эй, внизу! Живы?

— Так точно, товарищ подполковник, — ответил Артюшин. — Тут лестница под топчаном, сейчас поднимемся.

— Погоди! Сколько было в подвале боевиков?

— Четверо.

— Так, осмотритесь! Нет ли по соседству других помещений? Да, стволы приведите к бою!

— Понял! Вы правы, есть дверка справа. Деревянная. И еще лаз рядом с топчаном. Прикрыт листом железа.

— Отойти к стене, следить за дверью и листом. — Комбат повернулся к Беденко: — Сержант, вниз! Проверить, что там за помещения или ходы. Но аккуратно! Гранаты есть?

— Так точно!

— Если что, внутрь их, сами на пол, за стены.

— Разрешите и мне вниз? — обратился к комбату Кошерев.

— Давай! Задача ясна?

Кошерев и Беденко спрыгнули в подвал, отскочили к стене, привыкая к темноте. Первый указал Шохину на дверь. Рядовой кивнул, подошел к ней, рванул на себя, отпрыгнул назад — к двери могла быть протянута растяжка. Но взрыва не последовало. Артюшин ворвался в соседнее помещение. Он практически ничего не видел в темноте, но услышал испуганный женский голос:

— Не стреляйте, здесь дети!..

Этот вскрик услышал и Кошерев. Он вошел в комнату следом за Шохиным, осветил помещение фонариком. В углу подвала на куче матрасов, подушек, одеял и прочего тряпья сидели две женщины, молодая и пожилая, и дети от трех до пяти лет — мальчик и две девочки. Дети закрыли лица руками.

— Та-ак, — проговорил Кошерев, опуская вниз ствол автомата. — Ну, а вы кто будете?

— Мы местные, — ответила пожилая женщина, — раньше жили здесь рядом. Когда дом разрушили самолеты, хотели уйти, да долго собирались. Ваши войска вошли в город. Начались бои, пришлось вернуться. Наш подвал не подходил для проживания, а этот — вполне, он большой. Так и жили здесь почти весь последний месяц.

— Но тут же холодно, — воскликнул капитан.

— Ничего, — ответила пожилая чеченка, — вещей теплых много натаскали, иногда костер в комнате рядом разводили…

— Чем питались?

— Тем, что доставали, выменивали.

— Ну ладно, вы — понятно, а как же дети?

— А что дети? Они с нами, куда им без нас?

— Мальчик вот только простудился, кашляет, — вступила в разговор молодая женщина.

— Да тут не только закашляешь… Где же ваши мужчины? Они были среди тех? Я имею в виду боевиков в соседней комнате?

— Нет! — ответила пожилая чеченка. — Мой муж погиб 31 декабря, перед Новым годом. Его танк раздавил. Так люди говорили. Танк гвардейцев Дудаева. Случайно. А вот дочери муж, — она указала взглядом на молодую женщину, — позавчера ушел за продуктами, да так до сих пор и не вернулся. Наверное, и его убили.

— Ну, почему убили… Позавчера он спокойно мог уйти из сектора, вчера вернуться. А вот сегодня — уже нет. Так что вполне возможно, ждет где-нибудь, когда наши войска займут «зеленку», сектор частных домов. Потом вернется.

— И его не тронут?

— Если он не воевал против федеральных войск, не тронут. И если добровольно сдался, то тоже отпустят. Но вот вам оставаться здесь нельзя. И себя, и детей погубите.

— Но нам некуда идти…

— Что-нибудь придумаем. Ответьте лучше, что за лаз в соседней комнате прикрыт металлическим листом?

— Это ход на поверхность. Им пользовались те, кого вы убили.

— Как они вообще оказались здесь? — спросил Кошерев.

— Так это подвал старого сарая усадьбы, принадлежавшей Хасану, — объяснила молодая женщина, — он у Дудаева в подручных ходил. Жил здесь, потом ушел к мятежникам. В квартиру большую переселился. А как ваши стали бить дудаевцев, он сюда и вернулся. Недоволен был, что мы тут обжились, но не выгнал.

— Не выгнал, — сказала пожилая женщина, глядя на дочь, — потому что на тебя глаз положил. Увел бы он тебя.

— Мама! Ну что ты такое говоришь?

— Я знаю, что говорю, слышала, как он своим хвастал, что еще одну женщину заберет к себе.

— К себе — это куда? — поинтересовался Кошерев.

— Думаю, в Аргун, там у Хасана много родственников живет. И дом свой есть. Туда и забрал бы, а меня с детьми убил.

— Теперь не убьет! Давайте-ка, девушки, собирайтесь, лишнее брать не следует, только самое необходимое, пойдем наверх. — Капитан повернулся к Артюшину: — Помоги им и выведи в комнату, к лестнице.

— Фонарь только оставьте, товарищ капитан.

Кошерев передал подчиненным фонарь, вышел в комнату, указал рукой солдатам на металлический лист.

— Там подземный ход наверх; давай, Шохин, поднимись по нему. Да внимательно, на растяжку или мину не нарвись.

Сверху раздалась команда комбата:

— Отставить подъем по ходу! Что в соседней комнате?

— Две женщины — пожилая и молодая, и дети — пацаненок и две девчонки. Беженцы, скрывались здесь после того, как их дом штурмовики разбомбили. Малец болен.

— Тогда поднимайте их, вслед за ними выходите на поверхность сами. И быстро, Кошерев, быстро!

Бойцы подняли наверх женщин с детьми, выбрались из подземелья, вынеся четыре автомата и документы боевиков. Документы Голубятников положил в карман куртки, оружие приказал передать охране и одобрительно посмотрел на Артюшина:

— Как же вам удалось справиться с боевиками?

— Да мне их старшой заехал прикладом по черепу, только удар пришелся вскользь; но я прикинулся, что боевик меня вырубил. Лежал будто без памяти, пока «дух» вел переговоры и Шохину грозил. Ну, выбрал момент, схватил автомат, а Толян тем временем от «духов», что его держали, освободился. Одному пяткой в голень ударил, второго кулаком в носопырку. Я расстрелял всех. Так вот и справились.

— Молодцы! — Комбат повернулся к Кошереву: — Забирай своих героев и догоняй роту. — Приказал бойцам охраны: — Помогите женщинам, возьмите у них детей.

— А куда мы пойдем? — спросила пожилая

— Кажется, мальчонка у вас приболел? — взглянул на нее комбат. — Значит, сначала пойдем к медикам, а потом вас определят к другим беженцам.

— А как же нас найдет муж? — спросила молодая женщина.

— Найдет! Вы записку оставьте у провала, а лучше на дерево повесьте — так, чтобы ветром не сорвало. — Он передал женщине листок бумаги, карандаш. — Пишите! Мы у десантников, что стоят на вокзале. Будь осторожен с патрулем. Иди в сторону вокзала. Остановят, скажи, что к нам. Всё.

— А если его задержат ваши до того, как муж выйдет сюда? — робко спросила женщина.

— Я предупрежу и своих солдат, и соседей о том, что в «зеленку» может попытаться войти мужчина, ищущий семью. Его доставят ко мне… Охрана! С женщинами на КНП, вперед! Мы с Выдриным следом пойдем.

Бойцы с детьми на руках в сопровождении женщин, тащивших наскоро собранные баулы, направились в сторону привокзальной площади.

— Связь с медпунктом! — приказал Выдрину комбат.

На другом конце провода трубку взял капитан Адамский.

— Это Аркан! Я отправил к тебе из «зеленки» двух чеченок, у них мальчонка лет трех. Больной. Посмотри его. Да и остальных тоже, прежде чем их пускать к беженцам. — Голубятников взглянул на Выдрина: — А теперь связь с ротами!

— Стрела-10, Стрела-10! Вызывает Аркан, — запросил сержант.

Командиры рот доложили, что продвигаются медленно, но пока без серьезных стычек с противником. Замечены мелкие группы неизвестных лиц, направляющихся на запад.

Передав гарнитуру связисту, Святослав наконец-то позволил себе закурить.

— Ну и погодка сегодня! Не пойми что. То вроде прояснится, то туман, то снег, то изморозь, да ветер пронизывающий…

— Да, товарищ подполковник, хреновая погода, — согласился Выдрин. — Уж лучше бы морозец — наш, уральский…

— Бери станцию! — приказал Голубятников. — Возвращаемся на КНП.

Примечания

6

Ручная противопехотная оборонительная граната, дальность разлета осколков до 200 м.

7

Ручная осколочная граната, радиус разлета осколков до 25 м.